— Я не такой изнеженный цветок, как Вэлком, но чашечка чая мне сейчас не повредит.
 
   Остаток времени до обеда они провели, весело беседуя за чаем, а после обследовали магазинчик сувениров. Мери была очень осторожна и старалась ничем не восхищаться, в противном случае Рэм немедленно это покупал. Он уже купил ей бусы, пару босоножек, маленькую золотистую сумочку на шею с ее именем, написанным иероглифами специально по его заказу. Она решила как-нибудь зайти сюда одна и купить несколько кулонов для подруг и цветные джеллабы, которых было много на полках. Если бы она сказала, что они ей нравятся, он бы тут же купил ей дюжину.
   — Понимаешь, мне хочется делать тебе подарки, я получаю от этого удовольствие, — сказал он в ответ на ее протесты.
   У Мери до обеда была еще куча дел. Во-первых, она еще не распаковала свои вещи, во-вторых, хотела принять душ и вымыть голову. Так что Рэм оставил ее у дверей, разумеется, с поцелуем на щеке и обещанием позвонить.
   — Ты просто постучи в стенку, когда будешь готова, — сказал он, легонько прослеживая пальцем линию ее губ, — и я сразу приду.
   Она вошла в каюту и в ужасе застыла на пороге.
   Там все было перевернуто вверх дном. Все ее вещи вытряхнуты из чемоданов и раскиданы по полу и кровати. Даже пакетики с «M&M's» все были разодраны, а карамель разбросана по каюте, как новогоднее конфетти.

Глава 17

   Буря, тучи, гром небесный,
   Крокодилы, как дьяволы, злы.
   Это бог Луны обратил свой гнев на него.
Из притчей Аменхотепа, 1580 — 1320 гг. до Рождества Христова

   Несколько секунд Мери не могла прийти в себя. Шок вначале сменился ужасом, затем дрожью. Первым ее импульсом было выскочить за дверь и позвать Рэма. Она уже собиралась это сделать, но внезапно остановилась.
   Нет, если я позову его, он всех поднимет на ноги. А может быть, возьмет и ссадит меня с парохода. С него станется. Он всегда на все реагирует слишком эмоционально.
   А первой ее мыслью было, что, слава Богу, мама ничего этого не видит. Она представляла себе Нору, как та, самодовольно ухмыляясь, говорит: «Я же тебя предупреждала».
   Чувствовала она себя так, как будто камень величиной с пушечное ядро засел у нее в желудке. Зубы ее стучали, хотя она делала отчаянные попытки успокоиться.
   Успокойся. Подумай, хорошенько подумай. Это же обычное ограбление. Кроме того, тебя же не было в каюте. О каком же убийстве или похищении можно вести речь?
   Однако все эти самоувещевания помогали мало. Пульс не унимался.
   Она быстро переворошила вещи и с облегчением обнаружила, что дорогая норковая шуба на месте. Однако облегчение ее было преждевременным.
   Мери проверила глубокие карманы шубы, куда она спрятала драгоценности. Они пропали.
   Она обшарила все уголки и щели. Их не было.
   Мери начала стучать в дверь смежной каюты, зовя Вэлком.
   — Чего ты расшумелась? Иду, иду. — Вэлком открыла дверь. — Что случилось, золотко? Ты бледная, как мел.
   — Ты только посмотри. Меня ограбили. — Мери резко взмахнула рукой, показывая за спину.
   Рыжеволосая подруга задумчиво прошлась по каюте. Мери дрожащим голосом сообщила, что пропало. Теперь, когда Вэлком была рядом, ее страх сменился яростью. Как посмел этот кто-то врываться в ее каюту, рыться в ее вещах, касаться их, забрать их у нее! Она места себе не находила, представляя, как чьи-то руки перебирают ее вещи. Вэлком позвонила капитану и помогла Мери окончательно установить, что пропало. Благодарение Богу, заколки и кулон с соколом были у нее в сумочке. По крайней мере, хоть они целы. Знать бы заранее, она бы так поступила и со всеми остальными драгоценностями. А ведь при посадке на пароход, когда Марк Маклеод следил за доставкой их багажа, Рэм сказал, что беспокоиться особенно нечего, в Египте воруют мало. Конечно, мало, когда такие законы. Кто же будет воровать, зная, что тебе отрубят правую руку.
   Мери покачала головой:
   — Значит, украли только твои драгоценности?
   — Мне кажется, больше ничего не пропало. О черт! Мои пленки! Где они? Те, что я отсняла для себя. Я их положила в твой чемодан, ты не помнишь? Я не видела их и когда собирала чемодан.
   — Я не помню, чтобы они были у меня, но надо проверить.
   Они достали из кладовки сумку Вэлком и тщательно все пересмотрели.
   — Нет, — сказала Вэлком, — здесь их нет.
   — Куда же я могла их положить?
   — Ты думаешь, их мог взять вор?
   — Нет. Я хватилась их еще раньше. Только думала, что они где-то среди твоих вещей. Зачем грабителю брать экспонированную пленку? Он не взял аппаратуру, чистые пленки тоже на месте. Какой же смысл?
   Прежде чем Вэлком смогла что-то ответить, в дверь каюты постучали. Они поспешили впустить капитана.
 
