Страница:
Он достал из кармана брюк кольцо с двенадцатью отмычками, лично изготовленными в собственной мастерской. Из них он проверил три, затем выбрал шестую на связке и вставил ее в замок. Почувствовав точки сопротивления, он напильником нанес на нее зарубки. Через десять минут две с половиной бороздки были готовы. Еще через пятнадцать минут были готовы остальные. Вставив отмычку в замок, он медленно и осторожно повернул ее.
Замок открылся. Роулинс постоял минуту у двери на случай, если шарик из клея и пластилина, сделанный Билли, не удержался на дверном косяке. Сигнализация не сработала. Он вздохнул с облегчением и тонкой металлической спицей стал открывать второй замок. Через минуту дверь тихо открылась. В квартире было темно, но свет из коридора позволял ему рассмотреть застланную ковром просторную, около 8 квадратных футов, прихожую.
Он опасался, что где-то на полу прихожей есть пластина, наступив на которую можно подключить вторую систему сигнализации. Пластина не могла быть слишком близко ко входу, иначе жильцы сами постоянно будут на нее наступать. Держась ближе к стене, Роулинс закрыл входную дверь и включил в прихожей свет. С левой стороны была приоткрыта дверь в туалетную комнату. Справа — другая дверь, скорее всего в гардеробную, где явно есть контрольная сигнализация. Он не будет ее трогать. Достав плоскогубцы, он наклонился и осторожно отогнул ковер. Сигнальная пластина размещалась в самом центре прихожей. Аккуратно положив ковер на место, он обошел его и открыл большую дверь. Как и говорил Билли, она вела в гостиную.
Несколько минут он постоял на пороге, чтобы глаза привыкли к темноте и можно было найти выключатель на стене. Он включил свет. Это был риск, но он был на девятом этаже, хозяева были в Йоркшире, и у него не было времени работать с карманным фонариком в квартире, напичканной сигнализацией.
Комната была двадцать пять на восемнадцать футов, обставлена дорогой мебелью, устлана ковром. Окна с двойными рамами выходили на улицу. Справа стена с каменным камином, который можно было топить и газом, и дровами. Дверь у камина вела, по всей видимости, в спальню хозяев. Слева в противоположной стене были две двери, одна из них открыта в коридор и вела в гостевые спальни. Другая закрыта, она, наверное, ведет в столовую и на кухню.
Роулинс простоял еще десять минут, не шевелясь, осматривая стены и потолок.
Здесь могла быть система сигнализации, реагирующая на движение или изменение температуры в помещении, которую Билли Райс мог не заметить. Если она сработает, он выскочит отсюда в считанные секунды. Сигнализация не сработала. Очевидно, система охраны ограничивалась дверной сигнализацией, пластиной в холле и, возможно, оконной, но он не собирался прикасаться к окнам.
Сейф должен быть или в гостиной, или в спальне хозяев в стене, а не в перегородках, слишком тонких для этого. Роулинс обнаружил его около одиннадцати часов. На стене между двумя большими окнами висело зеркало в золоченой раме. Оно плотно прилегало к стене, как будто крепилось на петлях.
Приподняв углы ковра плоскогубцами, он обнаружил тоненькие проводки вдоль стен по плинтусам и от них к пластинкам в центре комнаты.
Когда он добрался до зеркала, то увидел одну пластинку прямо под ним. Роулинс передвинул низкий кофейный столик так, чтобы он закрывал пластину. Теперь он знал, что будет в безопасности.
Зеркало держалось на стене с помощью магнитного устройства, подсоединенного к системе охраны. Для Роулинса это не составило проблемы. Он осторожно вставил плоскую пластинку намагниченной стали между двумя магнитами, один из которых крепился к стене, другой — к раме зеркала. Оставив стальную пластинку на магните стены, он осторожно снял зеркало. Магнит на стене теперь соприкасался с другим магнитом, цепь не разомкнулась, сигнализация не включилась.
Роулинс улыбнулся. Сейф в стене был невелик, модель Хамбер Д. Он знал, что дверь сейфа толщиной в полдюйма сделана из упрочненной стали. Дверная петля сейфа представляла собой стержень из упрочненной стали, идущий вверх и вниз из самой дверцы. От дверцы в боковую стенку сейфа на глубину полтора дюйма входили три засова из такой же стали. Внутри сейфа была жестяная коробка, толщиной в два дюйма с тремя засовами, вертикальным штырем, контролирующим их движение, и кодовым цифровым замком, циферблат которого смотрел сейчас прямо на него.
Роулинс не собирался со всем этим возиться. Был более простой способ вскрыть тайник — прорезать дверь сверху донизу возле замка со стороны шарнира.
Тогда шестьдесят процентов дверцы с замком и тремя засовами блокируются на раме сейфа, а оставшиеся сорок процентов открываются настолько, что можно просунуть руку и вытащить содержимое.
Роулинс вернулся в прихожую и взял бутылку шампанского, которую там оставил. Устроившись на кофейном столике, он открутил низ фальшивой бутылки и выложил на столик ее содержимое. На столике оказались маленькая коробочка, в которой на вате лежал электрический детонатор, набор небольших магнитов, длинный бытовой электрический шнур на пять ампер и устройство резки взрывом.
Роулинс знал, что лучше всего резать стальную дверь толщиной полдюйма, пользуясь теорией Мокро — изобретателя взрыва направленного действия.
Устройство, которое он держал в руках, называлось «Резка взрывом» и представляло собой длинную У-образную пластину из твердого, но гибкого металла с взрывчаткой по всей поверхности. В Великобритании его выпускали три компании — одна государственная и две частные. Продавали его только по лицензиям, но как профессиональный медвежатник Роулинс имел к нему доступ через подкупленного служащего одной из частных компаний.
Роулинс быстро выбрал пластину нужной длины и прикрепил ее вдоль двери сейфа. С одного ее конца он вставил детонатор, из которого торчали два скрученных медных проводка. Проводки он развел в стороны, чтобы не случилось короткого замыкания. К проводкам подсоединил электрический шнур, который заканчивался обычной штепсельной вилкой с тремя штырьками.
