— Я убрал Дона Педро, — сказал он по телефону.
   — Мы в курсе, — ответили ему. — И что дальше?
   — Мне нужно с вами встретиться.
   — Зачем? Сам пусти себе пулю в висок, сэкономишь время.
   — Дон Педро был мне должен. Я рассчитался с ним и теперь хочу работать с вами напрямую.
   — Ты не спросил, хотим ли мы работать с тобой.
   — Я спрошу при встрече.
   — Попробуй.
   Ему назвали место и время, велели явиться безоружным и одному. Последнее предупреждение польстило Алексею — кому-то казалось, что он действует не один.
   В девять утра он выбрался из метро на проспекте Мира. Столики на террасе возле «Макдоналдса» были пусты, только за одним сидела женщина и сосредоточенно тянула колу через соломинку. Алексей прошёл мимо неё и услышал произнесённое в спину:
   — Далеко собрался?
   Он не мог поверить — на встречу с ним прислали женщину. Стало быть, пристрелить Дона Педро ещё не значило завоевать авторитет. Придётся сделать что-то ещё.
   Алексей обернулся, подошёл к её столику и постарался выглядеть крутым:
   — А поприличнее место для встречи не могли найти?
   — В приличное место тебя просто не пустят, мальчик, — сказала женщина, чьи глаза были скрыты за солнцезащитными очками. — Давно на себя в зеркало смотрел?
   — Я же не баба, чтобы в зеркало пялиться, — продолжил он гнуть линию крутого парня, но уже без особой надежды на успех.
   — Спасибо, что разъяснил.
   Женщина откинулась на спинку стула и внимательно рассмотрела Алексея. Он в свою очередь оглядел представительницу серьёзных людей и слегка растерялся. Алексей привык иметь дело с мужчинами, с ними было просто и понятно, особенно в армии. Здесь перед ним сидела, во-первых, женщина, во-вторых, — женщина старше его, в-третьих, — женщина, судя по первому впечатлению, обладавшая если не образованием и высоким постом, то опытом. А возможно, и тем, и другим, и третьим. Алексей совершенно не имел понятия, чего от неё ожидать. Особенно при этих солнцезащитных очках.
   А женщину вид Алексея, похоже, забавлял. Она чуть скривила в усмешке уголок рта и сказала:
   — Ну ладно. Значит, ты приехал в Москву, убил человека и хочешь, чтобы тебе за это аплодировали?
   — Я убил двоих, — уточнил Алексей. — Дон Педро притащил с собой киллера, чтобы меня убрать. Я защищался.
   — Ты говоришь — долг. Есть у тебя расписка или что-нибудь подобное? Есть у тебя доказательство?
   — Я думал, что на такие вещи расписки не пишут.
   — На какие вещи?
   — Я передал Дону Педро деньги, чтобы он купил у вас кое-какой товар. Сами понимаете какой, да?
   — Нет, не понимаю. Будь добр, расскажи, — она снова улыбалась. Холодно и снисходительно.
   — Такие штуки, которые стреляют, — раздражённо бросил Алексей. — Что вы меня за дурака держите?
   — Потому что пока ты не производишь впечатления умного человека.
   — Это почему ещё?
   — Если бы ты был умным мальчиком, ты бы знал, что эти штуки не покупаются просто так. Сначала покупатель составляет свой заказ, передаёт его нам, а мы сообщаем покупателю цену. И только потом передаются деньги. Если всё было действительно так, скажи мне, какую сумму ты передал Даниле Лаврентьевичу и когда?
   — Десять тысяч долларов. Три месяца назад.
   — Ровно десять тысяч?
   — Ну… С копейками какими-то, я точно не помню.
   — Если это действительно было так, то у тебя должна быть квитанция.
   — Что?! Какая ещё квитанция?
   — Маленький белый листочек бумаги, на котором напечатана сумма. Если ты действовал через Дона Педро, то в верхнем левом углу должны стоять его инициалы. Есть у тебя такая квитанция?
