Страница:
11
Нехитрая логика Алексея заключалась в том, что выведенный из равновесия дурацким инцидентом босс сейчас неизбежно начнёт проигрывать, а стало быть, потребует у водителя дополнительную наличность. Возможен был вариант, что босс и его прекрасная Алиса после случившегося просто бросят играть и поедут домой, но Алексей, поразмыслив, счёл его маловероятным. Судя по рассказам Миши, босс слишком азартен, слишком прикипает к игре, чтоб так просто от неё оторваться. К тому же и бакинский гость рядом, нужно сохранить лицо, нужно показать, что ничего не случилось.
Поэтому, как предполагал Алексей, босс продолжит игру. И Алексей не ошибся. Он не ошибся в главном, но дьявол, как известно, сидит в мелочах.
Вот эти мелочи: прежде чем выволочь злющую, как электропила, Алису снова к столу и вернуться к фишкам, босс вышел в вестибюль и позвонил своему водителю. Но разговор шёл не о деньгах.
Потом босс подозвал к себе старшего среди охраны и переговорил с ним. И опять-таки речь шла не о деньгах. То есть о деньгах говорилось, но уже во вторую очередь.
— Сколько? — спросил старший. Босс молча полез за бумажником, отсчитал несколько купюр и вложил в карман собеседнику. Тот кивнул.
— И чтобы я больше не видел и не слышал, — уточнил свою просьбу босс.
— Ясно.
— И в темпе. Пока он ещё никуда не делся.
— Ясно.
Когда старшему охраны платили наличными, он становился на редкость понятливым и исполнительным.
Между тем Алексей со всеми своими логическими построениями, планами и надеждами стоял в том самом трехсекундном отрезке на полпути между парковкой и входом в казино. Вскоре в отдалении лязгнула дверь, и со стороны парковки показался силуэт мужчины.
«Вот это скорость», — подумал Алексей. Потом он заметил, что приближающийся мужчина что-то держит в руке. Ещё чуть позже он сообразил, что этот предмет мало напоминает сумку или иную вещь, пригодную для транспортировки денег. Пожалуй, это больше напоминало короткую дубинку.
Сосредоточившись на приближающемся со стороны парковки мужчине, Алексей не услышал, как хлопнула дверь казино и две пары ног резво сбежали по ступеням вниз. Их услуги только что были оплачены наличными.
Поэтому, как предполагал Алексей, босс продолжит игру. И Алексей не ошибся. Он не ошибся в главном, но дьявол, как известно, сидит в мелочах.
Вот эти мелочи: прежде чем выволочь злющую, как электропила, Алису снова к столу и вернуться к фишкам, босс вышел в вестибюль и позвонил своему водителю. Но разговор шёл не о деньгах.
Потом босс подозвал к себе старшего среди охраны и переговорил с ним. И опять-таки речь шла не о деньгах. То есть о деньгах говорилось, но уже во вторую очередь.
— Сколько? — спросил старший. Босс молча полез за бумажником, отсчитал несколько купюр и вложил в карман собеседнику. Тот кивнул.
— И чтобы я больше не видел и не слышал, — уточнил свою просьбу босс.
— Ясно.
— И в темпе. Пока он ещё никуда не делся.
— Ясно.
Когда старшему охраны платили наличными, он становился на редкость понятливым и исполнительным.
Между тем Алексей со всеми своими логическими построениями, планами и надеждами стоял в том самом трехсекундном отрезке на полпути между парковкой и входом в казино. Вскоре в отдалении лязгнула дверь, и со стороны парковки показался силуэт мужчины.
«Вот это скорость», — подумал Алексей. Потом он заметил, что приближающийся мужчина что-то держит в руке. Ещё чуть позже он сообразил, что этот предмет мало напоминает сумку или иную вещь, пригодную для транспортировки денег. Пожалуй, это больше напоминало короткую дубинку.
Сосредоточившись на приближающемся со стороны парковки мужчине, Алексей не услышал, как хлопнула дверь казино и две пары ног резво сбежали по ступеням вниз. Их услуги только что были оплачены наличными.
Глава 20
Бондарев: ничего хорошего
1
Директор посмотрел на часы и сообщил, что у него осталось сорок пять минут до парома.
— Да бросьте вы, — сказал Бондарев. — Мы же серьёзные вопросы обсуждаем, а вы все на часы наглядеться не можете. С такими вещами не спешат.
— Да-а? — протянул Директор. — То есть тебя за живое задело? Может, желаешь личные счёты свести с господином Крестинским? Обиженное самолюбие, может быть, все ещё играет?
— В моём возрасте уже мало что играет, — усмехнулся Бондарев. — А особенно самолюбие. Всех подонков в личные враги записывать — никакой записной книжки не хватит. И что, кстати, Крестинский? Ну надругался над индонезийской экономикой, пусть его индонезийцы и ловят, скармливают крокодилам, или что они там делают в подобных случаях…
— У тебя от жары и беззаботного времяпрепровождения мозги совсем атрофировались, — недовольно буркнул Директор. — Ничего не соображаешь.
— Ну так поясните бестолковому.
— А что тут объяснять? Это только у тебя в тридцать пять самолюбие повисло перпендикулярно полу, а у Крестинского оно играет вовсю. Какая у него главная проблема? Что его из России выперли. Он хочет как максимум вернуться и снова быть на коне, а как минимум заочно поотрывать головы тем, кто его выжил отсюда. Вообще, — Директор нахмурился, — по некоторым сведениям, он совсем рехнулся. У него мания величия. Он хочет управлять всем. Вообще — всем. То есть он не хочет быть президентом России, или султаном Брунея, он хочет и президента России, и султана Брунея иметь у себя в кармане.
— Мечтать не вредно.
— Ну да… Понимаешь, главная проблема с психами состоит в том, что они не знают, что они психи. Я-то понимаю, что не может один человек управлять миром, а Крестинский не понимает. Он целенаправленно будет этого добиваться, а деньги, люди, связи — все это у него есть. Я тут почитал справку о его финансовой деятельности в Южной Америке и Азии — знаешь, это уже не психоз, это очень агрессивная стратегия. Он всюду лезет и все прибирает к рукам. И что для нас особенно плохо — он тратит деньги на Акмаля и Чёрного Малика, причём для Малика ему не жалко создать пару-тройку двойников. Он ему нужен явно для какого-то важного дела. Этот Селим — он подойдёт для вербовки?
