Страница:
На мостике я по-прежнему мучил гардемаринов, натаскивая их в навигации и пилотаже. Дерека отослал на бочку за то, что он проявил нетерпение, и сделал вид, будто не замечаю кипевшей в нем ярости. Алекса я буквально достал, и вахта превратилась для него в настоящую пытку. Все свободное время я проводил в своей каюте в полном одиночестве. Шеф больше не приходил ко мне. Давным-давно я отослал ему его трубку и табак, причем без всяких комментариев.
Однажды я решил провести с Алексом внеочередное занятие по навигации. В любой момент гардемарин должен быть готов взять управление кораблем в свои руки. Я на собственном опыте убедился, как это важно. Я вызвал по связи кубрик, но никто не ответил. Алекс, разумеется, мог и не оказаться на месте. Странно, что там вообще никого не было. Сгорая от любопытства и мучимый подозрениями, я решил выяснить, в чем дело, и оставил мостик без наблюдения, что являлось серьезным нарушением устава.
Ни гардемаринов, ни кадетов я не нашел. Осмотрел помещения офицеров, кают-компанию, спортзал. Проверил камбуз и столовые. Спустился в помещения для экипажа и даже заглянул в машинное отделение.
Уверенный в том, что все это шалости, я крался по кораблю, стараясь представить себе, где они могут быть. Может быть, они в трюме за ангаром? Я вошел в шлюз, ведущий в пустой ангар. Двери люка распахнулись, и в полутьме я услышал крики и смех.
– Берегись! – В меня что-то полетело. Я пригнулся, но тут же почувствовал удар в грудь, и меня обдало ледяной водой. Я буквально зашипел от злости.
И в следующее мгновение все понял. Вокруг лежали батареи заполненных водой шаров. Гардемарины и кадеты в мокрой, прилипшей к телу форме швыряли друг в друга метательные снаряды.
– О Господи! Командир! – Все в ужасе застыли на месте.
Я решил сделать вид, что ничего не заметил. Иначе пришлось бы принимать меры, а мне этого не хотелось. Я уже повернулся, чтобы уйти, но передумал – в туфле у меня захлюпала вода. Я убавил свет так, что в ангаре стало почти темно:
– Вражеская атака, Вакс! Я не вооружен! Положение критическое!
Вакс среагировал мгновенно и бросил мне пару шаров. Я поймал и запустил ими в ближайшего гардемарина. Им оказался Дерек.
– Сдавайтесь! – Я угодил ему прямо в лицо.
Вскрикнув, он упал, отплевываясь ледяной водой. Я побежал на противоположный край, где стоял Рики, и начал подкрадываться к нему.
– А ну попробуй напасть на старшего!
Зато у Алекса хватило смелости запустить в меня шаром. И тут началась общая свалка. Все закончилось лишь после того, как запасы шаров иссякли. К этому времени гардемарины вместе с командиром налетели на двух несчастных кадетов, беспощадно бомбардируя их.
Задыхаясь от хохота, я прислонился к стенке в панике оттого, что не могу остановиться. Наконец взяв себя в руки, я бросил взгляд на ухмыляющихся гардемаринов:
– Допущено грубейшее нарушение устава! Приказываю вымыть помещение, дюйм за дюймом! Подтвердите приказ!
– Есть, сэр! – Все были в полном восторге. А я думал о том, как пройти в свою каюту незамеченным. Тогда я еще не осознал, что вышел наконец из депрессии и мог просыпаться по утрам пусть не с радостью, но зато без страха.
У меня вновь появился интерес к моим обязанностям.
Пилот уже в который раз попросил о встрече. Несколько месяцев я оставлял его просьбы без внимания, но теперь решил зайти к нему в каюту. Мы не встречались четыре месяца, и, увидев его, я был потрясен. Передо мной вытянулся по стойке «смирно» изможденный, со впалыми щеками и покрасневшими глазами человек. Я скомандовал «вольно».
Он облизнул губы:
– Так хотел поговорить с вами, а теперь не знаю, с чего начать.
Мне было не по себе. Он отвернулся и зябко обхватил себя руками:
– Командир, если мое положение не изменится до того, как мы причалим, для меня все будет кончено. Флот – это… Это моя жизнь. У меня ничего больше нет.
Он посмотрел на меня:
– Господи, вам не понять этого в свои восемнадцать. Но с годами все меняется. Звуки кажутся приглушеннее, краски теряют яркость, еда – вкус, запахи – остроту. То ли дело молодость, когда чувства бьют через край… – Он умолк, глядя куда-то в пространство. – Возможно, я не образцовый офицер… – Он сглотнул. – Далек от идеала. Не то что другие офицеры. Но к пилотажу у меня способности. И немалые.
Я кивнул.
– Управляя кораблем, я словно молодею. Приборы, двигатели будто оживают под моими пальцами. Да и я сам возвращаюсь к жизни. Вы только представьте себе, что значит для меня всего этого лишиться? Мне тяжело просить. И все же я прошу вас, командир!
Это было невыносимо. Я невольно вспомнил свой разговор с Роговым и сказал:
– Не надо меня просить, мистер Хейнц. Я вовсе не требую этого от вас.
– Я хорошо знаю свою работу. Умею водить корабль. Буду стараться изо всех сил… – Он не договорил. – Мне поздно начинать все сначала. Командир, ради Бога! Не дайте мне погибнуть.
– А как насчет протестов в журнал? И замечаний гардемаринам, чтобы не мешали вам своей болтовней?
– Высокомерие, – прошептал Хейнц. – Это не повторится. Вся моя жизнь – в полетах. – Глаза его блеснули. – Маневрировать, причаливать, прокладывать курс, вычислять координаты. Господи! Ничего прекраснее я не знаю.
– Вы во многом стали другим, мистер Хейнц.
– Я должен водить корабль, в этом – смысл моей жизни. Пожалуйста, командир, спасите меня! Я не стану ни во что вмешиваться, никого поучать, буду лишь исполнять свои прямые обязанности.
Я был тронут:
– Мы с вами недолюбливаем друг друга, мистер Хейнц. Тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, это не важно. Я восстанавливаю вас в должности и внесу ваше имя в график дежурств. Посмотрим, что будет дальше.
Он вздохнул с облегчением и, прикрыв глаза, прошептал:
– Спасибо. – К горлу подкатил комок. Мне было мучительно стыдно. Я сломал человека.
