Мэри-Ли поднялась на ноги, достала старую шкатулку, в которой держала черновики, и принялась лихорадочно перерывать бумаги. Наконец она нашла то, что искала: имена трех преподавателей Калифорнийского университета, с которыми Мариетта (тогда ее звали Марикита Гуайярдо) вступала в интимные отношения.
   Мэри-Ли сняла трубку и набрала номер справочной службы.
* * *
   Из динамиков неслась заводная и страстная песня Майкла Джексона.
   Бар, прокуренный и тесный, был похож на сотни таких же недорогих баров в деловом квартале Нью-Йорка. Толпы посетителей, забегающих сюда поодиночке, с трудом умещались на небольшом пятачке.
   Мэри-Ли протиснулась к стойке и заказала коктейль. Чтобы скрыть следы слез, она перед выходом из дому сделала себе холодный компресс с травяным экстрактом. Затем она заплела волосы в две косы и уложила их венком вокруг головы. На ней был модный комбинезон изумрудного цвета и подходящий по тону пиджак. Казалось, она сошла с обложки журнала «Вог».
   Она чувствовала себя измочаленной, но последние новости придали ей сил. Телефонный разговор с Калифорнией принес неожиданные результаты. Уолтер Юрген вовсе не умер от болезни Хантингтона. Он в добром здравии работал в университете до самой пенсии, а с прошлого года целиком посвятил себя работе над учебником. Отцовство – не исключено. Но маловероятно, иначе его вряд ли оставили бы в неведении.
   Мариетта солгала. Болезнь Хантингтона оказалась чистейшей выдумкой, но материнская ненависть удручала Мэри-Ли. Наверно, у Мариетты просто отсутствовал родительский инстинкт – так сказать, врожденный порок душевного развития.
   Эта мысль не то чтобы успокоила Мэри-Ли, но как-то примирила ее с действительностью. Отныне надо считать Мариетту неизбежным злом, стихийным бедствием... как смерч или ураган, который обрушивается на всех сразу и не направлен против одного человека. Буря есть буря.
   Сбоку от нее возник незнакомый молодой человек.
   – Терпеть не могу толчею, а вы? Я сюда зашел только для того, чтобы передать приятелю документы, а его до сих пор нет.
   Мэри-Ли взглянула на него с интересом. Ему на лоб спадала прядь темно-русых волос. Крепкое телосложение говорило о регулярных занятиях спортом. Костюм-тройка безукоризненного покроя сидел как влитой.
   – Понимаю, – иронично заметила Мэри-Ли. – Бар – самое удобное место для передачи документов, особенно если в непосредственной близости находятся хорошенькие женщины.
   – Должен признаться, здешняя обстановка начинает мне нравиться, и больше всего то, что находится в непосредственной близости.
   Они перебросились несколькими шутливыми фразами, и Мэри-Ли почувствовала знакомое возбуждение. Но собеседник, похоже, зарабатывал больше, чем она, и это охлаждало ее пыл. Однако от него исходило редкостное обаяние. Когда он улыбался, на левой щеке появлялась трогательная ямочка, и Мэри-Ли поймала себя на том, что хочет до нее дотронуться.
   – Меня зовут Джейк Скотт, – представился он. – Полностью – Джон Эллисон Скотт. Я работаю в рекламном агентстве «Уолтер Томпсон» – это здесь, за углом. А вы? Ваше лицо мне знакомо. Могу поклясться, где-то я вас видел. Причем совсем недавно.
   Мэри-Ли вспыхнула. Обычно ее случайные знакомые предпочитали сохранять анонимность.
   – Вряд ли вы меня раньше видели.
   – Нет, я уверен. – Он внимательно изучал ее лицо. – Вас можно принять за манекенщицу, но это обманчивое впечатление: вы лишены самолюбования. Значит, что-то другое... Странно, что я не могу вспомнить: у меня хорошая память на лица... А, вот оно: телевизор! – воскликнул он, щелкнув пальцами. – Я вас видел на телеэкране.