Аккуратно раскручивая шнур, он прошел в коридор к гостевым спальням. Здесь было безопаснее всего при взрыве. Роулинс осторожно прошел на кухню, где наполнил водой большой полиэтиленовый пакет. Его он прикрепил кнопками к стене прямо над взрывным устройством. Подушки, набитые пухом, годятся только для телесериалов, говорил ему дядя Альберт. Ничто так не гасит ударную волну, как вода.
Было без двадцати двенадцать. Праздничный шум в квартире наверху нарастал. Даже в этом шикарном доме, чьи обитатели ценили уединение, Роулинс ясно различал возгласы и музыку. Последнее, что он сделал, прежде чем уйти в коридор, это включил телевизор. В коридоре он нашел розетку, удостоверился, что переключатель стоит в позиции «выкл.», и вставил в нее свой шнур. Осталось дождаться полуночи.
Без одной минуты двенадцатого шум наверху достиг апогея и затем стих, как по команде. В тишине Роулинс слышал звук телевизора, работающего в гостиной. Традиционную шотландскую программу с балладами и танцами Хайленда сменила картинка часов Биг-Бена. За циферблатом часов находился огромный колокол «Большой Том», который часто ошибочно называют Биг Беном. Тараторил телевизионный диктор, бежали последние перед полуночью секунды, люди во всем королевстве наполняли свои бокалы. Затем начались перезвоны курантов.
После них наступила краткая пауза, и затем заговорил Большой Томг бон-н-н-н. Раскат первого удара эхом пронесся по двадцати миллионам домов страны; он отозвался и на девятом этаже особняка Фонтеной-хаус, заглушаемый радостными криками и пением. Когда первый удар часов донесся до восьмого этажа, Джим Роулинс передвинул рычаг переключателя в положение «вкл.».
Глухой звук взрыва никто, кроме него, не услышал. Он подождал минуту, выдернул шнур из розетки и направился к сейфу, по дороге собирая свой инвентарь. Клубы дыма рассеялись. От полиэтиленового пакета с водой не осталось ничего, кроме влажного пятна на ковре. Дверь сейфа выглядела так, будто какой-то великан разрубил ее топором сверху донизу. Роулинс, разогнав дым, рукой в перчатке потянул на себя меньшую часть двери. Коробку из листового железа разнесло взрывом, но все запоры с другой стороны дверцы остались на своих местах. Та же часть, которая освободилась, позволяла ему заглянуть внутрь. Там лежали бархатный мешочек и шкатулка. Роулинс развязал мешочек и выложил содержимое на кофейный столик.
Драгоценности сверкали и горели неземным светом.
Бриллианты «Глен». Роулинс спрятал свои приспособления обратно в бутылку из-под шампанского. Но тут перед ним встала непредвиденная проблема. Кулон и серьги вполне помещались в кармане брюк, но диадема была больше, чем он предполагал... Как ее вынести, не привлекая внимания? Оглядевшись, Роулинс заметил кейс.
Он вытряхнул его содержимое — набор бумажников, кредитные карточки, ручки, записные книжки и папки — на кресло.
В кейс уместились и драгоценности, и бутылка шампанского. Неси он ее в руках, кто-нибудь удивился бы: идет с вечеринки со своей бутылкой. Бросив последний взгляд на гостиную, Роулинс выключил свет, вышел в прихожую и закрыл за собой дверь. В коридоре он запер входную дверь и через минуту прошел мимо портье. Старик даже не взглянул на него.
Услышав воркование голубя, Филби встал и подошел к большой клетке в углу. Ее обитатель сидел с перевязанной лапкой. Филби обожал живность, начиная с лисы, которая жила у него в Бейруте, и кончая канарейками и попугаями, которых держал здесь, в этой квартире. Голубь, прихрамывая, двигался по клетке. Забинтованная лапка замедляла его движение.
— Ничего, старик, — сказал Филби, — скоро мы снимем повязку, и ты снова сможешь летать.
Он вернулся к столу. В сотый раз он повторил себе, что доклад должен быть написан хорошо. Генеральный секретарь был не тем человеком, которому можно было перечить и которого можно было осмелиться обмануть. Кое-кто из командования ВВС, устроившие в 1983 году неразбериху с южнокорейским самолетом, по его личному распоряжению закончили жизнь в вечной мерзлоте Камчатки. Хотя у Генерального были проблемы со здоровьем и часть времени ему приходилось проводить в инвалидной коляске, он все же оставался бесспорным главой Союза, его слово было законом. Его мысль была остра, как бритва, его выцветшие глаза подмечали все.
Взяв карандаш и бумагу, Филби стал набрасывать первый черновик своего ответа.
Поссорившись с женой, он уехал из загородного дома ее брата, не пробыв там и дня из трех запланированных. Его угловатой и любящей верховую езду жене нравилась сельская жизнь в той же степени, в какой он эту жизнь ненавидел. Она с удовольствием бродила по унылым болотам Йоркшира, в то время как он сидел дома с ее братом-герцогом (десятым в роду), что было просто невыносимо.
Хозяин апартаментов высоко ценил мужскую нравственность, а брат жены грешил с собратьями по полу.
Новогодний ужин стал для него настоящим кошмаром: его окружали друзья жены, которые без конца говорили о стрельбе, рыбалке и охоте. Все это сопровождалось визгливым смехом герцога и его слишком миловидных приятелей. В то утро он что-то неосторожно сказал жене, она взорвалась.
В результате было решено, что после чая он один вернется домой, а она может оставаться за городом, сколько захочет, хоть целый месяц.
Он вошел в прихожую квартиры и остановился. Система сигнализации должна издавать короткие гудки, пока хозяин ее не отключит. «Черт возьми, наверное, опять сломалась», — подумал он и, открыв гардероб, выключил систему своим ключом. Войдя в гостиную и включив свет, он замер как вкопанный. Он стоял в холле и глядел широко раскрытыми от ужаса глазами на представшую перед ним картину. Мокрые пятна на ковре уже успели высохнуть, телевизор не был включен. Его внимание мгновенно привлекли развороченная стена и распахнутые дверцы сейфа. Быстро подойдя к сейфу, он взглянул во внутрь. Сомнений не было: бриллианты похищены. Он огляделся вокруг, увидел собственные вещи, разбросанные у камина, ковер, приподнятый с краев вдоль стен. Бледный как полотно, он упал во второе кресло. «О, боже!» — выдохнул он. Этот хаос, казалось, парализовал его, и следующие десять минут он оставался в кресле, тяжело дыша и тупо уставившись перед собой.
