Страница:
— Великолепно, — насмешливо откликнулся маркиз. — Надеюсь, полковник, вы не намерены оттачивать на мне свое остроумие сегодня утром. Боюсь, в таком случае меня ожидает головная боль пострашнее вчерашней.
— Прости меня. — Полковник нацепил очки, сдвинул их на кончик носа и теперь смотрел на Истлина поверх золотой оправы. — Я думаю, что подробности жизни покойного графа Колли не имеют никакого значения сейчас, когда вы уже уладили дело с леди Софией.
Блэквуд замолчал, сохраняя бесстрастное выражение лица, и ждал, пока Истлин попадет в расставленную им ловушку. Однако маркиз быстро оценил комичность ситуации.
— Я оказался бы никуда не годным учеником, если бы попался на эту уловку. Боюсь, полковник, вы будете разочарованы.
— Сражен своею собственной стрелой. — Блэквуд тяжело вздохнул.
Улыбка осветила лицо Истлина. Нечасто выпадает удача посадить в лужу полковника Блэквуда.
— Вы можете рассказать мне о покойном графе или промолчать. Вряд ли у меня будут причины искать общества леди Софии снова. После нашего вчерашнего разговора я могу свободно опровергать все слухи, не опасаясь поставить ее в затруднительное положение. А она, в свою очередь, с самого начала могла так поступать.
— Ее родные могут не разделять вашу точку зрения.
— Возможно. Но я уверен, она сумеет их укротить.
— Но ведь ты для нее — весьма подходящая партия. Тремонт располагает…
— Леди София так не думает, — отрицательно покачал головой Истлин, не давая полковнику продолжить.
— Что? — Блэквуд поправил очки на своем орлином носу и изумленно воззрился на Иста. — Повтори-ка, что ты сказал.;
— Леди София считает, что мы не подходим друг другу, хотя я думаю, она имеет в виду, что я ей не подхожу. Я смутно припоминаю, как рассказывал вам, что она считает меня убийцей. К тому же еще картежником и пьяницей.
— И ты говоришь серьезно?
— Абсолютно. И она также.
— Но ведь ты довольно богат. — Полковник насупился, всем своим видом выражая неодобрение.
— Не думаю, что она придает значение деньгам. Подобное обстоятельство в ее глазах не уменьшает моих недостатков.
— Вряд ли Дансмор считает так же, — заверил Блэквуд. — У него долги. И насколько я знаю, довольно значительные. Да плюс неудачные финансовые операции.
Истлин особенно не удивился. Еще до того, как полковник прямо указал на долги Дансмора, Ист подумал, что образ жизни покойного графа не способствовал наполнению карманов его наследников.
— Леди София не производит впечатления человека, собирающегося переложить финансовые проблемы своей семьи на мои плечи.
— Но кто-то сделал такую попытку, — напомнил Блэквуд.
— Да. Но явно не она сама. Дансмор, да, пожалуй, и Тремонт, возможно, не прочь воспользоваться слухами, но, как я уже говорил, я искренне сомневаюсь, что они могли послужить их источником.
Полковник имел свои соображения насчет того, кто мог распространять слухи о помолвке, но он не стал делиться ими с Истлином.
Блэквуд мог бы сделать ставку на Саута или Уэста, хотя и они вряд ли посвящены в то дело, о котором он вопреки своему желанию собирался просить Иста.
— Когда ты собираешься встретиться с этим человеком?
— Скоро.
— У меня есть особое поручение для тебя. Ист. Если его выполнение непременно потребует кровопролития, я хотел бы, чтобы пролилась не твоя кровь.
— Меня всегда искренне трогала ваша забота, полковник, — ответил Истлин, растягивая слова. Теперь он сидел совершенно прямо, мгновенно переключившись на деловой тон. — Что я должен буду сделать?
— Вокруг ситуации в Сингапуре идут ожесточенные споры. Ост-Индская компания хотела бы получить контроль над данной территорией не позднее следующего года, и мне не нужно тебе говорить, как это важно для короны. Если островом удастся завладеть без лишних политических осложнений, нам будет только на пользу. Ты проследишь за положением дел, да, Ист? Ты хорошо знаешь и пьесу, и актеров. Недавнее заявление принца-регента в поддержку колонизации имело неприятные последствия и вызвало массу догадок и подозрений. В парламенте нашлось немало сомневающихся в целесообразности сингапурского предприятия, и Ост-Индская компания нуждается в более широкой поддержке.
— Вы имеете в виду военную поддержку?
— Может быть, и так.
Ист немного помолчал, обдумывая услышанное.
— Значит, мне придется вступить в переговоры с Хелмсли и Барлоу, самыми злостными клеветниками и активными противниками проекта. Боюсь, чтобы склонить их на нашу сторону, потребуется предложить им нечто существенное. Возможно, акции компании.
— Я уверен, ты знаешь, как лучше поступить. Насколько я помню, тебе удавалось найти нужные средства убеждения Барлоу, — кивнул в ответ полковник.
— Например, похитить его ночной горшок. Самое беспроигрышное начало.
Блэквуд тихонько рассмеялся. История с горшком была одной из самых его любимых.
— Ливерпул[1] фактически уже одобрил высказанное мною решение, — уведомил полковник. — Он считает, что любые шаги, направленные на переубеждение противников, принесут пользу тори.
Премьер-министру необходим последний штрих для окончательной победы, этакое перо, чтобы украсить им шляпу, подумал Истлин. Умелое руководство Ливерпула во время наполеоновских войн сыграло решающую роль и определило благополучный исход кампании, но жесткая политика, проводимая им в военное время, продолжала действовать и поныне, не встречая поддержки населения. Истлин восставал против любого курса, который ущемлял бы свободу слова или ограничивал свободу прессы.
— У премьера есть противники, — невозмутимо пояснил Ист, понимая, что его мнение вряд ли интересует полковника. — Он должен сознавать, что оппозиция растет.
— А как же иначе? Политика — его жизнь. — Полковник вопросительно изогнул бровь. — Ну что, ты займешься этим? Поговоришь с Хелмсли и Барлоу?
— Когда вы задумывали данное поручение, полковник, вы уже знали о моей помолвке? — Ист не спешил дать свое согласие, и его лицо хранило непроницаемое выражение.
Блэквуд угадал направление мысли Истлина еще до того, как тот успел закончить фразу.
— Да, знал, но новость не сыграла существенной роли, поскольку я не усматривал никакой связи между леди Софией и Тремонтом. — Полковник прекрасно понимал, что граф Тремонт, равно как Хелмсли или Барлоу, жестоко мучивший Иста в детские годы, способны сильно осложнить переговоры, а то и сорвать их вовсе. — Если ты предвидишь здесь проблемы, ты вправе отказаться от поручения. Я поговорю с Саутом, когда он вернется из Баттенберна.
