Страница:
— Честно говоря, я никому не доверяю. А ты мне нужен для одного небольшого дела.
— Это будет не больно? — попробовал пошутить Алексей.
— Пока никто не жаловался.
Алексей хотел спросить: «А много ли было тех, кто не жаловался?», но тут из-за поворота вышел охранник и ткнул ему дулом автомата в живот. За плечом охранника Алексей увидел других вооружённых людей. Они молча стояли в коридоре и, казалось, чего-то ждали.
— Присмотри за ним, — это Морозова сказала охраннику, а сама пошла дальше.
— Наконец-то, детка.
Это сказал непривычно возбуждённый Второй. Он схватил Морозову за плечи и радостно встряхнул, как будто Морозова только что победила на каких-то соревнованиях, а он был её тренером.
— Что такое? — поинтересовалась Морозова.
— Сейчас все закончится, — неопределённо сказал Второй. — Такой дурдом, понимаешь, устроили… А это кто там с тобой?
— Мальчик, — сказала Морозова. — Которого ты просил.
— Что за чушь, детка? Какого ещё мальчика я просил?
— Мальчика, который убьёт Харкевича. И на которого все потом можно будет свалить…
— А-а! Так Харкевича — уже?
— Вот именно.
— Детка, ты меня радуешь сегодня.
— Что мне делать с парнем?
— Как договаривались.
— Где?
Второй задумался. Потом неожиданно улыбнулся.
— А чего умничать? Вали сюда до кучи!
— Куда — сюда?
Второй показал на дверь комнаты для переговоров.
— А что здесь? — спросила Морозова.
— Здесь мы решаем наши проблемы, — ухмыльнулся Второй. — Китайская методика.
Он отодвинул на двери часть декоративной панели, и показался «глазок». Морозова заглянула внутрь комнаты для переговоров. На роскошных диванах вповалку лежали четыре человека.
— Сейчас приведу добавку, — ухмыльнулся Второй и пошёл в сторону лифта.
5
6
7
Глава 35
1
2
3
4
— Это будет не больно? — попробовал пошутить Алексей.
— Пока никто не жаловался.
Алексей хотел спросить: «А много ли было тех, кто не жаловался?», но тут из-за поворота вышел охранник и ткнул ему дулом автомата в живот. За плечом охранника Алексей увидел других вооружённых людей. Они молча стояли в коридоре и, казалось, чего-то ждали.
— Присмотри за ним, — это Морозова сказала охраннику, а сама пошла дальше.
— Наконец-то, детка.
Это сказал непривычно возбуждённый Второй. Он схватил Морозову за плечи и радостно встряхнул, как будто Морозова только что победила на каких-то соревнованиях, а он был её тренером.
— Что такое? — поинтересовалась Морозова.
— Сейчас все закончится, — неопределённо сказал Второй. — Такой дурдом, понимаешь, устроили… А это кто там с тобой?
— Мальчик, — сказала Морозова. — Которого ты просил.
— Что за чушь, детка? Какого ещё мальчика я просил?
— Мальчика, который убьёт Харкевича. И на которого все потом можно будет свалить…
— А-а! Так Харкевича — уже?
— Вот именно.
— Детка, ты меня радуешь сегодня.
— Что мне делать с парнем?
— Как договаривались.
— Где?
Второй задумался. Потом неожиданно улыбнулся.
— А чего умничать? Вали сюда до кучи!
— Куда — сюда?
Второй показал на дверь комнаты для переговоров.
— А что здесь? — спросила Морозова.
— Здесь мы решаем наши проблемы, — ухмыльнулся Второй. — Китайская методика.
Он отодвинул на двери часть декоративной панели, и показался «глазок». Морозова заглянула внутрь комнаты для переговоров. На роскошных диванах вповалку лежали четыре человека.
— Сейчас приведу добавку, — ухмыльнулся Второй и пошёл в сторону лифта.
5
Из коридора, соединяющего административный корпус СИЗО с корпусом для совершивших тяжкие преступления, появляется в сопровождении конвоира Леонид Приходько, он же Клешня. Из другого коридора в сопровождении конвоирши идёт Алена Белова. Согласно инструкции кто-то из конвоиров должен остановить своего заключённого, приказать ему повернуться к стене и пропустить встречный конвой. Однако ни конвоир Клешни, ни женщина в форме за спиной Алены Беловой этого не делают.
Алена не задумывается об этом, она просто машинально переставляет ноги и глядит вниз. Зато Клешня, как только Алена попала в поле его зрения, не спускает с неё глаз.
Обе пары заключённый — конвоир продолжают движение и подходят к лестнице, которая ведёт с пятого этажа вниз. Дюк только ещё подбегает к этой лестнице. Сирена ещё не включена.
И здесь происходит следующее. Конвоир Клешни замедляет шаг и останавливается у зарешеченного окна во двор. Конвоир внимательно смотрит в окно, будто там происходит нечто весьма важное.
Почти одновременно с ним женщина в форме также прекращает движение. Она смотрит на наручные часы, начинает крутить головку завода и полностью погружается в это занятие, более ничего не замечая.
Алена по инерции совершает ещё пару шагов, а потом понимает — что-то не то. Что-то изменилось. Она поднимает глаза, видит, что шедший навстречу заключённый почему-то идёт сам по себе, а конвоир стоит возле окна. Алена неуверенно оборачивается и видит, что её конвоирша тоже отстала. Прежде чем она соображает, что это значит, Клешня бросается к ней и начинает душить.
Алена хрипит, вскидывает руки для защиты, но от этого мало толку. За проведённые в СИЗО недели она похудела и ослабла, но даже если бы не эти обстоятельства, вряд ли она могла бы противостоять сильным рукам Клешни. Её колени подгибаются, в глазах темнеет.
В эти секунды Дюк вступает на первые ступени лестничного пролёта, ведущего со второго этажа административного корпуса на третий. Через мгновения раздастся резкий звук сирены.
Женщина в форме хладнокровно заводит часы и не обращает внимания на происходящее у лестницы. Конвоир Клешни реагирует иначе. Ему не сказали, что именно должно произойти. Его попросили отвернуться и позволить Клешне встретиться со старой знакомой. Ему заплатили только за это. Конвоир думал, что дело обойдётся парой слов, обжиманиями или чем-то в этом роде. Но Клешня просто убивает девушку, и это грозит конвоиру такими неприятностями, на которые он не хотел бы нарываться.
