— Извини, старик. Не получилось, — ответил капитан.
   В этот момент оба вздрогнули от громкого щелчка и голоса, раздавшегося из буфета. Звук шел из большого радиоприемника, который включился по сигналу таймера. Голос сказал: «Добрый вечер. Говорит радио Москвы, отдел вещания на английском языке. Сейчас десять часов. Передаем новости... В Тери... Извините, в Тегеране сегодня...»
   Капитан Линдхерст подошел к буфету и выключил радио. Человек на полу уже не слышал шифровки, предназначенной ему одному.


Глава 24


   Ленч был назначен на час дня пятницы, 19 июня, в Брукс Клубе Сент-Джеймского парка. Престон вошел в вестибюль ровно в назначенный час. Не успел он назвать свое имя швейцару за стойкой справа, как к нему через отделанный мрамором холл направился сэр Найджел.
   — Мой дорогой Джон, как любезно с вашей стороны, что вы пришли.
   Они зашли в бар, чтобы немного выпить перед обедом. Разговор шел непринужденно. Престон рассказал «Си», что вернулся из Херефорда, где навещал Стива Билбоу в госпитале. Старшему сержанту невероятно повезло. Когда расплющенные пули от пистолета русского были извлечены из его бронежилета, один из докторов заметил какое-то клейкое пятнышко и сделал анализ. Цианистый калий не попал в кровь: сержанта спасли предохранительные прокладки. Сейчас он был весь в синяках, немного поцарапан, но, в общем, в хорошем состоянии.
   — Замечательно, — сказал сэр Найджел с неподдельным воодушевлением, всегда жаль терять хороших людей.
   Остальные в баре обсуждали результаты выборов. Многие из присутствующих не ложились спать, дожидаясь объявления итогов голосования в провинции, так как до последнего момента исход борьбы был неясен.
   В половине второго все пошли в столовую. Сэр Найджел заказал угловой столик, где никто не помешает разговору. По пути туда они прошли мимо сэра Мартина Флжннери, который шел им навстречу. Сэр Мартин сразу сообразил, что коллега «занят». Оба приветствовали друг друга едва заметным кивком, достаточным для выпускников Оксфорда. Не в британских традициях хлопать друг друга по плечу при встрече.
   — Я пригласил вас сюда, Джон, — сказал «Си», раскладывая льняную салфетку на коленях, — чтобы выразить вам мою глубокую благодарность и поздравить вас. Замечательно проведенная операция и отличный результат. Я предлагаю заказать рагу из баранины, замечательное в это время года.
   — Что касается поздравлений, сэр, то, боюсь, я вряд ли смогу их принять, — тихо сказал Престон.
   Сэр Найджел изучал меню сквозь свои узкие очки.
   — Действительно? Скажите, вы настолько скромны или не настолько благодарны? А я — горох, морковь и, возможно, жареный картофель, мой друг.
   — Я надеюсь, я просто реалист, — сказал Престон, когда официант отошел. — Поговорим о человеке, которого мы знали как Франца Винклера.
   — Которого вы с таким блеском довели до Честерфилда?
   — Позвольте мне быть откровенным, сэр. Он не отделался бы от головной боли, будь у него даже целая коробка аспирина, не то что от «хвоста». Он непрофессионал и дурак.
   — Мне кажется, он всех вас провел на вокзале в Честерфилде.
   — Случайность, — сказал Престон. — Если бы у нас было больше людей, они бы дежурили на каждой станции по пути следования. Я хочу сказать, что все его трюки были очень неумелыми; он очень плохой профессионал.
   — Понятно. Что еще о Винклере? А, вот и барашек, и, кажется, великолепно приготовлен.
   Они подождали, пока их обслужат и официантка уйдет. Престон ковырял у себя в тарелке, он был явно озабочен. Сэр Найджел ел с удовольствием.
   — Франц Винклер прилетел в Хитроу с настоящим австрийским паспортом и британской визой.
