– Дарю, – великодушно сказал он. – Презент.
   – А ты сам как же? – вежливо спросил Чайхан, прижимая подарок к груди.
   – Послезавтра прибудет карета с вещами. В ней этого папира... – Оскар изобразил жест, который должен был убедить Чайхана, что карета не то что наполнена, а буквально набита аналогичными рулонами.
   – Насчет гостиницы, это ты хорошо придумал, – задумчиво сказал Чайхан, ставя перед Оскаром плошку с каким-то блюдом, похожим на сладкий плов, но издающим запах карри. – Что значит умный человек. Вот накоплю денег и открою гостиницы по всему миру. Назову именами детей, как думаешь? Шератон, Савой, Лейла.
   – Думаю, будет звучать, – радостно согласился Оскар, приступая к трапезе. – Отель «Шератон». По-моему, хорошо!
   – Только вот Коралл... Не мальчишка, а бич Божий, насчет него сомневаюсь я... Достоин ли мой хулиган...
   – Даже не сомневайся! Коралл-бич – звучит великолепно! Так и представляешь себе море, песок...
   – И чтобы фонтан в холле, – мечтательно сказал Чайхан.
   – Это будет совсем уж замечательно.
   – И потолок с цветочной росписью и выдержками из священных книг.
   – Кошерно! То есть, я хотел сказать, шикарно!
   – А перед входом лужайка и места для карет...
   – Угу.
   – И одна из комнат будет не просто комната, а с большой-пребольшой...
   Речь Чайхана лилась безостановочно, как водопад. Оскар уже доел плов и начал жалеть, что когда-то мечтал о большой семье с кучей родственников. Недаром говорят, что если Господь хочет наказать, то выполняет глупые желания. В чувстве юмора Всевышнему не откажешь. От визга младшеньких Чайхана закладывает уши, и это еще полбеды. Главное – халат, который живет своей жизнью.
   Тело под ним чесалось и зудело. Несколько раз Оскар незаметно приспустил его с плеч, надеясь на то, что реликвия соскользнет на ковер позади него, но неведомая сила подтягивала этот симбиоз природы и портновского искусства на место. Если халат даже выбросить из окна, с тоской подумал Оскар, многочисленные насекомые принесут его обратно.
   Наконец, когда Оскар уже был готов покинуть гостеприимный дом, не прощаясь, и раздеться до нижнего белья прямо на соседней улице, Чайхан снял покрывало с сундука и открыл его.
   Без преувеличения можно сказать, что по комнате разлилось сияние. Оскар сглотнул комок, застрявший в горле, и замер, как кобра, загипнотизированная дудочкой укротителя.
   Как оказалось, неказистый на вид предмет, заменяющий стол, стул, а в случае необходимости еще подпирающий двери на ночь (о чем со смешком поведал Чайхан), таил в себе сокровища, от которых не отказался бы даже средней руки хан. Бусы, гранатовые четки, серьги из хрусталя размером с детский кулак, жемчужные диадемы, да что там – целые фартуки из золота с инкрустацией капельками лазурита были свалены в кучу, словно ненужный хлам!
   Хозяин дома, совершенно растаявший от обходительности и высокого положения гостя, запустил руку в недра сокровищницы и, порывшись, вручил Оскару пару аметистовых запонок.
   – Бери сувенир, дорогой, от души даю. Наше вам аллаверды, как говорится. Эх! Будь ты чуть моложе, я не отказал бы тебе в руке моей дочери. Породнились бы.
   Блеск жемчуга и драгоценных камней отразился в неподвижных карих глазах Оскара.
   – Хотелось бы доверить имущество приличному человеку, чтобы смог умно распорядиться приданым моей бестолковой Лейлы. Да где такого найдешь в нашем захолустье? Плачет деточка моя, страдает мой рахат-лукум, замуж хочет, а не за кого. Трех женихов уже на воровстве поймали. Сплошные жулики и охотники за чужим добром... – сокрушенно сказал Чайхан, захлопывая сундук. – Конечно, приданое неплохое. Пять рулонов парчи, две сотни баранов, саукеле из бархата с лисьей опушкой, расшитый бисером койлек из полушелка! Не считая безделушек... – Он презрительно щелкнул ногтем по крышке сундука.
