– Портрет Мерлина.
   – Господи! Неужели старикан тебе на занятиях не надоел? Брось эту гадость и иди в холл...
   За кадром
 
   Угнездившееся во впадине яйцо выглядело странно – это я понял с первого взгляда. Оно стояло почти вертикально, и высоко вверху синел проклюнувшийся рот – единственная часть, вылупившаяся из скорлупы. Сама же скорлупа, вместо того чтобы налиться цветом и покрыться трещинками, стала ноздреватой и серой, как весенний снег. Изменилась и подземная пещера. Свет в ней стал ярче, а контуры известковых колонн приобрели гладкость, свойственную скорее рукотворным, чем природным творениям.
   Под самым сводом вдруг что-то звякнуло, и мимо моего носа стремительно пронесся яркий зеленый комочек. В последнюю секунду ухватив его, как кошка ловит на лету надоедливую муху, я поднес добычу к лицу и ахнул – стараясь высвободиться, в руке извивался бархатный дамский кошелек. Стоило мне чуть ослабить хватку, как кошель выскочил из плена и мгновенно всосался внутрь чавкнувшего рта.
   – Ангелы меня побери, – перепугался я, отскакивая от яйца. – Да это идол!
   – Идол? – подняла брови Вторая. – Мы же клали змия-искусителя!
   – Это мы должны были положить змия-искусителя, а положили нечто совсем другое. Сама посмотри. – Я достал из нагрудного карманчика робы монетку и опасливо зашвырнул к потолку.
   Честно говоря, я был уверен, что моя монета тоже всосется в скорлупу, но змий почему-то не принял подарка. Подкинутая вверх монетка глухо стукнулась о свод пещеры и упала мне под ноги.
   – Странно...
   Пока я раздумывал, Вторая решила собезьянничать – вынула из кармана брюк черный шестигранник и пульнула его прямиком в пасть змия. Кружась на манер подхваченного ветром осеннего листочка, шестигранник полетел вверх. На этот раз змий не стал выкаблучиваться – проглотил монету и даже чавкнул от удовольствия.
   – Он жрет деньги, – мрачно констатировала Вторая.
   – Он берет полагающиеся ему жертвы, – поправил я, – как и положено идолу. Иначе ему не вырасти. Не удивлюсь, если кроме монеток он также начнет прихватывать и жертвенных овец, а потом плавно перейдет от них к вершине жертвоприношения – юным девицам. На твоем месте я бы держался подальше. Ох, чувствовал я, что с этим яйцом не все в порядке. Что делать будем?
   – Вернуть в инкубатор с претензией вряд ли получится, – утвердительно сказала Вторая из-за колонны. – В капсулу нам его не затолкать.
   – Это уж точно. С минуты на минуту может начаться процесс появления нашего цыпленочка на свет. Думаю, нам даже прикасаться к нему не стоит, а то ам – и одной жизни как не бывало. И это еще в лучшем случае.
   – Боишься, что он и тебя примет за юную девицу?
   – Боюсь, что он примет нас за глупых овец! Нет, но как можно было так ошибиться? Какой идиот выдал тебе идола вместо искусителя? С самого понедельника сплошная невезуха! Третьему хорошо – он в изоляторе, а мы никак с заданием разделаться не можем! Еще и чертенок этот...
   – Интересно, а почему он ест не все монеты подряд? – заинтересовалась напарница. – Мою взял, а твою забраковал.
   – Спросишь у сотрудников инкубатора, когда вернемся, – желчно сказал я. – Если успеешь. Лично я бы за подобные диверсионные действия расстреливал перед строем.
   Наушник, до сего момента молчащий, вдруг завибрировал. Я ладонью прижал сбесившуюся кнопку.
   – Пятый! Пятый! Жетон нагрелся! Срочно возвращайтесь в Башню!
   – У нас проблема, – мстительно сообщил я. – Как я и предупреждал, яйцо оказалось некондиционным! Мне кажется, это ид...
