Короче говоря, мы видим, что у франков, германцев, венгров, поляков,
москвитян и так далее главным образом царицы содействуют успеху евангельской
проповеди и чудесной удаче христианских миссионеров.
Обеспечив содействие жен, можно было уже без труда завоевать и мужей,
которые начинали к ним прислушиваться. Тогда святые проповедники давали им
понять, что при помощи новой религии они сумеют стать богами в глазах
народов, что у них будет абсолютная власть над подданными, которым будут
проповедовать самую смиренную покорность царям, как "живым образам
всевышнего", как имеющим власть над судьбами человеческими. Поэтому
варварские короли легко поняли, что им выгодно принять религию, которая их
обожествляет и уничтожает дух свободы у народов.
Такими путями благочестивые миссионеры легко добились того, что самые
дикие правители прониклись их задачами и целями и вскоре стали пламенными
защитниками их дела.
Доказательство всему вышесказанному мы имеем в обращении великого
Хлодвига, франкского короля. Бог воспользовался прелестями его жены, святой
Клотильды, и ее ходатайством, чтобы смягчить свирепое сердце мужа. Королева
склонила его к тому, чтобы он стал прислушиваться к святому Ремигию,
епископу реймсскому, который вскоре сумел ему втолковать, что для того,
чтобы насладиться плодами своих побед, ему было бы хорошо связаться с
галльским духовенством и принять религию народа, только что им покоренного.
Эта религия поможет ему получить более неограниченную власть даже над
свободными воителями, оружию которых он был обязан своим успехом. Габриель
Ноде (глава 3) относит к числу государственных переворотов обращение
Хлодвига и все замечательные чудеса, сопровождавшие его коронование, как
"святая чаша с миром", упавшее с неба экю и пр. Крестив Хлодвига и с ним три
тысячи солдат, святой Ремигий продолжал и впредь руководить его действиями.
Это мы видим по дошедшему до нас письму, которое он писал королю. В этом
письме святой рекомендует королю "выбирать себе в советники людей мудрых и
особенно почитать служителей господа". Эти служители господа втянули нашего
обратившегося разбойника в войну с королем Аларихом, который был арианином.
Христианство отнюдь не излечило Хлодвига ни от честолюбия, ни от жестокости.
Все его царствование запятнано злодеяниями и преступлениями, воистину
достойными варвара.
Что касается святой Клотильды, то, овдовев, она вовлекла своего сына
Клодомира в очень несправедливую войну, чтобы удовлетворить свою личную
жажду мести и честолюбия. Она отделалась за это тем, что ушла оплакивать
свои глупости в монастырь.
Мы видим, таким образом, что христианские пастыри во все времена
проводили мудрую политику союза с государями, чтобы подчинить народы своему
игу. Они всегда извиваются ужом вокруг могущественных королей. Они с головой
выдают им подданных, чтобы превратить их в рабов, а по отношению к самим
королям проявляют величайшую покорность. При таких-то обстоятельствах святой
Григорий Турский сказал королю, своему господину: "О король, если кто-нибудь
из нас захочет сойти с пути справедливости, ты можешь его наказать, но если
ты сам сойдешь, то кто тебя накажет? Ведь мы обращаемся к тебе, когда ты
удостаиваешь слушать нас, а если ты откажешься слушать нас, то кто другой
осудит тебя, если не тот, кто сказал, что он -сама справедливость?" В другом
месте он говорит, что "только бог-судья королям". Отсюда видно, что вначале
епископы еще не присвоили себе права судить королей, во всяком случае, они
благоразумно умалчивали о своих притязаниях, которые впоследствии сделали их
судьями над королями.
