Страница:
– А вы давно знакомы с господином Томпсоном?
– Господи, да мы вместе учились в школе – в Мельбурнской грамматической. Я был новичком, приехал из Лондона, меня бы там до смерти затравили, если бы не Аластер. Он отличный парень. Я ему многим обязан, – серьезно объяснил молодой человек. – И он здорово соображает. В школе задачки щелкал как орешки, а мне они не давались. Говорят, он может в этом году получить премию за хирургию. Из него выйдет хороший врач – такой, которому можно доверять, знаете. Вот только больно он вспыльчив, стоит только задеть. Мы как-то играли в футбол, просто товарищеский матч, и один из форвардов угодил мячом ему в нос, так он взревел и набросился на беднягу, мы едва их растащили. В остальном Аластер самый милый и добрый парень, каких я встречал, – добавил Линдсей поспешно, – и отличный друг. Мне кажется, он может добиться всего, чего захочет.
Фрина снова наполнила бокал гостя и попросила показать ей его наручные часы. Линдсей протянул руку и заставил Фрину взять ее.
– Это хорошие часы, патер за ними в Нью-Йорк посылал. Мне говорили, они там по таким с ума сходят. И идут отлично. – Рука юноши теперь лежала на груди Фрины, отчего соски ее сразу набухли. – Мне следует с ними осторожно обращаться… чтобы… они не промокли. – Лицо Линдсея приблизилось настолько, что стали отчетливо видны мягкие губы, чувствовался аромат мыла и запах мужского пота. Фрина уступила обстоятельствам, и руки юноши обняли ее, а губы закрыли ей рот умело и чувственно.
Фрина испытывала слабость к противоположному полу. Она следила за своим телом, предоставив добродетели самой следить за собой. Молодой человек оказался гибким и сильным – интригующая комбинация – и обещал быть отличным любовником. Но у Фрины не было времени на то, чтобы предаться сиюминутному влечению прямо на диване; она осторожно высвободилась, оторвавшись от горячего страстного рта.
– Нет, не сейчас. Приходите в другой раз, мой милый, я буду рада принять вас. Я уже не в том возрасте, чтобы меня можно было совратить у камина в четыре пополудни. А вы очень милы, – она еще раз поцеловала его, чуть ниже уха, где лежал очаровательный завиток. – Весьма милы.
– О, мисс Фишер, – прошептал Линдсей, падая перед Фриной на колени и уткнувшись головой ей в плечо. – Кажется, я влюбился в вас!
– Вполне возможно, – признала Фрина. – Но это пройдет. Я приду завтра посмотреть вашу тренировку, раз уж имела слабость на это согласиться, и тогда мы можем договориться о дальнейшем. Но я не стану играть вашим сердцем, Линдсей, – только телом. Бесполезно влюбляться в меня, я не хотела бы, чтобы вы страдали. Понимаете?
– Нет, – признался Линдсей, потеревшись щекой о ее шею. – Но – как скажете, мисс Фишер.
– Пожалуй, лучше зовите меня Фрина.
Господин Герберт залпом осушил свой стакан.
Юнис Хендерсон, укрывшись вуалью, с обожанием следила за своим возлюбленным. Аластер Томпсон был высоким, но не слишком, у него были замечательные голубые глаза, а во взгляде сейчас читалась тревога. Он волновался за нее! От этой мысли голова шла кругом. Молодой человек, в свою очередь, был поражен тем, какой элегантной выглядела его избранница. Зеленый халат подчеркивал длинную ниспадающую линию от бедер до колен, узкую талию и легкий изгиб небольших грудей. Аластер сел на стул подле кровати и взял ее за руку. Она была горячей, и Томпсон подумал, что у девушки, возможно, температура.
– Как ты себя чувствуешь, Юнис? Я в ужасе от всего произошедшего.
– Мне уже лучше. Мисс Фишер была очень добра ко мне. Она обещала разыскать того, кто убил маму.
– А как твои ожоги, Юнис? Я не знал, что хлороформ может так сжечь кожу. Бедная девочка! Что сказал доктор?
– Она сказала, все пройдет и шрамов не останется, если я не буду расчесывать, но очень трудно удержаться, ужасно чешется. Но уже не так жжет, а было и в самом деле больно. Алли, я думала, что не вынесу эту поездку до Мельбурна по железной дороге! Я выдержала только потому, что читала «Манон» и могла спрятать лицо. Мне выписали мазь, и доктор сказала, что я должна не меньше недели лежать в постели. Я еще очень слаба. Ты волновался обо мне?
– Моя дорогая девочка, как ты можешь сомневаться в этом? Я уже собирался брать штурмом полицейское управление. Но тут позвонила эта девушка и сказала, где ты.
Он поцеловал руку, которую держал.
– Линдсей остался поговорить с мисс Фишер, хотел познакомиться с ней. Он помешан на преступлениях. Готов поспорить, ему разонравились бы убийства, если бы он хоть раз увидел труп. Что случилось в поезде, Юн? Я читал только отчеты в газетах, а они там вечно сгущают краски.
– Не знаю. Я очнулась, только когда все было позади. Кто-то отравил пассажиров в вагоне и вытащил маму через окно. Никто не знает – как. А потом ее нашли мертвой почти в десяти метрах от путей, и никто не может объяснить, как она туда попала. Это все ужасная тайна. Если бы не мисс Фишер, дети в вагоне умерли бы, и доктор до сих пор не знает, насколько серьезно пострадала моя печень.
– О, Юн, я и не предполагал, что дела так плохи! О чем бы ты хотела поговорить?
– О нас, – прошептала Юнис. – Теперь мы можем пожениться.
– Конечно, можем, как только тебе станет лучше. Завтра же дадим объявление в газеты. Объявляется помолвка Аластера, сына Уильяма и Шарлоты Томпсон, Райт-стрит, Кью, и Юнис, единственной дочери покойного Уолтера и… – он умолк, а Юнис продолжила за него:
– …и покойной Энн Хендерсон из Южной Ярры. Но мы не можем опубликовать это в газетах, ведь мама еще даже не предана земле. После похорон, когда я уже смогу вставать, мы сможем пожениться. Если ты, конечно, не передумал.
– О, Юнис! – воскликнул Аластер Томпсон и обнял ее с изрядной долей страсти, способной убедить даже самую недоверчивую даму, что ухажер не изменил своего решения.
Фрина, у которой сердце было не камень, обменивалась поцелуями и признаниями со вторым по красоте молодым человеком в своем доме. Линдсей пылал страстью, его дыхание обжигало ей лицо; губы юноши были требовательны и, казалось, поглощали ее всю. Но мозг Фрины, который редко был заодно с телом, продолжал действовать как часы, и в перерывах между объятиями, ей удалось выведать у Линдсея немало интересных сведений.
