– Уже полчаса, как рация молчит, – нарочито спокойным тоном доложил я. – Я вообще не уверен, существует ли еще на старом месте наша база. Река не осквернена, все наоборот. Понюхай эти монеты. Чем пахнет?
   – Мерзостью, – честно доложила напарница, морща нос. И только потом спохватилась: – А зачем их надо было нюхать?
   – Запах лжи. Помнишь, в прошлый раз он не стал есть мою монетку? Это была зарплата. А твоя монетка...
   – Выигрыш в казино. Неужели он их сортирует? – ахнула Вторая. – Ты на самом деле думаешь, что он ест только...
   – Только то, что не заработано честно. Все проглоченное, до последней гнутой копеечки, добыто обманом, – грустно пояснил я. – Боюсь, наш идол пропитался святой речной водой насквозь и стал праведником. Со дня на день начнется массовое народное поклонение. Он теперь освящен.
   – Как? – ахнула Вторая. – И что же нам теперь? Может, все-таки слетаем на базу?
   – Не на чем.
   – А капсула?
   Я выразительно указал на раздавленные обломки на дне озера.
   – Что же делать?
   – Думаю, куратор сам о нас позаботится, если он еще жив. На этот случай, если не ошибаюсь, предусмотрена аварийная эвакуация, – сказал я. – Но прежде чем спасать свои шкуры, надо уничтожить идола.
   Реакция напарницы удивила меня.
   Не прошло еще и недели с тех пор, как она небрежно болтала этим яйцом в каске, словно собираясь сбить из него омлет, и ковыряла скорлупу ногтями. А сейчас заслуженная боевая работница (если ей верить) села на камушек и пригорюнилась, словно сама снесла и высидела это злополучное яйцо. Влажные глаза начали предательски голубеть – в крови проснулись гены ангела.
   – Э! Э! Вторая! Стоп! – повысил я голос– Прекратить нюни! Ты же воин! Возьми себя в руки!
   – Мы же его сами... хлюп... сюда положили... хлюп...а теперь должны... хлюп...
   – Сами положили, сами и уберем! – бодро крикнул я, доставая из поясной сумки маленький черный цилиндр. Размотав шнур, который обвивал цилиндр по часовой стрелке, я оставил шнура примерно на две-три минуты горения, остальное обрезал. Потом подпалил фитиль и быстро рванул вверх, к приоткрытой пасти идола.
   – Подожди меня, я сейчас.
   И вот тут мне пришлось испытать в полной мере, что такое дамские упреки. Кем меня только не называли! Я был бессердечным типом с холодным сердцем; существом, начисто лишенным отцовского инстинкта; коварным маньяком, увлекающимся в рабочее время взрывами ни в чем не повинных маленьких животных; бесхозяйственным транжирой, который сначала берет яйцо на складе, а потом уничтожает его гранатой, взятой на том же складе, и так далее.
   От незаслуженных оскорблений у меня начали трястись руки. Радостная напарница тут же отметила это, язвительно поинтересовавшись, не пора ли мне бросать пить и начать вести здоровый образ жизни.
   Когда фитиль догорел почти до конца, а я, вместо того чтобы забросить гранату в рот идола, все еще тыкал ею гаду в зубы как неумелый стоматолог-практикант, мое терпение лопнуло.
   – Лови! – Я воткнул гранату в руки опешившей напарнице, а сам невозмутимо отлетел в сторонку, приготовившись мгновенно испариться в случае неудачи.
   Заполучив гранату, Вторая моментально прервала свою пламенную речь, а от ясной голубизны в ее глазах не осталось и следа.
   Пока она пыталась попасть в рот идола (а он, не будь дурак, стиснул зубы), я стоял на низком старте и от души наслаждался зрелищем.
   – Открой рот, скотина! Да шире же! Шире! Вот дрянь!
   – Где же твое сочувствие к змию, милая? – ласково спросил я сверху. – Разве не ты своими руками принесла этого чудесного малыша со склада? Разве не ты выкормила его своей грудью?