   — Да, это так.
   — Мы с вами оба знаем, как знал это и контролер-пограничник, что австрийским гражданам не требуется виза для въезда на территорию Великобритании. Любой работник нашего консульства в Вене сказал бы Винклеру об этом. Именно виза навела контролера в Хитроу на мысль проверить номер паспорта в банке компьютерных данных, и он оказался фальшивым.
   — Мы все не застрахованы от ошибок, — заметил сэр Найджел.
   — Но не КГБ. Там таких ошибок не делают, сэр. Их документы всегда безупречны.
   — Не переоценивайте их, Джон. Все время от времени совершают «проколы». Еще моркови? Нет? Ну тогда, если позволите...
   — Видите ли, сэр, в этом паспорте было два слабых места. Красный свет на дисплее компьютера зажегся потому, что три года назад другой, якобы австрийский гражданин с паспортом под таким же номером был арестован в Калифорнии ФБР и теперь отбывал свой срок на Соледах.
   — Что вы говорите? Да, все-таки очень неумно со стороны Советов.
   — Я позвонил представителю ФБР здесь в Лондоне и спросил, по какому обвинению его судили. Оказывается, тот человек пытался шантажировать служащего «Интер Корпорейшн», чтобы он продал ему технологические секреты.
   — Очень нехорошо.
   — Речь шла о производстве ядерного оружия.
   — И это навело вас на мысль...
   — Что Франц Винклер приехал сюда, светясь, как неоновая вывеска. Это был знак, послание — послание о двух ногах.
   Лицо сэра Найджела все еще светилось благодушием, но искорки в глазах уже потухли.
   — И что же сообщило это столь необычное послание?
   — Думаю, следующее: я не могу вам выдать тайного агента, потому что я не знаю, где он находится. Идите за мной, я приведу вас к их передатчику. Так и произошло. Я организовал засаду у передатчика, и агент в конце концов туда пришел.
   — Ну и что вы хотите этим сказать? — Сэр Найджел положил вилку и нож на пустую тарелку и промокнул рот салфеткой.
   — Я считаю, сэр, что операция была провалена. Мне кажется, нужно сделать вывод, что кто-то с другой стороны преднамеренно сделал это.
   — Крайне неожиданное предположение. Позвольте мне вам порекомендовать пирог с земляникой. Я уже пробовал такой на прошлой неделе. Это, конечно, другая партия. Да? Два кусочка, моя дорогая, если вы позволите. Да, и немного свежих сливок.
   — Можно мне задать вопрос? — спросил Престон, когда посуду убрали.
   — Вы же все равно зададите его, я уверен, — улыбнулся сэр Найджел.
   — Почему русский должен был умереть?
   — Как я понимаю, он полз к ядерному устройству с явным намерением взорвать его.
   — Я ведь был там, — сказал Престон, когда принесли пирог с земляникой. Они подождали, пока нальют сливок. — Он был ранен в бедро, живот и плечо. Капитан Линдхерст мог бы остановить его одним ударом. Не нужно было сносить ему полголовы.
   — Полагаю, бравый капитан хотел быть на сто процентов уверен, предположил старик.
   — Если бы русский остался жив, мы бы приперли Советы к стенке, застали их на месте преступления и так далее. Без него у нас нет никаких доказательств. Другими словами, придется делать вид, что ничего не произошло.
   — Верно, — кивнул старый разведчик, тщательно пережевывая кусок пирога с земляникой.
   — Оказывается, капитан Линдхерст — сын лорда Фринтона.
   — Действительно? Фринтона? А я его знаю?
   — Очевидно. Ведь вы вместе учились в школе.
   — Правда? Я учился с очень многими, очень трудно вспомнить,
   — По-моему, Джулиан Линдхерст — ваш крестник.
   — Да, мой дорогой Джон, вы действительно навели справки.