– Так ты живешь в том же доме, что и Аластер? Как удобно! А кто ведет хозяйство?
– Одна женщина приходит по утрам, убирает постель и готовит нам ужин на вечер, – объяснил Линдсей, вкрадчиво проводя рукой по спине Фрины. – Какое мудреное белье ты носишь.
– Я научу тебя снимать его, – пообещала Фрина. – Эта наука тебе еще пригодится. Но не сейчас. Ты слишком нетерпелив.
– Это же мне вечно повторяет наш тренер, – усмехнулся Линдсей, убирая руку. – Хорошо, мисс Фишер, будем паиньками. У Аластера не так-то много денег, понимаешь, родители у него небогатые, но достойные, отец – врач, но денег лопатой не гребет, вот Аластер и живет со мной. Патер подарил мне дом и платит домоправительнице, а мне нужна компания, так что все складывается удачно. Забавный парень этот Аластер. Я им просто восхищаюсь. Даже когда он был совсем на мели, никогда не одалживал у меня пятерки до четверга. Никто из моих приятелей не проявлял такой щепетильности. Для некоторых из них я просто денежный мешок… Мне нравится эта ткань, такая гладкая. Что это?
– Шелк, – сказала Фрина, натягивая юбку так, чтобы она скрыла колени. – Он и должен быть гладким, я рада, что тебе нравится. Кажется, мне пора выставить тебя и твоего друга на снег, Линдсей. Увидимся завтра. Во сколько?
– В девять утра. – Линдсей неохотно отпустил Фрину. – У лодочной станции. Почему ты нас выставляешь? Я уже перестал тебе нравиться?
– Нет, дорогой, ты нисколько не утратил своего очарования. Но мне пора идти читать заключение о вскрытии, и надо поговорить с полицейским.
– А можно мне с тобой?
– Нет. Увидимся завтра. – Фрина позвонила в колокольчик. – Господин Батлер, проводите, пожалуйста, джентльменов. И выведите из гаража автомобиль. Мне надо съездить на Расселстрит.
Линдсей прихватил своего друга и откланялся, бросив прощальный взгляд напоследок.
– Ну, что ты о нем думаешь? – спросила Фрина у Дот.
Дот усмехнулась.
– Этот Линдсей вполне хорош, мисс, если вам нравятся коты.
– Ты же знаешь, что нравятся, – согласилась Фрина.
Глава седьмая
Фрина вела красный автомобиль в город. Детектив-инспектор Робинсон (зовите меня Джек, мисс Фишер, все так делают) принял расследование и очень хотел поговорить с ней. Он обещал показать ей заключение о вскрытии и поделиться всей имеющейся информацией.
Фрина оставила машину в гараже полицейского участка и поднялась по темной лестнице в небольшой унылый кабинет, который занимал Джек. Он поднял взгляд при ее появлении: молодцеватый мужчина со светло-каштановыми волосами и бледно-карими глазами – ничего особенного, ни единой отличительной черты, которая бы запомнилась дольше, чем на три минуты после его ухода. Именно эта безликость помогала Робинсону превращаться в неумолимую тень самых осторожных мельбурнских преступников. Все они теперь томились за решеткой и недоумевали, как их смогли выследить, но так и не вспомнили ничем не примечательного мужчину на углу улицы, который по нескольку дней кряду неотвязно ходил за ними по пятам. В обычной жизни Робинсон был тихим человеком и примерным семьянином, выращивал гревилии и орхидеи в своем саду. И, если сразу и решительно не пресечь подобные разговоры, готов был со знанием дела обсуждать мульчирование.
– Ах, мисс Фишер, надеюсь с вами все в порядке? Как приятно снова вас видеть! Я не предлагаю вам наш полицейский чай, уверен, вы уже пробовали этот напиток. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вам известно, об убийстве на поезде в Балларат.
– Охотно, – согласилась Фрина.
Как обычно, ее рассказ был кратким и деловым. Детектив-инспектор Робинсон тщательно все записывал.
– Так вы полагаете, ее вытащили через окно?
– Несомненно. Я убеждена в этом, поскольку в щели оконной рамы застряли волосы. Но где скрывался убийца, я сказать не могу.
– А этот блондин-проводник, опишите его.
– Примерно метр восемьдесят, голубоглазый, приятная улыбка, хорошо сложен, но худощав, никаких особых примет, кроме шрама на лбу. Видимо, была рассечена переносица, но все уже зажило. Полагаю, ему лет двадцать пять, но допускаю, что он мог быть и моложе, фуражки все путают. Я не обратила на него внимания, – словно оправдываясь, добавила Фрина. – Слишком устала.
– Я был бы рад, если бы все мои свидетели были столь же невнимательны, – заметил детектив-инспектор. – А что вы думаете о мотиве?
– Самый веский мотив был у дочери. – Фрина положила ногу на ногу и одернула юбку, чтобы не смущать полицейского. – Но не думаю, что это ее рук дело. Она могла выбросить мать из окна и отравиться. Возможно, она понятия не имела, что хлороформ оставляет ожоги на коже. Я видела сегодня ее жениха, и он этого не знал, а он студент-медик.
– А как он вам показался, мисс?
– Весьма самоуверенный молодой человек, но почти все врачи такие. Среднего роста, светлые волосы и голубые глаза, как и у его приятеля, их можно было бы принять за близнецов. Оба сильные и очень активные. Возможно, стоило бы спросить у заботливого господина Томпсона, где он был в ту самую ночь.
– Похоже, он вам не понравился, мисс Фишер, – заметил детектив. – А его дружок?
– Линдсей Герберт? Очень милый, хотя немного сентиментальный и наивный. Он мне понравился, да и я ему тоже, прилип ко мне, словно ему велели.
– Неужели, мисс, молодой повеса пытался воспользоваться вашей слабостью? – не удержавшись, спросил детектив-инспектор.
Фрина усмехнулась.
– Если представляется случай воспользоваться чьей-то слабостью, Джек, не сомневайтесь, я и сама не упущу такой возможности. А уж с Линдсеем я могу потягаться. У меня на самом деле не было возможности поговорить с господином Томпсоном. Надеюсь, вам повезет больше.
– Возможно. Я обязательно последую вашему совету и сделаю это не откладывая. Где они живут, эти студенты?
– В меблирашках в Карлтоне, полагаю. Но я знаю точно, где они будут завтра в девять утра.
– Где?
– На гребном канале. Я пойду на лодочную станцию смотреть тренировку. Хотите тоже пойти?
– Да, мисс Фишер, вполне возможно.
– Хорошо. А теперь заключение о вскрытии.
