Трое пассажиров были убиты бандитами. Еще двое, в том числе Сара Батлер – приятная молодая леди, сидевшая за моим столиком, погибли в результате разгерметизации, не успев надеть костюмы.
   Не уцелели также три члена экипажа и один офицер.
   По большому счету нам повезло. Могло быть и хуже. К счастью, мятежники намеревались захватить, а не уничтожить «Гибернию». Сэнди попытался закрыть люк воздушного шлюза, и его сожгли на месте. Не зацепись он рукой за панель управления шлюза, его вынесло бы наружу при разгерметизации, когда я пытался освободить корабль. Остальные члены экипажа погибли во время сражения.
   Я сидел на мостике в своем кресле и пытался хоть как-то оправдать собственную глупость. Мы всегда крепки задним умом. Перед моими глазами плыло невидящее, укоризненное лицо Сэнди. Удастся ли когда-нибудь избавиться от этого видения? Я взял микрофон:
   – Мистеру Кэрру и мистеру Тамарову явиться на мостик.
   Через несколько минут гардемарины вошли и встали по стойке «смирно». Я скомандовал «вольно»:
   – Проложите курс назад к станции. Необходимо появиться над их верхним шлюзом в двух километрах от него. Сверьте ваши результаты с решением Дарлы. – Они приступили к работе, а я снова предался размышлениям. Вакс озабоченно наблюдал за происходящим с места первого офицера.
   – Вакс, а где кадет Фуэнтес?
   – В столовой. Помогает мистеру Браунингу.
   – Как он там оказался?
   – Он был со мной у носового шлюза, когда все началось. Я отослал его охранять кубрик гардемаринов.
   – А-а.
   Кубрик на первом уровне не нуждался в охране, а если бы и нуждался, то мальчишка-кадет едва ли мог его защитить. Просто Вакс отослал Рики от греха подальше.
   Вакс покраснел:
   – Да, сэр. А после того как все успокоилось, я послал его к мистеру Браунингу.
   – Очень хорошо. – Я мог этому только порадоваться. Слишком много юных существ загубил я сегодня.
   Когда гардемарины закончили прокладку курса, я попросил Вакса проверить, все ли в порядке. На этот раз придется положиться на их вычисления. Голова нестерпимо болела, несмотря на успокоительное доктора Убуру, а может, именно из-за него.
   Мы выпустили несколько реактивных струй из вспомогательных двигателей, чтобы повернуть назад к станции «Шахтера». Я был близок к обмороку, когда передал управление Ваксу. Через час, чтобы не пролететь мимо, были включены тормозные трастеры.
   Настало время действовать. Я взял в руки микрофон, чувствуя себя полным идиотом. Приказ, который я собирался отдать, на боевых кораблях Объединенных Наций слышали разве что во время учений.
   – Всем подготовиться к атаке на станцию! – Я резко нажал клаксон, раздался назойливый гудок.
   Отовсюду, где застал их приказ, – из кубриков, туалетов, столовой, из ремонтных бригад – мужчины и женщины поспешили на свои штатные места. Все системы, кроме жизнеобеспечивающих, были отключены. Гидропоника и рециркуляторы переведены в автоматический режим работы. Персонал у аппаратов в машинном отделении удвоен, потому что именно из машинного отделения обеспечивалось энергоснабжение лазеров «Гибернии».
   В рубке связи толпились матросы, настраивающие свою аппаратуру для наблюдения за вражеским лазерным и ракетным огнем. Команды антилазерной защиты пришли в полную боевую готовность. Расположенные на носу «Гибернии» особые люки были открыты, чтобы в нужный момент развернуть легкие тонкие экраны, предназначенные для отклонения вражеских лазерных лучей.
   Я знал, что это перестраховка, потому что на орбитальных станциях нет лазерных пушек. На Шахтер, расположенный на расстоянии шестидесяти трех световых лет от Земли и шести от Надежды, заходят только корабли Военно-Космического Флота. Другие просто не совершают межзвездных путешествий. Кому придет в голову его атаковать?
