Страница:
– Полагаю, что да, – проворчал Аластер.
Детектив-инспектор Робинсон тщательно записал его ответ.
– Понятно. А кто-нибудь был с вами?
– Нет. Моего приятеля не было дома. Всю ночь. И я не знаю, где он шатался. Спросите об этом у него.
– Не думаю, что это меня касается, поскольку он никак не замешан в этом деле.
– Разве? Знаете, что я вам скажу, эта дамочка-гарпия запустила в него свои коготки. Подхватила его, словно посылку, и они умчались на ее огромном красном автомобиле.
– Что ж, и это меня не касается. И вас тоже, верно?
Робинсон не стал поправлять молодого человека, хотя и знал, что гарпии бывают только женского рода. Он как-никак окончил частную школу.
– Это не мое дело. А что вы делали дома в одиночестве? Никто вас не навещал?
– Нет, я был один всю ночь, но не могу доказать это. Хотите верьте, хотите нет, – сердито добавил молодой человек. – Я не обязан вам отвечать! И если вы не намерены арестовать меня прямо сейчас, то позвольте откланяться, я отправляюсь домой.
– Я не стану арестовывать вас, – невозмутимо отвечал полицейский. – Пока.
– Тогда я пошел, – с вызовом сказал Аластер. Он сделал несколько шагов, остановился и обернулся, словно ждал, как отреагирует Робинсон, а потом зашагал прочь.
– Что ж, это может быть проявлением оскорбленной невинности, а может – и нет, – пробормотал детектив-инспектор. – Выясним. А мисс Фишер, выходит, увезла другого к себе домой, – усмехнулся он. – Жаль, что я не могу применить ее следственные методы. Уверен, они будут повеселее.
И он отправился в полицейский участок на Рассел-стрит.
По прибытии Робинсон обнаружил на столе пакет с фотографиями и записку от Дот.
«Дорогой господин Робинсон, – прочитал он. Дот все еще недолюбливала полицейских, но Робинсон ей нравился, так что она, обращаясь к нему, опускала официальное звание. – Мисс Фишер просила меня отправить это вам. И также велела передать, что девочка полтора метра ростом, весит тридцать девять килограммов, у нее карие глаза и каштановые волосы. Особых примет нет – ни отметин, ни шрамов, за исключением, – тут Дот сделала несколько помарок, не сразу справившись с трудным оборотом, – коричневой родинки на правом предплечье. Фотография сделана в старом платье, в котором девочка ехала в поезде. Мисс Фишер выразила надежду, что вы найдете того, кто потерял девочку. Искренне ваша, Дороти Уильямс (мисс)».
На фотографии была изображена тоненькая бледная девчушка с длинными волосами. Тот, кто знал ее, должен был без труда опознать ее по фотографии. Детектив-инспектор позвал своих подчиненных и велел размножить негатив, а потом разослать по участкам. А еще он распорядился установить тайное наблюдение за студентом-медиком.
– На всякий случай, – пояснил он.
Приехав домой, Фрина обнаружила, что Дот и Джейн отправились вместе с доктором Макмиллан в больницу королевы Виктории на медицинский осмотр, а мисс Хендерсон проводит день в постели за чтением нового романа. Госпожа Батлер поджидала молочника и булочника и поэтому не горевала больше о прокисшем молоке. Фрина попросила приготовить ей горячий шоколад и отвела смущенного молодого человека в свои личные апартаменты.
Эти комнаты были выдержаны в ее любимых оттенках зеленого: занавески и ковры – мшисто-зеленые, а постельное белье – цвета листвы. Как будто забрался на дерево, подумал молодой человек, опускаясь на кушетку, которая приняла его тело в свои роскошные объятия.
Линдсей Герберт видел немало фильмов, и обстановка напомнила ему Теду Бару [8]из картины «Когда мужчины желают». Но та возлежала на тигровой шкуре, а у мисс Фишер была только овечья.
Камин был зажжен, так что в комнате было тепло, Линдсей держался настороже – возбужден и натянут как струна. Уж не привезла ли она его сюда, только чтобы подразнить, вызвать в нем непереносимое желание, а потом отправить ни с чем? Он знавал подобных женщин. И надеялся, что Фрина не из их числа, но не был в этом уверен и с подозрением отпивал шоколад.
Юноша начал догадываться, что Фрина не шутит, когда та отпустила дворецкого, попросив не беспокоить ее, и закрыла дверь на задвижку. Теперь эти три комнаты были отрезаны от остального дома, хотя снизу и долетали звуки: голос госпожи Батлер, отчитывавшей рассыльного молочника за скисшее накануне молоко, шум пылесоса, которым господин Батлер чистил ковер в холле.
Линдсей опустил чашку и встал. Фрина поставила пластинку на граммофон. Она завела пружину и опустила иголку на вращавшийся диск; кошачий голосок Бесси Смит [9]жалобно запел: «Он дятел, а я просто стучу по дереву…»
Фрина упала в объятия Линдсея и прошептала:
– Давай потанцуем.
Под стенания певицы они начали медленный фокстрот. Линдсей вдыхал аромат волос мисс Фишер, ощущал гладкость ее обнаженных рук, а когда она подняла голову, он припал губами к ее шее и прижал к себе.
– О, Фрина, – выдохнул он и услышал в ответ ее спокойный, холодный беспечный голос:
– Хочешь меня?
– Ты ведь знаешь, что да.
– И я тоже хочу тебя, – призналась она в ответ, дотрагиваясь до пуговиц на его рубашке.
Песня закончилась, и граммофон остановился. Фрина стянула с молодого человека рубашку и стала ласкать его плечи и спину – гладкие, гибкие, мускулистые, безупречные, молодые. У него были не твердые глыбы мышц, как у футболистов, а длинные сухожилия, как у бегуна. Линдсей, стараясь сдержать дрожь в руках, расстегнул крючок на спине красивого длинного шерстяного платья мисс Фишер, а затем неумело двинулся вниз, пока платье не упало и она не осталась в бюстгальтере, нижней юбке и чулках с подвязками. Фрина присела на кушетку и протянула юноше ногу, чтобы тот снял с нее чулки. Линдсею бросились в глаза яркие разноцветные подвязки. Он осторожно скручивал тончайший шелк, стараясь не оставить затяжек, и восторгался мягкостью кожи Фрины, отмечая, что она тоже дрожит от его прикосновений.
Нижнюю юбку пришлось снять через голову, а бюстгальтер, как оказалось, застегивался на спине.
Фрина взяла любовника за руку, подвела к своей большой кровати и легла. В комнате было тепло. Ее тело, казалось, светилось на фоне темно-зеленых простыней, и Линдсей на миг испугался, что потеряет сознание. Теперь от нее исходил мускусный аромат, женственный и требовательный, он боялся сделать ей больно.