22
Однажды я решил провести с Алексом внеочередное занятие по навигации. В любой момент гардемарин должен быть готов взять управление кораблем в свои руки. Я на собственном опыте убедился, как это важно. Я вызвал по связи кубрик, но никто не ответил. Алекс, разумеется, мог и не оказаться на месте. Странно, что там вообще никого не было. Сгорая от любопытства и мучимый подозрениями, я решил выяснить, в чем дело, и оставил мостик без наблюдения, что являлось серьезным нарушением устава.
Ни гардемаринов, ни кадетов я не нашел. Осмотрел помещения офицеров, кают-компанию, спортзал. Проверил камбуз и столовые. Спустился в помещения для экипажа и даже заглянул в машинное отделение.
Уверенный в том, что все это шалости, я крался по кораблю, стараясь представить себе, где они могут быть. Может быть, они в трюме за ангаром? Я вошел в шлюз, ведущий в пустой ангар. Двери люка распахнулись, и в полутьме я услышал крики и смех.
– Берегись! – В меня что-то полетело. Я пригнулся, но тут же почувствовал удар в грудь, и меня обдало ледяной водой. Я буквально зашипел от злости.
И в следующее мгновение все понял. Вокруг лежали батареи заполненных водой шаров. Гардемарины и кадеты в мокрой, прилипшей к телу форме швыряли друг в друга метательные снаряды.
– О Господи! Командир! – Все в ужасе застыли на месте.
Я решил сделать вид, что ничего не заметил. Иначе пришлось бы принимать меры, а мне этого не хотелось. Я уже повернулся, чтобы уйти, но передумал – в туфле у меня захлюпала вода. Я убавил свет так, что в ангаре стало почти темно:
– Вражеская атака, Вакс! Я не вооружен! Положение критическое!
Вакс среагировал мгновенно и бросил мне пару шаров. Я поймал и запустил ими в ближайшего гардемарина. Им оказался Дерек.
– Сдавайтесь! – Я угодил ему прямо в лицо.
Вскрикнув, он упал, отплевываясь ледяной водой. Я побежал на противоположный край, где стоял Рики, и начал подкрадываться к нему.
– А ну попробуй напасть на старшего!
Зато у Алекса хватило смелости запустить в меня шаром. И тут началась общая свалка. Все закончилось лишь после того, как запасы шаров иссякли. К этому времени гардемарины вместе с командиром налетели на двух несчастных кадетов, беспощадно бомбардируя их.
Задыхаясь от хохота, я прислонился к стенке в панике оттого, что не могу остановиться. Наконец взяв себя в руки, я бросил взгляд на ухмыляющихся гардемаринов:
– Допущено грубейшее нарушение устава! Приказываю вымыть помещение, дюйм за дюймом! Подтвердите приказ!
– Есть, сэр! – Все были в полном восторге. А я думал о том, как пройти в свою каюту незамеченным. Тогда я еще не осознал, что вышел наконец из депрессии и мог просыпаться по утрам пусть не с радостью, но зато без страха.
У меня вновь появился интерес к моим обязанностям.
Пилот уже в который раз попросил о встрече. Несколько месяцев я оставлял его просьбы без внимания, но теперь решил зайти к нему в каюту. Мы не встречались четыре месяца, и, увидев его, я был потрясен. Передо мной вытянулся по стойке «смирно» изможденный, со впалыми щеками и покрасневшими глазами человек. Я скомандовал «вольно».
Он облизнул губы:
– Так хотел поговорить с вами, а теперь не знаю, с чего начать.
Мне было не по себе. Он отвернулся и зябко обхватил себя руками:
– Командир, если мое положение не изменится до того, как мы причалим, для меня все будет кончено. Флот – это… Это моя жизнь. У меня ничего больше нет.
Он посмотрел на меня:
– Господи, вам не понять этого в свои восемнадцать. Но с годами все меняется. Звуки кажутся приглушеннее, краски теряют яркость, еда – вкус, запахи – остроту. То ли дело молодость, когда чувства бьют через край… – Он умолк, глядя куда-то в пространство. – Возможно, я не образцовый офицер… – Он сглотнул. – Далек от идеала. Не то что другие офицеры. Но к пилотажу у меня способности. И немалые.
Я кивнул.
– Управляя кораблем, я словно молодею. Приборы, двигатели будто оживают под моими пальцами. Да и я сам возвращаюсь к жизни. Вы только представьте себе, что значит для меня всего этого лишиться? Мне тяжело просить. И все же я прошу вас, командир!
Это было невыносимо. Я невольно вспомнил свой разговор с Роговым и сказал:
– Не надо меня просить, мистер Хейнц. Я вовсе не требую этого от вас.
– Я хорошо знаю свою работу. Умею водить корабль. Буду стараться изо всех сил… – Он не договорил. – Мне поздно начинать все сначала. Командир, ради Бога! Не дайте мне погибнуть.
– А как насчет протестов в журнал? И замечаний гардемаринам, чтобы не мешали вам своей болтовней?
– Высокомерие, – прошептал Хейнц. – Это не повторится. Вся моя жизнь – в полетах. – Глаза его блеснули. – Маневрировать, причаливать, прокладывать курс, вычислять координаты. Господи! Ничего прекраснее я не знаю.
– Вы во многом стали другим, мистер Хейнц.
– Я должен водить корабль, в этом – смысл моей жизни. Пожалуйста, командир, спасите меня! Я не стану ни во что вмешиваться, никого поучать, буду лишь исполнять свои прямые обязанности.
Я был тронут:
– Мы с вами недолюбливаем друг друга, мистер Хейнц. Тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, это не важно. Я восстанавливаю вас в должности и внесу ваше имя в график дежурств. Посмотрим, что будет дальше.
Он вздохнул с облегчением и, прикрыв глаза, прошептал:
– Спасибо. – К горлу подкатил комок. Мне было мучительно стыдно. Я сломал человека.
22
Через несколько дней нам предстояло выйти из синтеза для окончательной навигационной рекогносцировки перед прибытием на Надежду.
Времени оставалось в обрез, но, прежде чем сложить с себя полномочия, мне надо было еще кое-что сделать. Во время дневной вахты я собрал на мостике офицеров: главного инженера Макэндрюса, пилота, гардемаринов и кадетов. Все с любопытством ждали, что будет. Вакс Хольцер по моей команде вышел вперед и вытянулся по стойке «смирно».
– Дарла, запишите всю процедуру. – Огоньки на видеомагнитофонах засветились. – Я, командир Николас Сифорт, произвожу гардемарина Вакса Стэнли Хольцера в полномочные офицеры Военно-Космического Флота Правительства Объединенных Наций. – Вакс прямо-таки обалдел от радости. – И, милостью Божьей, присваиваю ему звание лейтенанта.