   Моя радиостанция была настроена на частоту, которую использовали прибывающие корабли.
   – Внимание, станция «Шахтер». С вами говорит судно Флота Объединенных Наций «Гиберния», командир Николас Сифорт. Прием!
   Через мгновение динамик ожил:
   – Мы вас слышим.
   – Еще две минуты, и я открываю огонь, если вы безоговорочно не капитулируете. Где генерал Кол?
   Несколько секунд микрофон молчал. Потом последовал ответ:
   – Катитесь вы к такой-то матери, ребята!
   – Ровно через минуту и сорок пять секунд я открываю огонь. Я прорежу дыру в корпусе длиной двадцать метров около вашего верхнего шлюза. Будьте готовы к разгерметизации.
   Через микрофоны были слышны их взволнованные голоса. Потом ответил уже кто-то другой:
   – Давай, разгерметизируй нас! Тогда генерал вместе с другими офицерами окажутся в воздушном шлюзе.
   – Мне плевать. Вина ляжет на вас, а не на меня.
   Вакс вздохнул. Я протянул руку к кнопке открытия лазерного огня, но не нажал ее:
   – Управление огнем, приготовиться! Прицел в корпус около воздушного шлюза «Шахтера»!
   – Есть, сэр.
   – Мы убьем их всех, – проскрежетал голос из микрофона.
   – Осталась минута. После разгерметизации я дам вам еще одну минуту, после чего разнесу вашу станцию на мелкие кусочки. И начну с вашего отсека связи.
   – Вы не посмеете! Станция стоит миллионы! Вас повесят!
   Я ответил каким-то чужим голосом:
   – Знаю. На это я и надеюсь. Осталось сорок пять секунд. – Я нажал на предохранитель открытия лазерного огня.
   – Вы спятили!
   – Вы погибнете. И очень скоро.
   Раздался тревожный голос Дарлы:
   – Встречный лазерный луч низкой энергии! Неустойчивый пучок.
   – Какого черта? – На «Шахтере» не должно быть оружия.
   – Экран полностью развернут. Пучок в пределах экрана.
   Я посмотрел на Вакса:
   – Какой-нибудь режущий механизм? Ручные лазеры, связанные вместе, чтобы вести залповый огонь?
   Вакс пожал плечами, его беспокоили проблемы более важные.
   – Командир, пожалуйста, не взрывайте станцию.
   Я нажал на кнопку микрофона:
   – Тридцать секунд! – И повернулся к Ваксу: – Сожалею, мистер Хольцер.
   Мы приближались к шлюзам станции. Лазеры были в полной боевой готовности.
   – Пятнадцать секунд!
   – Полагаясь на милость Божью, мы вверяем ваши тела вечности… – произнес я хладнокровно.
   – О Господи, – прошептал Вакс.
   – …пусть ждут Дня Великого суда, когда души предстанут перед Великим и Всемогущим Богом…
   – Подождите, не стреляйте! – Мне казалось, что я слышу запах исходящего от них страха.
   – Открыть огонь!
   Я наблюдал за экранами. Кусок обшивки около воздушного шлюза обвис.
   – Прекратите стрельбу, мы сдаемся! – раздался крик.
   – Рубка связи, прекратить огонь! – Я поставил лазеры на предохранитель. – На станции, подтвердите безоговорочную капитуляцию!
   И тут я услышал еще чей-то голос:
   – Слушайте, мистер, мы проиграли и понимаем это. Но, если капитулируем, нас все равно убьют. Если не вы, то они. Мы просим амнистии.
   – Нет. – Я не собирался менять своего решения.
   – Наша свобода в обмен на станцию. Сделка.
   – Нет.
   – Тогда сохраните нам жизнь! Или уничтожьте станцию. Нам нечего терять!
   Он был прав. Мне понадобилось всего несколько секунд на размышления.
   – Согласен. Как представитель Генерального секретаря Объединенных Наций, я отменю все вынесенные вам смертные приговоры. Даю слово.
   – И генералу тоже?