   — Ну…
   — Только не рассказывай мне, что она завалялась у тебя на рабочем столе среди кучи других деловых бумаг, среди биржевых сводок и чеков на миллион долларов каждый. У тебя нет такой квитанции.
   Она была абсолютно уверена в себе и своих словах. «Сука», — подумал Алексей. И улыбнулся.
   — Я же говорю — Дон Педро меня кинул. Он не дал мне такой квитанции и зажал мои деньги.
   — Ладно, давай поиграем ещё. Кто тебя познакомил с Доном Педро?
   — Я не буду этого говорить. Кто надо, тот и познакомил. Я про таких людей не треплю на каждом углу…
   — Да-да, конечно. Ты не треплешься. Ты же не баба.
   Яд в её голосе, наверное, назывался иронией. Алексей скрестил руки на груди, посмотрел на эту самоуверенную суку и с горя пошёл напролом:
   — Я-то не баба, а ты-то мне чего тут мозги пудришь?! Боишься, что я теперь с вас свой товар потребую?! Не бойся, не потребую!
   — Это было бы даже забавно, — сказала женщина. — Может, всё-таки потребуешь? Ты подумай.
   Алексей встал из-за стола.
   — Я так понял, что вам нормальные покупатели не нужны, — раздражённо сказал он. — Крутите, крутите чего-то… Задолбали меня понты ваши московские! Сначала этот пидор мне на мозги капал, пока я его не замочил, теперь ещё бабу прислали… Идите вы все на!..
   Он так и не понял, действительно ли женщина хотела его оскорбить или же просто проверяла его уравновешенность, но одно Алексей знал точно — тот крутой парень, каким он хотел казаться, дальше терпеть бы не стал. Он послал бы эту вздорную бабу (причём послал бы очень конкретно) и свалил бы отсюда.
   Алексей так и сделал.
   — Ну-ка сядь на место! — тут же стальным голосом приказала она.
   Алексей не обратил внимания. Пусть теперь бежит за ним и уговаривает вернуться. Перегнула палку, дура, теперь расплачивайся…
   Он сделал ещё шагов пять, а потом его с двух сторон будто сдавили тисками. Сдавили, оторвали от земли и донесли точнёхонько до дверей большой чёрной машины.
   Алексея втолкнули внутрь и для верности придавили каким-то здоровым парнем, который, вероятно, был правой половиной тех тисков.
   Потом по асфальту простучали каблучки, открылась передняя дверца, и место рядом с водителем заняла она.
   — По поводу московских понтов, — обернулась она к Алексею. — Мы люди немелочные. Мы готовы поверить, что Дон Педро тебя кинул на десять тысяч баксов. Мы даже готовы поверить, что у тебя когда-то было десять тысяч баксов, хотя поверить в это трудно. Проблема в другом. Тот киллер, которому позвонил Дон Педро, был нашим человеком. Ты застрелил нашего человека, мальчик. А это значит, что теперь ты сам стал нашим. С потрохами. И мы с тобой будем делать всё, что захотим. Ты рад? Не слышу?
   — Вам понравятся мои потроха, — сказал Алексей, и тогда женщина впервые с начала беседы поглядела на него с неподдельным интересом.

2

   Они выпотрошили его карманы, разложили содержимое на длинном металлическом столе, похожем на стол патологоанатома.
   — Никаких документов, немного денег, гостиничная карточка, — подытожил один из парней, проводивших обыск.
   — Прокатись до гостиницы, посмотри в номере. Там наверняка пистолет и прочие интересные штучки, — приказала женщина. — Пока не нашли твои документы, представься.
   — Алексей.
   — Теперь, Лёша, давай забудем всю ту ложь, которую ты мне уже пытался всучить. Расскажи мне что-нибудь более похожее на правду.
   — Я уже сказал правду — меня зовут Алексей.
   — Хорошо, но мало. Зачем ты убил Дона Педро? Что у вас с ним были за отношения? И зачем ты позвонил нам?
