Страница:
Ист прав. Каждый раз, когда Софи удавалось убедить себя, что ее подозрения беспочвенны, ей приходила в голову какая-нибудь новая мысль, и сомнения начинали одолевать ее с прежней силой.
— Я сказала тебе тогда, что, по моим наблюдениям, если человек что-то задумал, то рано или поздно он добьется своего.
— Ты имела в виду смерть своего отца, — кивнул Истлин. — Но, может быть, у тебя вызывала безотчетную тревогу и приверженность леди Дансмор к наркотику. Возможно, состояние виконтессы вызывало у тебя мучительные воспоминания о том, что произошло с твоим отцом.
Софи опустила глаза. Руки Истлина no-прежнему сжимали ее пальцы, и она наконец почувствовала исходящее от них тепло.
— Я не верила, что он может попытаться убить Абигайл. Просто не могла себе такого представить. Я ненавидела его за то, что он приложил руку к гибели моего отца, но мотивы убийства оставались для меня понятны. Какими бы низкими ни казались его побуждения, я знала, что людям — и мужчинам, и женщинам — свойственно стремиться к обладанию тем, что принадлежит другому. Если бы миссис Сойер попыталась погубить свою соперницу, ее поведение можно объяснить, но ведь то, что случилось с Абигайл, началось задолго до того, как в жизни Гарольда появилась другая женщина.
— Когда же все началось?
Софи задумалась, прежде чем ответить.
— Пожалуй, после того, как родилась Эсми. Я не припоминаю, чтобы раньше она жаловалась на головные боли или пила какие-нибудь порошки. Но в то время я не так часто бывала в ее обществе. И все же мне кажется, что тогда она чувствовала себя гораздо лучше.
— Эсми четыре года?
— Да.
— Значит, она родилась незадолго до того, как умер твой отец?
— За семь месяцев до его смерти. — Софи нахмурилась. — О чем ты думаешь. Ист?
Истлин ответил не сразу, подождав, пока его мысль обретет законченную форму. Он бережно взял в руки холодные пальцы Софи и снова попытался их согреть.
— Я думаю, что, возможно, леди Дансмор знала наверняка то, о чем мы с тобой только строим догадки.
— Она не жила в Тремонт-Парке, когда стреляли в моего отца.
— Ей необязательно было присутствовать, чтобы знать, как произошло преступление. Кто-то мог ей обо всем рассказать, хотя и маловероятно. Или же она могла невольно подслушать чей-то разговор, вовсе не предназначенный для ее ушей. Тебе ведь тоже доводилось слышать из коридора, как Тремонт, завершись в кабинете, готовит свои речи.
Софи легко могла вообразить, как Абигайл останавливается перед дверью в кабинет, чтобы послушать, о чем так громко разговаривают Тремонт и Гарольд.
— Она могла узнать не только правду о той охоте, которая привела к смерти моего отца, но и гораздо больше. — Взгляд Софи остановился на расчетных книгах, лежавших стопкой на столе. — Вполне возможно, что ей стало известно кое-что и о них, — указала она на записи.
— Да. Вполне вероятно, что так и было, — кивнул Ист.
— Ты думаешь, она выступила против Гарольда? Должно быть, он понял, что она действительно представляет для него опасность, иначе он не стал бы пытаться ее устранить.
Раньше Истлин не принимал в расчет, что его борьба с Дансмором и «Орденом епископов» может подвергнуть опасности виконтессу. Теперь же оказалось, что сама жизнь Абигайл стояла под угрозой. Единственным выходом представлялось вывезти ее и детей из дома на Боуден-стрит, прежде чем епископам и ее мужу будет брошен вызов.
Ист выпустил руку Софи и направился к столику. Взяв стопку расчетных книг, он дал верхнюю из них Софи, другую взял себе, остальные положил на пол рядом с кушеткой.
— Ты их все просмотрела? — спросил он.
— Да.
— И как бы ты ответила на вопрос, который я тебе задал? Принадлежит Дансмор к кругу епископов или нет?
— Твой вопрос напоминает загадку. Гарольд и принадлежит к их кругу, и не входит в него одновременно.
— А теперь назови мне разгадку.
— Гарольд не стоит рядом с другими плечом к плечу, поэтому он и не входит в круг. Все обращены к нему лицом, потому что он находится в центре их круга, то есть принадлежит к кругу епископов, хотя и не входит в него.
Истлин одобрительно улыбнулся:
— И как тебе удалось догадаться?
— Я не сразу пришла к такому выводу, — объяснила Софи. — Несмотря на твои последние слова, я не могла выбросить из головы мысль о том, что «Орден епископов» стоит на страже интересов Тремонта и служит ему. Потом я решила, что, возможно, Хелмсли держит всех в подчинении. Он обладает большим влиянием, у него довольно длинная и успешная политическая карьера, и занимаемый им пост в правительстве выше, чем у остальных. После того как я не нашла никаких подтверждений, что епископами управляет Хелмсли, я внимательно изучила расчетную книгу Барлоу, поскольку ты говорил, что он тоже некогда занимал пост архиепископа. В конце концов, я взяла записи Гарольда и неожиданно поняла, по какому принципу производятся денежные отчисления и выплаты.
— Ты гораздо быстрее пришла к нужному выводу, нежели я, — констатировал Истлин. — Книга Дансмора первой оказалась у меня в руках. К тому времени как я просмотрел все остальные, я уже в точности не помнил первую книгу.
— Но и ты пришел к такому же заключению?
— Да.
— Гарольд получает деньги от всех остальных.
— Напоминает шантаж, Софи, как бы неприятно это ни звучало. Дансмор шантажирует их всех, включая собственного отца. Вот посмотри. — Ист открыл книгу, лежавшую на коленях у Софи, и ткнул пальцем в первую попавшуюся строку. — «Гилхед», сто фунтов. — Затем маркиз заглянул в свою книгу. — Сто пятьдесят фунтов вложено в то же торговое судно на следующий день. У меня в руках книга Харта, а у тебя?
— Тремонта.
Носком сапога Истлин разворошил стопку книг на полу. В самом низу он обнаружил журнал Дансмора и поднял его. Ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы найти нужную запись.
— Вот тут зарегистрировано, что произведена выплата в сто фунтов: «Т. „Гилхед“„. И еще одна пометка: „Х.А. «Гилхед“, сто пятьдесят фунтов. Я думаю, буквами «X. А.“ Дансмор обозначил Харта, чтобы не перепутать его с Хелмсли.
— А почему «Гилхед»? — спросила Софи.
