Горбенко Людмила. Маг-новобранец

   Оскар отбросил полупустой кошель и заходил по комнате, как цирковой тигр по клетке.
   Ни разу за последние годы он не держал в руках семьдесят семь монет разом. Ни разу! Горсть медяков, собачье дерьмо и пуговицы в шапке, пущенной по кругу, – это да. Четыре золотых паунда, заплаченные владельцем шапито за выступление на пасхальной ярмарке, – тоже было. Оскар тогда каждую монету попробовал на зуб – все не мог поверить, что они настоящие.
   Не в деньгах счастье? Ха! Пусть тот, кто придумал эту поговорку, попробует прожить на полпаунда в неделю.
   Где остальные монеты? Кто мог их взять? Неужели все-таки украли? Но почему тогда не все?
   Уткнувшись носом в кошель, Оскар обследовал его миллиметр за миллиметром и с ужасом обнаружил маленькую дырочку. Несмотря на то что прореха была размером с булавочную головку, дипломат застонал.
   Боже! Деньги, его деньги высыпались на землю, как никому не нужный мусор!
   Оскар впрыгнул в сапоги и схватился за ключ, с силой вгоняя его в замочную скважину, и – крак! – проклятую железку моментально заклинило. Недаром говорят, что если везет, так во всем...
   Стоя перед наглухо запертой дверью, Оскар чуть не плакал и до хруста ломал пальцы. Ему срочно нужно спуститься вниз! Срочно! Вдруг монеты еще лежат под корнями винограда? Или...
   Страшная догадка заставила дипломата броситься к окну. Так и есть! На мягкой земле отчетливые следы чужих ног!
   Дрожащими руками Оскар открыл ставни и высунулся по пояс. Только сейчас до него дошло, что следы, скорее всего, принадлежат ему, ведь именно он только что топтался во дворе. Но он прекрасно понимал также, что если не опровергнет страшное предположение немедленно, прямо сейчас, то сойдет с ума и не простит себя до конца жизни. Раз выход через дверь закрыт, надо спуститься через окно.
   «Нет, это безумие! – тихо заверещал голос разума. Личность, кричащая на каждом углу о своем аристократическом происхождении и дипломатическом статусе, полезет среди бела дня по стене, словно муха? Это недопустимо!»
   Чертенок, прилипший к боку Оскара и наслаждающийся его смятением, легонько ущипнул своего донора за сердце.
   Дипломат вздрогнул и схватился за грудь.
   «С другой стороны, какой еще выход? – покорно согласился голос разума. За дурной головой и ногам покоя нет. Еще помрешь от переживаний... Лезь, раззява! Будь что будет!»
   Оскар потянулся, сделал несколько наклонов и приседаний. К сожалению, проведенная в лесу ночь не прошла бесследно. О ней напоминали треск в суставах и общая усталость. Все-таки не мальчик уже, с тоской подумал Оскар, растирая ноющее бедро, пора бы и передохнуть от бесконечных скитаний.
   Ничего, главное сейчас – забрать деньги. Отдохнуть пару деньков можно и потом, спокойно дожидаясь в доме Солли возвращения Хендрика из Башни. Дольше задерживаться не стоит – со дня на день может явиться мать семейства Джульетта, любительница пережаренной еды и метательница тарелок.
   Высунувшись из окна, Оскар огляделся по сторонам и быстро полез вниз, используя в качестве опоры для ног одеревенелые побеги дикого винограда. Мягко спрыгнув на землю, он бросился к тайнику, но ни внутри, ни вокруг не нашел ни сентаво. Горестно вздохнув, дипломат выудил из кучи мусора первую попавшуюся крепкую деревяшку и упрямо продолжил копать под корнями.
   Когда глубина ямки стала достаточной для захоронения приличной собаки, Оскар остановился. Быстро накидал землю обратно и утрамбовал ее. Потом тем же путем, как спускался, поднялся наверх и тщательно запер окно, убедившись предварительно, что не насорил на подоконнике.
