Страница:
Он вылез-таки из машины, не без труда нагнулся и подобрал с земли ветку потолще. Потом выпрямился, посмотрел на ветку, посмотрел по сторонам. Кругом был лес. Алексей поёжился.
Он дёрнул заднюю дверцу и ткнул веткой человека, который кулём лежал на сиденье. Человек пискнул, дёрнулся, и Алексей сумел разглядеть его лицо. Это был Олег Фоменко, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Судя по лицу, Олега то ли недавно слегка побили, то ли ещё не зажили старые синяки. И ещё одно очень хорошо было видно по его лицу — он очень боялся Алексея.
А у самого Алексея появилась одна очень ясная и чёткая мысль: «Подстава».
Он не помнил этой машины, он не помнил, как ехал сюда. Он не помнил, как вязал Олега и запихивал его на заднее сиденье. Короче говоря, он не знал, где он, почему и зачем. Он просто потерялся. Такого с ним ещё никогда не было. И Алексею было страшно.
Он посмотрел на часы — половина шестого. У дачи полковника Фоменко Алексей появился примерно в десятом часу. Солнца за деревьями сейчас не было видно, и это с одинаковым успехом могла быть половина шестого утра или вечера, но в любом случае из жизни Алексея какой-то козёл утащил несколько часов.
Он постоял, напряжённо прислушиваясь к звукам леса и ожидая какой-нибудь ещё коварной выходки. Но ничего не услышал.
Тогда Алексей забрался в машину, вытащил у Олега изо рта скомканный платок и спросил:
— Эй, ты… Ты как здесь оказался?
От такого вопроса Фоменко-младший напугался ещё больше.
— Говори давай! — Алексей нервничал и ткнул Фоменко веткой для разговорчивости.
— Я был дома, — промямлил Олег, с опаской поглядывая на ветку. — Спал. Потом проснулся. Уже здесь.
— Не свисти, — грозно сказал Алексей. — Не может быть, чтобы ты совсем ничего не помнил.
Он сказал это и понял, что ошибается, — такое может быть. Его собственная память за последние часы была абсолютно чиста. Был дом на Лесном шоссе, был дурацкий глюк про очкастого «психоаналитика»… Потом не было ничего.
— Ладно, — Алексей понял, что от Фоменко толку не больше. — Ну-ка заткни снова свою пасть… — И он засунул платок на прежнее место.
Он снова вылез из машины. На воздухе думалось получше, хотя главной была всё та же жуткая мысль об украденных у него нескольких часах. Эта мысль затмевала и стопорила все остальные.
Тем не менее Алексей напрягся и выстроил логическую цепь. Это не его машина. Это место ему незнакомо. Значит, попал он сюда не сам. Значит, привёз его сюда кто-то другой. Зачем?
Алексей принципиально не верил в Деда Мороза, Бэтмена и прочих типов, которые вдруг решают безвозмездно помочь тебе в твоих проблемах. Так что и этот «кто-то другой» вряд ли помогал Алексею. Впрочем, нашёлся способ проверить.
Алексей открыл переднюю дверцу и посмотрел на приборную панель. Так и есть — бензин на нуле.
Значит, «кто-то другой» хотел оставить Алексея посреди леса в неподвижной машине со связанным Олегом Фоменко на заднем сиденье. Зачем?
Связанный человек — это заложник. Человек, у которого в машине заложник, — это террорист. Террорист в лесу — это мишень. Здесь безлюдно, а стало быть, бороться с терроризмом можно без особых условностей. Здесь можно сразу лупить на поражение.
Слух Алексея обострился, и до него донеслось нечто похожее на осторожный шаг тяжёлого ботинка по траве.
Алексей понял, что сейчас его снова будут убивать.
4
5
6
Глава 10
1
2
3
4
5
Он дёрнул заднюю дверцу и ткнул веткой человека, который кулём лежал на сиденье. Человек пискнул, дёрнулся, и Алексей сумел разглядеть его лицо. Это был Олег Фоменко, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Судя по лицу, Олега то ли недавно слегка побили, то ли ещё не зажили старые синяки. И ещё одно очень хорошо было видно по его лицу — он очень боялся Алексея.
А у самого Алексея появилась одна очень ясная и чёткая мысль: «Подстава».
Он не помнил этой машины, он не помнил, как ехал сюда. Он не помнил, как вязал Олега и запихивал его на заднее сиденье. Короче говоря, он не знал, где он, почему и зачем. Он просто потерялся. Такого с ним ещё никогда не было. И Алексею было страшно.
Он посмотрел на часы — половина шестого. У дачи полковника Фоменко Алексей появился примерно в десятом часу. Солнца за деревьями сейчас не было видно, и это с одинаковым успехом могла быть половина шестого утра или вечера, но в любом случае из жизни Алексея какой-то козёл утащил несколько часов.
Он постоял, напряжённо прислушиваясь к звукам леса и ожидая какой-нибудь ещё коварной выходки. Но ничего не услышал.
Тогда Алексей забрался в машину, вытащил у Олега изо рта скомканный платок и спросил:
— Эй, ты… Ты как здесь оказался?
От такого вопроса Фоменко-младший напугался ещё больше.
— Говори давай! — Алексей нервничал и ткнул Фоменко веткой для разговорчивости.
— Я был дома, — промямлил Олег, с опаской поглядывая на ветку. — Спал. Потом проснулся. Уже здесь.
— Не свисти, — грозно сказал Алексей. — Не может быть, чтобы ты совсем ничего не помнил.
Он сказал это и понял, что ошибается, — такое может быть. Его собственная память за последние часы была абсолютно чиста. Был дом на Лесном шоссе, был дурацкий глюк про очкастого «психоаналитика»… Потом не было ничего.
— Ладно, — Алексей понял, что от Фоменко толку не больше. — Ну-ка заткни снова свою пасть… — И он засунул платок на прежнее место.
Он снова вылез из машины. На воздухе думалось получше, хотя главной была всё та же жуткая мысль об украденных у него нескольких часах. Эта мысль затмевала и стопорила все остальные.
Тем не менее Алексей напрягся и выстроил логическую цепь. Это не его машина. Это место ему незнакомо. Значит, попал он сюда не сам. Значит, привёз его сюда кто-то другой. Зачем?
Алексей принципиально не верил в Деда Мороза, Бэтмена и прочих типов, которые вдруг решают безвозмездно помочь тебе в твоих проблемах. Так что и этот «кто-то другой» вряд ли помогал Алексею. Впрочем, нашёлся способ проверить.
