– Это богиня Аматэрасу? – вопросительно посмотрел мальчик на Мусаси.
   – Да, сама богиня Солнца.
   Прикрыв глаза ладонью, Иори сквозь пальцы смотрел на солнце.
   – Моя кровь того же цвета, как и солнце! – воскликнул он.
   Мальчик сложил ладони вместе и задумался, склонив голову. «У обезьян есть мать, у меня нет. Зато у меня есть богиня, которой нет у обезьян», – размышлял он. Слезы радости навернулись на глаза, дивная музыка храмовых танцев наполнила душу.
   Очнувшись, Иори обнаружил, что Мусаси ушел вперед. Мальчик побежал вдогонку. Дорога тянулась теперь под сенью гигантских криптомерии, которым было пятьсот, а может, и тысяча лет. На мшистых стволах лепились небольшие белые цветы. Низкий бамбук рос почти на самой дороге, превращая ее в тропинку.
   Раздался грохот выстрела и чей-то крик. Зажав уши, Иори нырнул в бамбуковые заросли.
   – Лежи и не шевелись, если даже они наступят на тебя, – послышался голос Мусаси.
   В полумраке леса тускло блестели наконечники копий и лезвия мечей. Когда раздался выстрел, кто-то вскрикнул, но нападавшие не видели, в кого угодила пуля. Они растерялись. Иори опасливо приподнял голову. В полутора метрах от него из-за дерева выдвигалось лезвие меча. Мальчик, не выдержав, вскочил.
   – Учитель, – крикнул он, – здесь кто-то прячется!
   Меч был занесен над головой Иори, когда кинжал, который метнул Мусаси, угодил в висок нападавшего. Мусаси уже перехватил древко копья, с которым бросился на него один из монахов. Снова послышался чей-то крик, словно люди в засаде затеяли драку между собой. Второй монах с копьем бросился на Мусаси, но и его копье оказалось зажатым под мышкой у Мусаси.
   – Кто вы? – прогремел Мусаси. – Назовитесь, или мне придется считать вас врагами и пролить кровь на священной земле.
   Мусаси резко развернулся, не выпуская копий, и оба монаха кубарем покатились по земле. Одного Мусаси прикончил мечом, но, обернувшись, столкнулся с пятью направленными на него клинками. Мусаси мгновенно пошел в атаку. Уцелевший монах, подобрав копье, бросился за убегающим Иори. Не успел Мусаси прийти на выручку мальчику, как пятеро бросились в наступление. Мусаси смерчем обрушился на пятерку, оставляя за собой разрубленные до пояса тела. В правой руке у него был длинный меч, в левой – короткий. Кровь из-под меча, опустившегося на голову последнего из нападавших, ударила темной струей. Мусаси поднял руку, чтобы отереть лицо, и в тот же миг за его спиной раздался странный металлический звук. Резко обернувшись, он занес меч, но клинок уже обвила цепь с железным шаром на конце.
   – Ты забыл меня, Мусаси? – крикнул Байкэн, натягивая цепь. – Сисидо Байкэн с горы Судзука! – воскликнул Мусаси.
   – Мой брат Тэмма зовет тебя в долину ада! Ждать ему недолго!
   Байкэн подтягивал Мусаси поближе, чтобы пустить в ход серп. Окажись у Мусаси только длинный меч, гибель была бы неминуемой.
   Мусаси знал, что попал в капкан. Железный шар на цепи с серпом были знакомы ему, но он видел это оружие лишь в руках жены Байкэна. Одно дело видеть, другое – от него обороняться. Торжествующее лицо Байкэна было совсем рядом. Мусаси понял, что лучше всего бросить длинный меч. Угрожавший ему серп дернулся в сторону, но тут же над головой Мусаси просвистел железный шар. Мусаси уклонялся от шара, но попадал под серп. Он не мог приблизиться к противнику с коротким мечом. Напряжение возросло до предела, тело Мусаси действовало само по себе. Бежать было поздно, поскольку Мусаси неминуемо наткнулся бы на подручных Байкэна.
   До слуха донесся жалобный крик. Иори? Мусаси решил, что мальчик убит.