Фрина слегка изогнулась и оказалась под ним; Линдсей не понял, как она это проделала. Он почувствовал тонкие кости, покрытые нежнейшей кожей, ее бедра и грудь, провел руками вдоль тела, в то время как она подставила грудь его рту. Когда его губы сомкнулись, Фрина издала слабый крик, Линдсей вошел в нее и ощутил сильную влажную, разгоряченную кровью плоть и мускулы, сжимающие и всасывающие. Юноша понял, что она не шутит.
Все прежние полуиспуганные, полудерзкие опыты в кустах, которые были верхом его сексуальных похождений, померкли перед этой волной чувственности. Эта женщина была сильной и гибкой как кошка, она изгибалась и двигалась под ним и над ним, поглаживая и целуя; ей нравились прикосновения его рук и тела так же, как ему нравились касания ее кожи. Линдсей почувствовал, как она задрожала от возбуждения, когда они приближались к вершине блаженства; он упал на нее, а она изогнулась, шумно выдохнула воздух и теснее прижалась к нему.
Линдсей Герберт уткнулся лицом в плечо Фрины и расплакался.
Удовлетворенная Фрина обняла юношу, так что его слезы капали в ложбинку между ее ключицами. Наконец он шмыгнул носом и мотнул головой, а она с нежностью сказала:
– Ты оплакиваешь потерю невинности, мой дорогой?
Юноша поднял разгоряченное, мокрое от слез лицо и сказал:
– Нет. Нет. Просто это было так замечательно, так замечательно, Фрина, я не мог вытерпеть до конца… я хочу сказать…
Фрина отпустила его, и Линдсей перевернулся на другой бок, чтобы утереть слезы о простыню. Он положил мозолистую руку на ее бедро и рассмеялся. Фрина села.
– Если это радость завоевания, мой дорогой, то я не могу ее одобрить. Ну-ка ляг снова. Мне нравится чувствовать твое тело, Линдсей, – такая интригующая смесь гладкости и силы.
Юноша вытянулся рядом с ней и зевнул.
– Я думал, что ты женщина-вамп, – признался он безыскусно и был слегка обижен, когда Фрина рассмеялась. – Нет, не смейся. Я хотел сказать, вампирши всегда завлекают мужчин, возбуждают их, а потом выкидывают вон.
– Что ж, я и впрямь хотела возбудить в тебе страсть, – согласилась Фрина, подавляя желание рассмеяться, – но я не собиралась оставлять тебя неудовлетворенным. Нам некуда торопиться, мой сладкий. Мы можем оставаться здесь весь день. Или у тебя есть другие дела?
Линдсей нахмурился.
– Ты понимаешь, что я из-за тебя пропустил три лекции, – упрекнул он, и Фрина снова увлекла его в свои объятия.
– И я заставлю тебя пропустить еще три, – сказала она, накрывая его протестующий рот своим.
Линдсей понял, что встретил женщину, которая знает, чего хочет. И подчинился.
Когда мисс Хендерсон поинтересовалась, где же мисс Фишер, господин Батлер объяснил ей, что у той деловая встреча и ее нельзя беспокоить. При этом лицо господина Батлера сохранило редкостную невозмутимость. Он был доволен, что мисс Фишер оставила своего прежнего любовника – художника. Тот вечно разбрасывал по всему дому недописанные полотна и мыл кисти в девственно чистой кухонной раковине госпожи Батлер. Студент-юрист, рассуждал господин Батлер, будем надеяться, не станет пачкать в доме.
Очнувшись после короткого сна, Линдсей перевернулся на другой бок и пробормотал проклятие, с трудом расставаясь с восхитительным сновидением, о котором он мечтал… скажем, всю свою жизнь. Лицо юноши уткнулось в грудь спавшей Фрины, отчего он проснулся окончательно и поцеловал девушку.
– Ах, Фрина, значит, это был не сон!
– Нет, это было на самом деле и весьма чувственно, – согласилась Фрина. – Но пора вставать, Линдсей, дорогой. У меня есть еще дела.
– Да, знаю, – сказал молодой человек, не разнимая крепких объятий и прижимая ее коленом к постели. – Позже.
– Позже, – со смехом уступила Фрина.
Линдсей стоял в ванной и пытался догадаться, какой из позолоченных дельфинов был краном с горячей водой, когда раздался громоподобный стук в парадную дверь. Он слышал, как милейший господин Батлер открывает ее.
– Я должен видеть мисс Хендерсон, – услышал Линдсей голос Аластера, который больше походил на приглушенный рык – верный признак едва сдерживаемого гнева. Фрина накинула халат и тоже прислушалась.
– Очень хорошо, сэр, если вы соблаговолите подождать, я проверю, дома ли она, – отвечал господин Батлер.
– Вам отлично известно, что она дома! – заорал Аластер.
– Я хотел сказать, что должен узнать, дома ли она для вас, – невозмутимо объяснил господин Батлер.
Повисло молчание, им было слышно, как гость вышагивал туда и обратно по плитам лестничной площадки. Дверь в комнату мисс Хендерсон открылась и захлопнулась.
– Мисс Хендерсон готова принять вас, сэр.
Раздались шаги по коридору. Фрина услышала, как дверь с грохотом распахнулась.
– Юнис, какого дьявола ты вмешала в дело полицию? – проорал Аластер.
Фрина чертыхнулась.
– Черт! У него что, сердца нет? Куда я задевала мою одежду?
Она кое-как оделась и сбежала по лестнице, а следом за ней помчался полуодетый Линдсей.
– Господин Томпсон, я должна попросить вас утихомириться! – произнесла мисс Фишер холодно.
Гость метнул на нее исполненный гнева взгляд.
– Ах ты лживая сучка! Ты еще и моего приятеля охмурила! Все женщины таковы – предательницы и развратницы!
Аластер было замахнулся, желая залепить Фрине пощечину, но сам оказался на коленях, а руку его пронзила резкая боль. Лицо мисс Фишер, спокойное и холодное, было в трех дюймах от его физиономии, так что он мог почувствовать запах женской сексуальности, исходивший от ее кожи. Ему сделалось не по себе.
– Только пошевелитесь, и я сломаю вам руку, – пригрозила мисс Фишер. – Что вы себе позволяете: вломились в мой дом словно громила какой. Ну-ка, назовите меня еще раз предательницей. Здесь ваш друг. Я не причинила ему вреда. Наоборот – развлекла, но, возможно, подобное вам недоступно, а? Ну-ка, попробуйте еще раз меня ударить!
Линдсей в ужасе застыл на лестнице, поняв, что Фрина не нуждается в его защите. Задиристость покинула Аластера. В то же самое время на пороге появились Дот и Джейн. Мисс Хендерсон расплакалась. Господин Батлер снял телефонную трубку, намереваясь звонить в полицию, а госпожа Батлер появилась из кухни, вооруженная кочергой. Аластер медленно поднялся, зыркнул на Фрину и выбежал из дома.