   Увиденное привело капитана в уныние.
   Поскольку Мери не знала, застрахованы ли эти драгоценности, ему пришлось позвать Рэма. Таким рассерженным Мери его еще никогда не видела. Он молча оглядел весь этот кавардак, а затем отвел капитана в сторонку и разразился длинной тирадой на арабском так, что бедняга побледнел и что-то лепетал, по-видимому, извинения.
   — Я тут же сообщу о случившемся полиции, — сказал капитан и с поклоном вышел.
   — А об этих побрякушках не печалься. — Рэм увлек ее в каюту Вэлком, пока стая горничных, присланных капитаном, наводила порядок. — У тебя будут другие.
   Мери только покачала головой и устало опустилась в одно из голубых кресел. Откуда-то чудесным образом возникла бутылка бренди. Рэм наполнил три бокала и предложил один Вэлком. Сам присел на корточки у ног Мери.
   — Глотни это. — Он всунул ей в одну руку бокал, а свободную руку схватил и начал судорожно гладить. — Твои руки как лед. С тобой все в порядке?
   Она сделала большой глоток и закашлялась. На глазах выступили слезы.
   — Надо было мелкими глоточками, — улыбнулась она.
   — А ты остальное допей мелкими глоточками, — сказал он серьезно, как если бы инструктировал ребенка. — Я оставляю тебя с Вэлком, надеюсь, что все будет в порядке. Я должен идти, заняться этим делом. Ты поднимешься на обед или мне приказать подать его тебе в каюту?
   — Конечно, пойду, — произнесла она с вызовом. — Я не ребенок, чтобы меня опекать. Вполне могу позаботиться о себе сама.
   — Я это знаю, мисс Независимость, но все же… — ответил Рэм вежливо, но твердо. — Дай мне знать, когда будешь готова к обеду, хорошо?
   Он, конечно, твердолобый нахал, но сейчас она была не в настроении спорить.
   — Хорошо. Я постучу в стенку.
   Рэм улыбнулся и сжал ее руку. Затем повернулся к Вэлком:
   — Я отправляюсь проверить, что делается по этому поводу. Вас же прошу присмотреть за Мери, пока меня нет.
   Рыжеволосая красавица отдала честь по-военному:
   — Слушаюсь, сэр.
   Рэм рассмеялся:
   — Извините, но я просто схожу из-за нее с ума. Она мне очень дорога, понимаете.
   — Она дорога и мне тоже, — тихо сказала Вэлком. — Не беспокойтесь.
 
   Ограбление взволновало Мери гораздо больше, чем она это показала Рэму и Вэлком. Обдумывая ситуацию и так и сяк, она успела уговорить еще один бокал бренди. Благо, что бутылку Рэм оставил.
   Снова появился капитан. С тысячей извинений. Она уже думала, что он начнет целовать ей ноги в любую минуту. Капитан сообщил, что приказал охранять каюту Мери день и ночь. Отныне здесь будет постоянно дежурить кто-нибудь из команды.
   Пропажа драгоценностей ее, конечно, огорчала, но где пленки? Это очень странно. А может быть, в ее вещах кто-то рылся еще раньше?
   — Кому, скажи на милость, могли понадобиться мои пленки? — обратилась она к Вэлком. — У любого туриста этого добра полным-полно.
   — Золотко, я сама не могу этого понять.
   — И самое главное, когда они пропали?
   Вэлком нахмурилась:
   — Помнишь, я спрашивала тебя насчет двери на веранду? Вчера вечером я пришла и обнаружила, что она не заперта. Это могло случиться тогда.
   — Кто это мог сделать? И почему? Я не могу понять. Ну, драгоценности… Черт! Этот человек с нависающими веками. Ведь наверняка он крутился где-то рядом. Вот подлец! Уверена, это его работа. И здесь тоже. Надо позвонить капитану и сообщить ему.
   Сделав дело, Мери немного успокоилась и попыталась занять себя чем-нибудь другим. Попробовала еще бокал бренди. Помогло.
 