   – Моя гарантия распространяется на все военные силы Объединенных Наций.
   Вакс схватился за голову. Я не сделал ничего противозаконного, но вряд ли Адмиралтейство одобрит мои действия. Скорее, наоборот.
   – Дайте мне одну минуту. Прошу вас. Мне надо переговорить с остальными.
   – Хорошо.
   Вакс и остальные гардемарины затаили дыхание, в то время как я наблюдал за часами. Две минуты.
   – Ваше время истекло. Через пятнадцать секунд открываю огонь.
   – Мы сдаемся!
   – Очень хорошо. Освободите ваших офицеров, идите в воздушный шлюз и откройте внешний люк. У вас есть еще три минуты.
   На это им потребовалось пять минут. Я подвел «Гибернию» настолько близко, насколько счел возможным, и послал матроса в скафандре с реактивными двигателями привязать канат к их воздушному шлюзу. После чего приказал мятежникам перебраться по канату к нашему шлюзу. Мы взяли их одного за другим. Всего пятнадцать. Мистер Вышинский и его помощники держали наготове лазерные пистолеты.
   Несколько часов спустя генерал Фредерик Кол сидел в моей каюте. Рядом с ним стоял нетронутый стакан с виски. Генерал оказался полнеющим, но еще крепким человеком лет шестидесяти. Он наотрез отказался признать мои условия и потребовал выдать ему мятежников, чтобы допросить и повесить их. Мы сверлили друг друга взглядами.
   Я пожал плечами:
   – Вы ведете себя так, будто у вас есть выбор. – Я взял микрофон. – Мистер Хольцер, прошу вас явиться в каюту командира и проводить генерала Кола с корабля.
   – Я не подчиняюсь вашим приказам!
   – Да, но вы на моем корабле. Как только мы закончим разгрузку, я отчалю.
   – А как же мятежники?
   – Они будут под моей зашитой и улетят вместе со мной.
   – Они находятся в моем подчинении! Вы не можете этого сделать! – Он вскочил на ноги.
   – Послушайте меня. – Я мог теперь говорить все, что хотел, поскольку мне было наплевать на последствия. – Генерал Кол, вы идиот. Занесите ваш протест в мой и ваш журналы и покиньте корабль.
   – Вы позволите мятежникам остаться безнаказанными? Но ведь это – предательство! – Он потерял над собой всякий контроль.
   В люк постучал Вакс.
   – Безнаказанными? – спросил я, открывая люк. – Вряд ли. Их допросят и осудят. Возможно, им захочется умереть еще до того, как они отсидят положенный срок. Но вешать их мы не станем.
   – Как же, по-вашему, я смогу поддерживать порядок, если вы собираетесь обойтись с ними столь либерально?
   – А я и не думаю, что вы сможете поддерживать порядок. Напротив, уверен, что они снова выиграют еще до того, как мы сюда вернемся.
   Он смешался и тяжело опустился в кресло:
   – Понимаете, что все это для меня значит? Позволить кучке гражданских захватить станцию? Это конец карьеры.
   Я дал Ваксу знак подождать снаружи и снова закрыл люк:
   – Необязательно. Станцию я вам уже вернул. Остается решить кой-какие проблемы на планете. Ваша карьера зависит от того, как вы с ними справитесь.
   – Вы так думаете? – Он с надеждой поднял на меня глаза. – Ха. Они презирают слабых.
   – Кто? Горняки или командование Объединенных Наций?
   – И те и другие. Я и сам их презираю.
   – Признайте договор, который я с ними заключил, и я останусь поблизости, чтобы подстраховать вас. Мои лазеры можно при необходимости развернуть в сторону планеты. В своем докладе я укажу, что вы сами восстановили контроль над ситуацией. – Я становился дипломатом. Если не удается диктовать, надо торговаться.
   После долгих споров он наконец согласился со мной. Я проводил его с корабля, отдал пятнадцать заключенных под его опеку и перевел корабль на временную орбиту на высоте в тысячу километров над поверхностью планеты.