Конвоир подскакивает к Клешне, просовывает ему руку под подбородок и начинает оттаскивать назад. Поначалу кажется, что это ему удастся, но затем Клешня резко отпускает девушку, та падает, и сосредоточивается на конвоире. Клешне плевать, за сколько убийств получать пожизненное — за четыре, за пять или за шесть. За девушек или ментов. Тем более что Клешня очень не любит, когда его отрывают от дела.
Он резко дёргает головой назад и разбивает конвоиру лицо, потом бьёт его левым локтем в живот и впивается зубами в руку, которая была у него возле горла, прокусывая её до кости. Конвоир орёт и отшатывается, срывая с пояса дубинку.
Синхронно конвоиру орёт сирена. Женщина в форме отрывается от своих часов. Алена цепляется за перила и привстаёт, несмотря на головокружение. Конвоир шагает вперёд, занося резиновую дубинку. Для Клешни сирена — это недвусмысленный намёк, что надо поскорее все закончить.
Дюк задирает голову вверх — звуки, раздающиеся с пятого этажа, пугают его.
Он преодолевает ещё несколько ступеней, а потом сверху, едва не задев Дюка, летит тело. Оно ударяется о перила, ступени и скатывается вниз тяжёлой изломанной куклой.
Дюку становится холодно.
Алена не задумывается об этом, она просто машинально переставляет ноги и глядит вниз. Зато Клешня, как только Алена попала в поле его зрения, не спускает с неё глаз.
Обе пары заключённый — конвоир продолжают движение и подходят к лестнице, которая ведёт с пятого этажа вниз. Дюк только ещё подбегает к этой лестнице. Сирена ещё не включена.
И здесь происходит следующее. Конвоир Клешни замедляет шаг и останавливается у зарешеченного окна во двор. Конвоир внимательно смотрит в окно, будто там происходит нечто весьма важное.
Почти одновременно с ним женщина в форме также прекращает движение. Она смотрит на наручные часы, начинает крутить головку завода и полностью погружается в это занятие, более ничего не замечая.
Алена по инерции совершает ещё пару шагов, а потом понимает — что-то не то. Что-то изменилось. Она поднимает глаза, видит, что шедший навстречу заключённый почему-то идёт сам по себе, а конвоир стоит возле окна. Алена неуверенно оборачивается и видит, что её конвоирша тоже отстала. Прежде чем она соображает, что это значит, Клешня бросается к ней и начинает душить.
Алена хрипит, вскидывает руки для защиты, но от этого мало толку. За проведённые в СИЗО недели она похудела и ослабла, но даже если бы не эти обстоятельства, вряд ли она могла бы противостоять сильным рукам Клешни. Её колени подгибаются, в глазах темнеет.
В эти секунды Дюк вступает на первые ступени лестничного пролёта, ведущего со второго этажа административного корпуса на третий. Через мгновения раздастся резкий звук сирены.
Женщина в форме хладнокровно заводит часы и не обращает внимания на происходящее у лестницы. Конвоир Клешни реагирует иначе. Ему не сказали, что именно должно произойти. Его попросили отвернуться и позволить Клешне встретиться со старой знакомой. Ему заплатили только за это. Конвоир думал, что дело обойдётся парой слов, обжиманиями или чем-то в этом роде. Но Клешня просто убивает девушку, и это грозит конвоиру такими неприятностями, на которые он не хотел бы нарываться.
Конвоир подскакивает к Клешне, просовывает ему руку под подбородок и начинает оттаскивать назад. Поначалу кажется, что это ему удастся, но затем Клешня резко отпускает девушку, та падает, и сосредоточивается на конвоире. Клешне плевать, за сколько убийств получать пожизненное — за четыре, за пять или за шесть. За девушек или ментов. Тем более что Клешня очень не любит, когда его отрывают от дела.
Он резко дёргает головой назад и разбивает конвоиру лицо, потом бьёт его левым локтем в живот и впивается зубами в руку, которая была у него возле горла, прокусывая её до кости. Конвоир орёт и отшатывается, срывая с пояса дубинку.
Синхронно конвоиру орёт сирена. Женщина в форме отрывается от своих часов. Алена цепляется за перила и привстаёт, несмотря на головокружение. Конвоир шагает вперёд, занося резиновую дубинку. Для Клешни сирена — это недвусмысленный намёк, что надо поскорее все закончить.
Дюк задирает голову вверх — звуки, раздающиеся с пятого этажа, пугают его.
Он преодолевает ещё несколько ступеней, а потом сверху, едва не задев Дюка, летит тело. Оно ударяется о перила, ступени и скатывается вниз тяжёлой изломанной куклой.
Дюку становится холодно.
6
Когда Второй распахивает дверь комнаты для переговоров, Бондарев говорит:
— М-м… Выглядит неплохо.
— Надеюсь, что здесь мы сумеем решить все наши проблемы, — говорит Второй и проходит в комнату, приглашая за собой остальных. Двое молодых чеченцев, Лечо и Муса, заходят. Потом заходит Марат.
Они оглядываются, рассаживаются на длинные шикарные диваны, а Второй как гостеприимный хозяин говорит какие-то слова, кружит вокруг… Он создаёт впечатление, что тоже вот-вот сядет, закинет ногу на ногу, нальёт себе шампанского и начнёт разговор о делах. На самом деле он не собирается здесь оставаться, он говорит что-то типа: «Минутку, я сейчас вернусь», — и выходит в коридор. Что характерно — не закрыв за собой дверь, что должно служить символом его скорого возвращения. Но Бондарев помнит, что переговорную комнату от коридора отделяет тамбур с двумя дверями. И он явственно слышит щелчок закрывшейся внешней двери. «О господи, — думает Бондарев. — Только не газ».
Бондарев уверен, что за ними наблюдают, поэтому он продолжает улыбаться, садится на диван, оценивающе гладит кожаное покрытие, рассматривает этикетку на бутылке шампанского. Марат сидит напротив, он достаёт из кармана носовой платок и начинает разглаживать его на колене. Потом поднимает глаза на Бондарева и одними губами говорит:
— Только не газ.