Алексей открыл переднюю дверцу и посмотрел на приборную панель. Так и есть — бензин на нуле.
Значит, «кто-то другой» хотел оставить Алексея посреди леса в неподвижной машине со связанным Олегом Фоменко на заднем сиденье. Зачем?
Связанный человек — это заложник. Человек, у которого в машине заложник, — это террорист. Террорист в лесу — это мишень. Здесь безлюдно, а стало быть, бороться с терроризмом можно без особых условностей. Здесь можно сразу лупить на поражение.
Слух Алексея обострился, и до него донеслось нечто похожее на осторожный шаг тяжёлого ботинка по траве.
Алексей понял, что сейчас его снова будут убивать.
4
Последний шанс. Ну-ну.
— И больше не пытайтесь вешать нам лапшу на уши, — предупредил голос.
— Хм, — полковник ухмыльнулся. — А вот если вы такие умные и отличаете, где лапша и где не лапша, на кой чёрт я вам сдался? Вы, наверное, и так все знаете, я вам и не нужен вовсе…
— Лично вы — не нужны. Мы же сначала просто попросили — назовите фамилию и живите себе в своё удовольствие. Но вы же встали в позу, и вот к чему все это привело…
— А к чему привело?
— Сына потерять не боитесь?
— Так я же ещё молодой, другого сделаю… Это я шучу так, шучу!
— Я же говорю — вы очень несерьёзно к этому относитесь. Если вы вдруг действительно решите пожертвовать сыном, а ваш тесть любит внука, очень любит…
«Откуда ж ты такой всезнающий вылез и как тебя опять туда загнать?!»
— …тогда нам придётся искать другие ваши болевые точки.
— Пока я не назову фамилию?
— Вот именно.
— Тогда лучше назвать.
— Ну наконец-то до вас дошло.
— Я называю фамилию, а вы?
— Я называю место, где сейчас находится ваш сын и где сейчас находится Алексей Белов.
— И я смогу…
— Забрать сына и избавиться от Белова.
— Избавиться… В каком смысле?
— В каком хотите.
— Так Белов — не ваш человек? Он разве не ваши приказы выполнял?
Секундная пауза на том конце провода.
— Делайте с Беловым всё, что хотите.
— Золотые слова, — сказал Фоменко и решил больше не ломать голову над вопросом, кому именно он сейчас сдаёт человека в Москве. Какая разница?
— Большое спасибо, — сказал голос в трубке, услышав фамилию. — Теперь слушайте вы…
Пять минут спустя полковник Фоменко спустился на два этажа ниже. Прошёл в конец коридора и постучал условным стуком в железную дверь. Ему открыли. В комнате сидели пятеро спецназовцев в спортивных костюмах, те самые, что недавно изображали отчаянный штурм базы наркоторговцев в разрушенной птицеферме. Перед шестым высилась двухметровая стойка радиоаппаратуры плюс два компьютерных монитора.
— Проследил звонок? — поинтересовался Фоменко.
— Не-а.
— Так я и думал. — Фоменко повернулся к остальным. — Как начнёт светать, поедем в одно место…
— Оружие с собой брать?
— Да. Что-нибудь такое… Поубойнее.
— И больше не пытайтесь вешать нам лапшу на уши, — предупредил голос.
— Хм, — полковник ухмыльнулся. — А вот если вы такие умные и отличаете, где лапша и где не лапша, на кой чёрт я вам сдался? Вы, наверное, и так все знаете, я вам и не нужен вовсе…
— Лично вы — не нужны. Мы же сначала просто попросили — назовите фамилию и живите себе в своё удовольствие. Но вы же встали в позу, и вот к чему все это привело…
— А к чему привело?
— Сына потерять не боитесь?
— Так я же ещё молодой, другого сделаю… Это я шучу так, шучу!
— Я же говорю — вы очень несерьёзно к этому относитесь. Если вы вдруг действительно решите пожертвовать сыном, а ваш тесть любит внука, очень любит…
«Откуда ж ты такой всезнающий вылез и как тебя опять туда загнать?!»
— …тогда нам придётся искать другие ваши болевые точки.
— Пока я не назову фамилию?
— Вот именно.
— Тогда лучше назвать.
— Ну наконец-то до вас дошло.
— Я называю фамилию, а вы?
— Я называю место, где сейчас находится ваш сын и где сейчас находится Алексей Белов.
— И я смогу…
— Забрать сына и избавиться от Белова.
— Избавиться… В каком смысле?
— В каком хотите.
— Так Белов — не ваш человек? Он разве не ваши приказы выполнял?
Секундная пауза на том конце провода.
— Делайте с Беловым всё, что хотите.
— Золотые слова, — сказал Фоменко и решил больше не ломать голову над вопросом, кому именно он сейчас сдаёт человека в Москве. Какая разница?
— Большое спасибо, — сказал голос в трубке, услышав фамилию. — Теперь слушайте вы…
Пять минут спустя полковник Фоменко спустился на два этажа ниже. Прошёл в конец коридора и постучал условным стуком в железную дверь. Ему открыли. В комнате сидели пятеро спецназовцев в спортивных костюмах, те самые, что недавно изображали отчаянный штурм базы наркоторговцев в разрушенной птицеферме. Перед шестым высилась двухметровая стойка радиоаппаратуры плюс два компьютерных монитора.
— Проследил звонок? — поинтересовался Фоменко.
— Не-а.
— Так я и думал. — Фоменко повернулся к остальным. — Как начнёт светать, поедем в одно место…
— Оружие с собой брать?
— Да. Что-нибудь такое… Поубойнее.
5
Алексей слышал, как они идут, — трое или четверо. Идут без спешки, выбирая место для каждого следующего шага, стараются подойти как можно ближе, чтобы бить наверняка. Кажется, теперь за него взялись всерьёз.
Алексей посмотрел на Фоменко-младшего. Что, взвалить его на спину и использовать как живой щит? Далеко не убежишь — тяжеловата ноша, да и враги подступают грамотно, со всех направлений, кому-нибудь да подставишься.
Сдаваться на милость полковника Фоменко и надеяться сделать ноги потом, при подходящей возможности — номер тоже дохлый, причём буквально. Его сейчас просто пристрелят. Пленных брать не будут.
Тогда что? А ничего. Сиди и слушай умиротворяющие звуки леса в оставшиеся тебе минуту-полторы. Ты же знал, на что шёл, когда первый раз заносил руку для удара. Ты знал, что этого не простят. Но ты всё же ударил, и неоднократно. Ты отомстил, а месть — это дорогое удовольствие, не все могут его позволить. Ты позволил. Ну так сиди и жди, когда принесут счёт.