   – Умри, гад! – раздалось за спиной Мусаси. – Мусаси, ты что так долго возишься? – продолжал тот же голос. – Кончай с этим, а я разделался с остальными.
   Мусаси не узнал голоса, но сосредоточился на поединке с Байкэном. Главная задача бывшего кузнеца состояла в том, чтобы удержать Мусаси на расстоянии в длину цепи с железным шаром. Мастерство Байкэна было виртуозным. Мусаси осенило, что его противник применяет, по сути, тактику двух мечей, только вместо клинков у него цепь с шаром и серп.
   – Теперь я понял стиль Яэгаки! – торжествующе воскликнул Мусаси.
   Отскочив на полтора метра назад, он переложил короткий меч из левой руки в правую и метнул его как стрелу в Байкэна. Тот увернулся, меч вонзился в дерево, но Мусаси уже навалился всей тяжестью тела на противника и вырвал из ножен кузнеца его меч. Рассеченный Байкэн рухнул оземь, как дерево, расколотое молнией.
   Мусаси, как потом говорили, даже выразил подобие сожаления по поводу гибели создателя стиля Яэгаки.
   – Великолепный удар! – раздался восхищенный голос. – Так раскалывают бамбук вдоль ствола. Впервые вижу этот удар.
   – Неужели ты? – воскликнул, обернувшись, Мусаси.– Гонноскэ из Кисо? Как ты здесь оказался?
   – Давно мы не виделись. Нашу встречу устроил бог горы Мицуминэ не без помощи моей матери. Перед смертью она многому меня научила, – рассмеялся Гонноскэ.
   – Иори? – тревожно воскликнул Мусаси.
   – Он жив и здоров, я спас его от той скотины в монашьем облачении. Мальчик спрятался на дереве.
   Иори с дерева видел, как привязанный Куро держал Око за рукав кимоно. Она вырвалась, оставив в зубах собаки кусок рукава, и бросилась бежать.
   – Женщина убегает! – закричал Иори. – Пусть. Слезай! – приказал Мусаси.
   – Там еще и раненый монах.
   – Он уже не навредит нам.
   – Женщина, видимо, из заведения «Оину», – проговорил Гонноскэ и рассказал, как совершенно случайно узнал о грозящей Мусаси опасности. Он был тем спящим посетителем, которого Око по ошибке приняла за пьяного мужа.
   – Ты убил человека с мушкетом? – спросил Мусаси.
   – Не я, а моя дубинка, – весело ответил Гонноскэ. – Я знал, что таким воинам, как ты, помощь не требуется, но когда в дело пускают мушкет, надо быть начеку. Я пришел сюда пораньше и занял позицию в тылу у стрелка.
   Было убито двенадцать человек, из них семеро – дубинкой.
   – Я должен сообщить властям о происшедшем, потому что эта земля принадлежит храму. Я лишь защищал себя, – сказал Мусаси.
   На обратном пути у моста они натолкнулись на сторожевой отряд. Мусаси рассказал все старшему отряда, но тот неожиданно приказал связать Мусаси.
   – Вперед! – приказал командир, не слушая протесты пленника.
   Мусаси возмутило то, что с ним обошлись как с заурядным разбойником. По дороге в храм они встретили еще несколько пикетов правительственной стражи, и в конце пути Мусаси окружала охрана в сотню человек.

ДВА УЧЕНИКА ОДНОГО УЧИТЕЛЯ

   – Успокойся! – Гонноскэ прижал к себе Иори.– Ты ведь мужчина.
   – Потому-то я и плачу, что мужчина, – всхлипнул еще громче Иори.
   – Мусаси сам сдался властям. Они не ловили его. Его обязательно скоро выпустят. Пойдем!
   Иори не двигался. На дорогу из зарослей выскочила собака Байкэна с окровавленной пастью.
   – Помоги! – закричал Иори, метнувшись к Гонноскэ.
   – Хочешь, понесу тебя на закорках?
   Иори прижался к широким плечам Гонноскэ.
   Праздник закончился, ветер гнал по пустынным улочкам храмовой деревни мусор и клочки бумаги. Гонноскэ хотел незаметно пройти мимо чайной «Оину», но Иори, заглянув внутрь, сообщил:
   – Та женщина здесь.