Чеченцы как ни в чём не бывало разговаривают друг с другом, Бондарев различает отдельные слова, и в этих словах нет абсолютно никакого понимания ситуации. Чеченцы думают, что с ними и вправду будут вести переговоры.
Бондарев смотрит на Марата и кивает. Если бы у него было время порассуждать о всякой философской ерунде, то он сказал бы, что это весьма иронично — обнаружить своих единственных союзников в лице парней Чёрного Малика. У жизни довольно чёрное чувство юмора. И масса выдумки.
— Ребята, — говорит Марат по-чеченски. — Не смотрите на меня, просто слушайте. Нас привели в эту комнату, чтобы убить.
Чеченцы на миг замолкают, потом, не глядя в сторону Марата, Лечо насторожённо произносит:
— Я понимаю, за что они хотят убить нас. А вы-то при чём?
— Потом объясню. Лучше послушай — они нас заперли здесь, сейчас переговорят со своим главным и начнут. Если они пустят газ или будут расстреливать из скрытых бойниц — нам конец.
— И что ты предлагаешь?
— Выпей, — говорит Марат с жизнерадостной улыбкой и берет в руки бутылку французского коньяка.
— Мы не пьём, — говорит Лечо. — И зачем это вообще надо?
— Здесь должен быть яд, — тихо говорит Марат, пока Бондарев громогласно рассказывает каменнолицему Мусе неприличный анекдот. — Или снотворное. Мы потеряем сознание, а они войдут, чтобы порезать нас как баранов. Для них это будет абсолютно безопасно. Если мы действительно будем без сознания. Но ты можешь только прикинуться, что пьёшь. Ты можешь только притвориться, что потерял сознание. И когда они войдут…
— Я порву их на куски, — говорит Лечо и улыбается с искренней радостью.
— М-м… Выглядит неплохо.
— Надеюсь, что здесь мы сумеем решить все наши проблемы, — говорит Второй и проходит в комнату, приглашая за собой остальных. Двое молодых чеченцев, Лечо и Муса, заходят. Потом заходит Марат.
Они оглядываются, рассаживаются на длинные шикарные диваны, а Второй как гостеприимный хозяин говорит какие-то слова, кружит вокруг… Он создаёт впечатление, что тоже вот-вот сядет, закинет ногу на ногу, нальёт себе шампанского и начнёт разговор о делах. На самом деле он не собирается здесь оставаться, он говорит что-то типа: «Минутку, я сейчас вернусь», — и выходит в коридор. Что характерно — не закрыв за собой дверь, что должно служить символом его скорого возвращения. Но Бондарев помнит, что переговорную комнату от коридора отделяет тамбур с двумя дверями. И он явственно слышит щелчок закрывшейся внешней двери. «О господи, — думает Бондарев. — Только не газ».
Бондарев уверен, что за ними наблюдают, поэтому он продолжает улыбаться, садится на диван, оценивающе гладит кожаное покрытие, рассматривает этикетку на бутылке шампанского. Марат сидит напротив, он достаёт из кармана носовой платок и начинает разглаживать его на колене. Потом поднимает глаза на Бондарева и одними губами говорит:
— Только не газ.
Чеченцы как ни в чём не бывало разговаривают друг с другом, Бондарев различает отдельные слова, и в этих словах нет абсолютно никакого понимания ситуации. Чеченцы думают, что с ними и вправду будут вести переговоры.
Бондарев смотрит на Марата и кивает. Если бы у него было время порассуждать о всякой философской ерунде, то он сказал бы, что это весьма иронично — обнаружить своих единственных союзников в лице парней Чёрного Малика. У жизни довольно чёрное чувство юмора. И масса выдумки.
— Ребята, — говорит Марат по-чеченски. — Не смотрите на меня, просто слушайте. Нас привели в эту комнату, чтобы убить.
Чеченцы на миг замолкают, потом, не глядя в сторону Марата, Лечо насторожённо произносит:
— Я понимаю, за что они хотят убить нас. А вы-то при чём?
— Потом объясню. Лучше послушай — они нас заперли здесь, сейчас переговорят со своим главным и начнут. Если они пустят газ или будут расстреливать из скрытых бойниц — нам конец.
— И что ты предлагаешь?
— Выпей, — говорит Марат с жизнерадостной улыбкой и берет в руки бутылку французского коньяка.
— Мы не пьём, — говорит Лечо. — И зачем это вообще надо?
— Здесь должен быть яд, — тихо говорит Марат, пока Бондарев громогласно рассказывает каменнолицему Мусе неприличный анекдот. — Или снотворное. Мы потеряем сознание, а они войдут, чтобы порезать нас как баранов. Для них это будет абсолютно безопасно. Если мы действительно будем без сознания. Но ты можешь только прикинуться, что пьёшь. Ты можешь только притвориться, что потерял сознание. И когда они войдут…
— Я порву их на куски, — говорит Лечо и улыбается с искренней радостью.
7
Когда шаги в коридоре затихают, Харкевич открывает глаза и пытается дышать полной грудью, но каждый глоток воздуха отдаётся непереносимой болью. Харкевич кое-как стаскивает с себя тонкий чёрный свитер, который теперь разодран пулями. Харкевич дёргает застёжки бронежилета, ослабляя давление на грудь. Потом стаскивает бронежилет и поспешно разрывает майку, опасливо глядя на собственное тело, такое уязвимое без бронежилета. Харкевич не видит ран, не видит разорванной кожи и торчащего мяса. Он видит пару кровоподтёков, и это очень болезненные кровоподтёки, но пули застряли в бронежилете. Харкевич вытирает пот с лица и с ужасом видит на руке кровь — всё-таки он ранен! Он поднимается на ноги и видит кровь на полу. Харкевич ощупывает себя и, когда он касается шеи и левой стороны лица, чувствует липкое тепло.