Фрина просмотрела материалы в кожаной папке, пытаясь соотнести медицинские термины с переломанным телом старой женщины. Было похоже на то, что все самые большие переломы появились уже после смерти, включая серьезный удар по голове, повлекший перелом черепа. Причиной же смерти стало…
– Повешение? Я правильно поняла, Джек? Травма шейных позвонков.
– Да, мисс. Это повешение. Подъязычная кость и хрящи гортани в случае смерти от удушения всегда бывают сломаны, но врач говорит, что сломана и шея. А так бывает, если смерть наступает в результате повешения, мисс. Из-за внезапного рывка. – Инспектор изобразил, как затягивается веревка и болтается в петле сломанная шея.
Фрина содрогнулась.
– Джек, пожалуйста, не надо! Это ужасно. Что могло случиться? Начало понятно. Кто-то пустил газ в вагон, и мы все уснули. Возможно, нам была уготована участь уснуть вечным сном. Тогда бы никто не смог сказать, когда убрали тело и как, но я проснулась слишком быстро. Этот убийца, должно быть, ненавидит меня, ведь я расстроила его план. Итак, в вагоне все уснули, а старуху вытаскивают через окно с веревкой на шее, душат и бросают.
– Не забудьте про версию доктора из Баллана.
– Да, он считает, что убийца сумасшедший. Это все ужасно!
– А как девочка – та, что потеряла память?
– Джейн? Я зову ее Джейн. Она так ничего и не вспомнила. Я хочу позвать фотографа, чтобы он сделал ее портрет, возможно, вы могли бы распространить эти снимки по полицейским участкам и показать их вашим людям. Кто-то ведь ее потерял. Но я все равно оставлю девочку у себя. Над ней пытались совершить насилие, и если в этом причина ее состояния, то я с этого мерзавца живьем шкуру спущу, пусть только она вспомнит, кто он. Это очень смышленая девочка, я жду, что память к ней вернется в ближайшие дни.
– Сексуальное насилие?
– Так утверждает доктор Макмиллан.
– Бедняжка. Вы ведь позволите мне, как обычно, арестовать негодяя, мисс?
– Только не мешкайте, – мрачно согласилась Фрина.
Джек Робинсон кивнул.
– Вы ведь не убили того растлителя малолетних, которого арестовали в Квинсклифе, – напомнил он осторожно, – хоть и слегка его прострелили.
– Это потому, что я обещала доставить его вам упакованным в оберточную бумагу, – возразила Фрина. – На этот раз мерзавец достанется мне.
Детектив-инспектор благоразумно решил не упорствовать и вернулся к обсуждению убийства в поезде на Балларат.
– Я проверил всех проводников и железнодорожных служащих, которые были в поезде. Уоллас оказался прав: среди них не нашлось ни одного моложе сорока. Вы уверены, что это был молодой человек?
– Абсолютно, – подтвердила Фрина, вспомнив гладкую ровную шею и подбородок.
– Тогда до завтра, мисс Фишер, встретимся у лодочной станции Мельбурнского университета.
Робинсон проводил Фрину до выхода из полицейского управления и помог ей спуститься по лестнице. Она была взволнована пылкой страстностью нового знакомого и решила провести несколько невинных часов в музее и картинной галерее. Там она долго простояла перед копией статуи Аполлона Бельведерского, с трудом подавляя фривольные мысли.
Фрина поспела домой как раз к ужину, после которого приняла ванну и рано легла спать – благоразумная и одинокая.
Дот разбудила Фрину в восемь тридцать, принесла чашечку турецкого кофе и сообщила полусонной госпоже, что на улице отвратительное сырое утро, но дождя вроде нет. Она добавила, что господин Батлер отвел Джейн к фотографу и что мисс Хендерсон еще спит. Фрина выпила кофе, который состоял почти из одного кофеина, умылась и надела ботинки, брюки и толстый жакет. Дот нашла ей подходящую шляпку, зонтик и перчатки и помогла хозяйке завести огромный автомобиль.
– Я просто сумасшедшая, что согласилась, – проворчала Фрина. – Ну, мы покатили, Дот. Спасибо, скорее беги в дом греться, пока не примерзла тут! – крикнула она и привела «Испано-Сюизу» в движение.
Фрина ехала небыстро, выбралась из города на шоссе, которое шло вдоль садов, и без особого труда нашла нужный поворот. Дорога к причалу была ухабистой, но не слишком грязной, и большой автомобиль легко с ней справился. Фрина затормозила и выбралась из машины. Первое, что предстало ее взору, – длинный деревянный снаряд и восемь пар ног, которые влекли его к воде.
Присмотревшись, она поняла, что это была гребная лодка, которую несла вся команда. Фрина помахала, и ей ответил лес рук; видно, гребцы не привыкли, чтобы за их тренировками наблюдали, и были рады компании. Маленький мужчина, тощий и рыжеволосый, с фанатичным взглядом, взгромоздился на новенький блестящий велосипед.
На ходу он бросил на Фрину осуждающий взгляд и покатил по дорожке, по которой только что пронесли лодку. Команда осторожно опустила суденышко в реку, и оно закачалось на воде, расставив в стороны весла, легкое как листок, и почти не шевелилось, когда в него спрыгивали гребцы. Фрина увидела красавчика Линдсея и Аластера. Раздалась команда:
– Начинаем гонку! Три четверти.
Лодка стремительно выплыла на середину реки.
– Половина!
Весла быстро взлетели и опустились в воду.
– Три четверти! Пошли!
Лодка заскользила по воде, а тренер покатил вдоль берега на велосипеде. Гребцы проплыли под мостом, и Фрине пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть их. Но благодаря странному звуковому эффекту, который можно наблюдать на воде, она прекрасно все слышала. Раздалась команда, лодка развернулась и поплыла вниз по реке. Казалось, она движется очень быстро. Тренер без устали крутил педали, но нисколько не задыхался и ругался, как сержант-майор.
– Джонс, да втяни ты брюхо! Держи крепче весла, Хоскинс! Что с тобой такое, Герберт, размечтался о своей подружке? Включайся-ка в работу!
Он дал команду остановиться и проследил, как лодка подплыла к пристани.
– Вы гребете как школьницы! Как вы гребете?
– Как школьницы, – отвечал послушный хор.
Господин Эллис проворчал что-то и, казалось, извергал пламя из ноздрей.
– Именно так! Ваш старт никуда не годился, нянька толкает коляску быстрее! Придется повторить. А если вы вновь станете думать о подружках, – он метнул гневный взгляд в сторону Фрины, раздувая кончики колючих черных усов, – или о завтраке, из вас никогда не выйдет команды! Ладно. Начнем гонку. На этот раз думайте о том, что делаете.