Наконец встал и подошел к телефону. Дрожащим пальцем начал крутить диск. На другом конце раздавались равномерные гудки, никто не брал трубку.
Для большинства служащих пятницу сделали выходным днем, продлив таким образом новогодние праздники с четверга до воскресенья.
Но Брайан Харкорт-Смит специально попросил его прийти. Он и явился, догадываясь, о чем будет беседовать с ним заместитель начальника МИ-5.
Джон Пристон начал работать в МИ-5 в 1981 году. Из прошедших пяти лет три он проработал в отделе F-1, который занимался наблюдением за экстремистскими политическими организациями левого и правого толка, их изучением и внедрением в него агентов. Два года он возглавлял отделение D отдела F-1, следившее за крайне левыми в британской лейбористской партии. Две недели назад он сдал свой доклад — плод личного расследования и теперь был весьма удивлен, что его так быстро прочли и проанализировали.
Он вошел в проходную, здесь у него проверили удостоверение, уточнили в секретариате, внесен ли он в список посетителей, и разрешили подняться наверх.
Он сожалел, что не сможет лично встретиться с шефом сэром Бернардом Хеммингсом. Ни для кого в МИ-5 не секрет, что старик болен и редко бывает на службе. В его отсутствие оперативное руководство ведомством осуществлял честолюбивый заместитель, что отнюдь не радовало ветеранов контрразведки.
Сэр Бернард прошел всю служебную лестницу МИ-5 снизу доверху. Он умел достичь взаимопонимания с людьми, которые вели наружное наблюдение за подозрительными лицами, следили за иностранными резидентами, внедрялись в подрывные организации. Харкорт-Смит имел превосходное университетское образование, прежде возглавлял различные подразделения, неуклонно продвигаясь все выше и выше по служебной лестнице.
Одетый как обычно с иголочки, он тепло приветствовал Престона в своем кабинете. Ходили слухи, что такой прием был признаком предстоящего увольнения. Харкорт-Смит сидел за столом. Перед ним лежал доклад Престона.
— Так вот, Джон, насчет твоего доклада. Я к нему отнесся, как и ко всей твоей работе, с предельной серьезностью.
— Спасибо, — ответил Престон.
— Настолько серьезно, что я даже отдал ему часть праздников, проведя их здесь, в кабинете, перечитывал и много думал.
Престон решил на этот раз лучше промолчать.
— Он, как бы получше выразиться, довольно радикальный... без тормозов. Но вопрос, который я должен себе задать, прежде чем ведомство начнет разработку политики по материалам доклада, насколько они достоверны. Можно ли их проверить? Вот о чем меня спросят прежде всего.
— Послушай, Брайан, я работал два года над ним. Мои люди внедрились надежно. Факты, если я их здесь называю фактами, достоверны.
— О, Джон, я не ставлю под сомнение твои факты. Но что касается выводов, сделанных на их основе...
— Они основаны на логике, — сказал Престон.
— Прекрасная наука логика. Я когда-то изучал ее, — продолжил Харкорт-Смит, — но не всегда доказательна, не так ли? Вот, например, здесь, — он нашел строчку в докладе и провел вдоль нее пальцем, — МБР. Экстремистская организация, не так ли?
— Да, Брайан, они — экстремисты.
— Не сомневаюсь. Но не плохо было бы приложить сюда копию досье на МБР.
— Насколько мне известно, ничего документального за ними нет. Есть лишь намерения, серьезные намерения определенных людей.
Харкорт-Смит с сожалением прицокнул языком.
— Намерения, — сказал он так, как будто это слово его заинтриговало. — Да, намерения. Но видишь ли, Джон, в этой стране многие люди имеют намерения, далеко не все из них благие. Мы не можем предлагать меры, контрмеры, вырабатывать политику только на основе чьих-то намерений.
Престон собирался что-то возразить, но Харкорт-Смит, встав из-за стола, что означало: беседа закончена, продолжил:
— Слушай, Джон, оставь его у меня на некоторое время. Мне надо еще подумать, кое-что перепроверить, прежде чем решу, куда его лучше направить. Кстати, как тебе нравится работа в F-l (D)?
— Очень нравится, — ответил Престон, тоже вставая.
— Возможно, я смогу предложить работу, которая тебе понравится больше, — сказал Харкорт-Смит.
Когда Престон вышел, Харкорт-Смит еще несколько минут смотрел на дверь. Он был в раздумье.
Просто выбросить доклад, который он лично считал компрометирующим и который может когда-нибудь стать просто опасным, было невозможно. Доклад был официально передан ему начальником отделения, на нем был регистрационный номер. Он долго и мучительно думал. Затем взял ручку с красными чернилами и что-то написал на титульном листе доклада Престона. Он нажал звонок.
— Мейбл, — сказал он, когда его секретарша вошла, — пожалуйста, отнесите это в архив лично. Прямо сейчас.
Девушка взглянула на обложку папки. Наискосок было написано два слова «Дело закрыто», под которыми стояла подпись Харкорта-Смита. Отчет должен был быть похоронен в архиве.
Замок открылся. Роулинс постоял минуту у двери на случай, если шарик из клея и пластилина, сделанный Билли, не удержался на дверном косяке. Сигнализация не сработала. Он вздохнул с облегчением и тонкой металлической спицей стал открывать второй замок. Через минуту дверь тихо открылась. В квартире было темно, но свет из коридора позволял ему рассмотреть застланную ковром просторную, около 8 квадратных футов, прихожую.
Он опасался, что где-то на полу прихожей есть пластина, наступив на которую можно подключить вторую систему сигнализации. Пластина не могла быть слишком близко ко входу, иначе жильцы сами постоянно будут на нее наступать. Держась ближе к стене, Роулинс закрыл входную дверь и включил в прихожей свет. С левой стороны была приоткрыта дверь в туалетную комнату. Справа — другая дверь, скорее всего в гардеробную, где явно есть контрольная сигнализация. Он не будет ее трогать. Достав плоскогубцы, он наклонился и осторожно отогнул ковер. Сигнальная пластина размещалась в самом центре прихожей. Аккуратно положив ковер на место, он обошел его и открыл большую дверь. Как и говорил Билли, она вела в гостиную.
