– Привет, Клара, – ответила толстуха в темно-красном атласном платье, настороженно разглядывая Фрину. – Нет, такой я не видела, эта не из моих.
   Апатичная девица, одетая лишь в заляпанную шелковую сорочку, покосилась на хозяйку.
   – Джентльмен в четвертом номере отдал Богу душу, – сообщила она равнодушно. – Нужно позвать парней да выволочь его. Мне сразу его дыхание не понравилось: весь посинел и отдувался как кит. Привет, Клара! Что ты делаешь в этой обители порока?
   – Привет, Сильвия! Вот, одну девчонку разыскиваю.
   Сильвия смахнула с лица обесцвеченные курчавые волосы и покосилась на Фрину.
   – Не больно ты похожа на спасительницу заблудших душ, – заметила она. – Зачем тебе эта девчонка?
   – Хочу отвезти ее домой, – сказала Фрина. – Отец без нее совсем извелся.
   – Бог мой, хотела бы я иметь такого отца!
   – Так ты знаешь ее, Сил?
   – А плата будет?
   – Возможно. – Клара переглянулась с Фриной.
   – Ага, что ж, эта новенькая у Чикагского Пита. Но будь поосторожнее, Клара. Это крутая публика. Я видела девчонку сегодня днем. Вроде как она была не в себе. Сразу видно, что здесь недавно. У Чикагского Пита все девчонки такие.
   – На наркотиках?
   Сил пожала роскошными плечами.
   – Может, и так.
   Фрина сложила пятифунтовую банкноту и сунула ее в руку Сильвии. Они с Кларой вышли на улицу.
   – Чикагский Пит?
   – Янки. Говорят, был гангстером, но здесь чего только не наслушаешься. Пойдем, вон вход.
   Фрина и Клара из укрытия рассматривали двухэтажный дом с крыльцом из темного кирпича.
   – Как мы туда пройдем? Можем мы ее как-нибудь выманить?
   Клара усмехнулась распухшими губами, обнажив на удивление белые зубы. Она порылась в карманах и достала нож.
   – Даже Чикагскому Питу негоже со мной шутки шутить, – прошипела она.
   Фрина подумала о том, какую стихийную силу она выпустила на эту улицу, но потом решила, что Гертруд-стрит может и сама о себе позаботиться.
   – С какой стороны войдем? – спросила мисс Фишер.
   – Через парадную дверь, – решила Клара и направилась по внушительной каменной лестнице к массивной закрытой двери.
   Она постучала особым способом – видимо, это был секретный код, и дверь приоткрылась. Какой-то тип с простоватым лицом молча уставился на уличную девицу и Фрину в мехах.
   – Чего надо? – спросил он с неприятным американским акцентом.
   – Ты, что ли, новичок? – насмешливо поинтересовалась Клара. Ростом она доходила ему лишь до второй пуговицы на жилете.
   – Ага, только недавно сошел на берег, а в чем дело?
   – Я Клара, позови-ка мне Чикагского Пита, смекнул?
   – С чего это я должен его звать?
   – Потому что если ты меня не знаешь, то уж Пит знает отлично, и он тебе башку свернет, если со мной не повидается; мы кореша, Пит и я.
   Привратник впустил их внутрь, в прибранный холл и, тяжело ступая, поплелся вверх по лестнице.
   – Кореша? – переспросила Фрина, заметив решетки на окнах, выходивших на улицу.
   – Ну да, кореша. Он утверждает, что я напоминаю его младшую сестренку. Он чудной, как девятидолларовая купюра, Пит этот. Да вот он идет. Дай-ка мне фотографию, я с ним сама потолкую.
   Чикагский Пит оказался дохляком – здоровенный, но слабак. Возможно, когда-то он был привлекательным, но теперь его лицо было изуродовано до неузнаваемости: будто рассерженный ребенок мял мокрую глину нетерпеливыми пальцами. Глаза у него были темные, пустые и холодные, словно могильные камни.
   – Клара! Где ты пропадала целую неделю, малышка? – Голос оказался приятным, мягким, с ярким южным акцентом.
