До чего все-таки приятно быть свободным!
   Через открытую створку я услышал, как моя напарница торопливо спрашивает:
   – Так ты отказываешься от услуг ангела-хранителя?
   И ответный хриплый крик Филиппа:
   – Да!
   – Полетели. – Вторая нагнала меня уже в воздухе.
   – В роли ангела-хранителя ты была неподражаема, – честно сказал я.
   – Да ладно тебе придираться! Даму нельзя отрывать от дела!
   – Конечно. Особенно если это дело состоит в том, чтобы ровно накрасить глаза, – ехидно поддакнул я.
   – А ты пробовал? – вскинулась она. – Ты и забор не в состоянии покрасить, не то что глаз. Особенно такой. – Она полюбовалась на свое отражение в маленьком осколке, который припрятала в рукаве. – Да, допустим, сейчас Филипп испугался и сбежал. Но он перестанет обижаться и возблагодарит судьбу, как только поймет, что я оставила ему бесценный дар!
   – Надеюсь, ты не вернула его способность к автоматическому воплощению всего, что он рисует? – испугался я.
   – Не беспокойся, нет. Я вдруг так расчувствовалась, что подарила ему то, о чем он и просил. Как истинный ангел. Теперь он настоящий художник.
   – Его портреты больше не будут напоминать шизофренические натюрморты?
   – А надо, чтобы не напоминали? – озадаченно прикусила губку Вторая. – Честно говоря, я об этом не подумала. Но в любом случае его наверняка признают великим и станут драться за право купить очередную картину. Что бы он ни рисовал. Правда, здорово?
   – Замечательно, – согласился я, глядя вслед улепетывающему со всех ног будущему великому художнику. Его рыжая шевелюра развевалась на ветру, а пятки мелькали с такой скоростью, что у меня закружилась голова. Отведя взгляд, я решил присмотреться к улице сверху и присвистнул.
   Из некоторых труб вылетали странные туманные фигуры. Я мог бы поклясться, что они до жути похожи на души умерших, если бы не знал совершенно точно, что бесхозных душ, свободно порхающих туда-сюда, просто не может быть. Каждой душе еще до момента смерти забронировано теплое местечко.
   Вторая дернула меня за рукав – дескать, пора. Помахав на прощание Филиппу, мы полетели к границе. Уже зависая над картофельным полем, где еще час назад люди Герцога с боем прорывались в собственный город, я огляделся и задал сакраментальный вопрос:
   – А где все?
   Куратор молчал как убитый. Зато Вторая обеспокоенно оглянулась и начала трещать как сорока:
   – Понятия не имею. Неужели война закончилась без нас? Жаль, я надеялась полюбоваться на то, как Мерлин по приказу Наместника будет крушить своей косой Великого Герцога. Смешно, правда? Ладно, все равно мы кусочек сражения застали. Ручаюсь, что после такого вступления наши победили.
   – Хотелось бы знать, какие именно наши, – мягко уточнил я.
   – Да какая разница! Теперь уже поздно что-то делать, здесь никого. Ни трупов, ни раненых.
   Действительно, поле было пустым. Не считая того, что по нему были разбросаны предметы одежды и оружие.
   Только отлетев в сторону, мы обнаружили единственное неподвижно лежащее тело, закутанное в черную одежду. Над ним суетилась уголовная бригада во главе с вездесущим Крессом.
   – Пиши, Сэми: идентифицировать труп не представляется возможным, – задумчиво подвел итог инспектор. – Он уже скелет.
   – Может, по одежде? – предложил Наоко, с надеждой глядя на инспектора.
   Кресс поморщился. Только что он был вынужден отпустить на свободу прекрасного, тщательно допрошенного подозреваемого Солли и находился по этому поводу в состоянии глубокой скорби (столько времени потрачено зря, «убитая» супруга фурией ворвалась в участок и камня на камне не оставила ни от обвинительного акта, ни от любимого письменного прибора инспектора).