   Мери стояла у гардероба, раздумывая, что бы надеть к ужину. В каюте уже был восстановлен первоначальный порядок. На столе красовался большой букет от капитана. Она выбрала платье из легкой, почти воздушной ткани цвета морской волны с кружевными гофрированными оборками внизу и ярко-красной розой на груди. Вообще-то оно было совсем не в ее стиле — это платье ей подарила на день рождения сестра бабушки, — но ей показалось, что для сегодняшнего вечера оно подходит.
   Прическу она решила сделать тоже соответствующую — завитки и локоны. Мери повеселела и, закрепляя локоны заколками, даже вальсировала по комнате.
   А что делать с соколом? Вначале она решила его надеть. Но к этому платью он не подходил. Оставить в каюте? Ведь она охраняется. Нет, ей не хотелось с ним расставаться.
   Рэм. Конечно, она попросит его положить кулон к себе в карман. А пока Мери засунула сокола в маленькую сумочку.
   Затем она постучала в стенку. Рэм тут же ей ответил, а через секунду появился в дверях ее каюты.
   — Выглядишь превосходно. Как раз для ужина. — Рэм поцеловал ее в щеку, но не остановился на этом, а прошелся поцелуями до самой шеи.
   От его жадных и нежных прикосновений ее шея изогнулась. Положив руки ему на грудь, Мери откинула голову и закрыла глаза. Раздался стук в дверь. Он рывком отстранил ее от себя. Пришли Нонна и Эстер. Мери взяла сумочку, закрыла каюту на ключ, а кулон незаметно сунула Рэму в карман:
   — Пусть пока будет у тебя.
   Все четверо направились в ресторан, захватив по дороге Вэлком. Потом к ним присоединились доктор Стоктон и Жан-Жак, который был один, без Джорджа. «У бедного мальчика немножко mal de mer [19]», — сокрушенно поведал он.
   Все начали удивляться: какая может быть морская болезнь, когда река совершенно спокойна? На что изящный француз заметил, поправив свои платиновые волосы:
   — Он вовсе не такой толстокожий, каким выглядит.
   На Жан-Жаке были черные брюки в обтяжку и черная «пиратская» рубашка. На груди красовалась серебряная цепь, в тон его босоножкам и серьгам. Нонна и Эстер были одеты в свои самые лучшие наряды.
   Метрдотель пригласил их в небольшой зал, где был накрыт стол на восьмерых. Высокие тонкие свечи, зажженные по всей окружности стола, мягко освещали белоснежные салфетки, тонкие хрустальные бокалы с золотыми каемками, фарфор, серебро. В центре стола стояла большая ваза с цветами. Стеклянная стена рядом открывала вид на реку, на берегу которой просматривались неясные силуэты пальм и густые кусты, обмакнувшие свои ветви в темные воды Нила.
   Блюда подавали официантки-нубийки в красочных нарядах. Их выбор был великолепен: сочные телячьи отбивные, мясо на вертеле в подушке из тушеного риса, большие куски ростбифа, несколько видов рыбы, цыплята под пикантным соусом, а также искусно приготовленные овощи всевозможных видов, включая, разумеется, и традиционный салат из огурцов и помидоров.
   — От такой еды недолго и растолстеть, — простонала Мери.
   — Ешь, моя шакар, я буду любить тебя и толстую, — отозвался Рэм.
   — Кстати, ты все время зовешь меня «шакар», объясни наконец, что это такое?
   — Ласковое обращение на арабском. В буквальном переводе это означает «сахар». Ты не возражаешь, чтобы я тебя так звал?
   — Нет. Мне только хотелось знать, что это означает. — Она добавила еще ложку риса в свою уже достаточно полную тарелку и с вожделением посмотрела на соблазнительные блюда, для которых у нее в желудке уже не было места.
   — Ну наконец мы начали с тобой уроки арабского, — прошептал он ей на ухо. — Вначале я обучу тебя всем словам любви.
   Она с аппетитом ела и запивала еду вином, а официант немедленно наполнял бокал вновь. За вечер он проделал это много раз.
   — А что бы ты хотела на десерт, дорогая?
   — О, не знаю. Выбери сам. — Она сделала попытку взять, не глядя, бокал, но удалось ей это только с третьего раза. — Положи мне что-нибудь шоколадное. Или лучше себя на тарелочке, и не забудь большую вилку. — Она хихикнула.
   Я что, опьянела, что ли? Или опять это результат действия этого человека, которому совершенно невозможно сопротивляться? А может быть, и то, и другое? Во всяком случае, вина на сегодня достаточно.