– Представление окончено, – объявила Фрина, откидывая с лица свои черные волосы. – Спускайся, Линдсей. Господин Батлер, закройте дверь и приготовьте нам что-нибудь выпить. Не расстраивайтесь, мисс Хендерсон, это просто легкий припадок, завтра он будет как шелковый. Дот, Джейн, как я рада вас видеть!
Входите, думаю, надо открыть шампанское, господин Батлер. Все же это был замечательный день!
Фрина опустилась на диван и постаралась смыть хорошим настроением и «Вдовой Клико» кислый привкус грубого вторжения Аластера.
Глава девятая
Фрина очнулась от дурного сна: не кошмар, но неприятное сновидение – и обнаружила, что ночью накрылась с головой подушкой, этим, видимо, все и объяснялось.
Рядом с ней как ребенок посапывал красавец Линдсей – гладкий как тюлень и совершенно расслабленный. Фрина взяла его руку и уронила, та безвольно упала.
Он где-то в других мирах, решила Фрина и отправилась в ванную, чтобы приготовить себе горячую ванну с пеной, источающей ароматы розы. Потом она присела на большую кровать и посмотрела на своего любовника, невольно восхищаясь его красотой и нежностью. Она не могла точно сказать, почему решила совратить его: конечно, в первую очередь сказались жажда наслаждения и желание вбить клин между юношей и его приятелем Аластером. Линдсей оказался страстным, неутомимым, пылким любовником и способным учеником, так что Фрина даже позавидовала его будущей жене. Как Дженет из старинной шотландской баллады о Там Лине, которая «получила роскошного жениха».
Линдсей вздохнул и перевернулся, обнажив прекрасно сложенную спину. Фрина уже было решила скользнуть к нему, но вспомнила о приготовленной ванне и решила все же принять ее. Она появилась как раз вовремя и успела завернуть краны, прежде чем вода перелилась через край.
Фрина от души понежилась в ванне и, лишь когда господин Батлер постучал в дверь, давая знать, что принес утренний чай, восстала из пены подобно Афродите.
– Доброе утро, господин Батлер, – сказала она, принимая нагруженный поднос, и дворецкий улыбнулся ей в ответ.
– Доброе утро, мисс Фишер, а вы прекрасно выглядите, похоже, молодой человек пошел вам на пользу. Я принес газеты, там опубликована фотография мисс Джейн.
– Спасибо, господин Батлер. – Фрина закрыла дверь, разбудила Линдсея и уселась рядом с ним, изучая новости.
Фотография Джейн с подписью «Знаете ли вы эту девочку?» занимала колонку на третьей странице. Фрина решила, что все устроилось как нельзя лучше и результаты не заставят себя ждать. Линдсей, так и не проснувшись окончательно, сидел и пил чай, а Фрина удобно оперлась о его плечо.
– Уж не знаю, как мне возвращаться теперь в мою берлогу! – признался молодой человек, который так ублажил мисс Фишер. – Как я посмотрю в глаза старине Аластеру?
– Ммм? – удивилась Фрина.
Линдсей поспешил объяснить:
– Понимаешь, мы знакомы почти всю жизнь и всегда все делали вместе. Мы оба занимались альпинизмом, но у Аластера произошел несчастный случай с другим альпинистом. Того убило сорвавшимся камнем, и Аластер решил, что это его вина, хотя на самом деле это не так, камень может упасть на любого. Потом мы вместе играли в школьном театре – он хороший актер. Помню, как он играл Капитана Крюка, хромал по сцене, поджидая крокодила… тук… тук… а лицо все в шрамах.
– Правда? А как он это делал? – поинтересовалась Фрина, которая слушала вполуха.
– Клей, Фрина, обычный клей. Ты наверняка замечала – если его пролить, он засыхает складками на коже. Полоска клея на лице – вот вам и шрам готов. Отлично. Потом мы поступили в хор, поскольку больше не могли лазить по скалам. Аластер предложил заняться греблей. Мы все делали вместе, кроме…
– Кроме этого, – договорила за него Фрина, целуя юношу в распухшие губы. – Но ведь это должно было случиться, Линдсей. Разве ты не чувствовал себя покинутым, когда твой друг стал встречаться с мисс Хендерсон?
– Да нет, она никогда его не совращала, и я всегда считал ее довольно скучной особой. Да еще эта кошмарная мать! Никогда не мог понять, что Аластер в ней нашел, правда. Конечно, она милая девушка, но с ней даже толком не поговоришь. Она просто сидела и молча таращилась на него с обожанием, а мать была тут же и оскорбляла его, так что я отказался к ним ходить, мне это не казалось забавным. Но Аластер, похоже, увлекся, хотя никогда о ней не заговаривал. Впрочем, то, что я чувствую к тебе, я тоже не могу выразить словами. А теперь мне надо одеваться и спешить на тренировку, – неохотно признался Линдсей. – Я еще увижу тебя?
– А ты хочешь?
– Больше всего на свете!
– Тогда увидишь. Только не сегодня ночью. Увидимся в пятницу на заседании певческого клуба, а потом ты снова приедешь ко мне. Сегодня среда. У тебя будет время одуматься.
– Я никогда не одумаюсь, – заявил Линдсей Герберт решительно и проводил Фрину к завтраку.
Линдсей уже собрался уходить, когда зазвонил дверной колокольчик, и господин Батлер впустил в дом удрученного Аластера. Студент держал в руках охапку неведомо где отыскавшихся зимой роз и сразу столкнулся лицом к лицу с Линдсеем и Фриной.
– Я пришел принести мои глубочайшие извинения за вчерашнее поведение, – сказал он тихо, вручая Фрине цветы.
Но она отступила в сторону.
– Отнесите их мисс Хендерсон, это ее вы обидели, – распорядилась Фрина холодно. – А меня вы ничуть не задели.
– Линдсей, старина, я прошу прощения, – сказал Аластер.
Линдсей взял руку друга и радостно пожал ее.
Затем Аластер отправился мириться со своей невестой, а Линдсей остался сидеть в холле.
Радостный крик, донесшийся до Фрины через дверь, у которой она, ничуть не смущаясь, подслушивала, свидетельствовал о том, что это ему удалось. Аластер вышел пять минут спустя, подхватил Линдсея и зашагал по тропинке, являя собой само смирение.
Дот удивилась, когда Фрина захлопнула за ними дверь с мстительным треском.
Когда Фрина проходила через холл, зазвонил телефон, так что она сама сняла трубку.