Алексей посмотрел на Фоменко-младшего. Что, взвалить его на спину и использовать как живой щит? Далеко не убежишь — тяжеловата ноша, да и враги подступают грамотно, со всех направлений, кому-нибудь да подставишься.
Сдаваться на милость полковника Фоменко и надеяться сделать ноги потом, при подходящей возможности — номер тоже дохлый, причём буквально. Его сейчас просто пристрелят. Пленных брать не будут.
Тогда что? А ничего. Сиди и слушай умиротворяющие звуки леса в оставшиеся тебе минуту-полторы. Ты же знал, на что шёл, когда первый раз заносил руку для удара. Ты знал, что этого не простят. Но ты всё же ударил, и неоднократно. Ты отомстил, а месть — это дорогое удовольствие, не все могут его позволить. Ты позволил. Ну так сиди и жди, когда принесут счёт.
6
Как было сказано, и полковничий сын, и похитивший его Алексей Белов будут находиться в грязно-белой «десятке». Чтобы разобрать, где именно Олег Фоменко, а где мишень для стрельбы, нужно было подойти вплотную. Поэтому спецназовцы осторожничали, тянули время. Полковник Фоменко шёл метров на пятнадцать позади них, нервно грыз спичку и периодически вытирал потную ладонь о штаны. Ладонь потела, потому что в неё просился «Макаров» с полной обоймой. Но пока даже намёка на цель не было, были только мошки да ветки деревьев, норовившие стегнуть побольнее.
Без двенадцати шесть спецназовец, двигавшийся впереди полковника, остановился. Это значило, что он вышел на рубеж стрельбы. Дальше начиналось открытое пространство — поляна, посреди которой застыла «десятка».
Фоменко не сдержался и выдернул из кобуры пистолет, хотя ещё не видел за деревьями поляны.
— Ну что? — шепнул полковник стрелку, который рассматривал машину в прицел снайперской винтовки.
— Фигня какая-то, — сказал спецназовец, не отрываясь от прицела.
— То есть?
— Нет там никого.
— Быть такого не может.
— Вот я и говорю — фигня какая-то!
Они простояли в напряжённом ожидании ещё пару минут, но на поляне ничто не шевельнулось. Никаких признаков жизни.
— Мля, — недовольно буркнул спецназовец. — А нас тут случайно не кинули?
— Выходи на поляну, — скомандовал полковник, который о «кидалове» даже и задумываться не хотел. А спецназовец не хотел получить пулю от своих же приятелей, расположившихся по другую сторону поляны. Поэтому он стал с ними перекрикиваться, не снимая при этом палец со спускового крючка. Спецназовцам было лет по двадцать пять от силы. Но называли они друг друга исключительно по отчеству — Петрович, Михалыч, Семеныч…
— Петрович, ты засёк кого-нибудь?
— Никого я не засёк.
— Михалыч?
— Аналогично. Никого.
— Петрович, я тогда сейчас выйду, не шмальни в меня случаем…
— Откуда ты выйдешь?
— На четыре часа от машины. Михалыч, понял?
— Понял-понял, не тупой.
Спецназовец всё же сначала выставил из листвы автоматный ствол, покачал им, а уж потом появился и сам. Как и обещал, на четыре часа от машины.
Быстрым шагом он направился к машине и почти дошёл до неё, почти дотянулся свободной рукой до дверцы. Если бы он эту дверцу открыл, то сообразил бы, в чём тут дело, но времени ему не хватило — секунд двух или трех. Он услышал только тихий звук — и звук этот не пугал, потому что был знаком. Но вот что конкретно он означал…
— Ах ты ж, мля, — удивлённо произнёс спецназовец, когда вспомнил. И отскочил назад, понимая, что опоздал.
Пять секунд спустя от идиллической лесной тишины не осталось и воспоминания. Шесть стволов исступлённо и безостановочно палили, причём полковник Фоменко так и не смог потом объяснить себе, куда же именно он целился.
Без двенадцати шесть спецназовец, двигавшийся впереди полковника, остановился. Это значило, что он вышел на рубеж стрельбы. Дальше начиналось открытое пространство — поляна, посреди которой застыла «десятка».
Фоменко не сдержался и выдернул из кобуры пистолет, хотя ещё не видел за деревьями поляны.
— Ну что? — шепнул полковник стрелку, который рассматривал машину в прицел снайперской винтовки.
— Фигня какая-то, — сказал спецназовец, не отрываясь от прицела.
— То есть?
— Нет там никого.
— Быть такого не может.
— Вот я и говорю — фигня какая-то!
Они простояли в напряжённом ожидании ещё пару минут, но на поляне ничто не шевельнулось. Никаких признаков жизни.
— Мля, — недовольно буркнул спецназовец. — А нас тут случайно не кинули?
— Выходи на поляну, — скомандовал полковник, который о «кидалове» даже и задумываться не хотел. А спецназовец не хотел получить пулю от своих же приятелей, расположившихся по другую сторону поляны. Поэтому он стал с ними перекрикиваться, не снимая при этом палец со спускового крючка. Спецназовцам было лет по двадцать пять от силы. Но называли они друг друга исключительно по отчеству — Петрович, Михалыч, Семеныч…
— Петрович, ты засёк кого-нибудь?
— Никого я не засёк.
— Михалыч?
— Аналогично. Никого.
— Петрович, я тогда сейчас выйду, не шмальни в меня случаем…
— Откуда ты выйдешь?
— На четыре часа от машины. Михалыч, понял?
— Понял-понял, не тупой.
Спецназовец всё же сначала выставил из листвы автоматный ствол, покачал им, а уж потом появился и сам. Как и обещал, на четыре часа от машины.
Быстрым шагом он направился к машине и почти дошёл до неё, почти дотянулся свободной рукой до дверцы. Если бы он эту дверцу открыл, то сообразил бы, в чём тут дело, но времени ему не хватило — секунд двух или трех. Он услышал только тихий звук — и звук этот не пугал, потому что был знаком. Но вот что конкретно он означал…
— Ах ты ж, мля, — удивлённо произнёс спецназовец, когда вспомнил. И отскочил назад, понимая, что опоздал.
Пять секунд спустя от идиллической лесной тишины не осталось и воспоминания. Шесть стволов исступлённо и безостановочно палили, причём полковник Фоменко так и не смог потом объяснить себе, куда же именно он целился.