Между прочим, приведенные факты помогут нам понять, как мы должны
отнестись к мнению тех, кто утверждает, что проповедь евангелия "сильно
содействовала цивилизации и просвещению" диких народов. Если под
цивилизацией и просвещением народа понимать его порабощение, если это значит
вытянуть его из его лесов, чтобы сделать игрушкой королей и попов, то нельзя
не согласиться, что христианская религия "цивилизовала" много наций. Но если
под цивилизацией понимать средство просветить народ, сделать его
обходительным и разумным-одним словом, сделать счастливее, то можно
совершенно смело отрицать, что христианство привело к этим спасительным
результатам. Народы, бывшие кочевники, жившие войной, в течение веков
содержались в грубейшем невежестве. Вместо того чтобы сражаться за свои
собственные интересы, они стали биться ради споров своих священников. Вместо
того чтобы жить свободно, они стали игрушкой двух сил, объединившихся, чтобы
их угнетать, и раздиравших их своими постоянными распрями.
Честолюбивому Пипину, когда он пожелал овладеть короной Франции,
понадобился авторитет римского первосвященника, чтобы освятить узурпацию в
глазах набожного народа. Святейший отец, осыпанный его благодеяниями,
избавившись благодаря его оружию от могучего врага, решил, что Пипин имеет
право на узурпацию и что Хильдерик не способен к царствованию. Своими
преступлениями короли содействовали тому, что духовенство приобретало
могущество, которое оно часто обращало против них самих.
Карл Великий, сын Пипина, которого церковь возводит в ранг святого, был
честолюбивым и жестоким святошей, который силой меча расширял свои
завоевания и завоевания духовенства среди язычников-саксов. Путем
кровопролитий он заставил их принять крещение. А чтобы закрепить свою
неограниченную власть над народом, любившим свою свободу и независимость, он
завершил их усмирение, направив к ним полчище монахов и епископов, пригодных
для того, чтобы навеки покорить их под его иго. Этот король, столь
благочестивый и столь щедрый по отношению к церкви, не предвидел, что
неблагодарные епископы, забыв о благодеяниях отца, будут иметь наглость
судить его сына, Людовика Простого, и свергнуть его с престола, чтобы затем
позорно отравить его в монастыре.
Служители господа мягки и покорны перед властными и мужественными
королями, но они наглеют, когда короли оказываются слабыми и лишенными
твердости. Карл Великий, который в свое время назначал пап, одаряя их и
утверждая их избрание, не предвидел, что будет некогда день, когда эти самые
папы будут по своему желанию низлагать преемников его власти и присвоят себе
право утверждать их избрание.
Приблизительно в эпоху Карла Великого бойи - племя, происходящее из
Галлии,-поселились в стране, известной ныне под именем Баварии. До принятия
христианства их короли были выборные, и, если они осмеливались нарушить
закон, их свергали с престола. Но владычество епископов, установившееся у
них вместе с христианством, постепенно приручило бойев и превратило их в
рабов. Одаряемые королями, епископы проповедовали этим свободным народам
безграничную покорность, которая вскоре превратила их в крепостных короля.
Все эти подтверждаемые историей факты вскрывают нам одну из главных
причин могущества, до которого поднялось духовенство в некоторых странах,
особенно в Германии, где и теперь еще епископы и многие аббаты являются
князьями и светскими государями. Политика, так же как и набожность королей и
императоров, содействовала возвышению духовенства.
Чтобы уравновесить могущество своих светских вассалов, короли давали
большие лены епископам и призывали их к участию в сеймах, придворных съездах
и парламентах, рассчитывая, таким образом, обеспечить себе определенное
число голосов и уравновесить голоса наиболее беспокойных и непокорных
сеньоров. Чтобы привлечь на свою сторону духовенство, вожди наций часто
считали себя обязанными жертвовать ему большую часть своих собственных
доменов и предоставить ему власть, которой оно часто злоупотребляло
необычайно. Вот в чем кроется истинная причина того, что в течение многих
веков в христианских странах епископам предоставлено право вмешиваться в
дела управления, участвовать в заседаниях государственных собраний и даже в
гражданских трибуналах.
Когда-то короли ничего не предпринимали без решений своих епископов и
баронов, или пэров. Вначале прелатов вводили в эти собрания для того, чтобы
они поддержали интересы королей против их наиболее могущественных вассалов.