   – А где же ей быть? Почему арестовали Мусаси, но не тронули ее?
   Око тоже заметила любопытных прохожих. В глазах ее вспыхнула ненависть.
   – Собираетесь в путешествие? – засмеялся Иори, кивнув на приготовленный мешок Око.
   – Не твое дело! Думаете, я не знаю, кто убил моего мужа?
   – Сами виноваты.
   – Вы за это заплатите!
   – Ведьма!
   – А вы воры. Ограбили храмовую сокровищницу.
   – Кто вор? – угрожающе произнес Гонноскэ, опуская Иори на землю. – Повтори, что сказала.
   – Воры!
   Гонноскэ схватил Око за руку, но у нее в другой руке оказался кинжал. Гонноскэ выбил кинжал и швырнул Око на пол. Та стремительно вскочила на ноги и с воплем: «Воры!» бросилась к выходу. Гонноскэ метнул кинжал ей вслед. Клинок, пронзив Око насквозь, вышел из груди.
   Крики Око всполошили жителей селения, которые и без того были взбудоражены ограблением храмовой сокровищницы. Похитители не тронули старинных мечей, зеркал и прочих древностей, а унесли только золотой песок и золото в слитках. Никто толком ничего не знал, но крики Око подтвердили, что воры еще здесь. Перед чайной «Оину» собралась перевозбужденная толпа, вооруженная бамбуковыми пиками, мушкетами и палками. Гонноскэ и Иори пришлось спасаться через заднюю дверь и бежать несколько часов, пока преследователи не отстали. Теперь выяснилось, за какое «преступление» арестовали Мусаси.
   Гонноскэ и Иори вышли на перевал Сёмару.
   – Отсюда видна равнина Мусасино, – проговорил Иори и невольно спросил: – Что сейчас делают с Мусаси?
   – Допрашивают, – отозвался Гонноскэ.
   – Нельзя его спасти?
   – Надо хорошенько подумать.
   – Сделай что-нибудь! Пожалуйста!
   – Нет нужды умолять меня. Я тоже считаю Мусаси своим учителем. Иори, ты мало чем можешь мне помочь. Доберешься один до дома?
   – Попробую. А ты?
   – Отправлюсь в Титибу. Если Мусаси не выпустят, я что-нибудь придумаю, даже если придется разнести тюрьму для его спасения.
   Для пущей убедительности Гонноскэ ударил дубинкой по земле. Иори одобрительно кивнул.
   – Молодец! – произнес Гонноскэ. – Жди меня и Мусаси дома.
   Зажав под мышкой свое оружие, Гонноскэ пошел в сторону Титибу.
   Иори не сомневался, что найдет дорогу домой, но ему страшно хотелось спать. Теплый день вконец сморил его. Он решил отдохнуть на обочине в тени каменного Будды.
   Был уже вечер, когда Иори проснулся. Кто-то негромко разговаривая с другой стороны статуи. Зная, что подслушивать нехорошо, мальчик притворился спящим.
   На большом камне сидели двое, к соседнему дереву были привязаны две лошади, к седлам которых были приторочены по два лакированных ящика с надписью: «Из провинции Симоцукэ. Для нужд Западного укрепленного кольца. Поставщики лакированных изделий ко двору сёгуна».
   Иори незаметно выглянул из-за Будды. Беседующие не походили на дородных дворцовых чиновников – слишком мускулистые, с пронзительным взглядом. Старшему было за пятьдесят, солнце поблескивало на его шляпе, напоминавшей капюшон с козырьком. Голова его спутника, жилистого молодого человека с задорным чубом, была повязана полотенцем.
   – Здорово мы придумали с лакированными ящиками, – сказал молодой человек.
   – Пусть люди думают, что мы со стройки в замке. Я бы сам не додумался.
   – Научишься у меня понемногу.
   – Знай меру в шутках со старшими. А впрочем, кто знает? Лет через пять старый Дайдзо может, станет исполнять твои приказы.
   – Молодые взрослеют, взрослые стареют, таков закон жизни.
   – Думаешь, я боюсь старости?