   Сэр Найджел закончил десерт. Он оперся локтями на стол, а подбородок положил на переплетенные пальцы рук и пристально посмотрел на контрразведчика. Он все еще был вежлив, но хорошее настроение улетучилось.
   — Что-нибудь еще?
   Престон очень серьезно кивнул.
   — За час до начала захвата капитану Линдхерсту позвонили. Я уточнял у коллеги, который первым взял трубку. Звонили из телефона-автомата.
   — Наверное, кто-нибудь из его коллег.
   — Нет, сэр. Они держали связь по радио. И никто, кроме принимавших участие в операции, не знал, что мы находимся в этом доме. Да и в Лондоне об этом знали всего несколько человек.
   — Могу я спросить, что вы хотите этим сказать?
   — И еще вот что, сэр Найджел. Перед смертью русский прошептал одно слово. Казалось, он собрал все силы для того, чтобы обязательно сказать его перед тем, как умрет. Я нагнулся почти к самым губам. Он сказал: «Филби».
   — Филби? Бог мой, что он имел в виду?
   — Я думаю, я знаю. Он сказал, что его предал Гарольд Филби. Уверен, что он не ошибся.
   — Понимаю. И можно мне послушать, каким образом вы пришли к этому выводу? — «Си» говорил очень спокойно, но в голосе не было и тени недавнего благодушия.
   Престон набрал побольше воздуха:
   — Я пришел к заключению, что предатель Филби принимал участие в планировании операции, может быть, даже с самого начала. Если это так, то он ничего не терял. Я слышал, что он хочет вернуться домой, сюда, в Англию, чтобы умереть здесь.
   Если бы план удался, он, вероятно, смог бы рассчитывать на то, что советские хозяева отпустят его, а правительство левых радикалов разрешит ему вернуться. Возможно, через год. Он мог передать в Лондон основные детали операции. А затем предать его.
   — Ну, и на какой же из столь замечательных альтернатив он остановился, как вы полагаете?
   — На второй, сэр Найджел.
   — И с какой же целью?
   — Чтобы купить право вернуться домой. Здесь сделка.
   — И вы думаете, что я мог бы участвовать в этой сделке?
   — Я не знаю, что и думать, сэр Найджел. Я просто не знаю, что еще думать. Идут слухи... о его старых коллегах, заколдованном круге, солидарности истэблишмента, к которому он когда-то принадлежал... ну и все в таком роде.
   Престон изучал свою тарелку с недоеденной клубникой.
   Сэр Найджел долго смотрел в потолок, прежде чем глубоко вздохнуть.
   — Вы удивительный человек, Джон. Скажите, что вы намерены делать через неделю?
   — Думаю, ничего.
   — Тогда, будьте добры, встретьтесь со мной у входа в Сэнтинелхаус в восемь часов утра. Не забудьте захватить паспорт. А теперь, если вы не возражаете, мы пойдем пить кофе в библиотеку...
* * *
   Человек в окне второго этажа конспиративной квартиры на одной из тихих улочек Женевы смотрел, как уходит его гость: он дошел по короткой дорожке до калитки и вышел на улицу, где его ожидала машина.
   Из нее вышел шофер, обошел машину и открыл дверцу. Затем вернулся за баранку.
   Перед тем как сесть обратно за руль, Престон взглянул на фигуру в окне второго этажа. В машине он спросил:
   — Это он? Правда, он? Человек из Москвы?
   — Да, это он. А теперь в аэропорт, — велел сэр Найджел с заднего сиденья. Машина отъехала.
   — Джон, я вам обещал все объяснить, — сказал сэр Найджел через несколько минут. — Задавайте вопросы.
   Престон видел лицо шефа в зеркало. Старик смотрел в окно.
   — Как все было на самом деле?
   — Да, вы были абсолютно правы. Ее начал сам Генеральный секретарь по совету и с помощью Филби. Она называлась «Аврора». Ее действительно провалили, но не Филби.