Итак, с Ваксом все в порядке, он стал лейтенантом, и никто не может оспорить этого факта, чего нельзя сказать обо мне. Неизвестно, утвердит ли меня командиром адмирал Йохансон. В настоящее время назначения, сделанные во время рейса, отмене не подлежат независимо от того, как отнесется к ним Адмиралтейство. Во время рейса власть командира на корабле абсолютна, и его решения не подлежат обсуждению. Самого же командира Адмиралтейство вправе сместить.
Вакс принимал поздравления, обменивался рукопожатиями с офицерами, во весь рот улыбался, и вид у него был самый что ни на есть дурацкий. На лице Алекса я прочел озабоченность. Еще бы! Ведь он теперь – первый гардемарин, главный в кубрике.
Новоиспеченный лейтенант приказал кадетам перенести его пожитки в каюту. Обычное напряжение спало. Все немного расслабились. Прежде чем разойтись, мы поболтали.
– Ну что, мистер Кэрр, собираетесь бросать вызов новому начальнику? – спросил я почти по-дружески. Он холодно посмотрел на меня:
– Возможно, сэр. Если представится случай.
Я сразу перестал улыбаться. Похоже, он до сих пор не может мне простить бочку. Да и простит ли когда-нибудь? Ведь я унизил его, а такие, как Дерек, этого не прощают.
Несколько дней спустя я вывел корабль из синтеза. Алекс, под бдительным оком пилота, рассчитал наши координаты, а также координаты, необходимые для последнего скачка. Мистер Хейнц был немногословен. Полученные результаты я тщательно пересчитал. День выдался для меня по-настоящему удачный. Не прошло и получаса, как я закончил расчеты. Все данные полностью совпадали. Мы снова вошли в синтез.
Алекс облегченно вздохнул.
– Не торопитесь, мистер Тамаров. – Я показал ему на экран. – Дарла, смоделируйте, пожалуйста, наше приближение к Надежде. – Я включил связь. – Главный инженер, моделирование выхода из синтеза и маневры в качестве упражнений для гардемаринов. – Я снова обернулся к Алексу: – Выведите корабль из синтеза и причальте его.
Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я с треском провалился именно на этом маневре, пытаясь осуществить его под наблюдением капитана Хага и лейтенанта Дагалоу.
– Есть, сэр. – Алекс осмотрел пульт. – Машинное отделение, приготовиться к выходу из синтеза. – Он уверенно провел пальцем вниз по экрану. Я с завистью наблюдал за тем, с какой легкостью он осуществляет трудный маневр, включает вспомогательные двигатели и готовит корабль к стыковке с орбитальной станцией. Наконец он чуть-чуть надавил на тормоза, и воздушные шлюзы слегка соприкоснулись. Мы вполне благополучно состыковались с орбитальной станцией.
Я готов был от зависти вышвырнуть его с капитанского мостика, но, заметив у него на лбу капельки пота, немного смягчился.
– Хорошо, мистер Тамаров. Достаточно.
Когда он поднялся, я с трудом выдавил из себя:
– Все в порядке, Алекс, отличная работа.
Он просиял от радости:
– Благодарю вас, сэр. Спасибо!
– Как вы себя чувствуете в новом качестве? Ведь вы теперь первый гардемарин.
– Отлично, – ответил Алекс и скромно добавил: – Я стараюсь быть таким, каким были вы, сэр.
Это признание вначале порадовало, а потом разозлило меня. Господи! И зачем только ему походить на меня?
На корабле все были взволнованы и испытывали необычайный подъем духа: наше долгое путешествие подходило к концу. Оставалось только выйти из синтеза рядом с системой Надежды и причалить к орбитальной станции. А потом разгрузиться и сойти на берег.
В большинстве своем пассажиры знали, что ждет их на планете Надежда. Знали, чем будут там заниматься, каковы перспективы, возможности. Не один год готовились они к этому путешествию. Я тоже знал, что меня ждет: допросы, может быть, трибунал. Разумеется, мне не простят гибель членов экипажа и пассажиров, а тем более присвоение себе звания командира.
Придется ли мне еще когда-нибудь летать в глубоком космосе? Впрочем, не так уж это и важно. Командир из меня никакой. Но это не смертельно. К тому времени, когда меня в качестве гардемарина отошлют назад на Луну, срок моей службы закончится.
Продлевать контракт я не собираюсь. Одно дело – летать в космосе, без чего ни один офицер звездного флота не сделает карьеры, и совсем другое – так и остаться гардемарином и, зная, что ничего больше не светит, проторчать всю жизнь на корабле. Похоже, я бегу впереди паровоза. Еще неизвестно, оставят ли меня вообще на корабле, даже гардемарином. Ведь на моем счету Сэнди Уилски и еще много, много всего.
За ужином в столовой было оживленно, пожалуй, даже весело. Нашлись желающие сесть за капитанский столик. Но я предпочел оставаться в компании тех, кто не отвернулся от меня в трудное время. Аманда держалась вежливо, иногда даже улыбалась мне, но прежней теплоты в наших отношениях не было.
Бедняжка. Она не могла мириться с несправедливостью. Честность не позволяла. Поэтому и ушла от меня, а теперь вернулась в знак протеста против неблагодарности пассажиров. Ей казалось, что я спас корабль, в то время как я едва не угробил его. Вот что значит стать жертвой несправедливости!
Вечером, перед последним выходом из синтеза, Аманда дождалась меня неподалеку от столовой.
– Ник, я не хочу, чтобы наши отношения… кончились вот так. – Тон у нее был ласковый. – Нам надо поговорить.
От ощущения ее близости мне стало не по себе, и, немного попятившись, я сказал:
– Ничего не изменилось, Аманда. Ты была права. Я самый настоящий убийца. Последние события это подтвердили.
Девушка покраснела:
– Да, я это говорила и не отказываюсь от своих слов. Не все так просто в жизни. Каждый поступает так, как считает нужным. Все равно ты остался Ником Сифортом.
Я холодно ответил:
– Благодарю. Иногда я в этом очень сомневался.
– О Ники! – Она положила мне руку на плечо. – Представляю, как это ужасно.
– Мне было… – Я хотел отделаться общими словами, но не выдержал и признался: – …Очень одиноко. Иногда.
– Прости. Дай тебе Бог удачи!
– Только и всего? – Сердце болезненно сжалось, и я предпочел уйти, чтобы избежать ненужных страданий.
– Я все еще неравнодушна к тебе! – крикнула она мне вслед.
Я остановился.
– Жаль, что все так получилось. Мне тоже не хватало тебя, Ники!
– Увы! – Я через силу улыбнулся. – Я тоже желаю тебе всего хорошего, Аманда. До свидания.