   – А как же? Ты всегда думаешь о своем возрасте, поэтому спешишь сделать как можно больше.
   – Да, ты неплохо меня узнал.
   – Пора? Я бы не хотел, чтобы нас схватили.
   – Не трусь. Страх лишает человека уверенности.
   – Я ведь недавно в этом деле. Порой я вздрагиваю от порыва ветра.
   – Не считай себя заурядным вором. Верь, что трудишься на благо родной страны, тогда и страх пройдет.
   – Ты всегда так говоришь, но, по-моему, ты заблуждаешься.
   – Ты должен следовать своим убеждениям, – произнес Дайдзо, словно уговаривая самого себя.
   Молодой человек вскочил в седло и, тронув коня, проговорил:
   – Следи за мной. Если я замечу опасность, подам сигнал. Дайдзо, поотстав, последовал за молодым человеком.
   Иори, выждав несколько минут, пошел следом. Он сразу догадался, что эти люди ограбили храмовую сокровищницу. Всадники спустились на равнину Мусасино.
   – Видны огни Огиматия, – проговорил молодой человек.
   Чуть дальше извивалась в лунном свете река Ирума,. похожая на небрежно брошенный пояс-оби. Всадники въехали в город.
   – Дзёта, мы здесь перекусим, накормим лошадей, а я наконец выкурю трубку,– проговорил Дайдзо.
   Они остановились около полутемной чайной. Дзета с плошкой еды уселся поближе к двери, чтобы следить за лошадьми с поклажей. Поев, он отправился кормить лошадей. Иори зашел в харчевню напротив.
   Когда оба всадника двинулись в путь, он быстро сгреб остатки риса и жевал его на ходу, следуя за подозрительной парой. Теперь всадники ехали рядом.
   – Дзета, ты послал известие в Кисо?
   – Да.
   – Какое время назначил?
   – Полночь. Мы не опоздаем.
   В холодном ночном воздухе отчетливо слышалось каждое слово. Дайдзо называл молодого человека уменьшительным именем, а юноша величал старшего «хозяином». Старик, верно, возглавлял банду, но Иори показалось, что они – отец и сын. Значит, это потомственные бандиты, то есть самые опасные разбойники. Иори все же решил идти следом, чтобы потом сообщить властям о грабителях.
   Город Кавагоэ спал, темный, как полуночное болото. Всадники проехали по улице, затем свернули на дорогу, ведущую на холм. На придорожном камне была надпись: «Лес на Холме отрубленных голов – вверх».
   Иори двинулся прямиком через кусты и достиг вершины раньше всадников. Под большой сосной сидели три ронина. Вскоре один из них поднялся и произнес:
   – Все в порядке. Дайдзо приехал.
   Дайдзо и ронины без лишних слов принялись за работу. Они откатили в сторону громадный камень и стали копать. Скоро по одну сторону ямы возвышалась куча земли, по другую – мешки с золотом и серебром, к которым добавили и привезенную в лакированных ящиках добычу. Сокровищ здесь было на многие тысячи рё. Мешки с деньгами навьючили на трех лошадей, ящики сбросили в яму, забросали землей и сверху придавили камнем.
   – Теперь можно и покурить, – произнес Дайдзо, доставая трубку. Остальные, отряхнув одежду, расположились вокруг него.
   Дайдзо прекрасно изучил провинцию Канто во время паломничества по храмам. Не было ни одного святилища, где бы он не оставил пожертвований, но никому не приходило в голову спросить, откуда у него столько денег.
   Дайдзо, Дзётаро и трое ронинов обсудили план действий. Решили, что Дайдзо больше не следует появляться в Эдо, однако надо было забрать золото из склада в Сибауре, сжечь бумаги и распорядиться судьбой Акэми.
   На рассвете Дайдзо и ронины верхом двинулись на Кисо по тракту Косю, а Дзётаро пешком отправился в противоположном направлении. Иори посмотрел на звездное небо, словно спрашивая, за кем последовать ему.
