Ёсикава Эйдзи. Десять меченосцев (Миямото Мусаси)

   Голод отвлек Мусаси от неприятных ощущений. Иори, судя по его лицу, тоже проголодался. Постояльцы в соседней комнате заказали большой горшок с тушеными овощами и сейчас, смеясь и громко переговариваясь, пили сакэ, закусывая аппетитно пахнувшей едой.
   Хорошо бы отведать гречневой лапши! В деревне, чтобы поесть ее, крестьянину надо весной посеять гречиху, ухаживать за ней летом, сжать и обмолотить осенью, смолоть в муку зимой. В городе достаточно хлопнуть в ладоши.
   – Иори, не заказать ли нам гречневой лапши?
   – Здорово! – выпалил мальчик.
   Хозяйка приняла заказ. Мусаси, прикрыв глаза от солнца, ждал еду. На противоположной стороне улицы он прочитал вывеску: «Полирую души. Дзусино Коскэ, мастер стиля Хонъами». Иори изумленно спросил:
   – Как это «полирую души»?
   – Думаю, что он полирует мечи, раз в надписи упоминается стиль Хонъами. Надо зайти в мастерскую и привести меч в порядок.
   Лапшу не несли, и Мусаси решил вздремнуть. Он растянулся на циновке, но соседи расшумелись так, что он не выдержал.
   – Иори, попроси соседей вести себя потише.
   Комнаты разделяла фусума, но вместо того, чтобы раздвинуть перегородку, Иори пошел к соседям через коридор.
   – Не шумите, мой учитель хочет спать, – сказал он разгулявшимся барышникам.
   Шум мгновенно стих, и все злобно уставились на мальчика.
   – Ты что-то сказал, креветка?
   Прозвище не понравилось Иори.
   – Мы перебрались наверх, чтобы избавиться от мух, – ответил он с вызовом, – а здесь вы орете, не даете отдохнуть.
   – Сам явился или тебя послал твой учитель?
   – Учитель.
   – Тогда нечего тратить на тебя время, головастик. Передай хозяину, что Кумагоро из Титибу поговорит с ним попозже. А теперь исчезни!
   Кумагоро был грубым верзилой, двое его дружков под стать ему. Взгляд у них был тяжелый, и Иори предпочел поскорее уйти.
   Мусаси заснул. Мальчик тихо сел у окна.
   Вскоре фусума отодвинулись, и в щелку заглянул один из барышников. Послышался хохот и оскорбительные замечания.
   – Подумать только, ему мешают! Бродяга ронин! Вообразил, что хозяин гостиницы!
   – Надо проучить его.
   – Верно. Узнает, как командовать торговцами из Эдо!
   – Словами его не проймешь. Стащим вниз и выльем на голову ведро конской мочи.
   – Поручите это мне, – заговорил Кумагоро. – Если он не извинится в письменной форме, искупаем его в моче. Пейте сакэ, я скоро вернусь. – Самодовольно улыбаясь, Кумагоро затянул пояс кимоно.
   Отодвинув фусума, Кумагоро ввалился в соседнюю комнату.
   – Прошу прощения! – развязно сказал он.
   Служанка только что принесла лапшу – шесть порций в лакированной коробке, и Мусаси не успел приступить к еде.
   – Они идут! – прошептал Иори, в ужасе отодвигаясь в угол. Кумагоро уселся, скрестив ноги перед собой. Локти он упер в колени.
   – Потом поешь. Не притворяйся, что не боишься меня. Отложи палочки! – со свирепой улыбкой сказал он.
   Мусаси словно и не слышал Кумагоро. Помешав палочками лапшу, он начал есть.
   На лбу Кумагоро вздулись вены.
   – Отставь чашку! – гневно потребовал барышник.
   – Кто вы? – вежливо осведомился Мусаси, продолжая есть.
   – Не знаешь? В Бакуротё только глухие и немые не знают моего имени.
   – Я туговат на ухо. Скажите все-таки, кто вы и откуда.
   – Я Кумагоро из Титибу, лучший торговец лошадьми во всем Эдо. Дети при виде меня не могут даже плакать от страха.