Рядом с последними ставили церковных вассалов, или пэров, которые при помощи
"меча духовного" влияли на тех, которые умели пользоваться только "мечом
светским". Но скоро, как мы видели, "меч духовный" стал так же опасен для
королей и для их подданных. Короли этим путем воздвигали между собой и
вассалами стену, которая часто обрушивалась на них самих и задавливала их
своей тяжестью.
Нет ничего труднее, чем найти действительно великого, действительно
полезного государству короля во времена варварства, когда слепая набожность
заменяла просвещение и добродетель. Правда, находят, что французский король
Людовик девятый блистал кое-какими королевскими доблестями. Но эти доблести
затмевались и сводились на нет свирепым рвением и низменным суеверием. Мы
видим, как этот король, в котором набожность заглушила всякое представление
о справедливости, в недобрый час пустился в качестве паладина в опасные
авантюры и незаконно отдавал кровь своих подданных, чтобы вырвать "святую
землю" из рук мусульман, которые уже шесть веков законно владели ею. Чтобы
угодить преступным видам папы, всегда жаждущего использовать верующих для
расширения своей власти, этот король-простак налагает на себя крест,
воображая, что несправедливость и резня окончательно загладят его грехи! В
конце концов этот король-фанатик не видит, что, принося подданных в жертву
своим химерам и забросив заботы о своем государстве, он совершает величайшее
из преступлений, какими может себя запятнать король. Однако, так как
суеверный человек никогда не бывает последователен в своих убеждениях,
королевская гордость этого святого возмущается порой против папы, и он
осмеливается противиться власти, в руках которой он, с другой стороны, стал
гнусным орудием, или, если угодно, его самым пламенным защитником.
О жестокости воистину набожного святого Людовика недвусмысленно
свидетельствует одно правило, которое он преподал своему фавориту Жуанвилю:
"Когда мирянин слышит, что кто-нибудь злословит религию, он должен ее
защитить не только словами, но и ударом хорошей шпаги, вонзая ее в тело
злословящего до самой рукоятки". Каким бы замечательным ни казалось это
правило святоше, оно должно показаться отвратительным всякому человеку, в
ком есть чувство гуманности. Мало того, оно покажется необдуманным и
христианину, который, поразмыслив над идеями религии, сообразит, что, убивая
"нечестивца" или "богохульника", не дав ему времени покаяться, рискуешь
низвергнуть его в ад и обречь его на вечные муки. Но об этом обстоятельстве
рвение помешало подумать Людовику Святому, когда он излагал свое
благочестивое правило.
История Севера дает нам своеобразный пример, по которому можно легко
судить о методах, какими насаждалось христианство у народов Запада. Когда
норвежский принц Олай принял христианство, он усиленно занялся обращением
своих подданных. Насчет его рвения не может быть сомнений, судя по тому, что
он сделал попутно на Оркнейских островах, находившихся тогда в зависимости
от него. Он насильно заставил креститься графа Сигварда, бывшего правителем
островов. Сначала он применил к нему меры мирного воздействия. Но видя, что
это бесполезно, он велел привести малолетнего сына графа и поклялся, что
прикажет его убить в присутствии отца, если тот не примет христианства.
Ужаснувшийся отец не мог устоять против силы такого аргумента. Можно себе
представить, что он был вполне убежденным христианином. Из истории мы знаем,
что тот самый Олаи, став королем, таким же образом трудился над обращением
своего королевства; он начал с того, что угрозами и обещаниями обратил своих
придворных. Затем он объездил с мечом в руке свои провинции, приказывая
бичевать или убивать тех, кто отказывался креститься. Таким образом он в
несколько месяцев обратил в христианство всех подданных. Сократ (книга 7,
глава 30) сообщает, что один французский епископ потратил только семь дней,
чтобы просветить и обратить весь бургундский народ. Российский патриарх,
говорят, потопил в Волге десять тысяч татар, не желавших принять крещение.