– Да, это мисс Фишер… да, та самая досточтимая Фрина Фишер, – услышала Дот нетерпеливые ответы хозяйки. – Пропавшая девочка? А когда ее в последний раз видели? – Она делала торопливые заметки на телефонной книге. – Понятно. У ворот Эмилии Макферсон? А кто-нибудь видел, как она уходила? Хорошо. Опишите, пожалуйста, похитителя… да. Дородный, респектабельный… хорошо. У вас есть ее фотография? Отлично. Как вы думаете, куда ее могли отвести? О Господи! Понятно. На Гертрудстрит? Ее там видели? Кто? Не беспокойтесь, возможно, мне и не надо это знать. Пришлите мне фотографию, и я сделаю что смогу. Да, господин Харт, я постараюсь убедить вашу дочь, что вы по-прежнему готовы ее принять… Конечно. Скорее присылайте фотографию. И вы вскоре получите девочку назад, если она на самом деле там. До свидания.
– Что стряслось, мисс?
– Пришла беда – открывай ворота, Дот. Звонил некий господин Харт. Хочет, чтобы я вызволила его дочь Габриэлу из борделя в Фитцрое, куда ее заманил от ворот школы домоводства Эмилии Макферсон некий толстый, почтенного вида господин. Отец хочет вернуть дочь и убежден, что ее загипнотизировали. Трудно в это поверить. Но я возьму фотографию и вместе с Кларой обыщу бордели. Клара знает всех на Гертруд-стрит. Но, пока не привезут фотографию, я ничего не могу предпринять.
– Господи, кто там опять звонит?
Это был агент по недвижимости. Фрина прошествовала в свой кабинет и стала поджидать его с плохо скрываемым нетерпением. Сегодня ей было не до таких дел.
Фрина провела беспокойное утро в пререканиях с господином Тернером, который убеждал ее купить новые земельные участки. Мисс Фишер скупала землю, а потом сбывала ее по спекулятивным ценам, иногда с убытком для самой себя. Вообще-то она решила ограничиться акциями на пиво, табак и муку.
– Мне нет дела, – в конце концов, потеряв терпение, закричала она. – Мне нет дела до того, что где-то в Аргентине по дешевке продают золотые рудники. Может, для меня они и не такие уж дешевые. Мне нужны дома и государственные акции – это все, ну, может, еще драгоценности. И это мое последнее слово, а если вы не станете исполнять мои желания, я подыщу другого юриста. Господин Батлер, проводите господина Тернера!
Господин Тернер, подхватив свою шляпу, поспешил откланяться – скорее, в расстроенных чувствах, чем в гневе. Дворецкий закрыл за ним дверь. На крыльце господин Тернер было повернулся, словно вспомнил еще одно предложение, которое могло бы заинтересовать мисс Фишер, но господин Батлер запер дверь на замок. Дворецкому было жаль, что его хозяйка в таком раже, и, просунув голову в дверь кухни, он предупредил жену, чтобы та позаботилась пораньше подать хороший обед, потому что мисс Фишер, похоже, надо выпить.
Но у мисс Фишер не оказалось такой возможности. В дверь позвонил следующий посетитель. На этот раз перед господином Батлером предстала высокая костлявая женщина и с порога потребовала:
– Где моя племянница?
Господин Батлер хотел было посоветовать ей в следующий раз пить пиво, поскольку джин явно дурманил ее мозги, но тут дамочка предъявила ему фотографию, вырванную из газеты. Это был снимок Джейн.
– Тогда вам лучше поговорить с мисс Фишер, госпожа…
– Мисс, – огрызнулась женщина. – Мисс Гей.
Господин Батлер печально направился к Фрине предупредить ее, что кто-то хочет увести Джейн. Мисс Фишер вышла в холл и протянула посетительнице руку, в это же самое время из своей комнаты выскользнула Джейн с Угольком на плече.
– Ах вот она! Моя племянница. Ее-то я и пришла забрать!
– Вот как? – с вызовом спросила Фрина. – Понятно. Джейн, ты помнишь эту… даму?
Джейн прижалась к стене, напуганная резким голосом и цепкими руками.
– Еще бы ей меня не помнить! – прокричала мисс Гей, которой не очень подходило ее имя. [10] .– Я ее тетя Джесси, а она моя племянница Джейн Грэхем. Если вы не знаете ее имени, почему так зовете?
– Я просто придумала ей имя, но, кажется, девочка вас не помнит. Так, Джейн?
Джейн покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Фрина взяла мисс Гей за рукав и отвела в сторону.
– Оставьте мне ваш адрес и предъявите доказательства того, что девочка ваша родственница. Я попрошу моего адвоката заняться этим. Я не могу передать Джейн на ваше попечение, пока не удостоверюсь, что она ваша родственница. А возможно, не смогу и после того, как удостоверюсь. Как вы могли довести ее до такого истощения и отправить одну на поезде в Балларат?
– Я приколола ей билет к карману. Девчонка должна была бы радоваться, что нашла работу. Стала бы прислугой в доме доктора, а теперь, поди, они подыскали кого другого. И не верьте ей, если она вздумает жаловаться, будто я с ней плохо обращалась. Я относилась к ней как к родной дочери, так-то. Ее мать умерла, а потом и бабка…
– Что ж, спасибо, мисс Гей, оставьте ваш адрес, – повторила Фрина и записала то, что продиктовала ей посетительница. – Я или мой адвокат свяжемся с вами, когда придет время. Ведь вы ее законная опекунша, назначенная судом? Нет? Я так и думала. Всего доброго, мисс Гей.
Фрина чуть отступила, подтолкнула женщину к двери и выставила на улицу, не дав визитерше опомниться.
– Быстрее, господин Батлер, заприте дверь на замок и засов и никого не впускайте. Меня ни для кого нет дома, пусть даже это будет давно утраченный родственник или добрый вестник, пожелавший сообщить мне, что я сорвала куш в лотерее. Боже, что за утро! Джейн, ты где?
Джейн, сжавшись, сидела на краешке кровати и сжимала в объятиях возмущенного Уголька. Фрина не стала трогать девочку, а просто подсела к ней и сказала как ни в чем не бывало:
– Я не собираюсь отдавать тебя, понимаешь? Эта женщина не имеет на тебя никаких прав. Даже если ты и впрямь Джейн Грэхем. Славное имя, мне нравится. Она не может заставить тебя жить с ней. Она не твоя опекунша и, возможно, даже не близкая родственница, так что не бойся. Я позвоню своему адвокату и попрошу его незамедлительно составить документ об удочерении. Прямо сейчас и позвоню. Ты помнишь что-нибудь?
– Вроде. Я начала вспоминать в ту ночь, когда Уголек царапался в окно. Меня зовут Джейн Грэхем. Я помню бабушку, но эту женщину не помню совсем. Насколько я понимаю, я ее раньше не видела. А какой у нее адрес, мисс Фишер?
– Железнодорожный перекресток, семнадцать, Седдон.
Джейн покачала головой.
Детектив-инспектор Робинсон тщательно записал его ответ.