   – Знаешь что, стажер? – Кресс сорвал травинку и грустно начал ее жевать. – А займись-ка ты этим делом сам.
   – Я?
   – Именно ты. Ты же у нас кричал, что с помощью науки можно установить все? Вот и установи. Господин Герцог у нас человек ученый, науку уважает. Даю тебе его благословение и полномочия на проведение полного расследования дела. Денька через два скажешь мне имя трупа, как и когда он погиб, отчего погиб, что делал перед смертью и так далее. Понял?
   Не верящий своему счастью Наоко кивнул.
   – Свидетелей опять же расспроси. Ты ведь у нас любишь свидетелей? С количеством тебе повезло – в этом деле их сразу несколько тысяч. И все под воинской присягой.
   – И анализ алхимической лаборатории можно учесть? – уточнил Наоко.
   – Учитывай все, что считаешь нужным, – вздохнул Кресс. – Чтобы все по науке, как положено. Ну что же ты застыл, Наоко? Беги.
   – Правильно, – тихо шепнул Сэми. – Надо бы мне раньше догадаться отправить эту пиявку. Не мельтешил бы перед глазами.
   – Ладно, пошли, – хлопнул помощника по плечу Кресс. – Пора праздновать победу. Думаю, господин Великий Герцог на радостях разорится на орденок или медальку. Как ты думаешь?
   Ценность Сэми как работника состояла в том, что не думал никак. Он был всегда полностью согласен со своим начальником.
   Погрузив тело в багажный отсек кареты, бригада силой затолкала внутрь Наоко, который все порывался перекопать поле в поисках еще каких-нибудь улик, и укатила.
   Мы с напарницей проводили их одобрительным взглядом.
   – Значит, победил Великий Герцог, – сказала Вторая. – Мерлина больше нет, за пару часов и остальные зверушки дематериализуются. Змий не выполнил предназначенное задание, но святая река обезврежена, и, мне кажется, город сейчас близок к тому, чтобы окончательно стать нашим. Вся эта вера в колдовство очень способствовала, да и война... смотри, купол почти черный. Удивляюсь, почему куратор молчит? Пора бы и похвалить нас.
   – База! – Для надежности я открутил ручку чувствительности микрофона на полную мощность. – Слышите меня?
   – Да слышим же! – грохнуло у меня над ухом. – И незачем так орать! Еще час назад чертенка можно было взять голыми руками, а вы... Где вас носило, бездельники?
   – Затянуло в пентаграмму, – сухо доложил я, регулируя звук. – И скажите спасибо, что мы вышли оттуда целыми и невредимыми.
   – Вы отовсюду выходите целыми и невредимыми, – уже тише проворчал куратор. – Зато вокруг вас потом остаются мор и разрушения. Можете перекусить по-быстрому, а потом будьте готовы лететь в Восточный квартал, чертенок там. Надеюсь, вы еще не все пайки сожрали?
   – Пайки? – иронически осведомился я. – Если вы имеете в виду то, что упаковано в высланной вами запасной капсуле, то они так и лежат в пещере. Беда только в том, что транспорт раздавлен идолом. Подозреваю, вместе с пайками. Хочу также напомнить, что старая капсула стоит на крыше Черной Башни с пустым баком и багажником.
   В наушнике послышалось угрюмое ворчание, в котором я смог различить только отдельные слова. Сразу скажу, эти слова были отнюдь не «молодцы» и «герои». Скаредный куратор все поминал пропавшую капсулу, удостаивая ее эпитета «почти новая».
   – Я так понял, что придется лететь на базу? – перебил его я.
   – Ни в коем случае! – тут же прервал свои вздохи куратор. – Летите к мосту, что соединяет две части города. Под ним всегда хранится дополнительная запасная капсула со сменным обмундированием и усиленными пайками. Правда, она беспосадочная. Прямой рейс на базу и никаких других маршрутов.