   – Бросайте все! Под мою ответственность! Срочно в Башню!
   – Но...
   – Бегом!!!
   – Точно под вашу ответственность?
   – Пятый! Тревога! Отставить все! Это приказ!
   – Уже взлетаем, – вздохнул я.
   – Чертенок на человеке! Повторяю: он на человеке! Повторяю...
   – Можете не повторять. Я готов лично порвать в лоскуты всех охранников и учеников магических курсов, но найти маленького мерзавца, – без особых эмоций проговорил я.
   – А почему голос такой спокойный? – насторожился куратор. – Где кураж?
   – Нет куража, товарищ куратор. Устал.
   – Понятно.
   Вот после этих слов на меня накатила настоящая злость. «Понятно»? Да что тебе может быть понятно, бездушная канцелярская скрепка! Столько дней без нормального отдыха, практически без сна, на сухих пайках! Один из которых к тому же оказался просроченным!
   – Как же змий-искуситель? – растерялась напарница. – Раз он до сих пор не вылупился, то придется все отменить? Мне прекратить сеять панику?
   – На усмотрение куратора, – сухо сказал я.
   Голос в наушнике звучал не слишком радостно.
   – Ни в коем случае. Наоборот, усилить.
   – Я не могу разорваться, – отказалась Вторая. – Надеюсь, вы понимаете, что живые кошмарики, разгуливающие по городу, не сами собой заводятся? Давайте подмогу.
   – Нет подмоги! И не будет! Вместо того чтобы складывать лапки и паниковать, головой надо думать! – Куратор так разозлился, что я почти наяву увидел брызги слюны, вылетающие из наушника. – Спроси старшего, более опытного напарника, наконец! Может, у него мозгов побольше?
   Если он надеялся меня поддеть, то просчитался С фантазией у меня все в полном порядке, в нашей работе без нее никуда. А нестандартные решения вообще мой конек.
   Лирическое отступление.
   Хорошо помню, как год назад бригада наших билась над проблемой: как заполучить душу одного особо ценного праведника, если он, кроме святых образов никого и ничего видеть не в состоянии? Хоть голым перед ним пляши – не видит, и все тут! Пока они ломали головы, я быстренько создал фантом светлого Духа, который и подсунул праведнику наш стандартный бланк на взаимовыгодный обмен: душа на счастье.
   Когда я вернулся на базу и продемонстрировал подписанную бумагу, на меня сбежались смотреть все, кто мог ходить. «Как тебе это удалось?! Как тебе это удалось?!» Очень просто: праведники зачастую доверчивые как дети. Раз светлый Дух ему говорит «Подпиши» – значит, надо.
   Обидно, правда, что канцелярия бланк все-таки забраковала – им не понравилось, что праведник по неграмотности вместо подписи крест поставил, – но все равно свою долю славы я тогда получил.
   Так что требование куратора «придумать что-нибудь» для меня проблемой не явилось.
   – Я бы использовал автора устрашающих монстров лично, – небрежно бросил я.
   – Это как? – удивилась Вторая.
   – Как? – поддержал ее куратор, забыв, что ему-то уж такие вопросы точно не по рангу. Если придерживаться инструкции, то это он должен говорить мне как, а я только исполнять.
   – В Башне сидит художник, Филипп Стульс, – снисходительно пояснил я. – Именно его картинки использовала до сих пор Вторая для материализации – он рисует, она оживляет. Если с этой минуты все художества, выходящие из-под его пера, будут самостоятельно оживать – наше вмешательство не потребуется. Временно, конечно. Только до завершения операции.
   – Гениально! – восхищенно простонала Вторая.
   – А вдруг ему надоест рисовать? – недоверчиво спросил куратор.
   – Вырвать из рук этого парня бумагу невозможно, – с апломбом признанного умника бросил я.
   – Ты уверен, что Филипп не заполонит город цветами и фруктами? – все еще сомневался куратор.
   – Если бы он был демиургом, я бы не хотел оказаться в созданном им мире. Даже фрукты и цветы получаются у него угрожающе жуткими.