   Оставалось сделать еще три дела.
   Мы все – офицеры, матросы, пассажиры – собрались в круговом коридоре у носового воздушного шлюза. Задрапированные флагами алюмалоевые фобы покоились в шлюзе за моей спиной. Я читал заупокойную молитву Христианского Воссоединения.
   Еще в каюте, облачаясь в белую форму и надевая через плечо черную траурную ленту, я решил достойно провести ритуал. Мой голос должен быть ровным, никакой дрожи. Я пообещал это самому себе. Оставалось только выполнить обещание.
   Я начал без обиняков:
   – Пепел к пеплу, прах к праху…
   Сэнди сидел на койке неподвижно, ожидая, когда Вакс разрешит ему двигаться.
   – Человек, рожденный от женщины…
   Сэнди, ухмыляясь, держал свой оркестрон над головой Рики.
   Мой голос дрогнул. Слова застряли в горле. Я так же виновен в смерти Сэнди, как и те мерзавцы, что сидят на гауптвахте.
   – Полагаясь на доброту и милость Всевышнего, мы вручаем их тела…
   Появляется десяток людей в скафандрах, и я разрешаю им подняться на борт? Лучше бы я отказался от своего назначения после смерти командира Мальстрема. Глаза на искаженном болью лице Сэнди смотрят сквозь меня. Я кладу руку на его пробитую лазерным лучом грудь. Еще несколько слов, и все будет кончено.
   Сэнди не было и шестнадцати. Еще вчера впереди у него была вся жизнь. Он с волчьим аппетитом ел свой завтрак в столовой. Шутил с нами за обедом. Умывался. Улыбался. Стоял на вахте. А теперь из-за меня его останки лежат в холодном металлическом ящике.
   – …до Дня Великого суда, когда души людей предстанут перед Всемогущим Господом Богом нашим… Аминь.
   У меня хватило сил закончить службу. Я взглянул на Вакса. Он молчал, но плечи его вздрагивали, а глаза покраснели от слез. Я горько улыбнулся. Вакс, который мучил Сэнди в кубрике, был потрясен его смертью, а я, его защитник, не мог пролить ни слезинки.
   – Старшина Терил, откройте, пожалуйста, внешний люк. – Я сделал паузу. – Опустить гробы, мистер Терил.
   Гробы медленно исчезли в темноте.
   Оставалось еще два дела.
   Когда я тяжело шагал к мостику, путь мне преградила чья-то фигура. Я поднял глаза. Аманда.
   – Говорят, твоя смелость спасла корабль. Спасибо тебе… Ники.
   – Это не так, – ответил я спокойно. – Прости.
   Вернувшись на мостик, я приказал:
   – Дерек, Алекс, проложите курс на Надежду. Вакс, пусть мистер Вышинский доставит заключенных в наручниках и кандалах на мостик.
   – Есть, сэр.
   Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Я не отрываясь смотрел на экран. Слышно было, как Алекс с Дереком стучат по клавишам пульта. Скоро. Скоро все будет кончено.
   – Сообщение с «Шахтера», сэр. Мятеж полностью подавлен.
   – Очень хорошо.
   Семеро, скованные наручниками и кандалами, выстроились у стенки в линию. Тем не менее Вакс и главный старшина корабельной полиции были вооружены станнерами.
   – Дарла, запишите все, что сейчас будет происходить. – Лампочки видеомагнитофонов загорелись. – Как представитель Правительства Объединенных Наций на корабле, я обвиняю вас в пиратском нападении на «Гибернию» – судно Военно-Космического Флота Объединенных Наций, выполняющее служебный рейс, а также в убийстве девяти человек при попытке взять судно на абордаж и захватить его. Вас будет судить военный трибунал. Председателем назначаю себя! Признаете ли вы себя виновными и хотите ли что-то сказать в свое оправдание? Говорите по очереди.
   Пленные, запинаясь, один за другим признали себя виновными в попытке овладеть кораблем. Их предводитель, Кервин Джонс, устало смотрел на меня.