   Рэм подал ей тарелку с чем-то совершенно восхитительным, она такое прежде никогда не пробовала, — это были небольшие шарики из нежного крема, облитые шоколадом. Она попробовала несколько — оказывается, все шарики были разные. Он молча наблюдал, как она ела. Мери даже скормила один ему. Они смеялись, потому что он сжимал зубы, отказываясь.
   Наконец все перешли в холл потанцевать. Заиграли медленный фокстрот. Доктор Стоктон сразу же пригласил Эстер, которая, казалось, светилась сейчас внутренним светом. Мери посмотрела на эту пару и вспомнила Абу-Симбел и то, что ей рассказал тогда доктор.
   — Ты знаешь, он любит ее уже тридцать лет, — сказала она, наклонившись к Рэму. А ты, Рэм, будешь любить меня тридцать лет?
   — Я буду с тобой всегда, я пойду за тобой на край земли, на край вселенной, — мягко отозвался он, будто бы прочитав ее мысли. Его пальцы проделывали в это время небольшие круги на ее голом плече.
   Она испугалась. Он опять прочитал мои мысли!
   Мери залпом осушила еще один бокал и стала наблюдать за танцующими.
   Кто-то объявил, что на следующий вечер назначен самодеятельный концерт танца. Оказывается, большинство членов клуба «Золотые годы» занимаются в школе народного танца в Атланте. Нонна предложила организовать из членов клуба группу и выступить на концерте. Жан-Жак тоже изъявил желание принять участие в выступлениях.
   — Вы танцуете, Жан-Жак? — спросила Мери.
   — Несколько лет я танцевал в профессиональном балете. Теперь я не выступаю, но стараюсь держать форму. А вы не желаете поучаствовать в нашем международном конкурсе танцев?
   — Мы можем представить Техас. — Она постучала в грудь Рэма:
   — Скажи-ка мне, шакар, когда ты учился в университете, тебе не приходилось, случайно, танцевать народные танцы?
   — Как же, как же, дорогая, конечно.
   — Отлично, — объявила она, преувеличенно замахав руками. — Рэм, Вэлком и я покажем наши танцы. Даже не так, мы научим всех вас и вместе потанцуем.
   Вэлком скосила на нее глаза и покачала головой.
   — Нет, не получится. — Мери всплеснула руками.
   — В чем дело, милая? — спросил Рэм.
   — У нас есть только джинсы, но, чтобы все было по-настоящему, нужны еще сапоги, шляпы и цветные шейные платки. Причем для всей группы.
   — Я позабочусь об этом.
   Она просияла:
   — О, Рэм, неужели?
   — Если ты хочешь, это будет.
   Она схватила его за руку и, слегка запинаясь, громко объявила:
   — Мой Рэм может все.
   Улыбаясь, Рэм записал размеры обуви и шляп у всех членов группы. Затем извинился, сказав, что отлучится на несколько минут. Но прежде чем уйти, он наклонился и прошептал ей на ухо:
   — Любимая, не пей больше, пока меня нет.
   Не пить? Хорошо, не буду.
   Она не пила. Вместо этого она танцевала: с доктором Стоктоном вальс, потом с Жан-Жаком, который был очень грациозен, хотя едва доставал ей до подбородка, потом еще с двумя, которых она не знала, но они были такие милые. Она даже вспомнила, что одного звали Джерри, он был из Джексона, Миссисипи, а другой… имя она не запомнила, но он откуда-то из Канады.
   Когда она собралась исполнить рок-н-ролл с третьим, тоже очень приятным, Вэлком схватила ее за руку:
   — Садись, золотко, ты совсем пьяная.
   Пьяная? Да я не была пьяной ни разу в жизни.
   Она уже собиралась решительно запротестовать, но тут появился Рэм. Он скользнул в кресло рядом с ней и сказал, что отдал нужные распоряжения.
   Она задумчиво смотрела на Вэлком.
   — Послушай, что я тебе скажу. — Обхватив обеими руками шею Рэма, она притянула его ухо к своему рту. — Вэлком говорит, что я пьяная. Я пьяная, Рэм?
   — Может быть, чуть-чуть. Давай выйдем на воздух.
   — Я хочу потанцевать с тобой вначале.
   — Один танец, и мы выйдем на палубу.
   Они протанцевали больше, чем один танец. Под медленный чувственный бит Мери обвила руками его шею и всем телом прижалась к нему, буквально распласталась на нем. Рэм едва слышно застонал и пробормотал что-то, чего она не могла уловить. Ее охватила приятная теплая радость. Наполненная ею до краев, она устроила голову под его подбородком и пробормотала:
   — Мне так нравится танцевать с тобой. Меня всю в этот момент пронзает током. — Вскинув глаза, она посмотрела на него. — А ты? Ты это чувствуешь тоже?
   — Да, конечно, чувствую. Но здесь так душно. Давай выйдем наверх и немного прогуляемся.
 