Ист проявил сдержанность и не бросился заверять полковника в своем согласии потому лишь, что тот предложил кандидатуру Саутертона. Друзья могли устраивать соревнования в беге по узким улочкам Лондона или, будучи навеселе, держать пари, кто первый заснет, но они никогда не соперничали друг с другом из-за поручений Блэквуда.
— Вряд ли Саут способен испортить дело, — спокойно произнес Ист. — И я думаю, перспектива покинуть Баттенберн не слишком его огорчит.
— Саут выполняет задание в Баттенберне, — объяснил полковник. — А ты намеренно все усложняешь.
— Хорошо. Конечно, я все сделаю. Я постараюсь избежать конфликтов с Тремонтом, но все же вы должны с самого начала знать, что я не собираюсь приносить себя в жертву и вступать в брак во имя интересов Великобритании в Сингапуре, — рассмеялся Ист. Обвинение, что он все усложняет, ему частенько доводилось слышать от собственной матери.
— Я никогда и не думал об этом, — пожал плечами Блэквуд.
— А вот здесь позвольте вам не поверить, — беззлобно заявил Истлин. — Вы всегда продумываете все варианты.
— Вернее сказать, я подумал о такой возможности и отверг ее. — Блэквуд нисколько не обиделся, более того, расценил высказывание маркиза как комплимент.
— Уже ближе к истине. — Истлин поднялся. — К сожалению, мне нужно ехать, сэр. Я еще не повидался со своими матерью и отцом. Они остаются в заблуждении относительно помолвки, которой не было. Что же касается сингапурского дела, я приложу все усилия и постараюсь наладить нужные связи. Я не могу сказать сейчас, сколько времени потребуется, чтобы отстоять интересы короны и Ост-Индской компании, но вы можете не сомневаться, что я сделаю все необходимое.
— Я никогда не был ни в чем уверен так, как в тебе, Ист, — мягко уточнил полковник.
— Чрезвычайно благодарен за гостеприимство, оказанное вчера и сегодня. С вашей стороны крайне великодушно позаботиться обо мне, — поблагодарил Истлин.
Блэквуд жестом отмел изъявления благодарности.
— Пожалуйста, передай наилучшие пожелания сэру Джеймсу и твоей матери. Кажется, я не видел их целую вечность.
Родители Иста посещали светские приемы достаточно часто. Сам Гейбриел находил их довольно утомительными. Полковник же, напротив, вел затворнический образ жизни. Собственно, поэтому их пути и не пересекались.
— Я непременно передам. Они всегда справляются о вас, полковник, — улыбнулся Гейбриел.
Блэквуд, ничего не ответив, направил свое кресло к двери, чтобы проводить маркиза. В дверях полковник поднял глаза и, сохраняя невинное выражение лица, проговорил:
— Обязательно поставь меня в известность, если после повторного разговора с леди Софией тебе понадобится врач или разрешение на брак.
Глава 3
— Прости меня. — Полковник нацепил очки, сдвинул их на кончик носа и теперь смотрел на Истлина поверх золотой оправы. — Я думаю, что подробности жизни покойного графа Колли не имеют никакого значения сейчас, когда вы уже уладили дело с леди Софией.
Блэквуд замолчал, сохраняя бесстрастное выражение лица, и ждал, пока Истлин попадет в расставленную им ловушку. Однако маркиз быстро оценил комичность ситуации.
— Я оказался бы никуда не годным учеником, если бы попался на эту уловку. Боюсь, полковник, вы будете разочарованы.
— Сражен своею собственной стрелой. — Блэквуд тяжело вздохнул.
Улыбка осветила лицо Истлина. Нечасто выпадает удача посадить в лужу полковника Блэквуда.
— Вы можете рассказать мне о покойном графе или промолчать. Вряд ли у меня будут причины искать общества леди Софии снова. После нашего вчерашнего разговора я могу свободно опровергать все слухи, не опасаясь поставить ее в затруднительное положение. А она, в свою очередь, с самого начала могла так поступать.
— Ее родные могут не разделять вашу точку зрения.
— Возможно. Но я уверен, она сумеет их укротить.
— Но ведь ты для нее — весьма подходящая партия. Тремонт располагает…
— Леди София так не думает, — отрицательно покачал головой Истлин, не давая полковнику продолжить.
— Что? — Блэквуд поправил очки на своем орлином носу и изумленно воззрился на Иста. — Повтори-ка, что ты сказал.;
— Леди София считает, что мы не подходим друг другу, хотя я думаю, она имеет в виду, что я ей не подхожу. Я смутно припоминаю, как рассказывал вам, что она считает меня убийцей. К тому же еще картежником и пьяницей.
— И ты говоришь серьезно?
— Абсолютно. И она также.
— Но ведь ты довольно богат. — Полковник насупился, всем своим видом выражая неодобрение.
— Не думаю, что она придает значение деньгам. Подобное обстоятельство в ее глазах не уменьшает моих недостатков.
— Вряд ли Дансмор считает так же, — заверил Блэквуд. — У него долги. И насколько я знаю, довольно значительные. Да плюс неудачные финансовые операции.
Истлин особенно не удивился. Еще до того, как полковник прямо указал на долги Дансмора, Ист подумал, что образ жизни покойного графа не способствовал наполнению карманов его наследников.
— Леди София не производит впечатления человека, собирающегося переложить финансовые проблемы своей семьи на мои плечи.
— Но кто-то сделал такую попытку, — напомнил Блэквуд.
— Да. Но явно не она сама. Дансмор, да, пожалуй, и Тремонт, возможно, не прочь воспользоваться слухами, но, как я уже говорил, я искренне сомневаюсь, что они могли послужить их источником.
Полковник имел свои соображения насчет того, кто мог распространять слухи о помолвке, но он не стал делиться ими с Истлином.
Блэквуд мог бы сделать ставку на Саута или Уэста, хотя и они вряд ли посвящены в то дело, о котором он вопреки своему желанию собирался просить Иста.
— Когда ты собираешься встретиться с этим человеком?
— Скоро.
— У меня есть особое поручение для тебя. Ист. Если его выполнение непременно потребует кровопролития, я хотел бы, чтобы пролилась не твоя кровь.
— Меня всегда искренне трогала ваша забота, полковник, — ответил Истлин, растягивая слова. Теперь он сидел совершенно прямо, мгновенно переключившись на деловой тон. — Что я должен буду сделать?