   Дзётаро размашисто шагал по дороге, пересекавшей равнину Мусасино. Осеннее солнце припекало по-летнему, лучи его, казалось, проникали под кожу. Мельком оглянувшись, Дзётаро пробормотал: «Он все еще здесь». Он уже останавливался раза два, думая, что мальчик хочет его о чем-то спросить, но тот не приближался. За поворотом Дзётаро спрятался в заросли бамбука. Иори остановился, нерешительно оглядываясь вокруг. Дзётаро возник перед ним словно из-под земли.
   – Эй, парень!
   Иори на мгновение опешил, но быстро взял себя в руки.
   – Что еще? – ответил он небрежно.
   – Почему ты плетешься за мной?
   – Я иду в Дзюнисо Накано, – с невинным видом ответил Иори
   – Врешь, ты идешь след в след за мной.
   – С чего ты взял? – сказал Иори и рванулся, чтобы убежать, но Дзётаро схватил его за подол кимоно.
   – А ну-ка, выкладывай!
   – Я ничего не знаю...
   – Врун! Кто послал тебя подглядывать?
   – А ты гнусный вор!
   – Что? – крикнул Дзётаро, притянув Иори к себе.
   Иори вывернулся и побежал со всех ног. Дзётаро кинулся следом. Иори несся через пустошь к деревенским домам, камышовые крыши которых выглядывали из-за деревьев.
   – На помощь! – кричал Иори.– Вор!
   Иори слышал удары молота в кузнице. Из домов и сараев, увешанных связками хурмы, выскакивали люди.
   – За мной гонится вор, хватай его! Они ограбили храм!
   К удивлению Иори, никто не торопился схватить Дзётаро. Иори, заскочив за какой-то амбар, притаился, переводя дух. Дзётаро, добежав до деревни, пошел шагом с невозмутимым видом. Чисто одетый молодой человек в глазах деревенских совсем не походил на бандита или разбойного ронина.
   Иори, возмущенный поведением жителей деревни, решил поскорее добраться до Накано, где можно рассчитывать на помощь. Он пошел полями, чтобы срезать путь. Вскоре показались знакомые криптомерии, до дома оставалось не больше километра. Внезапно перед ним выросла фигура Дзётаро, преградившая дорогу. Теперь Иори был дома. Он отпрыгнул назад и обнажил меч. Дзётаро бросился на Иори с голыми руками и схватил его за шиворот, но Иори успел полоснуть нападавшего мечом.
   – Мерзавец! – выругался Дзётаро, увидев кровь, струившуюся по правой руке.
   Иори вспомнил урок фехтования. Глаза. Мусаси постоянно твердил: глаза, глаза! Вся воля сосредоточилась в его глазах, горевших ненавистью.
   – Придется тебя прикончить! – крикнул Дзётаро, вырывая из ножен меч.
   Иори бросился в атаку, применив заученный на занятиях прием. Дзётаро сразу понял, что недооценил мальчишку. Он не ожидал, что Иори владеет мечом. Теперь Дзётаро сражался всерьез. Он должен убрать любопытного ради своих друзей. Дзётаро отчаянно размахивал мечом, но толку было мало. Иори, отразив его наскок, побежал, затем внезапно ринулся в контратаку. Иори снова побежал, заманивая противника на свою территорию.
   – Где ты? – спросил Дзётаро, очутившись в густой роще. Сверху на него посыпались кора и листья. – Я тебя вижу! – крикнул Дзётаро и полез на дерево. – Если у тебя не вырастут крылья, считай себя покойником.
   Иори оказался на самой верхушке, когда Дзётаро, ухватившись за толстую ветку, стал подтягиваться перед решающим рывком. Иори только и ждал этого момента. Его меч рубанул по основанию ветки, и Дзётаро полетел вниз.
   – Ворюга! – крикнул ему вслед Иори.
   Ветки смягчили падение. У Дзётаро пострадала только его гордость.
   Он снова полез наверх.
   Внезапно откуда-то послышались заунывные звуки флейты-сякухати. Противники невольно замерли, прислушиваясь к мелодии. Дзётаро решил сменить тактику.
   – Хорошо, – заговорил он, – признаю, что ты владеешь мечом. Это мне нравится. Скажи, кто тебя послал шпионить за мной, и я тебя отпущу.
   – Признай свое поражение!