   К счастью, этот прозаический звук вернул остекленевшего дипломата к реальности. Состоянием? Да хоть сейчас! Породниться? В порыве чувств Оскар поцеловал подаренные запонки и вцепился в плечо хозяина дома:
   – Хендрик! У меня есть племянник, которому пора обзавестись супругой! Давно мечтаю его женить на подходящей девушке из хорошей семьи!
   – Он здоров? – деловито осведомился Чайхан.
   – Как бык. Умен, как Будда. А уж красив – глаз не оторвать! Глаза как сапфиры, розовые щеки, коралловые губы, жемчужные зубы, волнистые золотые волосы...
   Оскар пел дифирамбы со всем пылом продавца залежалого товара. Когда Хендрик превратился в чистого ангела – работящего, умного, экономного, уважительного к старшим и доброго к детям, мечту всех женщин и предмет острой зависти мужчин – Чайхан сдался.
   – Лейла! Иди сюда, дочь. Омой ноги будущему родственнику.
   Подбежавшая с тазиком в руках красавица преклонила перед Оскаром колени. Не успел дипломат опомниться, как с его ноги стянули сапог и погрузили ступню в теплую воду, источающую ароматы розового масла и сандала.
   – Много за нее не возьму, но монет двадцать затребую, – хитро прищуриваясь, сказал Чайхан. – Дура не дура, а меньше никак нельзя, позор.
   – Племянник пока в отъезде. А карета с деньгами и вещами прибудет уже завтра, – королевским тоном ответил Оскар. Мысленно он уже видел себя старым, но уважаемым главой семейства, сидящим на сундуке с сокровищами в окружении темноволосых, как Лейла, внуков с голубыми, как у Хендрика, глазами.
   – Мы подождем, – согласился Чайхан. – Но только не тяни, дорогой Оскар. Четвертая разорванная помолвка – позор для девушки. По нашим законам – месть. Никакая дипломатия тебе не поможет.
   – Кровная месть! – зловеще пообещала бабушка, высовываясь из-за занавески и тыча в лицо Оскару статуэтку Кали. Фигурка скалилась острыми зубами, а по длинному языку, свисающему до пояса, струились потоки нарисованной крови.
   – Надеюсь, до этого не дойдет, – содрогнулся Оскар, незаметно почесываясь.
   Чайхан величественно кивнул и торжественно проводил гостя наверх, в его комнату. И надо сказать, несмотря на то что это было скромное во всех смыслах слова помещение, дипломат был счастлив, как никогда в жизни.
   Оказавшись в одиночестве, он первым делом сбросил с себя халат и буквально взвыл от счастья. Раздевшись с такой скоростью, словно его поторапливал Шухер с ножом, Оскар с наслаждением расчесал плечи и руки. Схватил какую-то палку, чтобы проделать то же самое со своей спиной, но вдруг опомнился.
   Такое впечатление, что за ним кто-то следит.
   Оскар подскочил к окну и прижал нос к мутному дешевому стеклу – так и есть, с обратной стороны на него внимательно смотрело животное. У него была приплюснутая мордочка, какие бывают у породистых персидских кошек, жесткие усы и круглые от страха глаза с вертикальными зрачками. За спиной трепетали жесткие перепончатые крылья с острыми кончиками.
   Пока Оскар соображал, что к чему, странные крылья вдруг растаяли в воздухе, как сахар в горячем чае. Животное разинуло рот в беззвучном мяве и резко провалилось вниз. Дипломат распахнул окно и высунулся по пояс. В свете луны было видно, что от дома Чайхана удирает самая обычная пушистая кошка. Она заметно прихрамывала, но выглядела нормальной.