– Загляни ко мне, когда прибудем на Надежду. Ведь ты несколько недель пробудешь в порту.
Наш межзвездный перелет длился более шести месяцев, и экипажу, так же, как офицерам, полагалось четыре недели отпуска на берегу. В уставе на этот счет не допускалось никаких отклонений, и я не возражал. Наши люди не заключенные, они только завербованы.
Я кивнул:
– Ладно. Загляну. Если не буду сидеть под арестом в ожидании военного трибунала.
На том мы и расстались.
На следующее утро мы с лейтенантом Хольцером заступили на вахту. Пилот тоже был здесь.
– Мостик – машинному отделению: приготовиться к выходу из синтеза.
– Есть приготовиться к выходу из синтеза, сэр, – Главный инженер Макэндрюс был, как всегда, готов. – Машинное отделение к выходу из синтеза готово, сэр. Передаю управление на мостик.
– Управление на мостике принято. – Я провел пальцем по экрану от «Полного» до «Стоп». Навигационный экран ожил, засверкав мириадами огней.
– Подтвердите отсутствие посторонних объектов, лейтенант. – Я старался как можно чаше обращаться к Ваксу не по имени, а по званию, чтобы он скорее привык к своему новому положению.
– Помех нет, сэр.
– Наши координаты, лейтенант. – Я заметил, что пилот тоже занялся вычислением координат, не желая, видимо, пользоваться чужими, когда начнет причаливать «Гибернию». Через несколько минут оба сверили свои координаты между собой и с данными Дарлы.
– Включить вспомогательные двигатели, шеф, – приказал я.
– Есть, сэр. Двигатели включены.
– Пилот Хейнц. – Мой тон был строго официальным. – Управление передается вам.
– Есть, сэр.
– Руль на ноль-три-пять, вперед один-три.
– Есть вперед один три, сэр.
Вахта сменилась, а я все еще оставался на мостике, прокручивая в голове то, что могло произойти.
Через несколько часов мои размышления были прерваны сообщением из рубки связи.
– Сэр, с орбитальной станции докладывают, что причалы готовы и ждут нашего прибытия.
– Вас понял. К стыковке готовы. – Пилот был занят за своим пультом.
– Относительная скорость двести десять километров в час, сэр, – доложил Вакс пилоту.
– Понял, двести десять. Маневровые двигатели, тормозить до десяти.
Я взял в руки микрофон:
– Рубка связи, свяжите меня с орбитальной станцией. Пауза.
– Говорите, сэр. Вас соединили.
– «Гиберния» вызывает орбитальную станцию.
– Говорят с пульта управления полетами. Мы вас слушаем, «Гиберния».
– Идентифицируйте себя, пожалуйста, – сказал я. – Имя, ранг и личный номер.
– Что? – В голосе говорившего звучало нескрываемое удивление.
Пилот Хейнц вопросительно посмотрел на меня, но в следующее мгновение уголки его губ дернулись и он нехотя кивнул.
– Вы меня слышали? Идентифицируйте себя.
– Специалист по связи первого класса Томас Лиман, Военно-Космический Флот Объединенных Наций. 205-066-254.
– Дарла, проверьте личный номер, пожалуйста. Последовала небольшая пауза.
– Первые цифры 205 означают межзвездный рейтинг, 254 – принадлежность к службе связи, 066 – личный номер, находится в правильных пределах.
– Имя вашего командира, мистер Лиман?
– Генерал Дюк Тван Хо, сэр.
– Мне хотелось бы с ним поговорить. – Я выключил микрофон. – Дарла, его досье, пожалуйста. Снова пауза. И потом голос:
– Генерал Хо на связи. В чем дело?
– Нельзя ли поговорить с вами по видеотелефону, генерал? – Обжегшись на молоке, дуешь на воду.
– Что за чепуха? – Его пылающее от негодования лицо появилось на экране. – Теперь вы довольны?
Изображение совпадало с представленным Дарлой.
– Да. Спасибо. Мы скоро причалим.
– Идентифицируйте себя, «Гиберния»! Это было его право. Мой запрос выглядел нелепым, и он платил мне той же монетой.
– Командир корабля Николас Сифорт. Военно-Космический Флот Объединенных Наций. Номер 205-387-0058.
Помолчав, он устало произнес:
– Я хотел бы поговорить с командиром Хагом.
– Командир Хаг трагически погиб. Я старший офицер на корабле.
– Ваше видеоизображение, пожалуйста.
Я переключился на видео.
– Господи, сколько вам лет?
– Восемнадцать.
– Вы были лейтенантом?
– Нет, гардемарином. – Я дал ему время переварить это. На том наш разговор закончился.
Пилот Хейнц осторожно вел корабль к станции, пока наши шлюзы не вошли в мягкий контакт.
– Выключить двигатели.
– Есть выключить двигатели, сэр.
– Замкнуть носовые и кормовые стыковочные захваты.
– Носовые стыковочные захваты замкнуты, сэр.
– Кормовые захваты замкнуты, – доложил Вакс со своего поста у кормового шлюза.
– Начать швартовку, лейтенант. Открыть внутренние шлюзы.
На нижней палубе матрос направил на пульт управления шлюзом свой кодированный ключ-передатчик. Толстые трансапексовые стенки открылись, и у меня на пульте загорелся индикатор.
– Открыть внешний люк. Завести страховочный линь, проверить давление.
Пауза – матрос работал под бдительным оком Вакса.
– Страховочный линь заведен, сэр. Давление – одна атмосфера.
– Как общая картина, мистер Хольцер?
– Вполне мирная, сэр.
– Очень хорошо, откройте внутренний шлюз. – Я расслабился. Это был последний отданный мной важный приказ. Хотя формально «Гиберния» все еще находилась под моим командованием, фактически она уже перешла в подчинение командующему станцией.
Я нажал на кнопку связи:
– Мистер Лиман, соедините меня, пожалуйста, с адмиралтейским командованием на планете. И как можно быстрее обеспечьте транспортным средством.
– Никаких проблем, командир, – проворчал генерал Хо. Он все еще оставался на связи. Ничего удивительного, наше прибытие было, мягко говоря, не совсем ординарным.
В трубке послышались гудки и щелчки.
– Адмиралтейство слушает.
– Докладывает командир судна Объединенных Наций «Гиберния». Соедините меня, пожалуйста, со старшим дежурным офицером.
С линии доносились слабые щелчки статики.
– С вами будет говорить командир Форби, сэр. Одну минутку.
Напряжение мое росло. Впереди были нелегкие испытания.
– Форби слушает.