   — Он мне был должен денег. Он не хотел мне их отдавать. Пытался меня убить. Я отстреливался. Вам позвонил, чтобы наладить бизнес. Чтобы напрямую покупать у вас оружие.
   — Спасибо, я это уже слышала. Что хорошо в провинциальных мальчиках — так это их упертость. Я подозреваю, что ты так и будешь твердить про этот долг, пока язык не посинеет.
   — Я буду говорить так, как было.
   — Ну вот, об этой упертости я и говорю. Пожалуй, пора мне выпить кофе, — она посмотрела на часы и направилась к выходу. — Я зайду позже.
   Алексей смотрел ей в спину, подозревая подвох, но подвох явился с другой стороны, ударив сзади в основание позвоночника. Алексей рухнул на колени. После второго удара он уже валялся на бетонном полу. Били его двое, но ощущение было такое, как будто молотили человек десять. Алексей не делал попыток отбиваться, он просто закрыл руками голову и подобрал колени к груди. Сделав это, он закрыл глаза и представил, что его здесь нет, что это не его пинают ногами два бугая. Когда он представил это, боль стала тупой и как бы посторонней. На неё можно было не обращать внимания. Алексей словно спал тревожным неглубоким сном, разве что место для сна было выбрано не слишком удачно.
   Когда удары прекратились, он продолжал лежать с закрытыми глазами. Сквозь сон были слышны слова:
   — Вы уже закончили? Или у меня хватит времени ещё и на пару телефонных звонков? — это женский голос, которому предшествовал стук каблучков по бетонному полу.
   — Хрен его знает, — раздражённо ответил мужской голос. — Какой-то он… Какой-то он ненормальный. Просто лежит, и все. Не кричит, не сопротивляется. Я, конечно, могу ещё над ним поработать, только…
   — Что — «только»?
   — Мы его просто забьём до смерти. А если мы его забьём, то он вам уже ничего не расскажет.
   — Какая логика! — восхитилась женщина. — И кто бы мог подумать, что после стольких лет занятий боксом головной мозг у тебя ещё не полностью уничтожен.
   — Так мне продолжить?
   — Да, конечно. А ты точно его уже не прибил? Какой-то он бледненький. Ну-ка пощупай пульс. Есть? Ну тогда все в порядке. Продолжайте. Пока в нём не проснётся страстное желание рассказать о своих истинных целях.
   — А если не проснётся?
   — Не будь пессимистом. Работай, и все у тебя получится.
   — Ага, — сказал мужской голос, и Алексей на миг снова ощутил себя мячом, которым экскаваторы играют в футбол. Потом он вспомнил, что все это только сон.

3

   Возможно, это было только продолжение прежнего сна, а возможно, что-то новое. Голоса слышались откуда-то сверху, нечёткие, смутные, будто бы накрытое одеялом радио передавало запись театрального спектакля. Сюжет казался Алексею странно знакомым.
   — Так ты можешь объяснить, что это здесь за отбивная на полу валяется? — это сказал мужчина. Ответила женщина.
   — У меня сегодня утром сломалась кофеварка. В результате — я всю дорогу полусонная, на автопилоте. Терпеть не могу, когда я полусонная.
   — Теперь-то ты взбодрилась?
   — Немного.
   — Хочешь ещё кофе или хочешь ещё немного попинать бедного мальчика?
   — Этот бедный мальчик пристрелил Дона Педро.
   — Кого?
   — Данилу, посредника. Ты должен его помнить — такой жизнерадостный тип в парике. От него всегда хорошо пахло.
   — Господи, ещё не хватало запоминать людей по запаху. И что, тот Данила был ценным кадром?
   — Не слишком. И ещё он любил болтать.
   — Ну так и хрен с ним — убили и убили. Люди постоянно убивают друг друга. Особенно из-за денег.
   — Мне кажется, этот парень — он все врёт. Он говорит, что Дон Педро был ему должен. Я не верю.