   – Дела были, – объяснила Клара. – У меня тут к тебе предложение, Пит, хочу, чтобы ты оказал мне одну любезность.
   – Проходите. Хозяин провел их в комнату, которая была украшена складками и сборками пастельных тонов, словно викторианский будуар. – Знаю, что ты не пьешь, малышка, но у меня есть лимонад. А может, найдется еще и хороший кентуккский бурбон для твоей подружки, что скажешь?
   Фрина взяла бокал. Клара присела на край стола, демонстрируя свои тощие, заляпанные грязью ноги. Они произвели странное впечатление на Чикагского Пита.
   – Почему ты не носишь те красивые шмотки, что я купил тебе, мисси? Ты меня огорчаешь, когда расхаживаешь почти босиком.
   – Работа такая, – отрезала Клара. – Слушай. Мы хотим выкупить одну из твоих девчонок. Это моя подруга Фрина; она представляет другого человека, и нам не нужны проблемы.
   – Какую вы хотите?
   Клара протянула фотографию. Глаза Чикагского Пита сузились.
   – Эту? Эту забирайте. Повар утверждает, что она вроде как заговоренная.
   – Что? Это черное чудовище снова у тебя на кухне? Да что он понимает!
   – Попридержи язычок, мисс. Он и доктор, и джазист из Нового Орлеана, и священник вуду. Он сразу может распознать заклятие. Она такая ничегошеньки не стоит, эта куколка. А я выложил за нее…
   Он запнулся, прикидывая, какую сумму разумно назвать для торгов. Фрина усмехнулась. Цена ей была безразлична. Господин Харт готов был выложить любые денежки. Но ее интересовало заклятие.
   – Может, ее накачали наркотиками? – спросила она.
   Чикагский Пит покачал своей обезображенной головой.
   – Нет. А если и так, это не похоже ни на один из известных мне порошков. Я распоряжусь привести ее. Подождите.
   Он подошел к двери и отдал распоряжение привратнику, а затем сказал Фрине:
   – Ею еще не воспользовались толком. Так что она почти не пострадала. Почти. Сколько вы можете предложить?
   – А во сколько она обошлась вам?
   – Сто фунтов.
   – Сто двадцать.
   – Двести.
   – Сто пятьдесят.
   – Сто девяносто. Вот она. Поздоровайся с этими милыми дамами, куколка.
   Девушка казалась безвольной, взгляд ее ничего не выражал. На ней была большая, не по размеру ночная рубашка, а ноги – босые. Фрина заметила, что все тело у нее было в синяках.
   – На ней ведь была какая-то одежда? – заметила мисс Фишер. – Пусть кто-нибудь ее принесет. Оденьте ее, а я хочу поговорить с вашим джазистом.
   – Если хочешь с ним переговорить, он на кухне. Но не думаю… – Клара указала, куда идти, Фрина вышла и направилась мимо привратника в заднюю часть дома, откуда доносились запахи пищи.
   – Креветки с рисом и горошком, – сказал худой черный мужчина, указывая на кастрюлю. – Очень вкусные. Что вам угодно, мисс?
   – Я бы хотела снять заклятие с Габриэлы Харт, – объяснила Фрина и повторила то же самое по-французски. Старик усмехнулся, снял передник, потом нашел полотняный мешок и горсть перьев.
   – У нас на ужин курица по-орлеански. Он взял небольшую тарелочку, которая, казалось, была до краев наполнена кровью. – Вы знаете вуду?
   – Немного. Я бывала на Гаити. Вы можете сделать то, о чем я вас прошу?
   – Да, – буркнул он. – Заплатите мне десять серебряных флоринов, и я это сделаю. Маленькая куколка все вспомнит.
   – А кто наложил заклятие? Другой колдун вуду?
   Старик покачал головой.
   – Это не похоже на мое колдовство. Это сильное заклятие. Сильное, – повторил он, поднял нагруженный поднос и пошел вслед за Фриной в розово-голубую гостиную.
   Габриэлу снова одели в ее уличную одежду. Клара причесала ей волосы и заплела косы. Теперь девочка снова стала похожа на школьницу, какой была до тех пор, пока кто-то не щелкнул пальцами и не велел ей следовать за собой. Но глаза Габриэлы все еще были как стеклянные. Клара устроилась на коленях Чикагского Пита, и тот очень осторожно обнимал ее, словно боялся, что девушка сломается.