   – Нет.
   – Точно! В программе «Доброе утро, Америка». Теперь я уверен. Вас зовут Мэри-Ли Уайлд, вы написали книгу о своей матери.
   Мэри-Ли сникла. Она оттолкнула от себя стакан и извинилась, поднимаясь со стула, но не смогла протиснуться к выходу сквозь плотную толпу.
   – Я проявил бестактность? – Джейк снова оказался рядом. – Послушайте, если вы хотите уйти, пропустите меня вперед, я буду прокладывать дорогу. Но это вас ни к чему не обяжет. Если не захотите со мной разговаривать, мы просто разойдемся в разные стороны.
   – Прошу вас... разрешите... – забормотала она.
   Он начал пробиваться сквозь толпу, и Мэри-Ли после некоторых колебаний последовала за ним. Через пару минут они уже стояли на тротуаре.
   – Вот черт, – досадливо сказала Мэри-Ли. – Терпеть не могу, когда в Нью-Йорке дождь. Тем более в марте.
   – Куда вы сейчас направляетесь? – поинтересовался Джейк.
   – Слушайте... спасибо, что помогли мне выбраться на улицу. Я сейчас поймаю такси и поеду домой.
   – Под дождем? Я этого не допущу. Сейчас я позвоню и вызову лимузин.
   – Лимузин?
   Он усмехнулся.
   – А почему бы и нет? Для прекрасной дамы, да к тому же известной писательницы? Выслушайте меня, Мэри-Ли. – Джейк заговорил серьезно. – Мы познакомились в дешевой забегаловке, и вы, наверно, думаете, что я завсегдатай таких мест. Но это не так. Когда я вижу изысканность, я способен ее оценить. Поэтому я хочу встретиться с вами снова. Я очень хочу с вами встретиться.
   – Мне... я не могу... прошу вас...
   Дождь полил сильнее; холодные серые струи превратились в сплошную пелену.
   – У вас кто-то есть? – не отступал Джейк. – Вы помолвлены? Или замужем?
   – Вообще-то... нет...
   – Клянусь вам, я буду выглядеть гораздо приличнее, когда обсохну и причешусь. Я домашний, как дети или кошки. После того как почищу зубы, не ем печенья в постели. Почти никогда. Не коплю в раковине грязную посуду.
   Он был в высшей степенипривлекателен. Но с каждым словом он все больше открывал ей душу. Мэри-Ли пришла в смятение.
   – Убирайтесь! – закричала она. – Какое мне дело, едите вы печенье в постели или нет. В моей постели вы его есть не будете.
   Он тряхнул головой и рассмеялся, не замечая ее отповеди.
   – Хорошо, обещаю! Ни крошки.
   – В конце концов...
   – Но давайте не будем опережать события, ладно? Я пока не собираюсь прыгать к вам в постель. Такая девушка, как вы, конечно, не обделена мужским вниманием, однако я абсолютно добропорядочен. Ваша мама была бы довольна, если бы узнала, что вы встречаетесь с таким молодым человеком, как я.
   Мэри-Ли бросила на него уничтожающий взгляд.
   – Ну, допустим, вашамама другого мнения.
   – Сколько можно... – начала было Мэри-Ли, но почувствовала, что оттаивает. Она не могла противиться его обаянию.
   Он продолжал, как ни в чем не бывало:
   – Мэри-Ли, позвольте, я вызову лимузин и приглашу вас куда-нибудь поужинать, а потом провожу домой. Если вы не голодны, я просто отвезу вас домой. Вы можете на меня положиться.
   Она согласилась, чтобы он вызвал лимузин, и пригласила зайти на чашку кофе.
   Мэри-Ли нехотя разрешила ему заехать за ней на следующий день. Они поужинали в «Лютеции». На третий день он пригласил ее в крошечный китайский ресторанчик, где над стойкой висели копченые утки, а меню пестрело одними иероглифами. Все блюда оказались восхитительными на вкус. Потом они бродили по улицам Чайнатауна, разглядывали китайские лавки древностей и ели имбирное мороженое.