   – Хорошо, – сдался куратор. – Как только доберетесь до Башни – наделяйте его руку даром материализации под мою ответственность. Кстати, чуть не забыл: техники для вас оставили карманный локатор под южным отражателем. Локатор настроен на жетон чертенка, может пригодиться. Капсула разогрета? Вперед.
   С наслаждением опустившись на продавленные десятками предшественников сиденья, мы с напарницей одновременно выдохнули: уф! Несколько минут передышки – такую роскошь начинаешь ценить только тогда, когда набегаешься до потери пульса. Слышали выражение «откинуть копыта»? Придумано и выстрадано полевыми работниками.
   Блестящее продолговатое веретено вывинтилось из земли и стремительно поднялось на поверхность. Пока мы были в пещере, здесь наступило утро. Сквозь стенки капсулы было отлично видно, что город накрыт прозрачным, отливающим на восходящем солнце радужными разводами куполом.
   – Сфера нашего влияния окрепла, – гордо сказал я. – Скоро купол станет совсем черным. Уровень страха горожан растет даже быстрее, чем планировалось. Если так пойдет дальше...
   – То все насмарку, – горько продолжил за меня куратор. – Положительные не смогут пробиться сквозь купол. А ведь чертенок еще не найден!
   Клянусь рогами, я растерялся. Спрашивается, какая связь между телом покойного чертенка и Положительными? Тем более если он клон Са... сами понимаете кого.
   Тем временем куратор, кажется, сообразил, что загнул что-то не то.
   – Ты это... забудь, что я сказал, Пятый. Оговорился.
   – О чем вы? – изобразил полнейшее непонимание я, поворачивая руль.
   – Ну, об этом... насчет купола, – окончательно смешался куратор и вдруг с подозрительным азартом начал нас хвалить: – А вы молодцы! Организация будет гордиться вами! Герои!
   Вот это было уже совсем странно. Пока я мысленно пытался логически состыковать вместе чертенка с Положительными и присобачить к ним еще и купол, куратор разливался хвалебной песней, как глухарь на току.
   Очнулся я от тычка в бок: этим простонародным способом Вторая просигнализировала, что я пропустил поворот. Голос куратора звучал уже не так искренне и без прежнего энтузиазма. Оно и понятно: почтенные административные работники не привыкли подолгу говорить комплименты.
   – Молодцы, ребята, – кислым тоном закончил куратор речь и вдруг мечтательно добавил: – Может, нас с вами еще и наградят за это дело.
   – Ага, как же.
   Молча покивав, я перевел взгляд влево. С картофельного поля под городской стеной доносились звуки выстрелов – по приказу Наместника армия теперь вставала с рассветом. За городскими воротами, на дальнем поле, принадлежавшем соседям, тоже виднелись согнутые людские спины.
   – Обоюдная подготовка к войне в самом разгаре, – констатировал я. – Не пойму только, что делают противники. Ползают? Окапываются?
   – Собирают капусту, – доложил куратор.
   – Саблями? – поразился я.
   – Резаками, – похлопала меня по плечу Вторая. – Ты что, Пятый, перегрелся? Какая война? Соседи вовсе не думают нападать на город, они мирно трудятся.
   – С кем же тогда будет воевать Наместник? – забеспокоился я. – Ведь он не отступит – сами видите!
   Куратор в наушнике неразборчиво каркнул, что, как я понял, приравнивалось к равнодушному пожатию плечами.
   – Кто первый подвернется, с тем и повоюет, – ответила за него Вторая. – Это уже не наша с тобой забота. Пусть администраторы просчитывают.
   Я уже собирался ехидно заметить, что администраторы чаще просчитываются, чем просчитывают – обещанного дождя все нет, и русло реки по-прежнему сухое, – как на меня сверху упали первые крупные капли. Запоздалое (на несколько суток) природное явление словно вознамерилось искупить свою непунктуальность утроенной энергией и излилось на наши бедные головы мощным потоком.