Команда снова подняла весла. Фрина отошла от берега, отыскала местечко, присела и закурила. Она достала из кармана книгу и подумала, не сочтет ли Линдсей себя оскорбленным, если она пока почитает. Но тут подняла взгляд и увидела редкое зрелище, свидетелей которого впоследствии оказалось больше, чем могло бы уместиться на берегу, даже если бы люди взгромоздились на плечи друг другу.
Разозленный тренер страшно взъярился из-за ошибки одного из гребцов. Он поднял мегафон, чтобы хорошенько отчитать студентов, но не заметил, что тропинка резко спускается вниз. С криком: «Школьницы!» – он помчался вниз по склону, не в силах удержать велосипед, но не выпуская из рук мегафон. Миг – и он, издав глухое «ух!», вместе с велосипедом очутился по пояс в воде, но мегафон из рук так и не выпустил. Лодка пронеслась мимо, гребцы в ней замерли от ужаса, не зная, что делать, и не решаясь рассмеяться. Они повернули у моста, приплыли назад и хотели протянуть Эллису весло, чтобы тот за него ухватился, но тренер уже сам выбрался на берег и стоял у лодочного сарая, грязный и промокший, счищая водоросли с мегафона.
– Приходите завтра, да не опаздывайте, – пробурчал он и поковылял прочь.
Фрина закусила ладонь, чтобы справиться с истерическим смехом, от которого в любой момент могла лопнуть. Команда вытащила лодку на берег и отнесла ее и весла в сарай. К этому времени тренер уже скрылся за углом. Линдсей рыдал от смеха, как и все остальные, лишь Аластер сохранял серьезный вид.
– Господи, у меня сейчас ребра треснут! – охал Линдсей, упав на плечо Фрины, которая, в свою очередь, тоже утирала слезы. – Он никогда этого не переживет. Никогда! Бедный старина Эллис! «Школьницы»! Что ж, мисс Фишер, по крайней мере, вы видите, что с нами не заскучаешь. Я только приму душ, переоденусь и буду к вашим услугам. Вы подождете?
Фрина кивнула. Ее тут же окружили молодые люди. Похоже, ее слава детектива бежала впереди нее.
– Не могли бы вы побеседовать с нашими ребятами, мисс? – попросил нетерпеливый молодой человек. – Мы бы охотно послушали о случаях из вашей практики.
Не сомневаюсь, подумала Фрина. Но ничего не выйдет.
– Я уже с вами разговариваю, – постаралась отвертеться она, – к тому же вам лучше познакомиться с настоящим детективом. Я всего-навсего любительница. Вы все студенты?
– Да, мисс Фишер, но с разных факультетов. Эдвард и Джонсон изучают музыку, Герберт и Томми Джонс – коммерцию, Томпсон и Коннорс – медицину, а другой Герберт – право. Я искусствовед, в отличие от всех этих придурков. Вот мы думаем, не стоит ли нам пригласить девушек присоединиться к нам – спеть и выпить пива, но прежде всего спеть. Наш хор не может исполнять многие песни, потому что у нас одни теноры и басы.
– Проблема с елизаветинскими ариями для мужских голосов заключается в том, что они все звучат уж больно по-русски, – посетовал один из студентов-музыкантов. – И чем дальше, тем хуже.
– Совершенно с вами согласна. А почему бы и впрямь не пригласить девушек?
– Ну, может, это и покажется глупым, но мы все друзья, выпиваем вместе, и никому это не мешает. Частенько мы исполняем довольно грубые песни, а дамы…
– Хотите пари? – предложила Фрина. – Объединитесь для начала ради исполнения каких-нибудь мадригалов. И я готова поспорить на пять фунтов против заплыва в настоящей лодке вниз по реке, что девушки знают песенки и похлеще. Вот увидите.
– Пари! – не задумываясь, согласился будущий искусствовед. – Моя фамилия Блэк, мисс Фишер. Аарон Блэк, я что-то вроде старосты хора. Мы позовем девушек, потому что собираемся исполнять «Любовные песни» Брамса. И устроим спевку прямо на лодочной станции, скажем, в пятницу. Подходит? Вы придете? Я уверен, девушки будут рады с вами познакомиться – не сомневаюсь, вы замечательно поете. Не то что наш Томми, которому медведь на ухо наступил.
– Да, я пою, – призналась Фрина. – Во сколько? Должна я принести что-нибудь?
– Немного пива не помешало бы, – кивнул Аарон Блэк. – Так вы придете?
– Если у вас в помещении топят, то – да.
– Мы натопим, даже если для этого придется посулить истопнику, что я его озолочу.
Фрина в задумчивости направилась к автомобилю, где к ней присоединился Линдсей, вымытый и переодетый в старые фланелевые брюки и спортивный свитер.
– Я и не мечтал, что ты и впрямь придешь, – признался он. – Это большая честь для меня.
– Забирайся в машину, – пригласила Фрина. – Я тут совсем замерзла. Славные у вас ребята в команде. Они пригласили меня на спевку в пятницу. А ты придешь? У тебя есть голос?
– Да, – отвечал молодой человек, отбрасывая назад волосы. – Ничто не удержит меня от встречи с тобой, Фрина. Признаюсь, я неплохо пою.
– Так спой мне, – потребовала Фрина. – Поедешь ко мне домой? – добавила она со скрытым намеком, отчего у Линдсея чуть не отвалилась челюсть.
– Ладно, – пробормотал он, и Фрина завела машину.
Пока они взбирались по разбитой дороге, молодой человек чистым ровным тенором затянул:
Глава восьмая
– Я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете, – вежливо обратился ничем не примечательный мужчина, предъявляя свой значок. Аластер как раз вышел с лодочной станции и оглядывался в поисках какого-нибудь средства передвижения, которое помогло бы ему добраться до Карлтона, когда на его плечо опустилась чья-то рука. – Я детектив-инспектор Робинсон. Расследую убийство госпожи Хендерсон. Насколько мне известно, вы знакомы с ее дочерью.
– Да, мы собираемся пожениться. Но я ничего не знаю об убийстве.
– Просто формальность, сэр. Где вы были в ночь на двадцать первое июня? [7] – спросил полицейский, вынимая блокнот. Может, присядем вот здесь, вы, похоже, устали.
– Я не устал, – огрызнулся молодой человек. – И не собираюсь вам ничего говорить. Я не обязан отчитываться перед вами.
– Верно, сэр, вы не обязаны, но, если вы этого не сделаете, мне придется самому наводить справки. Так что будет лучше, если вы мне сами расскажете, – просто объяснил инспектор. – Это была ночь убийства, и я должен опросить всех так или иначе причастных к этому событию людей и выяснить, что они делали. Просто чтобы исключить их участие, вы понимаете? Так вы были дома?