— Нет, — сказал Бондарев. — Он работает уже только на самого себя — нам расскажет немножко их секретов, а вернётся к ним, расскажет про нас всё, что знает. Да там его особенно и не подпускают к делам, вот он и перетаскивает коробки с кухонными комбайнами. Я думаю, нам нужно просто заставить Акмаля раскрыться и начать действовать.
— Ты очень хочешь, чтобы он начал действовать?
— Пока он бездействует, он не ошибается. Начнёт действовать — начнёт ошибаться. Тогда мы все поймём про него, про его хозяина, про их цели, про Чёрного Малика… Про Химика, кстати, тоже поймём. — Бондарев покосился на Директора. — Про эту их историческую встречу в девяносто втором году… Дюк говорит, что Химик — это миф.
Директор промолчал.
— Дюк говорит, — повторил Бондарев чуть громче, — что Химик…
— Я не глухой, — сказал Директор, и взгляд его в этот момент стал каким-то задумчивым.
— Ну так скажите тогда…
— Что тебе сказать?
— Химик — это миф?
— Я тебе на этот счёт ничего сказать не могу. Вот Чёрный Малик — он скажет. Найди его. Поговори с ним.
— Неужели Химик важнее всего остального? Всех других вещей, с которыми связан Чёрный Малик? Важнее Крестинского?
— А кто тебе сказал, что Химик и Крестинский — это совсем разные вещи?
— Да бросьте вы, — сказал Бондарев. — Мы же серьёзные вопросы обсуждаем, а вы все на часы наглядеться не можете. С такими вещами не спешат.
— Да-а? — протянул Директор. — То есть тебя за живое задело? Может, желаешь личные счёты свести с господином Крестинским? Обиженное самолюбие, может быть, все ещё играет?
— В моём возрасте уже мало что играет, — усмехнулся Бондарев. — А особенно самолюбие. Всех подонков в личные враги записывать — никакой записной книжки не хватит. И что, кстати, Крестинский? Ну надругался над индонезийской экономикой, пусть его индонезийцы и ловят, скармливают крокодилам, или что они там делают в подобных случаях…
— У тебя от жары и беззаботного времяпрепровождения мозги совсем атрофировались, — недовольно буркнул Директор. — Ничего не соображаешь.
— Ну так поясните бестолковому.
— А что тут объяснять? Это только у тебя в тридцать пять самолюбие повисло перпендикулярно полу, а у Крестинского оно играет вовсю. Какая у него главная проблема? Что его из России выперли. Он хочет как максимум вернуться и снова быть на коне, а как минимум заочно поотрывать головы тем, кто его выжил отсюда. Вообще, — Директор нахмурился, — по некоторым сведениям, он совсем рехнулся. У него мания величия. Он хочет управлять всем. Вообще — всем. То есть он не хочет быть президентом России, или султаном Брунея, он хочет и президента России, и султана Брунея иметь у себя в кармане.
— Мечтать не вредно.
— Ну да… Понимаешь, главная проблема с психами состоит в том, что они не знают, что они психи. Я-то понимаю, что не может один человек управлять миром, а Крестинский не понимает. Он целенаправленно будет этого добиваться, а деньги, люди, связи — все это у него есть. Я тут почитал справку о его финансовой деятельности в Южной Америке и Азии — знаешь, это уже не психоз, это очень агрессивная стратегия. Он всюду лезет и все прибирает к рукам. И что для нас особенно плохо — он тратит деньги на Акмаля и Чёрного Малика, причём для Малика ему не жалко создать пару-тройку двойников. Он ему нужен явно для какого-то важного дела. Этот Селим — он подойдёт для вербовки?
— Нет, — сказал Бондарев. — Он работает уже только на самого себя — нам расскажет немножко их секретов, а вернётся к ним, расскажет про нас всё, что знает. Да там его особенно и не подпускают к делам, вот он и перетаскивает коробки с кухонными комбайнами. Я думаю, нам нужно просто заставить Акмаля раскрыться и начать действовать.
— Ты очень хочешь, чтобы он начал действовать?
— Пока он бездействует, он не ошибается. Начнёт действовать — начнёт ошибаться. Тогда мы все поймём про него, про его хозяина, про их цели, про Чёрного Малика… Про Химика, кстати, тоже поймём. — Бондарев покосился на Директора. — Про эту их историческую встречу в девяносто втором году… Дюк говорит, что Химик — это миф.
Директор промолчал.
— Дюк говорит, — повторил Бондарев чуть громче, — что Химик…
— Я не глухой, — сказал Директор, и взгляд его в этот момент стал каким-то задумчивым.
— Ну так скажите тогда…
— Что тебе сказать?
— Химик — это миф?
— Я тебе на этот счёт ничего сказать не могу. Вот Чёрный Малик — он скажет. Найди его. Поговори с ним.
— Неужели Химик важнее всего остального? Всех других вещей, с которыми связан Чёрный Малик? Важнее Крестинского?
— А кто тебе сказал, что Химик и Крестинский — это совсем разные вещи?
2
Лапшин шёл по коридору и пытался сообразить — что не так? Это не было ощущением опасности, это было какое-то неуловимое, словно разбрызганное в воздухе чувство, которое никак не получалось ухватить в кулак, поднести к глазам и посмотреть — что же это за штука. Гостиничный холл, лифт, коридоры — все как в прошлый раз, никаких изменений. Люди — те же, деловитый персонал и шумные туристы. Лапшин решил, что всё дело в погоде, вставил магнитную карточку в замок и открыл дверь номера.
Холодная сталь пистолетного дула упёрлась ему в висок, и Лапшин вспомнил: ему улыбнулся администратор гостиницы. Вот это и было тем неестественным явлением, которое вызвало у него лёгкое покалывание кожи на затылке. Администратор знал, что его здесь ждут. Теперь и сам Лапшин это знал.