– Докладывает командир Николас Сифорт, сэр. Судно Объединенных Наций «Гиберния».
– На этот рейс назначался командир Жюстин Хаг, сэр.
– Командир Хаг погиб во время рейса, сэр. Я старший офицер.
– Вы можете прибыть в Адмиралтейство или мне прибыть к вам?
Такое предложение от чиновника с наземной станции звучало странно. Ни адмирал, ни его офицеры никогда не наносили визитов, а вызывали к себе.
– Я спущусь вниз, как только станция предоставит мне шаттл, сэр. И привезу с собой журнал.
– Договорились, командир. – На этом разговор закончился.
Я вернулся в каюту привести себя в порядок. Вряд ли стоит надевать белую форму. Этим никого не удивишь. Порылся в чемодане, нашел так и не востребованный бумажник, проверил, есть ли там деньги. Надел все медали и убедился, что туфли сверкают.
Пассажиры на втором уровне толпились у кормового шлюза, разглядывая станцию. Наверняка их промаринуют здесь, прежде чем высадить, не меньше нескольких часов. Я направился к переднему шлюзу, где экипаж уже занимался отгрузкой багажа, одернул китель и с головидом в руке прошел через шлюз.
– Сюда, командир Сифорт. – По сверкающим коридорам рядовой провел меня в офис командующего орбитальной станцией. Ее конструкция очень походила на диск нашего корабля, но значительно больших размеров. Потолки выше, коридоры шире, помещения просторнее.
В этом оживленном портовом центре жили и работали сотни людей. Грузы в Окраинную колонию, на Шахтер и на Землю проходили через орбитальную станцию. Здесь пассажиры пересаживались с корабля на корабль, чтобы продолжить свой путь. Между станцией и планетой курсировали небольшие шаттлы, средство передвижения между поверхностью планеты и межзвездными лайнерами.
– Я генерал Хо. – Маленький человечек с аккуратными усиками над тонкими губами и начинающейся ото лба лысиной, окаймленной волнистыми черными волосами, окинул меня критическим взглядом. – Вы командовали «Гибернией»?
– Да, – Мой ответ прозвучал так же коротко и сухо, как и его вопрос.
– Ваш шаттл будет готов через несколько минут. – Немного помолчав, он уже более мягко спросил: – Что случилось с вашими офицерами?
Я вздохнул. Теперь придется без конца повторять одну и ту же историю.
Когда я кончил говорить, он покачал головой:
– Господи! Бывает же такое!
– Вот именно. Поэтому я и хочу как можно скорее попасть в Адмиралтейство.
Он не успел ответить, потому что в дверях появился капрал:
– Шаттл готов, командир.
Он только пожал плечами:
– Поторопитесь, командир. Я сначала отправлю вас, а потом уже пассажиров.
– Спасибо. – Я последовал вслед за капралом в ангар шаттлов, тремя уровнями ниже. Он тоже напоминал ангар «Гибернии», только был больше, потому что предназначался для аэробусов, доставляющих пассажиров с кораблей на поверхность планеты и обратно.
Мне стало смешно: заставь я Вакса полировать этот ангар, он не раздумывая вышел бы из шлюза в открытый космос. И тут же от моего веселого настроения не осталось и следа. Я вспомнил того, другого, который по моей воле вышел из корабля через шлюз, и закрыл глаза, ощутив приступ тошноты.
Шаттл был небольшим шестиместным судном спортивного типа с убирающимися крыльями и реактивными и вакуумными двигателями в носовом отсеке. Я пригнулся и вошел внутрь.
– Пристегнитесь, командир. – На пилоте был обычный комбинезон со съемным шлемом. Он тоже пристегнулся, беспокоясь больше об атмосферных турбулентностях, чем о декомпрессии. Я последовал его примеру. Судя по тому, как привычно он щелкал переключателями и проверял приборы, ожидая, когда упадет в ангаре давление, он летал на этом шаттле не один год.
– Работы хватает? – спросил я, чтобы завязать разговор.
– Хватает. Но до эпидемии было больше. – Он включил микрофон. – Диспетчер, «Альфа-Фокс-309» к старту готов.
– Одну минуту. – Спустя немного снова раздался голос: – 309, можете стартовать.
Огромные ворота ангара плавно разъехались. И в черной бездне приветливо засияли зеленые огни Надежды.
Струи выхлопных газов ракетных двигателей шаттла ударили по защитным экранам ангара. Вылетев из дока, пилот включил двигатели на полную. Мы стали быстро удаляться от станции, приближаясь под наклонным углом к Надежде, пока не вошли в верхние слои атмосферы. Напевая незнакомый мне мотив, пилот нажимал на рычаги, посматривал на экраны радаров и короткими толчками маневровых двигателей разворачивал шаттл на 180 градусов, готовясь привести в действие тормозные ракетные двигатели.
– Вы упомянули об эпидемии? – громко спросил я, стараясь перекрыть шум двигателей. При входе в плотные слои атмосферы шаттл стал вибрировать.
Пилот удивленно взглянул на меня:
– Вы разве не слышали? Эпидемия только что кончилась, и сейчас ситуация под контролем. – Он установил автоматический счетчик и потянулся к рукоятке запуска двигателей на тот случай, если откажет компьютер.
– Какая…
– Сейчас. Подождите немного. – Пилот сосредоточил внимание на показаниях компьютера. Тормозные двигатели загрохотали как раз в тот момент, когда счетчик остановился на нуле. Рука его расслабилась. – Эти маленькие суда непредсказуемы. – Из-за шума ему приходилось кричать. – По надежности их не сравнить с теми, на которых летаете вы.
Пока мы опускались, Надежда постепенно теряла свою сферическую форму. Сквозь слои облаков стали проглядывать крупные детали поверхности. То тут, то там виднелись квадратики обработанных полей, но в целом создавалось впечатление, что планета буквально утопает в зелени.
Это не явилось для меня полной неожиданностью, и все же я залюбовался планетой, находившейся на расстоянии стольких световых лет от дома, где основу экологии также составлял углерод. Многие растения сюда привезли с Земли, поскольку в местных не было необходимых для нее протеинов и углеводов.
Времени оставалось в обрез, но, прежде чем сложить с себя полномочия, мне надо было еще кое-что сделать. Во время дневной вахты я собрал на мостике офицеров: главного инженера Макэндрюса, пилота, гардемаринов и кадетов. Все с любопытством ждали, что будет. Вакс Хольцер по моей команде вышел вперед и вытянулся по стойке «смирно».