   – Не нравится мне это, – проворчал Пит с тревогой, и Клара похлопала его по щеке.
   – Это стоит сто девяносто фунтов, Пит, – увещевала она.
   Колдун поставил поднос и устремил взгляд на девушку, затем взял ее за запястье, приподнял ее руку и снова уронил ее.
   – Сильное колдовство, – пояснил он, доставая кровь и перья и расстилая белую скатерть на китайском ковре. Он снял рубашку и принялся натирать себя кровью, бормоча что-то себе под нос. Габриэла следила за ним. Впервые ее что-то заинтересовало.
   На шее старика болталась блестящая золотая монетка. Глаза девушки следили за ней, а колдун меж тем начал пританцовывать.
   Он три раза обошел вокруг девушки, потом поджег пучок перьев и выкрикнул:
   – Эрзули! Ты завладела этой душой! Ты обладаешь этой девушкой! Эрзули! Ты взяла ее! Когда в третий раз я прокричу твое имя – ты отпустишь ее! Ты вернешь ее в мир, Эрзули!
   Ни Чикагский Пит, ни Клара не шевелились. Дым от сожженных куриных перьев наполнил комнату запахами птичьего двора. Фрина с любопытством следила, как колдовская стихия движется и вскрикивает в дыму; она встряхнулась и ущипнула себя за ладонь.
   Габриэла Харт вздрогнула как от удара грома и заплакала. Клара подбежала к ней и прижала потрясенное лицо девочки к своей тощей груди. Старик весь блестел от пота. Он выпрямился и протянул Фрине перепачканную кровью руку.
   Она отсчитала в нее монеты из своего кошелька и добавила еще сверх договоренного.
   – Приходите в воскресенье, – пригласил он Фрину, наклоняясь, чтобы собрать орудия своего колдовства. – У нас будет джаз. Лучший в городе.
   – Ради всего святого, – крикнул Чикагский Пит, – убирайся отсюда. И забери с собой все эти языческие причиндалы.
   Колдун сложил скатерть и вышел. Клара отпустила девушку.
   – Что ж, отлично, господин э-э-э… вот деньги, нам пора идти. Попросите привратника вызвать нам такси. Спасибо, – любезно произнесла Фрина.
   Привратника послали за такси. Габриэла Харт сидела на стуле, плакала и никак не могла остановиться.
   – Вы уверены, что хотите забрать ее? – спросил Чикагский Пит.
   Мисс Фишер улыбнулась.
   Клара и Фрина покинули достойный дом и поджидали такси на крыльце. Габриэла перестала плакать и теперь задавала вопросы, на некоторые из которых Фрина не могла ответить.
   – Что я здесь делаю? Кто вы? Где я?
   – Я досточтимая Фрина Фишер, а это Клара. Ты на Гертруд-стрит в Фитцрое, и одному Богу известно, как тебя сюда занесло. У тебя не все было в порядке с головой, дорогая, мы отвезем тебя к отцу.
   – Нет-нет. Кто-то другой говорил мне это… кто-то сказал мне, что отвезет меня домой… и не отвез… они сделали мне больно!
   – О Боже… ладно. Успокойся. Скажи шоферу, куда тебя везти. Ага, слава Богу, это Сес.
   За рулем и впрямь сидел Сес и улыбался им своей красивой улыбкой.
   – Я пока один, – сказал он Фрине. – Берт все еще занят… э-э-э… тем дельцем в пансионе. Бедолага! Мне сказали, что вы отправились по делу на Гертруд-стрит, вот я и подумал…
   – И оказался прав. Эта молодая девушка Габриэла Харт, она скажет тебе адрес. Отвези ее туда и доставь в целости и сохранности отцу. Если его не окажется дома, подожди, думаю, он скоро объявится. Дай ему мою визитку и скажи, что я позвоню завтра. Глаз не спускай с этой девочки, Сес, пока не доставишь домой. Не выпускай ее никуда, она еще немного не в себе.
