вал, а также о правописании топонимов типа улица Кузнецкий Мост, улица Сущевский Валили площадь Никитские Ворота, поскольку и в официальных документах, и в периодической печати приходится встречать немало ошибок.
   Итак, откуда появилось в современном русском языке нарицательное существительное вал,означающее «высокая и длинная земляная защитная насыпь»? Слово валъмы находим в древнерусских текстах, например в «Повести временных лет» под 6601 годом записи (1003 годом, по современному летосчислению, от Рождества Христова), – именно в значении «земляная насыпь». Есть оно и в других славянских языках, где имеет ту же семантику: в болгарском – вал,в чешском – val, в польском – walи т. д. Ученые-этимологи, в частности профессор П. Я. Черных, полагают, что общеславянское древнее (реконструируемое) слово *valъ, означающее «земляная насыпь как фортификационное сооружение», могло быть и ранним заимствованием из латыни через средне– и верхненемецкие диалекты. В пользу этой гипотезы говорит наличие в латинском языке слова vallum:«вал», «насыпь с частоколом, сооруженная с целью защиты от неприятеля», а поначалу – просто «изгородь из стволов молодых деревьев», поскольку существительное vallus, vallumозначало «кол», «жердь». Существует и другая версия, которая гласит, что общеславянское *valъмогло и не быть заимствованием, а возникло на чисто славянской почве от глагола *valiti – «теснить», «собирать в кучу», «сгрудиться» и т. д.
   Что же касается орфографии, то хочу обратить ваше внимание на то, что топоним улица Хамовнический Валследует писать не с одной, а с двух прописных букв: Хамовнический Вал.
   Топонимический ландшафт Хамовников интересен еще и тем, что здесь сохранилось несколько старомосковских названий XIX века, а часть более поздних наименований была создана именно как «окна» в прошлое Москвы и России. Вспомним некоторые из них.
   Имена владельцев домов и поместий сохраняют сейчас такие топонимы, как улица Усачева(XIX век), Несвижский переулок(середина XIX века), Оболенский переулок(XVIII век), Олсуфьевский переулок(конец XIX века), Языковский переулок(1922 год), Пуговишниковили Пуговичный переулок(XIX век), Погодинская улица(конец XIX века). Оболенский переулок своим наименованием обязан хамовническому домовладельцу князю Оболенскому, Языковский переулок (этот топоним существовал до 1737 года, затем был заменен на Лопухинский, а в 1922 году переулку вернули историческое название) – еще одному домовладельцу – комиссару Дворцовой следственной комиссии XVIII века Языкову, а улица Усачева – проживавшему здесь купцу Усачеву. В речи москвичей послед-нее название обычно употребляется в типичной старомосковской форме, оканчивающейся на - ка: Усачевка. Известна эта улица тем, что в 1924—1930 годах «на Усачевке», в районе нынешней Кооперативной улицы, выстроили едва ли не первый в Москве комплекс жилых домов для рабочих. До 90-х годов XIX века улица Усачева была Усачевским переулком, а еще раньше переулок именовался Нащокинским – по имени домовладельца XVIII века Нащокина.
   Среди этой группы топонимов в Хамовниках особого внимания заслуживают следующие названия: Погодинская улица, Большая и Малая Пироговские улицы и улица Льва Толстого.
   Погодинская улица связана с жизнью, научной и общественной деятельностью историка и публициста XIX века, академика, профессора Московского университета, одного из идеологов и лидеров панславизма Михаила Петровича Погодина (1800—1875). М. П. Погодин был одним из наиболее просвещенных людей своей эпохи. Он жил на этой улице в Хамовниках, близ Девичьего поля, в 1839—1840, 1841—1842 и 1848 годах. Дом № 12 по Погодинской улице до сих пор носит название «Погодинская изба». Своим появлением на свет это необычное деревянное здание обязано интересу М. П. Погодина к народному искусству и традициям деревянной русской архитектуры. Двухэтажный дом из бревен «в обло», украшенный типичной русской деревянной резьбой, – конечно, стилизация: он был выстроен в 1856 году для М. П. Погодина по проекту архитектора Н. В. Никитина. «Погодинская изба» представляла собой один из двух флигелей большого жилого дома, который до наших дней не сохранился.