– Дарла, запишите всю процедуру. – Огоньки на видеомагнитофонах засветились. – Я, командир Николас Сифорт, произвожу гардемарина Вакса Стэнли Хольцера в полномочные офицеры Военно-Космического Флота Правительства Объединенных Наций. – Вакс прямо-таки обалдел от радости. – И, милостью Божьей, присваиваю ему звание лейтенанта.
Итак, с Ваксом все в порядке, он стал лейтенантом, и никто не может оспорить этого факта, чего нельзя сказать обо мне. Неизвестно, утвердит ли меня командиром адмирал Йохансон. В настоящее время назначения, сделанные во время рейса, отмене не подлежат независимо от того, как отнесется к ним Адмиралтейство. Во время рейса власть командира на корабле абсолютна, и его решения не подлежат обсуждению. Самого же командира Адмиралтейство вправе сместить.
Вакс принимал поздравления, обменивался рукопожатиями с офицерами, во весь рот улыбался, и вид у него был самый что ни на есть дурацкий. На лице Алекса я прочел озабоченность. Еще бы! Ведь он теперь – первый гардемарин, главный в кубрике.
Новоиспеченный лейтенант приказал кадетам перенести его пожитки в каюту. Обычное напряжение спало. Все немного расслабились. Прежде чем разойтись, мы поболтали.
– Ну что, мистер Кэрр, собираетесь бросать вызов новому начальнику? – спросил я почти по-дружески. Он холодно посмотрел на меня:
– Возможно, сэр. Если представится случай.
Я сразу перестал улыбаться. Похоже, он до сих пор не может мне простить бочку. Да и простит ли когда-нибудь? Ведь я унизил его, а такие, как Дерек, этого не прощают.
Несколько дней спустя я вывел корабль из синтеза. Алекс, под бдительным оком пилота, рассчитал наши координаты, а также координаты, необходимые для последнего скачка. Мистер Хейнц был немногословен. Полученные результаты я тщательно пересчитал. День выдался для меня по-настоящему удачный. Не прошло и получаса, как я закончил расчеты. Все данные полностью совпадали. Мы снова вошли в синтез.
Алекс облегченно вздохнул.
– Не торопитесь, мистер Тамаров. – Я показал ему на экран. – Дарла, смоделируйте, пожалуйста, наше приближение к Надежде. – Я включил связь. – Главный инженер, моделирование выхода из синтеза и маневры в качестве упражнений для гардемаринов. – Я снова обернулся к Алексу: – Выведите корабль из синтеза и причальте его.
Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я с треском провалился именно на этом маневре, пытаясь осуществить его под наблюдением капитана Хага и лейтенанта Дагалоу.
– Есть, сэр. – Алекс осмотрел пульт. – Машинное отделение, приготовиться к выходу из синтеза. – Он уверенно провел пальцем вниз по экрану. Я с завистью наблюдал за тем, с какой легкостью он осуществляет трудный маневр, включает вспомогательные двигатели и готовит корабль к стыковке с орбитальной станцией. Наконец он чуть-чуть надавил на тормоза, и воздушные шлюзы слегка соприкоснулись. Мы вполне благополучно состыковались с орбитальной станцией.
Я готов был от зависти вышвырнуть его с капитанского мостика, но, заметив у него на лбу капельки пота, немного смягчился.
– Хорошо, мистер Тамаров. Достаточно.
Когда он поднялся, я с трудом выдавил из себя:
– Все в порядке, Алекс, отличная работа.
Он просиял от радости:
– Благодарю вас, сэр. Спасибо!
– Как вы себя чувствуете в новом качестве? Ведь вы теперь первый гардемарин.
– Отлично, – ответил Алекс и скромно добавил: – Я стараюсь быть таким, каким были вы, сэр.
Это признание вначале порадовало, а потом разозлило меня. Господи! И зачем только ему походить на меня?
На корабле все были взволнованы и испытывали необычайный подъем духа: наше долгое путешествие подходило к концу. Оставалось только выйти из синтеза рядом с системой Надежды и причалить к орбитальной станции. А потом разгрузиться и сойти на берег.
В большинстве своем пассажиры знали, что ждет их на планете Надежда. Знали, чем будут там заниматься, каковы перспективы, возможности. Не один год готовились они к этому путешествию. Я тоже знал, что меня ждет: допросы, может быть, трибунал. Разумеется, мне не простят гибель членов экипажа и пассажиров, а тем более присвоение себе звания командира.
Придется ли мне еще когда-нибудь летать в глубоком космосе? Впрочем, не так уж это и важно. Командир из меня никакой. Но это не смертельно. К тому времени, когда меня в качестве гардемарина отошлют назад на Луну, срок моей службы закончится.
Продлевать контракт я не собираюсь. Одно дело – летать в космосе, без чего ни один офицер звездного флота не сделает карьеры, и совсем другое – так и остаться гардемарином и, зная, что ничего больше не светит, проторчать всю жизнь на корабле. Похоже, я бегу впереди паровоза. Еще неизвестно, оставят ли меня вообще на корабле, даже гардемарином. Ведь на моем счету Сэнди Уилски и еще много, много всего.
За ужином в столовой было оживленно, пожалуй, даже весело. Нашлись желающие сесть за капитанский столик. Но я предпочел оставаться в компании тех, кто не отвернулся от меня в трудное время. Аманда держалась вежливо, иногда даже улыбалась мне, но прежней теплоты в наших отношениях не было.
Бедняжка. Она не могла мириться с несправедливостью. Честность не позволяла. Поэтому и ушла от меня, а теперь вернулась в знак протеста против неблагодарности пассажиров. Ей казалось, что я спас корабль, в то время как я едва не угробил его. Вот что значит стать жертвой несправедливости!
Вечером, перед последним выходом из синтеза, Аманда дождалась меня неподалеку от столовой.
– Ник, я не хочу, чтобы наши отношения… кончились вот так. – Тон у нее был ласковый. – Нам надо поговорить.
От ощущения ее близости мне стало не по себе, и, немного попятившись, я сказал:
– Ничего не изменилось, Аманда. Ты была права. Я самый настоящий убийца. Последние события это подтвердили.
Девушка покраснела:
– Да, я это говорила и не отказываюсь от своих слов. Не все так просто в жизни. Каждый поступает так, как считает нужным. Все равно ты остался Ником Сифортом.
Я холодно ответил:
– Благодарю. Иногда я в этом очень сомневался.
– О Ники! – Она положила мне руку на плечо. – Представляю, как это ужасно.
– Мне было… – Я хотел отделаться общими словами, но не выдержал и признался: – …Очень одиноко. Иногда.
– Прости. Дай тебе Бог удачи!
– Только и всего? – Сердце болезненно сжалось, и я предпочел уйти, чтобы избежать ненужных страданий.