Харкевич пугается и на миг теряет равновесие. Но потом он понимает, что если до сих пор не умер, значит, все его раны не смертельные. Две пули в грудь и третья, едва не разорвавшая ему горло. Сукин сын — мысли Харкевича наконец переносятся с собственной несчастной персоны на того, кто пытался его убить. Сукин сын. Щенок. Ты кого хотел убить?! Я тебя, можно сказать, на улице подобрал! Я тебе дал шанс! Я тебя взял в Фирму! Я дал тебе денег! Я тебя спас! Харкевича захлёстывает ненависть, умножаемая болью, и он начинает путать Алексея с кем-то другим, но главное он помнит совершенно точно — надо пойти и пристрелить щенка.
Харкевич надевает бронежилет, оставляет рваный свитер на полу и в таком угрожающем виде вываливается в коридор. Здесь на него накатывает вторая порция недавних воспоминаний.
Белов был не один — с ним была… Морозова. Да! Харкевич визгливо матерится в мрачном пространстве подземного коридора, и его голос приобретает зловещее эхо. Конечно же, Белов не осмелился бы на такое в одиночку. Он выполнял поручение Морозовой. Это она стоит за всем. Она устроила заговор — против него. Из зависти. А он раскрыл этот заговор. Не знаю как, но раскрыл, а она… Сука! Дрянь! Но… У Харкевича перехватывает дыхание.
Но она его ещё не знает. Она не знает, на что он способен. Она не знает, кто его дядя. Она не знает, на что нарывается. Она нарывается на смерть.
Харкевич пугается и на миг теряет равновесие. Но потом он понимает, что если до сих пор не умер, значит, все его раны не смертельные. Две пули в грудь и третья, едва не разорвавшая ему горло. Сукин сын — мысли Харкевича наконец переносятся с собственной несчастной персоны на того, кто пытался его убить. Сукин сын. Щенок. Ты кого хотел убить?! Я тебя, можно сказать, на улице подобрал! Я тебе дал шанс! Я тебя взял в Фирму! Я дал тебе денег! Я тебя спас! Харкевича захлёстывает ненависть, умножаемая болью, и он начинает путать Алексея с кем-то другим, но главное он помнит совершенно точно — надо пойти и пристрелить щенка.
Харкевич надевает бронежилет, оставляет рваный свитер на полу и в таком угрожающем виде вываливается в коридор. Здесь на него накатывает вторая порция недавних воспоминаний.
Белов был не один — с ним была… Морозова. Да! Харкевич визгливо матерится в мрачном пространстве подземного коридора, и его голос приобретает зловещее эхо. Конечно же, Белов не осмелился бы на такое в одиночку. Он выполнял поручение Морозовой. Это она стоит за всем. Она устроила заговор — против него. Из зависти. А он раскрыл этот заговор. Не знаю как, но раскрыл, а она… Сука! Дрянь! Но… У Харкевича перехватывает дыхание.
Но она его ещё не знает. Она не знает, на что он способен. Она не знает, кто его дядя. Она не знает, на что нарывается. Она нарывается на смерть.
Глава 35
Цепная реакция
1
В конце концов Второй тоже был человеком. И чувство страха было ему хорошо известно. И нерешительность тоже посещала его. Всякое бывало.
Закрывая дверь переговорной комнаты, он не был стопроцентно уверен, что поступает правильно. Он сомневался. Он с большим удовольствием посоветовался бы с Первым, но того черти носили где-то в Юго-Восточной Азии. Он переговорил бы с Морозовой, но та как сквозь землю провалилась.
Поэтому Второй закрыл дверь, некоторое время поразмыслил и оставил все без изменений. Пусть Китаец делает своё дело. Китаец все делал очень обстоятельно и качественно. Иногда Второму казалось, что он тянет время, но зато результат всегда был выше всяких похвал.
Второй уже собрался заглянуть в «глазок», как увидел в конце коридора, за спинами охранников знакомое лицо. Он облегчённо вздохнул. Кажется, все налаживалось.
— Наконец-то, детка, — сказал Морозовой непривычно взволнованный Второй. Он взял её за плечи и радостно встряхнул, как после долгой и тягостной разлуки.
— Что такое? — поинтересовалась Морозова.
— Сейчас все закончится, — сказал Второй. — Такой дурдом, понимаешь, устроили… А это кто там с тобой?
— Мальчик, — сказала Морозова. — Мальчик, которого ты просил.
— Что за чушь, детка? Какого ещё мальчика я просил?
— Мальчика, который убьёт Харкевича. И на которого все потом можно будет свалить…
— Детка, ты меня радуешь сегодня.
— А что здесь? — спросила Морозова, глядя на дверь переговорной комнаты.
— Здесь мы решаем наши проблемы, — ухмыльнулся Второй. — Китайская методика.
Он отодвинул на двери часть декоративной панели, и показался чёрный кружок потайного «глазка». Второй нетерпеливо сковырнул пластмассовый колпачок и заглянул внутрь, чтобы увидеть, на какой стадии находится Китаец с его людьми.
Китайца он не увидел. Зато четверо участников аукциона — двое чеченцев и двое «козлов отпущения» — валялись на диванах без признаков жизни. Это зрелище согрело сердце Второго. Нет, безусловно, все налаживалось. Он не ошибся.
— Сейчас приведу добавку, — ухмыльнулся Морозовой Второй и пошёл в сторону лифта.
— Я заинтригована, — сказала ему в спину Морозова. Она прошла мимо двух охранников, выставленных у двери переговорной комнаты, и вернулась к Алексею, который, насупившись, стоял у стены под пристальным взглядом третьего охранника.
— А вот и я, — сообщила Морозова охраннику. — Отойди немного в сторону, туда, к своим друзьям. Мне нужно кое-что сказать мальчику.
Охранник молча переместился к дверям переговорной комнаты. Морозова протянула руку и указательным пальцем приподняла подбородок Алексея. Их глаза встретились.
— Я тебе говорила, что ты пригодишься мне для одного важного дела?
— Ну было что-то такое.
— Прекрасный ответ.
Морозова расстегнула кожаный пиджак, и Алексей увидел рукоять того самого «вальтера».
— Так вот, Лёша. Важное дело будет сейчас.
Больше всего Алексея удивило, что она назвала его по имени. Это буквально потрясло его, и все те невероятные вещи, которые случились потом, значили для него уже гораздо меньше.