   Топоним Погодинская улицапоявился в конце XIX века, а вот две Пироговские улицы – Большая и Малая – получили названия уже в советскую эпоху, в 1924 году. До этого улицы именовались Большойи Малой Царицынскими – по двору царицы Евдокии Федоровны Лопухиной (первой жены Петра I), расположенному в Саввинской слободе, на границе с Хамовниками. Царицын двор в 1742 году отошел к Новодевичьему монастырю. Бывшие Царицынские улицы были переименованы московскими властями в честь выдающегося русского ученого-медика и педагога Николая Ивановича Пирогова (1810—1881). Вклад Н. И. Пирогова в развитие отечественной медицины огромен: профессор Пирогов стал одним из основоположников военно-полевой хирургии, топографической анатомии и оперативной хирургии, применения наркоза при операциях и использования неподвижной гипсовой повязки. Он участвовал в Севастопольской обороне 1854—1855 годов. Н. И. Пирогов в 1881 году был избран почетным гражданином Москвы, а через шестнадцать лет после смерти великого хирурга, в 1897 году, благодарные москвичи установили ему памятник на Большой Пироговской улице. Возведение здесь, в районе Большой и Малой Пироговских улиц, университетских клиник изменило облик этой местности. Вот как написано об этом в уже упоминавшемся путеводителе 1917 года «По Москве»: «Постройка университетских клиник (последняя четверть XIX в.) сразу изменила характер местности. Теперь это отчасти барская, отчасти интеллигентская и купеческая зажиточная часть Москвы, с хорошим воздухом, отличным парком, целым рядом образцовых городских учреждений и сетью учебных заведений (Клиники, Высшие женские курсы, Педагогический институт и т. д.)».
   С Хамовниками связано имя великого русского писателя Льва Николаевича Толстого. В год смерти писателя (1910) Большой (Долгий) Хамовнический переулок был переименован в улицу Льва Толстого: здесь, в Долгом Хамовническом переулке, Лев Николаевич в 1882 году купил дом, в котором жил вместе с семьей в зимнее время вплоть до 1901 года. Последний раз в этом доме писатель был в 1909 году. Здесь он написал роман «Воскресение», пьесы «Плоды просвещения» и «Живой труп», другие произведения. Дом Л. Н. Толстого стал государственным музеем в 1921 году.

Ходынское поле

   Ходынское поле имеет давнюю историю. Под названием Ходынского лугаоно впервые упоминается в духовной грамоте великого князя Дмитрия Ивановича, составленной в 1389 году: «А из Московских сел даю сыну своему, князю Юрью: село Михалевское, да Домантовское, да луг Ходынский». Ходынское поле (или Ходынский луг) получило свое название по протекавшей по нему речке Ходынке, левому притоку реки Москвы.
   Первоначальная форма этого гидронима, известного по памятникам письменности с XVI века, – Ходынь. Ученые-лингвисты относят названия, оканчивающиеся на - ынь, к очень древнему славянскому структурному типу. В основном гидронимы с таким структурным элементом известны в бассейне Днепра (реки Добрынь, Жадынь, Хотынь и другие) и Днестра. Ходынь, возможно, является переосмысленным названием Хотынь. Или же стоит предположить иное: значение ее имени связано с корнем ход-, то есть это была речка, через которую или по которой можно было ходить(переходить, плавать и т. п.).
   Долгое время местность эта не застраивалась. Даже во второй половине XVIII века тут были в основном пахотные поля ямщиков Тверской слободы – именно так данная территория обозначена на карте города 1763 года, известной как «План Москвы с лежащей ситуацией около оной на тридцать верст».
   В дни Октябрьского переворота 1917 года воинские части, располагавшиеся в казармах на Ходынском поле, перешли на сторону большевиков и активно участвовали в установлении власти советов. В честь революционных событий Ходынское поле позже было переименовано в «Октябрьское». Есть сейчас в Москве и станция метро «Октябрьское поле».
   Но все же основные ассоциации, которые вызывает топоним Ходынское поле, Ходынка, иные – они связаны с трагедией 1896 года, когда последний русский царь Николай II, вступивший на престол полутора годами раньше – сразу после смерти отца, Александра III, решил провести в Первопрестольном граде собственную помпезную коронацию (решение это было принято не без влияния услужливых советчиков, которые всегда в России – от времен Ивана Грозного до наших дней – в избытке окружали царей и властителей).