– Понятно. А кто-нибудь был с вами?
– Нет. Моего приятеля не было дома. Всю ночь. И я не знаю, где он шатался. Спросите об этом у него.
– Не думаю, что это меня касается, поскольку он никак не замешан в этом деле.
– Разве? Знаете, что я вам скажу, эта дамочка-гарпия запустила в него свои коготки. Подхватила его, словно посылку, и они умчались на ее огромном красном автомобиле.
– Что ж, и это меня не касается. И вас тоже, верно?
Робинсон не стал поправлять молодого человека, хотя и знал, что гарпии бывают только женского рода. Он как-никак окончил частную школу.
– Это не мое дело. А что вы делали дома в одиночестве? Никто вас не навещал?
– Нет, я был один всю ночь, но не могу доказать это. Хотите верьте, хотите нет, – сердито добавил молодой человек. – Я не обязан вам отвечать! И если вы не намерены арестовать меня прямо сейчас, то позвольте откланяться, я отправляюсь домой.
– Я не стану арестовывать вас, – невозмутимо отвечал полицейский. – Пока.
– Тогда я пошел, – с вызовом сказал Аластер. Он сделал несколько шагов, остановился и обернулся, словно ждал, как отреагирует Робинсон, а потом зашагал прочь.
– Что ж, это может быть проявлением оскорбленной невинности, а может – и нет, – пробормотал детектив-инспектор. – Выясним. А мисс Фишер, выходит, увезла другого к себе домой, – усмехнулся он. – Жаль, что я не могу применить ее следственные методы. Уверен, они будут повеселее.
И он отправился в полицейский участок на Рассел-стрит.
По прибытии Робинсон обнаружил на столе пакет с фотографиями и записку от Дот.
«Дорогой господин Робинсон, – прочитал он. Дот все еще недолюбливала полицейских, но Робинсон ей нравился, так что она, обращаясь к нему, опускала официальное звание. – Мисс Фишер просила меня отправить это вам. И также велела передать, что девочка полтора метра ростом, весит тридцать девять килограммов, у нее карие глаза и каштановые волосы. Особых примет нет – ни отметин, ни шрамов, за исключением, – тут Дот сделала несколько помарок, не сразу справившись с трудным оборотом, – коричневой родинки на правом предплечье. Фотография сделана в старом платье, в котором девочка ехала в поезде. Мисс Фишер выразила надежду, что вы найдете того, кто потерял девочку. Искренне ваша, Дороти Уильямс (мисс)».
На фотографии была изображена тоненькая бледная девчушка с длинными волосами. Тот, кто знал ее, должен был без труда опознать ее по фотографии. Детектив-инспектор позвал своих подчиненных и велел размножить негатив, а потом разослать по участкам. А еще он распорядился установить тайное наблюдение за студентом-медиком.
– На всякий случай, – пояснил он.
Приехав домой, Фрина обнаружила, что Дот и Джейн отправились вместе с доктором Макмиллан в больницу королевы Виктории на медицинский осмотр, а мисс Хендерсон проводит день в постели за чтением нового романа. Госпожа Батлер поджидала молочника и булочника и поэтому не горевала больше о прокисшем молоке. Фрина попросила приготовить ей горячий шоколад и отвела смущенного молодого человека в свои личные апартаменты.
Эти комнаты были выдержаны в ее любимых оттенках зеленого: занавески и ковры – мшисто-зеленые, а постельное белье – цвета листвы. Как будто забрался на дерево, подумал молодой человек, опускаясь на кушетку, которая приняла его тело в свои роскошные объятия.
Линдсей Герберт видел немало фильмов, и обстановка напомнила ему Теду Бару [8]из картины «Когда мужчины желают». Но та возлежала на тигровой шкуре, а у мисс Фишер была только овечья.
Камин был зажжен, так что в комнате было тепло, Линдсей держался настороже – возбужден и натянут как струна. Уж не привезла ли она его сюда, только чтобы подразнить, вызвать в нем непереносимое желание, а потом отправить ни с чем? Он знавал подобных женщин. И надеялся, что Фрина не из их числа, но не был в этом уверен и с подозрением отпивал шоколад.
Юноша начал догадываться, что Фрина не шутит, когда та отпустила дворецкого, попросив не беспокоить ее, и закрыла дверь на задвижку. Теперь эти три комнаты были отрезаны от остального дома, хотя снизу и долетали звуки: голос госпожи Батлер, отчитывавшей рассыльного молочника за скисшее накануне молоко, шум пылесоса, которым господин Батлер чистил ковер в холле.
Линдсей опустил чашку и встал. Фрина поставила пластинку на граммофон. Она завела пружину и опустила иголку на вращавшийся диск; кошачий голосок Бесси Смит [9]жалобно запел: «Он дятел, а я просто стучу по дереву…»
Фрина упала в объятия Линдсея и прошептала:
– Давай потанцуем.
Под стенания певицы они начали медленный фокстрот. Линдсей вдыхал аромат волос мисс Фишер, ощущал гладкость ее обнаженных рук, а когда она подняла голову, он припал губами к ее шее и прижал к себе.
– О, Фрина, – выдохнул он и услышал в ответ ее спокойный, холодный беспечный голос:
– Хочешь меня?
– Ты ведь знаешь, что да.
– И я тоже хочу тебя, – призналась она в ответ, дотрагиваясь до пуговиц на его рубашке.
Песня закончилась, и граммофон остановился. Фрина стянула с молодого человека рубашку и стала ласкать его плечи и спину – гладкие, гибкие, мускулистые, безупречные, молодые. У него были не твердые глыбы мышц, как у футболистов, а длинные сухожилия, как у бегуна. Линдсей, стараясь сдержать дрожь в руках, расстегнул крючок на спине красивого длинного шерстяного платья мисс Фишер, а затем неумело двинулся вниз, пока платье не упало и она не осталась в бюстгальтере, нижней юбке и чулках с подвязками. Фрина присела на кушетку и протянула юноше ногу, чтобы тот снял с нее чулки. Линдсею бросились в глаза яркие разноцветные подвязки. Он осторожно скручивал тончайший шелк, стараясь не оставить затяжек, и восторгался мягкостью кожи Фрины, отмечая, что она тоже дрожит от его прикосновений.
Нижнюю юбку пришлось снять через голову, а бюстгальтер, как оказалось, застегивался на спине.
Фрина взяла любовника за руку, подвела к своей большой кровати и легла. В комнате было тепло. Ее тело, казалось, светилось на фоне темно-зеленых простыней, и Линдсей на миг испугался, что потеряет сознание. Теперь от нее исходил мускусный аромат, женственный и требовательный, он боялся сделать ей больно.