   Плохи дела. Похоже, какой-то шутник подсмотрел за ним утром и стянул деньги, оставив ради смеха пару монет и горсть медяков. Или так, или денежки как по волшебству просто улетели. Прощай, теплая постель и сытная еда, получи по носу, старый дурак...
   Хендрик в Башне и не подозревает, что его дядюшка так позорно опростоволосился...
   Тут Оскар подпрыгнул. Черт! Ведь племянник вполне мог его надуть!
   Когда Оскар два года тому назад украл Хендрика из-под стражи на глазах сотен зрителей – это был его прощальный бенефис. Своего рода каприз, шутка достигшего совершенства циркача, бросающего прежнюю профессию, чтобы попробовать удачи в другом деле.
   Провозгласив себя дипломатом и дядюшкой, Оскар сделал ставку на красоту спасенного молодого человека и не прогадал. Хендрик действительно был способен соблазнить любую женщину, даже пальцем не пошевелив. Беда была в том, что хранить им верность он был патологически не способен, а жениться и вовсе не собирался.
   Сколько раз Оскар пожалел о своем поступке!
   Своенравный, смешливый, упрямый Хендрик! Бездельник, увозящий на память об очередной возлюбленной мелкие подарки, вместо того чтобы надеть обручальное кольцо и обеспечить себя и Оскара на всю жизнь.
   Если бы можно было повернуть время вспять, подумал Оскар, я бы ни в коем случае не стал развязывать веревки и красть парня. Наоборот – с радостью подал палачу самые гибкие розги, а потом лично проводил Хендрика до камеры, чтобы убедиться в прочности засовов.
   Потихоньку выкрасть деньги из тайника и припрятать их в другом месте – выходка вполне в духе Хендрика. Наверное, припомнил утреннюю обиду, обозлился за то, что Оскар пригрозил выдать его властям, и решил отомстить. Спасибо, хоть три паунда оставил...
   Ну, Хендрик, погоди! Ты еще вернешься!
   С чувством возрожденной надежды Оскар отдышался, скинул верхнюю одежду и завалился на кровать, собираясь безмятежно проспать до обеда, а то и до самого ужина. Правда, осуществиться этим планам было не суждено.
   Застрявший ключ вылетел из гнезда как пуля. Замок щелкнул, и открылся.
   Как известно, сюрпризы бывают разные. Это может быть золотая монетка под ногами, а могут быть и грабли в густой траве. Женщина, появившаяся на пороге комнаты, явно была из сюрпризов второго рода. Могучий торс борца с трудом умещался в тесном кожаном корсете, жидкие черные волосы были скручены ехидной дулькой, а от сверлящего взгляда слоноподобной красавицы у дипломата моментально заныл лоб.
   Гостья уперла кулаки в крутые бедра, откинула одеяло и внимательно осмотрела лежащего Оскара без малейшего стеснения, как покупного жеребца.
   – Похож, – сделала она наконец вывод. – Но все-таки не Робертино.
   Оскар спустил босые ноги на пол и криво улыбнулся.
   Эти слова не явились для него откровением, сам-то он прекрасно знал, что он не Робертино. Он знал даже больше: что он и не дипломат никакой на самом деле (единственное пустяковое поручение за два года трудно назвать блистательной карьерой). Обидно было другое: Оскар не рассчитывал, что об этих деталях так быстро пронюхают другие.
   После короткой обличительной фразы женщина замолчала. Полные белые руки подхватили с кровати подушку, еще хранящую очертания головы Оскара, и начали ее взбивать, ловко подбрасывая в воздухе, сдавливая и переворачивая. Трактирщица проделывала это так темпераментно, что дипломат вдруг воочию представил себе, как эти самые руки прижимают эту самую подушку к его лицу и крепко держат до тех пор, пока он не перестает дышать.
   – Э-э-э-э... Джульетта? – галантно улыбнулся он, заранее зная, что проиграл. – Разрешите поблагодарить вас за гостеприимство и откланяться. Только что вспомнил. Срочные дела.