   – Ты что, с ума сошел?
   – Я еще не взрослый, но я Мисава Иори – единственный ученик Миямото Мусаси. Принять твои условия – значит оскорблять честь моего учителя. Сдавайся!
   – Что? Что ты сказал? – не поверил своим ушам Дзётаро. Дзётаро был готов признать поражение. В порыве чувств он начал расспрашивать:
   – Как поживает мой учитель? Здоров ли он? Где он?
   Удивленный Иори, все еще держась подальше от Дзётаро, ответил:
   – Ха! Мой учитель не мог воспитать вора!
   – Не называй меня так! Мусаси вспоминал когда-нибудь о Дзётаро?
   – Дзётаро?
   – Если ты действительно его ученик, то непременно слышал от него мое имя. Я был с Мусаси в твоем возрасте.
   – Выдумываешь небылицы.
   – Правда.
   Дзётаро полез вверх по стволу к Иори, желая объяснить ему, что они ученики одного учителя, но получил удар в ребро. Сорвавшись, он ухватился за Иори, увлекая его за собой. Оба рухнули на землю и лишились чувств.
   В жилище Мусаси было свежо, потому что оно состояло пока из одной крыши на столбах. Стен еще не было. Такуан, придя сюда, чтобы посмотреть последствия урагана, решил дождаться возвращения Мусаси. Вечером его одиночество нарушил нищенствующий монах, который попросил кипятку.
   Закончив ужин, состоявший из рисовых колобков, монах в знак благодарности предложил поиграть для Такуана на сякухати. Играл любитель, но звуки, извлекаемые из флейты, подкупали искренностью чувств, и Такуан угадал в них историю целой жизни. Раскаяние звучало в каждой ноте от первого до последнего звука мелодии. Такуан подумал, что это и повествование его жизни, ведь при всех различиях люди – всего лишь собрание несбывшихся надежд в человеческой коже.
   – По-моему, я тебя где-то видел,– проговорил Такуан. Монах направил незрячий взор на Такуана и пробормотал:
   – Я узнал твой голос. Ты Такуан из Тадзимы? Такуан поднес лампу к лицу монаха.
   – Аоки Тандзаэмон?
   – Такуан! О, как хотел бы я забраться в какую-нибудь щель и сокрыть в ней свою греховную плоть!
   – Кто бы мог подумать, что мы вновь встретимся. После событий в храме Сипподзи минуло десять лет.
   – Я с содроганием вспоминаю те дни, – ответил монах. – Теперь я обречен на вечный мрак. В бренном мире меня удерживает лишь мысль о сыне.
   – У тебя есть сын?
   – Мне рассказывали, что он странствует с человеком, которого тогда привязали к криптомерии, с Такэдзо. Сейчас его зовут Миямото Мусаси.
   – Ученик Мусаси – твой сын?
   – Так мне говорили. Я до сих пор испытываю стыд перед Мусаси, поэтому стараюсь пореже думать о мальчике. Сейчас ему семнадцать. Каким он стал? Мечтаю прикоснуться к нему и умереть.
   В жалкой человеческой плоти не осталось и следа от бравого самурая, который заигрывал с Оцу. Такуана захлестнула жалость к несчастному монаху, который не обрел утешения и в вере. Такуан решил, что приведет монаха к Будде, который в своем бесконечном милосердии прощает десять зол и пять смертных грехов. Тандзаэмон, обретя истинную веру, сумеет найти Дзётаро.
   Такуан назвал Тандзаэмону монастырь в Эдо.
   – Скажи настоятелю, что я послал тебя и ты сможешь жить там сколько хочешь. Я приду туда через некоторое время, нам есть о чем побеседовать. Мне кажется, я знаю, где сейчас твой сын. Попробуем устроить вашу встречу. Не тоскуй, человек даже после шестидесяти лет способен познавать радость и быть полезным людям.
   Такуан решительно выпроводил Тандзаэмона из дома. Тот ничуть не обиделся и со словами благодарности стал отвешивать низкие поклоны.-Забрав тростниковую шляпу и флейту, Аоки скрылся в темноте.