Он спокойно обвёл взглядом номер, не останавливаясь на лицах находившихся здесь людей (просто посчитал — четверо). В первые секунды его интересовали не люди и даже не пистолет, охлаждавший висок. То, что интересовало Лапшина, лежало на низком стеклянном столике. Пишущее устройство, которое он оставил на балконе своего номера, теперь находилось здесь, и толстые пальцы стриженного бобриком круглолицего турка слегка постукивали по круглому корпусу рекордера.
— Это моё, — сказал Лапшин турку.
— А я не спорю, — ответил тот.
— Тогда я заберу? — спросил Лапшин, по-прежнему игнорируя пистолет. Парень, который держал оружие и поэтому думал, что контролирует Лапшина, слегка расстроился. Он был самым молодым из четверых, щурил красивые карие глаза и старался выглядеть грозным.
— Одну минутку, — вежливо сказал развалившийся в кресле турок постарше и поупитаннее. Английский у него был лучше, чем у Лапшина. — Есть пара формальных вопросов, которые надо уладить…
— К вашим услугам, — сказал Лапшин, думая о том, что пляжные шлёпанцы — это всё же не самая подходящая обувь для этой ситуации. Тяжёлые десантные ботинки — это да, но никто не ходит в десантных ботинках по пляжу в разгар курортного сезона. — Что за вопросы?
— Вы — профессионал, — сказал турок, не спрашивая, а констатируя факт. — Мы тоже профессионалы. При всём уважении вы — на нашей территории. Поэтому мне нужна кое-какая информация, чтобы я мог порадовать своё начальство.
Лапшин рассмеялся — пару дней назад то же самое Бондарев говорил Селиму. Кажется, это называется иронией судьбы?
— Никаких особенных секретов от вас не требуется, — заверил Лапшина турок. — Самые общие сведения — кто вы, на кого вы работаете, зачем вы здесь.
— Я здесь, чтобы прослушивать разговоры в номере этажом ниже, — отрицать это было глупо, учитывая предмет, лежавший на столике перед турком.
— Хорошо, — закивал турок. — Для кого вы это делаете? Кто ваши хозяева?
— Видите ли, — Лапшин шагнул вперёд, не обратив внимания на дёрнувшийся от неожиданности ствол и слегка растерянное лицо парня с пистолетом. — У нас не принято об этом говорить… Но ради вас…
Турок одобрительно кивнул.
— Меня наняли за полторы тысячи долларов, чтобы я записал разговоры в этом номере. Нанял меня высокий мужчина лет сорока, тёмные волосы, усы… — Лапшин вдруг поймал себя на мысли, что описывает не кого-нибудь, а Селима. Это была интересная идея — заставить Акмаля подозревать, что Селим продаёт информацию кому-то на сторону. Бросить бы вот такую наживку и посмотреть, что получится… Лапшину даже стало жалко — такая хорошая идея пропадает, и ведь экспромт, само собой вдруг родилось! Он немного — всего пару секунд — погордился собой.
Лапшин присел в соседнее с турком кресло и с нежностью посмотрел на записывающий прибор.
— Э-э… — турок нахмурился. — То есть вы хотите сказать, что вы — частный детектив?
— Конечно, — сказал Лапшин. — А вы думали — кто? Думали, я шпион какой-нибудь? Нет, — он широко и располагающе улыбнулся. — У меня мелкий частный бизнес. В таком жарком месте мужья и жены часто теряют головы, совершают легкомысленные поступки… Я всегда готов это зафиксировать и собрать основания для развода или… Бывают разные варианты.
— Почему-то я вам не верю, — сказал турок, и голос его прозвучал обиженно. Кажется, Лапшин понял, в чём тут было дело. Турок был кадровым разведчиком и надеялся на соблюдение правил игры, принятых между спецслужбами, — если нелегала поймали на чужой территории, то совершенно необязательно доводить дело до тюрьмы, суда или — упаси боже — пыток. Поделись информацией — и можешь быть свободен. Это же просто бизнес, информация — товар, а герои в разведке давно перевелись, поэтому никто не станет молча умирать на допросе с электрическим проводом в заднице и иголками под ногтями. Все всегда договариваются, потому что сегодня попался ты, а завтра попадусь я — к чему драматизировать ситуацию?
Лапшину сегодня повезло — турок, судя по всему, был таким вот джентльменом от разведки, а не головорезом из личного отряда Акмаля, с которым имел дело Бондарев в Милане. И турку было совершенно непонятно, почему Лапшин валяет дурака и не делится информацией.
— Мне очень жаль, что вы мне не верите, — вздохнул Лапшин. — Обычно люди мне верят.
— Неужели вы хотите, чтобы с вами поговорили подробно? — сочувственно посмотрел на него турок. — Будьте разумным человеком.
— Разумным? Ха… Мама говорила мне то же самое, — сказал Лапшин. — Жена говорила мне то же самое. И что в результате?
— Что?
— Ничего хорошего, — сказал Лапшин и скомандовал себе «пуск».
Холодная сталь пистолетного дула упёрлась ему в висок, и Лапшин вспомнил: ему улыбнулся администратор гостиницы. Вот это и было тем неестественным явлением, которое вызвало у него лёгкое покалывание кожи на затылке. Администратор знал, что его здесь ждут. Теперь и сам Лапшин это знал.
Он спокойно обвёл взглядом номер, не останавливаясь на лицах находившихся здесь людей (просто посчитал — четверо). В первые секунды его интересовали не люди и даже не пистолет, охлаждавший висок. То, что интересовало Лапшина, лежало на низком стеклянном столике. Пишущее устройство, которое он оставил на балконе своего номера, теперь находилось здесь, и толстые пальцы стриженного бобриком круглолицего турка слегка постукивали по круглому корпусу рекордера.
— Это моё, — сказал Лапшин турку.
— А я не спорю, — ответил тот.
— Тогда я заберу? — спросил Лапшин, по-прежнему игнорируя пистолет. Парень, который держал оружие и поэтому думал, что контролирует Лапшина, слегка расстроился. Он был самым молодым из четверых, щурил красивые карие глаза и старался выглядеть грозным.
— Одну минутку, — вежливо сказал развалившийся в кресле турок постарше и поупитаннее. Английский у него был лучше, чем у Лапшина. — Есть пара формальных вопросов, которые надо уладить…
— К вашим услугам, — сказал Лапшин, думая о том, что пляжные шлёпанцы — это всё же не самая подходящая обувь для этой ситуации. Тяжёлые десантные ботинки — это да, но никто не ходит в десантных ботинках по пляжу в разгар курортного сезона. — Что за вопросы?