   В программу двухнедельных коронационных торжеств устроители включили в качестве одного из главных разделов народное гулянье на специально для этого разукрашенном Ходынском поле – гулянье с пивом и медом для дарового угощения, с царскими гостинцами (каждому пришедшему на гулянье в честь Николая II был обещан узелок из цветного платка с сайкой, полуфунтом колбасы, пригоршней конфет и пряников и эмалированной кружкой с царским вензелем и позолотой). Сама площадка для такого «народного празднества» была оборудована напротив бывшего Петровского дворца – это необычное здание в виде стилизованного средневекового замка сохранилось на Ленинградском проспекте, сейчас в нем находится Военно-воздушная инженерная академия имени Н. Е. Жуковского.
   Но торжествам и гулянью было суждено превратиться в настоящую катастрофу, ибо власти не удосужились обустроить и привести в порядок Ходынское поле, кроме самой праздничной площадки размером в квадратную версту. А поле это было покрыто рвами (один из них достигал в длину тридцати, а в глубину – пяти метров!), заброшенными колодцами, ямами, откуда москвичи брали песок. Полумиллионная лавина людей, пришедших рано утром 18 мая 1896 года (по старому стилю) на праздничное гулянье и за царскими подарками, попала в настоящую ловушку. В давке, превратившейся из-за рвов, валов и ям в настоящую мясорубку, только по официальным данным пострадало 2690 человек, из которых 1389 погибло; на самом деле жертв было больше... Перечитайте роман М. Горького «Жизнь Клима Самгина» и воспоминания журналиста В. Гиляровского (он был очевидцем событий и провел в толпе на Ходынке всю ночь) – и перед вами воочию предстанет эта трагедия во всех ее ужасных деталях.
   Шок от происшедшего не замедлил отразиться и на нашей речи: с тех пор и на долгие десятилетия, а возможно, и столетия вошло в обиход нарицательное слово ходынка, включенное и в словари. Вот что написано в соответствующей статье в едва ли не самом популярном «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой: «ХОДЫНКА – и., ж. (прост.). Давка в толпе, сопровождающаяся увечьями, жертвами [по названию Ходынского поля в Москве, где в 1896 г. в такой давке погибло множество людей, пришедших на празднование коронации Николая II]».
   Место катастрофы в современной Москве можно найти, ориентируясь на 1-й Боткинский проезд. Это широкая улица с тенистым бульваром и многоэтажными домами. Именно на этом месте в давке, в рвах и ямах погибли тысячи москвичей и людей, специально приехавших из других мест.

Алексеевское

   В Москве старое и новое соседствуют буквально повсюду. Так, улица Космонавтов, Ракетный бульвар, Аллея Космонавтов, улица Академика Королева – соседи не только древнего Останкина, но и старинной московской местности Алексеевское – бывшего села Алексеевского.
   Самое приметное и запоминающееся место Алексеевского сейчас – это живописный холм на правой стороне проспекта Мира (буквально напротив Аллеи Космонавтов) с прекрасной церковью XVIII века Тихвинской иконы Божией Матери на его вершине. От когда-то достаточно большой улицы Церковная Горка, проходящей по холму, остался ныне лишь небольшой отрезок; практически единственный почтовый адрес по улице Церковная Горка – дом 26а, под ним и значится этот храм и относящиеся к нему строения.
   Что же касается топонима Алексеевское, то в современной Москве он сохранился в названиях двух улиц – Новоалексеевскаяи Староалексеевская, станции метро «Алексеевская» (с момента создания в мае 1958 года и до октября 1966 года она именовалась « Мир»,затем долгое время – « Щербаковская»,в честь партийного и государственного деятеля сталинского времени А. С. Щербакова, лишь в 1990 году сменив мемориальное имя на связанное с историей Москвы – «Алексеевская» ), а также в названиях муниципального округа и нескольких магазинов.
   История бывшего села Алексеевского и его наименования известна читателям гораздо меньше истории Сокольников, Медведкова или, например, Преображенского, посему расскажем о нем подробнее.
