Гайворонская Елена Михайловна. Пепел звезд

   Снова перед его глазами возникло белое лицо с неподвижными глазами и тоненькой черной струйкой, сочившейся из уголка рта…
   «Господи… Почему это должно было случиться?!»
   Потом Олегу пришло в голову, что он сам мог бы лежать сейчас на дне того оврага, уткнувшись разбитым лбом в панель приборов…
   Его вновь затрясло. Он вышел из душа, врубил музыкальный центр на полную мощь, закурил. С непривычки дым защипал горло, на глаза навернулись слезы.
   «Я убил человека. А может, нет? Вдруг он жив? Как бы проверить? А если – нет? Тогда начнется следствие… Многие видели, как они уходили из клуба вместе. Вдруг его станут допрашивать? Нужно это… как его… алиби? Чтобы кто-то подтвердил, будто он, Олег Крылов, в тот день, с восьми до одиннадцати вечера, находился там-то и был паинькой… Да, но кто будет этот кто-то? Как говорится:
   «Кто есть ху?»
   Друзья? Приятели? Санька? Макс? Исключено. Первые выболтают.
   Лена… Спятил? А почему – нет? Язык за зубами она умеет держать получше партизана. Сколько были вместе – так толком и не понял, что она на самом деле из себя представляет…»
   Он часто называл ее дурой за то, что она часами могла висеть на телефоне, выслушивая сопливые жалобы подружки… Неслась куда-то, на ночь глядя, по первому свисту, если у мамочки начинала болеть голова, или у этой стебанутой Ады Беркер возникали проблемы с приятелями… Олега это ужасно бесило. Когда он выяснял, на фига ей такой геморрой, она раздраженно отмалчивалась. Однажды выпалила: «Не нравится – уходи.» Вот так. И вся недолга. Внутри этой хрупкой девочки-веточки «таилась» железная леди. Как он сразу не понял?
   Но сейчас именно эта ее придурь была ему необходима. Только как ей объяснить? Иногда она становилась прямо-таки маниакально-честной… Ладно, на месте разберемся. Другого все равно ничего нет.
   Непослушно-дрожащими пальцами Олег сумел набрать номер Лены лишь с третьего раза.
   Ее голос… Низкий, чувственный, уставший… «Ну, возьми же себя в руки, придурок!»
   – Пожалуйста, – сказал он, – мне необходима твоя помощь… Я не могу по телефону. Ты должна приехать… Да никакая это не уловка! Да, очень серьезно… Мне не к кому больше обратиться… Я сам не смогу, я разбил машину. Попал в аварию. Нет, все в порядке… Послушай, я обещал, это последнее, о чем я попрошу… Больше я тебя не побеспокою. Никогда…
   Повисло молчание. Оно длилось целую вечность. Пока она не произнесла:
   – Хорошо. Я приеду.
 
   – Та-ак… – бандит, сидевший рядом с Масловым, поскреб ногтем по бычьей шее. – Значит, пленок у него уже нет. Ну и че будем делать?
   – Че… – второй нашел на кухне чипсы и теперь смачно жевал, безучастно наблюдая за происходящим.
   – Возьмем его с собой. Пусть опознает заказчиков. У компьютерщика куча снимков. Может, найдет кого?
   – Точно, – согласился третий, который, наоборот, перестал жевать. – Башка у тя варит.
   Маслова отстегнули от батареи.
   – Давай, шагай.
   – Ковыляй потихонечку, – добавил второй и загоготал, придя в восторг от собственной шутки.
   – Э, а с этим че? – третий помешал носком ботинка зеленую россыпь на полу.
   – А это нам, премиальные, – первый нагнулся и сгреб деньги обратно в сумку. – Слышь, парень, не горюй. Не в бабках счастье, а знаешь в чем?
   Маслов вопросительно поглядел на бандита из-под распухшего века.
   – В том, – назидательно ответил тот, – что ты живой. Пока…
 
   Зазвонил телефон. Ада сняла трубку. Выслушала очередной набор ругательств, бесстрастно поинтересовалась:
   – Все?
   Воцарилось озадаченное молчание.