   Джейк не позволял себе никаких вольностей, только временами брал ее за руку. Его отношение было теплым и естественным, без тени фамильярности. Он придумал для нее прозвище «Девушка-Косичка». Несколько раз Мэри-Ли получала от него цветы. Он помог ей выбрать настольный компьютер и обучал игре в рэкетбол.
   Прошел месяц, прежде чем они вместе легли в постель. Джейк Скотт отнюдь не был случайным знакомым на одну ночь.
* * *
   – Не могу поверить, что это Александра Уинтроп собственной персоной приобретает у меня в магазине кассеты, словно обыкновенная покупательница, – засуетилась владелица магазина грамзаписи в Покипси, увидев на чеке ее имя. – Я была в восторге, когда услышала «Ласковую женщину».
   Александра застенчиво улыбнулась. Когда ее узнавали, ей становилось и приятно, и тревожно.
   – Вы сейчас что-нибудь сочиняете? – без умолку тараторила женщина. – Не могу дождаться, когда прозвучит ваша следующая песня.
   Покраснев, Александра забрала покупки и поспешила выйти на улицу, глотая слезы. Не далее как вчера тот же вопрос задал ей по телефону Дерек.
   – Неужели ты всерьез думаешь чего-то добиться в музыкальном бизнесе? – говорил он. – Учти, что «Ласковая женщина» всего-навсего появилась в нужное время в нужном месте. Почему бы тебе после окончания колледжа не поступить ко мне в штат на постоянную работу? У тебя будут интересные, серьезные дела, четкие перспективы, а не какие-то призрачные грезы.
   – Но я хочу писать песни. Меня привлекает именно это занятие. Оно...
   – Одна пластинка карьеры не делает. Ты сама мне говорила, что не можешь угодить Оливии Ньютон-Джон. А если ты согласишься работать на меня, тебе не придется никому угождать. Кроме того, ты будешь жить полнокровной жизнью, познакомишься с интересными людьми.
   – Я подумаю, – коротко ответила Александра. Сейчас она с тяжелым сердцем брела к студенческому городку. Наверно, это правда – «Ласковая женщина» появилась как ослепительная искра, но другой такой песни ей сочинить не суждено.
   Боже, неужели она исчерпала все свои возможности? Неужели ее звезда закатилась, не успев взойти?
   Александра вошла в здание музыкального факультета поднялась в свой любимый класс и с тяжелым вздохом села за рояль.
   Она сосредоточенно работала над новой песней, которую собиралась назвать «Страстная женщина». Пока у песни было только название. Музыка и слова носились в воздухе, но в последний момент как назло ускользали.
   После десятой попытки отшлифовать одну-единственную фразу Александра закрыла крышку рояля. Сегодня ей не работалось.
   В тот же вечер Александра позвонила Джетте в Лос-Анджелес, надеясь, что жизнерадостность и энтузиазм подруги помогут ей развеять хандру. Издатель Мэри-Ли устраивал в ее честь банкет в нью-йоркском отеле «Фитцджеральд», и Александра с Джеттой собирались непременно там быть. Сама леди Кобра, конечно же, бойкотировала это мероприятие. Она сделала заявление для прессы: «Моя дочь поставила своей целью причинить мне боль и добилась своего. Я не буду подавать на нее в суд, хотя имею для этого все основания».
   – Надо же, какая негодяйка, – бушевала Джетта. – Неудивительно, что Мэри-Ли ее терпеть не может. Ну ладно, Александра, скажи, как подвигаются твои музыкальные дела? Что-нибудь пишешь?
   Александра чуть не расплакалась.
   – Ничего не выходит, – призналась она. – Не понимаю, Джетта, что со мной случилось. Не могу поверить, что я больше ни на что не способна... Чем больше работаю, тем хуже получается.
   – Это как оргазм, правда?
   – В каком смысле?