   – Вы, значит, продаете лошадей.
   – Продаю, продаю самураям, учти, прежде чем задирать меня.
   – Чем я задел вас?
   – Послал этого хорька с замечанием, что шумим. Кто ты такой? Тебе тут не гостиница для даймё с тишиной и порядком. Мы, торговцы лошадьми, любим погулять вволю.
   – Я убедился в этом.
   – Зачем тогда помешал нашему веселью? Я требую извинения.
   – Извинения?
   – Да, в письменной форме. Напишешь на имя Кумагоро и его друзей. Иначе хорошенько тебя проучим в конюшне.
   – Интересно вас послушать.
   – А?
   – Можно заслушаться.
   – Не болтай! Мы получим извинение?
   Кумагоро теперь не говорил, а рычал, его малиновый лоб в лучах вечернего солнца блестел от пота. Кимоно распахнулось, обнажив волосатую грудь. Обиженный Кумагоро вытащил из-за пояса кинжал.
   – Не теряй время! Хватишь лиха, если не услышу ответа. Кумагоро воткнул кинжал в пол рядом с обеденным столиком.
   – Как же мне тебе ответить? – спросил Мусаси, едва не рассмеявшись.
   Палочками он подхватил черную соринку на лапше и выбросил ее в окно. Потом также молча выловил еще что-то черное. Кумагоро вытаращил глаза.
   – Никакого спасения от них, – беззаботно проговорил Мусаси. – Иори, хорошенько вымой палочки.
   Иори вышел. Кумагоро бесшумно удалился в свою комнату и шепотом рассказал приятелям про увиденное чудо. Он сначала принял черные точки за мусор, но потом понял, что это живые мухи, которых Мусаси ловил на лету палочками. Барышники быстро собрались и покинули гостиницу. Воцарилась тишина.
   – Так-то лучше, – сказал Мусаси мальчику. Они рассмеялись, переглянувшись.
   Стемнело, над крышей «полировщика душ» светила луна. Мусаси встал, поправил кимоно и сказал:
   – Надо заняться мечом.
   Он шел к выходу, когда хозяйка гостиницы встретила его на лестнице со словами:
   – Вам письмо.
   Мусаси удивился, что кто-то узнал его адрес.
   – Посыльный здесь? – спросил он.
   – Нет, он сразу ушел.
   На внешней стороне письма стоял единственный иероглиф «Сукэ». Мусаси понял, что это сокращение от имени Кимуры Сукэкуро. Мусаси прочитал: «Я сообщил господину Мунэнори, что видел тебя утром. Он обрадовался, услышав о тебе. Он интересуется, когда ты придешь к нам».
   Мусаси спустился вниз и попросил у слуги кисть и тушь. Примостившись в уголке, он написал на оборотной стороне письма: «С удовольствием нанесу визит господину Мунэнори в любое время, когда он соизволит провести со мной поединок. У меня, воина, нет других причин для визита в его дом».
   Мусаси поставил подпись «Масана» – свое официальное имя, которым пользовался крайне редко.
   – Иори! – позвал Мусаси. – Есть поручение.
   – Да, господин!
   – Отнеси письмо господину Ягю Мунэнори.
   – Слушаюсь, господин!
   По словам хозяйки гостиницы, любой в Эдо знал, где живет Мунэнори, но она все-таки подробно объяснила дорогу:
   – Иди прямо по главной улице до пересечения с большой дорогой, сверни на нее и иди до моста Нихонбаси. Потом сверни влево к реке и иди до квартала Кобикитё. Там каждый покажет дом Мунэнори.
   – Спасибо, надеюсь, я найду его, – ответил Иори, уже надевший сандалии. Он обрадовался поручению, особенно потому, что дело касалось важного даймё. Стемнело, но он решительно вышел на улицу и скрылся за углом. Глядя ему вслед, Мусаси подумал: «Мальчик слишком самоуверен. Это может ему повредить».