   – Я спрашиваю, у вас ко мне все? Вот и прекрасно.
   Она повесила трубку на рычажки и тотчас набрала номер.
   – Мы засекли звонок, – сказали ей, – сейчас определим, откуда.
   – Хорошо. Перезвоните мне. Нет, я тоже туда подъеду. Ужасно интересно поглядеть на этих борцов за чистоту России.
 
   Марина несколько раз перекатилась по огромной кровати, остановившись на краю.
   – Не хватает зеркала во всю стену.
   – Сделаем, – пообещал Антон. – А пока – закрой глаза.
   – Зачем?
   – Сейчас узнаешь. Закрывай, кому сказано.
   – Ой! – взвизгнула Марина, ощутив, как что-то холодное коснулось шеи. – Это что, змея?
   – Почти. Можешь посмотреть. Там, в шкафу есть зеркало.
   Марина легко поднялась, распахнула дверцу и обмерла – на ее смугловатой коже, чуть выше груди, красовалось большое, вычурное, потрясающей формы колье, играя в полумраке черными, как уголь, камнями, от которых мягко струился неясный мерцающий свет.
   – Ой! – только и смогла произнести она.
   – Черные бриллианты. Встречаются крайне редко и с трудом поддаются огранке. Для них нужен особый подход и большой мастер. Нравятся?
   – Они прекрасны, – сказала Марина. – Но это ни к чему… Это не мое, понимаешь?
   – Именно твое, – Антон раздраженно взъерошил жесткие черные волосы. – Можешь выбросить или подарить кому-нибудь.
   – Не сердись, – Марина неловко отцепила колье, положила на столик с затейливыми кривыми ножками. – Просто… мне ничего не нужно. Я здесь не из-за этого…
   – Я знаю, – тихо сказал он. – Иди сюда… – Он обнял ее, коснулся губами виска. – Ты не похожа ни на одну из женщин, которые мне встречались. Ты, как никто, умеешь снять напряжение… Ничего не просишь. Ни о чем не спрашиваешь… Единственная и неповторимая. Как черный бриллиант.
   – Прекрати… – Марина смущенно улыбнулась. – А то я задеру нос. Хочешь, чтобы я о чем-нибудь спросила? А вдруг это окажется военной тайной? Хорошо. Ты был женат?
   – Был, – Антон поморщился. – Очень давно. Мы развелись лет так пятнадцать назад.
   – А дети есть?
   – Сын, – он закинул руки за голову.
   – Большой?
   – Думаю, да, – Антон криво усмехнулся. – Если мне сейчас сорок, то ему должно быть девятнадцать-двадцать.
   – Ты с ним не видишься?
   – А зачем? Когда-то его мать принесла мне копию решения суда о разводе и выписке из ее квартиры, попросил впредь не беспокоить. Что мог дать ребенку отец по ту сторону решетки? Я ее не осуждал. Сам бы, может, так же поступил на ее месте. Потом она вышла за честного, – Антон сделал язвительное ударение на этом слове, – человека. Образованного. Инженера. Ну и ради Бога. И вдруг, полгода назад, – здрасьте! Разыскала. Сынок, видишь ли, поступал, не куда-нибудь – в МГУ! – на юрфак! И срезался. А на курсы какие-то у них денег нет. Вот досада! Не могу ли я помочь материально? Так, блин, и выразилась: «Материально». Словно не к мужу бывшему, отцу ребенка, пришла, а к чиновнику с прошением. Теперь, значит, мои грязные деньги понадобились. Можно стало. – Антон вновь усмехнулся презрительно и зло.
   – Дал?
   – Нет. С какой стати? Мой сын вырос в честной, порядочной семье. Достойным гражданином некогда великой державы. Пусть поступает. На общих основаниях. Государство о нем позаботится. Оно у нас большое и доброе. На всех хватит.
 
   Вошла Лена, привнеся едва уловимый аромат «Шанели» – банально-неизменного атрибута красивой богатой женщины. Но сейчас она выглядела, скорее, как измотанная сессией студентка – бледная, без следа косметики. Темные круги под глазами. Волосы небрежно стянуты в узел. Она казалась особенно хрупкой, уязвимой, как никогда. Олег понял – она не лгала, говоря, что устала, что собиралась лечь спать. И еще – он не имеет права наваливать ЭТО на ее худенькие плечи. Он один должен держать ответ за случившееся.