Несколько минут он постоял на пороге, чтобы глаза привыкли к темноте и можно было найти выключатель на стене. Он включил свет. Это был риск, но он был на девятом этаже, хозяева были в Йоркшире, и у него не было времени работать с карманным фонариком в квартире, напичканной сигнализацией.
Комната была двадцать пять на восемнадцать футов, обставлена дорогой мебелью, устлана ковром. Окна с двойными рамами выходили на улицу. Справа стена с каменным камином, который можно было топить и газом, и дровами. Дверь у камина вела, по всей видимости, в спальню хозяев. Слева в противоположной стене были две двери, одна из них открыта в коридор и вела в гостевые спальни. Другая закрыта, она, наверное, ведет в столовую и на кухню.
Роулинс простоял еще десять минут, не шевелясь, осматривая стены и потолок.
Здесь могла быть система сигнализации, реагирующая на движение или изменение температуры в помещении, которую Билли Райс мог не заметить. Если она сработает, он выскочит отсюда в считанные секунды. Сигнализация не сработала. Очевидно, система охраны ограничивалась дверной сигнализацией, пластиной в холле и, возможно, оконной, но он не собирался прикасаться к окнам.
Сейф должен быть или в гостиной, или в спальне хозяев в стене, а не в перегородках, слишком тонких для этого. Роулинс обнаружил его около одиннадцати часов. На стене между двумя большими окнами висело зеркало в золоченой раме. Оно плотно прилегало к стене, как будто крепилось на петлях.
Приподняв углы ковра плоскогубцами, он обнаружил тоненькие проводки вдоль стен по плинтусам и от них к пластинкам в центре комнаты.
Когда он добрался до зеркала, то увидел одну пластинку прямо под ним. Роулинс передвинул низкий кофейный столик так, чтобы он закрывал пластину. Теперь он знал, что будет в безопасности.
Зеркало держалось на стене с помощью магнитного устройства, подсоединенного к системе охраны. Для Роулинса это не составило проблемы. Он осторожно вставил плоскую пластинку намагниченной стали между двумя магнитами, один из которых крепился к стене, другой — к раме зеркала. Оставив стальную пластинку на магните стены, он осторожно снял зеркало. Магнит на стене теперь соприкасался с другим магнитом, цепь не разомкнулась, сигнализация не включилась.
Роулинс улыбнулся. Сейф в стене был невелик, модель Хамбер Д. Он знал, что дверь сейфа толщиной в полдюйма сделана из упрочненной стали. Дверная петля сейфа представляла собой стержень из упрочненной стали, идущий вверх и вниз из самой дверцы. От дверцы в боковую стенку сейфа на глубину полтора дюйма входили три засова из такой же стали. Внутри сейфа была жестяная коробка, толщиной в два дюйма с тремя засовами, вертикальным штырем, контролирующим их движение, и кодовым цифровым замком, циферблат которого смотрел сейчас прямо на него.
Роулинс не собирался со всем этим возиться. Был более простой способ вскрыть тайник — прорезать дверь сверху донизу возле замка со стороны шарнира.
Тогда шестьдесят процентов дверцы с замком и тремя засовами блокируются на раме сейфа, а оставшиеся сорок процентов открываются настолько, что можно просунуть руку и вытащить содержимое.
Роулинс вернулся в прихожую и взял бутылку шампанского, которую там оставил. Устроившись на кофейном столике, он открутил низ фальшивой бутылки и выложил на столик ее содержимое. На столике оказались маленькая коробочка, в которой на вате лежал электрический детонатор, набор небольших магнитов, длинный бытовой электрический шнур на пять ампер и устройство резки взрывом.
Роулинс знал, что лучше всего резать стальную дверь толщиной полдюйма, пользуясь теорией Мокро — изобретателя взрыва направленного действия.
Устройство, которое он держал в руках, называлось «Резка взрывом» и представляло собой длинную У-образную пластину из твердого, но гибкого металла с взрывчаткой по всей поверхности. В Великобритании его выпускали три компании — одна государственная и две частные. Продавали его только по лицензиям, но как профессиональный медвежатник Роулинс имел к нему доступ через подкупленного служащего одной из частных компаний.
Роулинс быстро выбрал пластину нужной длины и прикрепил ее вдоль двери сейфа. С одного ее конца он вставил детонатор, из которого торчали два скрученных медных проводка. Проводки он развел в стороны, чтобы не случилось короткого замыкания. К проводкам подсоединил электрический шнур, который заканчивался обычной штепсельной вилкой с тремя штырьками.
Аккуратно раскручивая шнур, он прошел в коридор к гостевым спальням. Здесь было безопаснее всего при взрыве. Роулинс осторожно прошел на кухню, где наполнил водой большой полиэтиленовый пакет. Его он прикрепил кнопками к стене прямо над взрывным устройством. Подушки, набитые пухом, годятся только для телесериалов, говорил ему дядя Альберт. Ничто так не гасит ударную волну, как вода.
Было без двадцати двенадцать. Праздничный шум в квартире наверху нарастал. Даже в этом шикарном доме, чьи обитатели ценили уединение, Роулинс ясно различал возгласы и музыку. Последнее, что он сделал, прежде чем уйти в коридор, это включил телевизор. В коридоре он нашел розетку, удостоверился, что переключатель стоит в позиции «выкл.», и вставил в нее свой шнур. Осталось дождаться полуночи.
Без одной минуты двенадцатого шум наверху достиг апогея и затем стих, как по команде. В тишине Роулинс слышал звук телевизора, работающего в гостиной. Традиционную шотландскую программу с балладами и танцами Хайленда сменила картинка часов Биг-Бена. За циферблатом часов находился огромный колокол «Большой Том», который часто ошибочно называют Биг Беном. Тараторил телевизионный диктор, бежали последние перед полуночью секунды, люди во всем королевстве наполняли свои бокалы. Затем начались перезвоны курантов.