— Так называется корабль, который доставляет грузы в Индию. Многие записи касаются торговых судов. А Дансмор имеет обыкновение аккуратно записывать, кто из епископов и сколько ему выплачивает, это позволяет ему контролировать выплаты. Некоторые записи в книгах отражают действительные денежные вложения в различные морские перевозки, но я уверен, что Дансмор получал определенную долю со всех сделок. Он вкладывал деньги сам в те же самые предприятия, поэтому легко мог узнать, когда его жертвы выигрывали, а когда — терпели убытки.
— Некоторые из кораблей заняты перевозкой рабов?
— Да. — Ист перелистал несколько страниц из записей Харта. — Вот здесь «Крестоносец» и «Валенсия». Их капитаны — известные работорговцы. Судя по записям, епископы вкладывали деньги в оба судна, а позднее выплачивали Дансмору часть прибыли.
— Черт побери, — прошептала Софи. — Вот проклятие. — Она захлопнула книгу и подняла глаза на Иста. — Почему все же Гарольд имеет над ними такую власть? Неужели дело действительно в смерти моего отца? — предположила Софи.
— Я подозреваю, что все началось именно тогда. Невозможно знать все подробности преступления, не участвуя в охоте. Но, может быть, Гарольд поначалу и не догадывался, что роковой выстрел тщательно спланирован. Виконт мог спокойно наблюдать за происходящим, не имея никакого касательства к подготовке события.
— Он стал соучастником преступления, поскольку промолчал о нем.
— Я согласен. В моих глазах он такой же преступник, как и другие, хотя закон его и оправдывает. Я подозреваю, что со смертью твоего отца Гарольд начал свое грязное дело, а потом вошел во вкус. С годами его власть над епископами только укрепилась. Чем больше они платили ему, тем ненасытнее он становился. На их деньги Дансмор выведывал все об их деловых связях, пороках и слабостях, об их постыдных тайнах. Возможно, виконт знает об «Ордене» гораздо больше, чем кто-либо другой, не посвященный в епископы.
— Я не понимаю, почему они до сих пор его не убили.
— Я думаю, что Дансмор позаботился о том, чтобы спрятать все обличающие епископов документы в надежном месте.
— Мне кажется, такого места просто не существует. Ты довольно легко добрался до всей их отчетности. — Софи покачала головой и показала на украденные книги.
Ист не стал разубеждать Софи, что добраться до книг удалось не так легко. Ему не хотелось лишний раз упоминать о том, что некоторые поручения, выполняемые им для полковника Блэквуда, не обходились без риска.
— В своем доме действительно трудно что-либо надежно спрятать, — подтвердил маркиз. — Гораздо умнее хранить свое сокровище где-нибудь вне дома. На месте Дансмора я бы вручил документы нотариусу, сопроводив распоряжением предать их гласности в случае своей безвременной кончины. Поскольку речь идет о тайном обществе и никогда нельзя полностью доверять тем, с кем ты имеешь дело, я бы сделал копии и передал их властям.
— Я не уверена, что Гарольд настолько умен. Ты считаешь, он способен до такого додуматься?
— Он все еще жив, Софи. Возможно, он придумал другой способ решения проблемы, но он по-прежнему шантажирует членов «Ордена», а значит, хорошо взвесил свои возможности и выработал какой-то план.
— Теперь они все знают, что их книги пропали, Ист. Почему же никто из них не пришел за своими записями?
— Потому что они не знают, что пропали все книги. Я сомневаюсь, что епископы рассказали друг другу о пропаже. А ты? Следует иметь в виду, что ключом ко всем записям служит расчетная книга Дансмора. Без нее их бумаги абсолютно безобидны. Некоторые из владельцев книг вообще не будут особенно обеспокоены. Пендрейк, например, держал свои записи совершенно открыто вместе с другими бумагами и счетами. Его нисколько не волновало, что кто-то может заглянуть в них и ознакомиться с их содержанием.
Нервное возбуждение не давало Софи оставаться на месте. Она вскочила с кушетки и направилась к камину. Взяв в руки кочергу, принялась помешивать угли, чтобы хоть чем-то себя занять.
— Я просто не могу поверить, что главным кукловодом оказался Гарольд, а не его отец. Мне всегда казалось, что он предпочитает оставаться в тени Тремонта.
— Возможно, так ему удобнее.
— Наверное, ты прав. — Софи обернулась к Исту и улыбнулась: — Теперь я понимаю, почему Тремонт пытался так настойчиво выгодно выдать меня замуж. Он предвкушал, как ему удастся припрятать кое-какие деньги, вместо того чтобы выплачивать их собственному сыну.
— Я уверен, что именно так и было. Дансмор не вкладывает в имение ни пенни.
— Представляю, как это возмущает Тремонта. В конце концов, он выстрелил в моего отца не только ради себя самого. Когда-нибудь титул и поместье должен был унаследовать его сын. — Софи отложила кочергу и остановилась в задумчивости у камина. — Думаешь, Тремонт знает, что вытворяет Гарольд с Абигайл?
— Скорее, он, так же как прежде и мы, пребывает в заблуждении, что леди Дансмор сама употребляет наркотик.
— Что же будет с ней. Ист? И что будет с детьми? Если ты попытаешься разоблачить Гарольда, то он решит, что его выдала Абигайл. Страшно даже представить себе, что он способен сделать с ней в отместку. Я не хочу брать на душу такой грех.
— Я уже решил, что ее нужно забрать с Боуден-стрит.
— Роберта и Эсми тоже.
— Конечно.
— Где же им укрыться?
— В надежном месте. Доверься мне.
— Хорошо. — Софи заколебалась. — Я могла бы помочь тебе.
— Не думаю.
— Дети доверяют мне. А тебя они не знают.
Истлин решил, что настало время рассказать Софи о своей встрече с Робертом Колли.
— Не совсем так. Думаю, Роберт меня запомнил. — Он знал, что его история может расстроить Софи, ведь он пробрался в детскую и потревожил сон мальчика, но Истлин никак не думал, что его рассказ способен вызвать у нее поток слез. — Я не хотел будить малыша, — оправдывался он, — но я хотел вернуть ему солдатиков, иначе его бы непременно обвинили в исчезновении расчетной книги.
Софи улыбнулась Исту сквозь слезы:
— Не обращай внимания. Наверное, я просто скучаю по детям. Ты даже не представляешь, как тяжело мне было, когда меня заперли от них почти на месяц. Я слышала, как они шептались в холле. Иногда Эсми просовывала свои рисунки мне под дверь. Конечно, они ничего не понимали, но, мне кажется, они думали, что я совершила нечто ужасное и меня наказали, надолго заперев в комнате. Я обрадовалась, когда Тремонт заставил меня уехать вместе с ним в Тремонт-Парк.