   — Люди постоянно врут друг другу. А что касается Дона Педро, то потеря небольшая. Толку, сама говоришь, от него было немного. Так что не стоит переживать и устраивать разборки по полной программе.
   — Но с Доном Педро я хотя бы знала, чего от него можно ожидать, а чего нет. А вот про этого мальчика я не знаю ровным счётом ничего. У него нет документов, про него никто ничего не знает. В гостинице сунул администратору сотню баксов вместо паспорта. Вещей в номере — ноль. Ни зубной щётки, ни даже пистолета.
   — И ты из него так ничего и не выбила?
   — Да, какой-то он неразговорчивый. Обиделся, наверное.
   — Ну тогда это не мальчик, а просто клад. Умеет держать язык за зубами, умеет убивать, умеет врать. Странно, что такой клад валяется у тебя на полу.
   — А если этот клад нам подбросили добрые люди?
   — Кто? Менты? ФСБ? Что подсказывает твоя знаменитая интуиция?
   — Она ничего не подсказывает, потому что я ничего не понимаю. Он врёт, но я не понимаю зачем. Вряд ли он заслан ментами, и он совершенно точно не из ФСБ.
   — Если ты ничего не добилась от него силой, добейся лаской.
   — Это как в кино — злой полицейский и добрый полицейский? Кнут и пряник? Пряником придётся быть тебе, потому что я им быть просто не способна.
   — Из-за кофеварки?
   — Из-за общего строения организма.
   — Ты преувеличиваешь. В глубине души ты добрая и пушистая.
   — В глубине чего? Души? Какой души? Ты издеваешься, Харкевич?
   — Как я могу, Морозова.

4

   У крекеров был пресный вкус, а точнее, не было вообще никакого вкуса. Интересно, кто вообще покупает такую гадость? Или их специально покупают для недорогих гостей? Чтобы пока гость давится, можно было обмозговать важный вопрос — закопать этого гостя живьём или просто пустить пулю в затылок.
   Тем не менее Алексей заставил себя проглотить ещё один крекер. Чай был получше, и там сверху даже плавало что-то похожее на лимон.
   — Вот и славно, — сказал человек по имени Аркадий Харкевич, доброжелательно улыбаясь. Похожую доброжелательную улыбку Алексей видел пару лет назад у майора на призывном пункте. Майор обещал службу в Подмосковье, но выгрузили их потом почему-то на Северном Кавказе.
   — Теперь расскажи мне все ещё раз, — попросил Харкевич.
   — А вы все такие тупые, что с первого раза не понимаете?
   — Морозова тебя поняла, но, видимо, неправильно.
   — Эту тётку зовут Морозова? Она в гестапо случайно не работала?
   — Не обижайся на неё. Женщины, знаешь ли, они такие — нервы и всё прочее. Тем более у Морозовой утром случилось большое личное горе… Вот она и погорячилась.
   — Раз у неё личное горе, так можно людям ребра ломать?
   — Тебе ничего не сломали.
   — Вы-то откуда знаете?
   — Знаю, — сказал Харкевич и снова улыбнулся. — Ну так что, Лёша? Ты хотел работать с нами напрямую?
   — Да, была такая идея. А что?
   — Мы к твоим услугам.
   — Разве вы меня не будете пытать? Или там в бетон закатывать?
   — Если ты только сам этого захочешь. Но в наши планы это пока не входит.
   — То есть меня два часа в том подвале метелили просто за знакомство? Из вежливости? Чтобы показать, какие вы крутые?
   — Нет, Лёша, мы не крутые. У нас просто бизнес. Отлаженный прибыльный бизнес, с которого мы имеем свой кусок хлеба с маслом. Хочешь поучаствовать — пожалуйста. Хочешь нам испортить бизнес — мы с тобой такое сделаем, чего ты даже представить не можешь. У нас для таких случаев специалист из Китая выписан, он такие веши с человеком делает — просто супер. Потом даже и не скажешь, что это человек был. Так, набор сухожилий и мелко перемолотых костей. А про бетон ты даже не мечтай, это только как подарок для особо дорогих людей за отдельную плату.