После них наступила краткая пауза, и затем заговорил Большой Томг бон-н-н-н. Раскат первого удара эхом пронесся по двадцати миллионам домов страны; он отозвался и на девятом этаже особняка Фонтеной-хаус, заглушаемый радостными криками и пением. Когда первый удар часов донесся до восьмого этажа, Джим Роулинс передвинул рычаг переключателя в положение «вкл.».
Глухой звук взрыва никто, кроме него, не услышал. Он подождал минуту, выдернул шнур из розетки и направился к сейфу, по дороге собирая свой инвентарь. Клубы дыма рассеялись. От полиэтиленового пакета с водой не осталось ничего, кроме влажного пятна на ковре. Дверь сейфа выглядела так, будто какой-то великан разрубил ее топором сверху донизу. Роулинс, разогнав дым, рукой в перчатке потянул на себя меньшую часть двери. Коробку из листового железа разнесло взрывом, но все запоры с другой стороны дверцы остались на своих местах. Та же часть, которая освободилась, позволяла ему заглянуть внутрь. Там лежали бархатный мешочек и шкатулка. Роулинс развязал мешочек и выложил содержимое на кофейный столик.
Драгоценности сверкали и горели неземным светом.
Бриллианты «Глен». Роулинс спрятал свои приспособления обратно в бутылку из-под шампанского. Но тут перед ним встала непредвиденная проблема. Кулон и серьги вполне помещались в кармане брюк, но диадема была больше, чем он предполагал... Как ее вынести, не привлекая внимания? Оглядевшись, Роулинс заметил кейс.
Он вытряхнул его содержимое — набор бумажников, кредитные карточки, ручки, записные книжки и папки — на кресло.
В кейс уместились и драгоценности, и бутылка шампанского. Неси он ее в руках, кто-нибудь удивился бы: идет с вечеринки со своей бутылкой. Бросив последний взгляд на гостиную, Роулинс выключил свет, вышел в прихожую и закрыл за собой дверь. В коридоре он запер входную дверь и через минуту прошел мимо портье. Старик даже не взглянул на него.
* * *
Первого января ближе к полуночи Гарольд Филби сел за письменный стол в своей московской квартире. Накануне он позволил себе напиться у Блейков, но никакого удовольствия от этого не получил. Он был уже слишком поглощен тем, что ему предстояло написать. Все утро он страдал от неизбежного похмелья и теперь, когда Эрита и сыновья легли спать, в тишине мог все обдумать.Услышав воркование голубя, Филби встал и подошел к большой клетке в углу. Ее обитатель сидел с перевязанной лапкой. Филби обожал живность, начиная с лисы, которая жила у него в Бейруте, и кончая канарейками и попугаями, которых держал здесь, в этой квартире. Голубь, прихрамывая, двигался по клетке. Забинтованная лапка замедляла его движение.
— Ничего, старик, — сказал Филби, — скоро мы снимем повязку, и ты снова сможешь летать.
Он вернулся к столу. В сотый раз он повторил себе, что доклад должен быть написан хорошо. Генеральный секретарь был не тем человеком, которому можно было перечить и которого можно было осмелиться обмануть. Кое-кто из командования ВВС, устроившие в 1983 году неразбериху с южнокорейским самолетом, по его личному распоряжению закончили жизнь в вечной мерзлоте Камчатки. Хотя у Генерального были проблемы со здоровьем и часть времени ему приходилось проводить в инвалидной коляске, он все же оставался бесспорным главой Союза, его слово было законом. Его мысль была остра, как бритва, его выцветшие глаза подмечали все.
Взяв карандаш и бумагу, Филби стал набрасывать первый черновик своего ответа.
* * *
Спустя четыре часа, незадолго до полуночи по лондонскому времени владелец апартаментов в Фонтеной-хаус в одиночестве вернулся в столицу. Это был высокий седовласый мужчина пятидесяти пяти лет запоминающейся внешности. Используя собственную пластиковую карточку, он въехал в подземный гараж и с чемоданом поднялся на лифте до восьмого этажа. Настроение у него было плохое.Поссорившись с женой, он уехал из загородного дома ее брата, не пробыв там и дня из трех запланированных. Его угловатой и любящей верховую езду жене нравилась сельская жизнь в той же степени, в какой он эту жизнь ненавидел. Она с удовольствием бродила по унылым болотам Йоркшира, в то время как он сидел дома с ее братом-герцогом (десятым в роду), что было просто невыносимо.
Хозяин апартаментов высоко ценил мужскую нравственность, а брат жены грешил с собратьями по полу.
Новогодний ужин стал для него настоящим кошмаром: его окружали друзья жены, которые без конца говорили о стрельбе, рыбалке и охоте. Все это сопровождалось визгливым смехом герцога и его слишком миловидных приятелей. В то утро он что-то неосторожно сказал жене, она взорвалась.
В результате было решено, что после чая он один вернется домой, а она может оставаться за городом, сколько захочет, хоть целый месяц.
Он вошел в прихожую квартиры и остановился. Система сигнализации должна издавать короткие гудки, пока хозяин ее не отключит. «Черт возьми, наверное, опять сломалась», — подумал он и, открыв гардероб, выключил систему своим ключом. Войдя в гостиную и включив свет, он замер как вкопанный. Он стоял в холле и глядел широко раскрытыми от ужаса глазами на представшую перед ним картину. Мокрые пятна на ковре уже успели высохнуть, телевизор не был включен. Его внимание мгновенно привлекли развороченная стена и распахнутые дверцы сейфа. Быстро подойдя к сейфу, он взглянул во внутрь. Сомнений не было: бриллианты похищены. Он огляделся вокруг, увидел собственные вещи, разбросанные у камина, ковер, приподнятый с краев вдоль стен. Бледный как полотно, он упал во второе кресло. «О, боже!» — выдохнул он. Этот хаос, казалось, парализовал его, и следующие десять минут он оставался в кресле, тяжело дыша и тупо уставившись перед собой.
Наконец встал и подошел к телефону. Дрожащим пальцем начал крутить диск. На другом конце раздавались равномерные гудки, никто не брал трубку.
* * *
Около одиннадцати часов следующего утра Джон Престон шел по Курзон-стрит к штаб-квартире ведомства, в котором он работал. Оно находилось возле ресторана «Мирабелль», где мало кто из его коллег мог позволить себе пообедать.Для большинства служащих пятницу сделали выходным днем, продлив таким образом новогодние праздники с четверга до воскресенья.