   – Здравствуй. Что произошло?
   – Извини, – пробормотал он, с тоской глядя, как случайные снежинки тают на ее скинутом капюшоне. – Я сделал глупость, позвонив тебе. Все в порядке. Хочешь кофе?
   Лена смотрела внимательно, настороженно. Затем, покачав головой, осторожно дотронулась кончиком мизинца до его подбородка.
   – У тебя шрам. В какую историю ты попал, Олег? Где Ник?
   «Черт! Все-таки она была неплохой психолог. Не напрасно читала книжки!»
   – Ник? – он старался говорить и выглядеть непринужденно, хотя внутренне содрогался, произнося это имя. – Думаю, дома. Или еще где… Откуда мне знать? Я долбанул новую машину по невнимательности. Теперь достанется от отца…
   – Послушай, – сказала она тихо, – я была неправа, когда сказала, что мы не можем стать друзьями. Если я чем-то смогу помочь…
   – Нет, – он поймал ее прохладную руку, стараясь запомнить прикосновение каждого длинного пальца.
   – Я солгал тебе и себе. Мне не нужна дружба. Я хочу большего… Прошу тебя, уходи.
   Олег опустился на диван. Сгорбившись, низко нагнув голову, он разглядывал свои руки, точно видел их впервые.
   – Прости меня. – В ее голосе слышалась жалость. Но и только. – Ты хороший человек. Добрый, честный…
   – Но не слишком умный для тебя, так?
   – Неправда, – горячо возразила Лена. – Просто мы разные. Ты встретишь девушку гораздо лучше меня.
   – Лена, Леночка… – Он горько усмехнулся. – Я хочу тебя спросить – ты когда-нибудь любила по-настоящему? Так, чтобы все внутри переворачивалось? Чтобы хотеть каждую минуту, и было мало? Любила?
   – Зачем тебе… – на ее бледных щеках проступил румянец.
   – Пожалуйста, – сказал он отчаянно, – я хочу знать. Даже если мне будет неприятно… Любила?
   – Да. Но это было давно.
   – И почему вы не вместе?
   – По глупости. – Она быстро потерла глаза. Мне было всего восемнадцать. Мечталось о деньгах, славе. А он не хотел ни с чем меня делить.
   – Ты не пробовала его найти?
   – Для чего?
   – Потому что ты до сих пор его любишь. – Убежденно сказал Олег. – Может, еще не все потеряно?
   – У тебя чересчур богатая фантазия, – Лена улыбнулась сдержанно и печально.
   Олег поднялся, вытащил из пачки сигарету.
   – Разве ты куришь? – удивилась Лена.
   – Иногда полезно менять привычки, – он помолчал. – Я отлично помню, как увидел тебя впервые. В «Кристалле». В том длинном черном платье… Я много слышал о тебе, как-то даже видел по телеку, но никогда не думал, что ты ТАКАЯ на самом деле. В жизни не встречал красивее девчонки. Ты держалась как королева. Я был уверен, что ты и разговаривать со мной не станешь…
   – Но вел ты себя весьма самоуверенно! – Лена рассмеялась, еда ли не впервые за последние месяцы их общения. Ее глаза потеплели.
   – Оттого, что выпил, для смелости. Я так отчаянно хотел познакомиться с тобой… Впрочем, должно быть, уже сознавая, что ты – не мой уровень.
   – Не надо так… – взгляд ее сделался мягким, задумчивым. Парадоксально, но в тот момент она казалась ближе к нему, чем когда-либо прежде. И на мгновение он подумал, что то, чего он так безуспешно и страстно желал эти несколько недель, теперь может оказаться возможным…
   Он сделал шаг. Но ошибся. Как всегда. Она предостерегающе подняла ладони: «Олег, прошу тебя, не нужно.
   «Прошу…» Только она умела сказать «прошу» так, что все сразу становилось по местам. Всего одно слово. И взгляд, потускневший, далекий…
   – Извини, – вымолвил он. – Я тебя провожу.