— Вы — профессионал, — сказал турок, не спрашивая, а констатируя факт. — Мы тоже профессионалы. При всём уважении вы — на нашей территории. Поэтому мне нужна кое-какая информация, чтобы я мог порадовать своё начальство.
Лапшин рассмеялся — пару дней назад то же самое Бондарев говорил Селиму. Кажется, это называется иронией судьбы?
— Никаких особенных секретов от вас не требуется, — заверил Лапшина турок. — Самые общие сведения — кто вы, на кого вы работаете, зачем вы здесь.
— Я здесь, чтобы прослушивать разговоры в номере этажом ниже, — отрицать это было глупо, учитывая предмет, лежавший на столике перед турком.
— Хорошо, — закивал турок. — Для кого вы это делаете? Кто ваши хозяева?
— Видите ли, — Лапшин шагнул вперёд, не обратив внимания на дёрнувшийся от неожиданности ствол и слегка растерянное лицо парня с пистолетом. — У нас не принято об этом говорить… Но ради вас…
Турок одобрительно кивнул.
— Меня наняли за полторы тысячи долларов, чтобы я записал разговоры в этом номере. Нанял меня высокий мужчина лет сорока, тёмные волосы, усы… — Лапшин вдруг поймал себя на мысли, что описывает не кого-нибудь, а Селима. Это была интересная идея — заставить Акмаля подозревать, что Селим продаёт информацию кому-то на сторону. Бросить бы вот такую наживку и посмотреть, что получится… Лапшину даже стало жалко — такая хорошая идея пропадает, и ведь экспромт, само собой вдруг родилось! Он немного — всего пару секунд — погордился собой.
Лапшин присел в соседнее с турком кресло и с нежностью посмотрел на записывающий прибор.
— Э-э… — турок нахмурился. — То есть вы хотите сказать, что вы — частный детектив?
— Конечно, — сказал Лапшин. — А вы думали — кто? Думали, я шпион какой-нибудь? Нет, — он широко и располагающе улыбнулся. — У меня мелкий частный бизнес. В таком жарком месте мужья и жены часто теряют головы, совершают легкомысленные поступки… Я всегда готов это зафиксировать и собрать основания для развода или… Бывают разные варианты.
— Почему-то я вам не верю, — сказал турок, и голос его прозвучал обиженно. Кажется, Лапшин понял, в чём тут было дело. Турок был кадровым разведчиком и надеялся на соблюдение правил игры, принятых между спецслужбами, — если нелегала поймали на чужой территории, то совершенно необязательно доводить дело до тюрьмы, суда или — упаси боже — пыток. Поделись информацией — и можешь быть свободен. Это же просто бизнес, информация — товар, а герои в разведке давно перевелись, поэтому никто не станет молча умирать на допросе с электрическим проводом в заднице и иголками под ногтями. Все всегда договариваются, потому что сегодня попался ты, а завтра попадусь я — к чему драматизировать ситуацию?
Лапшину сегодня повезло — турок, судя по всему, был таким вот джентльменом от разведки, а не головорезом из личного отряда Акмаля, с которым имел дело Бондарев в Милане. И турку было совершенно непонятно, почему Лапшин валяет дурака и не делится информацией.
— Мне очень жаль, что вы мне не верите, — вздохнул Лапшин. — Обычно люди мне верят.
— Неужели вы хотите, чтобы с вами поговорили подробно? — сочувственно посмотрел на него турок. — Будьте разумным человеком.
— Разумным? Ха… Мама говорила мне то же самое, — сказал Лапшин. — Жена говорила мне то же самое. И что в результате?
— Что?
— Ничего хорошего, — сказал Лапшин и скомандовал себе «пуск».
3
Директор посмотрел на озадаченную физиономию Бондарева и добавил:
— Нет, я не имею в виду, что Химик и Крестинский — это один и тот же человек. Просто сейчас они вполне могут оказаться рядом друг с другом.
— С какой стати?
— У Крестинского очень необычные планы, а у Химика — очень необычные возможности. Крестинского это должно было заинтересовать. Заинтересовал ли Химика Крестинский — это уже другой вопрос…
— Подождите… Давайте сначала определимся, Химик — это миф или не миф? Крестинский — этот человек, я знаю, подонок, но всё же человек, сам видел.
— А я видел Химика, — спокойно произнёс Директор, словно речь шла о старом знакомом, который только и делает, что надоедливо мельтешит перед глазами. Бондарев некоторое время сидел молча, а потом сказан:
— У меня такое ощущение, что меня здесь держат за идиота. То вы не знаете, кто такой Химик, то вы, оказывается, с ним встречались. Потом выяснится, что вы его ближайший друг или ещё что… Давайте определимся.
— Я его видел один раз, — прищурил глаза Директор, наблюдая за белыми парусами яхт. — После тех его знаменитых демонстраций. Когда он демонстрировал Андропову достижения проекта «Апостол». На самой демонстрации меня, понятное дело, не было. Говорят, там было на что посмотреть. Но лично я ничего этого не видел. Поэтому когда я говорю: «Возможно, Химик — это миф» — я имею в виду, что не сохранилось доказательств его достижений. Только слухи — вроде бы там его подопечные и предметы передвигали без помощи рук, и в воздухе над полом висели безо всякой опоры, и мысли читали…
— Почему мы только сейчас спохватились?
— Этого я тебе сказать не могу, скажу только, что найти Химика надо. Потому что если слухи не врут, то где-то по миру шатается человек, у которого всё равно что рецепты двенадцати атомных бомб в кармане. Попадёт это к Крестинскому или ещё к какому-нибудь идиоту с претензиями — будет уже поздно. А Крестинский про Химика слышал — это совершенно точно. Ещё когда он был помощником президента, то пытался его отыскать, но тогда не получилось. — Директор посмотрел на часы. — А времени, между прочим, у меня совсем уже не осталось. Давай-ка двинем обратно к парому…
Они зашагали в обратном направлении. Директор регулярно щёлкал фотоаппаратом и бормотал себе под нос глубокомысленные замечания типа:
— Да-а… Природа… Да-а… Культура… Да-а… Красота…
Директор выглядел полностью погруженным в созерцание средиземноморских красот, но на подходе к парому именно он внезапно ухватил Бондарева за рукав и с силой отдёрнул назад, в толпу готовящихся к посадке на паром туристов.