   – Я и не знал, – признался я.
   – О ней никто не знает. Смотрите, не трепитесь зря! – предупредил куратор. – Никому ни слова!
   – Нет, – подчеркнуто ехидно ответил я. – Сейчас выйду на центральную рыночную площадь, залезу на мечеть и вместо молитвы почтенного муллы прокричу страшную тайну всем жителям города. Представляете, сколько среди них окажется желающих влезть в брюхо механического насекомого и совершить беспосадочную поездку прямиком к шайтану? Тысячи и тысячи!
   – Не ерничай! – прервал меня куратор. – Тебе предстоит найти и обезвредить уже не маленького дохленького чертенка, а выросшего до размеров племенного теленка черта! Так что на длительный отдых не рассчитывай.
   – Он так быстро растет? – поразился я.
   – Вас не вовремя затянуло в пентаграмму. В самом конце короткого боя клон присосался к Мерлину и под завязку напился магических эмоций и колдовских сил, – тоскливо признался куратор. – По нашим прогнозам, сейчас он по тому же адресу в Восточном квартале.
   – Вы сумели его засечь с такого расстояния?
   – Его теперь трудно не засечь, – грустно доложил куратор. – Если положить клона на весы, то для равновесия таких, как ты, пучок надо.
   Я живо вспомнил, как малыш отстреливался от нас на крыше, и представил себе в красках его поведение сейчас. Инстинкт самосохранения заставил меня заартачится.
   – Но почему опять мы? Мы устали, не отдыхали толком несколько дней, да и вообще – он уже знает нас с напарницей в лицо!
   – А некому больше, – злорадно сообщил куратор.
   – То есть как это некому? Полностью укомплектованный коллектив не в счет?
   – Полностью укомплектованный коллектив сидит на базе и не может ее покинуть по причине блокировки всех входов и выходов, – грустно признался куратор.
   – ??
   – Чертенок постарался. Мы попытались взломать запоры, но, увы! Они наложены магическим способом, который уже лет сто не применяется. У Мерлина набрался, зараза. Один из старейшин базы сейчас сидит, ломает голову и безуспешно чешет рога. Никак.
   – И все сидят?
   – Все. Даже курьеры не могут выйти. Ты, наверное, заметил по дороге пару бесхозных душ? Их будет еще больше. А если мы не вскроем запоры, то вообще катастрофа.
   – Так вот что за странные туманные фигуры вылетали из труб! – догадался я. – Но чего клон добивается?
   – А ты не догадываешься? – удивился куратор. – Я думал, это уже для вас не секрет.
   – Клон хочет создать свой собственный ад, – тихо сказала Вторая, присаживаясь рядом на траву. – Его задача просто протянуть время до того момента, как он вырастет, станет совершеннолетним и сможет зарегистрироваться в Вечности. Дальше все просто – из первых подвернувшихся людей он сделает слуг и будет править. Семейка Чайхана идеально подходит.
   – У клона осталась всего одна жизнь. Последняя, – напомнил я.
   – Подумай о размножении, – грустно сказала она.
   – Милая, ты немного зациклилась на этом вопросе, – мягко улыбнулся я.
   – Идиот, он может успеть оставить потомство, – без эмоций ответила она и жалобно спросила: – А на поверхности совсем никого не осталось?
   – Кажется, болтался один из курьеров, – неуверенно сообщил куратор. – Можете использовать его на благо Организации. Если получится.
   – Тогда мы не имеем права отдыхать, – решительно встала на ноги Вторая. – Сразу летим в Восточный квартал.
   Наверное, она думала, что куратор обрадуется и похвалит ее за героизм, но в наушнике, кроме пыхтения, ничего не было слышно. Потом чей-то чужой ледяной голос проорал незнакомые мне витиеватые ругательства.
   – Слушаюсь... слушаюсь... так точно... – По униженному тону куратора я догадался – ругань предназначалась не нам, а ему.