   Оскар перевел взгляд на луну. На миг ему показалось, что она ухмыльнулась беззубой бандитской улыбочкой, и дипломат затряс головой, стараясь развеять наваждение.
   Держа курс на тарелку с лепешками, гостеприимно оставленную Чайханом для гостя, в полоске лунного света по столу промаршировал необыкновенно большой коричневый таракан. Потирая пальцами ноющие виски, Оскар задумчиво отщелкнул насекомое в сторону, и тут произошло нечто такое, от чего дипломат вмиг забыл о головной боли.
   Упавший таракан не стал беспомощно семенить ножками. Вместо этого он резво вскочил, подошел к самому краю стола и... плюнул в Оскара.
   От неожиданности дипломат не нашелся, чем ответить. Он молча прихлопнул насекомое газетой, которой были накрыты лепешки, утер лицо и опустился на покрытый ковром топчан.
   Самое время подвести итоги.
   Итак: он находится в самом неприглядном квартале города, куда даже привычная ко всему Подлюка согласилась войти лишь с третьей попытки, в доме человека, привыкшего пить чай на сундуке с драгоценностями.
   Только что впервые в жизни его оплевало презренное насекомое.
   Прямо по курсу перед ним возвышается Черная Башня – место, где жуликоватый Наместник собрал всех седьмых сыновей своего города и насильственно учит их магии, надеясь обрести силу и бессмертие. Судя по тому, что за окнами здесь летают не мошки и летучие мыши, как везде, а персидские кошки и злобные вороны – кто-то из мальчишек действительно колдует. Произносит заклинания из магических книг и выпускает на свободу очаровательных зверушек, которых в жизни не бывает.
   Сегодня утром он сам засунул в эту Башню непутевого Хендрика, который ему почти как родной сын (вернется из Башни – убью шутника), но зато сосватал ему богатую невесту.
   Хендрик! Оскар вспомнил про несчастную почтовую ворону и спешно вытряхнул птицу из сумки. Ворона обижено скрипнула, но от крошек хлеба не отказалась. Пока птица угощалась, Оскар оторвал от газеты относительно чистый угол, смахнул с него труп таракана и начал писать ответ мелким, убористым почерком.
 
   «Дорогой племянник!
   Очень рад, что у тебя все в порядке и ты сохранил чувство юмора. Оно тебе прямо сейчас пригодится.
   Итак, сообщаю радостную новость – конец холостяцким гулянкам и глупым шуточкам, ты женишься. Невеста очаровательна во всех смыслах, а состояние папочки ее делает просто неотразимой. Два рулона парчи, целая гора не то баранов, не то верблюдов и сундуки, набитые гранатовыми четками и золотом. Все это счастье продается за смешную цену – 20 монет. Если успею в течение двух дней внести выкуп – она наша, в смысле, твоя.
   Мой теперешний адрес: Восточный квартал около Башни, «Дом Чайхана». В трактир к Солли лучше не суйся – там может быть засада. Жду от тебя весточки, а лучше свидания.
   Твой любящий дядюшка Оскар.
 
   P.S. Где деньги, скотина? Это не смешно! Если я вовремя не заплачу выкуп – мне конец!»
 
   Скрутив письмо тонкой трубочкой, Оскар прицепил его к лапе вороны и выкинул ее за окно, надеясь, что ночная нечисть уже убралась восвояси, но не угадал. Какое-то крупное, покрытое шипами животное тут же спикировало сверху на птицу, но умница ворона сумела извернуться и быстро скрылась вдали. Упустившее добычу создание клацнуло зубами и с досадой заверещало, прорезая воздух нестерпимо высокими трелями.
   Заткнувший уши Оскар широко открыл глаза и встретился взглядом с разъяренной зверюгой, изо рта которой текли потоки ржавой слюны. Между дипломатом и «зверушкой» оставалось не более пары дюймов, когда он понял, что тварь не просто летит ему навстречу, а явно намеревается им поужинать.