   Они поднялись на безлюдную прогулочную палубу, где прохладный ветерок сразу же растрепал ей волосы.
   Полная сияющая луна отражалась в воде. Снизу доносилась приглушенная музыка. Тишину нарушали только ее звуки да еще мягкие ритмические удары волн о борт парохода. Время от времени где-то вдалеке ухала сова.
   В воздухе было разлито что-то магическое. Мери казалось, что она могла даже это потрогать. Она несколько раз глубоко вздохнула и весело засмеялась.
   Я вовсе не пьяная. Чего это Рэм и Вэлком клевещут на меня? От вина мне просто стало тепло, вот и все. А еще оно дало мне возможность расслабиться и почувствовать себя свободной. Совсем свободной.
   Мери пошла дальше, покачиваясь. Рэм твердой рукой остановил ее. Еще секунда, и она бы совершила пируэт, причем прямо в бассейн.
   — Неужели ты, моя бесценная принцесса, хочешь станцевать вальс в воде? — Смеясь, он повел ее к поручням и прижал к себе.
   — Я не пьяная. — Она завертелась в его объятиях и обхватила его шею. — Мне так хорошо. — Устроив свое тело между его ног, она стала притягивать его лицо к своему, пока их носы не соприкоснулись. — Ты знаешь, что у тебя сексуальнейшие в мире глаза? Они такие голубые, что меня удивляет, как ты можешь ими что-то видеть. И сексуальнейшие в мире губы…
   Она отклонилась назад и кончиком языка обвела линию его рта. Затем пробормотала:
   — А целуешься ты тоже лучше всех в мире. — И Мери прижала свои губы к его губам, покусывая и слегка дергая зубами его мягкие усы.
   Он застонал и попытался немного отстранить ее. Неудержимо она ринулась к нему, к его широкой груди, плотно прижимаясь бедрами.
   — И у тебя сексуальнейшее в мире тело. — Она сгребла его голову и снова жадно прижала его губы к своим.
   Рэм ответил на ее страстный поцелуй, но это длилось недолго. С огромным усилием он оторвал свой рот и прижал ее голову к своему плечу, дыша в ухо и пытаясь ослабить захват ее рук.
   — Все чудесно, дорогая. Мне большого труда составляет убедить себя, что ты сейчас не ведаешь, что творишь. Но поверь, любимая, мне это очень тяжело, поэтому, прошу тебя, позволь мне уложить тебя в постель. Сейчас же.
   — Хорошо. — Она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой. — Только в чью постель, твою или мою?
   — Сегодня ты будешь спать одна, дорогая. В виде исключения.
   — Ты меня не хочешь?
   Он по-прежнему прижимал ее к себе.
   — Черт побери, Мери, я же умолял тебя выйти за меня замуж.
   — А я не хочу замуж. Я просто хочу провести с тобой ночь. Страстную чудесную ночь.
   — Этого не будет, пока ты не согласишься выйти за меня.
   Извиваясь на его груди, она пробормотала:
   — О, Рэм, я так хочу тебя. Я так возбуждена. Ты уверен, что не хочешь меня?
   — Нет.
   — Ты врешь. — Она захихикала и сунула руку ему между ног. — Я так и знала, что врешь. Ну, возьми же меня. Люби меня.
   Он застонал и убрал ее руку:
   — Дорогая, не делай этого со мной. Не сегодня. Не так.
   На лестнице послышались тяжелые шаги. На палубу кто-то вышел. Рэм пытался оторвать от себя ее пальцы. А они были очень настырные. Они уже расстегнули ему рубашку и, скользнув внутрь, начали ласкать его грудь. Он откашлялся и громко произнес:
   — Привет, Джордж.
   — О, привет, Рэм. Привет, Мери. Извините, что нарушил ваше уединение. Как дела? — Джордж дружески улыбался.
   Мери, которая продолжала исследовать голую грудь Рэма, хихикнула:
   — Ты спрашиваешь, как дела? Отвечаю: не очень хорошо. Я, как видишь, пытаюсь соблазнить Рэма, но он не поддается. Сам не хочет и другим портит удовольствие.