Глава 10
Бондарев: плохие новости
1
Дюк сидел на синем пластиковом стуле под навесом летнего кафе и как бы читал газету. Когда Бондарев поравнялся с ним, Дюк сказал поверх газеты:
— У меня две новости, и обе плохие.
Бондарев сонно посмотрел на коллегу и прошёл мимо. Полминуты спустя Бондарев с чашкой кофе занял место за соседним столиком. Дюк заинтересованно следил за коллегой.
— Нельзя начинать день с плохих новостей, — сказал Бондарев, помешивая ложечкой кофе. — Так ведь и настроение недолго испортить. — Он отхлебнул из чашки.
— Вот-вот, — Дюк удовлетворённо захихикал, следя за меняющимся выражением лица Бондарева. — Кофе — это третья плохая новость, я уж не стал тебе говорить…
Бондарев ещё некоторое время приходил в себя после жуткого пойла в чашке с логотипом гостиницы, а Дюк охотно комментировал:
— Они тебе сказали, что сами варят кофе, но это не так, на самом деле тебе всучили растворимый американский кофе в пакетиках, который был доставлен в Европу для нужд американской армии во время войны в Персидском заливе. Но американская армия отказалась пить эту гадость, и тогда вся партия была переоформлена как гуманитарная помощь молодой российской демократии. На таможне груз по привычке своровали, но потом поняли, что дали маху, потому что продать товар оказалось практически невозможно. Владелец гостиницы — как раз тот бедняга, который в девяносто втором году украл два самолёта гуманитарной помощи. По моим подсчётам, этого кофе ему хватит ещё на восемь лет при умеренном потреблении.
— Напомни потом, чтобы я убил этого подонка, — пробормотал Бондарев. — Нельзя так издеваться над людьми. А как тут вообще? Оперативная обстановка?
— Лето, — жизнерадостно сообщил Дюк. — Днём плюс двадцать шесть. Вчера вышел на местный Бродвей, а там девочки, лет по шестнадцать-семнадцать, в джинсиках, шортиках, все в обтяжку… Ещё такие маечки коротенькие, просто праздник какой-то…
— Да ну, — буркнул Бондарев, косясь на Дюка. В девять утра тот был облачён в лёгкие бежевые брюки, явно недешёвые светло-серые туфли, белоснежную рубашку с расстёгнутым воротом и изящного покроя пиджак, цвет которого Бондарев определить затруднялся. Он мог лишь с уверенностью сказать, что пиджак дьявольски шёл Дюку и что точно такой же пиджак он видел месяц назад на ведущем итальянского телешоу.
— Но есть проблемы, — озабоченно сообщил Дюк. — Представь себе весь этот местный цветник — и тут появляюсь я. Не в этом барахле, конечно, в нормальном костюме… Не спеша прогуливаюсь, как всегда, смертельно обаятелен…
— Большая очередь к тебе выстроилась?
— Я же говорю — есть проблемы. Эти дуры смотрят на меня как на идиота и продолжают ходить под ручку со своими стрижеными дебилами в спортивных штанах. Купит ей такой дебил мороженое и бутылку пива — все, в глазах уже любовь до гроба.
— А ты тоже купи себе спортивные штаны от Армани, ящик пива под мышку и гуляй, гуляй…
— Пошёл ты. В конце концов знакомлюсь с двумя первокурсницами — такие девочки… У тебя таких никогда не будет. Это я к слову.
— Спасибо.
— Веду их в ресторан, очаровываю по полной программе…
— А они лесби.
— Придурок, здесь ещё и слов таких не знают. Они мне потом говорят: «Большое спасибо, всё было очень хорошо, но нам пора домой, а то мама будет ругаться». Я им — девочки, а как же наслаждения юности? Когда, если не сейчас? Тем более — зрелый привлекательный мужчина, который так многому вас может научить!
— Там ещё какой-то мужчина появился?
— Это я про себя.
— А-а-а…
— Короче, провинциальная дикость. Это тебе не Европа.
— Я заметил, — Бондарев посмотрел на чашку с кофе и поёжился.
— Тебя за что сюда сослали? — поинтересовался Дюк.
— Контролировать действия одного зрелого привлекательного мужчины. Есть подозрения, что он чересчур отвлекается на обучение первокурсниц наслаждениям юности.
— Ой-ой-ой. Ну, если так, — Дюк поскучнел. — Как я уже говорил, имеются две плохие новости. Первая новость — здесь вам, товарищ Бондарев, совсем не Париж. Вторая плохая новость — у меня из номера вчера спёрли любимый галстук.
Впрочем, — Дюк неприязненно покосился на мятую рубашку Бондарева. — Тебе не понять всю горечь моей потери…
— Вы трепло, товарищ Дюк, — сказал Бондарев. — Убери к чёртовой матери свою газету и расскажи, что ты тут вообще делаешь, кроме развращения несовершеннолетних и дегустации худших мировых сортов кофе…
— У меня две новости, и обе плохие.
Бондарев сонно посмотрел на коллегу и прошёл мимо. Полминуты спустя Бондарев с чашкой кофе занял место за соседним столиком. Дюк заинтересованно следил за коллегой.
— Нельзя начинать день с плохих новостей, — сказал Бондарев, помешивая ложечкой кофе. — Так ведь и настроение недолго испортить. — Он отхлебнул из чашки.
— Вот-вот, — Дюк удовлетворённо захихикал, следя за меняющимся выражением лица Бондарева. — Кофе — это третья плохая новость, я уж не стал тебе говорить…
Бондарев ещё некоторое время приходил в себя после жуткого пойла в чашке с логотипом гостиницы, а Дюк охотно комментировал:
— Они тебе сказали, что сами варят кофе, но это не так, на самом деле тебе всучили растворимый американский кофе в пакетиках, который был доставлен в Европу для нужд американской армии во время войны в Персидском заливе. Но американская армия отказалась пить эту гадость, и тогда вся партия была переоформлена как гуманитарная помощь молодой российской демократии. На таможне груз по привычке своровали, но потом поняли, что дали маху, потому что продать товар оказалось практически невозможно. Владелец гостиницы — как раз тот бедняга, который в девяносто втором году украл два самолёта гуманитарной помощи. По моим подсчётам, этого кофе ему хватит ещё на восемь лет при умеренном потреблении.
— Напомни потом, чтобы я убил этого подонка, — пробормотал Бондарев. — Нельзя так издеваться над людьми. А как тут вообще? Оперативная обстановка?