— Роберт будет счастлив снова встретиться с тобой, — заверил маркиз. — Я думаю, его сестренка тоже. — Софи шмыгнула носом, а потом полезла в карман сюртука Истлина за носовым платком. Когда она успокоилась, Ист отвел ее обратно на кушетку, затем нагнулся, поднял с пола книги и положил их на стол.
— Мне так и не удалось найти твой дневник, — вздохнул Истлин. — Я поискал его в карете и у себя дома. Не похоже, чтобы я его потерял. Мне казалось, что я принес тетрадь сюда вместе с остальными книгами. Ты не находила ее?
— Нет. А где ты взял дневник?
— В доме на Боуден-стрит.
— Невозможно. Если бы в Тремонт-Парке, тогда еще понятно, но только не на Боуден-стрит. Я все забрала оттуда, когда уезжала из города.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. Все мои дневники пронумерованы. Почему ты решил, что дневник — мой? Ты читал его?
— Нет. Я только приоткрыл его. Я нашел тетрадь, когда возвращал солдатиков Роберта в ящик с игрушками. Я подумал, что тебе будет приятно получить назад свои записки, поэтому и прихватил их.
— Если ты нашел дневник там, видимо, это одна из тетрадок Абигайл.
— Она ведет дневник?
— Вела когда-то. Иногда она сочиняла всякие истории для детей. Наверное, ты нашел одну из таких тетрадей.
Ист ничего не ответил. Старательно что-то обдумывая, он уставился неподвижно в одну точку и сощурил глаза.
— Что такое? — спросила Софи, заметив, как Ист взъерошил волосы привычным жестом, означающим, что он до чего-то додумался. Но Истлин, казалось, не слышал ее.
— Я не совсем уверен, — пробормотал он.
— Может быть, если ты скажешь вслух…
Истлин нахмурился и вздохнул, прежде чем заговорить:
— Что, если с самого начала дневник лежал в тайнике вместе с книгой Дансмора? А Роберт нашел его, когда прятал там своих солдатиков.
— Он не смог бы разобрать почерк. Но он вполне мог принять тетрадь за одну из книжек со сказками, которые любила записывать его мама.
— Да. И тогда он принес ее к себе в комнату. Интересно, почему Дансмор хранил дневник Абигайл в тайнике вместе со своими записями? — Ист пристально посмотрел на Софи и понял, что она догадалась, о чем он думает. — Мы должны найти дневник.
Софи немедленно поднялась с кушетки.
— Если ты действительно принес его сюда, то он должен находиться в доме. — Она выскользнула из гостиной и поспешила к лестнице. Ист шел следом. На пороге спальни она остановилась. — Подожди-ка минутку. Мы должны повторить все в точности так, как в ту ночь, после бала у посла. — И не дождавшись согласия Иста, впорхнула в комнату и закрыла за собой дверь.
Тяжко вздохнув, Ист согнул одну руку, как будто держал под мышкой стопку книг. Другой рукой он взялся за дверную ручку и слегка повернул ее. Софи тут же распахнула дверь и втянула маркиза в комнату. Ее поцелуй не казался таким требовательным и нетерпеливым, как две недели назад, но она обвила его шею руками так же страстно, как тогда, и Истлину пришлось крепче прижать к себе стопку воображаемых книг.
— И что произошло дальше? — прошептала Софи, внезапно прервав поцелуй.
— Насколько я помню, ты довольно недвусмысленно дала мне понять, что желаешь видеть меня у себя в постели.
Софи кивнула и потянула Истлина в сторону кровати. В ее порыве заключалось скорее нетерпение, чем страсть. Ее губы почти касались губ Иста.
— Не слишком-то удобно так пятиться, ты не находишь? — спросила она. — А тогда разве было так же?
— Я не заметил, — ответил Истлин. — Он опустил голову и обнаружил, что больше не держит руку согнутой. — Здесь я уронил книги, — добавил он.
— Здесь? У самой кровати? — спросила Софи, отпуская шею Иста.
— Да… и одна из тетрадей еще начала падать… и я… — Ист сел на корточки и начал шарить рукой под кроватью. — Я помню, как прижал ее коленом к кровати, чтобы она не грохнулась на пол и не разбудила твою тетю.
Софи тоже опустилась на пол и нагнула голову, чтобы заглянуть под кровать.
— Дай мне, пожалуйста, свечу, — попросила она. Слабого огонька свечи оказалось достаточно, чтобы разглядеть книгу, которая лежала под кроватью. Зеленый кожаный переплет слегка запылился, но Истлин сразу узнал тетрадь, которую нашел в ящике с игрушками.
Просунув руку под кровать. Ист попытался дотянуться до книги, но смог только коснуться ее кончиками пальцев. Наконец Истлину удалось вытащить книгу. Он присел на кровать с книгой на коленях, и Софи устроилась рядом, заглядывая ему через плечо.
— Совершенно точно, ты взял дневник Абигайл. Хотя я понимаю, почему ты принял его за мои записи. У нас действительно похожи почерки.
Ист рассеянно кивнул и принялся листать страницы, бегло проглядывая записи.
— Здесь нет никаких детских историй.
Софи поднесла свечу поближе, чтобы лучше разглядеть. Ей удалось разобрать отдельные слова, пока Истлин перелистывал тетрадь, но общий смысл записок оставался неясен.
— Что ты ищешь? — спросила Софи. — Может быть, лучше прочитать все по порядку?
— Я ищу имена Дансмора, Тремонта, твое имя. — Хотя везде в записках стояли даты, ни Ист, ни Софи не знали, когда именно Абигайл могла узнать то, из-за чего ее жизнь оказалась в опасности.
— Моя кузина обращалась к Гарольду «милый», — вспомнила вдруг Софи. — Она всегда называла его так, и я сомневаюсь, чтобы она как-то иначе именовала его в своем дневнике. Тремонта она звала «отец», с тех пор как вышла за Гарольда, а меня называла Фиа. Так произносила мое имя Эсми, и Абигайл приходила в восторг.
Ист передал Софи тетрадь и взял у нее из рук свечу.
— Ты найдешь то, что я ищу, гораздо быстрее, чем я.
Софи принялась внимательно просматривать записи в дневнике, медленно перелистывая страницы. Ее лицо оставалось бесстрастным, выражая полную сосредоточенность. Иногда ее губы приоткрывались, как будто Софи беззвучно произносила какие-то слова, но в комнате по-прежнему царила тишина, прерываемая лишь шелестом переворачиваемых страниц да треском от пламени свечи. Так прошло более четверти часа.