— Вокруг ситуации в Сингапуре идут ожесточенные споры. Ост-Индская компания хотела бы получить контроль над данной территорией не позднее следующего года, и мне не нужно тебе говорить, как это важно для короны. Если островом удастся завладеть без лишних политических осложнений, нам будет только на пользу. Ты проследишь за положением дел, да, Ист? Ты хорошо знаешь и пьесу, и актеров. Недавнее заявление принца-регента в поддержку колонизации имело неприятные последствия и вызвало массу догадок и подозрений. В парламенте нашлось немало сомневающихся в целесообразности сингапурского предприятия, и Ост-Индская компания нуждается в более широкой поддержке.
— Вы имеете в виду военную поддержку?
— Может быть, и так.
Ист немного помолчал, обдумывая услышанное.
— Значит, мне придется вступить в переговоры с Хелмсли и Барлоу, самыми злостными клеветниками и активными противниками проекта. Боюсь, чтобы склонить их на нашу сторону, потребуется предложить им нечто существенное. Возможно, акции компании.
— Я уверен, ты знаешь, как лучше поступить. Насколько я помню, тебе удавалось найти нужные средства убеждения Барлоу, — кивнул в ответ полковник.
— Например, похитить его ночной горшок. Самое беспроигрышное начало.
Блэквуд тихонько рассмеялся. История с горшком была одной из самых его любимых.
— Ливерпул[1] фактически уже одобрил высказанное мною решение, — уведомил полковник. — Он считает, что любые шаги, направленные на переубеждение противников, принесут пользу тори.
Премьер-министру необходим последний штрих для окончательной победы, этакое перо, чтобы украсить им шляпу, подумал Истлин. Умелое руководство Ливерпула во время наполеоновских войн сыграло решающую роль и определило благополучный исход кампании, но жесткая политика, проводимая им в военное время, продолжала действовать и поныне, не встречая поддержки населения. Истлин восставал против любого курса, который ущемлял бы свободу слова или ограничивал свободу прессы.
— У премьера есть противники, — невозмутимо пояснил Ист, понимая, что его мнение вряд ли интересует полковника. — Он должен сознавать, что оппозиция растет.
— А как же иначе? Политика — его жизнь. — Полковник вопросительно изогнул бровь. — Ну что, ты займешься этим? Поговоришь с Хелмсли и Барлоу?
— Когда вы задумывали данное поручение, полковник, вы уже знали о моей помолвке? — Ист не спешил дать свое согласие, и его лицо хранило непроницаемое выражение.
Блэквуд угадал направление мысли Истлина еще до того, как тот успел закончить фразу.
— Да, знал, но новость не сыграла существенной роли, поскольку я не усматривал никакой связи между леди Софией и Тремонтом. — Полковник прекрасно понимал, что граф Тремонт, равно как Хелмсли или Барлоу, жестоко мучивший Иста в детские годы, способны сильно осложнить переговоры, а то и сорвать их вовсе. — Если ты предвидишь здесь проблемы, ты вправе отказаться от поручения. Я поговорю с Саутом, когда он вернется из Баттенберна.
Ист проявил сдержанность и не бросился заверять полковника в своем согласии потому лишь, что тот предложил кандидатуру Саутертона. Друзья могли устраивать соревнования в беге по узким улочкам Лондона или, будучи навеселе, держать пари, кто первый заснет, но они никогда не соперничали друг с другом из-за поручений Блэквуда.
— Вряд ли Саут способен испортить дело, — спокойно произнес Ист. — И я думаю, перспектива покинуть Баттенберн не слишком его огорчит.
— Саут выполняет задание в Баттенберне, — объяснил полковник. — А ты намеренно все усложняешь.
— Хорошо. Конечно, я все сделаю. Я постараюсь избежать конфликтов с Тремонтом, но все же вы должны с самого начала знать, что я не собираюсь приносить себя в жертву и вступать в брак во имя интересов Великобритании в Сингапуре, — рассмеялся Ист. Обвинение, что он все усложняет, ему частенько доводилось слышать от собственной матери.
— Я никогда и не думал об этом, — пожал плечами Блэквуд.
— А вот здесь позвольте вам не поверить, — беззлобно заявил Истлин. — Вы всегда продумываете все варианты.
— Вернее сказать, я подумал о такой возможности и отверг ее. — Блэквуд нисколько не обиделся, более того, расценил высказывание маркиза как комплимент.
— Уже ближе к истине. — Истлин поднялся. — К сожалению, мне нужно ехать, сэр. Я еще не повидался со своими матерью и отцом. Они остаются в заблуждении относительно помолвки, которой не было. Что же касается сингапурского дела, я приложу все усилия и постараюсь наладить нужные связи. Я не могу сказать сейчас, сколько времени потребуется, чтобы отстоять интересы короны и Ост-Индской компании, но вы можете не сомневаться, что я сделаю все необходимое.
— Я никогда не был ни в чем уверен так, как в тебе, Ист, — мягко уточнил полковник.
— Чрезвычайно благодарен за гостеприимство, оказанное вчера и сегодня. С вашей стороны крайне великодушно позаботиться обо мне, — поблагодарил Истлин.
Блэквуд жестом отмел изъявления благодарности.
— Пожалуйста, передай наилучшие пожелания сэру Джеймсу и твоей матери. Кажется, я не видел их целую вечность.
Родители Иста посещали светские приемы достаточно часто. Сам Гейбриел находил их довольно утомительными. Полковник же, напротив, вел затворнический образ жизни. Собственно, поэтому их пути и не пересекались.
— Я непременно передам. Они всегда справляются о вас, полковник, — улыбнулся Гейбриел.
Блэквуд, ничего не ответив, направил свое кресло к двери, чтобы проводить маркиза. В дверях полковник поднял глаза и, сохраняя невинное выражение лица, проговорил:
— Обязательно поставь меня в известность, если после повторного разговора с леди Софией тебе понадобится врач или разрешение на брак.
Глава 3
Леди Фрэнсис Уитни Уинслоу оторвала глаза от вышивания, услышав звук открывающейся двери. Ее глаза вспыхнули, когда она узнала стройную фигуру сына.
— А-а, наконец-то. Сегодня ты хороший мальчик, не заставил меня долго ждать. Я слышала, что ты вернулся в Лондон, но не была уверена, действительно ли так, ведь ты собирался пробыть в Баттенберне по крайней мере две недели. — Приглашающим жестом леди Уинслоу похлопала по диванной подушке рядом с собой и одновременно подставила щеку для поцелуя. — И вот ты здесь, а поскольку сейчас далеко за полдень, я делаю вывод, что визит ко мне сегодня у тебя отнюдь не первый.
Весело улыбаясь, Ист наклонился и поцеловал мать в щеку. Вполне невинный упрек не огорчил его. Ему доводилось переживать бури и пострашнее.
— Ты не права, мама. Сегодня мой первый визит — к вам. А уж если быть точным, я вернулся вчера… — Истлин опустился на диван и откинулся на его спинку.
— Я решила простить тебя, — промолвила она добродушным тоном.