«ПОЛИРОВЩИК ДУШ»

   – Добрый вечер! – поздоровался Мусаси. В доме Дзусино Коскэ ничто не свидетельствовало о роде занятий его хозяина. Ни витрины с выставленными образцами товаров, ни решетчатой двери, привычной в лавках. Мусаси стоял в длинной прихожей с земляным полом, справа виднелась комната. На приподнятой части прихожей на татами, обняв железный ящик, спал человек, похожий на даосского святого, какого Мусаси видел на старой картине. Худое, длинное лицо спящего походило на сырую глину. Мусаси не обнаружил в его облике ничего похожего на мастера-оружейника.
   – Добрый вечер! – повторил Мусаси погромче.
   Коскэ приподнял голову, словно очнувшись от векового сна. Сев и вытерев слюну с подбородка, он лаконично спросил:
   – Чем могу служить?
   Мусаси подумал, что такой мастер может лишь тупить мечи и души. Он все же протянул Коскэ свой меч и объяснил, что с ним делать.
   – Посмотрим, – произнес Коскэ. При виде меча он положил левую руку на колено и склонил в поклоне голову. Правой рукой он принял меч.
   «Странный тип, – подумал Мусаси. – Не замечает заказчика, но приветствует меч поклоном». 
   Мягким движением Коскэ извлек меч из ножен, поставил его вертикально и внимательно осмотрел от рукояти до кончика клинка. Глаза его засветились, напомнив Мусаси блеск стеклянных глаз у деревянных Будд. Вложив меч в ножны, Коскэ с интересом взглянул на Мусаси.
   – Садитесь, – пригласил он, подвигаясь на циновке. Мусаси снял сандалии и сел рядом с мастером.
   – Это ваш фамильный меч? Сколько поколений он находится в вашей семье?
   – О нет! – воскликнул Мусаси. – Совсем обыкновенный клинок.
   – Вы им пользуетесь по назначению или носите как принадлежность вашего сословия?
   – Я с ним не воевал. Поверьте, это обыкновенный меч, какой носят все, может, немного лучшего качества.
   – Как отполировать? – спросил Коскэ, глядя Мусаси в глаза.
   – Что вы имеете в виду?
   – Нужна заточка, чтобы легко рубить?
   – Разумеется. Чем острее меч, тем он лучше.
   – Вы правы, – вздохнул Коскэ.
   – Вас что-то смущает? Разве мастер не точит меч так, чтобы он хорошо рубил?
   «Полировщик душ» придвинул ножны Мусаси и сказал:
   – Отнесите его другому мастеру. Ничем не могу вам помочь.
   «Странно», – подумал Мусаси. Он чувствовал раздражение, но решил промолчать. Коскэ сидел с непроницаемым лицом, не собираясь вдаваться в объяснения.
   Они молча сидели некоторое время, разглядывая друг друга. С улицы заглянул сосед.
   – Коскэ, рыболовный шест есть? Время прилива, рыба выпрыгивает из воды. Дай шест, а я поделюсь уловом.
   Коскэ скучающе взглянул на соседа.
   – Попроси еще у кого-нибудь. Я отвергаю убийства и не держу в доме орудий для их осуществления.
   Сосед исчез. Коскэ помрачнел еще больше.
   Любой на месте Мусаси давно ушел бы, но хозяин заинтересовал его. В странном мастере было нечто привлекательное – не воля, не ум, а первозданная доброта, какую вы ощущаете, глядя на старинную керамику – кувшин для сакэ работы Карацу или чайную чашку Нонко. У Коскэ на виске было пятно, подобное щербинкам на керамических вещах, которые подчеркивают их земное происхождение.
   Мусаси с возрастающим интересом приглядывался к мастеру.
   – Почему вы не хотите полировать мой меч? Неужели он настолько плох, что его нельзя наточить?
   – Вы, как и я, прекрасно знаете, что ваш клинок отличного качества, каким славится провинция Бидзэн. Я знаю, вам нужно наточить меч для уничтожения людей.
   – Что в этом плохого?
   – Все так и говорят: ничего дурного в том, чтобы наточить меч. А меч точат, чтобы он лучше рубил.
   – Конечно, вам ведь приносят мечи...
   – Подождите, – поднял руку Коскэ. – Наберитесь терпения выслушать меня. Помните вывеску на моей лавке?