   – Иди, обманщик. Но только не сейчас, а чуть позже. Вечером, ди сэра, – строго сказала жена трактирщика и, метнув подушку точно на середину постели, величественно удалилась.
   На лестнице еще слышалась тяжелая дробь каблуков Джульетты, как в дверь постучали.
   Вторым гостем оказался невысокий круглый старичок в почтовом мундире. Не дожидаясь ответа, он вкатился в комнату, сунул в руки Оскару пакет, привычным жестом приложил два пальца к козырьку фуражки и исчез так быстро, что Оскар не успел даже удивиться.
   Пакет не имел четкой формы и шевелился. С опаской вскрыв упаковку, Оскар обнаружил там скрученную трубочкой бумагу и спеленатую ворону с биркой на лапе «Для ответа».
 
   «Дорогой дядюшка Оскар!
   Пишет тебе сын трактирщика Хендр, если ты понимаешь, что я имею в виду. В первых же строках моего письма хочу поблагодарить здешнего господина Наместника за его безмерную заботу. Нас восьмерых поселили в чудесной светлой комнате, где так много свободного места, потому что почти совсем нет мебели. Большое спасибо!
   В Башне не так плохо, как плакался мой отец (если ты опять понимаешь, о чем я). Несмотря на раннее время, нас уже накормили обедом. Кашей. Толстый мужчина с лицом шакала, правда, раздал всем сборники заклинаний и предложил превратить эту кашу во что-нибудь более вкусное, но ни у кого не получилось.
   Мой слуга в том смысле, чтобы наорать и отвести душу, просто находка. Прирожденный растяпа. За едой он уронил в тарелку учебник – правда, смешно? А по мне, так и каша неплоха, все-таки горячая сытная еда.
   Кстати, теперь я понял, отчего магов всегда изображают красноносыми мутноглазыми стариками – зелья крепостью менее пятидесяти градусов плохо сохраняются, поэтому половина настоек здесь на спирту. Правда, смешно?
   Выхода из ситуации, о которой мы говорили, я пока не нашел. Но надежды не теряю.
   Целую тебя, а также отца, маму, моих братьев (прости, список я потерял).
   Желаю хорошенько покутить на денежки, что остались у тебя, и жду скорейшего ответа с почтовой вороной, которую я вложил в пакет.
   Твой любящий племянник Хендр».
 
   Руки Оскара сами собой сжались в кулаки.
   Веселишься, племянничек? Все тебе смешным кажется? Радуешься тому, как ловко надул старого дядюшку? Великодушно предлагаешь хорошенько покутить на три паунда? Ничего! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
   До отвала напившийся его эмоций чертенок икнул и отвалился, словно сытый клоп. Едва заметные бугорки на голове малыша чесались – верный признак того, что скоро прорежутся рожки и жизнь понемногу заполнит его худое, но уже не безнадежное тельце. По примеру Оскара сжав крошечный кулачок, чертенок погрозил им почему-то в сторону символического неба и выплюнул из себя первые слова:
   – Накося! Выкусите!
   Спасенный от смерти новорожденный был полностью согласен со своим донором.
   Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
 
   За кадром
 
   На наше с напарницей счастье, ветер в этот день дул только в одном направлении, а именно с юга. Сцепив зубы, мы шаг за шагом уходили от заданного участка на север, обследуя придорожный бурьян и заросли крапивы, которой вокруг кустилось видимо-невидимо.
   Чертенка не было.
   – Пройдите еще немного вперед! – командовал куратор.
   – Никого!
   – Еще на пару метров!
   – Никого!
   – Вы хорошо смотрите или халтурите?
   Обстановка постепенно накалялась. Конечно, я допускал, что ветер мог подхватить слабое тельце и откатить его за границы участка. Но не на километр же! Ни один черт в жизни не причинил мне столько неудобств, как этот мертвый младенец, честное слово!