   — Почему?
   Сэр Найджел немного подумал.
   — Почти с самого начала я думал, что вы в своих догадках правы: и в предварительных выводах, которые изложили в документе, носящем теперь название «Доклад Престона» от декабря прошлого года, и в заключениях, сделанных после находки в Глазго. Даже несмотря на то, что Харкорт-Смит посчитал оба эти документа выдумкой. Я не был уверен, что между двумя документами существует прямая связь, но не хотел исключать и такую возможность. Чем больше я думал, тем больше убеждался, что план «Аврора» не является операцией, подготовленной и проводимой КГБ. Почерк был другой. Не было той тщательности, которая всегда их отличает. Это больше походило на непродуманную авантюру, которую задумал человек или группа лиц, не доверяющих КГБ. И все же надежды на то, что вам удастся найти агента вовремя, было мало.
   — Да, я плутал в потемках, сэр Найджел. И я знал это. Никакой закономерности в появлении советских курьеров на пограничных пунктах не просматривалось. Без Винклера я бы не сумел добраться до Ипсвича вовремя.
   Несколько минут они ехали молча. Престон ждал, когда Старик сам продолжит начатый разговор.
   — Поэтому я связался с Москвой, — в конце концов произнес он.
   — От своего имени?
   — Боже мой, конечно, нет. Это бы никогда не прошло. Я нашел источник, которому, я полагал, обязательно поверят. Боюсь, что в послании было не очень много правды. Но иногда в нашем деле приходится лгать. Сообщение пошло по каналу, которому, я надеялся, должны были поверить.
   — И ему поверили?
   — К счастью, да. Когда появился Винклер, я был уже уверен, что сообщение получили, поняли как нужно, и, что самое главное, ему поверили.
   — Винклер был ответом? — спросил Престон.
   — Да. Бедняга. Он думал, что едет в обычную командировку для того, чтобы проверить греков и их передатчик. Между прочим, он утонул. Его тело обнаружили в Праге две недели назад. Думаю, слишком много знал.
   — А этот русский в Ипсвиче?
   — Его фамилия, как я только что узнал, была Петровский. Первоклассный профессионал и патриот.
   — Он тоже должен был умереть?
   — Джон, это очень трудное решение. Но неизбежное. Приезд Винклера был предложением, предложением сделки. Не было никакого официального соглашения. Просто молчаливое взаимопонимание. Агента Петровского нельзя было захватить живым и допрашивать. Мне нужно было выполнить неписаные условия сделки с человеком, которого вы видели сейчас в окне конспиративной квартиры.
   — Если бы мы взяли Петровского живым, мы бы их приперли к стенке.
   — Да, Джон, конечно. Мы могли бы заставить их пройти через небывалое унижение в международном масштабе. И что? СССР не стал бы с этим мириться. Они должны были бы ответить. Ну и чего бы вы хотели? Возвращения к худшим временам холодной войны?
   — Очень жаль упускать возможность насолить им, сэр.
   — Джон, это большая страна. У них много оружия, они опасны. СССР никуда не денется и завтра, и через неделю, и через год. Нам всем вместе жить на одной планете. И лучше, если во главе там будут стоять прагматики и реалисты, чем фанатики и горячие головы.
   — Неужели это оправдывает сделки с такими людьми, как тот человек в окне, сэр Найджел?
   — Иногда это приходится делать. Мы оба профессионалы. Некоторые журналисты и писатели придумывают, что люди нашей профессии живут в мире иллюзий. В действительности же все наоборот. Это политики упиваются своими мечтами, иногда очень опасными мечтами, как, например, Генеральный секретарь, который мечтал войти в историю, перекроив Европу.
   Разведчик, тем более занимающий высокий пост, обязан быть более трезвым и расчетливым, чем самый практичный бизнесмен. Нужно приспосабливаться к существующей действительности, Джон. Когда побеждают мечты, дело кончается заливом Кочинос. Первый шаг в урегулировании Карибского кризиса был сделан резидентом КГБ в Нью-Йорке. Хрущев, а не профессионалы, пошел на безумный шаг.