— Лето, — жизнерадостно сообщил Дюк. — Днём плюс двадцать шесть. Вчера вышел на местный Бродвей, а там девочки, лет по шестнадцать-семнадцать, в джинсиках, шортиках, все в обтяжку… Ещё такие маечки коротенькие, просто праздник какой-то…
— Да ну, — буркнул Бондарев, косясь на Дюка. В девять утра тот был облачён в лёгкие бежевые брюки, явно недешёвые светло-серые туфли, белоснежную рубашку с расстёгнутым воротом и изящного покроя пиджак, цвет которого Бондарев определить затруднялся. Он мог лишь с уверенностью сказать, что пиджак дьявольски шёл Дюку и что точно такой же пиджак он видел месяц назад на ведущем итальянского телешоу.
— Но есть проблемы, — озабоченно сообщил Дюк. — Представь себе весь этот местный цветник — и тут появляюсь я. Не в этом барахле, конечно, в нормальном костюме… Не спеша прогуливаюсь, как всегда, смертельно обаятелен…
— Большая очередь к тебе выстроилась?
— Я же говорю — есть проблемы. Эти дуры смотрят на меня как на идиота и продолжают ходить под ручку со своими стрижеными дебилами в спортивных штанах. Купит ей такой дебил мороженое и бутылку пива — все, в глазах уже любовь до гроба.
— А ты тоже купи себе спортивные штаны от Армани, ящик пива под мышку и гуляй, гуляй…
— Пошёл ты. В конце концов знакомлюсь с двумя первокурсницами — такие девочки… У тебя таких никогда не будет. Это я к слову.
— Спасибо.
— Веду их в ресторан, очаровываю по полной программе…
— А они лесби.
— Придурок, здесь ещё и слов таких не знают. Они мне потом говорят: «Большое спасибо, всё было очень хорошо, но нам пора домой, а то мама будет ругаться». Я им — девочки, а как же наслаждения юности? Когда, если не сейчас? Тем более — зрелый привлекательный мужчина, который так многому вас может научить!
— Там ещё какой-то мужчина появился?
— Это я про себя.
— А-а-а…
— Короче, провинциальная дикость. Это тебе не Европа.
— Я заметил, — Бондарев посмотрел на чашку с кофе и поёжился.
— Тебя за что сюда сослали? — поинтересовался Дюк.
— Контролировать действия одного зрелого привлекательного мужчины. Есть подозрения, что он чересчур отвлекается на обучение первокурсниц наслаждениям юности.
— Ой-ой-ой. Ну, если так, — Дюк поскучнел. — Как я уже говорил, имеются две плохие новости. Первая новость — здесь вам, товарищ Бондарев, совсем не Париж. Вторая плохая новость — у меня из номера вчера спёрли любимый галстук.
Впрочем, — Дюк неприязненно покосился на мятую рубашку Бондарева. — Тебе не понять всю горечь моей потери…
— Вы трепло, товарищ Дюк, — сказал Бондарев. — Убери к чёртовой матери свою газету и расскажи, что ты тут вообще делаешь, кроме развращения несовершеннолетних и дегустации худших мировых сортов кофе…
2
Дюк смахнул тополиную пушинку с пиджака, блеснул неотразимой улыбкой проходящей официантке и сказал:
— Как обычно — шантаж, подкуп, провокация. Обычная работа на благо Родины.
— Родина тебя не забывает. Ты ей снишься каждую ночь в кошмарных снах…
— Ты мне просто завидуешь. Так ты действительно не в курсе? Не отвечай, все понятно по лицу. Значит, так. Меня прислали по душу полковника Фоменко, есть тут такая милицейская шишка. Фоменко прикрывает транзит наркотиков через область, имеет с этого хорошие деньги. Я уж не знаю, какие у Директора планы насчёт самого Фоменко, но мне велели полковником не увлекаться и до самоубийства его не доводить. Мне поставили цель — узнать, кто прикрывает Фоменко и всю его компанию в Москве.
— А его кто-то прикрывает?
— Определённо. Так вот, я набираю три чемодана всякого компромата и собираюсь предъявить полковнику стандартный выбор — прошепчи мне на ушко имя человека в Москве, или все три чемодана крепко попортят тебе жизнь и на работе, и дома. Но тут начинается местная специфика. У полковника есть сын, балбес семнадцати лет от роду. И он то ли изнасиловал, то ли пытался изнасиловать какую-то местную девчонку. Полковник его, само собой, отмазал, девчонке кинули пару копеек моральной компенсации. Вроде бы все нормально. Но тут приходит из армии брат этой девчонки. И ему хочется совсем другой компенсации.
— Денег, что ли?
— Каких ещё денег? Я же говорю — из армии пришёл, вроде бы даже из десанта. А какие они сейчас все оттуда приходят? Со сдвигом по фазе. Есть ещё фильм такой, там главный герой приходит из армии и начинает всех мочить почём зря. А когда не мочит, то стихи про родину читает. Очень жизненный фильм…
— Ближе к делу.
— И этот её брат начинает прилюдно бить морду полковничьему сыну.
— Что значит — «начинает»?
— Это значит — начинает, потом продолжает, потом ещё раз продолжает. И ведь упрямый такой парень попался — это что-то. Полковник каких-то бандюганов нанял, чтобы они парня кончили, а вместо этого парень самих бандюганов откоммуниздил. Неуёмный такой юноша, этот Лёша.
— Лёша?
— Алексей Белов.
— Ну а ты здесь при чём?
— А я эту ситуацию развернул в свою сторону. Я полковнику пригрозил не тремя чемоданами компромата, а вот этим самым Лёшей Беловым пригрозил. Говори фамилию, а не то шизанутый Белов твоего сына на куски порежет.
— То есть ты прикинулся, будто бы Белов под твою дудку пляшет.
— Он не пляшет. Он такой, понимаешь ли, неугомонный мститель.
— Полковник напугался?
— Ну не сразу… Пришлось Белову помочь немножко.
— Это как?
— По-разному, — уклончиво ответил Дюк, решив, что поджог пансионата «Родник», телефонные лжеприказы и прочие мелкие диверсии не заслуживают широкой огласки. — Я просто довёл атмосферу до нужной кондиции. Важно, что полковник испугался и назвал фамилию.
— Не соврал?
— Сначала соврал, назвал человека, который просто возможностей не имеет такое прикрытие обеспечивать… А потом полковник раскололся. Назвал фамилию, рассказал, как они контакт поддерживают.
— Но если он сдал человека в Москве, то ты должен был взамен…
— Угомонить Белова.
— Сдать Белова полковнику, — уточнил Бондарев. — И ты его сдал?