— Что?! — не понял Бондарев.
— Там, — сказал Директор, лишь малозаметным движением подбородка указывая направление. Бондарев осторожно посмотрел туда и обмер.
По набережной в сторону парома быстрыми шагами направлялся Селим.
— Нет, я не имею в виду, что Химик и Крестинский — это один и тот же человек. Просто сейчас они вполне могут оказаться рядом друг с другом.
— С какой стати?
— У Крестинского очень необычные планы, а у Химика — очень необычные возможности. Крестинского это должно было заинтересовать. Заинтересовал ли Химика Крестинский — это уже другой вопрос…
— Подождите… Давайте сначала определимся, Химик — это миф или не миф? Крестинский — этот человек, я знаю, подонок, но всё же человек, сам видел.
— А я видел Химика, — спокойно произнёс Директор, словно речь шла о старом знакомом, который только и делает, что надоедливо мельтешит перед глазами. Бондарев некоторое время сидел молча, а потом сказан:
— У меня такое ощущение, что меня здесь держат за идиота. То вы не знаете, кто такой Химик, то вы, оказывается, с ним встречались. Потом выяснится, что вы его ближайший друг или ещё что… Давайте определимся.
— Я его видел один раз, — прищурил глаза Директор, наблюдая за белыми парусами яхт. — После тех его знаменитых демонстраций. Когда он демонстрировал Андропову достижения проекта «Апостол». На самой демонстрации меня, понятное дело, не было. Говорят, там было на что посмотреть. Но лично я ничего этого не видел. Поэтому когда я говорю: «Возможно, Химик — это миф» — я имею в виду, что не сохранилось доказательств его достижений. Только слухи — вроде бы там его подопечные и предметы передвигали без помощи рук, и в воздухе над полом висели безо всякой опоры, и мысли читали…
— Почему мы только сейчас спохватились?
— Этого я тебе сказать не могу, скажу только, что найти Химика надо. Потому что если слухи не врут, то где-то по миру шатается человек, у которого всё равно что рецепты двенадцати атомных бомб в кармане. Попадёт это к Крестинскому или ещё к какому-нибудь идиоту с претензиями — будет уже поздно. А Крестинский про Химика слышал — это совершенно точно. Ещё когда он был помощником президента, то пытался его отыскать, но тогда не получилось. — Директор посмотрел на часы. — А времени, между прочим, у меня совсем уже не осталось. Давай-ка двинем обратно к парому…
Они зашагали в обратном направлении. Директор регулярно щёлкал фотоаппаратом и бормотал себе под нос глубокомысленные замечания типа:
— Да-а… Природа… Да-а… Культура… Да-а… Красота…
Директор выглядел полностью погруженным в созерцание средиземноморских красот, но на подходе к парому именно он внезапно ухватил Бондарева за рукав и с силой отдёрнул назад, в толпу готовящихся к посадке на паром туристов.
— Что?! — не понял Бондарев.
— Там, — сказал Директор, лишь малозаметным движением подбородка указывая направление. Бондарев осторожно посмотрел туда и обмер.
По набережной в сторону парома быстрыми шагами направлялся Селим.
4
Лапшин поднялся из кресла, дружелюбно улыбнулся в ответ на насторожённые взгляды четверых мужчин, двое из которых были при оружии.
— Я только что придумал для вас хорошую версию, которую вполне можно скормить начальству, — сказал он упитанному турку. — Считаю, что формальности исчерпаны, и можно вернуть мне мой аппарат.
— Вы не хотите делиться информацией, — уныло признал турок. — А поэтому нам придётся…
— Вам придётся? — Лапшин удивлённо развёл руками, шагнул назад и как-то невзначай угодил локтем в солнечное сплетение стоящему позади него человеку. Пистолет таким же мгновенным и изящным образом переместился от охнувшего и пошатнувшегося турка к Лапшину. — Это мне придётся, — он вскинул руку с пистолетом, другой рукой не глядя ухватил сморщившегося от боли турка за шею и рывком поставил его перед собой как прикрытие. — Вот так лучше? Вот этого вы хотели? Поиграть мускулами? Поиграть в мужские игры? Вспомнить «холодную войну»? Чуть-чуть адреналина добавить в кровь? Да ради бога…
Сидящий в кресле турок растерянно посмотрел на стоявшего у двери номера кареглазого парня с пистолетом. Лапшин тоже на него посмотрел и для пущей убедительности сдавил горло своему живому щиту — слегка, просто чтобы раздался хрип, свидетельствующий о серьёзности намерений Лапшина. Видимо, взгляд Лапшина произвёл на парня с пистолетом большее впечатление — он не стал дёргаться.
Пистолет в руке Лапшина описал полукруг, на секунду останавливаясь напротив каждого из троих противников.
— Можно и так, — вкрадчиво сказал Лапшин. — Если вы все ещё настаиваете.
— За номером наблюдают, — сказал турок в кресле. — Наши люди встретят вас потом внизу.
— Может быть, — ответил Лапшин. — Но, поверьте, для вас это уже не будет иметь никакого значения.
Турок посмотрел Лапшину в глаза, и если какие-то сомнения в искренности Лапшина у него до этого и были, то теперь они окончательно исчезли.
— Значит, вы не из русской разведки, — задумчиво сказал он. — Русская разведка так себя не ведёт. Вы, наверное, вообще не из разведки. Наёмник?
— Вот-вот, — согласился Лапшин. — Вам как раз будет над чем подумать, а мне уже пора… Только заберу свою вещь…
Лапшин, не сводя глаз с парня у дверей, левой рукой схватил рекордер со столика. Но в ту же самую секунду упитанный турок, так и не сумев укротить свою гордость, вцепился Лапшину в запястье и рванул на себя. Лапшин потерял равновесие, и все в гостиничном номере сразу же пришло в движение. Точнее, случилось много разных суматошных движений, в центре которых находились Лапшин, упитанный турок, рекордер и хрупкий стеклянный столик, который разлетелся под тяжестью рухнувших на него тел.