— Ты что-то нашла? — спросил Истлин, заметив, что Софи застыла над одной из страниц. — Прочитай мне, Софи.
Леди София кивнула, крепко сжимая в руках тетрадь, как будто боялась выронить ее, и начала читать:
— «Ни одна женщина не может с уверенностью сказать, что способна заглянуть в сердце мужчины, которого она любит, пока этот мужчина не стал ее мужем. Жаль, что я поняла это слишком поздно. Счастливый и волнующий период ухаживания обещает так много, но никогда не знаешь, что за ним последует. Теперь мне кажется, что это лишь пустая условность, которая не имеет ничего общего с реальной жизнью в браке. Я не знаю, как вести себя со своим мужем, поскольку мне абсолютно недоступны ни его мысли, ни склонности. Порой он впадает в такую ярость, что я просто боюсь его. Остается только гадать, какое наказание придумал бы он для меня, вздумай я высказать вслух то, о чем пишу в дневнике». — Софи закашлялась, а затем объяснила: — Это что-то вроде вступления. Следующие записи сделаны позднее. Через несколько часов, а может, и через несколько дней. Там у Абигайл даже почерк немного другой, более размашистый, да и чернила другого оттенка. Наверное, она взяла новую бутылочку.
Софи глубоко вздохнула, затем продолжала чтение:
— «Я убедилась, что мне лучше самой присматривать за детьми, потому что их отец и дед ведут себя порой настолько странно, что это меня пугает. Теперь мне кое-что известно об их делах. Как бы мне хотелось и дальше оставаться в неведении. Иногда я не могу отделаться от мысли, что пятно бесчестия ложится и на моих детей. Смогут ли они сохранить невинность, когда в их жилах течет дурная кровь? В этом доме есть только одна невинная душа, и с каждым днем мне все тяжелей смотреть ей в глаза. Бывают моменты, когда мне кажется, что она подозревает правду и специально ждет своего часа, чтобы наказать их, наказать нас всех. Временами, когда на меня вдруг нисходит спокойствие, я начинаю сомневаться, так ли это, и понимаю, что всему виной мои фантазии. Ну какие обвинения она могла бы бросить в лицо моей семье, даже если бы знала правду так же хорошо, как я? Она редко говорит о своем покойном родителе и почти никогда не упоминает о том несчастном случае, который приковал его к постели. Возможно, потому, что ей не с кем поделиться своим горем, а лживые и лицемерные изъявления сочувствия ей претят. И как у моего свекра поворачивается язык произносить слова соболезнования, когда он отлично знает, что сам убил своего кузена. У отца хватает наглости публично заявлять, что он стрелял в графа, после того как в доверительной беседе он признался, что это было сделано намеренно, по велению совести. Так, значит, его совесть допускает убийство?»
— Я не могу больше читать. — Софи уронила тетрадь на колени.
Истлин обнял жену за плечи и бережно прижал к себе. Она приникла к его груди и замерла, не произнося ни слова. Ее глаза оставались сухими, но мучительный спазм в горле мешал ей говорить.
— Довольно, Софи, — мягко остановил ее Ист. — Больше не нужно читать.
— Как ты думаешь, дневник может служить доказательством? — спросила она, закрыв дневник Абигайл. Истлин не сразу ответил.
— Дайте мне точку опоры и рычаг подлиннее, и я переверну мир. Так, кажется, говорил Архимед? Стопка книг внизу в гостиной — наша точка опоры, а дневник, — Ист взял в руки тетрадь Абигайл и поднял ее вверх, — наш рычаг.
— И что же ты собираешься делать? — Софи бросила на Иста вопросительный взгляд.
Лицо Истлина выражало холодную решимость. Он горько усмехнулся и ответил:
— Опубликовать их, Софи. Книги на то и существуют, чтобы их читали.
Глава 16
— Я сказала тебе тогда, что, по моим наблюдениям, если человек что-то задумал, то рано или поздно он добьется своего.
— Ты имела в виду смерть своего отца, — кивнул Истлин. — Но, может быть, у тебя вызывала безотчетную тревогу и приверженность леди Дансмор к наркотику. Возможно, состояние виконтессы вызывало у тебя мучительные воспоминания о том, что произошло с твоим отцом.
Софи опустила глаза. Руки Истлина no-прежнему сжимали ее пальцы, и она наконец почувствовала исходящее от них тепло.
— Я не верила, что он может попытаться убить Абигайл. Просто не могла себе такого представить. Я ненавидела его за то, что он приложил руку к гибели моего отца, но мотивы убийства оставались для меня понятны. Какими бы низкими ни казались его побуждения, я знала, что людям — и мужчинам, и женщинам — свойственно стремиться к обладанию тем, что принадлежит другому. Если бы миссис Сойер попыталась погубить свою соперницу, ее поведение можно объяснить, но ведь то, что случилось с Абигайл, началось задолго до того, как в жизни Гарольда появилась другая женщина.
— Когда же все началось?
Софи задумалась, прежде чем ответить.
— Пожалуй, после того, как родилась Эсми. Я не припоминаю, чтобы раньше она жаловалась на головные боли или пила какие-нибудь порошки. Но в то время я не так часто бывала в ее обществе. И все же мне кажется, что тогда она чувствовала себя гораздо лучше.
— Эсми четыре года?
— Да.
— Значит, она родилась незадолго до того, как умер твой отец?
— За семь месяцев до его смерти. — Софи нахмурилась. — О чем ты думаешь. Ист?
Истлин ответил не сразу, подождав, пока его мысль обретет законченную форму. Он бережно взял в руки холодные пальцы Софи и снова попытался их согреть.
— Я думаю, что, возможно, леди Дансмор знала наверняка то, о чем мы с тобой только строим догадки.
— Она не жила в Тремонт-Парке, когда стреляли в моего отца.
— Ей необязательно было присутствовать, чтобы знать, как произошло преступление. Кто-то мог ей обо всем рассказать, хотя и маловероятно. Или же она могла невольно подслушать чей-то разговор, вовсе не предназначенный для ее ушей. Тебе ведь тоже доводилось слышать из коридора, как Тремонт, завершись в кабинете, готовит свои речи.
Софи легко могла вообразить, как Абигайл останавливается перед дверью в кабинет, чтобы послушать, о чем так громко разговаривают Тремонт и Гарольд.