   – Есть ли у вас какие-нибудь оправдательные мотивы, способные хоть немного смягчить вашу вину?
   Из их высказываний постепенно вырисовывалась следующая картина. Задержка кораблей с припасами вызвала среди горняков панику. Поползли зловещие слухи. Генерал Кол умыл руки. Связи с цивилизованным миром не было. В подобной ситуации не мудрено впасть в отчаяние.
   Я спокойно выслушал их, а потом сказал:
   – Ваши показания ничего не меняют. Вы обвиняетесь в попытке захватить корабль, убийстве офицера Военно-Космического Флота, трех членов экипажа и пяти пассажиров. По праву командира я приговариваю вас к смертной казни. Заседание закончено.
   – Вы обещали! – закричал Джонс. – Дали слово нас не убивать!
   – Ничего подобного не было!
   – Вы поклялись!
   – Дарла, воспроизведите, пожалуйста, запись.
   Через секунду в динамике зазвучал мой голос, записанный на магнитофонную ленту:
   – Нет, мы вас не расстреляем. Даю вам слово.
   – Спасибо, Дарла. Я не нарушу данного обещания. Вас не расстреляют. Мистер Вышинский, отведите их на гауптвахту, а затем по одному в лазарет. Допросите и узнайте, кто убил мистера Уилски.
   Прошло несколько часов. Вакс не раз пытался заговорить со мной, но я приказывал ему замолчать. Доктор закончила допрос на детекторе лжи с применением наркотиков. Я отдал новые приказы.
   Главный старшина корабельной полиции, главный инженер и несколько матросов собрались вокруг шахты синтеза, через которую была переброшена доска. Шесть заключенных стояли связанные, с кляпами во рту. Каждый раз я сам спокойно пускал в ход тележку, а когда эта грязная работа закончилась, отпустил матросов.
   Оставалось еще одно дело.
   – Мистер Хольцер, примите командование на мостике. Шеф, эвакуируйте всех из секций шесть, семь и восемь второго уровня и поставьте часовых у коридорных люков, ведущих в эти секции. Мистер Вышинский, следуйте за мной на гауптвахту.
   Седьмой заключенный, убивший лазером Сэнди, со связанными за спиной руками, в отчаянии мерил шагами камеру.
   – Мистер Вышинский, ждите меня здесь. – Мой голос звучал по-прежнему бесстрастно.
   – Есть, сэр.
   Я взял мятежника за плечо, вывел с гауптвахты и повел по коридору и по лестнице вверх на второй уровень. Часовой у секции восемь отдал мне честь и отступил в сторону. Я втолкнул преступника в секцию, а оттуда потащил за поворот коридора к воздушному шлюзу.
   Там я нажал кнопку на пульте дистанционного управления. И когда открылся внутренний люк, подтолкнул к нему пленного.
   – Что вы делаете? – с ужасом спросил он.
   Вместо ответа я взял его за плечо, ударом под колено сбил с ног и рывком посадил. Затем повернулся к внутреннему люку.
   – О Господи, нет! – Он поднялся и побежал ко мне.
   Стоя в проеме люка, я отшвырнул его назад, и он растянулся на палубе воздушного шлюза. Я вышел в коридор и нажал на пульте кнопку управления внутренним люком. Дверь плавно закрылась. Человек в ужасе бросался на трансплексовый люк, отскакивая от его прочной поверхности.
   Я снова направил пульт дистанционного управления на контрольную панель и нажал на кнопку. Внешний люк плавно открылся. Я смотрел, как ужасное содержимое камеры вихрем унеслось в космос, когда шлюз разгерметизировался.
   Через несколько минут я вернулся на мостик:
   – Координаты синтеза?
   – Они здесь, сэр. – Алекс вывел их на экран своего дисплея. Он судорожно сглотнул, избегая смотреть мне в глаза.
   – Дарла?
   Дарла высветила свои цифры. Данные совпадали.
   – Машинное отделение, приготовиться к синтезу!