   Видимость моментально упала до нуля. Сколько живу, под такой жуткий ливень еще не попадал! А вот автоматика капсулы, похоже, вообще не посчитала дождь за осадки. Во всяком случае, дворники включились только тогда, когда мы чуть не врезались в каменную горгулью, установленную на крыше Черной Башни.
   Я резко затормозил, потрогал свеженькую шишку на лбу – если шрамы украшают мужчину, то о шишках этого не скажешь – и открыл люк. За то время, что. мы были в пещере, техники закончили работу. Теперь по всему периметру верхнего ограждения Башни были расставлены черные зеркала-отражатели.
   Порывшись под ними, я вытащил гладкий красный цилиндр. Карманный локатор был чисто вымыт дождем и насквозь промочен – спасибо тупоголовым техникам, которые не догадались упаковать прибор.
   Чтобы успокоиться, я сделал несколько глубоких вдохов с выдохами и огляделся вокруг.
   Вид города в рассеянной водяной дымке мне понравился. В нем появилась недостающая прежде торжественность и намек на страшные тайны, скрытые за неприступными стенами. Если бы я знал тогда, что это за тайны, то катапультировался бы на ходу. Но я был наивен, полон честолюбивых планов и чувства ответственности перед Организацией.
   Итак – оставив капсулу на крыше, мы задраили люки и, еще раз сверившись с куратором, нырнули в темноту.
 
   Восточный квартал, дом Чайхана. Утро
 
   Подготовка к свадьбе настолько важное и хлопотное дело, что требует от участников полной самоотдачи. Зачастую организаторы в процессе вообще забывают, из-за чего, собственно, весь сыр-бор, и рычат на путающихся под ногами жениха с невестой.
   – Лейла! Опять ты! – Увесистый шлепок по мягкому месту обозначил желание матери спровадить дочь из комнаты как можно скорей.
   – Но мама! – возмутилась Лейла, потирая бедро. – Я тоже хочу посмотреть! Все-таки это мое приданое!
   – Вот выйдешь замуж, тогда и насмотришься! Куда прете сундук? Он должен стоять здесь. Да простит меня Лакшми, я сейчас убью этих негодников! А ну, брысь! Коралл! Кому сказала!
   – В цветочной лавке отказались продать отдельно лепестки. – Флегматичный голос старшего сына Чайхана раздался за спиной сестры так неожиданно, что она вздрогнула.
   – Так купите целые цветы! – рявкнула мать семейства.
   – Но ведь мы должны обсыпать их лепестками? – уточнил сын.
   – Купи цветы и обдери с них лепестки!
   – А если жених не появится еще неделю? Они завянут! И куда их в этом случае?
   Положите на мою могилу! – мрачно предложила мать, оттаскивая в сторонку рулон парчи, перегородивший вход в комнату.
   – Зачем вы так, мама? – ласково возмутилась Лейла, успокаивающе поглаживая мать по плечу. – Хендрик уже едет. Не надо говорить таких страшных вещей.
   – Опять ты! – изумилась мать, отмахиваясь кухонным полотенцем. – Чем стаптывать о мостовую новые башмаки, лучше пойди в свою комнату, сделай прическу!
   – Но мама! Там скучно!
   – Говорю, пойди! Невесте не пристало болтаться под ногами у старших, с этим отлично справляются твои братья, чтоб их шайтан забрал!
   – Что я буду делать в своей комнате? – проорала Лейла на ухо матери. '
   – Книжку почитай! – гаркнула в ответ супруга Чайхана и повернулась к бабушке. – Мама, вы нашли для Лейлы какую-нибудь полезную книжку для девиц? Я же вас просила! Нет? Не нашли? Езус-Мария, никому ничего нельзя поручить! А сами что под мышкой держите? Народный эпос? Дайте сюда! А я вам говорю, дайте! Вот, – мать сунула в руки дочери потрепанный томик в зеленой обложке, – сиди, ешь орехи и читай. И умоляю – чтобы в ближайшие три часа тебя не было ни видно, ни слышно!