   Говоря всё это, Харкевич не переставал улыбаться.
   — Так что все очень просто. Хочешь у нас что-то купить — принеси деньги и получи товар. Если все это были дешёвые понты — исчезни. Если у тебя какие-то скрытые мысли, если ты ведёшь какую-то игру — познакомишься с нашим китайским специалистом. Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Вот такие у нас правила. Что скажешь, Лёша?
   Алексей взял крекер, посмотрел на него и раздавил пальцами в крошку. Интересно было бы сейчас сказать этому улыбающемуся придурку — знаете, меня к вам заслала спецслужба. Хрен знает, как эта спецслужба называется, но заслала. У меня здесь типа практики, так что вы уж тут не очень со мной… Я же, типа, новенький. Я же первый раз такое делаю. Я один. Мне страшно. Но у меня нет выбора. Потому что сзади все сожжено как из огнемёта.
   А потом он подумал — интересно, а чем же это всё должно закончиться? Допустим, я здесь стану своим человеком, все про всех узнаю… Что будет потом?
   И он сам себе ответил — а что бывает с подразделением, в которое противник внедрил своего человека? И этот человек выяснил места дислокации, численность, вооружение, маршруты, базы? Это подразделение будет уничтожено.
   То есть они все здесь умрут. И этот улыбающийся Харкевич, и стерва Морозова, и те козлы, что пинали его в подвале. И водитель машины, которая привезла Алексея, и тот парень, что принёс чай и крекеры… Они все умрут.
   Они умрут, а я останусь. Я должен остаться. Я сильный, я смогу.
   — Ну так что? — спросил Харкевич.
   — Я смогу, — сказал Алексей.
   — Приятно слышать, — кивнул Харкевич, не подозревая об истинном смысле ответа.
   — И если уж вы когда-нибудь решите меня прикончить, пусть этим займётся кто угодно, пусть это будет ваш гребаный китаец, но только не та стерва.
   — Я вижу, Морозова произвела на тебя сильное впечатление, — засмеялся Харкевич и подмигнул видеокамере, прятавшейся за цветочным кашпо. В соседней комнате наблюдавшая трансляцию женщина равнодушно пожала плечами.
   — Стерва? Господи, ну и молодёжь пошла. И что я ему такого сделала?

Глава 18
Бондарев: наш сукин сын

1

   Слова, поступки, эмоции, мысли — все это в конце концов становилось сжатой кодированной информацией, а потом запускалось по отлаженным каналам в нужном направлении. В данном случае информацией становились слова Селима. Было этих слов немного, и Лапшин уже косился в сторону заветной упаковки с «говоруном», химическим препаратом для развязывания языка. Бондарев, однако, не торопился применять химию, потому что не знал наверняка стратегических планов начальства. А начальство помалкивало, что было странно. Наконец пришло сообщение из Москвы, но совсем не то, чего ждал Бондарев. Взлом хилой защиты компьютерной сети отеля показал, что номера для Акмаля и Селима были заказаны в один день и оплачены по одной кредитной карточке — причём эта кредитка не принадлежала ни Акмалю, ни Селиму.
   — Очень хорошо, — сказал Бондарев. — То есть у вас тут всё-таки намечалось деловое совещание. По какой проблеме?
   — Оно только намечалось, — пожал плечами Селим. — Откуда я знаю, по какому поводу совещание, если совещания не было?
   — Может, обсуждение нового задания?
   — Может быть.
   — И тебе даже не намекнули, когда приглашали сюда?
   — Нет, не намекнули. Этот человек, на которого теперь работает Акмаль, он не намекает. Он сразу говорит — что, как и когда. Это не мне он так говорил, это мне Акмаль рассказывал так. Слушайте, что насчёт моих денег?