— Очень мило с вашей стороны, хотя, боюсь, слегка преждевременно. Вы еще не знаете всей истории целиком.
Слова сына заставили Фрэнни взглянуть на него внимательнее. В его глазах, по форме и цвету напоминавших ее собственные, она не увидела привычной живости. Сияющая улыбка, которой он встретил ее, немного натянута и выдавала усталость.
— Значит, все именно так, как я и предполагала. Помолвка не состоялась.
Ист кивнул в ответ.
— Где отец?
— У себя в министерстве, а затем собирался к букинисту. Ему в руки попалась какая-то рукопись, и он страшно взволнован. Он предостерегал меня, чтобы я не слишком доверяла слухам, но все равно я очень беспокоилась. Узнать о помолвке собственного сына от подруги, да еще отвечать на назойливые расспросы, толком ничего не зная, мне было очень тяжело. Но любая мать всегда верит в своего ребенка.
Леди Уинслоу отложила пяльцы с вышиванием и опустила руки на колени.
— Может быть, попросить принести чай? У миссис Эдди наверняка найдутся пирожные. Твои любимые.
Истлин знал, что леди Фрэнни доставляло явное удовольствие баловать его. Сказать по правде, в подобные моменты он и сам не имел ничего против.
— Я не мог явиться к тебе, пока не поговорил с леди Софией, — рассказывал Ист. — По прибытии в Лондон я сразу пошел к ней, и мы смогли договориться, как вести себя дальше.
— Полагаю, вдали друг от друга. — Фрэнни бросила на сына выразительный взгляд.
— Да, матушка. Вдали. — Взгляд леди Уинслоу стал ледяным, и Ист подумал, что теперь выражение ее лица соответствует ее глубокому разочарованию. — Хочу вам напомнить, что Кара уже подарила вам троих внуков, двое из которых мальчики. Оба крепкие и здоровые, хотя Саймон и болтает без умолку всякую чепуху. Линия рода будет продолжена, так что нет никаких причин терзать меня.
— О, кажется, ты не в духе? — вопросительно изогнула бровь Фрэнни.
— Извините меня.
— Я бы хотела, чтобы ты остепенился.
— Вы явно вступили в заговор с леди Реддинг. Саутертон жаловался, что его матушка предъявляет к нему те же требования. — Истлин на мгновение закрыл глаза и потер переносицу кончиками пальцев.
— Никакого заговора. Просто мы одинаково смотрим на некоторые вещи.
— А вдовствующая графиня Нортхем?
— И она тоже. — Леди Уинслоу весело рассмеялась, услышав, как сын тихонько застонал. — Тебе придется покориться неизбежному.
На пороге гостиной появился дворецкий, и леди Фрэнни распорядилась, чтобы принесли чай и пирожные. Она вновь присела на диван и легонько похлопала сына по колену.
— Расскажи мне о леди Софии. Должна признаться, я почти ничего о ней не знаю. Правда, что она племянница Тремонта?
— Двоюродная, — уточнил Ист. — Кажется, он кузен ее отца. Так что Дансмор приходится ей еще более отдаленной родней.
— О да, Дансмор. Он не из тех, кто вызывает симпатию.
— И все же ему далеко до его папаши. — Ожидая, пока принесут чай, Истлин рассказал все, что знал о семье Софи.
Генеалогические подробности и семейные перипетии не слишком интересовали леди Уитни Уинслоу, она лишь удовлетворяла свое любопытство. Леди Фрэнни заботила не столько чистота их рода, сколько счастье сына. Она задумалась о своем отсутствующем супруге. Что бы он сказал по поводу того затруднительного положения, в котором оказался Гейбриел? Затем она подумала о первом муже. Смог бы человек, ушедший из ее жизни так давно, вообще что-нибудь понять в их сыне?
Гейбриел уже давно взрослый мужчина, а кажется, совсем недавно он еще лежал в детской кроватке, измученный скарлатиной. Худой, изможденный, покрытый красной сыпью. Он плакал и звал маму. Ее неотступно преследует его жалобный крик о помощи. И она не знает, как облегчить его страдания, и терзается от своего бессилия. Она уже потерпела поражение, пытаясь спасти от смертельной лихорадки своего мужа, и готова на любые жертвы, чтобы уберечь и не потерять сына.
Уолтер Уитни ушел из жизни в тридцать пять лет. Он был третьим ребенком маркиза Истлина, рожденным от третьего брака. Никто не предполагал, что Гейбриел унаследует титул своего отца. Безвременная смерть отца лишь подтвердила такие опасения. Однако старшие братья Уолтера прожили ненамного дольше. За неимением других наследников к Гейбриелу перешли титул и земли его деда.
Фрэнни не могла не думать, что целое поколение Уитни ушло из жизни за десять лет, минувших со дня смерти отца Уолтера до момента вступления Гейбриела в права наследования. Старший брат Уолтера принял свою смерть в объятиях любовницы, в ее постели. В семье старались не упоминать об этом прискорбном факте, но, как выяснилось, он стал широко известен и о нем поговаривали в других домах. Следующим наследовал титул его сын, но тот, едва достигнув совершеннолетия, свалился со своего породистого жеребца, будучи изрядно пьян, и сломал шею. Других сыновей в семействе не было, а так как правом на титул обладали лишь представители мужского пола, он перешел к среднему брату Уолтера, Сэмюелу. Новый маркиз Истлин делал все возможное, чтобы обеспечить себя наследником, но, увы, в его семействе рождались одни лишь девочки. Так что после его смерти (он случайно выстрелил в себя, проверяя охотничье ружье) титул перешел к Гейбриелу.
Многие считали, что Гейбриелу выпала большая удача, но Фрэнни не чувствовала себя счастливой. Ей казалось, что на титуле лежит какое-то проклятие, и ее желание защитить сына постепенно превратилось в одержимость. Сэр Джеймс, за которого леди Фрэнни вышла замуж после того, как истек срок ее траура, понимал и угадывал ее тревогу и старался сдерживать особенно сильные проявления ее материнского инстинкта. Он стал настоящим отцом для Гейбриела.
Леди Уинслоу хотела бы, чтобы ее супруг сейчас присутствовал здесь. На него всегда можно рассчитывать там, где требовались спокойствие и здравый смысл. Конечно, Гейбриел и сам в достаточной мере обладал и тем и другим.
— А что говорят твои друзья? — спросила Фрэнни, наливая себе вторую чашку чаю.
— Они всегда на моей стороне и желают мне лишь счастья.
— Готовы на все ради очередной шалости. — Леди Уинслоу поджала губы.
— Их мнение сводится к тому, что леди Софию кто-то грубо использовал, — невозмутимо ответил Истлин и мягко добавил: — А помощь они не предложили, потому что дело и без них полностью улажено.