   Спасла Оскара цирковая реакция. Буквально в последнюю секунду он успел захлопнуть окно, защемив рамой длинный серый ус, задраил задвижки и без сил рухнул на ковер, выбив целую тучу пыли.
   Ну и денек...
   Все-таки Хендрик оказался прав. С городишкой на самом деле не все в порядке.
 
   Поздний вечер того же дня. Черная Башня
 
   Лежа на кровати под мерный храп соучеников, Хендрик осторожно выудил из недр прикроватной тумбочки трубку, набил ее мелким, похожим на пыль табаком и задумчиво закурил. Рядышком, примостившись у окна, устроился Филипп. Высунув от усердия язык, слуга увлеченно водил карандашом по бумаге, время от времени судорожно вздыхая.
   Хендрик усмехнулся и перевел взгляд на фигурные разводы сырости на потолке. Сказать или не сказать?
   Племянник великого дипломата прекрасно отдавал себе отчет, что признание поставит его по отношению к слуге в совершенно иное положение. В его лице можно нажить друга и помощника, а можно заполучить смертельного врага. Проболтайся Филипп любому из Наставников – и скандал обеспечен.
   С другой стороны, Филипп был не просто слугой. Он оказался седьмым сыном седьмого сына, не смирившимся со своей судьбой. И хотя попытка сбежать, нанявшись на работу в чужой город, была наивной, сам факт вселял в Хендрика некоторую надежду. Если парень так не хотел попадать в Башню, то вполне может согласиться помочь Хендрику.
   А без помощи бежать отсюда никак нельзя.
   Тем более что в качестве просто слуги Филипп оказался бесполезен. Он был неуклюж, нечистоплотен и временами так глубоко погружался в мечтания, что переставал слышать. Все свободное время парень проводил в компании с карандашом и бумагой, а рисование портретов – последнее, что может потребовать господин от своего работника. Особенно таких портретов.
   – Ладно, – сдался Хендрик. – Не в моих правилах открывать карты раньше времени, но тут я вынужден спешить. Филя, брось свою бумагу, сядь рядом. Сейчас я скажу тебе нечто такое, о чем ты не должен говорить вслух даже наедине с собой. Приготовься. Подставь мне свое ухо – тьфу, Филька! От тебя несет мышами, как из старого сундука! Ты хоть когда-нибудь моешься? Ладно, просто сядь ближе.
   Дождавшись, когда слуга выполнил приказание, Хендрик торжественно распрямил плечи и тревожным шепотом доложил:
   – Я собираюсь бежать из Башни и предлагаю тебе оставить мне компанию. Как слуге. И как товарищу по несчастью.
   Реакция слуги и товарища по несчастью оказалась полным сюрпризом для Хендрика. Филипп молча кивнул, сгреб свои вещи из тумбочки в сумку и вернулся к рисованию какой-то геометрической фигуры с ушами, долженствующей изображать кувшин.
   – Филька! – повысил шепот, насколько это было возможно, Хендрик. – Ты не понял меня, дурачина?
   – Почему? Понял, – воодушевленно отозвался слуга. – Я готов. Только сначала надо луны дождаться. А то в темноте страшно.
   – Сам ты темнота! – почти заорал Хендрик, успокаивающе сигналя подмигиваниями проснувшимся товарищам по курсам. Дескать, ничего страшного, воспитываю непонятливого слугу.
   – Почему? – искренне удивился Филипп. – Я собрал вещи, а что еще делать?
   Тут Хендрик не выдержал. Понизив голос до драматического шепота, он принялся костерить слугу, угрожающе размахивая перед его носом потухшей в пылу воспитательной беседы трубкой.
   Под аккомпанемент брани Филипп быстро выгрузил вещи из сумки обратно и вытянулся перед хозяином в струнку, прижимая к груди то, что показалось ему наиболее подходящим для побега, – моток тонкого шелкового шнура и погнутую ложку.