   – Так нам лететь в Восточный квартал или не лететь? – рискнула выступить Вторая.
   – Какие из вас сейчас бойцы, – неожиданно ласково сказал куратор. Видимо, за нашу нещадную эксплуатацию ему порядком досталось от кого-то вышестоящего. – Хоть кусок сухаря положите на зуб. Бедолаги вы мои...
   И мы полетели к мосту. Есть, отдыхать, переодеваться.
   Как бы там ни было, но снять грязные, провонявшие потом и испачканные кровью и сажей комбинезоны давно пора.
 
   Восточный квартал города. Дом Чайхана
 
   – Венчание? – Чайхан закатил глаза. – Только через мой труп.
   – Племянник известного дипломата не может сочетаться незаконным браком, – сухо напомнил Оскар. – По нашим законам простое прослушивание песни в исполнении муллы является не чем иным, как памятным концертом. Только ксендз.
   – А мулла?
   – После святого отца кто угодно, – твердо сказал Оскар.
   – Аарончик не простит, если вы не позовете раввина, – тихо шепнула одна из невесток, пронося мимо огромный горшок с сыром. – Он мне сам говорил.
   – Если невеста мусульманка, а жених католик, то объясните мне – при чем здесь раввин! – взорвался Оскар.
   Судя по многозначительной улыбке невестки, раввин был при чем всегда. Что она и подтвердила, наклонившись к уху Оскара и как бы небрежно сообщив:
   – А Аарончик подумывал после свадьбы подарить молодым дом в Центральном квартале.
   – Правда? – задумался Оскар. – Хендрик, ты как думаешь – может, позовем пана раввина? Человеком больше, человеком меньше... Опять же будет кому сундуки с приданым считать. Господи, что за вонь?
   – Попрошу без оскорблений! Именем Вишну! – Бабушка отодвинула плечом внучку и выставила вперед руку с зажатой в ней статуэткой Кали. В другой руке старушка сжимала целый пучок дымящихся сандаловых палочек. – Надо срочно освятить дом! Окропить святой водой нагрудник-онир и шалбар с дамбалом, которые наденет невеста! Как можно быть столь легкомысленными в то время, когда асуры украли моего чудом найденного Раджика? Как? Вы черствые люди.
   – Кто такой Раджик? – опешил Хендрик.
   – Твой родственник. Отличительная черта – пятно на ягодице.
   – Тогда кто такие асуры? – спросил Хендрик, кашля от едкого дыма.
   – Небесные демоны, – пояснил Оскар, пряча лицо в воротник куртки. – Предупреждая твой следующий вопрос, сообщаю: «шалбар» и «дамбал», которые постоянно поминает твоя будущая теща, – не демоны, а штаны, которые носит под платьем очаровательная Лейла. А «шымылдык» – это свадебная занавеска, которой будет накрыто ее лицо, чтобы ты его не увидел раньше времени. Пора бы тебе, племянничек, выучить семейную терминологию. А то собственную жену не поймешь, когда она тебя попросит штаны принести. Или, не дай боже, в пылу ссоры проклятиями поливать будет.
   – Моего Хендрика проклятиями? – замурлыкала Лейла, ласково поглаживая руку нареченного и нежно скармливая ему кусочек халвы. – Никогда! Ешь, любимый, специально для тебя лучший кусочек. Смотри, какие нарукавники я вышила. Нравятся?
   Слегка обалдевший от суеты Хендрик проглотил халву и механически кивнул.
   – Все они так говорят, – тихо проворчал Оскар, неожиданно для себя самого почувствовавший укол ревности. – «Лучший кусочек... Буду любить до гроба и слушаться беспрекословно...» А вот потом... Поверь опыту.
   – Опыту дипломата или опыту финансиста? – иронично улыбнулся Хендрик.
   – Опыту старого холостяка, – пробурчал Оскар.