   – Ладно, – кивнул Сес, открывая дверцу. – Садитесь, мисс.
   Габриэла Харт подошла к такси, забралась внутрь и назвала Сесу адрес. Он посмотрел на Фрину.
   – А как же вы, мисс?
   – Мы найдем другое такси. Она нас боится. Увидимся позже, Сес.
   – Может, пройдемся немного? – предложила Клара.
   Но не успели они сделать и трех шагов, как из переулка выскочили двое и напали на них.
   Они отшвырнули Клару в сторону и вдвоем накинулись на Фрину. Под их тяжестью она упала на колени, услышала, как лопнул чулок, и почувствовала, что ободрала колено. Нападавшие, не произнеся ни слова, ухватили ее за обе руки, так что она не могла ни достать пистолет, ни даже вздохнуть. Громилы были выше и тяжелее ее.
   Корабельный полицейский как-то три недели обучал мисс Фишер приемам рукопашного боя. Она не испугалась, лишь рассердилась, что попалась вот так врасплох. И дала волю своему гневу.
   Хрясть! – Фрина что есть силы лягнула первого, а потом ударила каблуком в ступню его другой ноги. Он разжал руки. Фрина не преминула этим воспользоваться и обрушилась на второго обидчика. Ее локоть угодил ему в ребра. Она нанесла удар коленом, и парень упал на четвереньки, выронив кастет. Фрина, стремительная и неотвратимая, отступила на шаг и ударила еще раз. Раздался сухой треск, и она почувствовала, что сломала противнику пару ребер.
   – Ублюдки! – выпалила Клара. Она стояла на животе второго налетчика, придавив ногой его горло. – Видать, Пит передумал насчет этой девчонки.
   – Вряд ли это Пит.
   Фрина носком перевернула одного из мужчин и подняла его за волосы.
   – Кто тебя послал? – прошипела она.
   Бандит тупо посмотрел в сверкающие зеленые глаза и вздрогнул.
   – Кто?
   Фрина тряхнула его и несколько раз ударила головой о землю.
   – Говори, а то убью!
   Она приставила нож к вороту нападавшего. Тот моргнул.
   – Я подумал, вы богачка, вона как разодеты! – прокаркал верзила и потерял сознание.
   – Фитцрой действует мне на нервы, – вздохнула Фрина. – Оставь его. Я должна тебе хороший ужин и развлечение по твоему выбору, Клара. Есть предложения?
   – Концерт Баха во вторник и обед в «Ритце», – решила Клара. Она отряхнула руки и одернула школьный сарафан. – Я предпочитаю Иоганна Кристиана, но согласна и на Иоганна Себастьяна. Мы можем взять такси в очереди. Ты в порядке, Фрина?
   – Все отлично, – подтвердила мисс Фишер, подтягивая рваный чулок. – В порядке.

Глава одиннадцатая

   –  Давай показания, – сказал Король, – и не нервничай, а не то я велю тебя казнить на месте.
Льюис Кэрролл «Алиса в Стране чудес»

   Когда Фрина проснулась в четверг утром, она уже знала, кто убил мисс Хендерсон, но не знала, как ей поступить. Способ был ей ясен, мотивы очевидны, и даже лицо светловолосого проводника все больше напоминало другую, знакомую ей по обычной жизни физиономию.
   – Как мне поступить? Я разобью сердце бедняжки Юнис.
   Фрина приняла утреннюю ванну, даже не обратив внимания на ее аромат, и торопливо оделась.
   Наверняка это Аластер Томпсон. Он привык гримироваться. И ужасно вспыльчивый. У него нет алиби на ночь убийства. Ему достаточно было лишь усыпить хлороформом пассажиров, набросить удавку на шею госпожи Хендерсон и забросить веревку на водонапорную башню. Как-никак он был альпинистом. Потом он мог вытянуть старуху наверх и сам туда перебраться, не оставив никаких следов. Что там дальше стряслось – уронил ли он свою жертву или спрыгнул на нее – неважно. Ему лишь надо было избавиться от матери, и Юнис сама бы упала ему в объятия и отдала бы все свое состояние, которое, как предполагала Фрина, составляло кругленькую сумму. Фрина решила позвонить детективу-инспектору Робинсону, а дозвонившись, выяснила, что он пришел к тому же заключению.