Фрина слегка изогнулась и оказалась под ним; Линдсей не понял, как она это проделала. Он почувствовал тонкие кости, покрытые нежнейшей кожей, ее бедра и грудь, провел руками вдоль тела, в то время как она подставила грудь его рту. Когда его губы сомкнулись, Фрина издала слабый крик, Линдсей вошел в нее и ощутил сильную влажную, разгоряченную кровью плоть и мускулы, сжимающие и всасывающие. Юноша понял, что она не шутит.
Все прежние полуиспуганные, полудерзкие опыты в кустах, которые были верхом его сексуальных похождений, померкли перед этой волной чувственности. Эта женщина была сильной и гибкой как кошка, она изгибалась и двигалась под ним и над ним, поглаживая и целуя; ей нравились прикосновения его рук и тела так же, как ему нравились касания ее кожи. Линдсей почувствовал, как она задрожала от возбуждения, когда они приближались к вершине блаженства; он упал на нее, а она изогнулась, шумно выдохнула воздух и теснее прижалась к нему.
Линдсей Герберт уткнулся лицом в плечо Фрины и расплакался.
Удовлетворенная Фрина обняла юношу, так что его слезы капали в ложбинку между ее ключицами. Наконец он шмыгнул носом и мотнул головой, а она с нежностью сказала:
– Ты оплакиваешь потерю невинности, мой дорогой?
Юноша поднял разгоряченное, мокрое от слез лицо и сказал:
– Нет. Нет. Просто это было так замечательно, так замечательно, Фрина, я не мог вытерпеть до конца… я хочу сказать…
Фрина отпустила его, и Линдсей перевернулся на другой бок, чтобы утереть слезы о простыню. Он положил мозолистую руку на ее бедро и рассмеялся. Фрина села.
– Если это радость завоевания, мой дорогой, то я не могу ее одобрить. Ну-ка ляг снова. Мне нравится чувствовать твое тело, Линдсей, – такая интригующая смесь гладкости и силы.
Юноша вытянулся рядом с ней и зевнул.
– Я думал, что ты женщина-вамп, – признался он безыскусно и был слегка обижен, когда Фрина рассмеялась. – Нет, не смейся. Я хотел сказать, вампирши всегда завлекают мужчин, возбуждают их, а потом выкидывают вон.
– Что ж, я и впрямь хотела возбудить в тебе страсть, – согласилась Фрина, подавляя желание рассмеяться, – но я не собиралась оставлять тебя неудовлетворенным. Нам некуда торопиться, мой сладкий. Мы можем оставаться здесь весь день. Или у тебя есть другие дела?
Линдсей нахмурился.
– Ты понимаешь, что я из-за тебя пропустил три лекции, – упрекнул он, и Фрина снова увлекла его в свои объятия.
– И я заставлю тебя пропустить еще три, – сказала она, накрывая его протестующий рот своим.
Линдсей понял, что встретил женщину, которая знает, чего хочет. И подчинился.
Когда мисс Хендерсон поинтересовалась, где же мисс Фишер, господин Батлер объяснил ей, что у той деловая встреча и ее нельзя беспокоить. При этом лицо господина Батлера сохранило редкостную невозмутимость. Он был доволен, что мисс Фишер оставила своего прежнего любовника – художника. Тот вечно разбрасывал по всему дому недописанные полотна и мыл кисти в девственно чистой кухонной раковине госпожи Батлер. Студент-юрист, рассуждал господин Батлер, будем надеяться, не станет пачкать в доме.
Очнувшись после короткого сна, Линдсей перевернулся на другой бок и пробормотал проклятие, с трудом расставаясь с восхитительным сновидением, о котором он мечтал… скажем, всю свою жизнь. Лицо юноши уткнулось в грудь спавшей Фрины, отчего он проснулся окончательно и поцеловал девушку.
– Ах, Фрина, значит, это был не сон!
– Нет, это было на самом деле и весьма чувственно, – согласилась Фрина. – Но пора вставать, Линдсей, дорогой. У меня есть еще дела.
– Да, знаю, – сказал молодой человек, не разнимая крепких объятий и прижимая ее коленом к постели. – Позже.
– Позже, – со смехом уступила Фрина.
Линдсей стоял в ванной и пытался догадаться, какой из позолоченных дельфинов был краном с горячей водой, когда раздался громоподобный стук в парадную дверь. Он слышал, как милейший господин Батлер открывает ее.
– Я должен видеть мисс Хендерсон, – услышал Линдсей голос Аластера, который больше походил на приглушенный рык – верный признак едва сдерживаемого гнева. Фрина накинула халат и тоже прислушалась.
– Очень хорошо, сэр, если вы соблаговолите подождать, я проверю, дома ли она, – отвечал господин Батлер.
– Вам отлично известно, что она дома! – заорал Аластер.
– Я хотел сказать, что должен узнать, дома ли она для вас, – невозмутимо объяснил господин Батлер.
Повисло молчание, им было слышно, как гость вышагивал туда и обратно по плитам лестничной площадки. Дверь в комнату мисс Хендерсон открылась и захлопнулась.
– Мисс Хендерсон готова принять вас, сэр.
Раздались шаги по коридору. Фрина услышала, как дверь с грохотом распахнулась.
– Юнис, какого дьявола ты вмешала в дело полицию? – проорал Аластер.
Фрина чертыхнулась.
– Черт! У него что, сердца нет? Куда я задевала мою одежду?
Она кое-как оделась и сбежала по лестнице, а следом за ней помчался полуодетый Линдсей.
– Господин Томпсон, я должна попросить вас утихомириться! – произнесла мисс Фишер холодно.
Гость метнул на нее исполненный гнева взгляд.
– Ах ты лживая сучка! Ты еще и моего приятеля охмурила! Все женщины таковы – предательницы и развратницы!
Аластер было замахнулся, желая залепить Фрине пощечину, но сам оказался на коленях, а руку его пронзила резкая боль. Лицо мисс Фишер, спокойное и холодное, было в трех дюймах от его физиономии, так что он мог почувствовать запах женской сексуальности, исходивший от ее кожи. Ему сделалось не по себе.
– Только пошевелитесь, и я сломаю вам руку, – пригрозила мисс Фишер. – Что вы себе позволяете: вломились в мой дом словно громила какой. Ну-ка, назовите меня еще раз предательницей. Здесь ваш друг. Я не причинила ему вреда. Наоборот – развлекла, но, возможно, подобное вам недоступно, а? Ну-ка, попробуйте еще раз меня ударить!
Линдсей в ужасе застыл на лестнице, поняв, что Фрина не нуждается в его защите. Задиристость покинула Аластера. В то же самое время на пороге появились Дот и Джейн. Мисс Хендерсон расплакалась. Господин Батлер снял телефонную трубку, намереваясь звонить в полицию, а госпожа Батлер появилась из кухни, вооруженная кочергой. Аластер медленно поднялся, зыркнул на Фрину и выбежал из дома.