Но Брайан Харкорт-Смит специально попросил его прийти. Он и явился, догадываясь, о чем будет беседовать с ним заместитель начальника МИ-5.
Джон Пристон начал работать в МИ-5 в 1981 году. Из прошедших пяти лет три он проработал в отделе F-1, который занимался наблюдением за экстремистскими политическими организациями левого и правого толка, их изучением и внедрением в него агентов. Два года он возглавлял отделение D отдела F-1, следившее за крайне левыми в британской лейбористской партии. Две недели назад он сдал свой доклад — плод личного расследования и теперь был весьма удивлен, что его так быстро прочли и проанализировали.
Он вошел в проходную, здесь у него проверили удостоверение, уточнили в секретариате, внесен ли он в список посетителей, и разрешили подняться наверх.
Он сожалел, что не сможет лично встретиться с шефом сэром Бернардом Хеммингсом. Ни для кого в МИ-5 не секрет, что старик болен и редко бывает на службе. В его отсутствие оперативное руководство ведомством осуществлял честолюбивый заместитель, что отнюдь не радовало ветеранов контрразведки.
Сэр Бернард прошел всю служебную лестницу МИ-5 снизу доверху. Он умел достичь взаимопонимания с людьми, которые вели наружное наблюдение за подозрительными лицами, следили за иностранными резидентами, внедрялись в подрывные организации. Харкорт-Смит имел превосходное университетское образование, прежде возглавлял различные подразделения, неуклонно продвигаясь все выше и выше по служебной лестнице.
Одетый как обычно с иголочки, он тепло приветствовал Престона в своем кабинете. Ходили слухи, что такой прием был признаком предстоящего увольнения. Харкорт-Смит сидел за столом. Перед ним лежал доклад Престона.
— Так вот, Джон, насчет твоего доклада. Я к нему отнесся, как и ко всей твоей работе, с предельной серьезностью.
— Спасибо, — ответил Престон.
— Настолько серьезно, что я даже отдал ему часть праздников, проведя их здесь, в кабинете, перечитывал и много думал.
Престон решил на этот раз лучше промолчать.
— Он, как бы получше выразиться, довольно радикальный... без тормозов. Но вопрос, который я должен себе задать, прежде чем ведомство начнет разработку политики по материалам доклада, насколько они достоверны. Можно ли их проверить? Вот о чем меня спросят прежде всего.
— Послушай, Брайан, я работал два года над ним. Мои люди внедрились надежно. Факты, если я их здесь называю фактами, достоверны.
— О, Джон, я не ставлю под сомнение твои факты. Но что касается выводов, сделанных на их основе...
— Они основаны на логике, — сказал Престон.
— Прекрасная наука логика. Я когда-то изучал ее, — продолжил Харкорт-Смит, — но не всегда доказательна, не так ли? Вот, например, здесь, — он нашел строчку в докладе и провел вдоль нее пальцем, — МБР. Экстремистская организация, не так ли?
— Да, Брайан, они — экстремисты.
— Не сомневаюсь. Но не плохо было бы приложить сюда копию досье на МБР.
— Насколько мне известно, ничего документального за ними нет. Есть лишь намерения, серьезные намерения определенных людей.
Харкорт-Смит с сожалением прицокнул языком.
— Намерения, — сказал он так, как будто это слово его заинтриговало. — Да, намерения. Но видишь ли, Джон, в этой стране многие люди имеют намерения, далеко не все из них благие. Мы не можем предлагать меры, контрмеры, вырабатывать политику только на основе чьих-то намерений.
Престон собирался что-то возразить, но Харкорт-Смит, встав из-за стола, что означало: беседа закончена, продолжил:
— Слушай, Джон, оставь его у меня на некоторое время. Мне надо еще подумать, кое-что перепроверить, прежде чем решу, куда его лучше направить. Кстати, как тебе нравится работа в F-l (D)?
— Очень нравится, — ответил Престон, тоже вставая.
— Возможно, я смогу предложить работу, которая тебе понравится больше, — сказал Харкорт-Смит.
Когда Престон вышел, Харкорт-Смит еще несколько минут смотрел на дверь. Он был в раздумье.
Просто выбросить доклад, который он лично считал компрометирующим и который может когда-нибудь стать просто опасным, было невозможно. Доклад был официально передан ему начальником отделения, на нем был регистрационный номер. Он долго и мучительно думал. Затем взял ручку с красными чернилами и что-то написал на титульном листе доклада Престона. Он нажал звонок.
— Мейбл, — сказал он, когда его секретарша вошла, — пожалуйста, отнесите это в архив лично. Прямо сейчас.
Девушка взглянула на обложку папки. Наискосок было написано два слова «Дело закрыто», под которыми стояла подпись Харкорта-Смита. Отчет должен был быть похоронен в архиве.
Глава 2
Лишь 4 января, в воскресенье, владельцу апартаментов в Фонтеной-хаус удалось дозвониться по номеру, который он набирал ежечасно в течение трех суток. Разговор, когда он состоялся, был кратким. Менее чем через час, перед обедом, он ждал условленной встречи в холле отеля в Вест-Энде.
Пришедший седовласый джентльмен шестидесяти лет был одет строго и походил на государственного чиновника, коим он в некотором роде и являлся. Он прибыл с опозданием и начал с извинений.
— Извините, ради бога, что заставил вас искать меня три дня, — сказал он. — Я холост, принял приглашение друзей провести Новый год с ними за городом. Что случилось?
Владелец апартаментов кратко и четко изложил суть дела. У него было время обдумать слова, чтобы выразить всю чудовищность происшедшего, он говорил хорошо подобранными фразами. По мере его рассказа лицо собеседника становилось все более и более мрачным.
— Вы совершенно правы, — сказал он наконец. — Это очень серьезно. Вы звонили в полицию, когда вернулись вечером в четверг или после этого?
— Нет, я решил поговорить с вами.
— Жаль, но сейчас все равно уже поздно. Экспертиза установит, что сейф был взломан три-четыре дня тому назад. Это трудно объяснить, впрочем...
— Впрочем, что? — с нетерпением спросил владелец апартаментов.