   Обиженная девушка закусила губу и скрылась в глубине дома. Набросав на кровать все подушки, что нашлись в комнате, она зачерпнула полную горсть орехов из маленькой инкрустированной изумрудами вазы и открыла книгу.
   «Камасутра».
   – Ну и название, – с досадой скривилась красавица, тоскливо пролистывая толстенный том. – Хорошо хоть картинки есть.
   Устроившись удобнее, Лейла приступила к чтению...
   Голоса родных доносились снизу приглушенно, как сквозь вату. Судя по металлу, все чаще звучавшему в голосе матери, хлопоты были в самом разгаре.
   – Тебя кто послал, такого бестолкового? Осторожней, осторожней, не порви! Да простит меня Аллах, впервые вижу настолько безрукого посыльного! Это же свадебный убор невесты! Одних жемчужин на юбку пошло не меньше трех фунтов! А вышивка золотом? Аккуратно, не зацепи ногтями!
   Прибывший курьер попытался оставить свою ношу и убраться восвояси, но хозяйка остановила его грозным окриком:
   – Куда? Кто, по-твоему, должен это тащить? Неси наверх, в комнату Лейлы!
   Перекинув через плечо парадное одеяние невесты, в котором веса была не меньше, чем в дорожной сумке, набитой камнями, курьер, пыхтя, двинулся вверх по лестнице.
   Сидящая в своей комнате Лейла была полностью поглощена книгой. Она сама не заметила, как опустошила вазочку орехов и выпила кувшин воды.
   Когда над ней вдруг выросла фигура молодого человека, девушка вздрогнула, но потом догадалась: это же он! Он! Все точно так, как и обещал дядюшка Оскар: Хендрик появился у ее постели внезапно, без предупреждения!
   Так, надо быстро взять себя в руки. Не к лицу просватанной невесте, без пяти минут жене молодого графа и племянника известного дипломата визжать при первой встрече с любимым.
   – Это ты? – томно спросила девушка, приподнимаясь на подушках.
   – Я, – согласился посыльный, с облегчением сбрасывая свадебный наряд на кровать.
   – Долго же ты шел, я заждалась уже. – Из-под юбки показалась кокетливо отставленная ножка, обутая в вышитую туфельку.
   – Еле дотащил пудовые тряпки, весь упарился, – простодушно признался курьер, косясь на обнаженную коленку красавицы. – Мамаша сказала, без них никак. Как ты только это наденешь? Тяжесть неимоверная.
   Лейла оттаяла. Конечно, Хендрик не идеально соответствовал описанию дядюшки: простоват в обхождении, глаза не голубые, а просто серые, зубы если и можно сравнить с жемчугом, то не с первосортным, а о золотых кудрях вообще говорить не приходится. Но прерывистое от волнения дыхание и роскошный подарок, который он возложил к ее ногам, искупали многое.
   – Иди же ко мне, мой рахат-лукум, – проворковала красавица, притягивая к себе жениха.
   Посыльный смущенно присел на край кровати. Лейла невольно принюхалась и сморщила носик:
   – Фу-у... Ты что – колбасы нажрался? Почему цветами не пахнешь?
   – Цветов не ем-с! – пискнул посыльный и получил из рук девушки душистую карамельку, сваренную из патоки. Пока он сосредоточенно улучшал запах изо рта, Лейла полюбовалась на его губы и строго спросила:
   – Ты действительно принес этот свадебный наряд для меня?
   – Ну да!
   – И ты на самом деле такой необыкновенный, как все говорят?
   Посыльный хихикнул, потупился и спрятал руки в карманы.
   Стальная рука девушки, привыкшая легко ворочать казанами с пловом, подняла его подбородок и тщательно ощупала. Вторая стальная рука нырнула в карман молодого человека и сжалась изо всей силы.