   Многие факты стали более доступными благодаря разысканиям московского краеведа и историка К. А. Аверьянова, редактора-составителя многотомного издания (вышедшего, увы, мизерным тиражом и в более чем скромном полиграфическом оформлении) «История сел и деревень Подмосковья XIV—XX вв.»; оно упоминается в списке рекомендуемой литературы в конце моей книги.
   По мнению К. А. Аверьянова и некоторых других специалистов, история села Алексеевского восходит к концу XIV века, ибо оно упомянуто как «деревня Олексеевская» в первой духовной грамоте князя Василия I. В этой духовной грамоте, в частности, упоминались «на Москве село Буиловское и с Олексеевскою деревнею». Ранее она и некоторые другие близлежащие селения принадлежали известному боярину второй половины XIV века Федору Андреевичу Свибло. Это необычное прозвище Свиблый, означавшее «шепелявый», дошло до наших дней в названии местности Свиблово и даже в наименовании станции метро «Свиблово».
   Владельцами деревни были поочередно: толмач-переводчик митрополита Митяя, бывшего духовника князя Дмитрия Донского, имевший редкое прозвище Буило (отсюда ясно происхождение имени села Буиловского, к которому, как тогда говорили, «тянула» деревня Алексеевская); боярин Федор Свибло; дьяк Андрей Ярлык, служивший митрополиту Ионе; московский Чудов монастырь (которому Андрей Ярлык в середине XV века передал деревню в память о своих родителях).
   В исторических документах Алексеевское появляется снова уже в XVII веке – и под двойным названием: « Копытово, Алексеевское тож». К. А. Аверьянов предполагает, что новое название населенный пункт получил по фамилии вкладчика Чудова монастыря, жившего в XVI веке, Захария Васильевича Копытова. Скорее всего, Захарий Копытов получил селение в обмен на один из своих вкладов в Чудов монастырь, поскольку вотчина эта была от монастыря довольно далеко и управлять ею было сложновато.
   Известна историкам и речка Копытовка, правый приток Яузы, именовавшаяся еще и Трепанкой. Она текла именно здесь, в Алексеевском. Речка была не маленькая – более пяти километров длиной. Сейчас увидеть ее практически невозможно, ибо почти на всем своем протяжении Копытовка забрана в коллектор. Несмотря на это, можно назвать некоторые ее ориентиры: исток – в районе Бутырской улицы, затем она протекает под Огородным проездом в районе Марьиной рощи, под Звездным бульваром, так же невидимо пересекает проспект Мира и далее течет под улицами Ярославской и Бориса Галушкина. Там, где Копытовка впадает в Яузу, установлено очистное сооружение, и только там водный поток вновь вырывается на волю. В Москве немало речек, получивших свои имена по тем селениям, что стояли на их берегах, так что Копытовка, протекавшая у сельца Копытово, – не исключение: Очаково – речка Очаковка, Тропарево – Тропаревка, Лихоборы – Лихоборка, Измайлово – Измайловка, Раменки – Раменка и многие другие. Между прочим, в 1922 году по реке Копытовке получил свое название Копытовский (до этого – Алексеевский) переулок, проходивший между Новоалексеевской и Староалексеевской улицами.
   И вновь обратимся к разысканиям К. А. Аверьянова: «В середине XVI в. Копытово, уже сельцо, принадлежало Путиле Михайлову, позднее запустело (и в писцовой книге 1573 года упоминается действительно как пустошь Копытово. – М. Г.), а в 1621 г. Указом царя было пожаловано в поместье князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому. Этот владелец села оставил о себе в отечественной истории обширную память. Впервые в истории он упоминается в 1608 г. с чином стольника. В 1610—1612 гг. участвовал в целом ряде сражений с поляками. Был сподвижником Минина и Пожарского в деле освобождения Москвы от иностранных интервентов и на время, после изгнания врагов и до избрания царем Михаила Романова, был избран главным и единственным правителем государства. За свои деяния он получил титул «Спасителя Отечества», впоследствии очистил Новгород от шведов и умер в 1625 г. воеводой в Тобольске. По описанию 1623 г., в его подмосковном поместье (Копытове. – М. Г.) стоял боярский двор, да двор людской, где жили деловые люди. При нем здесь была построена каменная церковь во имя Алексея, человека Божьего, и Копытово по храму получает второе прежнее название Алексеевское». Теперь становится понятна мотивировка топонима Алексеевское: Алексеевская церковь – село (сельцо) Алексеевское. Но какое же имя стало первоосновой названия церкви, что оно означает?