Ни свет здравого смысла, ни принципы естественной справедливости, ни
твердое знание здравой морали не были никогда уделом святых. Довольствуясь
тем, что угождают богу, следуя побуждениям своей тупой и жестокой
набожности, они очень мало беспокоились о благе подданных. Одурманенные
собственным своим воображением или внушением попов, они обычно ставили себе
в заслугу то, что они топтали ногами те обязанности, которые разум не дал бы
им упустить из виду. Набожный король, занятый исключительно мыслью о
"неувядаемом венце", который ему показывали в небесах, очень мало
беспокоился о "тленном" венце, которым он владел на земле.
Достаточно хоть сколько-нибудь беспристрастно рассмотреть историю
древних и современных христианских государей, чтобы увидеть, что величайшие
государственные бедствия, ужаснейшие государственные перевороты имели
причиной злобу духовенства, подкрепленную легковерием королей либо народов.
Необузданное честолюбие пап в течение четвертого и пятого веков держало
в огне Германию и Италию. Эти первосвященники, защитники иммунитетов
духовенства, над которым они хотели властвовать безраздельно, стремились
освободить его из-под власти императоров и подчинить его исключительно
собственной тирании. В течение этих веков мрака и набожности надменные папы
с успехом использовали невидимую силу общественного мнения, чтобы
низвергнуть могущество величайших властелинов земли.
Папа Григорий седьмой, которого римская курия в наше время имела
наглость возвести в ранг святого, в борьбе за инвеституру* сумел поднять всю
империю против Генриха четвертого, своего государя. Этот государь,
пораженный громами церкви, оказался покинутым своими подданными и вынужден
был явиться босиком, с розгами и ножницами в руке и просить милости у попа,
который, чтобы унизить его королевское величество, заставил его три дня
стоять на морозе.
Преемник Григория, Пасхалий второй, подговорил сына этого Генриха
взбунтоваться против собственного отца, который кончил тем, что умер от
голода и лишений. Александр третий приказал подвергнуть Генриха второго
унизительному наказанию розгами, чтобы искупить смерть наглого прелата, хотя
он был убит не по приказанию короля. Этот же первосвященник вооружил всю
Францию для истребления альбигойцев. Он увенчал поповскую наглость, ступив
ногой на горло императору Фридриху Барбароссе, побежденному в бою.
Иннокентий третий, разгневавшись на английского короля Иоанна, убеждает
короля Франции напасть на его владения, но затем, удовлетворившись
изъявлением покорности со стороны Иоанна, согласившегося сделаться данником
святого престола, он запрещает французскому королю трогать его государство.
Тот же папа воспротивился "Великой хартии вольностей", которой Иоанн
гарантировал свободу своему народу. Папа ссылался при этом на то, что
король, в качестве вассала папы, не мог без согласия сюзерена даровать
подданным свободу, принадлежавшую им по природе и разуму.
Климент четвертый, движимый самой бесчеловечной мстительностью,
приказывает убить малолетнего еще Конрадина; единственный отпрыск
императорского швабского дома погибает по указанию этого отца христиан.
Бонифаций восьмой поднимает на бой всю Францию из-за своих наглых
споров с Филиппом Красивым, имевшим поразительное счастье дать отпор уже в
то время авторитету римского епископа и заставить его лопаться от гнева и
ярости.
Климент пятый посредством святотатственного предательства убивает
Генриха шестого, дав ему через монаха отравленную гостию.
Мартин пятый, избранный в папы на Констанцском соборе, посылает буллу
ко всем государям и королям христианского мира, в которой заклинает их
"ранами и кровью Иисуса Христа" объявить войну гуситам, секта которых имела
большой успех в Чехии. Он обещает индульгенции и отпущение грехов всякому,
кто убьет хоть одного из этих еретиков. Император Сигизмунд взялся быть
исполнителем мстительных проектов папы и в течение всей своей жизни проливал
реки крови подданных, чтобы отомстить за обиду папы и его духовенства.
Гнусный Александр шестой, известный своими кровосмесительствами и
отравлениями, чтобы вознаградить короля Фердинанда за усердие в истреблении
неверных, присваивает ему почетный титул "католического". На основании
своего божественного авторитета этот первосвященник распределяет между
Фердинандом и королем португальским власть над Индией с правом присвоить
себе всякие владения, какие им придутся по вкусу в странах неверных.