   – О чем ты сейчас думаешь? – проворковала Лейла. – Когда твоя рука в моей руке. Не о любви ли случайно?
   Посыльный, который в данный момент думал, что спустя минуту о любви он сможет только вспоминать, тихо заскулил и замотал головой. На его глаза навернулись не скупые мужские слезинки, а щедрые потоки, которые Лейла приняла за проявление радости.
   – Так, значит, наша помолвка была не случайной! – радостно прокричала она. – Ты – моя судьба! А я – твоя судьба! Иди же ко мне, любимый, я согласна! Бери меня, мой орел!
   Освободившийся посыльный метнулся было к выходу, но был стреножен шарфиком и придавлен к дивану охапкой подушек.
   – От судьбы не уйдешь! – угрожающе прошептала Лейла и, отшвырнув локтем мешающую «Камасутру», впилась в душистые губы юноши...
 
   Черная Башня. Утро перед занятиями
 
   Ректор потрясенно смотрел на искалеченные стулья. Сиденья располагались непосредственно на полу. Ножки отсутствовали.
   – Кто их так? – строго спросил он.
   – Разрешите позвать Фузимира, пан Ректор? – щелкнул каблуками долговязый чернокнижник, пан Тын.
   Ректор поморщился.
   – Зови.
   Вызванный Фузик был недоволен. Последние несколько дней он был вынужден следить за товарищами днем и ночью и хронически недосыпал. Привилегия в виде вкусного питания не радовала – есть хотелось меньше, чем спать.
   Зевая во весь рот, доносчик с ненавистью начал:
   – К-к-к-к-к...
   – Курсист Кендр, – перебил его Ректор. – Я уже догадался. Скажи, что он сделал со стульями?
   – Его слуга к-к-к-к...
   – Кусал? Кромсал? Красил? Курил? – подсказал Ректор.
   – Нет. Он делал из них к-к-к-к...
   – Квас! Капусту! Кумыс!
   – Нет. К-к-к-к...
   – Покажи жестами! – не выдержал Ректор. – Или лучше вот тебе целый стул, покажи на нем.
   Фузик с готовностью бросился выполнять приказ. Он взял стул и попытался переломить его ножку через колено. Это оказалось непросто. Ректор был вынужден долго наблюдать, как несчастный Фузик обливается потом, морщит лицо и наконец отбрасывает от себя неподдающийся предмет мебели, покрыв его руганью и не заикнувшись ни на одном «к».
   – Вот так, – грустно подытожил Ректор. – Мы ничего не узнали, зато добились значительных успехов в лечении заикания курсиста Фузика. Нецензурные выражения даются ему гораздо легче. Попробуй еще раз словами, малыш. Вдруг теперь получится.
   Фузик набрал полную грудь воздуха и начал:
   – Он делал из ног стульев к-к-к-к...
   – Кукол? Коробки? Конфетти?
   Фузик замотал головой.
   – Я так не могу, – мрачно сказал Ректор. – Во вверенном мне учебном заведении на нижнем ярусе из столового комплекта не осталось ни одного стула! Фузик, чтоб тебя! Не показывай, что Филипп делал со стульями! Покажи, что получилось в результате! Сможешь?
   Фузик обрадовано закивал. То, что он обрисовал руками в воздухе, поставило в тупик даже бывалого Наставника по заклинаниям. А ведь ему приходилось ежедневно тренировать руки на занятиях.
   – Да-а, – покраснел Ректор. – Что-то мне эта форма напоминает... Давно знакомое. Видно, отсутствие женского пола начинает плохо сказываться на курсистах...
   – Он пробовал описать этот предмет письменно? – повернулся Ректор к пану Зелинскому, старясь не встречаться глазами с Фузиком.
   – Да, сэр. Вот.
   Ректор задумчиво посмотрел на лист бумаги. Точно можно было сказать одно – это неразборчивое слово состоит из трех букв.
   Неизвестно, куда завело бы преподавательское расследование, но тут пана Йоххала Тына посетила гениальная мысль.