– Господи, да мы вместе учились в школе – в Мельбурнской грамматической. Я был новичком, приехал из Лондона, меня бы там до смерти затравили, если бы не Аластер. Он отличный парень. Я ему многим обязан, – серьезно объяснил молодой человек. – И он здорово соображает. В школе задачки щелкал как орешки, а мне они не давались. Говорят, он может в этом году получить премию за хирургию. Из него выйдет хороший врач – такой, которому можно доверять, знаете. Вот только больно он вспыльчив, стоит только задеть. Мы как-то играли в футбол, просто товарищеский матч, и один из форвардов угодил мячом ему в нос, так он взревел и набросился на беднягу, мы едва их растащили. В остальном Аластер самый милый и добрый парень, каких я встречал, – добавил Линдсей поспешно, – и отличный друг. Мне кажется, он может добиться всего, чего захочет.
Фрина снова наполнила бокал гостя и попросила показать ей его наручные часы. Линдсей протянул руку и заставил Фрину взять ее.
– Это хорошие часы, патер за ними в Нью-Йорк посылал. Мне говорили, они там по таким с ума сходят. И идут отлично. – Рука юноши теперь лежала на груди Фрины, отчего соски ее сразу набухли. – Мне следует с ними осторожно обращаться… чтобы… они не промокли. – Лицо Линдсея приблизилось настолько, что стали отчетливо видны мягкие губы, чувствовался аромат мыла и запах мужского пота. Фрина уступила обстоятельствам, и руки юноши обняли ее, а губы закрыли ей рот умело и чувственно.
Фрина испытывала слабость к противоположному полу. Она следила за своим телом, предоставив добродетели самой следить за собой. Молодой человек оказался гибким и сильным – интригующая комбинация – и обещал быть отличным любовником. Но у Фрины не было времени на то, чтобы предаться сиюминутному влечению прямо на диване; она осторожно высвободилась, оторвавшись от горячего страстного рта.
– Нет, не сейчас. Приходите в другой раз, мой милый, я буду рада принять вас. Я уже не в том возрасте, чтобы меня можно было совратить у камина в четыре пополудни. А вы очень милы, – она еще раз поцеловала его, чуть ниже уха, где лежал очаровательный завиток. – Весьма милы.
– О, мисс Фишер, – прошептал Линдсей, падая перед Фриной на колени и уткнувшись головой ей в плечо. – Кажется, я влюбился в вас!
– Вполне возможно, – признала Фрина. – Но это пройдет. Я приду завтра посмотреть вашу тренировку, раз уж имела слабость на это согласиться, и тогда мы можем договориться о дальнейшем. Но я не стану играть вашим сердцем, Линдсей, – только телом. Бесполезно влюбляться в меня, я не хотела бы, чтобы вы страдали. Понимаете?
– Нет, – признался Линдсей, потеревшись щекой о ее шею. – Но – как скажете, мисс Фишер.
– Пожалуй, лучше зовите меня Фрина.
Господин Герберт залпом осушил свой стакан.
Юнис Хендерсон, укрывшись вуалью, с обожанием следила за своим возлюбленным. Аластер Томпсон был высоким, но не слишком, у него были замечательные голубые глаза, а во взгляде сейчас читалась тревога. Он волновался за нее! От этой мысли голова шла кругом. Молодой человек, в свою очередь, был поражен тем, какой элегантной выглядела его избранница. Зеленый халат подчеркивал длинную ниспадающую линию от бедер до колен, узкую талию и легкий изгиб небольших грудей. Аластер сел на стул подле кровати и взял ее за руку. Она была горячей, и Томпсон подумал, что у девушки, возможно, температура.
– Как ты себя чувствуешь, Юнис? Я в ужасе от всего произошедшего.
– Мне уже лучше. Мисс Фишер была очень добра ко мне. Она обещала разыскать того, кто убил маму.
– А как твои ожоги, Юнис? Я не знал, что хлороформ может так сжечь кожу. Бедная девочка! Что сказал доктор?
– Она сказала, все пройдет и шрамов не останется, если я не буду расчесывать, но очень трудно удержаться, ужасно чешется. Но уже не так жжет, а было и в самом деле больно. Алли, я думала, что не вынесу эту поездку до Мельбурна по железной дороге! Я выдержала только потому, что читала «Манон» и могла спрятать лицо. Мне выписали мазь, и доктор сказала, что я должна не меньше недели лежать в постели. Я еще очень слаба. Ты волновался обо мне?
– Моя дорогая девочка, как ты можешь сомневаться в этом? Я уже собирался брать штурмом полицейское управление. Но тут позвонила эта девушка и сказала, где ты.
Он поцеловал руку, которую держал.
– Линдсей остался поговорить с мисс Фишер, хотел познакомиться с ней. Он помешан на преступлениях. Готов поспорить, ему разонравились бы убийства, если бы он хоть раз увидел труп. Что случилось в поезде, Юн? Я читал только отчеты в газетах, а они там вечно сгущают краски.
– Не знаю. Я очнулась, только когда все было позади. Кто-то отравил пассажиров в вагоне и вытащил маму через окно. Никто не знает – как. А потом ее нашли мертвой почти в десяти метрах от путей, и никто не может объяснить, как она туда попала. Это все ужасная тайна. Если бы не мисс Фишер, дети в вагоне умерли бы, и доктор до сих пор не знает, насколько серьезно пострадала моя печень.
– О, Юн, я и не предполагал, что дела так плохи! О чем бы ты хотела поговорить?
– О нас, – прошептала Юнис. – Теперь мы можем пожениться.
– Конечно, можем, как только тебе станет лучше. Завтра же дадим объявление в газеты. Объявляется помолвка Аластера, сына Уильяма и Шарлоты Томпсон, Райт-стрит, Кью, и Юнис, единственной дочери покойного Уолтера и… – он умолк, а Юнис продолжила за него:
– …и покойной Энн Хендерсон из Южной Ярры. Но мы не можем опубликовать это в газетах, ведь мама еще даже не предана земле. После похорон, когда я уже смогу вставать, мы сможем пожениться. Если ты, конечно, не передумал.
– О, Юнис! – воскликнул Аластер Томпсон и обнял ее с изрядной долей страсти, способной убедить даже самую недоверчивую даму, что ухажер не изменил своего решения.
Фрина, у которой сердце было не камень, обменивалась поцелуями и признаниями со вторым по красоте молодым человеком в своем доме. Линдсей пылал страстью, его дыхание обжигало ей лицо; губы юноши были требовательны и, казалось, поглощали ее всю. Но мозг Фрины, который редко был заодно с телом, продолжал действовать как часы, и в перерывах между объятиями, ей удалось выведать у Линдсея немало интересных сведений.
– Так ты живешь в том же доме, что и Аластер? Как удобно! А кто ведет хозяйство?