   В православных святцах вы найдете несколько почитаемых церковью святых и подвижников, носивших имя Алексий: мученик Алексей Константинопольский (его память празднуется 9 августа по старому стилю); святитель Алексий, митрополит Московский и всея Руси (его память празднуется 12 февраля, 20 мая и 5 октября по старому стилю); затворник Алексий Печерский, в ближних (Антониевых) пещерах (его память празд-нуется 24 апреля и 28 сентября по старому стилю); Алексий, человек Божий (его память празднуется 17 марта по старому стилю).
   Само имя Алексей/Алексий – по происхождению греческое ,как и многие наши мужские имена, например – Александр, Анатолий, Аркадий, Василий, Герасим, Григорий, Евгений, Иларион, Карп, Косма (Кузьма), Леонид, Макарий, Никита, Онисим, Петр, Прокопий, Стефан (Степан), Тимофей, Федор, Харитон и другие. Все они появились на Руси вместе с приходом православия из Византии. Греческое имя Alexiosв основе своей имеет слово alexo, означающее «защищать, отражать, предотвращать». Поэтому и наше христианское имя Алексейсвятцы обычно объясняют как «отражающий, предотвращающий».
   Церковь в Копытове была построена князем Дмитрием Трубецким в честь почитаемого христианского святого Алексия, прославившегося в Риме в V веке. Почему же церковь именует его Алексием, человеком Божиим? Доподлинно известно, что родители его, знатные и богатые римляне (отец был патрицием), долгое время не имели детей. Наконец, как повествуют богословы, Бог услышал их молитву и даровал им сына, которого они назвали Алексием. Мальчик получил самое лучшее по тем временам воспитание и образование. После достижения совершеннолетия Алексий был обвенчан в Риме с «отроковицей из рода царска». Но вскоре после брачного пира молодой муж тайно оставил свой дом и на корабле уплыл далеко в Месопотамию, в город Эдессу. Там он долго молился Неруко-творному образу Господа Нашего Иисуса Христа, роздал все, что имел при себе, бедным, а сам «облекся в рубище нищеты» и стал жить, прося милостыню на паперти храма Пречистой Богородицы, совершая великий подвиг смирения. Так он провел среди нищих семнадцать лет, а родители и жена не могли его разыскать. Снискав почет и уважение в Эдессе, Алексий захотел покинуть город и уплыть в иное место, но его ждало еще более тяжелое испытание: волею провидения он оказался в Риме и нашел приют в родительском доме – как никому не известный, бездомный нищий. В Житии Алексия сказано, что он еще семнадцать лет прожил неузнанным в доме отца, в смирении и терпении безропотно перенося все лишения и невзгоды на глазах горячо любящих и постоянно оплакивающих его родителей и осиротевшей супруги. И только после его смерти они узнали, кем же на самом деле был этот нищий.
   После смерти вдовы князя Трубецкого в 1662 году село Алексеевское (а оно уже стало селом, поскольку в нем была выстроена церковь) было присоединено к обширным царским вотчинам, так как у Трубецких не было детей. (Не потому ли князь Дмитрий Федорович и выстроил раньше в Копытове храм именно Алексия, человека Божия, – в надежде вымолить у Бога счастье стать отцом?)
   Почему село Алексеевское приглянулось царю Алексею Михайловичу? Известный москвовед А. А. Шамаро незадолго до своей смерти в одной из последних публикаций, как раз посвященной Алексеевскому, предположил следующее: «Наверное, потому что расположено было поблизости от Сокольников, где „Тишайший“ так любил предаваться „птичьей потехе“ – соколиной охоте, после которой можно было в новой своей усадьбе и отдохнуть, и отметить за трапезой охотничьи успехи. Наверное, и потому, что в этом селе была церковь в честь его „ангела“. Но главная причина, видимо, в другом: село лежало на Троицкой дороге – на пути в Троице-Сергиев монастырь, куда очень набожный и благочестивый самодержец ежегодно ездил на богомолье. Новая вотчина очень подходила для строительства в ней так называемого „путевого дворца“, в котором Алексей Михайлович, возвращаясь с Троицкого богомолья, мог бы подготовиться к торжественному въезду в первопрестольную».