   – На ней написано «полировщик душ» или что-то в этом роде, если иероглифы не имеют иного значения.
   – Заметьте, на вывеске слово «меч» совсем не упоминается. Мое занятие – полировка душ самураев, а не их оружия. Люди никак не возьмут в толк, а меня в свое время этому учили.
   – Ясно, – проговорил Мусаси, хотя по правде ничего не понял.
   – Следуя заветам своего учителя, я не полирую мечи тех самураев, которые находят удовольствие в убийстве людей.
   – По-своему вы правы. А кто ваш учитель?
   – Об этом написано на вывеске. Я учился в доме Хонъами под началом самого Хонъами Коэцу.
   Коскэ гордо выпрямился, произнося имя наставника.
   – Удивительное совпадение! Я имел счастье знать вашего учителя и его замечательную матушку госпожу Мёсю.
   Мусаси рассказал о встрече на поле у храма Рэндайдзи, о днях, проведенных в доме Коэцу. Коскэ удивленно смотрел на самурая.
   – Уж не вы ли тот самый человек, наделавший столько шума в Киото, разбив школу Ёсиоки в Итидзёдзи? Миямото Мусаси?
   – Да, я ношу это имя, – слегка покраснел Мусаси. Коскэ согнулся в поклоне.
   – Простите, что я докучал вам наставлениями. Я не подозревал, что передо мной знаменитый Миямото Мусаси.
   – Ваши мысли необыкновенны и очень интересны. Характер Коэцу проявляется и в его учениках.
   – Вы знаете, что семейство Хонъами состояло на службе у сегунов Асикаги? Порой их вызывали и в императорский дворец полировать мечи. Коэцу утверждает, что японские мечи существуют не для того, чтобы убивать или увечить людей. Их предназначение – поддерживать императорскую власть и защищать народ, подавлять дьявола и изгонять зло. Меч – душа самурая, самурай носит меч как символ служения своему назначению. Меч постоянно напоминает о долге тому, кто правит людьми. Естественно, что мастер, полирующий мечи, должен полировать и дух владельца меча.
   – Справедливо, – согласился Мусаси.
   – Коэцу учил, что, вглядываясь в прекрасный меч, следует различать священный свет, дух мира и спокойствия. Он чувствовал отвращение к плохим мечам. Он и близко к ним не подходил.
   – Да, я понял. Вы почувствовали нечто дурное в моем мече?
   – Нет. Немного опечалился. С тех пор как я приехал в Эдо, мне приносили множество мечей, но ни один из их владельцев не имел понятия об истинном призвании меча. Порой я сомневался, есть ли душа у их обладателей. Единственное, что их интересовало, как разрубить человека на части или снести голову. Печально. По этой причине несколько дней назад я сменил вывеску. Но, кажется, толку от этого мало.
   – И я пришел докучать вам той же просьбой. Сочувствую вам.
   – По-моему, с вами все может обернуться иначе. Откровенно говоря, я был потрясен, увидев ваш клинок. Пятна на нем – следы человеческой плоти. Я посчитал вас заурядным ронином, который кичится бессмысленными убийствами.
   Мусаси склонил голову. Он словно слышал голос Коэцу.
   – Спасибо за урок, – сказал Мусаси. – Я ношу меч с мальчишеских лет, но я никогда не задумывался о его духе. Придется теперь поразмыслить над вашими словами.
   Коскэ, казалось, почувствовал громадное облегчение.
   – Я отполирую ваш меч. Вернее, сочту за честь полировать душу такого самурая, как вы.
   Стемнело. Зажгли лампу. Мусаси решил, что пора уходить.
   – Подождите, – сказал Коскэ. – У вас есть запасной меч на время, пока ваш будет у меня?
   – У меня один длинный меч.
   – Я одолжу вам. Среди моих мечей, конечно, нет ничего особенного, но давайте посмотрим.
   Хозяин провел Мусаси в заднюю комнату. Достав из стенного шкафа несколько мечей, он разложил их на татами.
   – Пожалуйста, берите любой, – предложил Коскэ.