– Представление окончено, – объявила Фрина, откидывая с лица свои черные волосы. – Спускайся, Линдсей. Господин Батлер, закройте дверь и приготовьте нам что-нибудь выпить. Не расстраивайтесь, мисс Хендерсон, это просто легкий припадок, завтра он будет как шелковый. Дот, Джейн, как я рада вас видеть!
Входите, думаю, надо открыть шампанское, господин Батлер. Все же это был замечательный день!
Фрина опустилась на диван и постаралась смыть хорошим настроением и «Вдовой Клико» кислый привкус грубого вторжения Аластера.
Глава девятая
Обиднее всего было то, что, хотя ей удалось сорвать несколько крупных кувшинок, до самых красивых дотянуться она не смогла.
Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»
Фрина очнулась от дурного сна: не кошмар, но неприятное сновидение – и обнаружила, что ночью накрылась с головой подушкой, этим, видимо, все и объяснялось.
Рядом с ней как ребенок посапывал красавец Линдсей – гладкий как тюлень и совершенно расслабленный. Фрина взяла его руку и уронила, та безвольно упала.
Он где-то в других мирах, решила Фрина и отправилась в ванную, чтобы приготовить себе горячую ванну с пеной, источающей ароматы розы. Потом она присела на большую кровать и посмотрела на своего любовника, невольно восхищаясь его красотой и нежностью. Она не могла точно сказать, почему решила совратить его: конечно, в первую очередь сказались жажда наслаждения и желание вбить клин между юношей и его приятелем Аластером. Линдсей оказался страстным, неутомимым, пылким любовником и способным учеником, так что Фрина даже позавидовала его будущей жене. Как Дженет из старинной шотландской баллады о Там Лине, которая «получила роскошного жениха».
Линдсей вздохнул и перевернулся, обнажив прекрасно сложенную спину. Фрина уже было решила скользнуть к нему, но вспомнила о приготовленной ванне и решила все же принять ее. Она появилась как раз вовремя и успела завернуть краны, прежде чем вода перелилась через край.
Фрина от души понежилась в ванне и, лишь когда господин Батлер постучал в дверь, давая знать, что принес утренний чай, восстала из пены подобно Афродите.
– Доброе утро, господин Батлер, – сказала она, принимая нагруженный поднос, и дворецкий улыбнулся ей в ответ.
– Доброе утро, мисс Фишер, а вы прекрасно выглядите, похоже, молодой человек пошел вам на пользу. Я принес газеты, там опубликована фотография мисс Джейн.
– Спасибо, господин Батлер. – Фрина закрыла дверь, разбудила Линдсея и уселась рядом с ним, изучая новости.
Фотография Джейн с подписью «Знаете ли вы эту девочку?» занимала колонку на третьей странице. Фрина решила, что все устроилось как нельзя лучше и результаты не заставят себя ждать. Линдсей, так и не проснувшись окончательно, сидел и пил чай, а Фрина удобно оперлась о его плечо.
– Уж не знаю, как мне возвращаться теперь в мою берлогу! – признался молодой человек, который так ублажил мисс Фишер. – Как я посмотрю в глаза старине Аластеру?
– Ммм? – удивилась Фрина.
Линдсей поспешил объяснить:
– Понимаешь, мы знакомы почти всю жизнь и всегда все делали вместе. Мы оба занимались альпинизмом, но у Аластера произошел несчастный случай с другим альпинистом. Того убило сорвавшимся камнем, и Аластер решил, что это его вина, хотя на самом деле это не так, камень может упасть на любого. Потом мы вместе играли в школьном театре – он хороший актер. Помню, как он играл Капитана Крюка, хромал по сцене, поджидая крокодила… тук… тук… а лицо все в шрамах.
– Правда? А как он это делал? – поинтересовалась Фрина, которая слушала вполуха.
– Клей, Фрина, обычный клей. Ты наверняка замечала – если его пролить, он засыхает складками на коже. Полоска клея на лице – вот вам и шрам готов. Отлично. Потом мы поступили в хор, поскольку больше не могли лазить по скалам. Аластер предложил заняться греблей. Мы все делали вместе, кроме…
– Кроме этого, – договорила за него Фрина, целуя юношу в распухшие губы. – Но ведь это должно было случиться, Линдсей. Разве ты не чувствовал себя покинутым, когда твой друг стал встречаться с мисс Хендерсон?
– Да нет, она никогда его не совращала, и я всегда считал ее довольно скучной особой. Да еще эта кошмарная мать! Никогда не мог понять, что Аластер в ней нашел, правда. Конечно, она милая девушка, но с ней даже толком не поговоришь. Она просто сидела и молча таращилась на него с обожанием, а мать была тут же и оскорбляла его, так что я отказался к ним ходить, мне это не казалось забавным. Но Аластер, похоже, увлекся, хотя никогда о ней не заговаривал. Впрочем, то, что я чувствую к тебе, я тоже не могу выразить словами. А теперь мне надо одеваться и спешить на тренировку, – неохотно признался Линдсей. – Я еще увижу тебя?
– А ты хочешь?
– Больше всего на свете!
– Тогда увидишь. Только не сегодня ночью. Увидимся в пятницу на заседании певческого клуба, а потом ты снова приедешь ко мне. Сегодня среда. У тебя будет время одуматься.
– Я никогда не одумаюсь, – заявил Линдсей Герберт решительно и проводил Фрину к завтраку.
Линдсей уже собрался уходить, когда зазвонил дверной колокольчик, и господин Батлер впустил в дом удрученного Аластера. Студент держал в руках охапку неведомо где отыскавшихся зимой роз и сразу столкнулся лицом к лицу с Линдсеем и Фриной.
– Я пришел принести мои глубочайшие извинения за вчерашнее поведение, – сказал он тихо, вручая Фрине цветы.
Но она отступила в сторону.
– Отнесите их мисс Хендерсон, это ее вы обидели, – распорядилась Фрина холодно. – А меня вы ничуть не задели.
– Линдсей, старина, я прошу прощения, – сказал Аластер.
Линдсей взял руку друга и радостно пожал ее.
Затем Аластер отправился мириться со своей невестой, а Линдсей остался сидеть в холле.
Радостный крик, донесшийся до Фрины через дверь, у которой она, ничуть не смущаясь, подслушивала, свидетельствовал о том, что это ему удалось. Аластер вышел пять минут спустя, подхватил Линдсея и зашагал по тропинке, являя собой само смирение.
Дот удивилась, когда Фрина захлопнула за ними дверь с мстительным треском.
Когда Фрина проходила через холл, зазвонил телефон, так что она сама сняла трубку.