   Через секунду последовал ответ:
   – К синтезу готовы, сэр. Управление передано на мостик.
   Я провел пальцем по экрану управления. Экраны потухли.
   – Мистер Хольцер, вы остаетесь на вахте.
   Покинув мостик, я отправился к себе в каюту, запер люк, снял китель и сел к столу. Меня стала бить дрожь. Я равнодушно думал о том, когда же наконец сойду с ума, и, зная, что меня никто не услышит, закричал, что было сил. До боли в горле.
   – Иди, Таук, – прошептал я, – глядя на стенку каюты, расположенную вдоль внешнего корпуса корабля. – Я готов к встрече с тобой. – Нет сомнений, что на этот раз он придет вместе с Сэнди.

Часть II

   20 ноября, год 2195-й от Рождества Христова

21

   Наступил октябрь, а за ним ноябрь. Я почти не выходил из каюты. И редко съедал еду, которую мне приносили. Время от времени ходил на вахты, однако при первой же возможности освобождал себя от дежурства. Иногда ужинал вместе с пассажирами в столовой, но чаще оставался в каюте. Сама мысль о том, что придется поддерживать за столом беседу, была невыносима.
   Дважды ко мне приходил мистер Таук, но я не боялся его даже во сне Он больше не тащил меня за собой сквозь обшивку корабля, а после того как я попытался последовать за ним, вообще перестал появляться.
   Как-то придя на мостик, я обнаружил там дремавшего в своем кресле Вакса. Он вздрогнул, когда я к нему подошел, и вытаращил глаза.
   – Простите, сэр, – пробормотал Вакс, густо покраснев, – я… я…
   – Все нормально. – Я сел на свое место. Стоять на вахте могли только четверо из нас, но я обычно исключал себя из списка, так что оставалось трое. Неудивительно, что Вакс переутомился. – С сегодняшнего дня буду заступать на вахты. – Вряд ли стоило менять гнетущую тишину мостика на одиночество в каюте.
   В один из редких вечеров, когда я появился в общей столовой, ко мне подошел после ужина Рейф Трэдвел. Ему недавно исполнилось четырнадцать.
   – Командир, мы хотели бы с вами поговорить. – Видимо, он имел в виду себя и сестру, и я повел их в свою каюту.
   Браг и сестра стояли плечом к плечу. Первым заговорил Рейф:
   – Командир, вам нужны гардемарины.
   – Вы решили учить меня управлять кораблем? – спросил я сурово.
   – Нет, сэр. Просто констатирую факт, – спокойно ответил он. – Вначале у вас было три лейтенанта, четыре гардемарина и пилот. А теперь всего три гардемарина и один кадет. Явно недостаточно.
   – Хотите записаться добровольцами?
   – Я нет, сэр. Только Паула. Должен ведь кто-то остаться с родителями.
   – О?
   Теперь заговорила Паула:
   – Да, сэр. У меня лучше обстоят дела с математикой.
   – Здесь не Академия, милая леди. Я не могу заниматься воспитанием детей, готовя из них гардемаринов.
   – Но взяли же вы Дерека.
   – Ему шестнадцать, он почти взрослый, а вам едва перевалило за тринадцать.
   – Ну и что? Самое время учиться. – И добавила: – Когда вы взяли нас на мостик, я сразу поняла: вот чем я хотела бы заниматься!
   – А родители?
   – Конечно, против, – беспечно ответила она. – Ничего, переживут.
   – А их согласие?
   – Они не дадут его и через миллион лет, – заявил Рейф. – А вам оно и не нужно. Вы сами говорили.
   Я грозно посмотрел на них, но это не возымело действия. Гардемарины, конечно, нужны. Вакса пора производить в лейтенанты. И Алекс на очереди, хотя еще не знает об этом. Но отбирать у родителей детей, как говорила миссис Донхаузер… У меня и без того хватает проблем. К тому же мы скоро прибудем в порт, где меня заменят.
   – Спасибо, но без согласия родителей ничего не могу сделать.