– Я все еще неравнодушна к тебе! – крикнула она мне вслед.
Я остановился.
– Жаль, что все так получилось. Мне тоже не хватало тебя, Ники!
– Увы! – Я через силу улыбнулся. – Я тоже желаю тебе всего хорошего, Аманда. До свидания.
– Загляни ко мне, когда прибудем на Надежду. Ведь ты несколько недель пробудешь в порту.
Наш межзвездный перелет длился более шести месяцев, и экипажу, так же, как офицерам, полагалось четыре недели отпуска на берегу. В уставе на этот счет не допускалось никаких отклонений, и я не возражал. Наши люди не заключенные, они только завербованы.
Я кивнул:
– Ладно. Загляну. Если не буду сидеть под арестом в ожидании военного трибунала.
На том мы и расстались.
На следующее утро мы с лейтенантом Хольцером заступили на вахту. Пилот тоже был здесь.
– Мостик – машинному отделению: приготовиться к выходу из синтеза.
– Есть приготовиться к выходу из синтеза, сэр, – Главный инженер Макэндрюс был, как всегда, готов. – Машинное отделение к выходу из синтеза готово, сэр. Передаю управление на мостик.
– Управление на мостике принято. – Я провел пальцем по экрану от «Полного» до «Стоп». Навигационный экран ожил, засверкав мириадами огней.
– Подтвердите отсутствие посторонних объектов, лейтенант. – Я старался как можно чаше обращаться к Ваксу не по имени, а по званию, чтобы он скорее привык к своему новому положению.
– Помех нет, сэр.
– Наши координаты, лейтенант. – Я заметил, что пилот тоже занялся вычислением координат, не желая, видимо, пользоваться чужими, когда начнет причаливать «Гибернию». Через несколько минут оба сверили свои координаты между собой и с данными Дарлы.
– Включить вспомогательные двигатели, шеф, – приказал я.
– Есть, сэр. Двигатели включены.
– Пилот Хейнц. – Мой тон был строго официальным. – Управление передается вам.
– Есть, сэр.
– Руль на ноль-три-пять, вперед один-три.
– Есть вперед один три, сэр.
* * *
После нашего последнего скачка мы оказались в нескольких часах пути от Надежды и ее орбитальной станции. Планета приветливо светилась на наших экранах. К горлу подступил комок.Вахта сменилась, а я все еще оставался на мостике, прокручивая в голове то, что могло произойти.
Через несколько часов мои размышления были прерваны сообщением из рубки связи.
– Сэр, с орбитальной станции докладывают, что причалы готовы и ждут нашего прибытия.
– Вас понял. К стыковке готовы. – Пилот был занят за своим пультом.
– Относительная скорость двести десять километров в час, сэр, – доложил Вакс пилоту.
– Понял, двести десять. Маневровые двигатели, тормозить до десяти.
Я взял в руки микрофон:
– Рубка связи, свяжите меня с орбитальной станцией. Пауза.
– Говорите, сэр. Вас соединили.
– «Гиберния» вызывает орбитальную станцию.
– Говорят с пульта управления полетами. Мы вас слушаем, «Гиберния».
– Идентифицируйте себя, пожалуйста, – сказал я. – Имя, ранг и личный номер.
– Что? – В голосе говорившего звучало нескрываемое удивление.
Пилот Хейнц вопросительно посмотрел на меня, но в следующее мгновение уголки его губ дернулись и он нехотя кивнул.
– Вы меня слышали? Идентифицируйте себя.
– Специалист по связи первого класса Томас Лиман, Военно-Космический Флот Объединенных Наций. 205-066-254.
– Дарла, проверьте личный номер, пожалуйста. Последовала небольшая пауза.
– Первые цифры 205 означают межзвездный рейтинг, 254 – принадлежность к службе связи, 066 – личный номер, находится в правильных пределах.
– Имя вашего командира, мистер Лиман?
– Генерал Дюк Тван Хо, сэр.
– Мне хотелось бы с ним поговорить. – Я выключил микрофон. – Дарла, его досье, пожалуйста. Снова пауза. И потом голос:
– Генерал Хо на связи. В чем дело?
– Нельзя ли поговорить с вами по видеотелефону, генерал? – Обжегшись на молоке, дуешь на воду.
– Что за чепуха? – Его пылающее от негодования лицо появилось на экране. – Теперь вы довольны?
Изображение совпадало с представленным Дарлой.
– Да. Спасибо. Мы скоро причалим.
– Идентифицируйте себя, «Гиберния»! Это было его право. Мой запрос выглядел нелепым, и он платил мне той же монетой.
– Командир корабля Николас Сифорт. Военно-Космический Флот Объединенных Наций. Номер 205-387-0058.
Помолчав, он устало произнес:
– Я хотел бы поговорить с командиром Хагом.
– Командир Хаг трагически погиб. Я старший офицер на корабле.
– Ваше видеоизображение, пожалуйста.
Я переключился на видео.
– Господи, сколько вам лет?
– Восемнадцать.
– Вы были лейтенантом?
– Нет, гардемарином. – Я дал ему время переварить это. На том наш разговор закончился.
Пилот Хейнц осторожно вел корабль к станции, пока наши шлюзы не вошли в мягкий контакт.
– Выключить двигатели.
– Есть выключить двигатели, сэр.
– Замкнуть носовые и кормовые стыковочные захваты.
– Носовые стыковочные захваты замкнуты, сэр.
– Кормовые захваты замкнуты, – доложил Вакс со своего поста у кормового шлюза.
– Начать швартовку, лейтенант. Открыть внутренние шлюзы.
На нижней палубе матрос направил на пульт управления шлюзом свой кодированный ключ-передатчик. Толстые трансапексовые стенки открылись, и у меня на пульте загорелся индикатор.
– Открыть внешний люк. Завести страховочный линь, проверить давление.
Пауза – матрос работал под бдительным оком Вакса.
– Страховочный линь заведен, сэр. Давление – одна атмосфера.
– Как общая картина, мистер Хольцер?
– Вполне мирная, сэр.
– Очень хорошо, откройте внутренний шлюз. – Я расслабился. Это был последний отданный мной важный приказ. Хотя формально «Гиберния» все еще находилась под моим командованием, фактически она уже перешла в подчинение командующему станцией.
Я нажал на кнопку связи:
– Мистер Лиман, соедините меня, пожалуйста, с адмиралтейским командованием на планете. И как можно быстрее обеспечьте транспортным средством.
– Никаких проблем, командир, – проворчал генерал Хо. Он все еще оставался на связи. Ничего удивительного, наше прибытие было, мягко говоря, не совсем ординарным.