   Тандзаэмон отправился по тропе через рощу, потому что там было посуше. Неожиданно он наткнулся на что-то. Он определил на ощупь, что перед ним лежали два тела. Монах повернул назад с криком:
   – Такуан, помоги! Два мальчика лежат здесь без чувств!
   Такуан вышел из дома, надел сандалии и спустился с холма в деревню. Быстро собрав людей с факелами, он велел захватить воды. Тандзаэмон побрел дальше своей дорогой.
   Когда Такуан с крестьянами пришли в рощу, Дзётаро уже сидел, прислонившись к дереву, не совсем опамятовавшись. Держа Иори за руку, он раздумывал, приводить ли того в чувство, чтобы разузнать побольше о Мусаси, или уйти. Он вздрогнул от факелов, как дикое животное.
   – Что случилось? – строго вопросил Такуан.
   Узнав Дзётаро, он изумился так же, как и последний при виде Такуана. Юноша возмужал и изменился.
   – Дзётаро?
   Дзётаро, упершись ладонями о землю, склонился в поклоне. Он узнал Такуана с первого взгляда.
   – Ты вырос в славного парня, – сказал монах.
   Такуан пощупал пульс на руке Иори. Иори понемногу приходил в себя и, очнувшись, разразился слезами.
   – Почему ты плачешь? Ушибся? – спросил Такуан.
   – Нет. Они арестовали моего учителя. Он в тюрьме в Титибу.
   Из сбивчивого рассказа Иори Такуан понял суть дела и встревожился.
   – Мне тоже надо кое-что сказать тебе, Такуан, – вымолвил Дзётаро дрожащим голосом.
   – Не верьте ему, он вор! – вмешался Иори. – Все в его устах сплошная ложь.
   Дзётаро метнул в Иори гневный взгляд.
   – Замолчите оба! Я решу, кто прав, а кто виноват, – прикрикнул Такуан.
   Он отвел молодых людей за дом и велел разложить костер. Иори, не желая быть рядом с вором, некоторое время стоял в стороне, но потом ему стало завидно, что Дзётаро и Такуан дружески беседуют у огня, и он сел около них. Дзётаро изливал душу, как женщина на исповеди перед Буддой.
   – Четыре года меня опекает человек по имени Дайдзо. Он из Нараи в провинции Кисо. Его мысли о спасении страны близки мне, и я готов умереть за него. Обидно, когда меня называют вором. Я по-прежнему остаюсь учеником Мусаси. Я не отрывался от него душой ни на День. Дайдзо и я поклялись перед богами земли и неба, что не выдадим нашей тайны и не раскроем наших целей. Я не откроюсь даже тебе, но я не позволю, чтобы Мусаси оставался в тюрьме. Я пойду в Титибу и признаюсь в грабеже.
   – Если вы ограбили сокровищницу, значит, ты вор, – произнес Такуан.
   – Нет! Мы не имеем ничего общего с обычными грабителями, – запротестовал Дзётаро, отведя глаза в сторону.
   – Не знал, что воры делятся по разновидностям.
   – Мы совершаем это не ради собственной корысти, а во имя народа. Мы используем богатства на благо людей.
   – Отказываюсь понимать тебя. Ты утверждаешь, что ваши грабежи – добродетельное преступление? Сравниваете себя с бандитами-героями из китайских романов? Вы – жалкая пародия.
   – Не могу вдаваться в подробности, чтобы не преступить клятву.
   – А может, тебя просто одурачили?
   – Как тебе угодно. Я сознаюсь ради Мусаси. А тебя прошу замолвить за меня доброе слово перед учителем.
   – И не подумаю. Мусаси невиновен. Рано или поздно его все равно выпустят. Гораздо важнее, чтобы ты обратился к Будде. Через меня ты можешь ему покаяться в грехах.
   – Будда?
   – Ты не ослышался. Изображаете, будто совершаете нечто значительное во имя народа, а на деле вы – выскочки, которые приносят горе многим.
   – Мы не думаем о себе, стараясь для людей.
   – Глупец! – Такуан влепил пощечину Дзётаро. – Человек – суть всего на земле. Каждое действие есть проявление личности. Человек, не познавший себя, не способен на что-либо для других.