   – Заткнись! Он же сейчас взорвется! – заскулила она. – Ну, открой же рот, животное! Открой! Чтоб тебя! Р-р-р!
   Скажу честно – вот именно сейчас мне стало жаль бедного идола.
   Потому что, когда вас просто взрывают, это не так унизительно, как терпеть издевательства разъяренной чертовки, которая бесцеремонно лезет острыми когтями в вашу пасть.
   Стоило фитилю догореть до руки сердобольной Второй, как эта прекрасная представительница женского пола взвизгнула, задрала ногу и врезала носком ботинка по зубам бедного идола так, что только крошки полетели. Зашвырнув черный цилиндр внутрь, она вихрем метнулась вверх, по дороге «нечаянно» задев меня по подбородку каблуком, и первая вылетела на поверхность.
   Остановились мы только для того, чтобы с удовлетворением услышать взрыв в глубине и насладиться зрелищем легкого землетрясения. Вода в реке забурлила, как в кастрюльке во время кипения, но быстро успокоилась. И что самое смешное – на глазах стала убывать. Видно, утекала сквозь пробитые взрывом щели в подземное озеро.
   – Вижу, тебе уже лучше, – кротко сказал я, улыбаясь и бросая выразительный взгляд на якобы смертельную рану напарницы. – А я все никак в себя прийти не могу. Так жалко несчастного идола...
   Убив меня взглядом черных глаз, Вторая начала длинно и громко объяснять, куда мне пойти вместе со всеми идолами этого мира, и заткнулась только тогда, когда из моего наушника уже вылетали не просто слова, а душераздирающие крики куратора:
   – Пятый! Да Пятый же! Что там у вас творится?
   – Вы живы? Спасибо за напарницу, товарищ куратор, – выкрикнул я, стараясь перекричать зычный голосок Второй. – Чистое золото, а не помощница! Только что змия зверски уничтожила, а теперь ко мне подбирается! Вам случайно никого не надо убить? А то она может.
   – Пятый, скотина! Как ты посмел рисковать моей жизнью? – продолжала орать симулянтка, уперев руки в бока и начисто забыв о своем раненом плече.
   – Ты так агитировала за то, чтобы оставить идола в живых, что я решил вручить его судьбу в твои нежные ручки. И надо признать, эти ручки сумели то, что мне оказалось не под силу. У покойного змия ни одного зуба во рту не осталось.
   – Ты меня вынудил! – взвизгнула чертовка.
   – А меня вынудили обстоятельства! – прокричал я в ответ, любуясь ее раскрасневшимся лицом.
   Наверное, мы бы еще долго отводили душу препирательствами, если бы не звук, раздавшийся в моем наушнике. Видно, скотина куратор применил запрещенный трюк, долбанув своим микрофоном по чему-то твердому. Видя, что я больше не отвечаю, а стою с блаженным выражением на окосевшем лице, напарница замолчала.
   – Что? Что случилось?
   – Пятый!
   – Да? – покорно откликнулся я, прислушиваясь к колоколам, звенящим в черепной коробке.
   – Вы целы?
   – Более или менее, товарищ куратор.
   – Тогда срочно летите к самой границе города. Начинается война. Это наш последний шанс ухватить чертенка, пока он окончательно не набрал силу. Малыш наверняка будет там. Люди в панике, накал их эмоций нарастает, купол над городом крепнет. Постарайтесь опередить Положительных. Мы и так уже получили предварительную ноту протеста из-за порчи реки со святой водой.
   – Почему вы так уверены, что чертенок там будет? – удивился я. – Любой на его месте уже был бы далеко отсюда. Ведь для него купол проницаем.
   – Как окажетесь на предполагаемом поле боя, сами увидите, – вздохнул куратор. – Настоящий лакомый кусочек, концентрат эмоций, причем не только человеческих. Наместник прямо светится от законной гордости – все растраты можно смело списывать, во главе войска стоит колонна магов под предводительством Мерлина. Старик в мантии, черной шляпе – все как положено.