   – Не стоит. Просто открой мне дверь.
   Вот и все.
 
   Маслов так и не приехал. И не позвонил. И Юлька не скупилась на эпитеты. Один раз набрала ему на мобильный. Кто-то взял трубку и долго, невнятно сопел. Наверно, ошиблась. Ближе к одиннадцати раздался звонок. Она уже приготовилась излить в черные телефонные дырки Ниагарский водопад эмоций, но то был Антуан. Мамашкин супруг. Он вежливо осведомился, не забыла ли Юлия, что у маман скоро день рождения. В честь чего он и прибыл, в очередной раз, аж из самого Парижа. Юлька хотела ответить, что мамочка сильно бы не расстроилась, если бы Юлька и забыла, поскольку вот уже лет десять само присутствие дочери служило для маман болезненным напоминанием о том, что ей давно не тридцать и даже не тридцать пять. А поэтому поздравление каждый год выстраивалось по стандартной схеме – Юлька заезжала к Микимото или Картье, покупала что-нибудь золото-бриллиантовое (благо, здесь вкусы матери и дочери совпадали). Вечером звонила, заранее зная, что услышит любезно-непреклонное: «Не стоит приезжать сегодня, дорогая… Гости… Нужные люди. Ужасно старые, чопорные, скучные. Тебе будет неинтересно… Как-нибудь позже… При случае.»
   Конечно, Юлька заскочит «при случае» на пару минут. Выпить чашку крепкого кофе. Отдать запылившуюся сафьяновую коробочку. Выслушать ахи восторга вперемешку с сетованиями на работу, диету, тяготы посткризисного жития, когда мастеров приличных не сыщешь сделать новый ремонт взамен старого, пятимесячной давности – ведь мода на обои меняется так быстро! При этом одной рукой маман будет шпаклевать Диоровским кремом морщинки, другой – взбивать каштановую челку, а Юлька – застегивать молнию на спинке чрезвычайно узкого платья из последней коллекции Валентино. Чтобы через пять минут белая «Субару», презрительно чихнув, растаяла в ночи, унося маман на очередной прием. К нужным старым чопорным людям. Куда ей, Юльке, позору семьи и дурной копии мамочки, вход заказан… Потому что… ей там будет неинтересно. Как и всегда.
   Последние лет эдак десять…
   Юльке хотелось сказать все это, но она промолчала. К чему пустые слова? Антуан не виноват в том, что двадцать пять лет назад она – не слишком желанный ребенок – появилась на свет. Как и в том, что так и не смогла она найти своей формулы счастья. Быть может, еще сумеет. Ведь впереди целая жизнь…
   Поэтому Юлька ответила вежливо-односложно, мол, помню. Увидимся. Буду рада. И прочую формальную чушь, произносимую обыкновенно чужими культурными людьми.
   Потом она подошла к большому зеркалу. Долго вглядывалась в свое личико, выискивая новые морщинки. Иногда казалось, будто их и нет. А сейчас нашла никак с десяток. Горько усмехнувшись, – «Вечная молодость!» – принялась взбивать челку зубастой, как пиранья, расческой. Подкрасила губы.
   Достала сигарету, бутылку «Хеннеси». Поставила Джо Дассена.
   За стеной, у соседа, часы пробили одиннадцать.
   Маслов не приехал. И не позвонил.
   За окном, густыми редкими хлопьями, лениво падал снег еще одного уходящего года…
 
   Место, куда доставили Маслова, имело вид вполне приличного офиса. Несмотря на адскую боль в битом-перебитом теле, он втайне слегка воспрянул духом – может, обойдется! Он горячо поклялся про себя, что больше – ни-ни, хватит с него грязных игр. Довольно! Ни за что, никогда, ни за какие «бабки»… В общем, повторил то, что говорил уже миллион раз, когда пахло жареным… Хотя, надо отдать должное «профессионализму» этих ребят, так крепко ему до сих пор не доставалось. Одних зубов штуки четыре, гады, высадили – не меньше. Как с эдакой рожей в круиз? Какой, к чертям собачьим, теперь круиз – без денег, без зубов, с поломанными ребрами… До дома бы доползти… Ужасная боль. Однажды, в детстве, двенадцать ему было – на всю жизнь запомнил! – в дворовом хоккее заехал один чувак Шурику клюшкой по груди со всей дури. Тот согнулся пополам: ни вздохнуть – ни выдохнуть, аж до рези в глазах. Вот так же было. Почти. Оказалось, сломано ребро…
   – Гляди сюда! – оборвал поток сознания первый бандит, ткнув пальцем-сарделькой в компьютерный экран, на котором замелькали лица: профиль, анфас.