— Впрочем, вы можете сказать, что зеркало было на месте, в квартире был идеальный порядок, вы прожили в ней три дня и не заметили, что вас обокрали.
— Мало вероятно, — отозвался владелец апартаментов, — ковер был загнут. Мерзавец, должно быть, прошел вдоль стены, чтобы не задеть сигнальной пластины.
— Да, — в раздумье проговорил джентльмен, — вряд ли полиция поверит, что взломщик был столь аккуратным, что не только повесил на место зеркало, но и разложил ковер. Такая версия не пойдет. Боюсь, что не удастся внушить им, будто вы провели все три дня где-то в другом месте.
— Но где? Меня бы видели. А меня никто не видел. Клуб? Отель? Там нужно зарегистрироваться.
— Вот именно, — подтвердил старый джентльмен. — К счастью это или к несчастью, но выбор сделан. Слишком поздно сообщать полиции.
— Но что же, черт возьми, мне делать? — воскликнул владелец апартаментов. — Украшения необходимо вернуть.
— Сколько ваша жена пробудет за городом? — поинтересовался собеседник.
— Кто знает? Ей нравится в Йоркшире. Несколько недель, я надеюсь.
— Тогда необходимо заменить поврежденный сейф на новый, точно такой же. Потом сделать копию бриллиантов «Глен», Понадобится время.
— А как с теми, что украдены? — с отчаянием в голосе спросил владелец апартаментов. — Их нельзя оставить где-то там, их нужно получить обратно.
— Верно, — кивнул джентльмен. — Послушайте, как вы догадались, у моих друзей есть кое-какие связи среди ювелиров. Я попрошу навести справки. Драгоценности наверняка передадут в один из центров переделки. Их ведь не продать, они слишком знамениты. Я попробую найти взломщика и изъять то, что нам нужно.
С этими словами он встал, собираясь уйти. Его собеседник остался сидеть. Он был крайне обеспокоен. Человек в сером был не менее встревожен, но ему лучше удавалось скрыть свои чувства.
— Ничего не предпринимайте сами и никому ничего не рассказывайте, — посоветовал он. — Постарайтесь как можно дольше задержать жену за городом. Ведите себя как обычно. Обо всем остальном я позабочусь и буду держать с вами связь.
В начале Гордон-стрит он входил в неброское здание, похожее на любое другое учреждение — массивное, старой постройки. Внешне оно напоминало страховую компанию, но внутри существенно отличалось от расположенных рядом себе подобных контор.
Во-первых, в вестибюле дежурили три человека: один у входа, другой за стойкой администратора, третий у лифта. Их телосложение никак не вязалось с внешностью страховых клерков. Любому, случайно зашедшему сюда полюбопытствовать, чем занимается фирма, и не желающему обратиться по другому адресу, довольно жестко объясняли, что лишь обладатели определенных удостоверений, проверяемых компьютером, могли пройти дальше вестибюля.
Британская секретная служба, больше известная как МИ-5, занимала несколько особняков. Разумно, но крайне неудобно. Ей принадлежали четыре здания. Штаб-квартира размещалась на Чарльз-стрит, а не в старом Лекондфилд-хаус, как все еще пишут в газетах.
Управление состоит из шести отделов, разбросанных по этим зданиям. Тоже разумно, но неудобно, тем более что некоторые управления имеют отделы в разных зданиях. Чтобы избежать ненужной беготни, все службы соединены защищенными телефонными линиями с системой идентификации номеров телефонов, по которым ведутся разговоры. В управление «А» входят следующие отделы: политический, технического обеспечения, административный, картотека, банк данных, юридическая служба и служба наружного наблюдения. В последней работают высококвалифицированные специалисты всех возрастов — мужчины и женщины, отличающиеся своей изобретательностью и умением прекрасно ориентироваться где бы то ни было.
Даже противники признавали, что наружников МИ-5 на их территории не обойти,
В отличие от разведки (МИ-6), где в ходу американизированный жаргон, контрразведка МИ-5 пользуется служебным жаргоном британских полицейских. Здесь избегают терминов типа «оперативники наблюдения» и называют группы слежки «топтунами».
Управление «В» занимается вербовкой, кадрами, проверкой благонадежности, повышениями, пенсиями и финансами, в частности зарплатой и текущими расходами.
Управление «С» занимается вопросами безопасности государственного аппарата, включая охрану чиновников и зданий, безопасности фирм-подрядчиков, выполняющих оборонные заказы и обеспечивающих услуги связи, вопросами военной безопасности, тесно сотрудничая со службой безопасности министерства обороны, а также вопросами саботажа и его профилактикой.
Раньше было и управление «D», но по каким-то, понятным только самим функционерам Службы безопасности, причинам оно было давно переименовано в управление «К». Один из отделов этого самого большого управления называется просто «Советский» и подразделяется на отделения сбора информации, оперативное и боевого расписания. Другой отдел этого управления занимается странами социалистического лагеря, который включает в себя такие же три отделения. Кроме того, в составе управления есть аналитический и агентурный отделы.
Легко догадаться, что управление «К» направляет свои немалые силы на отслеживание огромного числа агентов из СССР и социалистических стран, работающих или пытающихся работать под прикрытием различных посольств, консульств, миссий, торговых представительств, банков, информационных агентств и коммерческих фирм, которые терпимое британское правительство разрешило насажать по всей столице, а в случае с консульствами и по провинции.
Пришедший седовласый джентльмен шестидесяти лет был одет строго и походил на государственного чиновника, коим он в некотором роде и являлся. Он прибыл с опозданием и начал с извинений.
— Извините, ради бога, что заставил вас искать меня три дня, — сказал он. — Я холост, принял приглашение друзей провести Новый год с ними за городом. Что случилось?
Владелец апартаментов кратко и четко изложил суть дела. У него было время обдумать слова, чтобы выразить всю чудовищность происшедшего, он говорил хорошо подобранными фразами. По мере его рассказа лицо собеседника становилось все более и более мрачным.
— Вы совершенно правы, — сказал он наконец. — Это очень серьезно. Вы звонили в полицию, когда вернулись вечером в четверг или после этого?
— Нет, я решил поговорить с вами.