– Одна женщина приходит по утрам, убирает постель и готовит нам ужин на вечер, – объяснил Линдсей, вкрадчиво проводя рукой по спине Фрины. – Какое мудреное белье ты носишь.
– Я научу тебя снимать его, – пообещала Фрина. – Эта наука тебе еще пригодится. Но не сейчас. Ты слишком нетерпелив.
– Это же мне вечно повторяет наш тренер, – усмехнулся Линдсей, убирая руку. – Хорошо, мисс Фишер, будем паиньками. У Аластера не так-то много денег, понимаешь, родители у него небогатые, но достойные, отец – врач, но денег лопатой не гребет, вот Аластер и живет со мной. Патер подарил мне дом и платит домоправительнице, а мне нужна компания, так что все складывается удачно. Забавный парень этот Аластер. Я им просто восхищаюсь. Даже когда он был совсем на мели, никогда не одалживал у меня пятерки до четверга. Никто из моих приятелей не проявлял такой щепетильности. Для некоторых из них я просто денежный мешок… Мне нравится эта ткань, такая гладкая. Что это?
– Шелк, – сказала Фрина, натягивая юбку так, чтобы она скрыла колени. – Он и должен быть гладким, я рада, что тебе нравится. Кажется, мне пора выставить тебя и твоего друга на снег, Линдсей. Увидимся завтра. Во сколько?
– В девять утра. – Линдсей неохотно отпустил Фрину. – У лодочной станции. Почему ты нас выставляешь? Я уже перестал тебе нравиться?
– Нет, дорогой, ты нисколько не утратил своего очарования. Но мне пора идти читать заключение о вскрытии, и надо поговорить с полицейским.
– А можно мне с тобой?
– Нет. Увидимся завтра. – Фрина позвонила в колокольчик. – Господин Батлер, проводите, пожалуйста, джентльменов. И выведите из гаража автомобиль. Мне надо съездить на Расселстрит.
Линдсей прихватил своего друга и откланялся, бросив прощальный взгляд напоследок.
– Ну, что ты о нем думаешь? – спросила Фрина у Дот.
Дот усмехнулась.
– Этот Линдсей вполне хорош, мисс, если вам нравятся коты.
– Ты же знаешь, что нравятся, – согласилась Фрина.
Глава седьмая
– Что это ты там, ворон считаешь?
Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье
Фрина вела красный автомобиль в город. Детектив-инспектор Робинсон (зовите меня Джек, мисс Фишер, все так делают) принял расследование и очень хотел поговорить с ней. Он обещал показать ей заключение о вскрытии и поделиться всей имеющейся информацией.
Фрина оставила машину в гараже полицейского участка и поднялась по темной лестнице в небольшой унылый кабинет, который занимал Джек. Он поднял взгляд при ее появлении: молодцеватый мужчина со светло-каштановыми волосами и бледно-карими глазами – ничего особенного, ни единой отличительной черты, которая бы запомнилась дольше, чем на три минуты после его ухода. Именно эта безликость помогала Робинсону превращаться в неумолимую тень самых осторожных мельбурнских преступников. Все они теперь томились за решеткой и недоумевали, как их смогли выследить, но так и не вспомнили ничем не примечательного мужчину на углу улицы, который по нескольку дней кряду неотвязно ходил за ними по пятам. В обычной жизни Робинсон был тихим человеком и примерным семьянином, выращивал гревилии и орхидеи в своем саду. И, если сразу и решительно не пресечь подобные разговоры, готов был со знанием дела обсуждать мульчирование.
– Ах, мисс Фишер, надеюсь с вами все в порядке? Как приятно снова вас видеть! Я не предлагаю вам наш полицейский чай, уверен, вы уже пробовали этот напиток. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вам известно, об убийстве на поезде в Балларат.
– Охотно, – согласилась Фрина.
Как обычно, ее рассказ был кратким и деловым. Детектив-инспектор Робинсон тщательно все записывал.
– Так вы полагаете, ее вытащили через окно?
– Несомненно. Я убеждена в этом, поскольку в щели оконной рамы застряли волосы. Но где скрывался убийца, я сказать не могу.
– А этот блондин-проводник, опишите его.
– Примерно метр восемьдесят, голубоглазый, приятная улыбка, хорошо сложен, но худощав, никаких особых примет, кроме шрама на лбу. Видимо, была рассечена переносица, но все уже зажило. Полагаю, ему лет двадцать пять, но допускаю, что он мог быть и моложе, фуражки все путают. Я не обратила на него внимания, – словно оправдываясь, добавила Фрина. – Слишком устала.
– Я был бы рад, если бы все мои свидетели были столь же невнимательны, – заметил детектив-инспектор. – А что вы думаете о мотиве?
– Самый веский мотив был у дочери. – Фрина положила ногу на ногу и одернула юбку, чтобы не смущать полицейского. – Но не думаю, что это ее рук дело. Она могла выбросить мать из окна и отравиться. Возможно, она понятия не имела, что хлороформ оставляет ожоги на коже. Я видела сегодня ее жениха, и он этого не знал, а он студент-медик.
– А как он вам показался, мисс?
– Весьма самоуверенный молодой человек, но почти все врачи такие. Среднего роста, светлые волосы и голубые глаза, как и у его приятеля, их можно было бы принять за близнецов. Оба сильные и очень активные. Возможно, стоило бы спросить у заботливого господина Томпсона, где он был в ту самую ночь.
– Похоже, он вам не понравился, мисс Фишер, – заметил детектив. – А его дружок?
– Линдсей Герберт? Очень милый, хотя немного сентиментальный и наивный. Он мне понравился, да и я ему тоже, прилип ко мне, словно ему велели.
– Неужели, мисс, молодой повеса пытался воспользоваться вашей слабостью? – не удержавшись, спросил детектив-инспектор.
Фрина усмехнулась.
– Если представляется случай воспользоваться чьей-то слабостью, Джек, не сомневайтесь, я и сама не упущу такой возможности. А уж с Линдсеем я могу потягаться. У меня на самом деле не было возможности поговорить с господином Томпсоном. Надеюсь, вам повезет больше.
– Возможно. Я обязательно последую вашему совету и сделаю это не откладывая. Где они живут, эти студенты?
– В меблирашках в Карлтоне, полагаю. Но я знаю точно, где они будут завтра в девять утра.
– Где?
– На гребном канале. Я пойду на лодочную станцию смотреть тренировку. Хотите тоже пойти?
– Да, мисс Фишер, вполне возможно.
– Хорошо. А теперь заключение о вскрытии.
Фрина просмотрела материалы в кожаной папке, пытаясь соотнести медицинские термины с переломанным телом старой женщины. Было похоже на то, что все самые большие переломы появились уже после смерти, включая серьезный удар по голове, повлекший перелом черепа. Причиной же смерти стало…
– Повешение? Я правильно поняла, Джек? Травма шейных позвонков.