   – Кто? Товарищ куратор, кажется, у меня звуковые галлюцинации.
   – Тебе не послышалось, сынок. Во главе городского войска идет Мерлин.
   – Тот самый?
   – Не совсем, но с обязанностями справляется великолепно. Я уверен, как только враги сумеют разглядеть его хотя бы в подзорную трубу, тут же попросят пощады. Если же они потеряют от ужаса речь, Мерлин обрушит на них всю мощь своих колдовских способностей.
   – А кто враги? – влезла Вторая.
   – Не успел уточнить у дежурных, – признался куратор. – Они подошли с другой стороны границы и уперлись в стену. Колонна состоит всего из пятисот воинов, но у них кроме пистолей и луков есть несколько мелких катапульт, механические рогатки и две большие осадные машины.
   – Ого! – прикусила губку Вторая.
   – Эй! – спохватился куратор. – Вы лететь-то собираетесь? Учтите, чем больше ест клон, тем сильнее становится!
   Моментально забыв обиды и оказав Второй необходимую медицинскую помощь (проще говоря, наспех заклеив пластырем миниатюрную ранку), мы с напарницей полетели к краю города, туда, где в обычное время росла картошка, а сейчас собиралось войско.
   Скажу сразу, летели мы быстро, но несколько раз по пути были вынуждены отвлечься. Да и кто не отвлекся бы на нашем месте!
   Раньше я как-то не рассматривал свеженаколдованных мороков-зверушек внимательно, а зря, занимательное зрелище оказалось. По узким улочкам, водостокам, крышам и укромным внутренним дворикам расползлось великое множество странных существ, больше похожих на ожившие примеры из учебника геометрии.
   Треугольные головы, квадратные туловища, шарообразные глаза, вылезающие из орбит, – и вся эта красота для усиления эффекта раскрашена яркими цветами, словно сахарные петушки.
   Около пары особо занимательных чудиков напарница даже притормозила.
   – Что они делают? – спросила она, дергая меня за рукав. – Вот эти груши с ногами?
   – Видишь ли, милая, – замялся я. – Различия между мужскими и женскими особями в животном мире независимо от вида состоят в том, что...
   – Про различия я знаю без тебя, – перебила меня напарница. – Ты мне скажи, что делают эти твари!
   – Так я и говорю: вот этот оранжевый червячок на самом деле...
   – Короче!
   – Размножаются они, понятно? – прямолинейно гаркнул я, как доведенный до белого каления родитель, отчаявшийся объяснить в литературной форме бестолковому сынку нюансы полового вопроса.
   – Они так размножаются? Бедненькие... – сочувственно прошептала Вторая. – О чем только думал Создатель, когда...
   – Гм-гм! Упоминание великих имен всуе еще ни к чему хорошему не приводило!
   – Но я...
   – А также обращаю твое внимание на тот досадный факт, что их создатель не наш Создатель, а мы сами.
   – Мы?
   – Конечно. Ты выкопала где-то на задворках своего полоумного художника, я придумал дать жизнь его шедеврам, вот они и расползлись по улицам! Скажи спасибо, что парень явно тяготеет к анимализму. Будь он убежденным портретистом, этому городку пришлось бы несладко,
   – Ему и так несладко, – упрекнула меня напарница. – Купол уже почти полностью черный от страха горожан. Да еще и война вот-вот начнется! А мы, между прочим, здесь застряли, за несчастными рыбками подглядываем. – И она, хихикнув, указала куда-то вбок.
   – С чего ты решила, что это рыбки? – усомнился я. – Они сидят на ветке!
   – Да какая разница!
   Согласившись с напарницей, я быстренько взял ноги в руки, и мы прибавили скорость.