В трубке послышались гудки и щелчки.
– Адмиралтейство слушает.
– Докладывает командир судна Объединенных Наций «Гиберния». Соедините меня, пожалуйста, со старшим дежурным офицером.
С линии доносились слабые щелчки статики.
– С вами будет говорить командир Форби, сэр. Одну минутку.
Напряжение мое росло. Впереди были нелегкие испытания.
– Форби слушает.
– Докладывает командир Николас Сифорт, сэр. Судно Объединенных Наций «Гиберния».
– На этот рейс назначался командир Жюстин Хаг, сэр.
– Командир Хаг погиб во время рейса, сэр. Я старший офицер.
– Вы можете прибыть в Адмиралтейство или мне прибыть к вам?
Такое предложение от чиновника с наземной станции звучало странно. Ни адмирал, ни его офицеры никогда не наносили визитов, а вызывали к себе.
– Я спущусь вниз, как только станция предоставит мне шаттл, сэр. И привезу с собой журнал.
– Договорились, командир. – На этом разговор закончился.
Я вернулся в каюту привести себя в порядок. Вряд ли стоит надевать белую форму. Этим никого не удивишь. Порылся в чемодане, нашел так и не востребованный бумажник, проверил, есть ли там деньги. Надел все медали и убедился, что туфли сверкают.
Пассажиры на втором уровне толпились у кормового шлюза, разглядывая станцию. Наверняка их промаринуют здесь, прежде чем высадить, не меньше нескольких часов. Я направился к переднему шлюзу, где экипаж уже занимался отгрузкой багажа, одернул китель и с головидом в руке прошел через шлюз.
– Сюда, командир Сифорт. – По сверкающим коридорам рядовой провел меня в офис командующего орбитальной станцией. Ее конструкция очень походила на диск нашего корабля, но значительно больших размеров. Потолки выше, коридоры шире, помещения просторнее.
В этом оживленном портовом центре жили и работали сотни людей. Грузы в Окраинную колонию, на Шахтер и на Землю проходили через орбитальную станцию. Здесь пассажиры пересаживались с корабля на корабль, чтобы продолжить свой путь. Между станцией и планетой курсировали небольшие шаттлы, средство передвижения между поверхностью планеты и межзвездными лайнерами.
– Я генерал Хо. – Маленький человечек с аккуратными усиками над тонкими губами и начинающейся ото лба лысиной, окаймленной волнистыми черными волосами, окинул меня критическим взглядом. – Вы командовали «Гибернией»?
– Да, – Мой ответ прозвучал так же коротко и сухо, как и его вопрос.
– Ваш шаттл будет готов через несколько минут. – Немного помолчав, он уже более мягко спросил: – Что случилось с вашими офицерами?
Я вздохнул. Теперь придется без конца повторять одну и ту же историю.
Когда я кончил говорить, он покачал головой:
– Господи! Бывает же такое!
– Вот именно. Поэтому я и хочу как можно скорее попасть в Адмиралтейство.
Он не успел ответить, потому что в дверях появился капрал:
– Шаттл готов, командир.
Он только пожал плечами:
– Поторопитесь, командир. Я сначала отправлю вас, а потом уже пассажиров.
– Спасибо. – Я последовал вслед за капралом в ангар шаттлов, тремя уровнями ниже. Он тоже напоминал ангар «Гибернии», только был больше, потому что предназначался для аэробусов, доставляющих пассажиров с кораблей на поверхность планеты и обратно.
Мне стало смешно: заставь я Вакса полировать этот ангар, он не раздумывая вышел бы из шлюза в открытый космос. И тут же от моего веселого настроения не осталось и следа. Я вспомнил того, другого, который по моей воле вышел из корабля через шлюз, и закрыл глаза, ощутив приступ тошноты.
Шаттл был небольшим шестиместным судном спортивного типа с убирающимися крыльями и реактивными и вакуумными двигателями в носовом отсеке. Я пригнулся и вошел внутрь.
– Пристегнитесь, командир. – На пилоте был обычный комбинезон со съемным шлемом. Он тоже пристегнулся, беспокоясь больше об атмосферных турбулентностях, чем о декомпрессии. Я последовал его примеру. Судя по тому, как привычно он щелкал переключателями и проверял приборы, ожидая, когда упадет в ангаре давление, он летал на этом шаттле не один год.
– Работы хватает? – спросил я, чтобы завязать разговор.
– Хватает. Но до эпидемии было больше. – Он включил микрофон. – Диспетчер, «Альфа-Фокс-309» к старту готов.
– Одну минуту. – Спустя немного снова раздался голос: – 309, можете стартовать.
Огромные ворота ангара плавно разъехались. И в черной бездне приветливо засияли зеленые огни Надежды.
Струи выхлопных газов ракетных двигателей шаттла ударили по защитным экранам ангара. Вылетев из дока, пилот включил двигатели на полную. Мы стали быстро удаляться от станции, приближаясь под наклонным углом к Надежде, пока не вошли в верхние слои атмосферы. Напевая незнакомый мне мотив, пилот нажимал на рычаги, посматривал на экраны радаров и короткими толчками маневровых двигателей разворачивал шаттл на 180 градусов, готовясь привести в действие тормозные ракетные двигатели.
– Вы упомянули об эпидемии? – громко спросил я, стараясь перекрыть шум двигателей. При входе в плотные слои атмосферы шаттл стал вибрировать.
Пилот удивленно взглянул на меня:
– Вы разве не слышали? Эпидемия только что кончилась, и сейчас ситуация под контролем. – Он установил автоматический счетчик и потянулся к рукоятке запуска двигателей на тот случай, если откажет компьютер.
– Какая…
– Сейчас. Подождите немного. – Пилот сосредоточил внимание на показаниях компьютера. Тормозные двигатели загрохотали как раз в тот момент, когда счетчик остановился на нуле. Рука его расслабилась. – Эти маленькие суда непредсказуемы. – Из-за шума ему приходилось кричать. – По надежности их не сравнить с теми, на которых летаете вы.
Пока мы опускались, Надежда постепенно теряла свою сферическую форму. Сквозь слои облаков стали проглядывать крупные детали поверхности. То тут, то там виднелись квадратики обработанных полей, но в целом создавалось впечатление, что планета буквально утопает в зелени.
Это не явилось для меня полной неожиданностью, и все же я залюбовался планетой, находившейся на расстоянии стольких световых лет от дома, где основу экологии также составлял углерод. Многие растения сюда привезли с Земли, поскольку в местных не было необходимых для нее протеинов и углеводов.