   – Ну, чем больше стараешься, тем труднее его достичь. Начинаешь стараться еще больше. Только об этом и думаешь... «Правильно ли я лежу?» и так далее. А все тело ломит, и любовь уже не в радость.
   Александра смахнула слезинку. Она не знала, смеяться или плакать. Как ни странно, в этих словах была изрядная доля истины.
   – Помнишь, что ты мне в свое время посоветовала? – коротко засмеялась Джетта. – Ты сказала, чтобы я перестала об этом думать и не изводила себя. А потом еще ты говорила, что кончить – то же самое, что чихнуть: сначала едва чувствуешь, потом сильнее и сильнее, потом уже не можешь сдерживаться и – апчхи! Взрыв!
   – А ведь верно! – Александра расхохоталась. – Ох, Джетта, ты просто уникум! Не представляю, что бы я без тебя делала.
   Ближе к ночи Александра снова села за рояль, но уже не в музыкальном классе, а на своем этаже жилого корпуса. Ее руки свободно летали над клавишами. Она больше не старалась во что бы то ни стало сосредоточиться на мелодии. Пальцы словно по наитию сами извлекали нужную ноту.
   По коридору шла девушка, утопающая в безразмерной студенческой футболке и пушистых комнатных тапках. Она остановилась и прислушалась. Александра, ободренная ее вниманием, слегка ускорила темп. Почему-то у нее перед глазами возник Джанкарло, но не такой, какого она видела в день их последней встречи, а другой, каким он запомнился ей ярче всего: поднявшийся над ней, обнаженный, сгорающий от страсти.
   Александра забыла, что рядом кто-то есть. Воспоминания захватили ее целиком. Через некоторое время, подняв глаза, она увидела, что вокруг рояля собрались студентки, которые слушают ее как зачарованные и раскачиваются в такт музыке. Она заиграла чувственный свинговый припев и повторила его в разных тональностях.
   Да, песня будет называться «Страстная женщина». Александра ощущалав себе страсть.

IX
АЛЕКСАНДРА И РИЧАРД, 1982

   Банкет в честь Мэри-Ли был устроен во вращающемся ресторане на крыше восьмидесятиэтажного отеля «Фитцджеральд» в Нью-Йорке. Виновница торжества появилась в смело декольтированном шелковом костюме цвета морской волны и на невероятно высоких каблуках-шпильках, сообщавших ее облику точно выверенный налет легкомыслия. Две косы, уложенные короной вокруг головы, делали ее похожей на деву-воительницу из скандинавской саги.
   Тонкий стан, нежная персиковая кожа и редкого оттенка волосы придавали ей особую прелесть. Модный фотограф сделал серию ее снимков для журнала «Вог».
   Александра с гордостью любовалась подругой. Она не смогла бы ответить, когда Мэри-Ли так разительно переменилась, но понимала, что выход в свет «Леди Кобры» сыграл здесь не последнюю роль. Видимо, сказалось и то, что Мэри-Ли наконец выплеснула наболевшие чувства. Помимо всего прочего, она прибавила пять килограммов, что бесспорно пошло ей на пользу.
   Когда из Калифорнии прилетела Джетта, подруги ненадолго собрались в номере Александры. Они обнимались, с восторгом разглядывали друг друга и болтали без умолку. Посетовав, что с ними нет Дианы, которая вышла замуж за принца Чарлза, они заказали разговор с Лондоном. В то утро Мэри-Ли получила от Дианы огромный букет цветов.
   – Господи, не могу поверить! – восклицала Джетта. – Неужели мы снова вместе? Мэри-Ли, ты всех сразишь наповал. А ты, Александра, – вылитая Грейс Келли, и даже лучше!
   Весь вечер вокруг них вились фоторепортеры. Сериал «Кэньон-Драйв» сделал Джетту звездой телеэкрана; светская хроника и иллюстрированные журналы проявляли к ней самый живой интерес. Сверкая ослепительной белозубой улыбкой, она появилась среди гостей в том же гриме, в котором ее привыкли видеть на экране. В последнее время женщины по всей Америке стали точно так же красить ресницы и подводить веки, а юные девушки умоляли парикмахеров причесать их «под Джетту».