   Коскэ явно скромничал – клинки были высшей пробы. У Мусаси разбежались глаза. Наконец он выбрал один из мечей и, взяв его в руки, буквально влюбился в него. Легкое прикосновение к мечу свидетельствовало о том, что сделавший его мастер вложил душу в свое произведение. Изумительная работа четырнадцатого века, вероятно, периода Ёсино. Мусаси смутился, подумав, что меч чересчур хорош для него, однако не мог выпустить из рук это творение. Он смотрел как завороженный на зеркальную поверхность клинка.
   – Вы позволите взять этот? – спросил Мусаси хозяина, избегая слова «временно».
   – У вас наметанный глаз, – одобрил Коскэ, убирая мечи в шкаф. Впервые в жизни Мусаси почувствовал что-то похожее на жадность.
   Он знал, что не стоит затевать разговор о покупке меча. Поскольку цена будет ему не по средствам.
   – А вы не согласились бы продать мне этот меч? – неожиданно для себя произнес Мусаси.
   – Пожалуйста.
   – Сколько вы хотите за него?
   – Я уступлю его за ту же цену, которую заплатил за него сам.
   – И сколько?
   – Двадцать золотых монет.
   – Пожалуй, я верну его вам, – вздохнул Мусаси.
   – Зачем? – удивился Коскэ. – Я вас не ограничиваю во времени. Держите его у себя сколько угодно.
   – Нет, мне так будет тяжелее. Я и сейчас не представляю, как выпущу его из рук. А после того, как он побудет со мной некоторое время, я буду с кровью отрывать меч от себя.
   – Вы правда так привязались к нему? – изучающе взглянул Коскэ на Мусаси. – Хорошо, я отдаю его вам, но взамен вы подарите мне одну вещь. 
   Мусаси растерялся, у него не было ровным счетом ничего, что можно предложить взамен за бесценный подарок.
   – Я слышал от Коэцу, что вы режете статуэтки. Вы окажете мне честь, сделав для меня фигурку Каннон. Этого будет достаточно за меч.
   Последнюю статуэтку Каннон Мусаси сделал в Хотэнгахаре.
   – У меня нет готовой, – сказал он. – Я принесу вам статуэтку через несколько дней. – Можно взять меч?
   – Конечно! Я не настаиваю, чтобы вы немедленно принесли статуэтку. Кстати, зачем вам оставаться в гостинице? Пожалуйста, поживите у меня. У меня есть свободная комната.
   – Прекрасно! – воскликнул Мусаси. – Завтра я переберусь к вам и сразу примусь за работу.
   – Посмотрите вашу комнату, – пригласил Коскэ, который теперь сиял от волнения и счастья.
   Мусаси шел следом за хозяином по веранде, в конце которой была лестница на второй этаж. Уютная комната располагалась между первым и вторым этажами. В решетчатое окно заглядывали ветви абрикосового дерева, покрытые росой.
   Коскэ, указывая на черепичную крышу во дворе, сказал:
   – Моя мастерская.
   Незаметно появилась жена хозяина с кувшинчиком сакэ и закуской. Хозяин и гость все глубже проникались взаимной симпатией. Они сидели в непринужденных позах, забыв об этикете, и доверительно беседовали. Разговор, разумеется, касался излюбленной темы.
   – Все толкуют о значении меча, – говорил Коскэ. – Любят у нас порассуждать, что меч – святыня Японии, душа самурая, но обращаются с ним безобразно все без исключения: и самураи, и монахи, и горожане. Я несколько лет ходил по синтоистским храмам и старинным аристократическим домам, чтобы осмотреть известные собрания мечей. – Щеки Коскэ раскраснелись, глаза горели. Он захлебывался словами, брызгая слюной. – Ни один из прославленных мечей не содержится в должном порядке. Например, в храме Сува в провинции Синано хранится более трехсот мечей. Бесценное сокровище, но лишь пять клинков не поражены ржавчиной. Храм Омисима в Иё славится собранием, в котором три тысячи мечей разных эпох. Я провел целый месяц в храме и нашел всего десять клинков в хорошем состоянии. Возмутительно!
   Коскэ перевел дух.