   Рельеф поля боя позволял зрителям располагаться, как им угодно – видно было прекрасно, где ни стань.
   Я разлегся на вершине холма, заняв местечко в партере, а Вторая устроилась неподалеку на травке. Достав из какого-то потайного нагрудного кармана (у меня в комбинезоне такого нет) пудреницу с зеркальцем, она принялась тщательно подкрашивать глаза тушью, которую выудила еще из одного кармана, бокового (которого у меня нет тоже). А зря.
   Потому что зрелище, открывшееся сверху, стоило того, чтобы открыть рот и наслаждаться.
   Всю прошедшую неделю по приказу Наместника на двух самых опасных границах города велись работы по возведению оборонительных стен. Несмотря на то что рабочие не опускали рук днем и ночью, стенки получились так себе. Хиленькие. Даже я, не имея строительного образования, сразу понял, что их легко можно расковырять парой качественных вилок.
   Противник же потрясал в воздухе вовсе не столовыми приборами и выглядел очень, очень злым. Потому что под оборонительной стеной города во главе длинной колонны стоял не кто иной, как лично господин Великий Герцог.
   Наверное, редко кого из аристократов встречали в родном городе после трехлетней отлучки так холодно – перед носом запертые ворота, лучники и котельщики наверху. А если добавить, что стена вовсе не была звуконепроницаемой и из-за нее до ушей Великого Герцога долетали свистки и уничижительные крики, то его становилось просто по-человечески жаль.
   К чести Герцога надо сказать: он не дрогнул. Легкая грусть набежала на его усталые глаза, но аристократическая кровь от дерзко брошенного вызова только быстрее запульсировала в жилах. Поклонившись родной земле, Великий Герцог перекрестился и отдал приказ распаковывать осадные машины. На его лице читалась решимость скорее стереть родной город с земли, чем повернуть обратно.
   Численностью люди Герцога уступали армии горожан раза в четыре, но их оснащение было куда современней. Пока лучники на стене готовили стрелы, а конница внутри нетерпеливо переминалась на месте, гости действовали споро и слаженно.
   Еще не нагрелась смола в котлах, а первая осадная машина уже скрипела, готовясь к атаке. Герцог величественно кивнул, и вокруг катапульт засуетились воины – двое подносили с повозок заготовленные камни, один заряжал и производил выстрел.
   Широкополые шлемы гостей позволяли им не бояться стрел, выпускаемых сверху лучниками города. Кроме того, их воодушевлял совершенно неожиданный быстрый успех – с каждым выстрелом в верхних ярусах стены появлялось все больше прорех.
   – Первый же залп большой осадной машины разрушит стену сверху донизу, – сказала Вторая, не отрывая глаз от зеркальца. – И что дальше? Горожане не спешат использовать ни котлы со смолой, ни огненные стрелы. Почему?
   – А теперь посмотри отсюда, – предложил я, перелетая через стену и зависая над войском города.
   Вторая, закончив рисовать правый глаз, последовала за мной. Оказавшись по эту сторону, она присвистнула:
   – Вот это да!
   Колонны солдат внутри города были полностью готовы к бою. Самыми последними стояли новобранцы, чувствующие себя в боевых костюмах неловко. Середина – армия. Первым рядом – курсисты из Черной Башни. Включая тех, кто уже отучился положенные полгода и был оставлен на второй срок. Но самым первым, во главе войска стоял...
   – Скелет! – пискнула Вторая, хлопая ресницами. – Чтоб мне лопнуть на этом месте! Да еще и в черном плаще с капюшоном!
   – Не унижай почтенного волшебника, – укоризненно сказал я. – Он не скелет, он Мерлин. Вот взмахнет сейчас своей волшебной палочкой...
   – И полетят головы с плеч. Потому что это никакая не палочка, а просто ржавая коса.
   – Ты ошибаешься, детка. Это у него такая волшебная палочка. А шляпа-то какая эффектная! Перья, кружева! О, кажется, она дамская... Интересно, где клон? Что-то я его не вижу. Эй!