— Она могла узнать не только правду о той охоте, которая привела к смерти моего отца, но и гораздо больше. — Взгляд Софи остановился на расчетных книгах, лежавших стопкой на столе. — Вполне возможно, что ей стало известно кое-что и о них, — указала она на записи.
— Да. Вполне вероятно, что так и было, — кивнул Ист.
— Ты думаешь, она выступила против Гарольда? Должно быть, он понял, что она действительно представляет для него опасность, иначе он не стал бы пытаться ее устранить.
Раньше Истлин не принимал в расчет, что его борьба с Дансмором и «Орденом епископов» может подвергнуть опасности виконтессу. Теперь же оказалось, что сама жизнь Абигайл стояла под угрозой. Единственным выходом представлялось вывезти ее и детей из дома на Боуден-стрит, прежде чем епископам и ее мужу будет брошен вызов.
Ист выпустил руку Софи и направился к столику. Взяв стопку расчетных книг, он дал верхнюю из них Софи, другую взял себе, остальные положил на пол рядом с кушеткой.
— Ты их все просмотрела? — спросил он.
— Да.
— И как бы ты ответила на вопрос, который я тебе задал? Принадлежит Дансмор к кругу епископов или нет?
— Твой вопрос напоминает загадку. Гарольд и принадлежит к их кругу, и не входит в него одновременно.
— А теперь назови мне разгадку.
— Гарольд не стоит рядом с другими плечом к плечу, поэтому он и не входит в круг. Все обращены к нему лицом, потому что он находится в центре их круга, то есть принадлежит к кругу епископов, хотя и не входит в него.
Истлин одобрительно улыбнулся:
— И как тебе удалось догадаться?
— Я не сразу пришла к такому выводу, — объяснила Софи. — Несмотря на твои последние слова, я не могла выбросить из головы мысль о том, что «Орден епископов» стоит на страже интересов Тремонта и служит ему. Потом я решила, что, возможно, Хелмсли держит всех в подчинении. Он обладает большим влиянием, у него довольно длинная и успешная политическая карьера, и занимаемый им пост в правительстве выше, чем у остальных. После того как я не нашла никаких подтверждений, что епископами управляет Хелмсли, я внимательно изучила расчетную книгу Барлоу, поскольку ты говорил, что он тоже некогда занимал пост архиепископа. В конце концов, я взяла записи Гарольда и неожиданно поняла, по какому принципу производятся денежные отчисления и выплаты.
— Ты гораздо быстрее пришла к нужному выводу, нежели я, — констатировал Истлин. — Книга Дансмора первой оказалась у меня в руках. К тому времени как я просмотрел все остальные, я уже в точности не помнил первую книгу.
— Но и ты пришел к такому же заключению?
— Да.
— Гарольд получает деньги от всех остальных.
— Напоминает шантаж, Софи, как бы неприятно это ни звучало. Дансмор шантажирует их всех, включая собственного отца. Вот посмотри. — Ист открыл книгу, лежавшую на коленях у Софи, и ткнул пальцем в первую попавшуюся строку. — «Гилхед», сто фунтов. — Затем маркиз заглянул в свою книгу. — Сто пятьдесят фунтов вложено в то же торговое судно на следующий день. У меня в руках книга Харта, а у тебя?
— Тремонта.
Носком сапога Истлин разворошил стопку книг на полу. В самом низу он обнаружил журнал Дансмора и поднял его. Ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы найти нужную запись.
— Вот тут зарегистрировано, что произведена выплата в сто фунтов: «Т. „Гилхед“„. И еще одна пометка: „Х.А. «Гилхед“, сто пятьдесят фунтов. Я думаю, буквами «X. А.“ Дансмор обозначил Харта, чтобы не перепутать его с Хелмсли.
— А почему «Гилхед»? — спросила Софи.
— Так называется корабль, который доставляет грузы в Индию. Многие записи касаются торговых судов. А Дансмор имеет обыкновение аккуратно записывать, кто из епископов и сколько ему выплачивает, это позволяет ему контролировать выплаты. Некоторые записи в книгах отражают действительные денежные вложения в различные морские перевозки, но я уверен, что Дансмор получал определенную долю со всех сделок. Он вкладывал деньги сам в те же самые предприятия, поэтому легко мог узнать, когда его жертвы выигрывали, а когда — терпели убытки.
— Некоторые из кораблей заняты перевозкой рабов?
— Да. — Ист перелистал несколько страниц из записей Харта. — Вот здесь «Крестоносец» и «Валенсия». Их капитаны — известные работорговцы. Судя по записям, епископы вкладывали деньги в оба судна, а позднее выплачивали Дансмору часть прибыли.
— Черт побери, — прошептала Софи. — Вот проклятие. — Она захлопнула книгу и подняла глаза на Иста. — Почему все же Гарольд имеет над ними такую власть? Неужели дело действительно в смерти моего отца? — предположила Софи.
— Я подозреваю, что все началось именно тогда. Невозможно знать все подробности преступления, не участвуя в охоте. Но, может быть, Гарольд поначалу и не догадывался, что роковой выстрел тщательно спланирован. Виконт мог спокойно наблюдать за происходящим, не имея никакого касательства к подготовке события.
— Он стал соучастником преступления, поскольку промолчал о нем.
— Я согласен. В моих глазах он такой же преступник, как и другие, хотя закон его и оправдывает. Я подозреваю, что со смертью твоего отца Гарольд начал свое грязное дело, а потом вошел во вкус. С годами его власть над епископами только укрепилась. Чем больше они платили ему, тем ненасытнее он становился. На их деньги Дансмор выведывал все об их деловых связях, пороках и слабостях, об их постыдных тайнах. Возможно, виконт знает об «Ордене» гораздо больше, чем кто-либо другой, не посвященный в епископы.
— Я не понимаю, почему они до сих пор его не убили.
— Я думаю, что Дансмор позаботился о том, чтобы спрятать все обличающие епископов документы в надежном месте.
— Мне кажется, такого места просто не существует. Ты довольно легко добрался до всей их отчетности. — Софи покачала головой и показала на украденные книги.
Ист не стал разубеждать Софи, что добраться до книг удалось не так легко. Ему не хотелось лишний раз упоминать о том, что некоторые поручения, выполняемые им для полковника Блэквуда, не обходились без риска.
— В своем доме действительно трудно что-либо надежно спрятать, — подтвердил маркиз. — Гораздо умнее хранить свое сокровище где-нибудь вне дома. На месте Дансмора я бы вручил документы нотариусу, сопроводив распоряжением предать их гласности в случае своей безвременной кончины. Поскольку речь идет о тайном обществе и никогда нельзя полностью доверять тем, с кем ты имеешь дело, я бы сделал копии и передал их властям.