Закрывая дверь переговорной комнаты, он не был стопроцентно уверен, что поступает правильно. Он сомневался. Он с большим удовольствием посоветовался бы с Первым, но того черти носили где-то в Юго-Восточной Азии. Он переговорил бы с Морозовой, но та как сквозь землю провалилась.
Поэтому Второй закрыл дверь, некоторое время поразмыслил и оставил все без изменений. Пусть Китаец делает своё дело. Китаец все делал очень обстоятельно и качественно. Иногда Второму казалось, что он тянет время, но зато результат всегда был выше всяких похвал.
Второй уже собрался заглянуть в «глазок», как увидел в конце коридора, за спинами охранников знакомое лицо. Он облегчённо вздохнул. Кажется, все налаживалось.
— Наконец-то, детка, — сказал Морозовой непривычно взволнованный Второй. Он взял её за плечи и радостно встряхнул, как после долгой и тягостной разлуки.
— Что такое? — поинтересовалась Морозова.
— Сейчас все закончится, — сказал Второй. — Такой дурдом, понимаешь, устроили… А это кто там с тобой?
— Мальчик, — сказала Морозова. — Мальчик, которого ты просил.
— Что за чушь, детка? Какого ещё мальчика я просил?
— Мальчика, который убьёт Харкевича. И на которого все потом можно будет свалить…
— Детка, ты меня радуешь сегодня.
— А что здесь? — спросила Морозова, глядя на дверь переговорной комнаты.
— Здесь мы решаем наши проблемы, — ухмыльнулся Второй. — Китайская методика.
Он отодвинул на двери часть декоративной панели, и показался чёрный кружок потайного «глазка». Второй нетерпеливо сковырнул пластмассовый колпачок и заглянул внутрь, чтобы увидеть, на какой стадии находится Китаец с его людьми.
Китайца он не увидел. Зато четверо участников аукциона — двое чеченцев и двое «козлов отпущения» — валялись на диванах без признаков жизни. Это зрелище согрело сердце Второго. Нет, безусловно, все налаживалось. Он не ошибся.
— Сейчас приведу добавку, — ухмыльнулся Морозовой Второй и пошёл в сторону лифта.
— Я заинтригована, — сказала ему в спину Морозова. Она прошла мимо двух охранников, выставленных у двери переговорной комнаты, и вернулась к Алексею, который, насупившись, стоял у стены под пристальным взглядом третьего охранника.
— А вот и я, — сообщила Морозова охраннику. — Отойди немного в сторону, туда, к своим друзьям. Мне нужно кое-что сказать мальчику.
Охранник молча переместился к дверям переговорной комнаты. Морозова протянула руку и указательным пальцем приподняла подбородок Алексея. Их глаза встретились.
— Я тебе говорила, что ты пригодишься мне для одного важного дела?
— Ну было что-то такое.
— Прекрасный ответ.
Морозова расстегнула кожаный пиджак, и Алексей увидел рукоять того самого «вальтера».
— Так вот, Лёша. Важное дело будет сейчас.
Больше всего Алексея удивило, что она назвала его по имени. Это буквально потрясло его, и все те невероятные вещи, которые случились потом, значили для него уже гораздо меньше.
2
Бондарев лежал с закрытыми глазами и ждал, когда его придут убивать. Это было утомительное занятие, но его можно было пережить. Куда сложнее было смириться с липким от коньяка подбородком. Ещё больше коньяка было пролито на ковёр, на тот его участок, который был скрыт от посторонних взглядов изящным столиком из красного дерева. Пока чеченцы с демонстративным Шумом открывали шампанское, Марат вскрыл коньяк, налил в рюмку, понюхал, посмотрел на свет и тихо сказал, что какая-то примесь здесь точно есть, но что именно — чёрт его знает. Поэтому просто отрубайтесь, без лишнего театра. И они отрубились.
Причём «потерявшие сознание» тела, не сговариваясь, легли буквой "П", чтобы вошедшие для добивания оказались в незамкнутом кольце четырех очень серьёзно настроенных мужчин.
Бондарев играл в неподвижность уже минуты три, но дверь не открывалась. Ждут, пока коньяк полностью себя проявит? Значит, всё-таки яд? Только не надо газа. И не надо стрельбы через отверстия в стенах. Это будет неспортивно. Сделайте все честно. Подойдите на расстояние вытянутой руки. И больше не о чём будет беспокоиться.
Бондарев повторял это как заклинание и даже не подозревал, насколько действенным заклинателем он оказался. Ему лишь почудилось небольшое движение воздуха, словно где-то открыли небольшую форточку. Или кто-то махнул полотенцем.
Было только такое ощущение. Потом челюсть Бондарева стала куда-то очень быстро смещаться, словно её обмотали стальной цепью, цепь прикрепили к гоночному автомобилю, а потом ударили по газам. Он успел лишь сделать самое простое и самое последнее — подставить пальцы под удар ножа, который должен был рассечь ему горло до позвоночника. Его правая рука мгновенно метнула назад кейс, которым Бондарев собирался прикрываться от тех, кто войдёт через дверь. Но через дверь никто не вошёл, они вошли сзади, хотя сзади пять минут назад была стена.
Кейс куда-то попал — должен был попасть в голову или плечо нападавшего, — и Бондарев выбросил следом уже правую руку, загребая сначала воздух, а потом ткань, потом плоть, хватая, таща эту плоть и бросая её через себя… Секунду спустя он понял, что разодравший уши крик боли и ярости — это он сам.
О левой руке Бондарев не думал. Он объявил её без вести пропавшей, он списал её в архив, простился и похоронил её и написал надпись на могиле. Он забыл о ней все, кроме одной вещи — она должна удержать лезвие ножа.
Нападавший перелетел через спинку дивана и тяжело грохнулся на столик красного дерева. Бондарев отдёрнул левую руку и стряхнул красные брызги на упавшего.
Нападавший потянулся было ножом к Бондареву, но два раза такие фокусы никому не удаются, особенно лицом к лицу. Бондарев прыгнул сверху на врага, метясь попасть коленом на промежность. Нож застыл в воздухе, так никуда и не прибыв. Бондарев схватил бутылку с коньяком — хорошее прочное стекло — и врезал врагу в висок. Потом ещё. Потом снова. Только теперь бутылка разлетелась и залила кровь благородным напитком с примесью какой-то чертовщины. Для логического завершения Бондарев полоснул «розочкой» нападавшему поперёк горла и резко отпрыгнул, давая выход крови. Наш адекватный ответ. Получите и распишитесь.