   Самым простым выходом из тупика являлся просмотр записи «глаза», который летает в заданном квадрате, что я и предложил. Удивительно, но куратор на это вполне дельное предложение начал мяться, неестественно откашливаться и наконец признался: записи нет. Именно в тот момент, когда с чертенком что-то случилось, в «глаз» попала пчела, и он некстати моргнул. И открылся спустя минуту или две, что уже, как я сам доложен понимать, безнадежно поздно.
   Вот такая невезуха.
   – Дальше ходу нет, там чертополох, – нахмурилась Вторая и с наивностью новичка доложила: – Возвращаемся на базу!
   Ага, как же! Куратор металлическим голосом зачитал нам инструкцию, в которой говорилось, что тело любого черта принадлежит Организации живым или мертвым, должно быть доставлено по первому требованию в течение суток, и потребовал искать чертенка до победного конца. Причем запретил сворачивать с заданного направления, даже если придется пересечь вброд реку со святой водой. (Обещанного синоптиками дождя, кстати, еще не было и в помине.)
   Спустя минуту наши комбинезоны были покрыты репьями, как шкуры бездомных собак. Стиснув зубы, мы прошли сквозь чертополох плечом к плечу и внизу холма были вознаграждены романтической пасторалью: голубая речушка, мельница, дружное семейство ужинает за столом, накрытым клетчатой скатертью, солнце медленно садится за городской стеной.
   – Конец поискам, это граница, – сказал я, падая в душистый стог сена. – Жрать хочу – умираю, готов съесть даже пучок клевера!
   – Где-то я уже видела похожий пейзаж, – задумалась Вторая, пожевывая пухлыми губами травинку. – Хоть убей, не помню.
   – Хорошо-то как... – блаженно сообщил я, зарываясь поглубже. – Присоединяйся, Вторая! Отдохни на мягком...
   – Вспомнила! Вспомнила! Смотри, что будет, когда сядет солнце! Вот сейчас, смотри!
   Кажется, Третий утверждал, что все существа женского пола любят романтику? Вернусь на базу, плюну ему в рожу.
   Неохотно приподнявшись, я проследил за простертой вдаль рукой напарницы и молча икнул. Хотелось снять с лица повязку, чтобы насладиться зрелищем, так сказать, в полном стереообъеме, но и половина картинки вполне впечатляла. С террасы дома, где расположилось дружное семейство, раздался крик – мельник тоже заметил неладное.
   Почтенная труженица-мельница, в движениях которой до сего дня были только покой, надежность и уверенность в завтрашнем дне, вдруг ускорила свой ритмичный ход. От деревянных лопастей колеса пахнуло жаром, и они на наших глазах превратились в нечто новенькое.
   Мельник выронил изо рта недожеванную булку и крепко зажмурился.
   – Однако... – сказал я.
   – Что... что это? – слабым голосом вопросил небо мельник, убедившись, что наваждение не пропало.
   Первыми, как это часто бывает, отреагировали дети, Дочь мельника тихонько прыснула в ладошку, старший сын молча покраснел. Только младшенький как самый юный и поэтому непосредственный выпалил:
   – Неужели ты не видишь, папа? Это же голая по...
   Твердая рука матери зажала рот малышу. Другая ее рука, не менее твердая, отвесила старшему сыну затрещину.
   – А ну идите отсюда! Что уставились?
   Мельник сглотнул застрявший в горле ком и вяло опустился на услужливо подставленную женой табуретку.
   Уста младенца высказали (хотя до конца высказаться им не дали) суровую истину: это действительно была она. Огромная, розовая, раздвоенная, выпуклая и гладкая. Но самое похабное состояло в том, что эта своего рода телесная конструкция еще и вращалась!
   Раз оборот – и дети радостно визжат из окна комнаты, два оборот – и жена уходит в дом, чтобы отогнать малышню и задернуть шторы, три оборот...
   Мельник воровато оглянулся и рысцой поскакал к дому.
   – Куда это он? – удивилась напарница.