— Видишь ли… Я как раз хотел с тобой это обсудить.
— Обсуждай.
— Не здесь. Поехали, я тебе кое-что покажу, — Дюк поднялся из-за стола.
— Местные достопримечательности?
— Угадал. Леса здесь особенно красивы.
— Как обычно — шантаж, подкуп, провокация. Обычная работа на благо Родины.
— Родина тебя не забывает. Ты ей снишься каждую ночь в кошмарных снах…
— Ты мне просто завидуешь. Так ты действительно не в курсе? Не отвечай, все понятно по лицу. Значит, так. Меня прислали по душу полковника Фоменко, есть тут такая милицейская шишка. Фоменко прикрывает транзит наркотиков через область, имеет с этого хорошие деньги. Я уж не знаю, какие у Директора планы насчёт самого Фоменко, но мне велели полковником не увлекаться и до самоубийства его не доводить. Мне поставили цель — узнать, кто прикрывает Фоменко и всю его компанию в Москве.
— А его кто-то прикрывает?
— Определённо. Так вот, я набираю три чемодана всякого компромата и собираюсь предъявить полковнику стандартный выбор — прошепчи мне на ушко имя человека в Москве, или все три чемодана крепко попортят тебе жизнь и на работе, и дома. Но тут начинается местная специфика. У полковника есть сын, балбес семнадцати лет от роду. И он то ли изнасиловал, то ли пытался изнасиловать какую-то местную девчонку. Полковник его, само собой, отмазал, девчонке кинули пару копеек моральной компенсации. Вроде бы все нормально. Но тут приходит из армии брат этой девчонки. И ему хочется совсем другой компенсации.
— Денег, что ли?
— Каких ещё денег? Я же говорю — из армии пришёл, вроде бы даже из десанта. А какие они сейчас все оттуда приходят? Со сдвигом по фазе. Есть ещё фильм такой, там главный герой приходит из армии и начинает всех мочить почём зря. А когда не мочит, то стихи про родину читает. Очень жизненный фильм…
— Ближе к делу.
— И этот её брат начинает прилюдно бить морду полковничьему сыну.
— Что значит — «начинает»?
— Это значит — начинает, потом продолжает, потом ещё раз продолжает. И ведь упрямый такой парень попался — это что-то. Полковник каких-то бандюганов нанял, чтобы они парня кончили, а вместо этого парень самих бандюганов откоммуниздил. Неуёмный такой юноша, этот Лёша.
— Лёша?
— Алексей Белов.
— Ну а ты здесь при чём?
— А я эту ситуацию развернул в свою сторону. Я полковнику пригрозил не тремя чемоданами компромата, а вот этим самым Лёшей Беловым пригрозил. Говори фамилию, а не то шизанутый Белов твоего сына на куски порежет.
— То есть ты прикинулся, будто бы Белов под твою дудку пляшет.
— Он не пляшет. Он такой, понимаешь ли, неугомонный мститель.
— Полковник напугался?
— Ну не сразу… Пришлось Белову помочь немножко.
— Это как?
— По-разному, — уклончиво ответил Дюк, решив, что поджог пансионата «Родник», телефонные лжеприказы и прочие мелкие диверсии не заслуживают широкой огласки. — Я просто довёл атмосферу до нужной кондиции. Важно, что полковник испугался и назвал фамилию.
— Не соврал?
— Сначала соврал, назвал человека, который просто возможностей не имеет такое прикрытие обеспечивать… А потом полковник раскололся. Назвал фамилию, рассказал, как они контакт поддерживают.
— Но если он сдал человека в Москве, то ты должен был взамен…
— Угомонить Белова.
— Сдать Белова полковнику, — уточнил Бондарев. — И ты его сдал?
— Видишь ли… Я как раз хотел с тобой это обсудить.
— Обсуждай.
— Не здесь. Поехали, я тебе кое-что покажу, — Дюк поднялся из-за стола.
— Местные достопримечательности?
— Угадал. Леса здесь особенно красивы.
3
Полчаса спустя Дюк со зверским выражением лица насиловал педали древнего «жигуленка», пытаясь выжать из машины что-то ещё, кроме пугаюше неровного рёва двигателя. Стильный пиджак лежал в багажнике, аккуратно упакованный, равно как и брюки с рубашкой. Ради выезда за город Дюк экипировался в спортивный костюм, явно недешёвый, но всё же не так бросающийся в глаза, как предыдущий его гардероб. А главное — более подходящий к обстоятельствам.
— Мы грибники, — сообщил Дюк Бондареву. — У меня в багажнике корзинка. И ещё палка такая, с ними грибники ходят. Хрен знает, зачем они с ней ходят, но если нас с этой палкой кто заметит, сразу поймёт — грибники.
— Может, они этой палкой от комаров отбиваются? — предположил Бондарев.
— От комаров у меня спрей имеется, — не отреагировал на шутку Дюк.
— Вообще-то для грибов ещё не сезон, — сказал Бондарев.
— Да? А мы не знали. Мы тупые городские жители, думали, что уже пора. Поэтому полезли в лес. Такая будет легенда, понятно?
Бондарев пожал плечами — если Дюку вздумалось играть в командира, пусть играет. Бондарев так часто сам исполнял эту роль, что иногда не прочь был побыть просто болванчиком, который просто куда-то едет в машине, не забивая голову стратегией. Бондарева в данном случае интересовало только одно — долго ли ещё ехать, и Дюк сказал, что минут пятнадцать. Бондарев решил, что успеет вздремнуть, но тут «жигуленок» свернул на просёлочную дорогу, и сон улетучился, а езда превратилась в тестовые испытания бондаревского зада на прочность.
— Эй, Шумахер, давай потише, — не выдержал наконец Бондарев. — Мы же никуда не опаздываем?
— Нет, — сказал Дюк, снижая скорость. — Опоздать мы не можем в принципе.
Бондарев как-то не вслушался тогда в последнюю фразу Дюка, он просто кивнул, а секунду спустя в голове у него уже сверкала идея, заставившая забыть обо всём остальном.
У Дюка была удивительно безразмерная голова — в том смысле, что туда влезало умопомрачительное количество всякой информации, полезной и бесполезной, фактов и сплетен, имён и цифр. Поэтому Бондарев ничуть не удивился, получив к утреннему кофе ещё и лекцию насчёт его происхождения. Теперь в этот склад сведений нужно было направить запрос поважнее.