Теперь Бондарев более-менее видел всю картину, а не только фрагменты мелькающих тел, которые были как векторы движения кого-то куда-то.
Один из чеченцев лежал на диване в прежнем положении, только с простреленной головой. Второй чеченец двумя руками душил какого-то мужика, а тот изо всех сил пытался дотянуться до вышибленного пистолета с глушителем. Из-за дивана торчали чьи-то неподвижные ноги, но это был явно не Марат, потому что в этот самый момент Марат уклонялся от удара ногой, потом ударил сам. Потом отпрыгнул в сторону, оттолкнулся от стены, прыгнул, сделал ложный замах, ударил, снова ударил, сделал блок…
Все эти неимоверно быстрые действия Марат предпринимал в отношении какого-то мечущегося комка мускулов, больше похожего не на человека, а на очень агрессивный и в то же время пластичный сгусток материи.
Этот «сгусток» внезапно развернулся в воздухе, и Бондарев поспешно отскочил, чтобы не попасть под летящий ботинок, и вроде бы даже отскочил успешно, но только вот правая рука почему-то опустилась и онемела. Бондарев мог лишь наблюдать, как Марат ударил противника, тот отскочил, будто резиновый мячик, потом вернулся, но не с пустыми руками — что-то серебристое блеснуло в воздухе, и Марат словно запутался в паутине, а потом упал.
Бондарев сделал движение порезанной кистью, и в горящие болью пальцы легла ручка с тонким выдвижным лезвием. Бондарев прижал кисть с оружием к бедру, и, когда сваливший Марата прыгун рванулся к нему, ударил снизу вверх. Раненые пальцы не выдержали, и ручка выпала, едва коснувшись летящего тела противника. Бондарев лишь смог выставить согнутый локоть, но это было всё равно что выстроить соломенный домик для защиты от урагана. Бондарев упал, задохнувшись от боли, а прыгун уже сидел на нём сверху, изготовившись свернуть Бондареву шею. Но это был ещё не конец, ещё можно было последним усилием…
Он не понял, что случилось. Пять или шесть хлопков, внезапная боль в ноге, какие-то брызги, какая-то кровь, прыгун теряет целеустремлённость движений, сникает и мягко валится вбок.
Бондарев вытирает кровь с лица и видит Мусу. Чеченец в чуть лучшем состоянии. Он лежит на полу, высунувшись из-за дивана, в руке у него пистолет с глушителем. Ствол сильно дрожит. Потом Муса роняет пистолет, пытается подобрать его, но роняет снова. Он часто дышит и ошалело смотрит на Бондарева.
Бондарев сбрасывает с себя ноги мёртвого прыгуна и встаёт. Он должен встать, он должен что-то сделать, потому что именно в этот момент он слышит звук открывающейся двери.
Причём «потерявшие сознание» тела, не сговариваясь, легли буквой "П", чтобы вошедшие для добивания оказались в незамкнутом кольце четырех очень серьёзно настроенных мужчин.
Бондарев играл в неподвижность уже минуты три, но дверь не открывалась. Ждут, пока коньяк полностью себя проявит? Значит, всё-таки яд? Только не надо газа. И не надо стрельбы через отверстия в стенах. Это будет неспортивно. Сделайте все честно. Подойдите на расстояние вытянутой руки. И больше не о чём будет беспокоиться.
Бондарев повторял это как заклинание и даже не подозревал, насколько действенным заклинателем он оказался. Ему лишь почудилось небольшое движение воздуха, словно где-то открыли небольшую форточку. Или кто-то махнул полотенцем.
Было только такое ощущение. Потом челюсть Бондарева стала куда-то очень быстро смещаться, словно её обмотали стальной цепью, цепь прикрепили к гоночному автомобилю, а потом ударили по газам. Он успел лишь сделать самое простое и самое последнее — подставить пальцы под удар ножа, который должен был рассечь ему горло до позвоночника. Его правая рука мгновенно метнула назад кейс, которым Бондарев собирался прикрываться от тех, кто войдёт через дверь. Но через дверь никто не вошёл, они вошли сзади, хотя сзади пять минут назад была стена.
Кейс куда-то попал — должен был попасть в голову или плечо нападавшего, — и Бондарев выбросил следом уже правую руку, загребая сначала воздух, а потом ткань, потом плоть, хватая, таща эту плоть и бросая её через себя… Секунду спустя он понял, что разодравший уши крик боли и ярости — это он сам.
О левой руке Бондарев не думал. Он объявил её без вести пропавшей, он списал её в архив, простился и похоронил её и написал надпись на могиле. Он забыл о ней все, кроме одной вещи — она должна удержать лезвие ножа.
Нападавший перелетел через спинку дивана и тяжело грохнулся на столик красного дерева. Бондарев отдёрнул левую руку и стряхнул красные брызги на упавшего.
Нападавший потянулся было ножом к Бондареву, но два раза такие фокусы никому не удаются, особенно лицом к лицу. Бондарев прыгнул сверху на врага, метясь попасть коленом на промежность. Нож застыл в воздухе, так никуда и не прибыв. Бондарев схватил бутылку с коньяком — хорошее прочное стекло — и врезал врагу в висок. Потом ещё. Потом снова. Только теперь бутылка разлетелась и залила кровь благородным напитком с примесью какой-то чертовщины. Для логического завершения Бондарев полоснул «розочкой» нападавшему поперёк горла и резко отпрыгнул, давая выход крови. Наш адекватный ответ. Получите и распишитесь.
Теперь Бондарев более-менее видел всю картину, а не только фрагменты мелькающих тел, которые были как векторы движения кого-то куда-то.
Один из чеченцев лежал на диване в прежнем положении, только с простреленной головой. Второй чеченец двумя руками душил какого-то мужика, а тот изо всех сил пытался дотянуться до вышибленного пистолета с глушителем. Из-за дивана торчали чьи-то неподвижные ноги, но это был явно не Марат, потому что в этот самый момент Марат уклонялся от удара ногой, потом ударил сам. Потом отпрыгнул в сторону, оттолкнулся от стены, прыгнул, сделал ложный замах, ударил, снова ударил, сделал блок…
Все эти неимоверно быстрые действия Марат предпринимал в отношении какого-то мечущегося комка мускулов, больше похожего не на человека, а на очень агрессивный и в то же время пластичный сгусток материи.