— Жаль, но сейчас все равно уже поздно. Экспертиза установит, что сейф был взломан три-четыре дня тому назад. Это трудно объяснить, впрочем...
— Впрочем, что? — с нетерпением спросил владелец апартаментов.
— Впрочем, вы можете сказать, что зеркало было на месте, в квартире был идеальный порядок, вы прожили в ней три дня и не заметили, что вас обокрали.
— Мало вероятно, — отозвался владелец апартаментов, — ковер был загнут. Мерзавец, должно быть, прошел вдоль стены, чтобы не задеть сигнальной пластины.
— Да, — в раздумье проговорил джентльмен, — вряд ли полиция поверит, что взломщик был столь аккуратным, что не только повесил на место зеркало, но и разложил ковер. Такая версия не пойдет. Боюсь, что не удастся внушить им, будто вы провели все три дня где-то в другом месте.
— Но где? Меня бы видели. А меня никто не видел. Клуб? Отель? Там нужно зарегистрироваться.
— Вот именно, — подтвердил старый джентльмен. — К счастью это или к несчастью, но выбор сделан. Слишком поздно сообщать полиции.
— Но что же, черт возьми, мне делать? — воскликнул владелец апартаментов. — Украшения необходимо вернуть.
— Сколько ваша жена пробудет за городом? — поинтересовался собеседник.
— Кто знает? Ей нравится в Йоркшире. Несколько недель, я надеюсь.
— Тогда необходимо заменить поврежденный сейф на новый, точно такой же. Потом сделать копию бриллиантов «Глен», Понадобится время.
— А как с теми, что украдены? — с отчаянием в голосе спросил владелец апартаментов. — Их нельзя оставить где-то там, их нужно получить обратно.
— Верно, — кивнул джентльмен. — Послушайте, как вы догадались, у моих друзей есть кое-какие связи среди ювелиров. Я попрошу навести справки. Драгоценности наверняка передадут в один из центров переделки. Их ведь не продать, они слишком знамениты. Я попробую найти взломщика и изъять то, что нам нужно.
С этими словами он встал, собираясь уйти. Его собеседник остался сидеть. Он был крайне обеспокоен. Человек в сером был не менее встревожен, но ему лучше удавалось скрыть свои чувства.
— Ничего не предпринимайте сами и никому ничего не рассказывайте, — посоветовал он. — Постарайтесь как можно дольше задержать жену за городом. Ведите себя как обычно. Обо всем остальном я позабочусь и буду держать с вами связь.
* * *
На следующее утро Джон Престон влился в поток людей, направлявшихся в центр Лондона после пятидневных праздников. Он жил в южном Кенсингтоне, и ему удобней было ездить на работу на метро. Он выходил на Гудж-стрит, а оставшиеся пятьсот ярдов шел пешком. Неприметный сорокашестилетний человек среднего роста и сложения, в сером плаще и без шляпы, несмотря на холод.В начале Гордон-стрит он входил в неброское здание, похожее на любое другое учреждение — массивное, старой постройки. Внешне оно напоминало страховую компанию, но внутри существенно отличалось от расположенных рядом себе подобных контор.
Во-первых, в вестибюле дежурили три человека: один у входа, другой за стойкой администратора, третий у лифта. Их телосложение никак не вязалось с внешностью страховых клерков. Любому, случайно зашедшему сюда полюбопытствовать, чем занимается фирма, и не желающему обратиться по другому адресу, довольно жестко объясняли, что лишь обладатели определенных удостоверений, проверяемых компьютером, могли пройти дальше вестибюля.
Британская секретная служба, больше известная как МИ-5, занимала несколько особняков. Разумно, но крайне неудобно. Ей принадлежали четыре здания. Штаб-квартира размещалась на Чарльз-стрит, а не в старом Лекондфилд-хаус, как все еще пишут в газетах.
* * *
Другое большое здание находилось на Гордон-стрит, сотрудники называют его просто «Гордон», так же как штаб-квартиру — «Чарльз». Еще два здания МИ-5 расположены на Корк-стрит («Корк») и Мальборо-стрит («Мальборо»).Управление состоит из шести отделов, разбросанных по этим зданиям. Тоже разумно, но неудобно, тем более что некоторые управления имеют отделы в разных зданиях. Чтобы избежать ненужной беготни, все службы соединены защищенными телефонными линиями с системой идентификации номеров телефонов, по которым ведутся разговоры. В управление «А» входят следующие отделы: политический, технического обеспечения, административный, картотека, банк данных, юридическая служба и служба наружного наблюдения. В последней работают высококвалифицированные специалисты всех возрастов — мужчины и женщины, отличающиеся своей изобретательностью и умением прекрасно ориентироваться где бы то ни было.
Даже противники признавали, что наружников МИ-5 на их территории не обойти,
В отличие от разведки (МИ-6), где в ходу американизированный жаргон, контрразведка МИ-5 пользуется служебным жаргоном британских полицейских. Здесь избегают терминов типа «оперативники наблюдения» и называют группы слежки «топтунами».
Управление «В» занимается вербовкой, кадрами, проверкой благонадежности, повышениями, пенсиями и финансами, в частности зарплатой и текущими расходами.
Управление «С» занимается вопросами безопасности государственного аппарата, включая охрану чиновников и зданий, безопасности фирм-подрядчиков, выполняющих оборонные заказы и обеспечивающих услуги связи, вопросами военной безопасности, тесно сотрудничая со службой безопасности министерства обороны, а также вопросами саботажа и его профилактикой.
Раньше было и управление «D», но по каким-то, понятным только самим функционерам Службы безопасности, причинам оно было давно переименовано в управление «К». Один из отделов этого самого большого управления называется просто «Советский» и подразделяется на отделения сбора информации, оперативное и боевого расписания. Другой отдел этого управления занимается странами социалистического лагеря, который включает в себя такие же три отделения. Кроме того, в составе управления есть аналитический и агентурный отделы.
Легко догадаться, что управление «К» направляет свои немалые силы на отслеживание огромного числа агентов из СССР и социалистических стран, работающих или пытающихся работать под прикрытием различных посольств, консульств, миссий, торговых представительств, банков, информационных агентств и коммерческих фирм, которые терпимое британское правительство разрешило насажать по всей столице, а в случае с консульствами и по провинции.