   – Да-а-а... – закончил свою пламенную речь Хендрик. – Я в тебе не ошибся, Филя. Еще минуту назад я колебался, но теперь ясно вижу – ты именно тот, кто мне нужен. С таким удивительно острым умом, направленным не в ту сторону, и природной смекалкой ты мне точно не навредишь. Вот поможешь или нет – еще бабка надвое сказала. Ну да ладно. Повторяю еще раз и по буквам: нам с тобой надо обойти всю Башню и найти слабые места в ее охране. При этом никто не должен догадаться, чего мы ищем. Понял?
   – Да, – кивнул слуга и застенчиво спросил: – Сэр Хенрик, а где вы научились так красиво ругаться?
   – У дяди, – остывая, признался красавец. – Только я по сравнению с ним – тьфу! Цыпленок. Эх, Филя! Провинциал ты мой дикий! Ничего-то ты не знаешь, нигде-то ты не был в своей жизни... Дядя мой, знаешь, сколько языков выучил? Десятки и десятки. А вот я не в него пошел – нет способностей. Кроме «фак ю вери матч» и «бон жирно синьор», ничего из иностранного в памяти не задержалось. – Хендрик лукаво подмигнул и дернул слугу за рукав казенной мантии. – Так, Филя, пригнись ко мне и слушай. Фу-у, Филька! Да от тебя несет не просто мышами! Ты где успел нажраться?
   – На вечернем уроке по теории заклинаний, – сознался слуга, застенчиво прикрываясь рукавом. – Зря вы не пошли.
   – А что давали? – заинтересовался Хендрик.
   – Спиртовую настойку на мышиных хвостах. Наставник сказал, если плеснуть этим во врага и прочитать заклинание, то он превратится в безобидного грызуна.
   – Я вижу, – хмыкнул Хендрик. – То-то у тебя рожа такая... Слушай меня внимательно, пьяный мыш. Придется немного нарушить правила, зачитанные комендантом. Сегодня же ночью...
 
   Свеча в дрожащей руке Филиппа не помогала, а, наоборот, мешала смотреть по сторонам. В конце концов Хендрику это надоело, и он понес ее сам.
   Хитросплетения коридоров Башни складывались в настоящий лабиринт.
   Только что нарушители режима прошли по первым двум ярусам, но не только выход, а даже намек на него не был обнаружен. Зато выяснилось, что строители, не жалевшие камня, поскупились на приличные доски для полов. Чтобы не споткнуться, приходилось внимательно смотреть себе под ноги. Правда, Филиппу и это не помогало. Парень ухитрялся цепляться за каждую неровность и падал столько раз, что новая казенная мантия уже выглядела изношенной, словно одежда попрошайки.
   – Здесь тоже ничего, – разочарованно сказал Хендрик. – Чувствую, придется изучать нижние ярусы.
   – Говорят, там живет привидение! – дрожащим голосом шепнул Филипп, но Хендрик только пренебрежительно отмахнулся.
   – И черт с ним. В крайнем случае, посмотрим, каким образом оно протискивается сквозь стены. Потому что, как я подозреваю, Филя, отсюда только сквозь стену и можно выйти. Никогда не видел такого жуткого дома!
   – Башню строили специально, – грустно подтвердил слуга, – Сначала Наместник вообще не собирался делать окна, чтобы магия через них не просачивалась, но потом их все-таки пробили. И закрыли решетками.
   – Чтобы молодые маги сквозь окна не просочились, – понимающе кивнул Хендрик. – И что теперь прикажете делать? Я не собираюсь терять тут молодые годы!
   – Я думаю, от судьбы не уйдешь, – обреченно вздохнул Филипп. – Все равно она вывернет по-своему. Вот, например, я: чем не пример неудачника? Пытался наняться на службу за границу, чтобы не оказаться в Башне, – и в результате сижу в Башне вместе со всеми.
   – Но зато все сидят бесплатно, а ты за деньги! – назидательно сказал Хендрик, поднимаясь на следующий лестничный марш. – Что, напротив, говорит о твоем везении.