   А. А. Шамаро был прав в своих догадках: именно для поездок в Троице-Сергиеву лавру Алексею Михайловичу и нужен был удобно расположенный путевой дворец в селе Алексеевском (еще один путевой дворец уже существовал к тому времени в селе Тайнинском). Дворец в Алексеевском выстроили одноэтажный, но просторный – длиной около шестидесяти метров. Из архивных источников видно, что строительство велось с размахом: например, в октябре 1673 года здесь, помимо стрельцов, трудились почти четыре сотни наемных мастеров. Тишайший побывал в Алексеевском в том же месяце. В 1676 году была заложена новая каменная церковь (которая должна была соединяться с дворцом переходом) – в честь Тихвинской иконы Божией Матери. К несчастью, царю Алексею Михайловичу так и не суждено было увидеть достроенными ни дворец, ни новый храм – в 1676 году он скончался. Строительство Тихвинской церкви было доведено до конца лишь через шесть лет – в 1682 году.
   Самодержцы Романовы в XVIII веке мало интересовались Алексеевским, и здешние постройки стали приходить в упадок. Путевой дворец был сломан (уже в 1803 году Н. М. Карамзин описывал, как царские хоромы постепенно разрушаются), а в 1824 году разобрали и церковь Алексия, человека Божия.
   Дальнейшая судьба Алексеевского была похожа на судьбу многих подмосковных сел: росло население, развивалась легкая промышленность (уже в 1890 году в Алексеевском работали семь небольших фабрик). В конце XVIII века через Алексеевское провели знаменитый Мытищинский водопровод, построили водоприемную станцию, а в 1830 году – Алексеевскую водокачку. В границы Москвы Алексеевское было включено в начале XX века.
   Много воды утекло с тех пор, как на нынешней Церковной Горке возникла та самая, первая деревня Алексеевская. Не видно теперь, как прежде, с этого холма ни Ростокина, ни Леонова, ни Свиблова. А вот Останкино угадывается – прежде всего благодаря игле Останкинской телебашни.
   Но все так же собирают православных колокола храма Тихвинской иконы Божией Матери, все так же многолюдно у ворот церкви по праздникам, все так же здесь ежедневно идет богослужение, по установленным дням происходят венчание, крещение. Храм этот – не просто очень интересный архитектурный памятник, с аркадой, высоким двухсветным четвериком с круговым обходом, с пирамидой кокошников и пятью главами. Он – настоящее сердце Алексеевского, и заметим, что богослужение здесь не прекращалось даже в самые мрачные годы советского периода. Примечательно и то, что кроме четырех приделов в этой церкви – преподобного Сергия Радонежского, Святителя Николая, мученика Трифона, Воскресения Христова – есть и пятый придел: Святого Алексия, человека Божия.

Воробьевы горы

   Почти все топонимы, которым посвящены главы этой книги, имеют особый московский колорит и неотделимы от самого понятия «Москва»: Арбат и Теплый Стан, Сретенка и Собачья площадка, Пречистенка и Сокол. Невозможно представить себе Москву и без Воробьевых гор.
   Совсем не случайно эта московская местность была любима многими русскими писателями, которые упоминали о ней на страницах своих романов, повестей, поэм. Именно с Воробьевых гор открывается самая широкая и живописная панорама столицы.
   Название Воробьевы горынаходим мы на страницах произведений, писем и дневников Н. М. Карамзина, М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. М. Горького, А. А. Блока и других. Так, панорама Воробьевых гор вносит по замыслу Льва Толстого успокоение в трудный час в душу Пьера Безухова: «На всем, и на дальних и на ближних предметах лежал тот волшебнохрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с древней церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома, все это неестественно-отчетливо, тончайшими линиями вырезывалось в прозрачном воздухе».
   А другой классик российской словесности, обладавший не менее острым художественным восприятием окружающего мира, поэт Александр Блок заметил как-то: «Париж с Монмарта не то, что Москва с Воробьевых гор».