– Да, мисс. Это повешение. Подъязычная кость и хрящи гортани в случае смерти от удушения всегда бывают сломаны, но врач говорит, что сломана и шея. А так бывает, если смерть наступает в результате повешения, мисс. Из-за внезапного рывка. – Инспектор изобразил, как затягивается веревка и болтается в петле сломанная шея.
Фрина содрогнулась.
– Джек, пожалуйста, не надо! Это ужасно. Что могло случиться? Начало понятно. Кто-то пустил газ в вагон, и мы все уснули. Возможно, нам была уготована участь уснуть вечным сном. Тогда бы никто не смог сказать, когда убрали тело и как, но я проснулась слишком быстро. Этот убийца, должно быть, ненавидит меня, ведь я расстроила его план. Итак, в вагоне все уснули, а старуху вытаскивают через окно с веревкой на шее, душат и бросают.
– Не забудьте про версию доктора из Баллана.
– Да, он считает, что убийца сумасшедший. Это все ужасно!
– А как девочка – та, что потеряла память?
– Джейн? Я зову ее Джейн. Она так ничего и не вспомнила. Я хочу позвать фотографа, чтобы он сделал ее портрет, возможно, вы могли бы распространить эти снимки по полицейским участкам и показать их вашим людям. Кто-то ведь ее потерял. Но я все равно оставлю девочку у себя. Над ней пытались совершить насилие, и если в этом причина ее состояния, то я с этого мерзавца живьем шкуру спущу, пусть только она вспомнит, кто он. Это очень смышленая девочка, я жду, что память к ней вернется в ближайшие дни.
– Сексуальное насилие?
– Так утверждает доктор Макмиллан.
– Бедняжка. Вы ведь позволите мне, как обычно, арестовать негодяя, мисс?
– Только не мешкайте, – мрачно согласилась Фрина.
Джек Робинсон кивнул.
– Вы ведь не убили того растлителя малолетних, которого арестовали в Квинсклифе, – напомнил он осторожно, – хоть и слегка его прострелили.
– Это потому, что я обещала доставить его вам упакованным в оберточную бумагу, – возразила Фрина. – На этот раз мерзавец достанется мне.
Детектив-инспектор благоразумно решил не упорствовать и вернулся к обсуждению убийства в поезде на Балларат.
– Я проверил всех проводников и железнодорожных служащих, которые были в поезде. Уоллас оказался прав: среди них не нашлось ни одного моложе сорока. Вы уверены, что это был молодой человек?
– Абсолютно, – подтвердила Фрина, вспомнив гладкую ровную шею и подбородок.
– Тогда до завтра, мисс Фишер, встретимся у лодочной станции Мельбурнского университета.
Робинсон проводил Фрину до выхода из полицейского управления и помог ей спуститься по лестнице. Она была взволнована пылкой страстностью нового знакомого и решила провести несколько невинных часов в музее и картинной галерее. Там она долго простояла перед копией статуи Аполлона Бельведерского, с трудом подавляя фривольные мысли.
Фрина поспела домой как раз к ужину, после которого приняла ванну и рано легла спать – благоразумная и одинокая.
Дот разбудила Фрину в восемь тридцать, принесла чашечку турецкого кофе и сообщила полусонной госпоже, что на улице отвратительное сырое утро, но дождя вроде нет. Она добавила, что господин Батлер отвел Джейн к фотографу и что мисс Хендерсон еще спит. Фрина выпила кофе, который состоял почти из одного кофеина, умылась и надела ботинки, брюки и толстый жакет. Дот нашла ей подходящую шляпку, зонтик и перчатки и помогла хозяйке завести огромный автомобиль.
– Я просто сумасшедшая, что согласилась, – проворчала Фрина. – Ну, мы покатили, Дот. Спасибо, скорее беги в дом греться, пока не примерзла тут! – крикнула она и привела «Испано-Сюизу» в движение.
Фрина ехала небыстро, выбралась из города на шоссе, которое шло вдоль садов, и без особого труда нашла нужный поворот. Дорога к причалу была ухабистой, но не слишком грязной, и большой автомобиль легко с ней справился. Фрина затормозила и выбралась из машины. Первое, что предстало ее взору, – длинный деревянный снаряд и восемь пар ног, которые влекли его к воде.
Присмотревшись, она поняла, что это была гребная лодка, которую несла вся команда. Фрина помахала, и ей ответил лес рук; видно, гребцы не привыкли, чтобы за их тренировками наблюдали, и были рады компании. Маленький мужчина, тощий и рыжеволосый, с фанатичным взглядом, взгромоздился на новенький блестящий велосипед.
На ходу он бросил на Фрину осуждающий взгляд и покатил по дорожке, по которой только что пронесли лодку. Команда осторожно опустила суденышко в реку, и оно закачалось на воде, расставив в стороны весла, легкое как листок, и почти не шевелилось, когда в него спрыгивали гребцы. Фрина увидела красавчика Линдсея и Аластера. Раздалась команда:
– Начинаем гонку! Три четверти.
Лодка стремительно выплыла на середину реки.
– Половина!
Весла быстро взлетели и опустились в воду.
– Три четверти! Пошли!
Лодка заскользила по воде, а тренер покатил вдоль берега на велосипеде. Гребцы проплыли под мостом, и Фрине пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть их. Но благодаря странному звуковому эффекту, который можно наблюдать на воде, она прекрасно все слышала. Раздалась команда, лодка развернулась и поплыла вниз по реке. Казалось, она движется очень быстро. Тренер без устали крутил педали, но нисколько не задыхался и ругался, как сержант-майор.
– Джонс, да втяни ты брюхо! Держи крепче весла, Хоскинс! Что с тобой такое, Герберт, размечтался о своей подружке? Включайся-ка в работу!
Он дал команду остановиться и проследил, как лодка подплыла к пристани.
– Вы гребете как школьницы! Как вы гребете?
– Как школьницы, – отвечал послушный хор.
Господин Эллис проворчал что-то и, казалось, извергал пламя из ноздрей.
– Именно так! Ваш старт никуда не годился, нянька толкает коляску быстрее! Придется повторить. А если вы вновь станете думать о подружках, – он метнул гневный взгляд в сторону Фрины, раздувая кончики колючих черных усов, – или о завтраке, из вас никогда не выйдет команды! Ладно. Начнем гонку. На этот раз думайте о том, что делаете.
Команда снова подняла весла. Фрина отошла от берега, отыскала местечко, присела и закурила. Она достала из кармана книгу и подумала, не сочтет ли Линдсей себя оскорбленным, если она пока почитает. Но тут подняла взгляд и увидела редкое зрелище, свидетелей которого впоследствии оказалось больше, чем могло бы уместиться на берегу, даже если бы люди взгромоздились на плечи друг другу.