– Да, это мисс Фишер… да, та самая досточтимая Фрина Фишер, – услышала Дот нетерпеливые ответы хозяйки. – Пропавшая девочка? А когда ее в последний раз видели? – Она делала торопливые заметки на телефонной книге. – Понятно. У ворот Эмилии Макферсон? А кто-нибудь видел, как она уходила? Хорошо. Опишите, пожалуйста, похитителя… да. Дородный, респектабельный… хорошо. У вас есть ее фотография? Отлично. Как вы думаете, куда ее могли отвести? О Господи! Понятно. На Гертрудстрит? Ее там видели? Кто? Не беспокойтесь, возможно, мне и не надо это знать. Пришлите мне фотографию, и я сделаю что смогу. Да, господин Харт, я постараюсь убедить вашу дочь, что вы по-прежнему готовы ее принять… Конечно. Скорее присылайте фотографию. И вы вскоре получите девочку назад, если она на самом деле там. До свидания.
– Что стряслось, мисс?
– Пришла беда – открывай ворота, Дот. Звонил некий господин Харт. Хочет, чтобы я вызволила его дочь Габриэлу из борделя в Фитцрое, куда ее заманил от ворот школы домоводства Эмилии Макферсон некий толстый, почтенного вида господин. Отец хочет вернуть дочь и убежден, что ее загипнотизировали. Трудно в это поверить. Но я возьму фотографию и вместе с Кларой обыщу бордели. Клара знает всех на Гертруд-стрит. Но, пока не привезут фотографию, я ничего не могу предпринять.
– Господи, кто там опять звонит?
Это был агент по недвижимости. Фрина прошествовала в свой кабинет и стала поджидать его с плохо скрываемым нетерпением. Сегодня ей было не до таких дел.
Фрина провела беспокойное утро в пререканиях с господином Тернером, который убеждал ее купить новые земельные участки. Мисс Фишер скупала землю, а потом сбывала ее по спекулятивным ценам, иногда с убытком для самой себя. Вообще-то она решила ограничиться акциями на пиво, табак и муку.
– Мне нет дела, – в конце концов, потеряв терпение, закричала она. – Мне нет дела до того, что где-то в Аргентине по дешевке продают золотые рудники. Может, для меня они и не такие уж дешевые. Мне нужны дома и государственные акции – это все, ну, может, еще драгоценности. И это мое последнее слово, а если вы не станете исполнять мои желания, я подыщу другого юриста. Господин Батлер, проводите господина Тернера!
Господин Тернер, подхватив свою шляпу, поспешил откланяться – скорее, в расстроенных чувствах, чем в гневе. Дворецкий закрыл за ним дверь. На крыльце господин Тернер было повернулся, словно вспомнил еще одно предложение, которое могло бы заинтересовать мисс Фишер, но господин Батлер запер дверь на замок. Дворецкому было жаль, что его хозяйка в таком раже, и, просунув голову в дверь кухни, он предупредил жену, чтобы та позаботилась пораньше подать хороший обед, потому что мисс Фишер, похоже, надо выпить.
Но у мисс Фишер не оказалось такой возможности. В дверь позвонил следующий посетитель. На этот раз перед господином Батлером предстала высокая костлявая женщина и с порога потребовала:
– Где моя племянница?
Господин Батлер хотел было посоветовать ей в следующий раз пить пиво, поскольку джин явно дурманил ее мозги, но тут дамочка предъявила ему фотографию, вырванную из газеты. Это был снимок Джейн.
– Тогда вам лучше поговорить с мисс Фишер, госпожа…
– Мисс, – огрызнулась женщина. – Мисс Гей.
Господин Батлер печально направился к Фрине предупредить ее, что кто-то хочет увести Джейн. Мисс Фишер вышла в холл и протянула посетительнице руку, в это же самое время из своей комнаты выскользнула Джейн с Угольком на плече.
– Ах вот она! Моя племянница. Ее-то я и пришла забрать!
– Вот как? – с вызовом спросила Фрина. – Понятно. Джейн, ты помнишь эту… даму?
Джейн прижалась к стене, напуганная резким голосом и цепкими руками.
– Еще бы ей меня не помнить! – прокричала мисс Гей, которой не очень подходило ее имя. [10] .– Я ее тетя Джесси, а она моя племянница Джейн Грэхем. Если вы не знаете ее имени, почему так зовете?
– Я просто придумала ей имя, но, кажется, девочка вас не помнит. Так, Джейн?
Джейн покачала головой, не в силах вымолвить ни слова. Фрина взяла мисс Гей за рукав и отвела в сторону.
– Оставьте мне ваш адрес и предъявите доказательства того, что девочка ваша родственница. Я попрошу моего адвоката заняться этим. Я не могу передать Джейн на ваше попечение, пока не удостоверюсь, что она ваша родственница. А возможно, не смогу и после того, как удостоверюсь. Как вы могли довести ее до такого истощения и отправить одну на поезде в Балларат?
– Я приколола ей билет к карману. Девчонка должна была бы радоваться, что нашла работу. Стала бы прислугой в доме доктора, а теперь, поди, они подыскали кого другого. И не верьте ей, если она вздумает жаловаться, будто я с ней плохо обращалась. Я относилась к ней как к родной дочери, так-то. Ее мать умерла, а потом и бабка…
– Что ж, спасибо, мисс Гей, оставьте ваш адрес, – повторила Фрина и записала то, что продиктовала ей посетительница. – Я или мой адвокат свяжемся с вами, когда придет время. Ведь вы ее законная опекунша, назначенная судом? Нет? Я так и думала. Всего доброго, мисс Гей.
Фрина чуть отступила, подтолкнула женщину к двери и выставила на улицу, не дав визитерше опомниться.
– Быстрее, господин Батлер, заприте дверь на замок и засов и никого не впускайте. Меня ни для кого нет дома, пусть даже это будет давно утраченный родственник или добрый вестник, пожелавший сообщить мне, что я сорвала куш в лотерее. Боже, что за утро! Джейн, ты где?
Джейн, сжавшись, сидела на краешке кровати и сжимала в объятиях возмущенного Уголька. Фрина не стала трогать девочку, а просто подсела к ней и сказала как ни в чем не бывало:
– Я не собираюсь отдавать тебя, понимаешь? Эта женщина не имеет на тебя никаких прав. Даже если ты и впрямь Джейн Грэхем. Славное имя, мне нравится. Она не может заставить тебя жить с ней. Она не твоя опекунша и, возможно, даже не близкая родственница, так что не бойся. Я позвоню своему адвокату и попрошу его незамедлительно составить документ об удочерении. Прямо сейчас и позвоню. Ты помнишь что-нибудь?
– Вроде. Я начала вспоминать в ту ночь, когда Уголек царапался в окно. Меня зовут Джейн Грэхем. Я помню бабушку, но эту женщину не помню совсем. Насколько я понимаю, я ее раньше не видела. А какой у нее адрес, мисс Фишер?
– Железнодорожный перекресток, семнадцать, Седдон.
Джейн покачала головой.