— Я не уверена, что Гарольд настолько умен. Ты считаешь, он способен до такого додуматься?
— Он все еще жив, Софи. Возможно, он придумал другой способ решения проблемы, но он по-прежнему шантажирует членов «Ордена», а значит, хорошо взвесил свои возможности и выработал какой-то план.
— Теперь они все знают, что их книги пропали, Ист. Почему же никто из них не пришел за своими записями?
— Потому что они не знают, что пропали все книги. Я сомневаюсь, что епископы рассказали друг другу о пропаже. А ты? Следует иметь в виду, что ключом ко всем записям служит расчетная книга Дансмора. Без нее их бумаги абсолютно безобидны. Некоторые из владельцев книг вообще не будут особенно обеспокоены. Пендрейк, например, держал свои записи совершенно открыто вместе с другими бумагами и счетами. Его нисколько не волновало, что кто-то может заглянуть в них и ознакомиться с их содержанием.
Нервное возбуждение не давало Софи оставаться на месте. Она вскочила с кушетки и направилась к камину. Взяв в руки кочергу, принялась помешивать угли, чтобы хоть чем-то себя занять.
— Я просто не могу поверить, что главным кукловодом оказался Гарольд, а не его отец. Мне всегда казалось, что он предпочитает оставаться в тени Тремонта.
— Возможно, так ему удобнее.
— Наверное, ты прав. — Софи обернулась к Исту и улыбнулась: — Теперь я понимаю, почему Тремонт пытался так настойчиво выгодно выдать меня замуж. Он предвкушал, как ему удастся припрятать кое-какие деньги, вместо того чтобы выплачивать их собственному сыну.
— Я уверен, что именно так и было. Дансмор не вкладывает в имение ни пенни.
— Представляю, как это возмущает Тремонта. В конце концов, он выстрелил в моего отца не только ради себя самого. Когда-нибудь титул и поместье должен был унаследовать его сын. — Софи отложила кочергу и остановилась в задумчивости у камина. — Думаешь, Тремонт знает, что вытворяет Гарольд с Абигайл?
— Скорее, он, так же как прежде и мы, пребывает в заблуждении, что леди Дансмор сама употребляет наркотик.
— Что же будет с ней. Ист? И что будет с детьми? Если ты попытаешься разоблачить Гарольда, то он решит, что его выдала Абигайл. Страшно даже представить себе, что он способен сделать с ней в отместку. Я не хочу брать на душу такой грех.
— Я уже решил, что ее нужно забрать с Боуден-стрит.
— Роберта и Эсми тоже.
— Конечно.
— Где же им укрыться?
— В надежном месте. Доверься мне.
— Хорошо. — Софи заколебалась. — Я могла бы помочь тебе.
— Не думаю.
— Дети доверяют мне. А тебя они не знают.
Истлин решил, что настало время рассказать Софи о своей встрече с Робертом Колли.
— Не совсем так. Думаю, Роберт меня запомнил. — Он знал, что его история может расстроить Софи, ведь он пробрался в детскую и потревожил сон мальчика, но Истлин никак не думал, что его рассказ способен вызвать у нее поток слез. — Я не хотел будить малыша, — оправдывался он, — но я хотел вернуть ему солдатиков, иначе его бы непременно обвинили в исчезновении расчетной книги.
Софи улыбнулась Исту сквозь слезы:
— Не обращай внимания. Наверное, я просто скучаю по детям. Ты даже не представляешь, как тяжело мне было, когда меня заперли от них почти на месяц. Я слышала, как они шептались в холле. Иногда Эсми просовывала свои рисунки мне под дверь. Конечно, они ничего не понимали, но, мне кажется, они думали, что я совершила нечто ужасное и меня наказали, надолго заперев в комнате. Я обрадовалась, когда Тремонт заставил меня уехать вместе с ним в Тремонт-Парк.
— Роберт будет счастлив снова встретиться с тобой, — заверил маркиз. — Я думаю, его сестренка тоже. — Софи шмыгнула носом, а потом полезла в карман сюртука Истлина за носовым платком. Когда она успокоилась, Ист отвел ее обратно на кушетку, затем нагнулся, поднял с пола книги и положил их на стол.
— Мне так и не удалось найти твой дневник, — вздохнул Истлин. — Я поискал его в карете и у себя дома. Не похоже, чтобы я его потерял. Мне казалось, что я принес тетрадь сюда вместе с остальными книгами. Ты не находила ее?
— Нет. А где ты взял дневник?
— В доме на Боуден-стрит.
— Невозможно. Если бы в Тремонт-Парке, тогда еще понятно, но только не на Боуден-стрит. Я все забрала оттуда, когда уезжала из города.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. Все мои дневники пронумерованы. Почему ты решил, что дневник — мой? Ты читал его?
— Нет. Я только приоткрыл его. Я нашел тетрадь, когда возвращал солдатиков Роберта в ящик с игрушками. Я подумал, что тебе будет приятно получить назад свои записки, поэтому и прихватил их.
— Если ты нашел дневник там, видимо, это одна из тетрадок Абигайл.
— Она ведет дневник?
— Вела когда-то. Иногда она сочиняла всякие истории для детей. Наверное, ты нашел одну из таких тетрадей.
Ист ничего не ответил. Старательно что-то обдумывая, он уставился неподвижно в одну точку и сощурил глаза.
— Что такое? — спросила Софи, заметив, как Ист взъерошил волосы привычным жестом, означающим, что он до чего-то додумался. Но Истлин, казалось, не слышал ее.
— Я не совсем уверен, — пробормотал он.
— Может быть, если ты скажешь вслух…
Истлин нахмурился и вздохнул, прежде чем заговорить:
— Что, если с самого начала дневник лежал в тайнике вместе с книгой Дансмора? А Роберт нашел его, когда прятал там своих солдатиков.
— Он не смог бы разобрать почерк. Но он вполне мог принять тетрадь за одну из книжек со сказками, которые любила записывать его мама.
— Да. И тогда он принес ее к себе в комнату. Интересно, почему Дансмор хранил дневник Абигайл в тайнике вместе со своими записями? — Ист пристально посмотрел на Софи и понял, что она догадалась, о чем он думает. — Мы должны найти дневник.
Софи немедленно поднялась с кушетки.
— Если ты действительно принес его сюда, то он должен находиться в доме. — Она выскользнула из гостиной и поспешила к лестнице. Ист шел следом. На пороге спальни она остановилась. — Подожди-ка минутку. Мы должны повторить все в точности так, как в ту ночь, после бала у посла. — И не дождавшись согласия Иста, впорхнула в комнату и закрыла за собой дверь.