После того, как протестанты свергли иго Рима, христианские короли были,
так сказать, только тем и заняты, что мстили за римских первосвященников и в
каждой стране приносили им жертвы. Честолюбие королей находило в религии
постоянный предлог для удовлетворения своих страстей и узаконения своих
преступлений.
Честолюбивый Карл пятый, хоть и говорил обычно, что, "в качестве воина,
ему невозможно обладать совестью и разумом", не преминул использовать эту
религию, чтобы ею прикрыть свое стремление покорить себе всю Германию. Под
предлогом возвращения папе его заблудших овец он убивает этих овец и
заставляет Европу плавать в крови. Его набожный сын Филипп второй ведет
глупую политику, действует всегда сообща с духовенством, приносит ему
бесчисленные жертвы из числа своих подданных и, чтобы заслужить его
благоволение, в конце концов безвозвратно губит ряд провинций, которые в
результате его политической и религиозной жестокости почти совершенно
лишились населения. Этот король-фанатик говорил, что предпочитает потерять
все свои владения, чем царствовать над государством, зараженным ересями,
Мы видим, как в течение ста с лишним лет Франция захлебывается в крови
ради интересов духовенства, которое сумело убедить невежественный,
извращенный двор, что небо требует гражданских войн и принесения в жертву
тысяч подданных. Попы-мошенники сумели убедить Карла девятого, будто слава
бога и его собственная безопасность требуют, чтобы он путем самого подлого
предательства заманил в столицу своих подданных-еретиков и там хладнокровно
их перебил. Те же попы вооружили фанатиков, чтобы убить одного за другим
двух королей. Ни доблесть, ни достоинства великого Генриха не могли повлиять
на бешенство сумасшедшего, одурманенного монахами.
Мы видим, что христианская религия приводит к таким же ужасным
трагедиям даже у протестантов. В Англии тираны, державшиеся различных
взглядов, швыряются верованиями граждан и один за другим присваивают себе
право насиловать их совесть. Генрих восьмой, которого страсть к женщине
заставила отойти от католического вероисповедания, не отказываясь вместе с
тем от верований Рима, возводит на костер без разбора и католиков и
протестантов, отказывающихся признать его верховенство. Его сын Эдуард
шестой утверждает в королевстве протестантизм, чтобы доставить затем новые
жертвы мрачной набожной жестокости его сестры Марии, решившей восстановить
огнем и мечом римскую религию. Вскоре Елизавета разрушает благочестивое дело
Марии, снова приводит подданных в протестантскую веру и становится
основоположницей англиканской секты. Яков первый, король-богослов, видит
свое царствование потрясенным страшным "пороховым заговором", организованным
иезуитами и святошами, которые для восстановления римской религии составили
гнусный заговор с целью погубить одним ударом монарха и парламент. Карл
первый в союзе с епископами пытается вновь объединить своих подданных в
англиканской секте и этим дает повод мятежникам казнить его на эшафоте. При
Карле первом все внимание правительств поглощено религиозными спорами,
которые каждую минуту приводят к столкновениям между гражданами. Ничтожный
Яков второй, его брат и преемник, из-за своего рвения, которого не мог
утишить трагический пример его отца-Карла второго, оказывается позорно
свергнутым с престола за попытку восстановить в своем государстве тиранию
папы. Этот печальный папский палач жил в изгнании монахом и оставил после
смерти славу святости.
Всем известно, с каким пылом Людовик тринадцатый, прозванный
Справедливым, следуя советам честолюбивого и преступного кардинала, воевал
со своими подданными - протестантами. Папа Григорий пятнадцатый, этот общий
отец христиан, не забывал подогреть усердие набожного монарха, чтоб
подтолкнуть его на это святое предприятие. "Следуйте,-сказал он ему,- мой
дорогой сын, вы, являющийся украшением вселенной, следуйте указаниям бога.