   — Что дальше, сэр? Старый разведчик вздохнул.
   — Они сами с этим разберутся. Произойдут изменения. Конечно, в только им одним присущем стиле. Человек в том доме позаботится об этом. Его карьера пойдет в гору, другим придется уйти.
   — А Филби?
   — Что Филби?
   — Он пытается вернуться?
   Сэр Найджел раздраженно пожал плечами.
   — Все эти годы, — ответил он. — Да, он связывается время от времени тайно с моими людьми из нашего посольства там. Мы разводим голубей...
   — Голубей?..
   — Очень старомодно, я знаю. И просто. Но все еще дает замечательные результаты. Да, так он нам передает информацию. Но о плане «Аврора» ничего. Даже если бы... Лично я думаю...
   — Лично вы думаете?..
   — Пусть гниет в аду, — тихо сказал сэр Найджел. Они ехали молча некоторое время.
   — А вы, Джон? Вы теперь останетесь работать в «пятерке»?
   — Думаю, нет, сэр. Я там достаточно поработал. Генеральный директор уходит с первого сентября, в следующем месяце он уйдет в отпуск. Я думаю, у меня немного шансов при его преемнике.
   — К себе в «шестерку» я вас взять не могу. Вы это прекрасно знаете. Мы не берем людей в таком возрасте. А вы не думали о том, чтобы попробовать себя на гражданском поприще?
   — Для мужчины сорока шести лет без определенной квалификации найти работу сегодня очень сложно, — сказал Престон.
   — У меня есть друзья, — размышлял Старик вслух. — Они занимаются охраной имущества. Может быть, им нужен толковый человек. Я мог бы замолвить за вас словечко.
   — Охрана имущества?
   — Нефтяных скважин, шахт, банковских вкладов, скаковых лошадей. Всего того, что люди пытаются уберечь от кражи или порчи. Даже их самих. Там очень хорошо платят. У вас будет возможность самому воспитывать сына.
   — Кажется, не я один умею наводить справки, — улыбнулся Престон.
   Пожилой человек смотрел в окно, будто в далекое и невозвратное прошлое.
   — У меня тоже когда-то был сын, — очень тихо сказал он. — Единственный. Очень хороший мальчик. Убит на Фолклендах. Так что я понимаю ваши чувства.
   Престон с удивлением взглянул на старика в зеркало. Ему и в голову никогда не приходило, что этот утонченный человек, очень хитрый и опытный разведчик, когда-то катал маленького мальчика на спине по ковру в большой комнате.
   — Простите меня. Возможно, я приму ваше предложение.
   Они приехали в аэропорт, вернули взятую напрокат машину и улетели назад в Лондон без лишнего шума, так же как и приехали сюда.
* * *
   Человек в окне конспиративного дома наблюдал, как уехала машина англичанина. Его машина придет за ним только через час. Он сел за рабочий стол лицом к окну, чтобы опять изучить папку тех материалов, которые ему передали и которые он все еще держал в руках. Он был доволен: это была полезная встреча, а документы, которые он получил, обеспечат его будущее.
   Как профессионал-разведчик, генерал-лейтенант Евгений Карпов не мог не жалеть о провале плана «Аврора». Он был хорош: глубоко проработанный, законспирированный и очень эффективный.
   Но, как профессионал, он также знал, что, как только стало ясно, что операция «сгорела», можно было только дать «отбой» и отказаться от нее, пока не поздно. Всякое промедление в этом случае грозило бы катастрофой.
   Он очень хорошо помнил пачку документов, которые привез связник от Яна Марэ из Лондона, документов, полученных от агента Хемпстеда. Шесть из них не представляли собой ничего особенного, разведывательная информация, которую мог получить только человек, занимающий такое высокое служебное положение, как Джордж Беренсон. Взглянув на седьмой, он остолбенел.