   Откуда-то сверху донесся протяжный звук. По мере того как он усиливался, стало возможным различить тонкие всхлипы и раскаты.
   – Комендант храпит, – шепнул Хендрик, тыча указательным пальцем в потолок. – Навестим?
   – Зачем? – испугался Филипп.
   – Посмотрим на ключики, что он прячет в кармане. К тому же это отличный повод узнать наконец, что именно налито в загадочные бутылки, которые он приматывает к поясу. Горячая вода? Чай? Джин? Средство от кашля?
   Дверь коменданта оказалась приоткрытой. Даже во сне старичок продолжал бдительно выполнять обязанности, он крепко сжимал кольцо с надетыми на него ключами в кулаке. На цыпочках подойдя к кровати, Хендрик наклонился и прикрыл свечу ладонью, чтобы не слишком светить в лицо спящему.
   – Холл, каминный зал, спальни первого курса, спальни второго курса, библиотека... Э, да здесь ничего нет от наружных ворот!
   – Все равно там охрана, – тоскливо напомнил Филипп, переминаясь с ноги на ногу.
   – Логично, – согласился Хендрик, вручая свечу слуге, чтобы освободить руки. Отодвинув край любимого пухового платка коменданта, он извлек из его недр бутыль, медленно вытащил зубами пробку и признался:
   – С утра мечтал попробовать. Можно сказать, давным-давно. Мм! Вкуснотища, а не бальзам! Лечился бы и лечился! Будешь?
   Слуга замотал головой. Его рыжие брови поползли на лоб, а желтые глаза наполнились таким ужасом, что Хендрик понял – тревога, хозяин комнаты просыпается.
   Схватив Филиппа за рукав, он вытолкнул его в коридор и успел прикрыть за собой двери буквально за секунду до того, как комендант открыл глаза.
   Рассеянно обведя взглядом комнату, старичок прижал к себе ключи, нащупал укрытые платком бутылки и снова уснул. Ночные посетители остались необнаруженными.
   Необнаруженной осталась также мелкая пропажа. Маленький холщовый кошелек, который комендант специально завел для хранения выручки от доставки продуктов по заказу, с тихим звяканьем свалился с тумбочки на пол. Упав, он не остался лежать на досках, как положено порядочному кошельку, а бесследно растворился, просочившись сквозь дерево с такой легкостью, словно это был жидкий кисель.
   Стремясь как можно быстрее оказаться подальше от комнаты коменданта, Филипп и Хендрик буквально взлетели вверх по аварийной лестнице с обломанными ступеньками и остановились только в неосвещенном коридоре, отдышаться. Здесь было так сыро, что свеча начала громко потрескивать и плеваться воском. Филипп беспокойно заерзал у стены и признался:
   – Мне плохо, пан Хендрик!
   – Господи, опять! С чего теперь?
   – Не знаю. Голова кружится, какой-то туман перед глазами и тошнит немного...
   Уже знакомый с последствиями недомоганий своего слуги Хендрик немедленно отодвинулся, и тут же рядом с ним тело Филиппа икнуло и тяжело осело на пол.
   Хендрик досадливо сплюнул, оглянулся и встретился взглядом с прозрачными глазами существа, ранее никогда им не виденного.
   Призрак Башни весело отсалютовал бестелесной рукой и сказал:
   – Привет! А я все видел и расскажу про вас Ректору!
   Единственное, что остановило Хендрика от громкого вопля, – весьма кстати всплывшие в памяти нудные наставления Оскара. Стараясь обучить племянника политесу, дипломат проел ему все мозги, повторяя одно и то же: нужно уметь находить с людьми общий язык. Даже если они ябеды, негодяи, трусы или дураки.
   «Даже если их видно насквозь в буквальном смысле слова, так как они давно умерли или никогда не жили», – мысленно продолжил Хендрик и не посрамил дядюшку.
   Налаживание диалога с призраком оказалась делом непростым – очень уж жутко выглядели в темноте оскаленный рот и кровавые глаза. Поэтому Хендрик начал с малого: сначала встал с пола, отряхнул мантию, потом медленно перевел взгляд в сторону бледного колышущегося пятна, а потом...