— Никогда не слышат про Химика? — как бы между прочим спросил Бондарев. Дюк хмыкнул, дёрнул рычаг переключения скоростей, будто хотел завязать его в узел, и промолчал. Приступы молчания с Дюком случались довольно редко, и Бондарев понял, что попал.
— То есть не слышал? — равнодушно сказал Бондарев, как бы совершенно не удивляясь этому факту. — Ладно.
— Ладно? Ладно?! У меня вдруг появилось такое странное ощущение, товарищ Бондарев, что вы пытаетесь на халяву разжиться ценной информацией. Химик. Ну ничего себе спросил…
— Не знаешь так не знаешь, — продолжал бесстрастное издевательство Бондарев. — Не можешь же ты знать все на свете.
— А все на свете знать и не надо. Надо знать основные вещи.
— Химик — это основная вещь?
— Ты пытаешься на халяву разжиться ценной информацией.
— Разве мы трудимся не в одной организации? Это перемещение информации внутри замкнутой системы, не больше.
— Хы, — злорадно сказал Дюк. — Если это правда, то почему же ты не спросишь про Химика у Директора? Почему? Вот именно — он тебе ничего не скажет.
— А почему он мне ничего не скажет?
— Потому что он сам ничего не знает.
Бондарев засмеялся.
— То есть ты знаешь больше Директора? Не вообще, а конкретно про Химика? Это ты хочешь сказать?
— И ты над этим ржёшь. Ну что ж, твоё право, — вздохнул Дюк. — Те, кто знают меньше, всегда смеются над теми, кто…
— Кто такой Химик?
— Видишь ли, я принципиально против халявного распространения информации. Таким меня сделала работа — сам-то я за информацию либо плачу, либо добываю её менее изящным способом. Почему тебе я должен все выдавать бесплатно?
— Я куплю тебе мороженое.
— Нет. Ты мне поможешь иначе. Полковник довольно тяжёлый.
За время, которое потребовалось Бондареву на осмысление этой фразы, Дюк успел лихо завернуть машину в кусты и заглушить мотор.
— А теперь о грибах, — мрачно сказал он.
— Мы грибники, — сообщил Дюк Бондареву. — У меня в багажнике корзинка. И ещё палка такая, с ними грибники ходят. Хрен знает, зачем они с ней ходят, но если нас с этой палкой кто заметит, сразу поймёт — грибники.
— Может, они этой палкой от комаров отбиваются? — предположил Бондарев.
— От комаров у меня спрей имеется, — не отреагировал на шутку Дюк.
— Вообще-то для грибов ещё не сезон, — сказал Бондарев.
— Да? А мы не знали. Мы тупые городские жители, думали, что уже пора. Поэтому полезли в лес. Такая будет легенда, понятно?
Бондарев пожал плечами — если Дюку вздумалось играть в командира, пусть играет. Бондарев так часто сам исполнял эту роль, что иногда не прочь был побыть просто болванчиком, который просто куда-то едет в машине, не забивая голову стратегией. Бондарева в данном случае интересовало только одно — долго ли ещё ехать, и Дюк сказал, что минут пятнадцать. Бондарев решил, что успеет вздремнуть, но тут «жигуленок» свернул на просёлочную дорогу, и сон улетучился, а езда превратилась в тестовые испытания бондаревского зада на прочность.
— Эй, Шумахер, давай потише, — не выдержал наконец Бондарев. — Мы же никуда не опаздываем?
— Нет, — сказал Дюк, снижая скорость. — Опоздать мы не можем в принципе.
Бондарев как-то не вслушался тогда в последнюю фразу Дюка, он просто кивнул, а секунду спустя в голове у него уже сверкала идея, заставившая забыть обо всём остальном.
У Дюка была удивительно безразмерная голова — в том смысле, что туда влезало умопомрачительное количество всякой информации, полезной и бесполезной, фактов и сплетен, имён и цифр. Поэтому Бондарев ничуть не удивился, получив к утреннему кофе ещё и лекцию насчёт его происхождения. Теперь в этот склад сведений нужно было направить запрос поважнее.
— Никогда не слышат про Химика? — как бы между прочим спросил Бондарев. Дюк хмыкнул, дёрнул рычаг переключения скоростей, будто хотел завязать его в узел, и промолчал. Приступы молчания с Дюком случались довольно редко, и Бондарев понял, что попал.
— То есть не слышал? — равнодушно сказал Бондарев, как бы совершенно не удивляясь этому факту. — Ладно.
— Ладно? Ладно?! У меня вдруг появилось такое странное ощущение, товарищ Бондарев, что вы пытаетесь на халяву разжиться ценной информацией. Химик. Ну ничего себе спросил…
— Не знаешь так не знаешь, — продолжал бесстрастное издевательство Бондарев. — Не можешь же ты знать все на свете.
— А все на свете знать и не надо. Надо знать основные вещи.
— Химик — это основная вещь?
— Ты пытаешься на халяву разжиться ценной информацией.
— Разве мы трудимся не в одной организации? Это перемещение информации внутри замкнутой системы, не больше.
— Хы, — злорадно сказал Дюк. — Если это правда, то почему же ты не спросишь про Химика у Директора? Почему? Вот именно — он тебе ничего не скажет.
— А почему он мне ничего не скажет?
— Потому что он сам ничего не знает.
Бондарев засмеялся.
— То есть ты знаешь больше Директора? Не вообще, а конкретно про Химика? Это ты хочешь сказать?
— И ты над этим ржёшь. Ну что ж, твоё право, — вздохнул Дюк. — Те, кто знают меньше, всегда смеются над теми, кто…
— Кто такой Химик?
— Видишь ли, я принципиально против халявного распространения информации. Таким меня сделала работа — сам-то я за информацию либо плачу, либо добываю её менее изящным способом. Почему тебе я должен все выдавать бесплатно?
— Я куплю тебе мороженое.
— Нет. Ты мне поможешь иначе. Полковник довольно тяжёлый.
За время, которое потребовалось Бондареву на осмысление этой фразы, Дюк успел лихо завернуть машину в кусты и заглушить мотор.
— А теперь о грибах, — мрачно сказал он.
4
Дюк бросил корзину на землю, поудобнее ухватил палку и раздвинул ветки.
— Знакомьтесь, — сказал он Бондареву. — Полковник Фоменко собственной персоной.
Бондарев внимательно посмотрел вниз — у полковника был какой-то нездоровый цвет лица, а вместо левого глаза вообще чернела дыра.
— Он всегда такой неразговорчивый?
— А что тут разговаривать? — философски заметил Дюк.