   Как шумовое сопровождение моим словам в бой вступили осадные машины. Первый же камень проломил в стене солидную дыру, в которую легко могла пройти армия Герцога, даже не слезая с коней. Второй, пролетевший значительно выше стены, рухнул под ноги солдатам, подняв тучу пыли.
   Я заметил, что рядовые инстинктивно попятились, но Мерлин даже не дрогнул. Юные маги, стоящие за ним, выглядели немного комично из-за испуганных выражений на лицах. Но к чести учеников должен сказать – они не покинули строй.
   С шумом рухнуло правое крыло стены, и моментально на его месте выросли стройные ряды всадников, вооруженных копьями и стрелами.
   От бешеной скачки поднялся ветер. Он сбросил широкополую шляпу с головы Мерлина и обнажил гладкий череп, служивший волшебнику вместо головы. Живой скелет поднял руки и взмахнул косой.
   Первые ряды всадников Герцога, которые видели эту красоту прямо перед собой, ухватили коней под уздцы и затормозили так резко, что несчастные животные были вынуждены встать на дыбы. Задние ряды уперлись в них, образовав первую волну свалки, которая всегда начинается в таких случаях.
   Сейчас никто из очевидцев не посмел бы обозвать это место картофельным полем.
   Нет! Это было поле великой битвы!
   Купол над городом почернел от людского страха.
   Напрасно Вторая сомневалась в способностях предводителя магов. Мерлин запускал над головами колонны Герцога молнии и решительно оглушал их громом (не всегда заботясь о том, чтобы эти два природных явления соответствовали друг другу). Луки воинов Герцога ломались в нервно дрожащих руках. Катапульты совершенно неожиданно решили нарушить законы физики и стали стрелять не вперед, а назад, прибивая идущих в хвосте колонны солдат и поднимая панику.
   Когда же вперед выехала никем не управляемая осадная машина, я напряг зрение и приготовился насладиться зрелищем, которое не увидишь ни в одном театре. И тут, как назло, случилось непредвиденное.
   В воздухе, как открытый портал в никуда, повисло огненное изображение пентаграммы, загородив мне весь вид на поле боя. Сквозь нее я увидел задумчивое лицо, криво вырубленные черты которого были мне хорошо знакомы.
   – Филипп? – удивилась Вторая за моей спиной.
   Художник ее не услышал. Он сидел в тесной комнате на ковре, прислонившись спиной к сундуку, и увлеченно рисовал, от усердия высунув кончик языка, как это часто делают дети. С той только разницей, что не каждый ребенок в часы досуга увлекается рисованием пентаграмм.
   – Только бы он... – начала напарница.
   – Молчал, – тихо продолжил я, чувствуя, как мои мышцы буквально деревенеют.
   Какое там!
   Пентаграмма дрогнула, и в кадр попал еще один человек. Розовощекий, очень довольный миром и собой красавец упал на ковер рядышком с Филиппом и одним укусом отхватил сразу половину сдобного кренделя, который сжимал в руке.
   – Что рисуешь, Филя?
   – Узор из учебника, – похвастался Филипп. – Правда, красиво?
   – Намного лучше твоей предыдущей работы, – искренне похвалил красавец. – Наставник поставил бы тебе «пять». Сейчас посмотрю, как эта штука называется. Что тут под картинкой написано? «Всеми именами твоими я призываю к себе...»
   – Что за... – простонал я, скручиваясь трубочкой.
   – Это Хендрик, один из моих подопечных, – подсказала Вторая, тревожно гладя меня по руке. – Ну, тот, которого мы в Башне били! Помнишь характеристику? «Очень красивый молодой человек, сирота. Был подброшен в детстве к воротам монастыря...»
   – Лучше бы его в яму с крокодилами подбросили, – прошептал я, поскольку уже даже стонать не мог. – И еще неизвестно, кто из этой ямы выбрался бы победителем. Вон как крендель рубает...