   – Вы что, боитесь их, командир? – без обиняков спросила Паула, – Вот уж не думала, что вы трус.
   Мне захотелось отшлепать ее:
   – Замолчите, юная леди.
   – Что же! Раз у вас не хватает смелости записать меня в кадеты, – в свою очередь, не желаю служить у вас под началом. – Она сложила на груди руки.
   И тут я решился. Она хочет служить, а мне нужны гардемарины. Честная сделка. Черте ними, с ее родителями.
   – Вы уверены? Знаете, что приходится выносить кадетам?
   – Знаю. – Она слегка встревожилась, потом пожала плечами. – Могут же другие, значит, и я смогу.
   – Девочкам тяжелее. Они редко служат на кораблях.
   – А лейтенант Дагалоу?
   Официально дискриминации женщин на Военно-Космическом Флоте не существовало. Но жизнь в кубрике могла превратиться для женщины в сущий ад. Однако я знал Вакса и Алекса. Ничего из ряда вон выходящего они не допустят.
   – И вы согласны разлучиться?
   Они переглянулись. Рейф едва заметно кивнул.
   – Жаль, конечно, – ответила Паула, – но ничего не поделаешь.
   – Повторяйте за мной, – сказал я. – Я, Паула Трэдвел, клянусь своей бессмертной душой…
   – Я, Паула Трэдвел…
   Ровно через минуту появился еще один кадет.
   Паула заняла койку пять в самом центре кубрика. Рики Фуэнтес перешел на место Сэнди у стены. Теперь там снова будет много народу. А Дерек получит еще несколько уроков скромности на Военно-Космическом Флоте. Впрочем, все это уже мало волновало меня. Я считал недели и дни, остававшиеся до конца вояжа.
   – Отец наш Небесный, сегодня на корабле Флота Объединенных Наций «Гиберния» 31 декабря 2195 года. Благослови нас, наше путешествие и пошли здоровье и благополучие всем на борту корабля. – После этих слов я не сел, как обычно. – Леди и джентльмены, нынешний год был по воле Божьей Годом испытаний и трагических событий. Погибли многие наши друзья и товарищи, но они все равно с нами. Они в наших сердцах. Как и все вы, я с нетерпением жду прибытия на Надежду и в последнюю ночь этого нелегкого года прошу Господа Бога исцелить наши раны.
   Теперь я сел. В ответ раздалось «Аминь». Сначала тихо, с неохотой, потом громче, дружнее. Когда шум стих, я махнул стюарду, чтобы начинал.
   Сейчас со мной сидело всего трое: миссис Донхаузер, мистер Ибн Сауд и… Аманда Фрауэл.
   – Ники, позволь мне сесть за твой столик. Они несправедливы к тебе. Пусть видят, что я не с ними.
   Сидевшим со мной потребовалось немало мужества, чтобы не пересесть, Джэред и Ирэн Трэдвел пришли в ярость, узнав, что их дочь приняла присягу, и обвинили меня в незаконных действиях. Они ворвались на офицерскую половину, чтобы забрать ее, и пришлось выпроводить их силой. Затем они пустили по кораблю петицию, в которой требовали увольнения Паулы. Ее подписали все пассажиры, в том числе и мои соседи по столу. Против этого я не возражал, но, когда Трэдвелы дали такую же бумагу на подпись членам экипажа, терпение мое иссякло. Я объявил, что член экипажа, подписавший или хотя бы обсуждавший петицию, остаток пути проведет на гауптвахте, и послал главного инженера предупредить Трэдвелов, чтобы оставили в покое экипаж, иначе окажутся в камере.
   Они устраивали беспорядки во время ужина и вынуждали выводить их из зала. Однажды днем они встретили Паулу и силой заставили вернуться в каюту. Вакс с группой матросов сняли люк их каюты, чтобы вызволить кадета.
   Наконец Рейф Трэдвел не выдержал и неделю спустя пригрозил родителям, что тоже поступит на службу, если они не оставят в покое Паулу. После этого Трэдвелы присмирели. Дети преподали им хороший урок.