   – Я вызову молодчика сегодня на допрос, – заверил полицейский Фрину. – Я разделяю ваше мнение, мисс Фишер. И дам вам знать.
   Фрина решила, что не стоит беспокоить мисс Хендерсон какими-либо новостями, пока она не сможет сообщить ей что-то позитивное, и заперлась с адвокатом, который подготовил бумаги на удочерение.
   – Мисс Фишер, вы самовольно забрали девочку у опекунши, – проворчал адвокат.
   Фрина усмехнулась и протянула ему «документы» мисс Гей.
   – У нее не было законного опекуна. Мисс Гей ее тетка, но она не оформила удочерение. Вот метрика девочки и прочие бумаги. Бедняжка! Так вы все подготовили?
   – Да, мисс Фишер. Соблаговолите приложить свой палец к этой печати и повторяйте за мной: «К этим бумагам об удочерении я прибавляю свое имя и печать» – такова юридическая формальность, мисс Фишер, понимаете – и все будет улажено.
   Фрина подчинилась.
   – Теперь она моя, так?
   – После того как судья одобрит бумаги, да.
   – Отлично. Когда вы сможете передать их в суд?
   – В обычном порядке, мисс Фишер.
   – Это не годится. «В обычном порядке» означает месяцев шесть.
   – Это обычное обращение в суд, так что, возможно, мне удастся включить его в список на следующую неделю, – сказал адвокат, в который раз изумляясь неуважению, с каким Фрина относилась к закону. Он собрал свои бумаги и откланялся.
   Джейн постучала в дверь гостиной.
   – Мисс, я кое-что вспомнила.
   – Отлично. Что же?
   – Я вспомнила мисс Гей. Она забрала нас с бабушкой к себе. Это ужасное место. Бабушка… с ней что-то случилось.
   – Скоро и это восстановится. А про поезд ты ничего больше не припоминаешь?
   – Нет. Это юрист приходил, мисс Фишер?
   – Да. Я только что подписала документы о твоем удочерении. Теперь ты моя, Джейн, и никто тебя у меня не отберет.
   Фрина упрекнула себя: не следовало это говорить. Джейн расплакалась, бросилась к Фрине и крепко ее обняла, а Уголек пробрался к ней на руки, угнездился там, словно маленькая черная сова, и неотрывно следил за ними.
   – Ты прав, Уголек, – обратилась к котенку Фрина. – Я зря это сказала. Не волнуйся. Джейн, дорогая, возьми платок. Давай-ка лучше сядем.
   Все эти волнения так изматывают, верно?
 
   Впрочем, после звонка потрясенного клиента волнений только прибавилось.
   – Мисс Фишер, я хочу поблагодарить вас за возвращение моей дочери, – начал господин Харт с обманчивым спокойствием. – Но известно ли вам, что эти мерзавцы с ней сделали? Подонки!
   – Полагаю, что известно, – признала Фрина. – Очевидно, они ее били.
   – Били и… надругались… и… доктор считает, что у нее, возможно, венерическое заболевание.
   – Вполне вероятно.
   – Но кто они? – прорычал господин Харт. – Назовите мне имена!
   Он больше не старался сдерживаться.
   – Я не знаю их имен, а если бы и знала, вам бы не назвала. Частная месть предосудительна, более того – незаконна. Оставьте их мне, я с ними разберусь.
   Что-то в голосе Фрины подсказало господину Харту, что он разговаривает с очень разозленной женщиной.
   – Так вы их знаете?
   – Я узнаю, кто они такие. И заставлю их очень и очень обо всем пожалеть. Обещаю.
   – Могу я вам чем-либо помочь? – спросил господин Харт укрощенно.
   – Нет. Они похитили вашу дочь и совершили тысячи других злодеяний. Оставьте их мне. Вы сейчас нужны вашей дочери. Она оказалась невинной жертвой, бедняжка. Возможно, девочка так ничего и не вспомнит о произошедшем, и лучше ей не напоминать. Уверена, вы сумеете обеспечить ей наилучший уход. Постарайтесь увезти ее из Мельбурна месяцев на шесть. Говорят, в Швейцарии есть чудесные уголки.