Секундой раньше Лапшин произвёл движение, которое было ему просто необходимо сделать — он с размаху врезал упитанному турку рукоятью пистолета в лоб, стряхнул его потные от волнения пальцы со своей руки и, уже падая, сунул рекордер в карман шорт.
Со всех сторон на него летели турки, и Лапшин знал только одно средство привести их в чувство — он заорал страшным голосом и трижды нажал на курок. Он стрелял уже практически лёжа на полу, а турки зависли в воздухе над ним, как будто бы умели летать. Поэтому промахнуться ему не удалось.
Потом Лапшин выругался, вытащил из-под тела красивого молодого турка ногу, в кровь расцарапанную разбившимся столиком, и ещё раз выругался. Молодой и красивый был мёртв, другой турок — ранен. Третий, которого Лапшин использовал поначалу как прикрытие, неподвижно сидел на полу и следил за Лапшиным. Упитанный турок в кресле был без сознания.
Лапшин поднялся на ноги, стряхнул с себя стеклянную крошку и посмотрел на сидящего турка. Вероятно, его стоило пристрелить, но вместо этого Лапшин сказал ему:
— Я этого не хотел. Ни хрена я не хотел. Это вам адреналина в кровь захотелось. Вот ему захотелось, — он ткнул пальцем в сторону упитанного турка. — Мне это совсем не нужно было. Я просто зашёл за своей вещью.
«Что это, оправдываюсь?» — подумал он уже в коридоре. Ещё чуть позже он сообразил, что весь этот последний монолог произнёс по-русски. Да и хрен с ним. Все это были мелочи по сравнению с тем, что, выйдя из номера и быстрым шагом добравшись до лифта, он вытащил из кармана рекордер, открыл его и не увидел ничего.
То есть не увидел там диска. Рекордер был пуст.
— Я только что придумал для вас хорошую версию, которую вполне можно скормить начальству, — сказал он упитанному турку. — Считаю, что формальности исчерпаны, и можно вернуть мне мой аппарат.
— Вы не хотите делиться информацией, — уныло признал турок. — А поэтому нам придётся…
— Вам придётся? — Лапшин удивлённо развёл руками, шагнул назад и как-то невзначай угодил локтем в солнечное сплетение стоящему позади него человеку. Пистолет таким же мгновенным и изящным образом переместился от охнувшего и пошатнувшегося турка к Лапшину. — Это мне придётся, — он вскинул руку с пистолетом, другой рукой не глядя ухватил сморщившегося от боли турка за шею и рывком поставил его перед собой как прикрытие. — Вот так лучше? Вот этого вы хотели? Поиграть мускулами? Поиграть в мужские игры? Вспомнить «холодную войну»? Чуть-чуть адреналина добавить в кровь? Да ради бога…
Сидящий в кресле турок растерянно посмотрел на стоявшего у двери номера кареглазого парня с пистолетом. Лапшин тоже на него посмотрел и для пущей убедительности сдавил горло своему живому щиту — слегка, просто чтобы раздался хрип, свидетельствующий о серьёзности намерений Лапшина. Видимо, взгляд Лапшина произвёл на парня с пистолетом большее впечатление — он не стал дёргаться.
Пистолет в руке Лапшина описал полукруг, на секунду останавливаясь напротив каждого из троих противников.
— Можно и так, — вкрадчиво сказал Лапшин. — Если вы все ещё настаиваете.
— За номером наблюдают, — сказал турок в кресле. — Наши люди встретят вас потом внизу.
— Может быть, — ответил Лапшин. — Но, поверьте, для вас это уже не будет иметь никакого значения.
Турок посмотрел Лапшину в глаза, и если какие-то сомнения в искренности Лапшина у него до этого и были, то теперь они окончательно исчезли.
— Значит, вы не из русской разведки, — задумчиво сказал он. — Русская разведка так себя не ведёт. Вы, наверное, вообще не из разведки. Наёмник?
— Вот-вот, — согласился Лапшин. — Вам как раз будет над чем подумать, а мне уже пора… Только заберу свою вещь…
Лапшин, не сводя глаз с парня у дверей, левой рукой схватил рекордер со столика. Но в ту же самую секунду упитанный турок, так и не сумев укротить свою гордость, вцепился Лапшину в запястье и рванул на себя. Лапшин потерял равновесие, и все в гостиничном номере сразу же пришло в движение. Точнее, случилось много разных суматошных движений, в центре которых находились Лапшин, упитанный турок, рекордер и хрупкий стеклянный столик, который разлетелся под тяжестью рухнувших на него тел.
Секундой раньше Лапшин произвёл движение, которое было ему просто необходимо сделать — он с размаху врезал упитанному турку рукоятью пистолета в лоб, стряхнул его потные от волнения пальцы со своей руки и, уже падая, сунул рекордер в карман шорт.
Со всех сторон на него летели турки, и Лапшин знал только одно средство привести их в чувство — он заорал страшным голосом и трижды нажал на курок. Он стрелял уже практически лёжа на полу, а турки зависли в воздухе над ним, как будто бы умели летать. Поэтому промахнуться ему не удалось.
Потом Лапшин выругался, вытащил из-под тела красивого молодого турка ногу, в кровь расцарапанную разбившимся столиком, и ещё раз выругался. Молодой и красивый был мёртв, другой турок — ранен. Третий, которого Лапшин использовал поначалу как прикрытие, неподвижно сидел на полу и следил за Лапшиным. Упитанный турок в кресле был без сознания.
Лапшин поднялся на ноги, стряхнул с себя стеклянную крошку и посмотрел на сидящего турка. Вероятно, его стоило пристрелить, но вместо этого Лапшин сказал ему:
— Я этого не хотел. Ни хрена я не хотел. Это вам адреналина в кровь захотелось. Вот ему захотелось, — он ткнул пальцем в сторону упитанного турка. — Мне это совсем не нужно было. Я просто зашёл за своей вещью.
«Что это, оправдываюсь?» — подумал он уже в коридоре. Ещё чуть позже он сообразил, что весь этот последний монолог произнёс по-русски. Да и хрен с ним. Все это были мелочи по сравнению с тем, что, выйдя из номера и быстрым шагом добравшись до лифта, он вытащил из кармана рекордер, открыл его и не увидел ничего.