   Честно говоря, призрак сам был виноват.
   Бросаться на человека, который как раз налаживает с тобой дипломатический контакт, – рискованный поступок. Особенно если он еще начинающий дипломат, которого учил другой дипломат, которого вообще никто не учил. Спрашивается: уместно ли в такой ситуации трясти перед носом собеседника кровавыми тряпками?
   Хендрик сам не понял, как это у него получилось, но спустя секунду призрак был накрыт колпаком и надежно припечатан к полу весом мускулистого Хендрикового тела. Из-под шелкового обода бывшего колпака рискнул было выползти обрывок цепи, но был немедленно раздавлен носком сапога.
   – Куда? – злорадно осведомился Хендрик.
   – Пусти-и! – взвизгнули из-под ноги.
   – Ни за что! – отрезал Хендрик, пытаясь поднять с пола бездыханного слугу и не сойти при этом с места. – Ты зачем нас пугал, пакость такая? Головной убор из-за тебя испортить пришлось!
   – Ну пусти-и! – заныл призрак, жалобно скребясь в стенки раздавленного колпака. – Я же бестелесный, все равно просочусь!
   – Я тебе просочусь! – погрозил Хендрик кулаком шевелящемуся черному блину. – Обморок Филиппа – твоих ручонок дело?
   – Ну, да, – после небольшой заминки согласились снизу. – А что? Это была шутка.
   – Считай, этими словами ты подписал себе смертный приговор, – тихо сообщил Хендрик, двумя пальцами поднимая остатки колпака и вытряхивая из его недр помятый кусок белесого тумана.
   – Ой-ой-ой! – презрительно скривилась фигура, сворачиваясь штопором. – Я прямо таю от ужаса! Не пугай того, кто сам всех пугает! Мальчишка! Маг недоделанный!
   Худшего оскорбления для Хендрика придумать было нельзя – он бросил тело слуги в угол и молча пошел на таран. Призрак слишком поздно осознал глубину своей ошибки – он был избит, истоптан, пришиблен и полностью деморализован. Ведь тот факт, что призраки есть существа бестелесные, не играет никакой роли, когда в бой идет разъяренное создание, именуемое «человек обиженный».
   – Получи! Еще! И еще! Что же ты отворачиваешься? Зачем прячешь от меня свои прекрасные кровавые глазки? Получи в глазки! А это что у нас такое? Неужели носик? Получи в носик!
   Плоская как блин тушка призрака тихо сползла вниз, оставляя в воздухе влажные туманные следы. Несчастная жертва отмщения хотела проскользнуть сквозь щербатые доски, но была остановлена грозным окриком:
   – Стоять!
   С перепугу призраку почти удалось принять первоначальный облик. Если не считать того, что синяки и кровоподтеки сейчас смотрелись гораздо реалистичнее.
   – Вот что я тебе скажу, шутник, – рявкнул Хендрик, тыча свечой в то место, где предположительно находился заплывший глаз Призрака Башни. – Засучивай свои кровавые рукава и приводи моего слугу в сознание! Иначе я окончательно вытрясу твою бестелесную душонку! Я маг! Всесильный колдун! Понял?
   – Да понял я, понял...
   Призрак обиженно скривился и скрутил правую руку на манер прачки, выжимающей мокрую простыню. Прозрачные капли забарабанили по лицу бездыханного Филиппа, настойчиво метя в приоткрытый рот. Судя по тому, что спустя секунду тело слуги зашевелилось и предприняло попытку убежать, даже не встав на ноги, средство было сильным.
   Открывший глаза Филипп первым делом стукнулся головой о стену. Потом потер ушибленную макушку, оглянулся по сторонам и спросил тревожно:
   – Где он?
   – Кто? – неестественно равнодушно переспросил Хендрик, провожая взглядом улепетывающего по дальнему коридору призрака.