   – Дядюшка, а может, тогда мне вообще не стоит жениться?
   – Ни в коем случае! – испугался Оскар, опомнившись. – Твоя Лейла – счастливое исключение, сразу видно. Живи и радуйся.
   – Где желтый порошок? – Бабушка бесцеремонно отодвинула Оскара в сторону.
   – Какой порошок?
   – Которым мы осыплем молодых, – досадливо напомнила старушка. – Символ верности. Хендрик, почему ты ешь? Кто разрешил? Брось! Брось сейчас же! Ведь сегодня день свадьбы, тебе нельзя!
   – День свадьбы завтра! – выкрикнула супруга Чайхана.
   – Почему? – искренне удивилась бабушка.
   – Мама! – вспыхнула родительница Лейлы. – Я вам уже сто раз объясняла – по нашим обычаям вторник и пятница – несчастливые дни! Пусть Хендрик ест! Ешь, сынок, ешь. Жуй, как следует, а то подавишься.
   – По нашим обычаям? – недоуменно повторила старушка. – Поправьте меня, люди, – разве я не из этой семьи? Разве не я родила эту женщину, которая сейчас учит меня, как и когда положено справлять свадьбы? Ты еще скажи, что молодым не пометят лбы, и я пойду гладить похоронное сари!
   – Вы забыли, мама, что похоронное сари месяц назад нечаянно порвал Коралл, а молодым действительно не будут метить лбы! – спокойно сказал Чайхан, примирительно становясь между спорящими. – Вместо этого дети нальют жира в очаг и раздадут соседским девушкам подарочный куттык. Потом молодых засыплют конфетами, сушеными сырками, фруктами и монетами.
   – Лейла отказалась от сырков. Вместо них будут розовые лепестки, – добавила супруга и деловито осведомилась: – Кстати, где они? Только что я оставила здесь поднос с лепестками.
   – Тот мусор, что лежал на пороге? Я выкинула его, – потупилась старшая невестка.
   – Выкинула? Немедленно принеси назад!
   – Мама! – возмутилась Лейла. – Я возражала против сыра, а ты собираешься обсыпать меня лепестками, перемешанными с рисовой шелухой, пылью и крошками?
   – Там еще были яичные скорлупки, – тактично дополнила родственница.
   – Да что ты так нервничаешь, дочка? Это же символически!
   – Ничего себе символ! Что у меня за жизнь будет, если родная мать выльет на мою бедную голову помои?
   – Не хочу тебя пугать, доченька, – сообщила супруга Чайхана, доверительно понизив голос, – но, по моим прогнозам, жизнь тебе предстоит в любом случае нелегкая. Не тереби нагрудник.
   – Это еще почему? – уперла руки в бока Лейла.
   – Испачкаешь раньше времени!
   – Аллах с нагрудником! Что ты имела в виду, говоря про нелегкую жизнь?
   – Стоит только посмотреть на твоего будущего мужа, детка.
   – А что с ним не так? Глаза как звезды, фигура стройнее, чем...
   – Вот именно! Только эти звезды так и зыркают по сторонам, так и зыркают! А фигура что-то уж очень близко подбирается к нашей Зульке!
   – Врешь! Она же замужем за моим братом!
   – Видимо, твой женишок не считает это препятствием.
   – Поклянись Аллахом!
   – Да ради бога!
   – Ну, я ей...
   – Стой! Таких Зулек вокруг половина квартала. Всех бить рук не хватит. Ты бы лучше присмотрелась к своему будущему муженьку.
   – Что толку присматриваться? – горько заметила Лейла, присаживаясь на ступеньку. – Не выколю же я ему глаза, в самом деле. Ой... Мама-мама...
   – Ну, глаза не глаза, а кое-что сделать можно, – оптимистично сказала мать, высыпая на ступеньку мусор из корзины и методично выбирая из кучи смятые розовые лепестки. – Для верности. Пошли к бабушке. Она поможет...