   – Ну как тебе сказать? – криво улыбнулся я. – Вспомнил о своих семейных обязанностях. Решил детей наказать, а заодно и жену проведать.
   – Понятно, – ухмыльнулась Вторая. – Как тебе моя задумка?
   – Гениально, – искренне сказал я. – А в чем, собственно, смысл? Сегодня по столичному календарю День святого Валентина, и ты решила таким образом намекнуть мне?..
   – Да нет же! – возмутилась Вторая. – Сею в городе страхи, как приказано! По эскизам Филиппа Стульса! Я ведь тебе показывала план.
   Вылетевший из наушника звук был похож на рев раненого крокодила:
   – Порнухой развлекаемся?! Тебе, Вторая, что было поручено? Навести ужас! Город должен погрузиться в панику, понятно? А ты что творишь? Способствуешь приросту населения?! Немедленно ликвидируйте этот стриптиз и возвращайтесь в исходный квадрат! Оба!
   Пока я с некоторым сожалением по кусочку удалял наведенный на мельницу морок, напарница взмыла в воздух, не дожидаясь меня. От ее обиженного лица исходили волны гнева, а из пальцев во все стороны летели искры. Походя сорвав с угодившего под горячую руку дерева сразу всю листву, она пнула каблуком самую толстую ветку, раздробив ее в труху. Невинные пылинки разлетелись в стороны стайкой бабочек с острыми, как ножи, крыльями и недобрыми Улыбками наемных убийц.
   – Не бери в голову, – успокоил я напарницу, едва сумел догнать. – По-моему, отличная мельница получилась. Готов поклясться: когда мельник выйдет из дома и увидит старое скучное колесо, то будет горько разочарован. Да что там разочарован – он обкусает себе локти с досады!
   – Еще насмотрится твой мельник. – Вторая смахнула со щеки злую слезинку и неожиданно хихикнула. – Каждый вечер на закате сможет любоваться.
   – Жаль тебя разочаровывать, но я самым добросовестным образом снял морок, – охладил я ее пыл. – Не знаю, как в столице, а у нас приказы куратора лучше не нарушать.
   – Это был не совсем морок, – скромно потупилась напарница и, увидев мое недоумевающее лицо, пояснила шепотом: – Понимаешь, опыта работы с такими крупными объектами у меня не очень много, тем более при совмещении с вымышленным, нарисованным образом. Вчера полдня без толку билась: я материализую мельницу – она ни в какую, я с удвоенной силой – она как была деревянная, так и стоит. Ну я и... пообещай, что никому не скажешь!
   – Могила!
   – А как же куратор?
   Выразительным жестом прикрыв микрофон, я пресек ее сомнения.
   – Ну!
   Вторая подняла на меня честные голубые глаза.
   – С мельницей у меня так ничего и не получилось, поэтому я отнесла рисунок в отдел к ландшафтным дизайнерам и наврала, что из столицы приказали в порядке эксперимента изменять ежевечерний вид с холма.
   – И?
   – Они засунули картинку в сканер.
   – И!
   – Машина поставила превращение мельницы на автомат...
 
   Город. Вечер того же дня
 
   Почему Джульетта настаивала на том, чтобы Оскар покинул трактир именно вечером, он понял слишком поздно.
   Не успела лошадь отдалиться от трактира и повернуть за угол, как сразу несколько пар рук вцепились в ее гриву и загубник.
   – Стой! Спешивайся и доставай кошелек!
   Черные фигуры, окружившие лошадь, ступали неслышно, как бестелесные призраки. Оскар невольно вздрогнул – с мертвых, словно вылепленных из непроницаемой черноты лиц за ним пристально наблюдали вполне живые и даже насмешливые блестящие глаза, отчего фигуры казались еще более жуткими.
   Дипломат в ужасе прижался к Подлюке, столкнувшись с одним из призраков нос к носу, и чуть не рассмеялся от облегчения. Никакой мистики – просто люди, головы которых облегают плотно вязаные шлемы с прорезями для глаз. Что плохо – длинные ножи в их руках тоже, несомненно, настоящие.