— Надеюсь, Гейбриел. Но, боюсь, договора с леди Софией недостаточно, чтобы прекратить разговоры о вашем браке.
— Я уже подумал об этом, и мне придется сегодня нанести еще один визит.
— О! — Фрэнни замолчала, не найдя нужных слов. Не в ее правилах уклоняться от беседы, но существуют вещи, которые невозможно обсуждать с собственным сыном.
— Вы что-то хотели спросить, матушка?
Леди Уинслоу опустила глаза и принялась внимательнейшим образом изучать узор из прелестных голубых цветов на своей чашке.
— Ну вот, вы прикусили язычок. Но вы можете смело высказать, что у вас на уме, и избавиться от необходимости идти к отцу и просить его обсудить со мной нужный вам вопрос.
Фрэнни долго молчала и, не глядя сыну в глаза, начала:
— Мне приходит в голову только одна особа, которая способна причинить тебе неприятности, Гейбриел. Ты ведь собираешься нанести визит миссис Сойер, не так ли?
Истлин пожалел, что разговор принял такой оборот. Да ни одна мать не стала бы обсуждать со своим сыном его любовницу.
— Ты удивлен, что я упомянула эту пропащую женщину, не так ли? — спросила Фрэнни.
Джинна выпустили из бутылки, и Истлину оставалось лишь смириться с неизбежным.
— Ее нельзя назвать пропащей, мама. Скорее она несчастная женщина.
— Она заслуживает презрения.
Хотя леди Уинслоу произнесла свои слова тоном, не терпящим возражений, Истлин не смог промолчать:
— Я не бросал ее, мама. Миссис Сойер сама предпочла искать покровительства в другом месте.
— Потому что ей не удалось обвести тебя вокруг пальца.
Истлин внезапно почувствовал острую боль в левом виске. Прикоснувшись кончиками пальцев к виску, он слегка помассировал его и обратился к матери, стараясь говорить как можно мягче:
— Похоже, вам известно многое обо мне.
— Я лишь слушаю, что говорят.
— Надеюсь, я никогда не узнаю, кто именно оказался столь откровенен с вами.
Истлин снова ощутил боль в виске. Фрэнни заметила невольную гримасу боли на лице сына и обеспокоенно спросила:
— Мне позвонить, чтобы принесли компресс?
Истлин покачал годовой:
— Пройдет. — По крайней мере маркизу хотелось так думать. Для разговора с Аннет ему потребуются все его силы. — Может быть, еще немного чаю… — произнес он, стараясь отвлечь леди Уинслоу от темы разговора.
Фрэнни налила еще чаю и заботливо поставила перед ним чашку с блюдцем.
— Есть одна вещь, которую я не в силах понять, — тихо продолжала она. — Почему миссис Сойер избрала своей мишенью леди Софию? Полагаю, не случайно, а намеренно, но вот зачем? Хотя на репутации ее семьи и имеются кое-какие пятна, Колли не принадлежат к каким-то париям. Насколько мне известно, сама леди София не слишком часто бывает в обществе, но она вращается в кругу светской молодежи. Кажется, я пропустила ее дебют. Насколько хорошо вы были знакомы с ней до того, как ваши имена оказались связаны слухами?
Матери Истлина не потребовалось много времени, чтобы составить полное представление о ситуации.
— Мы едва знакомы, — спокойно ответил Ист. — К сожалению, мне абсолютно нечего сказать, чтобы оправдать себя в ваших глазах, матушка. Я не горжусь той ролью, которую невольно сыграл в подобном деле. — Он поставил чашку на блюдце и взглянул в глаза матери.
Леди Уинслоу слыла вполне здравомыслящей женщиной, но, когда речь шла об интересах сына, она могла потерять голову и пойти на многое, чтобы защитить его. В данных же обстоятельствах Истлин, по его глубокому убеждению, не заслуживал сочувствия, поскольку в случившемся была доля и его вины.
— Миссис Сойер как-то спросила меня, как могла бы выглядеть женщина, на которой я когда-нибудь женюсь. Как видите, матушка, я все же иногда задумываюсь над таким вопросом.
— Как и она, если я ничего не упустила из твоего рассказа, — резко перебила его Фрэнни. — Прошу тебя, продолжай.
— Буквально за несколько часов до слухов — на музыкальном вечере леди Стэффорд — меня представили леди Софии, и ее имя пришло мне в голову, когда миссис Сойер задала свой вопрос. Леди Колли действительно произвела на меня благоприятное впечатление. Я привел в пример леди Софию, указав на нее как на полную противоположность женщине, которую я хотел бы видеть своей женой.
— Понимаю. Ты действительно поступил дурно.
— Леди София не заслуживает того, чтобы стать предметом насмешек, — заступился за нее Истлин.
— Да. Но то, что устроила миссис Сойер, воспользовавшись твоим бездумным замечанием, вообще выходит за всякие границы. Твоя любовница рассчитывала, что ты сделаешь ей предложение, Гейбриел. Я думаю, ее намерение не укрылось от твоего внимания.
— Я понимал, на что она намекает, и разглядел ловушку, рассчитывая, что сумел ловко обойти ее.
— Да? И каким же образом? Описывая ей тип женщины, которая заведомо не станет твоей женой? И ты говоришь серьезно? Твои слова могли лишь еще больше уверить твою любовницу в ее привлекательности для тебя. Она ведь не имеет ничего общего с леди Колли.
— Да. У них мало сходства.
— О чем я и говорю. Твое сравнение внушило ей надежду, Гейбриел.
— Я не хотел ничего подобного.
— Сейчас уже не важно. Ты хорошо сделал, что избавился от нее.
— Я не избавлялся от нее, мама. Она сама отказалась от моего покровительства, — возразил Истлин.
— Она рассчитывала, что ее уход подтолкнет тебя сделать ей предложение. Слава Богу, ее уловка не сработала. Я бы усомнилась в твоем здравом рассудке, если бы план ей удался. И что ты собираешься сказать ей теперь? Ведь она достойна презрения.
Истлин сполз на самый край дивана и закинул руку за голову. Скосив глаза, он смотрел на леди Уинслоу, пытаясь справиться с неутихающей болью в виске.
— Только не говорите, что вы собираетесь поделиться своим открытием с подругами. Вы убьете меня, матушка. Каждый раз в такого рода разговоре будет упоминаться мое имя, причем в самой нелестной для меня манере. Мне придется так часто драться на дуэли, защищая свою честь, что понадобится специальный человек, который бы взял на себя составление расписания поединков. Я не смогу рассчитывать, что Саутертон или Норт встанут на мою сторону. Более того, они наверняка окажутся первыми, кто бросит мне вызов, а Уэст не захочет выбирать между двумя противоборствующими сторонами. И в итоге у меня не останется ни одного секунданта.