То есть не увидел там диска. Рекордер был пуст.
5
Бондарев отстраненно наблюдал за торопливо вышагивающим по набережной Селимом. Отставной разведчик был слегка помят, но в принципе ничем не отличался от туристской массы. Разве что во взгляде у него проскальзывало какое-то возбуждение. Если не сказать больше.
— Поправьте меня, если где-то ошибаюсь, — попросил Бондарев Директора. — Пока мы тут с вами общаемся, ваши люди должны были забрать Селима. Упаковать его и приготовить к переправке на материк. Предполагалось, что сам он будет не в состоянии передвигаться. Его вообще должны были сдать в багаж. Насколько я помню.
— Да, для багажа он слишком подвижен, — согласился Директор.
— Так в чём же дело?
— Хм-м…
— Это не ответ.
— Вероятно, Селиму удалось бежать.
— Ну ничего страшного. Я сейчас исправлю эту ошибку…
Директор снова дёрнул Бондарева за локоть.
— Не надо.
— Тогда в чём дело? Какого чёрта он тут разгуливает?
— Ты же сам говорил, что толку от него мало.
— Говорил.
— Ты же сам говорил, что вербовать его нет смысла. Он нам расскажет секреты Акмаля, а Акмалю расскажет наши секреты…
— Говорил.
— Судя по блеску в его глазах, он как раз спешит поделиться с Акмалем каким-то нашим секретом.
— Откуда он его узнал?
— Случайно, — сказал Директор. — Абсолютно случайно.
— Поправьте меня, если где-то ошибаюсь, — попросил Бондарев Директора. — Пока мы тут с вами общаемся, ваши люди должны были забрать Селима. Упаковать его и приготовить к переправке на материк. Предполагалось, что сам он будет не в состоянии передвигаться. Его вообще должны были сдать в багаж. Насколько я помню.
— Да, для багажа он слишком подвижен, — согласился Директор.
— Так в чём же дело?
— Хм-м…
— Это не ответ.
— Вероятно, Селиму удалось бежать.
— Ну ничего страшного. Я сейчас исправлю эту ошибку…
Директор снова дёрнул Бондарева за локоть.
— Не надо.
— Тогда в чём дело? Какого чёрта он тут разгуливает?
— Ты же сам говорил, что толку от него мало.
— Говорил.
— Ты же сам говорил, что вербовать его нет смысла. Он нам расскажет секреты Акмаля, а Акмалю расскажет наши секреты…
— Говорил.
— Судя по блеску в его глазах, он как раз спешит поделиться с Акмалем каким-то нашим секретом.
— Откуда он его узнал?
— Случайно, — сказал Директор. — Абсолютно случайно.
Глава 21
Алексей Белов: затмение
1
Всё получилось как-то бестолково. Был бы здесь тот умник в очках, что привёз Алексея в Москву, не преминул бы изречь что-нибудь типа: «А по-другому нельзя было? Никак нельзя?»
Нельзя. Может, и хотел бы по-другому, по-умному, да не получается пока. Ума не хватает. Прижавшись к стене, Алексей наблюдал за приближающимся водителем и до последней минуты надеялся, что дубинка в руке нужна тому исключительно для охраны денег. Даже когда стало понятно, что нет у водителя во второй руке ни сумки, ни пакета, — Алексей попытался убедить себя, что двадцать тысяч долларов — если сотенными купюрами — вполне можно рассовать по карманам. Времени оставалось маловато на убеждения, а то ведь убедил бы — так хотелось верить, что всё пошло именно так, как Алексей просчитал. Но только ведь пошло все совершенно по иной колее.
Водитель двигался быстро и вместе с тем насторожённо, будто бы ожидал скорой встречи с кем-нибудь типа Алексея, будто бы предупредил его кто. А может быть, водитель только так всегда и передвигался — работа наложила свой отпечаток. И дубинку свою водитель держал наготове, в полузамахе. Потому и вышло все не очень хорошо — Алексей в нужный момент прыгнул и ударил, да ведь только и водитель был настороже, успел двинуть дубиной. Потом-то он упал, как и положено ему было по замыслу, но Алексею это было не в радость, потому что его левая рука одеревенела после удара дубиной, уныло повисла, как самоубийца в петле, завещав руке правой со всем разбираться самой.
Уже одно это было неприятно. А тут ещё над ухом какой-то кретин гаркнул с дебильной радостью:
— Да вот же он!
Алексей даже не успел удивиться тому факту, что некто в чужом городе вдруг узнает его со спины, как тот же дебильный голос издал жизнерадостный призыв:
— Мочи гада!
Вслед за этим призывом Алексея ухватили за шиворот и с силой метнули в стену. Так Алексей понял, кого здесь подразумевали под гадом и кого собирались мочить. Все не слава богу.
Били его с явным удовольствием, не спеша, покряхтывая от положительных эмоций. Алексею было с чем сравнивать, и старания этих бойцов он бы оценил на троечку — энтузиазм имеется, но умения маловато, да и медлят ребята — в промежутке между ударами можно было сходить попить пива и вернуться к следующему прилёту мощного кулака в район позвоночника. Именно благодаря этой медлительности Алексей смог кое-как извернуться и увидеть, что молотят его два шкафа в чёрных костюмах с логотипом казино. Вот оно как, значит. Ребята, тяжёлые на руку, но и на подъем нескорые. Только уж большие они слишком, зажали Алексея так, что не продохнёшь, не протиснешься. Алексей дождался очередного смачного входа кулака в свой корпус и стал медленно падать, трагически сползая по стене. Его попытались придержать, но он всё равно падал, теперь уже в сторону своих мучителей.
И он даже почти упал, только в последний момент вдруг чуть приподнял голову и въехал этой — может быть, не слишком сообразительной, но зато вполне твёрдой частью тела в пах одному из охранников.
Второму охраннику даже показалось на миг, что его напарник слегка подлетел вверх, беззвучно оторвавшись от земли и приземлившись секунду спустя уже с оглушительным матерным воплем. Инстинктивно зажав промежность пятернёй, охранник причитал с интонациями, совершенно не подходящими его могучей фигуре.