   В течение нескольких минут Джетта охотно позировала для газет и журналов, но потом шутливо замахала руками: ей не терпелось рассказать подругам про своего возлюбленного, Нико Провенцо.
   – Мы – летучие любовники, – смеялась она. – То он летит ко мне в Лос-Анджелес, то я к нему в Чикаго. Но времени у меня всегда в обрез. Недавно, к примеру, Эсте Лаудер предложила мне контракт: она хочет создать ароматическую композицию и назвать ее в мою честь «Джетта». Я уже пару раз встречалась с парфюмерами. Они собираются отправить меня в рекламную поездку по стране, представляете? При том что я с утра до ночи занята на съемках. Не знаю, когда смогу по-человечески выспаться.
   Джетта перескакивала с одного на другое, не умолкая ни на минуту.
   – Эй, остановись, тут есть еще мы с Мэри-Ли, – взмолилась Александра. – Ты трещишь как заведенная, Джетта. Разве это нормально? Скажи, твой Нико Провенцо – не тот ли, кто тебя так унизил? Неужели после этого ты еще с ним встречаешься?
   – Он чудесный, – после секундного замешательства ответила Джетта.
   – Да что в нем чудесного? Секс?
   – Хоть бы и секс, Александра. – Джетта надула пухлые яркие губы. – Тебе этого не понять... У меня были и другие парни, не один и не два. Но они мне не подходят. С ними я ничего не чувствую. А с Нико мы каждый раз на седьмом небе. Он просто виртуоз. – Джетта захихикала. – Или ты хочешь, чтобы я всю жизнь пролежала, как бревно?
   Александра отпрянула.
   – Джетта, как ты можешь? Отношения двух людей предполагают нечто большее, чем... одно это. – Не желая обидеть Джетту, она обняла ее. – Что представляет собой этот Нико как человек?Он добрый? Заботливый? Тебе спокойно рядом с ним? Вы доверяете друг другу?
   Джетта отстранилась и нахмурилась.
   – Александра, это совсем другое. Я не собираюсь ничем себя связывать, он тоже. Нам и так хорошо. Возможно, когда-нибудь мы решим жить вместе, но кто знает?
   – Нет, Джетта...
   – Слушай, ты решила мне лекции читать? Я летела в Нью-Йорк на банкет, а не на урок полового воспитания.
   Александра почувствовала, что продолжать ту же тему опасно, и заговорила о другом.
   – Давай подойдем к бару. Если удастся, возьмем еще шампанского. Ты не видела Дэррил Бойер? Она должна быть здесь – вместе с мужем.
   – Да ну ее, – отмахнулась Джетта.
   – Неужели она по-прежнему всем портит кровь?
   – Горбатого могила исправит. Все думали: вот она выйдет замуж и успокоится, но не тут-то было.
   Они пробирались сквозь толпу гостей, осаждающих бар.
   Редакторы, издатели, литературные агенты и авторы ловко управлялись с бокалами и закусками. В центре внимания был Бобби Ленард, загорелый после краткой деловой поездки в Австралию.
   Как тесен издательский мир, подумала Александра. Она кивнула нескольким знакомым, приглашенным для придания блеска этому вечеру.
   На полпути к бару Джетту подкараулил очередной фотограф светской хроники и отвел ее в сторону. В этот момент Александра заметила мужчину и женщину, входящих в зал. Оказавшиеся поблизости фоторепортеры защелкали затворами камер. Александра узнала Дэррил Бойер. Мужчина, по всей видимости, был не кто иной, как ее супруг Ричард Кокс.
   – Прочь с дороги! – напустилась Дэррил на репортеров. – Нечего ко мне лезть. Здесь вам не бесплатный фотосеанс.
   – Мисс Бойер, будьте добры, всего один кадр... повернитесь сюда... улыбнитесь...