Фрэнни поджала губы, чтобы не рассмеяться. Она всегда чувствовала себя беззащитной перед доводами Истлина, излагаемыми в такой насмешливой манере.
— Ну хорошо, — согласилась леди Уинслоу. — В конце концов, я не хочу, чтобы меня обвинили в расшатывании общественных устоев. Я буду держать свои убеждения при себе. Ты можешь рассчитывать на меня.
— Вы очень добры ко мне, матушка. Вы расскажете все отцу, не правда ли? Мне действительно нужно идти. — Истлин наклонился к матери и нежно пожал ее руку.
— Я немедленно напишу твоей сестре. Кара, конечно, и не думала принимать слухи всерьез. Она уверена, что ты известил бы нас, если бы надумал сделать предложение леди Софии, — кивнула Фрэнни.
— Полковник просил выразить свое почтение вам и отцу, — передал Ист, стоя в дверях гостиной.
Леди Уинслоу мгновенно заняла оборону.
— А, так ты нанес ему визит, прежде чем явился сюда, в дом своих родителей. Мне не слишком нравится быть номером третьим в списке вынужденных визитов после леди Софии и Блэквуда, но моему самолюбию чрезвычайно льстит тот факт, что ты пришел прежде ко мне, а не к миссис Сойер.
Губы Истлина дрогнули.
— Вы не меняетесь, матушка, и я считаю это добрым знаком. Если бы вы когда-нибудь упустили возможность выбранить меня, я бы серьезно обеспокоился. — Он поцеловал в щеку леди Уинслоу.
Проводив глазами сына, Фрэнни взялась за вышивание, тщательно обдумывая план, как ей познакомиться с Софией.
— Твоему отказу нет никаких оправданий! — От гнева лицо Тремонта побагровело.
Причиной путешествия, проделанного графом из Тремонт-Парка на Боуден-стрит, 14, была леди София.
Она стала поистине настоящим проклятием для Тремонта. Раньше такая роль отводилась ее покойному отцу, кузену графа.
Софи сидела, устроившись на самом краешке стула, покрытого узорчатой дамасской тканью. Она уже пожалела, что не надела сегодня чего-нибудь другого вместо ситцевого платья цвета зеленого яблока, чтобы слиться с цветом стула и стать совсем незаметной. Граф всегда производил внушительное впечатление. Еще никому не удавалось избежать его общества и уклониться от разговора, если он настаивал на нем. Гарольд выглядел стройным, атлетически сложенным мужчиной. Ему, как и большинству представителей английской аристократии, доставляли удовольствие занятия боксом и верховой ездой. Его же отец имел вид человека, весь день трудившегося не покладая рук, перетаскивая ящики в доках, причем на собственном горбу, не пользуясь никакими вспомогательными механизмами. Граф Тремонт обладал грубым голосом и такими же манерами. Он уснащал свою речь резкими жестами, а время от времени потрясал кулаками размером с добрую колотушку.
— А-а, наконец-то. Сегодня ты хороший мальчик, не заставил меня долго ждать. Я слышала, что ты вернулся в Лондон, но не была уверена, действительно ли так, ведь ты собирался пробыть в Баттенберне по крайней мере две недели. — Приглашающим жестом леди Уинслоу похлопала по диванной подушке рядом с собой и одновременно подставила щеку для поцелуя. — И вот ты здесь, а поскольку сейчас далеко за полдень, я делаю вывод, что визит ко мне сегодня у тебя отнюдь не первый.
Весело улыбаясь, Ист наклонился и поцеловал мать в щеку. Вполне невинный упрек не огорчил его. Ему доводилось переживать бури и пострашнее.
— Ты не права, мама. Сегодня мой первый визит — к вам. А уж если быть точным, я вернулся вчера… — Истлин опустился на диван и откинулся на его спинку.
— Я решила простить тебя, — промолвила она добродушным тоном.
— Очень мило с вашей стороны, хотя, боюсь, слегка преждевременно. Вы еще не знаете всей истории целиком.
Слова сына заставили Фрэнни взглянуть на него внимательнее. В его глазах, по форме и цвету напоминавших ее собственные, она не увидела привычной живости. Сияющая улыбка, которой он встретил ее, немного натянута и выдавала усталость.
— Значит, все именно так, как я и предполагала. Помолвка не состоялась.
Ист кивнул в ответ.
— Где отец?
— У себя в министерстве, а затем собирался к букинисту. Ему в руки попалась какая-то рукопись, и он страшно взволнован. Он предостерегал меня, чтобы я не слишком доверяла слухам, но все равно я очень беспокоилась. Узнать о помолвке собственного сына от подруги, да еще отвечать на назойливые расспросы, толком ничего не зная, мне было очень тяжело. Но любая мать всегда верит в своего ребенка.
Леди Уинслоу отложила пяльцы с вышиванием и опустила руки на колени.
— Может быть, попросить принести чай? У миссис Эдди наверняка найдутся пирожные. Твои любимые.
Истлин знал, что леди Фрэнни доставляло явное удовольствие баловать его. Сказать по правде, в подобные моменты он и сам не имел ничего против.
— Я не мог явиться к тебе, пока не поговорил с леди Софией, — рассказывал Ист. — По прибытии в Лондон я сразу пошел к ней, и мы смогли договориться, как вести себя дальше.
— Полагаю, вдали друг от друга. — Фрэнни бросила на сына выразительный взгляд.
— Да, матушка. Вдали. — Взгляд леди Уинслоу стал ледяным, и Ист подумал, что теперь выражение ее лица соответствует ее глубокому разочарованию. — Хочу вам напомнить, что Кара уже подарила вам троих внуков, двое из которых мальчики. Оба крепкие и здоровые, хотя Саймон и болтает без умолку всякую чепуху. Линия рода будет продолжена, так что нет никаких причин терзать меня.
— О, кажется, ты не в духе? — вопросительно изогнула бровь Фрэнни.
— Извините меня.
— Я бы хотела, чтобы ты остепенился.
— Вы явно вступили в заговор с леди Реддинг. Саутертон жаловался, что его матушка предъявляет к нему те же требования. — Истлин на мгновение закрыл глаза и потер переносицу кончиками пальцев.
— Никакого заговора. Просто мы одинаково смотрим на некоторые вещи.
— А вдовствующая графиня Нортхем?
— И она тоже. — Леди Уинслоу весело рассмеялась, услышав, как сын тихонько застонал. — Тебе придется покориться неизбежному.
На пороге гостиной появился дворецкий, и леди Фрэнни распорядилась, чтобы принесли чай и пирожные. Она вновь присела на диван и легонько похлопала сына по колену.
— Расскажи мне о леди Софии. Должна признаться, я почти ничего о ней не знаю. Правда, что она племянница Тремонта?