Этот «сгусток» внезапно развернулся в воздухе, и Бондарев поспешно отскочил, чтобы не попасть под летящий ботинок, и вроде бы даже отскочил успешно, но только вот правая рука почему-то опустилась и онемела. Бондарев мог лишь наблюдать, как Марат ударил противника, тот отскочил, будто резиновый мячик, потом вернулся, но не с пустыми руками — что-то серебристое блеснуло в воздухе, и Марат словно запутался в паутине, а потом упал.
Бондарев сделал движение порезанной кистью, и в горящие болью пальцы легла ручка с тонким выдвижным лезвием. Бондарев прижал кисть с оружием к бедру, и, когда сваливший Марата прыгун рванулся к нему, ударил снизу вверх. Раненые пальцы не выдержали, и ручка выпала, едва коснувшись летящего тела противника. Бондарев лишь смог выставить согнутый локоть, но это было всё равно что выстроить соломенный домик для защиты от урагана. Бондарев упал, задохнувшись от боли, а прыгун уже сидел на нём сверху, изготовившись свернуть Бондареву шею. Но это был ещё не конец, ещё можно было последним усилием…
Он не понял, что случилось. Пять или шесть хлопков, внезапная боль в ноге, какие-то брызги, какая-то кровь, прыгун теряет целеустремлённость движений, сникает и мягко валится вбок.
Бондарев вытирает кровь с лица и видит Мусу. Чеченец в чуть лучшем состоянии. Он лежит на полу, высунувшись из-за дивана, в руке у него пистолет с глушителем. Ствол сильно дрожит. Потом Муса роняет пистолет, пытается подобрать его, но роняет снова. Он часто дышит и ошалело смотрит на Бондарева.
Бондарев сбрасывает с себя ноги мёртвого прыгуна и встаёт. Он должен встать, он должен что-то сделать, потому что именно в этот момент он слышит звук открывающейся двери.
3
Морозова что-то сказала ему в спину, но Второй не расслышал. Он торопился довести дело до конца. Если наверху, в переговорной комнате, успех был гарантирован участием Китайца, то внизу, на складе, Второй лично должен был приложить определённые усилия. Но это будет сделано, потому что сделана уже половина дела, и сейчас Китаец трудится над деталями — детали очень важны, и нет никого, кто позаботится о них лучше Китайца. В частности, те двое «козлов отпущения» должны быть зарезаны ножами — как это принято у кавказцев. Было бы странно, окажись они застреленными, ведь у гостей аукциона все огнестрельное оружие было отобрано, этому есть куча свидетелей. А нож — один на двоих — коварные чечены вполне могли пронести с собой и порезать тех двоих, когда не смогли договориться. Это жестокое убийство увидели нервный Харкевич и тот парень, которого только что притащила Морозова. Харкевич с перепуга принялся стрелять и уложил, скажем, двоих чеченцев. Двое других отобрали пистолет у парня и застрелили Харкевича. А потом застрелили парня. А потом… Что потом? Лучше бы они застрелили друг друга, тогда ко Второму и Фирме вообще не могло быть никаких претензий. Всё-таки придётся взять одного чечена на свой баланс. Но один — не четверо, да и будет чем оправдаться.
Окрылённый планами, Второй выходит из лифта, улыбается гостям и даёт им понять, что всё идёт нормально. Он направляется к двоим оставшимся чеченцам.
Видя его жизнерадостное лицо, Чёрный Малик тихо говорит Магомеду:
— Будь готов.
— Ну что, — деловито говорит Второй. — Мы практически обо всём договорились… Ваши ребята просят, чтобы вы поднялись к ним и, так сказать, подтвердили условия… Им очень важно ваше мнение.
— Я им полностью доверяю, — отвечает Малик. — Как они решили, пусть так и будет.
— Они хотят, чтобы вы были там в этот важный момент. Так сказать, моральная поддержка.
— Ну хорошо, — соглашается Малик, к радости Второго, тот отходит к лифту, как бы приглашая чеченцев следовать за собой.
Между тем Малик быстро произносит по-чеченски:
— Муса и Лечо скорее всего мертвы. Нас они тоже хотят убить. Но мы должны сделать своё дело.
— Лифт, — говорит Магомед.
— Да, — говорит Малик. — Я помогу тебе, но ты не должен медлить.
Магомед решительно кивает головой. Малик хлопает его по плечу и шагает к лифту, надеясь, что вскоре боль в почках совсем покинет его. Второй и охрана ждут Малика и Магомеда, который тоже направляется к лифту, но как-то не слеша.
Взгляд Малика скользит по Второму, по охранникам и наконец находит то, что искал. Малик уже готов начать, но тут происходит какое-то безумие.
Дверь на лестницу с грохотом распахивается, и оттуда выпадает — именно выпадает и никак иначе — взъерошенный и окровавленный человек в бронежилете на голое тело. Охрана реагирует как-то странно — просто расступается, но ничего с ним не делает. Между тем человек принимает устойчивое вертикальное положение, совершает несколько нетвёрдых шагов, мутными глазами обводит людей и останавливается на Втором.
— Какая сволочь! — в отчаянии кричит Харкевич и воздевает руки к небу, а точнее — к бетонному потолку склада.
Он имеет в виду Морозову и её предательство, но Второму и остальным это так и останется неизвестным. Зато Второй знает, что Харкевичу в его плане предназначено место мертвеца, и он хочет, чтобы его план выполнялся. Его также смущает зажатый в руке Харкевича пистолет.
Поэтому он даёт команду, и Харкевича с нескольких сторон разрывают автоматные очереди. Болтающийся на нём незастёгнутый бронежилет уже не спасает — пули бьют в открытые бока, в шею, в бедра.
Харкевич, не шевелясь, лежит в луже крови, и Второй кричит, что хватит, хватит стрелять… Но тут пуля ударяет его в колено, и он с запозданием понимает, что стреляет уже не его охрана.