   — Вопрос обсуждают на самом верху, — сказал Бондарев.
   — Не могут договориться, сколько миллионов тебе выписать, — съязвил Лапшин.
   — Ну, миллионов у вас нет, вы же бедные, это все знают. Хотя… — Селим задумался. — Акмаль мне рассказывал, что в прошлом году в Нью-Йорке застрелили одного русского. Он был раньше гангстер, потом стал бизнесмен, — ну как это у вас обычно бывает.
   — А у вас наоборот? — подал голос Лапшин.
   — Он имел много миллионов денег и решил стать политиком. Очень твёрдо решил. И все свои деньги, всех своих людей пустил в это дело. Ваши власти пытались его не допустить к политике, но как можно? У вас же конституция, у вас же свободная страна. Власти были очень печальны на этот счёт. Потом этот человек на один день приехал в Америку, чтобы показать американцам себя. И его в Америке тут же убили. И газеты писали, что если убили в Америке, то это какие-то денежные дела. Это какой-то старый криминал. Но Акмаль говорил с американцами, он держит с ними всё время контакт. Американцы сказали Акмалю — это не криминал, это русская спецслужба ликвидировала того человека.
   — Ну и при чём тут твои миллионы, Селим?
   — И ещё американцы сказали Селиму: это сделали русские, но это не ФСБ. Потому что мы знаем их стиль. Мы знаем их людей в Нью-Йорке, в Америке. Они так себя не ведут, они не будут убивать в Нью-Йорке посреди дня, потому что это не понравится ФБР и ЦРУ. А ещё убийца жил в отеле «Плаза». Это очень дорогой отель, и люди из ФСБ не могут себе это позволить. А тот человек там жил целый месяц, дожидался, пока приедет тот бизнесмен. И американские друзья Акмаля сказали ему — мы думаем, у русских есть новая спецслужба. Очень тайная, очень много денег. И она совсем без комплексов. То есть они делают что хотят, нравится это кому-то или нет. Американские друзья сказали Акмалю, что в самой России умерло несколько человек, которые были опасны для государства, для страны. Их долго все боялись, а потом они раз — и умерли. Это тоже сделала новая спецслужба. И если бы вы двое были из той спецслужбы, у вас было бы много денег. И вы бы могли мне заплатить. Но вы из ФСБ, поэтому денег у вас нет. И мы сидим в этой дыре, а не в отеле «Плаза». И еду приносит не официант, а небритый шпион, — Селим покосился на Лапшина. — Про еду я дальше говорить не буду, а то вы обидитесь.
   — Новая спецслужба… Много денег… Мечтать не вредно, — сказал Лапшин. А потом добавил: — Так что, у американцев-то очко взыграло? Испугались?
   — Они не испугались, им просто не нравится, когда у них под носом какие-то люди делают свои дела, не спрашивая разрешения. Они привыкли, что у них спрашивают разрешение. А тут просто взяли и убили человека, который приехал встречаться с конгрессменами. Ему воткнули в шею такую штуку, с ядом… Американцы сильно возмущались.
   — А так им и надо. А пусть не расслабляются, — с довольной ухмылкой сказал Лапшин.
   Позже он подошёл к Бондареву и тихо сказал, тоскливо морщась:
   — Месяц в «Плазе»… Ну почему одним — все, а другим — ослы на дороге?
   — Вернёшься, спросишь у Дюка, — ответил Бондарев.

2

   В полдень пришёл паром с материка и выгрузил толпу легкомысленно одетых туристов, мгновенно рассосавшихся по побережью. Когда пристань опустела, Бондарев обнаружил, что рядом с ним стоит Директор — в шортах, пляжной шляпе с широкими полями и майке с неприличной английской надписью.
   — У меня есть два часа, — сказал Директор.
   — Успеете искупаться, — вежливо сказал Бондарев.
   — Не успею.
   Они ушли с пристани в сторону кипарисовой рощи. Бондарев по дороге показывал местные достопримечательности, Директор, как и положено, щёлкал «Поляроидом».