   – Вот! – завопил Маслов. – Этот!
   – Точно?
   – Мамой клянусь!
   Он нашел и другого.
   Ребята переглянулись. Первый, поскребя за ухом, произнес многозначительно: «М-да». И вышел.
   Двое оставшихся удовлетворенно принялись обсуждать, в какой кабак им лучше закатиться, пивка попить, девочек «снять».
   – А со мной что? – с робкой надеждой осведомился Маслов.
   Те снова переглянулись.
   Не веря до конца еще в удачу, Маслов, опираясь на стол, с усилием поднялся с крутящегося стульчика и тут услышал негромкий щелчок. Так лопаются пузырьки в вакуумно-полиэтиленовой упаковке при нажатии… Мир вокруг закачался и поплыл куда-то, как по океанским волнам белоснежный лайнер…
   Маслов схватился за край стола в последней отчаянной попытке обрести ускользающее равновесие, но не удержался и медленно осел, проваливаясь в жгучую опустошающую мглу, кровавой занавесью застилавшую все вокруг…
   Последним, что он увидел в этом мире, был не человек с оружием в руках, а невесть откуда взявшаяся картина: отец, сидящий в своем неизменном кресле, читает газету, рядом суетится, гремит тарелками мать, а у ее ног гладит жирную полосатую кошку кудрявая Анютка…
 
   Трое крепких ребят равнодушно склонились над телом.
   – Готов, – сказал первый, свинчивая глушитель с пистолета. – Куда его?
   – Погрузим в тачку да свалим где-нибудь по дороге, – зевнув, предложил второй.
   Третий достал из кармана пластинку «Орбит» и, проворчав что-то на тему, как надоело ему возиться со жмуриками, сунул в рот.
 
   В «спальном» районе Гольяново, плутая по улицам с «таежными» названиями и похожими, как близнецы, блочными домами, Ада с трудом нашла нужный адрес.
   Посреди небольшой комнаты, изрядно захламленной газетами с громкими заголовками, листовками со свастикой, портретами полвека назад издохшего фюрера, а также компакт-дисками, бутылками из-под пива и видеокассетами, сидели, образцово сложив ручки на коленках, три недоросля в «найковских»
   спортивных костюмах. Ни дать, ни взять – пай-мальчики из хороших семей. Только лица угрюмые и злые, да взгляд, исподлобья, настороженный, словно у пойманного в западню хищного зверя. Рядом скучали сотрудники частного детективного агентства. Один листал какую-то книжонку, брезгливо морща нос. Другой, зевнув, заметил:
   – Да, ребята, влипли вы. Работать вам надо, чтобы на ерунду времени не оставалось. Небось, мамки с папками богатые, денег дают?
   – Не жалуемся, – хмуро ответил тот, что выглядел постарше.
   – А вам, значит, охота пользу обществу приносить? И поэтому вы тут пиво пьете, смотрите разную дрянь да по телефону балуетесь? По-вашему, это именно то, что необходимо сейчас России? Давайте-ка мы вас пристроим на патрулирование улиц? Преступности нынче всякой хватает – и кавказской, и еврейской, и славянской. Боритесь на здоровье. Люди вам только «спасибо» скажут.
   – Ну да! – хмыкнул «старший». – От «чурок» пулю схлопотать? Что мы, дураки?
   – Смотрите-ка! – присвистнул детектив. – Умники выискались! Конечно, по телефону куда проще крутого из себя корчить да на митингах горлапанить. Слышь, Вань?