   – Я доверяюсь вам, мисс Фишер.
   – И вполне резонно, господин Харт.
   Она повесила трубку. Как ей отыскать похитителя и расквитаться за Габриэлу Харт? Она не отступит. Она дала слово.
 
   Детектив-инспектор Робинсон одобрительно изучал молодого человека, которого крепко держали двое полицейских. А он настоящий борец, этот молодчик. Потребовались усилия четверых офицеров, чтобы доставить его в участок. Да и сейчас два самых дюжих молодца с трудом сдерживали его.
   – Должен предупредить вас, что вы не обязаны говорить, но все, что вы скажете, будет запротоколировано и может быть использовано как свидетельские показания, – произнес Робинсон спокойно.
   – В чем вы меня обвиняете? – потребовал ответа арестованный.
   – В убийстве госпожи Хендерсон путем удушения, которое произошло неподалеку от Балларата в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года, – сказал полицейский.
   Аластер Томпсон рассмеялся.
   – Тогда вам нужен кто-то другой. Я могу сказать вам, где я был в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года.
   – Что ж, рад, что вы наконец на это решились.
   – Я был в городской каталажке, – усмехнулся Томпсон. – За пьяный дебош. На следующее утро мне пришлось выложить пять шиллингов. Можно сказать, дешево отделался. Да вы спросите дежурного.
   Вот это сюрприз! Но детектив-инспектор Робинсон сохранял присущее ему самообладание.
   – Зарегистрируйте его, дежурный, – распорядился он.
   Молодого человека усадили на стул, сфотографировали, вынули шнурки из ботинок, забрали галстук и подтяжки. Он и глазом не успел моргнуть, как оказался в милой тихой камере.
   – Проявите снимки и отправьте сверить по регистрационной книге, – велел детектив-инспектор. Низший чин унес фотокамеру и бросился через улицу к караулке, где потребовал журнал регистрации за 21 июня.
   – Не могу я тебе его дать, – огрызнулся сержант. – Мы там ведем текущие записи, так что он мне самому нужен. Скажи Джеку Робинсону, пусть сам придет и все проверит на месте. Что у вас там стряслось?
   – Подозреваемый в убийстве утверждает, что был арестован в ту самую ночь, – выпалил курсант. – Он с меня шкуру сдерет, если я приду без журнала. Имейте сочувствие!
   – Можешь скопировать страницу, – смилостивился сержант. – А заодно отметь имена полицейских, дежуривших в ту ночь. Кто там был? – Он неуклюже перегнулся через кафедру. – Ага. Сержант Томас и констебль Хоторн. Можешь переговорить с Хоторном, если нужно, а вот с Томасом – нет, он в отпуске.
   – А когда вернется? – поинтересовался курсант, яростно водя подтекающим пером по оборотной стороне заключения о взятии под стражу. – Это перо никуда не годится, сержант, черт бы его побрал!
   – Он в Райе, у него медовый месяц, – отвечал сержант с нехорошей ухмылочкой. – И адреса не оставил. Так-то, сынок, бери констебля Хоторна. Хоторн! – проорал он.
   Слабый голос отозвался эхом откуда-то из камер:
   – Да, сержант.
   – Сходи через дорогу, посмотри, не сможешь ли ты опознать одного арестованного у Джека Робинсона. И не торопись возвращаться. Пообедай заодно.
   – Но, сержант, еще только пол-одиннадцатого.
   – Так позавтракай тогда, – отрезал сержант, и курсант повлек констебля Хоторна через Рассел-стрит в кабинет детектива-инспектора, размахивая на ходу бланком заключения о взятии под стражу, чтобы чернила поскорее высохли.
   Курсант украдкой бросил взгляд на Хоторна: высокий – выше ста восьмидесяти сантиметров, бледный, с отсутствующим видом. Рот он по большей части держал открытым, а взгляд был унылым и несфокусированным, раньше курсант замечал такой только у овец.