   Лирическое отступление.
   Я должен сказать, что рисование пентаграмм – не такое уж редкое явление. С появлением письменности любой грамотный человек может решить свои мелкие проблемы, купив книгу заклинаний и прочтя соответствующий раздел. Странно, правда, что большинство читателей небрежно пролистывают бытовые заклинания и заговоры, сразу переходя к главному: вызову нечистой силы на дом. Видно, считают, что тут как в медицине – чем выше уровень врача, тем больше шансов, что он вылечит ваши бородавки, насморк или геморрой. Даже если доктор получил ученую степень как лучший в стране специалист по вскрытию, знакомые закидывают его просьбами: «Извините, вы не посмотрите мою тетю? Что-то головные боли ее замучили...»
   – Отчего же не посмотреть, посмотрю с удовольствием, – потирает руки светило. – Приводите. Ха-ха...
   Пардон, отвлекся.
   Итак – пентаграмма. Обычно в нее затягивает того из нас, кто в данный момент находится ближе других к объекту. А теперь попробуйте угадать с трех раз, кто оказался крайним, в смысле, ближним?
   Правильно!
   Меня сжало со всех сторон упругим воздухом.
   – Пятый! – крикнула напарница, с последней надеждой цепляясь за мои ноги ногтями. – Не пущу!
   Я только грустно улыбнулся. Если бы так просто можно было удержать вызываемого по тревоге черта, то большинство пентаграмм остались бы пустыми.
   Без всякого участия с моей стороны мое бедное тело растягивалось, сжималось, крутилось вокруг оси и снова растягивалось. Как кусок глины в неопытных руках, я приобретал разные формы и вновь терял их. С ужасом глядя на свои ноги, отдаляющиеся от меня, я решил зажмуриться, но не смог – с веками творилось что-то странное. К счастью, перед глазами поплыл туман, скрывая от меня все неприятные метаморфозы и я почувствовал движение прохладного воздуха на горящих щеках. Когда туман развеялся, я целый и невредимый сидел на ковре, а из-под моего многострадального зада торчал уголок альбомного листа. Резво вырвав его, я смог полюбоваться на аккуратную пентаграмму, тщательно перерисованную из потрепанного учебника черной магии, валявшегося рядышком. Хендрика видно не было, а вот вызвавший меня Филипп сидел напротив. Скажу честно – судя по выражению лица художника, он был сильно потрясен.
   – Привет! – учтиво поздоровался я. – Что желаете? Бессмертие? Вечная красота и молодость? Богатство? Мировое господство?
   Филипп молча икнул.
   Доброжелательно покосившись на него (все-таки клиент), я предположил:
   – Излечение от всех болезней? Включая душевные?
   Ни за что не догадаетесь, что сделал этот идиот, сам перепугавшийся дела своих рук.
   Рухнул на колени и стал молиться, выпрашивая у Господа Бога помощи ангела-хранителя!
   Лирическое отступление.
   Да, я не ангел. Но, руководствуясь здравым смыслом и жизненным опытом, всегда был уверен, что у НИХ в Организации многое напоминает наше. Во всяком случае, сильно сомневаюсь, что к каждому из живущих на земле людей приставлен личный хранитель. Скорее всего, на зов является тот, кто ближе других, как и у нас.
   А теперь попытайтесь отгадать, кто из ангелов оказался в данный момент ближе?
   Опять правильно!
   Вторая с вытаращенными глазами. Причем один глаз полностью накрашен и оттого кажется вдвое больше второго. Вот она – сила косметики!
   Уже не знаю, что там подумал по этому поводу Филипп, но только при появлении девицы с рожками, в камуфляжном комбинезоне и ботинках на шпильках такой высоты, что падение с них приравнивается к падению с чердака, он почему-то не обрадовался. Более того – отодвинулся подальше от нее и ближе ко мне.