   – Угу, – второй детектив отшвырнул книжонку. Отскреб от стены портретик фюрера и, скомкав, бросил на замызганный пол. Затем подошел к «старшему», спросил почти ласково:
   – Я вот все думаю, неужели отец мой, Семенов Степан Лукич, четыре года воевал для того, чтобы через полвека такие вот сопливые выродки, попивая пивко, глумились над женщинами да мусорили на улицах вонючими листовками? От армии-то, небось, «откосили»? А то попросились бы на границу с Чечней да наводили там порядок, а?
   – Там страшно, – усмехнулся напарник. – По жопе можно схлопотать. Языком воевать легче.
   – Куда их? – обратился он к вошедшей в комнату Аде.
   На минуту она растерялась. И этих жалких юнцов она боялась столько времени? Да пусть катятся подальше вместе с их брошюрками и листовочками! Но что-то ее остановило. То ли жирная свастика на футболке одного из них… Точно такая, как тогда, десять лет назад… То ли глухая тупая злоба в глазах молодых нацистов… То ли детское воспоминание о страшных шрамах на согбенной спине больного деда, бывшего узника Освенцима…
   «Старший» напыщенно произнес:
   – За нас есть кому вступиться!
   – Пасть закрой! – детектив Иван Семенов взмахнул шершавой заскорузлой ладонью – ладонью человека, умеющего одинаково хорошо держать крестьянскую лопату и автомат Калашникова. И «старший», точно пугливая собачонка, шарахнулся в сторону.
   – Вызывайте милицию, – сказала Ада. – Я подаю в суд. На них и их хваленое РНЕ. За оскорбление чести и достоинства.
 
   «Девочка что-то стирала, склонившись над ржавой раковиной, когда на серой кафельной стене выросла огромная тень.
   Девочка обернулась, испуганно вытаращив глаза, пролепетала:
   – Что тебе нужно?
   – Не ори.
   На лицо легла тяжелая потная рука…»
   – Марина, Марина, проснись!
   – Что?! – Она подскочила и села на кровати, дико озираясь.
   Антон коснулся ее взмокшего лба.
   – Ты кричала во сне.
   – Что кричала?
   Он пожал плечами.
   – Говорила: «Нет, не надо».
   Марина потерла виски, точно стараясь унять головную боль.
   – Да… – в ее голосе зазвучала горькая ирония. – Теперь я не даю тебе спать. Лучше мне переселиться в другую комнату.
   Она накинула пеньюар, взяла с тумбочки сигареты, зажигалку и вышла.
   На лестнице, застланной мохнатым ковром, горели светильники в виде факелов. Разумно – в темноте можно оступиться ненароком и шею сломать. Марина присела на верхнюю ступеньку, закурила, стряхивая пепел прямо на сероватый мрамор.
   – Знаешь, что один человек сказал другому, сидящему на рельсах? – спросил подошедший Антон.
   – ?
   – Подвинься.
   Она слабо улыбнулась.
   – Хочешь выпить?
   – Нет, спасибо.
   – Что случилось, детка?
   Когда он вот так касался ее плеча, ей казалось, что в его голосе слышится нечто большее, чем простое участие. И тогда ей отчаянно хотелось свернуться в клубок, спрятаться в его сильных руках… Но это было бы глупой сентиментальной блажью… Слава Богу, ей больше никогда не будет одиннадцать…
   Она ответила, сердито насупившись:
   – Ерунда. Обыкновенный ночной кошмар.
   – Знаешь, – его ладонь была горяча, словно печка, – чтобы кошмар не повторялся, о нем нужно рассказать кому-нибудь.
   – Он не повторится. ЭТО приходит только иногда, во сне.
   – Поговори со мной, – настойчиво попросил Антон. – Ты можешь мне довериться. Как я однажды доверился тебе.
   – Думаю, это не лучшая тема для обсуждения со своим мужчиной.
   – Марина… – Он поймал пальцем ее подбородок, заглянув в глаза. – Тебе когда-то причинили боль…
   Я знаю. Это было изнасилование?
   Она, вздрогнув, низко нагнула голову.
   – С чего ты взял?