Тяжко вздохнув, Ист согнул одну руку, как будто держал под мышкой стопку книг. Другой рукой он взялся за дверную ручку и слегка повернул ее. Софи тут же распахнула дверь и втянула маркиза в комнату. Ее поцелуй не казался таким требовательным и нетерпеливым, как две недели назад, но она обвила его шею руками так же страстно, как тогда, и Истлину пришлось крепче прижать к себе стопку воображаемых книг.
— И что произошло дальше? — прошептала Софи, внезапно прервав поцелуй.
— Насколько я помню, ты довольно недвусмысленно дала мне понять, что желаешь видеть меня у себя в постели.
Софи кивнула и потянула Истлина в сторону кровати. В ее порыве заключалось скорее нетерпение, чем страсть. Ее губы почти касались губ Иста.
— Не слишком-то удобно так пятиться, ты не находишь? — спросила она. — А тогда разве было так же?
— Я не заметил, — ответил Истлин. — Он опустил голову и обнаружил, что больше не держит руку согнутой. — Здесь я уронил книги, — добавил он.
— Здесь? У самой кровати? — спросила Софи, отпуская шею Иста.
— Да… и одна из тетрадей еще начала падать… и я… — Ист сел на корточки и начал шарить рукой под кроватью. — Я помню, как прижал ее коленом к кровати, чтобы она не грохнулась на пол и не разбудила твою тетю.
Софи тоже опустилась на пол и нагнула голову, чтобы заглянуть под кровать.
— Дай мне, пожалуйста, свечу, — попросила она. Слабого огонька свечи оказалось достаточно, чтобы разглядеть книгу, которая лежала под кроватью. Зеленый кожаный переплет слегка запылился, но Истлин сразу узнал тетрадь, которую нашел в ящике с игрушками.
Просунув руку под кровать. Ист попытался дотянуться до книги, но смог только коснуться ее кончиками пальцев. Наконец Истлину удалось вытащить книгу. Он присел на кровать с книгой на коленях, и Софи устроилась рядом, заглядывая ему через плечо.
— Совершенно точно, ты взял дневник Абигайл. Хотя я понимаю, почему ты принял его за мои записи. У нас действительно похожи почерки.
Ист рассеянно кивнул и принялся листать страницы, бегло проглядывая записи.
— Здесь нет никаких детских историй.
Софи поднесла свечу поближе, чтобы лучше разглядеть. Ей удалось разобрать отдельные слова, пока Истлин перелистывал тетрадь, но общий смысл записок оставался неясен.
— Что ты ищешь? — спросила Софи. — Может быть, лучше прочитать все по порядку?
— Я ищу имена Дансмора, Тремонта, твое имя. — Хотя везде в записках стояли даты, ни Ист, ни Софи не знали, когда именно Абигайл могла узнать то, из-за чего ее жизнь оказалась в опасности.
— Моя кузина обращалась к Гарольду «милый», — вспомнила вдруг Софи. — Она всегда называла его так, и я сомневаюсь, чтобы она как-то иначе именовала его в своем дневнике. Тремонта она звала «отец», с тех пор как вышла за Гарольда, а меня называла Фиа. Так произносила мое имя Эсми, и Абигайл приходила в восторг.
Ист передал Софи тетрадь и взял у нее из рук свечу.
— Ты найдешь то, что я ищу, гораздо быстрее, чем я.
Софи принялась внимательно просматривать записи в дневнике, медленно перелистывая страницы. Ее лицо оставалось бесстрастным, выражая полную сосредоточенность. Иногда ее губы приоткрывались, как будто Софи беззвучно произносила какие-то слова, но в комнате по-прежнему царила тишина, прерываемая лишь шелестом переворачиваемых страниц да треском от пламени свечи. Так прошло более четверти часа.
— Ты что-то нашла? — спросил Истлин, заметив, что Софи застыла над одной из страниц. — Прочитай мне, Софи.
Леди София кивнула, крепко сжимая в руках тетрадь, как будто боялась выронить ее, и начала читать:
— «Ни одна женщина не может с уверенностью сказать, что способна заглянуть в сердце мужчины, которого она любит, пока этот мужчина не стал ее мужем. Жаль, что я поняла это слишком поздно. Счастливый и волнующий период ухаживания обещает так много, но никогда не знаешь, что за ним последует. Теперь мне кажется, что это лишь пустая условность, которая не имеет ничего общего с реальной жизнью в браке. Я не знаю, как вести себя со своим мужем, поскольку мне абсолютно недоступны ни его мысли, ни склонности. Порой он впадает в такую ярость, что я просто боюсь его. Остается только гадать, какое наказание придумал бы он для меня, вздумай я высказать вслух то, о чем пишу в дневнике». — Софи закашлялась, а затем объяснила: — Это что-то вроде вступления. Следующие записи сделаны позднее. Через несколько часов, а может, и через несколько дней. Там у Абигайл даже почерк немного другой, более размашистый, да и чернила другого оттенка. Наверное, она взяла новую бутылочку.
Софи глубоко вздохнула, затем продолжала чтение:
— «Я убедилась, что мне лучше самой присматривать за детьми, потому что их отец и дед ведут себя порой настолько странно, что это меня пугает. Теперь мне кое-что известно об их делах. Как бы мне хотелось и дальше оставаться в неведении. Иногда я не могу отделаться от мысли, что пятно бесчестия ложится и на моих детей. Смогут ли они сохранить невинность, когда в их жилах течет дурная кровь? В этом доме есть только одна невинная душа, и с каждым днем мне все тяжелей смотреть ей в глаза. Бывают моменты, когда мне кажется, что она подозревает правду и специально ждет своего часа, чтобы наказать их, наказать нас всех. Временами, когда на меня вдруг нисходит спокойствие, я начинаю сомневаться, так ли это, и понимаю, что всему виной мои фантазии. Ну какие обвинения она могла бы бросить в лицо моей семье, даже если бы знала правду так же хорошо, как я? Она редко говорит о своем покойном родителе и почти никогда не упоминает о том несчастном случае, который приковал его к постели. Возможно, потому, что ей не с кем поделиться своим горем, а лживые и лицемерные изъявления сочувствия ей претят. И как у моего свекра поворачивается язык произносить слова соболезнования, когда он отлично знает, что сам убил своего кузена. У отца хватает наглости публично заявлять, что он стрелял в графа, после того как в доверительной беседе он признался, что это было сделано намеренно, по велению совести. Так, значит, его совесть допускает убийство?»