   – Че надо? – рявкнула Вторая, огорченно рассматривая свою пудреницу. – Вот черт, зеркальце разбилось!
   – Отличная примета! – успокоил ее я.
   – Я же ангел, – грустно напомнила она.
   – Ты ангел? – недоверчиво переспросил Филипп.
   – Да! – Напарница с ненавистью обожгла его взглядом неодинаковых глаз и повернулась ко мне: – Ты в порядке, Пятый?
   – Вы знаете друг друга? – еще больше поразился художник.
   Вместо ответа напарница подошла ко мне и начала проверять целостность и невредимость моего тела со всем пылом молодой горячей чертовки и дотошностью ангела. Я только повизгивал от щекотки и благодарно улыбался.
   Кажется, этим вполне естественным поступком мы перевернули мировоззрение паренька. Потому что Филипп насупился и подхватил с пола учебник.
   – Эй! – вскинулась Вторая, вырывая книгу у него из рук. – Книжки детям не игрушка! Даже не думай об этом! Кого ты еще хочешь вызвать, дурачок? Тебе нас мало?
   Судя по напряженному взгляду, которым художник одарил мою напарницу, нас ему было не мало, а даже чересчур много.
   – Как вас убрать? – хмуро спросил он. – Я вас не вызывал!
   – Слышали, как не вызывал! – крикнула Вторая. – Своими собственными ушами! Еще скажи, что пентаграмму на полу не выкладывал!
   – Нет... Просто узор на лист перерисовал...
   – Почему же тогда мы здесь? – Вторая пошла на Филиппа, угрожающе помахивая учебником магии.
   Взяв на себя обязанности временно находящегося в состоянии аффекта ангела-хранителя, я загородил мальчишку своим телом.
   – Оставь, Вторая, парень в самом деле не виноват. Ты забыла, что мы сдуру сами наградили его способностью воплощать в жизнь все, что рисует. Очень кстати, что он нас нечаянно вызвал. А то скоро количество монстров в городе превысит число обычных горожан. Этот трудяга на нервной почве слегка перестарался.
   – Ладно, – смягчилась напарница и приказала: —Подойди сюда, Филипп! И повторяй за мной: я хочу стать обычным человеком...
   – Я не хочу быть обычным человеком! – возмутился парень, строптиво отбрасывая мою руку.
   – А ну повторяй! А то язык вырву! – пригрозила ангел-хранитель, угрожающе замахиваясь осколком зеркальца.
   – Хочу быть настоящим художником! – простонал Филипп, уклоняясь от руки Второй, – И уберите от меня эту женщину! Я звал ангела, а не чудовище!
   – Я не женщина, я твой ангел, малыш! И я слежу сверху за каждым твоим шагом! – сообщала Вторая, ничуть не покривив душой. За исключением того, что слежка ведется скорее снизу.
   – Отпусти нас, – сказал я миролюбиво. – Пока ты не прикажешь, я привязан к пентаграмме. Ангел-хранительница тоже обязана теперь ждать твоей просьбы. Просто скажи, что тебе ничего от нас не надо, и мы свободны. Скажешь?
   Филипп уже открыл рот, чтобы произнести сакраментальное «да», но тут некстати влезла Вторая. Решив помочь своему подопечному дополнительным стимулом, она вцепилась когтями ему в шею и сообщила:
   – Если ты не скажешь, что отпускаешь меня, то и я не отпущу тебя! Говори!
   Глаза Филиппа вытаращились и остекленели, как у выловленного из воды карпа.
   Несчастный полузадушенный художник отрицательно замотал головой, но все же помог нам, сам того не зная. От отчаяния он начал нервно драть листок с пентаграммой в клочья и разбрасывать их по комнате. Я с облегчением почувствовал, что больше ничто меня здесь не держит, и легко воспарил под потолок. Осенив паренька обратным наложением и сняв с него способность воплощать в жизнь все, что нарисует его рука, я круто развернулся и вылетел в окно.