 
   За кадром
 
   Мы с напарницей в четыре руки выволокли капсулу из зарослей камыша и плюхнулись рядом на мягкие сиденья.
   Не хочу показаться привередливым, но запасная машина показалась мне гораздо современней и удобней, чем наши повседневные побитые жизнью «лошадки». Руль с гидроусилителем, бак в три раза вместительней, расстояние между креслом и панелью управления такое, что смело можно вытянуть ноги, не рискуя застрять или покалечиться. Одно слово – несправедливость. Обиженно щупая натуральную кожу обивки потолка, я чуть не забыл, что надо поесть.
   Кстати, о еде. Лирическое отступление.
   Неизвестно почему, но каждая капсула, вылетающая из гаража на задание, комплектуется питанием ровно на семь дней. Ни меньше, ни больше.
   Видимо, товарищи, в чьи обязанности входит рассчитывать количество пайков для полевых работников, рассуждают так: раз Создатель смог сотворить этот мир за семь дней, то и мы обязаны выполнить свою работу за тот же срок. Иначе неспортивно. Тем более что ломать, как всем давно известно, не строить.
   Эта же капсула была набита коробками с едой под завязку! И какая это была еда!
   Отпихивая друг друга, мы с напарницей разодрали вакуумные упаковки и застыли в восхищении. Нежнейшая солонина, истекающие соком колбаски с вкраплениями белоснежного жира, мягкий хлеб и в довершение всего – отдельная коробка с приделанным сбоку шнуром и надписью: резко потянуть для разогрева.
   Не сговариваясь, мы дернули шнур и были вознаграждены хитрым фокусом: внутри коробки что-то зашипело, повалил дымок, и по салону распространился запах поджаренного мяса. Аккуратно сняв крышку, мы прикончили горячую отбивную, поделив ее по-братски, и, уже отшвыривая пустую упаковку, натолкнулись на целый склад таких же коробок.
   Ну почему никто не сказал мне раньше, что так близко, под мостом, скрывались такие сокровища? Почему?
   – Вкуснотища-то какая! – прошептала Вторая, впиваясь зубами в шмат сала, – Почти как на седьмом небе!
   – А ты там бывала? – недоверчиво хмыкнул я.
   – Представь себе – да! И не раз! – гордо откликнулась она, плотоядно облизывая пальцы.
   Ну вот, опять. Сейчас пойдет хвастовство, пространные описания недоступных мне чудес (да и не больно надо) и неделикатные намеки на свою исключительность.
   Стараясь не слишком прислушиваться к подробностям (но как заливает, нахалка, как заливает!), я вплотную занялся аппетитным пирожком с острой начинкой. Напарница тем временем разливалась соловьем, обрисовывая все новые и новые невероятные детали и мечтательно закатывая голубые (естественно) глазки. На пространном описании скромного больничного завтрака из семидесяти блюд, подаваемого к постели прямо на облаке, я не выдержал.
   – Что же ты не осталась в этом чудесном месте, если там так хорошо?
   – Служить Организации – мой долг. Да что я перед тобой распинаюсь? Рангом не вышел, – презрительно сжав пухлые губы в тонкую полоску, сказала Вторая.
   Несмотря на то что это была самая настоящая провокация, я не выдержал и взорвался.
   Отбросив в сторону недоеденный пирожок (а также, фигурально выражаясь, лишние церемонии), я сжал кулаки и высказал напарнице все, что думаю об уроженцах Верхних Плотов, отличниках учебы, двойных агентах и существах женского пола вообще. И, клянусь рогами, это надо было сделать еще раньше– до того улучшилось мое настроение!
   – Успокойся. – Напарница, хихикая, положила на мое плечо руку. – Я всего лишь хотела тебя подразнить. Ничего там особо хорошего нет. Тем более третья жизнь, которую я сейчас проживаю, почти целиком состоит из операций внедрения и последующих за внедрением операций. Разница только в том, что у нас потолок черный, а у них белый.