   Хоторн вкрадчиво (голос его был мягкий как масло) спросил:
   – А что стряслось, парень?
   – У детектива-инспектора есть подозреваемый по делу об убийстве на поезде в Балларат, который утверждает, что в ту самую ночь сидел у вас в кутузке.
   – И он хочет, чтобы я опознал его?
   – Так точно, сэр.
   – Ага, – пробормотал высоченный констебль и поплелся за курсантом в кабинет Робинсона.
   Копию записи в регистрационном журнале положили Робинсону на стол, и он нетерпеливо просмотрел ее.
   – Ну-ка сам прочти это, парень, – накинулся он на курсанта.
   Тот прочитал:
   – Джон Смит, перекресток Элдемер, четырнадцать, Брайтон.
   – Он наш старинный клиент… его в самом деле зовут Джон Смит, но никто ему никогда не верит, он даже метрику с собой носит. Говорит, что никогда не простит этого своему папаше… нет, это не он. Продолжайте.
   – Джон Смит, Билдингз, Сент-Килда Ист.
   – А вот этого я не знаю. А ты помнишь этого Джона Смита, Хоторн?
   – Так точно, сэр. Он вроде как… поменьше будет… блондинчик такой с э-э-э… голубыми глазами, думаю так, сэр.
   – А опознать его сможешь?
   – Так точно, сэр, – сказал Хоторн. – Думаю, смогу.
   Детектив-инспектор Робинсон хмыкнул, поднялся и пригласил полицейских пройти в камеры. Когда он открывал засов, в дверном окошке показалось чье-то негодующее лицо.
   – Посмотри-ка, сынок. Это тот самый человек?
   – Ну да, сэр, – подтвердил Хоторн радостно.
   Робинсон, сжав зубы, велел освободить подозреваемого.
   – Я не хотел никому говорить, что напился, вот и назвал вымышленное имя. Полагаю, это частенько случается. Теперь я могу идти? – спросил Аластер с холодной вежливостью.
   – Можете быть свободны, но помните, что вы под следствием. Вы не имеете права покидать пределы штата и менять адрес, не поставив нас об этом в известность. Вам понятно?
   – Понятно, – сказал Аластер, обнажая в улыбке все зубы. Он повернулся и вышел из полицейского участка.
   Детектив-инспектор поднял трубку и попросил соединить его с мисс Фишер.
   – Ничего страшного, хотя это, конечно, отчасти ставит под сомнение мою версию, – заявила Фрина, когда разгневанный полицейский наконец ей дозвонился. – А вы сверили его почерк? Он ведь должен был подписаться. И вполне ли вы доверяете этому вашему полицейскому?
   – Нет, мисс, не вполне. Парень – сущий остолоп. Но опознание есть опознание.
   – А кого-то другого не было?
   – Был, да он взял отпуск на медовый месяц. Я не могу его вернуть.
   – Нет, но вы могли бы послать ему фотографию, правда?
   – Да. Я сделаю это. И на вашем месте я бы держался подальше от этого Аластера, мисс Фишер.
   – Ну, за меня не беспокойтесь, – решительно заявила Фрина, – займитесь лучше фотографией. До встречи, – добавила она и повесила трубку.
   Курсант был весьма удивлен тем, что детектив-инспектор способен так долго чертыхаться и при этом ни разу не повториться.
 
   Годы спустя Берт рассказывал, что завтрак у мисс Гей был самым гадким воспоминанием его жизни.
   – Не просто бедным, приятель, – пояснял он, – а прямо-таки скуднее некуда. Черт возьми, этак и уморить голодом можно!
   Стол, как и накануне, был заставлен разнородной посудой и приборами, а господину Генри Бартону была поставлена особая тарелка.
   Постояльцы уселись голодным кружком вокруг миски с отвратительной кашей: жидкой как канцелярский клей, подгорелой и комковатой. Господин Генри Бартон елейным голосом прочел молитву. Берт отказался от жуткого варева, но другие накинулись на него с жадностью. Господин Бартон отдавал должное свежим горячим булочкам – только что из печи – с вишневым джемом и маслом. Возле него стоял кофейник со свежезаваренным кофе.