   – Кому сказано, пошли вон! – огрызнулась она.
   Ушлые репортеры наступали, деловито переводя кадр за кадром. Ни один из них и бровью не повел, слушая эту брань. Ричард Кокс раскрыл рот, чтобы высказать им свое неодобрение, но Дэррил опередила его:
   – А ну, валите отсюда, болваны!
   Кокс побагровел и плотно сжал губы. Александра отвела глаза, устыдившись, что стала невольной свидетельницей этой сцены. Разве он не знал, на ком женился?
   Чета Коксов смешалась с толпой приглашенных. Александра снова подошла к Джетте, которая беседовала с Мэри-Ли и сенатором Карлом Левином. Вскоре к ним присоединился киноактер Питер Джинополис, грек по происхождению, который опубликовал в издательстве «Краун» пособие по бодибилдингу.
   Через некоторое время Александра извинилась и направилась в туалетную комнату. В коридоре она натолкнулась на Коксов, которые раздраженно спорили.
   Александра застыла.
   – Какого черта ты зацепился языком с этой докторшей? – отчитывала Дэррил своего мужа. – С чего это тебя потянуло на старых дев? Думаешь, я стану читать ее бредятину?
   – Я тебя не заставляю читать ее книгу.
   – Скоро заставишь. Ричард, я не собираюсь бросать все ради того, чтобы поселиться в Чикаго и рожать тебе детей. Придет же такое в голову!
   – Дэррил, тебя никто не принуждает.
   – Не желаю превращаться в детородную машину.
   Александра, густо покраснев, проскользнула мимо супругов и поспешила скрыться из виду.
* * *
   В разгар вечера шеф-повар вывез на тележке гигантский торт, украшенный точной копией суперобложки, пишущими машинками из сахарной глазури и кремовыми гирляндами. Мэри-Ли и ее редактор Энни Уилкинз под восторженные возгласы отрезали от него ломтики и раздавали гостям. Фотокорреспонденты «Паблишерс уикли», «Нью-Йорк дейли ньюс» и «Нью-Йорк таймс» не упускали возможности сделать еще серию снимков.
   Александра увидела рядом с собой Ричарда Кокса.
   – Впервые в жизни собираюсь проглотить книгу, – неожиданно обратился он к ней.
   – Вы имеете в виду этот торт? Мэри-Ли хочет отрезать большой кусок и сохранить его в морозильнике на память.
   Они стояли лицом к лицу. У Александры ёкнуло сердце: его взгляд неумолимо притягивал ее. У Кокса были густые темные волосы с легкой сединой на висках. Его лицо нельзя было назвать красивым в привычном смысле слова, но оно выглядело свежим и слегка обветренным. Александра отметила жесткую квадратную челюсть и ямку на подбородке. Однако в этом человеке было и нечто такое, что не поддавалось описанию: внутренняя сила и природный магнетизм.
   – Меня зовут Ричард Кокс. А вы – Александра Уинтроп?
   – Совершенно верно. Но откуда вы знаете?
   Впервые за все время он улыбнулся. Улыбка, неожиданно мягкая, открыла ровные белые зубы и обозначила глубокие линии у рта.
   – Мы с вашим отцом не раз участвовали в парусных гонках, – объяснил Кокс. – Он сам мне рассказывал, что у него есть красавица-дочь, которая учится в Вассаре и сочиняет популярные песни. – Ричард помолчал. – Но честно говоря, мне подсказали, кто вы.
   Он смотрел на нее с теплотой и восхищением. Александру бросило в жар.
   – Если я не ошибаюсь, ваша супруга – Дэррил Бойер, – с трудом выговорила она.
   – Да, это так.
   – Она очень красива.
   – Вы действительно так считаете? – По лицу Кокса пробежала едва заметная тень. – Истинная красота светится изнутри – как ваша, если позволите.
   Александра почувствовала, как между ними возникло невидимое притяжение, но старалась не поддаваться. Она не могла позволить себе увлечься женатым мужчиной.