   – Больно было? – почти искренне посочувствовал я.
   – Нет. Все проводится под наркозом. Только каждый раз приспосабливаться к новой сущности тяжело. Только привыкнешь к сладкому вкусу положительных эмоций – стоп, пора переходить на соленые отрицательные. В итоге шрамы чешутся, перед глазами муть, на кошек и херувимов аллергия. Если тебе когда-нибудь будут предлагать поработать на благо Организации в тылу врага – не соглашайся ни в коем случае. Ампутация рогов и приживление крыльев еще ничего, а вот нимб – поганая штука, скажу я тебе. За тот месяц, что я его носила, головные боли прямо измучили. Потом, когда Положительные мне крылья убрали и рога приживили, легче стало. Все-таки природу не обманешь. Свое есть свое.
   – Бедная, – пожалел я уже от чистого сердца. – Наверное, ты теперь до смерти будешь раздваиваться. Недаром твои глаза то голубые, то черные.
   – Глаза пустяк, даже интересно. Вот выполнять одновременно два задания и подчиняться сразу двум руководителям действительно непросто, – вздохнула напарница. – Скажу тебе честно, Пятый: шеф есть шеф, хоть ангел, хоть черт. Чуть где не успеваешь – в крик; чуть какой сбой – лишу звания. Ох, и натерпелась я, врагу не пожелаешь, и все оказалось зря – ты догадался. Хотя куратор характеризовал тебя как туповатого, но веселого. Так обидно!
   Туповатого? Она сказала «туповатого»?!
   – А уж мне как обидно! – Я тихо скрипнул зубами, борясь с желанием откусить микрофон.
   – И ведь сначала все шло четко по плану, – продолжила Вторая, не заметив перемены моего настроения. – Чертенок уже был в моих руках! Оставались мелочи: оглушить тебя, полететь вместе с Положительными и захваченным клоном к ним, получить повышение за удачно проведенную операцию, а потом...
   – Сделать так, что клон внезапно сбежит, но остаться приближенной к верхам особой и докладывать нам об их намерениях, – мрачным тоном умудренного опытом боевика продолжил я, – Мне искренне жаль, что так вышло. Прости, что оказался недостаточно тупым. Я исправлюсь.
   – Не стоит, – хихикнула Вторая. – Скорее это куратор совершил роковую ошибку, недооценив тебя. Думаю, ему уже попало.
   – И еще попадет, – невинно моргая, подтвердил я (существо, обозвавшее меня туповатым, заслуживает самой жуткой мести). – Я позабочусь, не сомневайся; сообщу, куда следует. Ведь можно было в разгар операции шепнуть мне на ушко пару слов? Можно. А он шепнул? Нет, он орал, как пьяный павлин, всякие гадости, что могут подтвердить записи как минимум трех «глаз», у которых от его ругани чуть уши трубочкой не свернулись. Прости за каламбур. Хочешь орешка? Очень полезно.
   Голос легкого на помине куратора вклинился в наше дружное чавканье:
   – Перекусили, бойцы? Снаряжение поменяли? Пора, пора! Пока малыша еще можно победить...
   Обида моментально улетучилась – я вспомнил, как клон долбил нас на крыше, и невольно вздрогнул.
   – Мы почти готовы, – потянулась к дверке Вторая. – Чем экипируемся? Наверное, есть специальное устройство? Чтобы раз – и вдребезги!
   – Ты что, Вторая! Какие дребезги?! – испугался куратор. – Живым, это обязательно! Для вас лучше самим погибнуть при исполнении, чем прикончить клона!
   – Постойте, но как же мы его возьмем? – перебил я куратора.
   – А вы еще не рассмотрели отсек с оружием? – в свою очередь удивился он. – Что же вы там битый час делаете? Неужели никак наесться не могли? Нет, я так больше не могу, это не бойцы, а...