   Это был личный меморандум Беренсона-Марэ для передачи в Преторию. В нем чиновник министерства обороны писал о том, что, в качестве заместителя начальника по материально — техническому снабжению, имеющий особые полномочия по ядерному оружию, он присутствовал на закрытом совещании у генерального директора МИ-5 сэра Бернарда Хеммингса.
   Шеф контрразведки рассказал узкому кругу присутствующих, что его служба открыла существование советского заговора с целью ввести в разобранном виде необходимые компоненты, собрать, а затем взорвать ядерное устройство на территории Великобритании. Жало скорпиона оказалось в хвосте: МИ-6 быстро стягивало кольцо вокруг русского агента, руководящего операцией в Великобритании, не было никаких сомнений, что его скоро задержат со всеми изобличающими уликами.
   Генерал Карпов полностью поверил этому донесению главным образом из-за источника, от которого оно исходило. На минуту он испытал искушение оставить все, как есть, и дать англичанам возможность продолжать, но. хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что это было бы губительно. Если англичане добьются успеха собственными силами, без посторонней помощи, у них не будет причин заминать чудовищный международный скандал. Чтобы такие причины появились, нужно было их предупредить и предупредить человека, который бы понял, что нужно сделать, то есть заключить сделку по ту сторону великого раздела.
   Кроме того, существовал вопрос собственного продвижения по служебной лестнице... Именно после очень длинной прогулки в полном одиночестве по весеннему лесу в Переделкине он решил начать самую опасную в своей жизни игру. Он решил неофициально посетить Нубара Геворковича Вартаняна.
   Он очень тщательно выбирал нужного ему человека. Считалось, что член Политбюро от Армении возглавляет в этом органе группу людей, считающих, что пора произвести изменения на самом верху.
   Вартанян выслушал его молча, уверенный в том, что кабинет не прослушивается, так как хозяин занимает слишком высокое положение. Он смотрел на генерала КГБ своими маленькими черными, как у ящерицы, глазками и слушал. Когда Карпов закончил, он спросил:
   — Вы абсолютно уверены в том, что это верная информация, товарищ генерал?
   — Рассказ профессора Крылова полностью записан на пленку, — сказал Карпов. — Магнитофон был у меня в «дипломате».
   — А что касается информации из Лондона?
   — Источник безупречен. Я лично работал с этим человеком почти три года.
   Партийный воротила долго и пристально смотрел на него, как бы обдумывая очень многие вещи, и не в последнюю очередь то, как можно использовать эту информацию с наибольшей для себя выгодой.
   — Если то, о чем вы рассказываете, правда, то это проявление преступного легкомыслия и авантюризма в самом верхнем эшелоне власти. Если бы можно было это доказать, такие доказательства потребуются обязательно, наверху могут произойти изменения. Всего доброго.
   Карпов все понял. Когда в Советской России первое лицо государства вынуждено уйти, с ним вместе «летят» и все его ставленники. Если бы действительно произошла смена власти, освободилось бы место председателя КГБ, которое, Карпов это знал, прекрасно бы ему подошло. Но для того, чтобы сколотить альянс сторонников, Вартаняну потребуются доказательства, как можно более неопровержимые, убедительные, документированные, доказывающие, что необдуманное решение чуть было не привело к катастрофе. Все очень хорошо помнили, как в 1964 году Михаил Суслов свалил Хрущева, обвинив его в авантюризме, которым был вызван Карибский кризис 1962 года.
   Вскоре после этого разговора Карпов отправил Винклера, самого бестолкового агента, которого он только смог отыскать в своих досье. Его «послание» прочитали и поняли. Теперь у него в руках были доказательства, столь нужные его армянскому патрону. Он снова просмотрел документы.