Малик, используя суматоху с Харкевичем, срывает автомат с плеча зазевавшегося охранника и стреляет в упор, сея хаос и панику. Ответным огнём охрана убивает пятерых участников аукциона. Малик бежит по складу, не переставая стрелять, потом падает возле составленных друг на друга ящиков, перекатывается под их защиту и замолкает.
Второй кричит, чтобы ни одна сволочь не смела стрелять по тем ящикам, иначе мы все взлетим на воздух! Его слушаются, стрельба прекращается, и в наступившей относительной тишине слышен лишь странный звук, от которого у Второго почему-то бегут мурашки по коже.
Он вдруг понимает, что стойки с «ядерным чемоданом» нет на месте.
Окрылённый планами, Второй выходит из лифта, улыбается гостям и даёт им понять, что всё идёт нормально. Он направляется к двоим оставшимся чеченцам.
Видя его жизнерадостное лицо, Чёрный Малик тихо говорит Магомеду:
— Будь готов.
— Ну что, — деловито говорит Второй. — Мы практически обо всём договорились… Ваши ребята просят, чтобы вы поднялись к ним и, так сказать, подтвердили условия… Им очень важно ваше мнение.
— Я им полностью доверяю, — отвечает Малик. — Как они решили, пусть так и будет.
— Они хотят, чтобы вы были там в этот важный момент. Так сказать, моральная поддержка.
— Ну хорошо, — соглашается Малик, к радости Второго, тот отходит к лифту, как бы приглашая чеченцев следовать за собой.
Между тем Малик быстро произносит по-чеченски:
— Муса и Лечо скорее всего мертвы. Нас они тоже хотят убить. Но мы должны сделать своё дело.
— Лифт, — говорит Магомед.
— Да, — говорит Малик. — Я помогу тебе, но ты не должен медлить.
Магомед решительно кивает головой. Малик хлопает его по плечу и шагает к лифту, надеясь, что вскоре боль в почках совсем покинет его. Второй и охрана ждут Малика и Магомеда, который тоже направляется к лифту, но как-то не слеша.
Взгляд Малика скользит по Второму, по охранникам и наконец находит то, что искал. Малик уже готов начать, но тут происходит какое-то безумие.
Дверь на лестницу с грохотом распахивается, и оттуда выпадает — именно выпадает и никак иначе — взъерошенный и окровавленный человек в бронежилете на голое тело. Охрана реагирует как-то странно — просто расступается, но ничего с ним не делает. Между тем человек принимает устойчивое вертикальное положение, совершает несколько нетвёрдых шагов, мутными глазами обводит людей и останавливается на Втором.
— Какая сволочь! — в отчаянии кричит Харкевич и воздевает руки к небу, а точнее — к бетонному потолку склада.
Он имеет в виду Морозову и её предательство, но Второму и остальным это так и останется неизвестным. Зато Второй знает, что Харкевичу в его плане предназначено место мертвеца, и он хочет, чтобы его план выполнялся. Его также смущает зажатый в руке Харкевича пистолет.
Поэтому он даёт команду, и Харкевича с нескольких сторон разрывают автоматные очереди. Болтающийся на нём незастёгнутый бронежилет уже не спасает — пули бьют в открытые бока, в шею, в бедра.
Харкевич, не шевелясь, лежит в луже крови, и Второй кричит, что хватит, хватит стрелять… Но тут пуля ударяет его в колено, и он с запозданием понимает, что стреляет уже не его охрана.
Малик, используя суматоху с Харкевичем, срывает автомат с плеча зазевавшегося охранника и стреляет в упор, сея хаос и панику. Ответным огнём охрана убивает пятерых участников аукциона. Малик бежит по складу, не переставая стрелять, потом падает возле составленных друг на друга ящиков, перекатывается под их защиту и замолкает.
Второй кричит, чтобы ни одна сволочь не смела стрелять по тем ящикам, иначе мы все взлетим на воздух! Его слушаются, стрельба прекращается, и в наступившей относительной тишине слышен лишь странный звук, от которого у Второго почему-то бегут мурашки по коже.
Он вдруг понимает, что стойки с «ядерным чемоданом» нет на месте.
4
Во всех корпусах СИЗО истошно орёт сирена. Женщина в форме перестаёт прикидываться, что её занимают только собственные часы. Алена цепляется за перила и привстаёт, несмотря на головокружение. В её глазах — ужас и непонимание. Конвоир бросается вперёд, занося для удара резиновую дубинку. Для Клешни воющая сирена — это недвусмысленный намёк, что надо поскорее все закончить.
Он яростно кидается на конвоира, который может ему помешать убить девку, бьёт его головой в лицо, сбивает с ног, несколько раз прикладывает затылком об пол — все это с бешеной скоростью и энергией.
Клешня встаёт и оборачивается — он видит Алену, которая не падает только потому, что держится за перила, и женщину в форме. В ушах звенит сирена, и Клешня морщится. У него остаются секунды.
Он хватает Алену за горло и за колено, отрывает от пола и хочет перетащить её через перила, чтобы сбросить вниз. У него это почти получается, однако тело Алены почему-то застревает на полпути и никак не хочет переваливаться через перила. Клешня не может понять, в чём дело, он упорно толкает девушку вниз, не видя, что та судорожно вцепилась в перила всеми десятью пальцами — эти пальцы побелели от напряжения, они вот-вот не выдержат…
Он яростно кидается на конвоира, который может ему помешать убить девку, бьёт его головой в лицо, сбивает с ног, несколько раз прикладывает затылком об пол — все это с бешеной скоростью и энергией.
Клешня встаёт и оборачивается — он видит Алену, которая не падает только потому, что держится за перила, и женщину в форме. В ушах звенит сирена, и Клешня морщится. У него остаются секунды.
Он хватает Алену за горло и за колено, отрывает от пола и хочет перетащить её через перила, чтобы сбросить вниз. У него это почти получается, однако тело Алены почему-то застревает на полпути и никак не хочет переваливаться через перила. Клешня не может понять, в чём дело, он упорно толкает девушку вниз, не видя, что та судорожно вцепилась в перила всеми десятью пальцами — эти пальцы побелели от напряжения, они вот-вот не выдержат…