   Тускло освещающий улицу фонарь моргнул и превратился в туманное пятно. Пальцы Оскара быстро скользнули за пояс – пусто.
   – Не это ищешь? – посмеиваясь, спросили сзади, и в бок Оскару уперся его собственный кинжал. Дипломат послушно поднял руки.
   – Что замер? Спускайся с лошади, выворачивай карманы! – тихо приказал невидимый собеседник. – Эй! Что смеешься, глупец? Умом повредился с перепугу? Это ограбление!
   Видимо, Оскар был первой в истории города жертвой, встретившей эти слова радостной улыбкой. Обескураженный противник так растерялся, что даже опустил руку с кинжалом и тревожно заглянул в лицо истерически хихикающего человека.
   Трико на нем было чуть более черным, а нож чуть более длинным и острым, чем у других. По этим приметам Оскар предположил, что перед ним главарь. Дипломат стер с лица неуместную улыбочку, внутренне поражаясь причудливым поворотам судьбы. Какой молодец подлец Хендрик, что перепрятал деньги! Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь!
   Пока Оскар тихо радовался, грабитель, удивляясь странно веселому настроению жертвы, пришел в себя и попытался вернуть кинжал на прежнее место – то есть упереть в бок дипломату, – но немного опоздал.
   Неожиданно для него Оскар приподнялся в стременах, резко оттолкнулся от крупа лошади и, ловко перевернувшись в воздухе, приземлился уже за пределами кольца нападающих. Привычная к подобным кунштюкам Подлюка стояла не шелохнувшись.
   В открытом окне соседнего дома свистнули и зааплодировали. Подлюка польщенно заржала и опустилась в низком реверансе. Когда лошадь выпрямила ноги, к ее шее уже прижималось тонкое лезвие кинжала.
   – Да, – с сожалением сказал грабитель. – Вы оба были поистине достойны восхищения. А теперь, как ни грустно, представление окончено. Попрошу деньги, и без фокусов. Надеюсь, жизнь лошади для тебя что-то значит?
   – Держи. – Оскар медленно отвязал от пояса сморщенный кошель, одновременно нащупывая другой рукой в сумке коробку с метательными ножами.
   Тихий свист главаря слился с возмущенным карканьем потревоженной вороны, про которую дипломат успел забыть, и характерным звуком, который издает металл, скребущий по металлу. Оскар не понял, как это могло случиться, но его метательные ножи вдруг оказались в руках нападающих, хотя коробка по-прежнему не покидала сумки. Кольцо фигур, затянутых в трико, начало зловеще сжиматься.
   Умение достойно проигрывать является неотъемлемой частью дипломатической деятельности. С сожалением вздохнув, Оскар протянул свое имущество главарю.
   – Подачки не принимаю! Давай деньги, что получил от трактирщика! – угрожающе зашипел грабитель, даже не притронувшись к худому кошельку. – Семьдесят семь монет!
   – Вот, значит, как, – задумчиво протянул дипломат. – Молодец, Джульетта... Прости, брат, но это все, что у меня при себе. Если тебе обещали больше, то это была жестокая шутка. Или гнусный обман, что еще более вероятно. Можешь обыскать мои карманы и вещи, а также лошадь от копыт до кончика гривы – пусто. Все деньги, что я получил от трактирщика, сейчас у моего... у того сына Солли, который увезен в Башню.
   – Поклянись!
   – Ей-богу! Клянусь аллахом! Да пронзит меня карающий меч Албакона! Да грядет на мою...
   – Достаточно. Подойди! – велел главарь.
   Оскар послушно выполнил приказ. Глава шайки быстро обшарил лошадь, не побрезговав даже несвежим потником, и личные вещи Оскара. Почтовая ворона, все еще томящаяся в неволе, сварливо закаркала, когда ее сжали руки вора. Главарь разочарованно скривился, потом вдруг ухватил Оскара за подбородок и приблизил лицо жертвы к себе.