Его напарник яростно заревел, словно разогретый двигатель гоночного болида, и рванулся вслед за Алексеем.
Пару секунд спустя к погоне присоединился — не отнимая пятерни от повреждённой части тела — и первый охранник. На бегу он всё ещё постанывал и матерился.
Алексей бежал молча.
Нельзя. Может, и хотел бы по-другому, по-умному, да не получается пока. Ума не хватает. Прижавшись к стене, Алексей наблюдал за приближающимся водителем и до последней минуты надеялся, что дубинка в руке нужна тому исключительно для охраны денег. Даже когда стало понятно, что нет у водителя во второй руке ни сумки, ни пакета, — Алексей попытался убедить себя, что двадцать тысяч долларов — если сотенными купюрами — вполне можно рассовать по карманам. Времени оставалось маловато на убеждения, а то ведь убедил бы — так хотелось верить, что всё пошло именно так, как Алексей просчитал. Но только ведь пошло все совершенно по иной колее.
Водитель двигался быстро и вместе с тем насторожённо, будто бы ожидал скорой встречи с кем-нибудь типа Алексея, будто бы предупредил его кто. А может быть, водитель только так всегда и передвигался — работа наложила свой отпечаток. И дубинку свою водитель держал наготове, в полузамахе. Потому и вышло все не очень хорошо — Алексей в нужный момент прыгнул и ударил, да ведь только и водитель был настороже, успел двинуть дубиной. Потом-то он упал, как и положено ему было по замыслу, но Алексею это было не в радость, потому что его левая рука одеревенела после удара дубиной, уныло повисла, как самоубийца в петле, завещав руке правой со всем разбираться самой.
Уже одно это было неприятно. А тут ещё над ухом какой-то кретин гаркнул с дебильной радостью:
— Да вот же он!
Алексей даже не успел удивиться тому факту, что некто в чужом городе вдруг узнает его со спины, как тот же дебильный голос издал жизнерадостный призыв:
— Мочи гада!
Вслед за этим призывом Алексея ухватили за шиворот и с силой метнули в стену. Так Алексей понял, кого здесь подразумевали под гадом и кого собирались мочить. Все не слава богу.
Били его с явным удовольствием, не спеша, покряхтывая от положительных эмоций. Алексею было с чем сравнивать, и старания этих бойцов он бы оценил на троечку — энтузиазм имеется, но умения маловато, да и медлят ребята — в промежутке между ударами можно было сходить попить пива и вернуться к следующему прилёту мощного кулака в район позвоночника. Именно благодаря этой медлительности Алексей смог кое-как извернуться и увидеть, что молотят его два шкафа в чёрных костюмах с логотипом казино. Вот оно как, значит. Ребята, тяжёлые на руку, но и на подъем нескорые. Только уж большие они слишком, зажали Алексея так, что не продохнёшь, не протиснешься. Алексей дождался очередного смачного входа кулака в свой корпус и стал медленно падать, трагически сползая по стене. Его попытались придержать, но он всё равно падал, теперь уже в сторону своих мучителей.
И он даже почти упал, только в последний момент вдруг чуть приподнял голову и въехал этой — может быть, не слишком сообразительной, но зато вполне твёрдой частью тела в пах одному из охранников.
Второму охраннику даже показалось на миг, что его напарник слегка подлетел вверх, беззвучно оторвавшись от земли и приземлившись секунду спустя уже с оглушительным матерным воплем. Инстинктивно зажав промежность пятернёй, охранник причитал с интонациями, совершенно не подходящими его могучей фигуре.
Его напарник яростно заревел, словно разогретый двигатель гоночного болида, и рванулся вслед за Алексеем.
Пару секунд спустя к погоне присоединился — не отнимая пятерни от повреждённой части тела — и первый охранник. На бегу он всё ещё постанывал и матерился.
Алексей бежал молча.
2
Что касается бега, то Алексей сообразил лишь одно — нельзя бежать в ту сторону, где сидит Миша. Оставалось только сориентироваться и определить это самое запретное направление. Вот с этим возникли проблемы. Сзади тем временем уверенно топали охранники казино, и Алексей свернул наугад в какой-то переулок, надеясь, что если Миша там и был, то вовремя принял верное решение и слинял.
И вообще — не подходящее это было время для беготни. Долгожданный водитель валялся на асфальте в виде, готовом к употреблению. И его нужно было употребить по назначению, оправдав несколько часов тягостного ожидания. Надеяться на то, что Миша вдруг проявит необходимую смекалку и прыть, было довольно наивно, так что пришло самое время прекратить этот бестолковый забег по переулкам и вернуться к водителю и охраняемым им деньгам.
Алексей на бегу обернулся и убедился, что между двумя его преследователями есть некоторое — метров пять-шесть — расстояние. Убедившись, он тут же резко сбросил скорость, а потом сложился вниз как падающий карточный домик, сгруппировался и влетел под ноги ближнему из охранников. Тот совершил классический переворот с не менее классическим падением башкой об землю. Алексей немедленно распрямился и прыгнул навстречу второму охраннику, занося кулак и колено для одновременного удара. И уже в воздухе он почувствовал, что прыжка не получится. Что-то тянуло его назад, как будто он был прыгуном на «тарзанке».
И вообще — не подходящее это было время для беготни. Долгожданный водитель валялся на асфальте в виде, готовом к употреблению. И его нужно было употребить по назначению, оправдав несколько часов тягостного ожидания. Надеяться на то, что Миша вдруг проявит необходимую смекалку и прыть, было довольно наивно, так что пришло самое время прекратить этот бестолковый забег по переулкам и вернуться к водителю и охраняемым им деньгам.
Алексей на бегу обернулся и убедился, что между двумя его преследователями есть некоторое — метров пять-шесть — расстояние. Убедившись, он тут же резко сбросил скорость, а потом сложился вниз как падающий карточный домик, сгруппировался и влетел под ноги ближнему из охранников. Тот совершил классический переворот с не менее классическим падением башкой об землю. Алексей немедленно распрямился и прыгнул навстречу второму охраннику, занося кулак и колено для одновременного удара. И уже в воздухе он почувствовал, что прыжка не получится. Что-то тянуло его назад, как будто он был прыгуном на «тарзанке».