Пусть почувствуют ваш гнев народы, не познавшие бога, этим вы заслужите
сокровища милосердия божественного".
Наконец, мы видели, что Людовик четырнадцатый, прозванный Великим,
следует по стопам отца и даже превосходит его святой яростью против врагов
духовенства. Этот честолюбивый монарх, не довольствуясь тем, что долго был
бичом Европы, хотел отличиться еще и деспотическим рвением против тех его
подданных, которые отказывались склониться под иго его попов. Он стал
смотреть на них как на врагов, он отменил благоприятные для них законы,
скрепленные клятвой его предшественников и его собственной,- ему, очевидно,
разъяснили, что "по отношению к еретикам не надо соблюдать клятв". Его
убедили, что противники его духовенства не могут быть ему верными
подданными. Его гнев возбудили до такой степени, что он проявил к несчастным
протестантам самую утонченную жестокость. Наконец, ему внушили, что пролитая
кровь гугенотов смоет грязь его молодости, проведенной в распущенности и
позорнейших пороках. Большего не требовалось, чтобы разжечь рвение этого
суеверного деспота. Он решил, что приказ, исходящий из его уст, способен
сразу изменить взгляды людей. Итак, он начинает преследования. Он поручает
драгунам проповедовать учение церкви. Путем насилия он заставляет еретиков
покинуть отечество и принести к более здравомыслящим народам искусство,
таланты и мастерство, которых он лишил свою страну. Таким образом, Людовик
Великий принес миллион граждан, менее глупых, чем остальные, в жертву
бешенству духовника-иезуита и нескольких заносчивых прелатов, говоривших
ему, что "христианнейший" король должен быть мстителем "всевышнего", что
старший сын церкви должен вступаться за интересы матери, что нет ничего
более достойного великого короля, чем стать паладином церкви.
Такова в кратких словах история тех ужасов, которые христианская
религия в течение пятнадцати веков творит на земле. Внушаемое ею рвение
служило предлогом, которым бесстыдно пользовались честолюбивые лицемеры,
старавшиеся довести до отчаяния род людской, или тупоголовые святоши,
которые искренне думали, что служат богу, истребляя огнем и мечом его
несчастные создания. Религиозные обманщики и искренние фанатики в одинаковой
степени опасные бичи для народов. Последним всегда приходилось
расплачиваться своей кровью за плутни одних и сумасбродства других.
Если политик-обманщик пользуется религией как предлогом для совершения
преступлений, то король-святоша считает себя по совести обязанным совершать
те же преступления из благочестия. Во всяком случае, ему приходится так
поступать, если он хочет выказать себя послушным предписаниям церкви. Эта
святая мать принуждает всех королей к религиозным преследованиям. Если они
отказываются приняться за это, то навлекают на себя гнев церкви, за которым
немедленно следует и гнев господа. 4, Латеранский собор, происходивший о
1715 г., предписав королям "истребить еретиков", прибавляет: "Если они
выполнят этот долг свой небрежно, пусть епископы им объявят выговор; если
они откажутся повиноваться, пусть их подвергнут отлучению от церкви; если
они целый год будут упорствовать в своем ожесточении, находясь под
отлучением, папа лишит их владений их и отдаст эти владения лицам, более
ревностным против ереси".
Отсюда видно, что государи отнюдь не вольны проявлять терпимость к
взглядам, неугодным их священникам. Последние постоянно им твердят, что бог
вручил им меч только для того, чтобы защищать религию, то есть убивать их
врагов. По мнению этих святых людей, светская держава получает верховную
власть лишь для того, чтобы поддерживать их жульничества и мстить за их
оскорбленное тщеславие. В противном случае духовенство считает короля
недостойным царствования.
Мы не должны удивляться такому образу действий духовенства. Он вполне
соответствует принципам христианства, которое, как мы видели, с самого
своего зарождения ввело в государствах две резко различающиеся между собой
власти. При языческих властителях власть духовная была в оппозиции к
светской. Но как только государи приняли христианскую веру, они стали в