   – Чем древнее меч, тем понадежнее хозяин старается спрятать его. Меч становится недоступным и ржавеет в небрежении. Владельцы мечей похожи на неразумных родителей, которые так пекутся о своих чадах, что из них вырастают уроды. Детей, правда, можно нарожать много, так что потери восполняются, но мечи... – Приподняв острые плечи и сглотнув слюну, мастер провозгласил: – Хороших мечей больше не будет! Бесконечные усобицы испортили кузнецов-оружейников, они забыли секреты мастерства. Качество мечей никуда не годится. Спасение дела в заботе о старинных мечах. И сейчас оружейник может имитировать старинную работу, но только внешне, былое качество недостижимо. Разве терпимо такое безобразие?
   Коскэ, резко поднявшись, вышел из комнаты и вернулся с мечом невероятной длины.
   – Извольте взглянуть! Великолепный клинок, но какая чудовищная ржавчина!
   Мусаси насторожился. Меч, несомненно, принадлежал Сасаки Кодзиро. Мусаси мгновенно вспомнил все, связанное с мечом и его хозяином.
   – Какой длинный меч. Не всякий самурай сладит с ним, – невозмутимо произнес Мусаси.
   – Верно, – согласился Коскэ. Он держал его вертикально, острой стороной к себе. – Видите, ржавчина проступила пятнами, но меч до сих пор в деле.
   – Вот как?
   – Большая редкость. Он сделан в период Камакуры. Потребуется много времени, но я приведу его в порядок. Ржавчина поражает только поверхность мечей старинной работы. Будь это современная поделка, так я никогда бы не свел пятна. Ржавчина, как язва, проедает металл насквозь.
   – Владелец меча сам приходил к вам? – поинтересовался Мусаси.
   – Нет, я был по делам в усадьбе даймё Хосокавы, и один из его служивых людей, Ивама Какубэй, попросил меня зайти к нему домой на обратном пути. Он дал мне этот меч, сказав, что оружие принадлежит его гостю.
   – Прекрасная работа, – заметил Мусаси, не отрывая глаз от меча.
   – Боевой клинок. Владелец носит его на спине, но меня попросили переделать ножны, так чтобы меч можно было носить на боку. Хозяин или очень высокого роста, или виртуозный фехтовальщик.
   Коскэ захмелел, и Мусаси собрался в гостиницу.
   Была глубокая ночь. Постояльцы уже спали. В темноте Мусаси поднялся в свою комнату. Иори не было. Мусаси забеспокоился. Он представил состояние мальчика, потерявшегося ночью в незнакомом городе. Мусаси спустился вниз и растолкал спящего сторожа.
   – Разве его нет? – удивился старик. – Я думал, он с вами. Мусаси вышел на улицу, не зная, что предпринять. Спрятав руки на груди, он стоял, вглядываясь в черную, как лак, ночь.

ЛИСА

   – Это квартал Кобикитё?
   Получив утвердительный ответ, Иори продолжал сомневаться. Редкие огни светились лишь во времянках, в которых ночевали плотники и каменщики. Чуть дальше виднелась белая полоса залива. На берегу реки громоздились штабеля леса и кучи щебенки. Иори слышал, что в Эдо строят невероятно быстро, но ему не верилось, что усадьба Ягю может соседствовать с лачугами поденщиков.
   «Как мне быть?» – думал Иори, присев на бревна. Подошвы ног горели от усталости, и он прошёлся по росистой траве. Пот на спине высох, волнение улеглось, но легче ему не стало. «Во всем виновата старая тетка с постоялого двора, – ругался про себя Иори. – Наплела ерунды!» Мальчик не корил себя за потерянное время, которое он проглазел на балаганы в квартале Сакаитё.
   В поздний час не у кого было спросить дорогу. Иори не хотелось оставаться ночью в незнакомом месте. Нужно выполнить поручение и хотя бы до рассвета вернуться в гостиницу. Иори решил разбудить рабочих.
   Он направился к лачуге, в которой светился огонек, и наткнулся на женщину. Голова ее была обмотана куском рогожи.
   – Добрый вечер! – поздоровался Иори.