— Двоюродная, — уточнил Ист. — Кажется, он кузен ее отца. Так что Дансмор приходится ей еще более отдаленной родней.
— О да, Дансмор. Он не из тех, кто вызывает симпатию.
— И все же ему далеко до его папаши. — Ожидая, пока принесут чай, Истлин рассказал все, что знал о семье Софи.
Генеалогические подробности и семейные перипетии не слишком интересовали леди Уитни Уинслоу, она лишь удовлетворяла свое любопытство. Леди Фрэнни заботила не столько чистота их рода, сколько счастье сына. Она задумалась о своем отсутствующем супруге. Что бы он сказал по поводу того затруднительного положения, в котором оказался Гейбриел? Затем она подумала о первом муже. Смог бы человек, ушедший из ее жизни так давно, вообще что-нибудь понять в их сыне?
Гейбриел уже давно взрослый мужчина, а кажется, совсем недавно он еще лежал в детской кроватке, измученный скарлатиной. Худой, изможденный, покрытый красной сыпью. Он плакал и звал маму. Ее неотступно преследует его жалобный крик о помощи. И она не знает, как облегчить его страдания, и терзается от своего бессилия. Она уже потерпела поражение, пытаясь спасти от смертельной лихорадки своего мужа, и готова на любые жертвы, чтобы уберечь и не потерять сына.
Уолтер Уитни ушел из жизни в тридцать пять лет. Он был третьим ребенком маркиза Истлина, рожденным от третьего брака. Никто не предполагал, что Гейбриел унаследует титул своего отца. Безвременная смерть отца лишь подтвердила такие опасения. Однако старшие братья Уолтера прожили ненамного дольше. За неимением других наследников к Гейбриелу перешли титул и земли его деда.
Фрэнни не могла не думать, что целое поколение Уитни ушло из жизни за десять лет, минувших со дня смерти отца Уолтера до момента вступления Гейбриела в права наследования. Старший брат Уолтера принял свою смерть в объятиях любовницы, в ее постели. В семье старались не упоминать об этом прискорбном факте, но, как выяснилось, он стал широко известен и о нем поговаривали в других домах. Следующим наследовал титул его сын, но тот, едва достигнув совершеннолетия, свалился со своего породистого жеребца, будучи изрядно пьян, и сломал шею. Других сыновей в семействе не было, а так как правом на титул обладали лишь представители мужского пола, он перешел к среднему брату Уолтера, Сэмюелу. Новый маркиз Истлин делал все возможное, чтобы обеспечить себя наследником, но, увы, в его семействе рождались одни лишь девочки. Так что после его смерти (он случайно выстрелил в себя, проверяя охотничье ружье) титул перешел к Гейбриелу.
Многие считали, что Гейбриелу выпала большая удача, но Фрэнни не чувствовала себя счастливой. Ей казалось, что на титуле лежит какое-то проклятие, и ее желание защитить сына постепенно превратилось в одержимость. Сэр Джеймс, за которого леди Фрэнни вышла замуж после того, как истек срок ее траура, понимал и угадывал ее тревогу и старался сдерживать особенно сильные проявления ее материнского инстинкта. Он стал настоящим отцом для Гейбриела.
Леди Уинслоу хотела бы, чтобы ее супруг сейчас присутствовал здесь. На него всегда можно рассчитывать там, где требовались спокойствие и здравый смысл. Конечно, Гейбриел и сам в достаточной мере обладал и тем и другим.
— А что говорят твои друзья? — спросила Фрэнни, наливая себе вторую чашку чаю.
— Они всегда на моей стороне и желают мне лишь счастья.
— Готовы на все ради очередной шалости. — Леди Уинслоу поджала губы.
— Их мнение сводится к тому, что леди Софию кто-то грубо использовал, — невозмутимо ответил Истлин и мягко добавил: — А помощь они не предложили, потому что дело и без них полностью улажено.
— Надеюсь, Гейбриел. Но, боюсь, договора с леди Софией недостаточно, чтобы прекратить разговоры о вашем браке.
— Я уже подумал об этом, и мне придется сегодня нанести еще один визит.
— О! — Фрэнни замолчала, не найдя нужных слов. Не в ее правилах уклоняться от беседы, но существуют вещи, которые невозможно обсуждать с собственным сыном.
— Вы что-то хотели спросить, матушка?
Леди Уинслоу опустила глаза и принялась внимательнейшим образом изучать узор из прелестных голубых цветов на своей чашке.
— Ну вот, вы прикусили язычок. Но вы можете смело высказать, что у вас на уме, и избавиться от необходимости идти к отцу и просить его обсудить со мной нужный вам вопрос.
Фрэнни долго молчала и, не глядя сыну в глаза, начала:
— Мне приходит в голову только одна особа, которая способна причинить тебе неприятности, Гейбриел. Ты ведь собираешься нанести визит миссис Сойер, не так ли?
Истлин пожалел, что разговор принял такой оборот. Да ни одна мать не стала бы обсуждать со своим сыном его любовницу.
— Ты удивлен, что я упомянула эту пропащую женщину, не так ли? — спросила Фрэнни.
Джинна выпустили из бутылки, и Истлину оставалось лишь смириться с неизбежным.
— Ее нельзя назвать пропащей, мама. Скорее она несчастная женщина.
— Она заслуживает презрения.
Хотя леди Уинслоу произнесла свои слова тоном, не терпящим возражений, Истлин не смог промолчать:
— Я не бросал ее, мама. Миссис Сойер сама предпочла искать покровительства в другом месте.
— Потому что ей не удалось обвести тебя вокруг пальца.
Истлин внезапно почувствовал острую боль в левом виске. Прикоснувшись кончиками пальцев к виску, он слегка помассировал его и обратился к матери, стараясь говорить как можно мягче:
— Похоже, вам известно многое обо мне.
— Я лишь слушаю, что говорят.
— Надеюсь, я никогда не узнаю, кто именно оказался столь откровенен с вами.
Истлин снова ощутил боль в виске. Фрэнни заметила невольную гримасу боли на лице сына и обеспокоенно спросила:
— Мне позвонить, чтобы принесли компресс?
Истлин покачал годовой:
— Пройдет. — По крайней мере маркизу хотелось так думать. Для разговора с Аннет ему потребуются все его силы. — Может быть, еще немного чаю… — произнес он, стараясь отвлечь леди Уинслоу от темы разговора.
Фрэнни налила еще чаю и заботливо поставила перед ним чашку с блюдцем.
— Есть одна вещь, которую я не в силах понять, — тихо продолжала она. — Почему миссис Сойер избрала своей мишенью леди Софию? Полагаю, не случайно, а намеренно, но вот зачем? Хотя на репутации ее семьи и имеются кое-какие пятна, Колли не принадлежат к каким-то париям. Насколько мне известно, сама леди София не слишком часто бывает в обществе, но она вращается в кругу светской молодежи. Кажется, я пропустила ее дебют. Насколько хорошо вы были знакомы с ней до того, как ваши имена оказались связаны слухами?