   – Скажи, – ласково обратился он к Фузику, – а ты видел, куда Хендрик и Филипп спрятали то, что сделали из стульев?
   Курсист радостно замотал головой.
   – Неси!!! —заорали Ректор и оба Наставника в три голоса.
   Через пять минут на столе перед ними лежал предмет, который полностью реабилитировал Фузика. Чтобы назвать его, минуя роковую «к», нужно было иметь богатый словарный запас.
   Это был заостренный с одной стороны брус прямоугольного сечения из осины. Или, проще говоря, осиновый кол.
   – Приехали, – подвел итог Ректор. – Учащиеся готовятся отразить нападение вампиров. Давайте подумаем вместе, не переборщили ли мы с чесноком на стенах? Кстати, мне кажется, или на самом деле в коридоре шум?
   Ректору не казалось.
   Шум в коридоре объяснялся просто: под дверью каминного зала топтались Филипп с Хендриком. Ученики, обеспокоенные таинственным исчезновением из тумбочки веревки, решили прояснить ситуацию в Башне и теперь подслушивали. Что касается Хендрика, то он еще и подсматривал через замочную скважину, время от времени меря слугу убийственными взглядами.
   – Идиот! Зачем ты испортил мебель?
   – Вы же сами сказали – такой толщины, как ножка. Я и решил, что...
   – Балда! Теперь все наверняка знают, что мы что-то затеваем! К тому же я просил пару штук, а ты сколько наломал?
   – Простите меня, пан Хендрик.
   – Да-а, Филя. Повезло мне с тобой, великий творец. Если в первом акте пьесы тебе в руки попадает какой-нибудь предмет, то во втором акте он будет уже раздолбан. В щепки и пыль.
   – Я больше не буду...
   – Конечно, не будешь! Я теперь тебя и близко не подпущу! Нет, а Фузик-то хорош, а! Косоглазый предатель! Недаром он мне сразу не понравился... Надо было разрешить Доби убить его в первый же день.
   – Как же побег? – скис слуга. – Все отменяем?
   – Еще чего! – возмутился Хендрик. – Лично я бегу сегодня же ночью, как собирался, и никакие фузики не могут мне помешать.
   – А я?
   – Вот насчет тебя не знаю. Привидений боишься, ценное имущество теряешь...
   – Сэр Хендрик, я клянусь...
   – Ладно, пошли строиться. Твой любимый Наставник по ВП пришел...
   Этим утром Наставник выглядел серьезным и торжественным. Через его руку перевешивалось свернутое красное полотнище.
   Вместо ставших привычными «равня-ась-смирно» он откашлялся и провозгласил:
   – По приказу Ректора нам необходимо усилить наглядную агитацию! Кто умеет рисовать – шаг из строя!
   Ученики дружно расправили плечи и сдвинулись еще плотнее.
   – Та-ак, – подвел итог Наставник. – Поставлю вопрос иначе. Кто хочет вместо физической подготовки заняться рисованием?
   Восемь пар ног одновременно продвинулись вперед.
   – Другое дело, – потер руки Наставник, – Молодцы, ребята! А теперь еще одно уточнение. Кто из вас действительно умеет рисовать? Я имею в виду, по-настоящему умеет, красками и кисточкой?
   Строй не дрогнул.
   – Столько художников сразу – это же страшная сила! – восхитился Наставник. – Только мне нужен пока один. И это будет... будет...
   Филипп умоляюще закатил глаза, и его немая молитва была услышана небесами.
   – Курсист Филипп? – переспросил Наставник. – Ты хоть раз в жизни рисовал красками?
   – До призыва я учился на художника, уважаемый пан, – скромно, но отчетливо доложил Филипп. – Мои пейзажи славились на всю округу.
   – Давай, сынок! – обрадовался Наставник, – Вот тебе красная лента и текст, к завтрашнему дню напишешь вдохновляющий лозунг. Повесим в столовой. Только вот красок нет, у нас временные финансовые трудности.