   Отсняв плёнку, Директор покосился на Бондарева и спросил:
   — Ну теперь-то я похож на нормального отдыхающего?
   — Если вы ещё немного расслабитесь и проявите живой интерес вот к этой хреновине…
   — А что это за хреновина?
   — Развалины древнеримской крепости.
   — Какие-то несолидные развалины. У меня неподалёку от дачи — развалины химического комбината, вот это развалины так развалины, впечатляют.
   — Всё-таки на отдыхающего вы не похожи.
   — А на кого я похож?
   — На профессионала, который хочет прикинуться отдыхающим, но не может этого сделать, потому что не представляет, что такое быть отдыхающим.
   — Это ты загнул… Будь попроще, Бондарев, особенно с начальством. А на самом деле я действительно не понимаю, как можно две недели кряду шататься по жаре и глазеть на эти руины. Какой в этом смысл? Какое мне до них дело?
   — Согласен, — усмехнулся Бондарев. — Никакой оперативной ценности они не представляют.
   Директор согласился и посмотрел на часы.
   — Осталось час пятьдесят. Давай к делу…
   Они расположились в тени несолидной римской развалины.
   — Селим, — сказал Директор. — Он пока сам разговаривает? Или ты ему помогаешь?
   — Пока — сам.
   — И про кухонный комбайн — сам?
   — Сам. А это самое важное из того, что он сказал?
   — Ты просто не понимаешь. И Селим не понимает. Иначе не сболтнул бы об этом по своей воле. Дело не в самой коробке с кухонным комбайном, а в том, когда и где это было. Это было в Индонезии два года назад. Там как раз был экономический кризис, который вызвал цепную реакцию на всех азиатских рынках. Американский рынок в конце концов тоже пострадал. Потом выяснилось, что кризис первого дня был чисто спекулятивной акцией — кто-то взял и выбросил на рынок кучу акций, вот и пошла-поехала паника. Но на второй день это должно было прекратиться, все бы убедились, что реальных причин для волнения нет. А на второй день случилось вот что — утром, за полчаса до открытия биржи, неподалёку от здания этой самой биржи нашли коробку из-под кухонного комбайна.
   — Хм. Это что, так страшно? Какая-то индонезийская примета — если встретил на дороге кухонный комбайн, не будет удачных сделок?
   — За месяц до этого в супермаркете взорвалась такая же коробка. За две недели такая же коробка рванула возле офиса национальной телекомпании. Ещё через неделю обезвредили взрывное устройство возле школы — тоже в такой коробке. Короче говоря, никаких торгов на бирже в тот день быть не могло, потому что район оцепили, нагнали техников, минёров… Потом проверяли само здание. Бомбы в коробке не нашли, но торги были сорваны.
   — То есть Селим сорвал торги на индонезийской бирже. Молодец.
   — Слушай дальше. Раз торгов не было, то все цены на акции остались прежними, то есть низкими. Но официально никто ничего не покупал и не продавал, хотя были напуганные вчерашним кризисом люди, которые хотели бы продать свои ценные бумаги. Теперь у них окончательно не выдержали нервы. Они увидели, что кризис продолжился, и они уверились, что надо все продавать по любой цене. Они побежали к внебиржевым брокерам, и те скупали акции по копеечным ценам.
   Ещё более низким, чем были на бирже. А на третий день биржа открылась, и цены начали понемногу стабилизироваться. Но за эти два дня произошло гигантское перераспределение акций. Причём за внебиржевыми брокерами явно стоял какой-то один крупный игрок, который все себе и заграбастал. Он сбил цены, он усугубил панику этой «бомбой» и все забрал себе. Примерно миллионов на триста-четыреста, и это только на индонезийском рынке. Зная, что будет в Индонезии, он мог предугадать ситуацию на всех азиатских рынках и тоже навариться. Тут уже счёт шёл бы на миллиарды.