Матери Истлина не потребовалось много времени, чтобы составить полное представление о ситуации.
— Мы едва знакомы, — спокойно ответил Ист. — К сожалению, мне абсолютно нечего сказать, чтобы оправдать себя в ваших глазах, матушка. Я не горжусь той ролью, которую невольно сыграл в подобном деле. — Он поставил чашку на блюдце и взглянул в глаза матери.
Леди Уинслоу слыла вполне здравомыслящей женщиной, но, когда речь шла об интересах сына, она могла потерять голову и пойти на многое, чтобы защитить его. В данных же обстоятельствах Истлин, по его глубокому убеждению, не заслуживал сочувствия, поскольку в случившемся была доля и его вины.
— Миссис Сойер как-то спросила меня, как могла бы выглядеть женщина, на которой я когда-нибудь женюсь. Как видите, матушка, я все же иногда задумываюсь над таким вопросом.
— Как и она, если я ничего не упустила из твоего рассказа, — резко перебила его Фрэнни. — Прошу тебя, продолжай.
— Буквально за несколько часов до слухов — на музыкальном вечере леди Стэффорд — меня представили леди Софии, и ее имя пришло мне в голову, когда миссис Сойер задала свой вопрос. Леди Колли действительно произвела на меня благоприятное впечатление. Я привел в пример леди Софию, указав на нее как на полную противоположность женщине, которую я хотел бы видеть своей женой.
— Понимаю. Ты действительно поступил дурно.
— Леди София не заслуживает того, чтобы стать предметом насмешек, — заступился за нее Истлин.
— Да. Но то, что устроила миссис Сойер, воспользовавшись твоим бездумным замечанием, вообще выходит за всякие границы. Твоя любовница рассчитывала, что ты сделаешь ей предложение, Гейбриел. Я думаю, ее намерение не укрылось от твоего внимания.
— Я понимал, на что она намекает, и разглядел ловушку, рассчитывая, что сумел ловко обойти ее.
— Да? И каким же образом? Описывая ей тип женщины, которая заведомо не станет твоей женой? И ты говоришь серьезно? Твои слова могли лишь еще больше уверить твою любовницу в ее привлекательности для тебя. Она ведь не имеет ничего общего с леди Колли.
— Да. У них мало сходства.
— О чем я и говорю. Твое сравнение внушило ей надежду, Гейбриел.
— Я не хотел ничего подобного.
— Сейчас уже не важно. Ты хорошо сделал, что избавился от нее.
— Я не избавлялся от нее, мама. Она сама отказалась от моего покровительства, — возразил Истлин.
— Она рассчитывала, что ее уход подтолкнет тебя сделать ей предложение. Слава Богу, ее уловка не сработала. Я бы усомнилась в твоем здравом рассудке, если бы план ей удался. И что ты собираешься сказать ей теперь? Ведь она достойна презрения.
Истлин сполз на самый край дивана и закинул руку за голову. Скосив глаза, он смотрел на леди Уинслоу, пытаясь справиться с неутихающей болью в виске.
— Только не говорите, что вы собираетесь поделиться своим открытием с подругами. Вы убьете меня, матушка. Каждый раз в такого рода разговоре будет упоминаться мое имя, причем в самой нелестной для меня манере. Мне придется так часто драться на дуэли, защищая свою честь, что понадобится специальный человек, который бы взял на себя составление расписания поединков. Я не смогу рассчитывать, что Саутертон или Норт встанут на мою сторону. Более того, они наверняка окажутся первыми, кто бросит мне вызов, а Уэст не захочет выбирать между двумя противоборствующими сторонами. И в итоге у меня не останется ни одного секунданта.
Фрэнни поджала губы, чтобы не рассмеяться. Она всегда чувствовала себя беззащитной перед доводами Истлина, излагаемыми в такой насмешливой манере.
— Ну хорошо, — согласилась леди Уинслоу. — В конце концов, я не хочу, чтобы меня обвинили в расшатывании общественных устоев. Я буду держать свои убеждения при себе. Ты можешь рассчитывать на меня.
— Вы очень добры ко мне, матушка. Вы расскажете все отцу, не правда ли? Мне действительно нужно идти. — Истлин наклонился к матери и нежно пожал ее руку.
— Я немедленно напишу твоей сестре. Кара, конечно, и не думала принимать слухи всерьез. Она уверена, что ты известил бы нас, если бы надумал сделать предложение леди Софии, — кивнула Фрэнни.
— Полковник просил выразить свое почтение вам и отцу, — передал Ист, стоя в дверях гостиной.
Леди Уинслоу мгновенно заняла оборону.
— А, так ты нанес ему визит, прежде чем явился сюда, в дом своих родителей. Мне не слишком нравится быть номером третьим в списке вынужденных визитов после леди Софии и Блэквуда, но моему самолюбию чрезвычайно льстит тот факт, что ты пришел прежде ко мне, а не к миссис Сойер.
Губы Истлина дрогнули.
— Вы не меняетесь, матушка, и я считаю это добрым знаком. Если бы вы когда-нибудь упустили возможность выбранить меня, я бы серьезно обеспокоился. — Он поцеловал в щеку леди Уинслоу.
Проводив глазами сына, Фрэнни взялась за вышивание, тщательно обдумывая план, как ей познакомиться с Софией.
— Твоему отказу нет никаких оправданий! — От гнева лицо Тремонта побагровело.
Причиной путешествия, проделанного графом из Тремонт-Парка на Боуден-стрит, 14, была леди София.
Она стала поистине настоящим проклятием для Тремонта. Раньше такая роль отводилась ее покойному отцу, кузену графа.
Софи сидела, устроившись на самом краешке стула, покрытого узорчатой дамасской тканью. Она уже пожалела, что не надела сегодня чего-нибудь другого вместо ситцевого платья цвета зеленого яблока, чтобы слиться с цветом стула и стать совсем незаметной. Граф всегда производил внушительное впечатление. Еще никому не удавалось избежать его общества и уклониться от разговора, если он настаивал на нем. Гарольд выглядел стройным, атлетически сложенным мужчиной. Ему, как и большинству представителей английской аристократии, доставляли удовольствие занятия боксом и верховой ездой. Его же отец имел вид человека, весь день трудившегося не покладая рук, перетаскивая ящики в доках, причем на собственном горбу, не пользуясь никакими вспомогательными механизмами. Граф Тремонт обладал грубым голосом и такими же манерами. Он уснащал свою речь резкими жестами, а время от времени потрясал кулаками размером с добрую колотушку.