— Я не могу больше читать. — Софи уронила тетрадь на колени.
Истлин обнял жену за плечи и бережно прижал к себе. Она приникла к его груди и замерла, не произнося ни слова. Ее глаза оставались сухими, но мучительный спазм в горле мешал ей говорить.
— Довольно, Софи, — мягко остановил ее Ист. — Больше не нужно читать.
— Как ты думаешь, дневник может служить доказательством? — спросила она, закрыв дневник Абигайл. Истлин не сразу ответил.
— Дайте мне точку опоры и рычаг подлиннее, и я переверну мир. Так, кажется, говорил Архимед? Стопка книг внизу в гостиной — наша точка опоры, а дневник, — Ист взял в руки тетрадь Абигайл и поднял ее вверх, — наш рычаг.
— И что же ты собираешься делать? — Софи бросила на Иста вопросительный взгляд.
Лицо Истлина выражало холодную решимость. Он горько усмехнулся и ответил:
— Опубликовать их, Софи. Книги на то и существуют, чтобы их читали.
Глава 16
— А почему мы не можем просто взять и перестрелять их всех? — Лорд Нортхем изящным движением вытащил карту и бросил ее на стол. — Твое самообладание, Ист, достойно восхищения, но я не понимаю, какой смысл слыть первоклассным стрелком, если не собираешься использовать свое искусство.
— Я за то, чтобы перестрелять их. — Уэст сделал свой ход и забрал взятку.
— Да, совет неплохой, — проговорил Саутертон, кладя карту на стол. — Правда, противников довольно много, поэтому начинать вам придется чертовски рано, лучше еще до рассвета. Боюсь, здесь я вам не помощник. Слишком уж я люблю поспать.
Саут тут же оказался под прицельным огнем взглядов. Три пары глаз внимательно и серьезно изучали его. Но виконт, казалось, вовсе не смутился. Если им хотелось, чтобы еще до полудня он поднялся со своего ложа, ни к чему тогда было так настойчиво предлагать свою помощь в поисках мисс Парр. Какой мужчина согласится вылезти из постели, если в ней все еще остается такая женщина?
— Твой ход. Ист, — невозмутимо проговорил Саут. — И постарайся сохранить все масти на руках.
Истлин аккуратно положил свою карту поверх других, уже лежащих на столе, и бросил на Саута внимательный взгляд.
— Возможно, нам все же придется сделать парочку выстрелов.
— Только не говори, что тебя такой поворот дела радует, Саут. — Норт пошел с козыря и забрал взятку. — Вся операция дьявольски неприятна. К тому же у нас будет масса проблем с женщинами, одна из которых, конечно же, твоя мать. Тебе следовало бы подумать, прежде чем соглашаться помочь Исту.
Саут сделал вид, что обдумывает мудрый совет Норта.
— У тебя ведь достанет жестокости позволить мне выжить, не так ли? — бросил он лукавый взгляд на Истлина. Насмешливая улыбка Иста говорила сама за себя.
— Черт побери, приятель, да у тебя совсем нет совести.
Под общий смех Саут сделал знак лакею подать им напитки. Игра возобновилась. К тому моменту как их стол уставили выпивкой и закуской, четверо друзей уже сложили свои карты.
Клуб, переполненный завсегдатаями, гудел от разговоров и смеха, что не мешало приятелям вести свою беседу. Как и обычно, когда им нужно обсудить важные дела, друзья старались не привлекать внимания окружающих своим нарочито серьезным видом. Если каждый из них в отдельности пользовался в обществе репутацией человека важного и солидного, то, когда они собирались все вместе, громкий и раскатистый смех не утихал за их столом. Никого в клубе их поведение не удивляло.
— Будь я проклят, если Ист снова не заговорит о ночных горшках. Ох и грязное это дело. Трудно забыть ту давнишнюю историю.
— Расчетные книги могли бы сыграть ту же роль, в особенности если Ист предаст гласности их содержание, — высказал свое мнение Уэст.
— Я за то, чтобы перестрелять их. — Уэст сделал свой ход и забрал взятку.
— Да, совет неплохой, — проговорил Саутертон, кладя карту на стол. — Правда, противников довольно много, поэтому начинать вам придется чертовски рано, лучше еще до рассвета. Боюсь, здесь я вам не помощник. Слишком уж я люблю поспать.
Саут тут же оказался под прицельным огнем взглядов. Три пары глаз внимательно и серьезно изучали его. Но виконт, казалось, вовсе не смутился. Если им хотелось, чтобы еще до полудня он поднялся со своего ложа, ни к чему тогда было так настойчиво предлагать свою помощь в поисках мисс Парр. Какой мужчина согласится вылезти из постели, если в ней все еще остается такая женщина?
— Твой ход. Ист, — невозмутимо проговорил Саут. — И постарайся сохранить все масти на руках.
Истлин аккуратно положил свою карту поверх других, уже лежащих на столе, и бросил на Саута внимательный взгляд.
— Возможно, нам все же придется сделать парочку выстрелов.
— Только не говори, что тебя такой поворот дела радует, Саут. — Норт пошел с козыря и забрал взятку. — Вся операция дьявольски неприятна. К тому же у нас будет масса проблем с женщинами, одна из которых, конечно же, твоя мать. Тебе следовало бы подумать, прежде чем соглашаться помочь Исту.
Саут сделал вид, что обдумывает мудрый совет Норта.
— У тебя ведь достанет жестокости позволить мне выжить, не так ли? — бросил он лукавый взгляд на Истлина. Насмешливая улыбка Иста говорила сама за себя.
— Черт побери, приятель, да у тебя совсем нет совести.
Под общий смех Саут сделал знак лакею подать им напитки. Игра возобновилась. К тому моменту как их стол уставили выпивкой и закуской, четверо друзей уже сложили свои карты.
Клуб, переполненный завсегдатаями, гудел от разговоров и смеха, что не мешало приятелям вести свою беседу. Как и обычно, когда им нужно обсудить важные дела, друзья старались не привлекать внимания окружающих своим нарочито серьезным видом. Если каждый из них в отдельности пользовался в обществе репутацией человека важного и солидного, то, когда они собирались все вместе, громкий и раскатистый смех не утихал за их столом. Никого в клубе их поведение не удивляло.
— Будь я проклят, если Ист снова не заговорит о ночных горшках. Ох и грязное это дело. Трудно забыть ту давнишнюю историю.
— Расчетные книги могли бы сыграть ту же роль, в особенности если Ист предаст гласности их содержание, — высказал свое мнение Уэст.