   – Я вырос на улице. Но я всегда это ненавидел.
   Она закрыла лицо ладонями, пытаясь унять дрожь во всем теле.
   – Сколько тебе было?
   – Одиннадцать.
   – Кто он был?
   – Наш, детдомовский. Я сопротивлялась, но он был старше… сильнее…
   Он ударил меня о стену, и я отключилась. Потом долго не могла прийти в себя. Всё думала: если бы я кричала, лучше сопротивлялась, если бы не потеряла сознание… Тысяча «если…».
   – Ты ни в чём не виновата. – В голосе Антона звучало злобное негодование. – Паршивый ублюдок.
   Ты… обращалась куда-нибудь? В милицию?
   Марина рассмеялась, сама того не ожидая.
   – Довольно странно слышать это от тебя. Кому мы были нужны? Знаешь, как нас называли? Малолетние проститутки. И это ещё наиболее ласково. Нет, я не заявляла. Уже тогда усвоила: нужно рассчитывать лишь на себя.
   Она затянулась в последний раз, сбросила окурок с лестницы вниз.
   – Один парень у нас… Делал складные ножи. С выкидным лезвием. Я купила. И настал мой черёд поджидать в туалете.
   Антон подался вперёд. На лице отразилась палитра эмоций, от изумлённого недоверия до уважения, граничившего с восхищением.
   – Ты его?!
   – Я несильно его ударила. Оказывается, это не так просто: зарезать человека. Даже такого. Но, знаешь, как в пошлом анекдоте: жить будет, а вот размножаться… Он тоже не стал меня закладывать. Сказал, что ничего не помнит. А потом один из наших «авторитетов» – Вован, ему было почти шестнадцать, по нём говорили, тюрьма плакала, всё его боялись, – вдруг предложил мне покровительство. Видно, что-то узнал. У него была группа – угоняли машины. В гаражах перекрашивали и перегоняли на юг. Поймали. Вовану тогда шестнадцать стукнуло, дали срок. И другим тоже. А про меня никто не упомянул. Я тогда слово себе дала: если обойдётся – в жизни никакого криминала.
   – А что дружок?
   – Вован? Как в зону перевели, порезал кого-то в драке. Говорили, «опустить» его хотели. Не вышло. Но добавили ещё пять лет. Не знаю, что с ним стало.
   – Ты любила его?
   Марина удивлённо вскинула голову. Меньше всего ожидала подобного вопроса.
   – Нет. Конечно, я с ним спала. Но в остальном, скорее, мы были просто деловыми партнёрами.
   – Как мы теперь?
   Марина никак не могла понять, что таится в дымчатой глубине его глаз. Закусив губу, покачала головой.
   – С тобой всё иначе. Не спрашивай, «как» – я не знаю ответа. Иногда меня это пугает…
   – Девочка моя… – Антон крепко обнял её, коснулся губами взъерошенных волос. И она прижалась к нему, такому большому и сильному, едва ли не впервые за многие годы ощутила свою слабость и уязвимость.
   – Пока я жив, – тихо выговорил Антон, – никто тебя не обидит. Обещаю.
   Марина встрепенулась.
   – Мне совсем не нравится присказка: «Пока я жив».
   Антон улыбнулся мягко, чуточку печально. Глаза оставались серьёзными.
   – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Прошептала Марина.
   – Я тоже.
   – Антон… – Она выжидающе заглянула в его точечки-зрачки. – Ты не бросишь меня… теперь?
   Он покачал головой.
   – Ни теперь. Ни после. Никогда.
 
   Олег долго не мог понять, сколько прошло времени, когда гнетущую тишину разорвал звонок.
   «Музыкалка» давно выплюнула диск, и вдруг раскатистое:
   «Дрррень!»
   «Кто это может быть? Лена? Менты? Отец? Кто?!»
   Его снова затрясло. Олег набросил шерстяной джемпер. Крадучись, подобрался к двери, приник к глазку…
   Никого. Но снова "Дрррень!
   – Какого чёрта?! – Сквозь зубы прорычал Олег, взбадривая себя. – Чего мне бояться? Внизу охрана. Стоит нажать кнопку…