   Она сделала шаг в сторону. Ричард снова оказался рядом.
   – Простите, я не хотел быть назойливым.
   Ей с трудом удавалось сохранять равнодушный вид.
   – Конечно, мистер Кокс, но я обещала присоединиться к друзьям.
* * *
   Три года напряженных занятий остались позади. Александра окончила Вассар. Выпускной вечер проходил в соответствии с вековой традицией. Церемонию открывало торжественное построение. Выпускницы в белых мантиях совершили круг почета, неся на плечах длинную гирлянду, сплетенную из свежих ромашек.
   Потом Александра, все еще в шапочке и мантии, обнимала отца, Фелисию и Дерека, которые прилетели из Бостона на новом вертолете Джея Уинтропа.
   – Малышка, я так рад. – В глазах отца стояли слезы. – Не могу передать, как я тобой горжусь. Если бы твоя мама могла быть с нами. Если бы она могла видеть тебя в мантии, с венком ромашек. Она была бы так счастлива.
   Глаза Александры затуманились; она прильнула к отцу.
   – Возможно, она нас видит, папа. Только нам не дано этого знать.
   Они долго бродили по студенческому городку, осматривая местные достопримечательности. Александра знакомила родных со своими преподавателями и сокурсницами. В вестибюле главного здания Джей Уинтроп отвел дочь в сторону.
   – Александра, у меня сложилось впечатление, что Вассар – это твой мир. Может быть, тебе не следует ограничиваться общим трехлетним курсом? Не хочешь ли ты остаться здесь еще на год, чтобы специализироваться по какому-либо предмету?
   – О нет, папа. Я хочу писать музыку.
   – И конечно, надо помочь Дереку вести предвыборную кампанию, – ввернул отец. – Музыка удается тебе как ничто другое. Признаюсь, я был неправ, когда отговаривал тебя сочинять песни. Но если ты на пару месяцев окунешься в политику, тебе это не повредит. И весьма вероятно, даже придется по душе.
   Александра подняла глаза на отца. Ему всегда нравилось ощущать себя негласным вершителем судеб. Сейчас он возлагал честолюбивые надежды на сына. Что ж, Александра была готова подарить ему эти несколько месяцев.
   – Кроме того, в политике немало интересных личностей, – добавил Джей.
   Александра вспомнила свою встречу с Ричардом Коксом. Этот человек не в первый раз вставал у нее перед глазами, и она, как прежде, со вздохом и смутным чувством вины прогнала от себя непрошенное видение.
   Джей истолковал ее задумчивость по-своему.
   – Я хочу, чтобы ты вращалась среди достойных людей. По возвращении домой попрошу Фелисию организовать пару приемов для узкого круга, чтобы ты снова оказалась в центре событий. А потом мы найдем для тебя подходящую должность в штате предвыборной кампании.
   – Ой, папа...
   – Пообещай мне, что хотя бы в течение одного-единственного лета ты будешь поступать так, как просит старик-отец. После этого можешь делать, что тебе заблагорассудится.
   – Договорились. Но только одно лето!
* * *
   В то лето Александру преследовало чувство, что ее ждут какие-то важные события, способные изменить весь ход ее жизни.
   Возможно, она добьется успехов в музыке. Сейчас Александра работала сразу над несколькими песнями, продолжая, как и в первых двух, близкую ей «женскую» тему.
   Время от времени ее мысли возвращались к Ричарду Коксу. Как-то раз она пошла в библиотеку и с тайным интересом прочла о нем все, что удалось обнаружить. Нынешний брак был для него вторым. Его первой женой была видная и весьма респектабельная светская дама, которая погибла в автомобильной катастрофе. Детей у них не было. Разница в возрасте между ним и Александрой составляла двадцать лет.
   Сдержав данное отцу обещание, Александра согласилась работать в штабе избирательной кампании Дерека. Но ей не хотелось быть агитатором. Она предпочитала более самостоятельную и ответственную деятельность.