   – Слу-ушай! Знакомое лицо! Я не мог тебя где-нибудь видеть раньше?
   Оскар застонал.
   – Только не говори мне, что узнал во мне старого друга из Дольчезадо и что твоя супруга до сих пор вспоминает мое лицо, когда у нее подгорает мясо! Еще одного сопливого Солли я не переживу! Ты нигде не мог меня видеть, понятно? Я дипломат! Путешественник! В вашем городе первый раз в жизни!
   – Дипломат, говоришь? А ну разведи руки в стороны! Не так, пошире! Еще шире! Покажи ногу!
   – Я тебе что – танцорка из балета? – возмущенно зашипел Оскар, но, ощутив холодок ножа на шее, ногу все-таки приподнял.
   – Ну-ка, ну-ка... вспомнил! Ярмарочная площадь! Выступление цирка! Ты ходил по проволоке! Значит, говоришь —дипломат?
   – Искусство балансирования – одно из основных в дипломатии, – не моргнув глазом, отчеканил Оскар.
   – Ага. На проволоке.
   – Нигде лучше этому не научишься.
   – Ладно, – смягчился грабитель, пряча оружие. – Стыдиться нечего. Циркачи нам почти как братья. Мой покойный отец всегда говорил: люди в трико и мягких тапках должны помогать друг другу. Забирай свои гроши и проваливай.
   Оскар, не веря своему счастью, протянул ладонь. В нее упали несколько сентаво, сверху тяжело брякнулся золотой паунд.
   – Но позволь! Ты взял больше!
   – А плата за работу? – невозмутимо улыбнулся вор.
   – ЭТО ты считаешь работой?
   – Кто на что учился.
   – А метательные ножи?! – окончательно расстроился Оскар. – Серебряные рукоятки под мою ладонь, специально рассчитанная форма лезвий, инкрустация горным хрусталем, работа самого...
   – Хочешь поймать? Ребята, кидайте...
   – Не надо! – поспешно отказался Оскар.
   – Правильно, – усмехнулся вор. – Торговаться будешь на базаре. А теперь беги отсюда, дипломат, так быстро, как только умеешь, пока я не передумал. У тебя сейчас финансов в самый раз. Не так мало, чтобы голодать, но и не так много, чтобы беспокоиться об их сохранности. В крайнем случае —дашь урок балансировки на площади. А ты хитер, лис! Ладно, иди.
   Оскар развернулся и, старясь не уронить остатки достоинства суетливостью, занес ногу, собираясь забраться на лошадь.
   – Э, нет! – твердо сказали сзади. – Кобыла останется.
   – У нее сложная артистическая натура, – предупредил Оскар.
   – У меня тоже, – хохотнул вор.
   Оскар молча пожал плечами, бесстрастно наблюдая, как темные фигуры растворяются в полумраке. Тускло горящий фонарь снова вспыхнул, словно опомнившись. Последний из грабителей по знаку главаря вскочил верхом на Подлюку и поскакал, победно вздернув подбородок.
   Оскар дождался, пока он удалится до конца квартала, и три раза резко хлопнул в ладоши. Подлюка как подкошенная рухнула в поклоне, а всадник кувыркнулся с ее спины прямиком в сточную канаву. Из-за угла ветер донес еле слышный смех главаря.
   Не теряя времени, Оскар вскочил на подбежавшую лошадь (она выглядела весьма довольной) и погонял до тех пор, пока они не оказались на ярко освещенной улице, по которой одна за другой катились кареты. Под ажурной решеткой ворот величественного палаццо, облицованного желтым мрамором, он дал старушке Подлюке передохнуть, и сам перевел дыхание.
   Что-то царапнуло ладонь, и Оскар испуганно поднес ее к лицу, но обнаружил только безобидный твердый прямоугольник визитной карточки: «Шухер и компания. Срочное решение финансовых проблем за умеренный процент. Часы работы с 21.00 до 9.00».