Разозленный тренер страшно взъярился из-за ошибки одного из гребцов. Он поднял мегафон, чтобы хорошенько отчитать студентов, но не заметил, что тропинка резко спускается вниз. С криком: «Школьницы!» – он помчался вниз по склону, не в силах удержать велосипед, но не выпуская из рук мегафон. Миг – и он, издав глухое «ух!», вместе с велосипедом очутился по пояс в воде, но мегафон из рук так и не выпустил. Лодка пронеслась мимо, гребцы в ней замерли от ужаса, не зная, что делать, и не решаясь рассмеяться. Они повернули у моста, приплыли назад и хотели протянуть Эллису весло, чтобы тот за него ухватился, но тренер уже сам выбрался на берег и стоял у лодочного сарая, грязный и промокший, счищая водоросли с мегафона.
– Приходите завтра, да не опаздывайте, – пробурчал он и поковылял прочь.
Фрина закусила ладонь, чтобы справиться с истерическим смехом, от которого в любой момент могла лопнуть. Команда вытащила лодку на берег и отнесла ее и весла в сарай. К этому времени тренер уже скрылся за углом. Линдсей рыдал от смеха, как и все остальные, лишь Аластер сохранял серьезный вид.
– Господи, у меня сейчас ребра треснут! – охал Линдсей, упав на плечо Фрины, которая, в свою очередь, тоже утирала слезы. – Он никогда этого не переживет. Никогда! Бедный старина Эллис! «Школьницы»! Что ж, мисс Фишер, по крайней мере, вы видите, что с нами не заскучаешь. Я только приму душ, переоденусь и буду к вашим услугам. Вы подождете?
Фрина кивнула. Ее тут же окружили молодые люди. Похоже, ее слава детектива бежала впереди нее.
– Не могли бы вы побеседовать с нашими ребятами, мисс? – попросил нетерпеливый молодой человек. – Мы бы охотно послушали о случаях из вашей практики.
Не сомневаюсь, подумала Фрина. Но ничего не выйдет.
– Я уже с вами разговариваю, – постаралась отвертеться она, – к тому же вам лучше познакомиться с настоящим детективом. Я всего-навсего любительница. Вы все студенты?
– Да, мисс Фишер, но с разных факультетов. Эдвард и Джонсон изучают музыку, Герберт и Томми Джонс – коммерцию, Томпсон и Коннорс – медицину, а другой Герберт – право. Я искусствовед, в отличие от всех этих придурков. Вот мы думаем, не стоит ли нам пригласить девушек присоединиться к нам – спеть и выпить пива, но прежде всего спеть. Наш хор не может исполнять многие песни, потому что у нас одни теноры и басы.
– Проблема с елизаветинскими ариями для мужских голосов заключается в том, что они все звучат уж больно по-русски, – посетовал один из студентов-музыкантов. – И чем дальше, тем хуже.
– Совершенно с вами согласна. А почему бы и впрямь не пригласить девушек?
– Ну, может, это и покажется глупым, но мы все друзья, выпиваем вместе, и никому это не мешает. Частенько мы исполняем довольно грубые песни, а дамы…
– Хотите пари? – предложила Фрина. – Объединитесь для начала ради исполнения каких-нибудь мадригалов. И я готова поспорить на пять фунтов против заплыва в настоящей лодке вниз по реке, что девушки знают песенки и похлеще. Вот увидите.
– Пари! – не задумываясь, согласился будущий искусствовед. – Моя фамилия Блэк, мисс Фишер. Аарон Блэк, я что-то вроде старосты хора. Мы позовем девушек, потому что собираемся исполнять «Любовные песни» Брамса. И устроим спевку прямо на лодочной станции, скажем, в пятницу. Подходит? Вы придете? Я уверен, девушки будут рады с вами познакомиться – не сомневаюсь, вы замечательно поете. Не то что наш Томми, которому медведь на ухо наступил.
– Да, я пою, – призналась Фрина. – Во сколько? Должна я принести что-нибудь?
– Немного пива не помешало бы, – кивнул Аарон Блэк. – Так вы придете?
– Если у вас в помещении топят, то – да.
– Мы натопим, даже если для этого придется посулить истопнику, что я его озолочу.
Фрина в задумчивости направилась к автомобилю, где к ней присоединился Линдсей, вымытый и переодетый в старые фланелевые брюки и спортивный свитер.
– Я и не мечтал, что ты и впрямь придешь, – признался он. – Это большая честь для меня.
– Забирайся в машину, – пригласила Фрина. – Я тут совсем замерзла. Славные у вас ребята в команде. Они пригласили меня на спевку в пятницу. А ты придешь? У тебя есть голос?
– Да, – отвечал молодой человек, отбрасывая назад волосы. – Ничто не удержит меня от встречи с тобой, Фрина. Признаюсь, я неплохо пою.
– Так спой мне, – потребовала Фрина. – Поедешь ко мне домой? – добавила она со скрытым намеком, отчего у Линдсея чуть не отвалилась челюсть.
– Ладно, – пробормотал он, и Фрина завела машину.
Пока они взбирались по разбитой дороге, молодой человек чистым ровным тенором затянул:
Когда наш кутеж во всю силу пошел,
Он путь даже в птичью клетку нашел.
У моего кенара круги под глазами…
Глава восьмая
– Я никому ничего не даю в руки. Это бесполезно: тебе нужно, ты и бери!
Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»
– Я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете, – вежливо обратился ничем не примечательный мужчина, предъявляя свой значок. Аластер как раз вышел с лодочной станции и оглядывался в поисках какого-нибудь средства передвижения, которое помогло бы ему добраться до Карлтона, когда на его плечо опустилась чья-то рука. – Я детектив-инспектор Робинсон. Расследую убийство госпожи Хендерсон. Насколько мне известно, вы знакомы с ее дочерью.
– Да, мы собираемся пожениться. Но я ничего не знаю об убийстве.
– Просто формальность, сэр. Где вы были в ночь на двадцать первое июня? [7] – спросил полицейский, вынимая блокнот. Может, присядем вот здесь, вы, похоже, устали.
– Я не устал, – огрызнулся молодой человек. – И не собираюсь вам ничего говорить. Я не обязан отчитываться перед вами.
– Верно, сэр, вы не обязаны, но, если вы этого не сделаете, мне придется самому наводить справки. Так что будет лучше, если вы мне сами расскажете, – просто объяснил инспектор. – Это была ночь убийства, и я должен опросить всех так или иначе причастных к этому событию людей и выяснить, что они делали. Просто чтобы исключить их участие, вы понимаете? Так вы были дома?