   Протокол допроса майора Валерия Петровского и его признание британским властям, которых никогда не было, придется подредактировать, но у него в Ясеневе были специалисты, которые справятся с этой задачей. Бланки протокола допроса были подлинные, и это было главное. Даже докладные Престона о том, как продвигалось расследование, с некоторыми вполне оправданными купюрами, чтобы опустить всякое упоминание о Винклере, были фотокопиями с оригиналов.
   Генеральный секретарь не захочет и не сможет спасти предателя Филби, а впоследствии и самого себя. Об этом позаботится Вартанян. И, конечно, он сумеет отблагодарить.
   Пришла машина, чтобы отвезти Карпова в Цюрих, а оттуда в аэропорт к московскому рейсу. Он поднялся. Встреча были очень полезной. Как всегда, переговоры с Челси принесли хорошие плоды.


Эпилог


   Сэр Бернард Хеммингс официально ушел в отставку 1 сентября 1987 года, хотя уже с середины июля находился в отпуске. В ноябре того же года он умер, а его право на пенсию перешло к жене и приемной дочери.
   Брайан Харкорт-Смит не стал его преемником на посту генерального директора. Вершители судеб взвесили все «за» и «против», и хотя все были согласны в том, что в его попытках оставить докладные Престона без внимания, преуменьшить возможность находки в Глазго не было ничего предумышленного, нельзя было не учесть серьезности этих ошибок. Так как в «пятерке» не нашлось другого достойного кандидата, пришлось приглашать на должность генерального директора человека со стороны. Харкорт-Смит через несколько месяцев подал в отставку и стал одним из членов правления торгового банка в Сити.
   Джон Престон ушел в отставку в начале сентября и был принят на работу в фирму по охране имущества. Его зарплата увеличилась вдвое. Это дало ему возможность подать на развод и добиваться опеки Томми, чье материальное благополучие и образование он мог теперь обеспечить. Джулия сняла все свои возражения. Престон получил право на опеку.
   Сэр Найджел Ирвин ушел в отставку, как и предполагалось, в последний день года, покинув свой кабинет перед рождественскими праздниками. Он переселился в свой дом в Лэнгтон Мэтрэвес, где сразу влился в жизнь деревушки. Когда его кто-нибудь спрашивал о том, кем он был до пенсии, он отвечал, что занимался неимоверно скучной работой в Уайтхолле.
   Яна Марэ в начале декабря отозвали в Преторию для консультаций. Когда «Боинг-747» южноафриканской авиакомпании вылетел из аэропорта Хитроу, из отсека экипажа появились два дюжих агента и надели на него наручники. Ему не пришлось радоваться тому, что он ушел на покой, который пришлось поменять на трудную работу в шахте, помогая себе и другим джентльменам искать там правильные ответы на сложные вопросы.
   Так как арест Марэ произошел на глазах у многих людей, новость об этом скоро дошла до генерала Карпова, который понял, что его агент провалился. Он был уверен, что Марэ, он же Фрикки Брандт, не сможет долго молчать на допросах, поэтому ждал ареста Джорджа Беренсона и вследствие этого — смятения в рядах западного альянса.
   В середине декабря Беренсон перестал служить в министерстве, но ареста не последовало. После личного вмешательства сэра Найджела Ирвина ему разрешили уехать на Британские Виргинские острова, где он жил на скромную, но вполне приличную пенсию, которую выплачивала ему жена.
   Известие об этом означало для генерала Карпова не только то, что его агент провалился, но и то, что он был перевербован. Но он не знал, когда англичане перевербовали Беренсона. Некоторое время спустя из его собственной резидентуры в Лондоне офицер КГБ Андреев сообщил, что до него дошли сведения, будто Беренсон стал работать на МИ-5 с самого первого контакта Яна Марэ с ним.
   Через неделю аналитикам в Ясеневе пришлось сделать вывод, что все сведения, полученные по этому каналу за три года, следует считать не заслуживающими доверия.
   Это был последний штрих Старого Мастера.