— Допустим, к нему я вопросов не имею. А вот к тебе…
— Если ты думаешь, что это я устроил ему вентиляцию в черепе, отвечаю: ни фига.
— Я думаю, что ты утратил контроль над ситуацией. Или вышибить мозги полковнику Фоменко входило в твой хитроумный план?
Дюк подумал и ответил так:
— Химик — это полковник КГБ, который в конце восьмидесятых курировал спецпроект «Апостол». Можно и подробнее.
Бондарев некоторое время молча смотрел на Дюка, а тот взгляда не отводил, просто ждал, когда Бондарев дозреет до очевидной и простой мысли.
— Ты мне поможешь распутаться с этим полковником, а я тебе расскажу про Химика. Взаимовыгодный обмен внутри замкнутой информационной системы — так, кажется, ты выразился?
— И ещё ты расскажешь, как дошёл до жизни такой, — согласно кивнул Бондарев. Дюк печально вздохнул:
— Само собой. Тебе будет интересно это послушать…
— Вот уж не сомневаюсь, — сказал Бондарев, разглядывая слегка раздувшееся и потемневшее лицо полковника. По сравнению с этим лицом местные леса были невыразимо прекрасны — тут Дюк не соврал.
— Знакомьтесь, — сказал он Бондареву. — Полковник Фоменко собственной персоной.
Бондарев внимательно посмотрел вниз — у полковника был какой-то нездоровый цвет лица, а вместо левого глаза вообще чернела дыра.
— Он всегда такой неразговорчивый?
— А что тут разговаривать? — философски заметил Дюк.
— Допустим, к нему я вопросов не имею. А вот к тебе…
— Если ты думаешь, что это я устроил ему вентиляцию в черепе, отвечаю: ни фига.
— Я думаю, что ты утратил контроль над ситуацией. Или вышибить мозги полковнику Фоменко входило в твой хитроумный план?
Дюк подумал и ответил так:
— Химик — это полковник КГБ, который в конце восьмидесятых курировал спецпроект «Апостол». Можно и подробнее.
Бондарев некоторое время молча смотрел на Дюка, а тот взгляда не отводил, просто ждал, когда Бондарев дозреет до очевидной и простой мысли.
— Ты мне поможешь распутаться с этим полковником, а я тебе расскажу про Химика. Взаимовыгодный обмен внутри замкнутой информационной системы — так, кажется, ты выразился?
— И ещё ты расскажешь, как дошёл до жизни такой, — согласно кивнул Бондарев. Дюк печально вздохнул:
— Само собой. Тебе будет интересно это послушать…
— Вот уж не сомневаюсь, — сказал Бондарев, разглядывая слегка раздувшееся и потемневшее лицо полковника. По сравнению с этим лицом местные леса были невыразимо прекрасны — тут Дюк не соврал.
5
Дюк проследил взгляд Бондарева и на всякий случай ещё раз открестился от пробитого черепа полковника Фоменко.
— Чистая случайность, — сказал Дюк. — Хотя при том образе жизни, который вёл данный гражданин, нечто подобное ожидало его чуть раньше или чуть позже. И нас с тобой могли бы в следующем году отправить сюда, чтобы окончательно угомонить гражданина Фоменко. Считай, сэкономили кучу времени и денег.
— Про экономию времени и денег ты будешь Директору в Москве заливать, — отозвался Бондарев. — Ближе к делу.
— Я тебе уже говорил про непредвиденный фактор.
— Не помню.
— Алексей Белов. Брат этой самой…
— Это я помню. Я не помню, чтобы ты называл его непредвиденным фактором.
— По сути дела, он и есть этот самый фактор. Я решил его использовать, чтобы накрутить напряжённость…
— Ты уже это говорил. Что дальше?
— Ну… Я накручивал по двум фронтам. И полковника, и Белова. Чтобы…
— Чтобы полковнику совсем небо с овчинку показалось. Это я помню. Теперь поконкретнее.
— Я её докрутил до того, что полковник Фоменко арестовал мать и сестру Белова. Ну, то есть не он их арестовал, он не знал, что их арестовали, а вот Белов узнал.
— Ты подсуетился.
— Я помог. А когда Белов узнал про это, он дошёл до точки и взял в заложники полковничьего сына. Ну, то есть не он сам взял…
— Ты подсуетился.
— Я помог. То есть полковник Фоменко был плавно подведён к мысли, что Белову теперь терять нечего. И никто полковнику в этой ситуации не поможет, кроме неизвестного доброжелателя.
— То есть тебя.
— Именно. А я опять-таки помог — в обмен на информацию.
— Я все понимаю, я не понимаю, почему у него дыра в башке.
— Белов, — сказал Дюк и кашлянул. Если это был намёк, то Бондарев его не понял.
— Чистая случайность, — сказал Дюк. — Хотя при том образе жизни, который вёл данный гражданин, нечто подобное ожидало его чуть раньше или чуть позже. И нас с тобой могли бы в следующем году отправить сюда, чтобы окончательно угомонить гражданина Фоменко. Считай, сэкономили кучу времени и денег.
— Про экономию времени и денег ты будешь Директору в Москве заливать, — отозвался Бондарев. — Ближе к делу.
— Я тебе уже говорил про непредвиденный фактор.
— Не помню.
— Алексей Белов. Брат этой самой…
— Это я помню. Я не помню, чтобы ты называл его непредвиденным фактором.
— По сути дела, он и есть этот самый фактор. Я решил его использовать, чтобы накрутить напряжённость…
— Ты уже это говорил. Что дальше?
— Ну… Я накручивал по двум фронтам. И полковника, и Белова. Чтобы…
— Чтобы полковнику совсем небо с овчинку показалось. Это я помню. Теперь поконкретнее.
— Я её докрутил до того, что полковник Фоменко арестовал мать и сестру Белова. Ну, то есть не он их арестовал, он не знал, что их арестовали, а вот Белов узнал.
— Ты подсуетился.
— Я помог. А когда Белов узнал про это, он дошёл до точки и взял в заложники полковничьего сына. Ну, то есть не он сам взял…
— Ты подсуетился.
— Я помог. То есть полковник Фоменко был плавно подведён к мысли, что Белову теперь терять нечего. И никто полковнику в этой ситуации не поможет, кроме неизвестного доброжелателя.
— То есть тебя.
— Именно. А я опять-таки помог — в обмен на информацию.
— Я все понимаю, я не понимаю, почему у него дыра в башке.
— Белов, — сказал Дюк и кашлянул. Если это был намёк, то Бондарев его не понял.