   Женщина приняла его за мальчика на побегушках из винной лавки.
   – А, это ты, выродок! – набросилась она на Иори. – Ты зачем швырял в меня камнями?
   – Я этого не делал! – запротестовал Иори. – Я вообще вижу вас в первый раз.
   Женщина подошла ближе и рассмеялась.
   – И вправду не ты! А что забыл здесь славный мальчик в темную ночь?
   – Меня послали с поручением, а я не могу найти нужный дом.
   – Какой?
   – Усадьбу господина Ягю, владетеля Тадзимы.
   – Ну и шутник ты! – расхохоталась женщина. – Ягю – даймё, учитель сегуна. Думаешь, тебе откроют ворота? Ты к кому-нибудь из слуг идешь?
   – У меня письмо.
   – Кому?
   – Самураю по имени Кимура Сукэкуро.
   – Верно, один из служивых людей. Но ты весельчак, щеголяешь именем господина Ягю, будто он тебе приятель.
   – Я должен отдать письмо. Вы знаете, где усадьба?
   – По ту сторону рва. Перейдешь мост и сразу увидишь дом даймё Кий. Рядом усадьбы Кёгоку, Като и Мацудайры, владетеля Суо.
   Женщина по пальцам пересчитывала усадьбы, показывая на приземистые склады по другую сторону рва.
   – А следующий как раз тот, что тебе нужен.
   – А за мостом тоже квартал Кобикитё?
   – Кобикитё? А как же!
   – Вот вредная старуха, которая наврала мне про дорогу!
   – Ругаться нельзя. Ты такой милый мальчик. Я провожу тебя до усадьбы господина Ягю.
   Женщина пошла вперед. Глядя на ее рогожу, Иори вспомнил о привидениях.
   Они были на середине моста, когда встречный мужчина свистнул и задел плечом женщину. От прохожего несло сакэ. Женщина развернулась и уцепилась за пьяного.
   – Я тебя знаю! – затараторила она. – Вздумал пройти мимо? – Женщина тянула мужчину за рукав.
   – Пусти! – бормотал он.
   – Не хочешь пойти со мной?
   – Денег нет!
   – А я задаром!
   Женщина повисла на пьяном, как пиявка. Обернувшись к Иори, она крикнула:
   – Ступай! Я занята!
   Она тянула мужчину, но тот упирался. Иори изумленно смотрел на них. Женщина наконец взяла верх, и парочка скрылась под мостом. Иори заглянул через перила. Женщина запустила в него камнем. Мальчик пригнулся и побежал по мосту. За всю жизнь на бесплодных пустошах Хотэнгахары он не видел ничего страшнее, чем искаженное лицо женщины, белевшее в темноте.
   Сразу за мостом был амбар, за ним забор, потом еще один амбар, потом другой. Отсчитав пятую по порядку усадьбу, Иори подошел к воротам. На беленной известью стене была изображена двухъярусная женская шляпа. Иори знал из модной песенки, что это герб рода Ягю.
   – Кто там? – раздался голос привратника.
   – Ученик Миямото Мусаси с письмом, – ответил Иори, придав голосу внушительность.
   Сторож что-то сказал, но Иори не расслышал. Вскоре приоткрылась дверца, вырезанная в створе ворот для того, чтобы впускать людей, не открывая громадные ворота.
   – Ты почему среди ночи явился? – подозрительно спросил сторож. Иори протянул письмо.
   – Передайте, пожалуйста. Я подожду ответа.
   – Письмо Кимуре Сукэкуро? – уточнил привратник.
   – Да.
   – Его здесь нет.
   – А где он?
   – В доме в Хигакубо.
   – Но все говорили, что усадьба господина Ягю в Кобикитё.
   – Здесь только амбары с рисом, лесом и прочим добром.
   – Значит, сам даймё не живет здесь?
   – Верно.
   – А это самое Хигакубо далеко отсюда?
   – Изрядно.
   – Где же оно находится?
   – На холмах за городом. В местечке Адзабу.
   – В первый раз слышу такое название. – Иори разочарованно вздохнул, но чувство долга заставляло его не терять времени.