   Рэм схватил ее запястья одной рукой, а другой быстро застегнул рубашку. Затем поднял ее сумочку, снова откашлялся и сказал:
   — Извини нас, пожалуйста. — И потащил ее к лестнице.
   — Спокойной ночи, Джордж. Как видишь, Рэм тащит меня в постель. Наконец-то уговорила, — громко объявила она.
   — Завтра утром ты будешь себя ненавидеть, — пробормотал он, увлекая ее к каюте.
   Она молча наблюдала, как он ищет в ее сумочке ключ, затем отпирает дверь, и вдруг крепко обхватила его за шею:
   — Ты уверен, что не хочешь разделить со мной постель?
   — Не то что в этом, я в своем имени сейчас не уверен. — Он улыбнулся и убрал ее руки, поцеловав на ходу каждую кисть. Затем повернул ее и втолкнул в открытую дверь.
   Она кокетливо пролепетала:
   — Рэм, будь так добр, расстегни мне молнию, пока не ушел. Надеюсь, на это ты хотя бы способен.
   — Хорошо, милая ведьма. Давай поворачивайся.
   Сильные пальцы быстро справились с молнией. Она чувствовала, как дрожат его пальцы, касающиеся ее голой спины. Но все же он их убрал.
   Дверь тихо затворилась, и Мери осталась одна. Сбросив платье на пол, она поежилась.
   Здесь так прохладно.
   Не зажигая света — он был не нужен, в незашторенное окно светила полная луна, — она сбросила туфли, белье и ринулась в постель под теплое одеяло. Натянув его на нос, она проворчала:
   — Рэм мог бы сейчас меня согреть.
   Рэм. При мысли о нем в груди начало покалывать, а болезненное тепло внизу живота распространилось еще ниже.
   Она представила, что его тело касается ее, и пальцы на ее ногах стали рефлекторно сжиматься, она начала извиваться в постели. Это был сон наяву. Она занималась с ним любовью. Таких ночей у нее было уже много. Очень много. Опять к ней явился герой ее снов.
   И снова его губы начали сладостное путешествие по ее телу, его усы щекотали кожу, он ласкал ее своим ртом, своим теплым дыханием, пальцы касались наиболее чувствительных интимных мест. Ей стало невообразимо жарко. Она сбросила одеяло, раскинув в экстазе руки и ноги.
   Это было так реально, что она могла слышать шуршание арабских ласковых слов, когда напряженный мускул любви скользнул по ее бедрам… по ее тазу… через живот… к ее грудям.
   Мягко застонав, она наслаждалась прохладной нежностью, которая терзала и дразнила ее горячую кожу.
   Но из самой отдаленной ниши ее страсти, ее затуманенного вином сознания что-то подавало какой-то непонятный, но, несомненно, тревожный сигнал.
   Почему же он такой холодный?.. Он не может быть таким холодным.
   Холодный?
   Мери уже проснулась, окончательно проснулась, она была в этом уверена, но все еще чувствовала его. Он был на ней, и он был почему-то холодный.
   Внезапный страх — не страх даже, а ужас — пронзил ее, и она мгновенно протрезвела.
   Сердце стучало, как басовый барабан.
   Она заставила себя посмотреть и… оцепенела.
   На животе, покачиваясь из стороны в сторону, сидела большая кобра и смотрела на нее своими маленькими умными злыми глазками.

Глава 18

   Знающий слово против этого змея огню его не подвластен.
Книга Врат, Погребальный текст, пирамида Рамзеса VI

   — Дорогой, милостивый Боженька! Спаси! — Ее глаза почти вылезли из орбит. Во рту пересохло. Она задыхалась, потому что в горле застрял собственный язык.
   Мери молилась. Истово. Она не была даже католичкой, но умоляла каждого святого, имя которого смогла вспомнить, и панически рылась по сусекам памяти в поисках остальных.
   Нет, это мне снится. Это ночной кошмар… или галлюцинация. Это мне наказание за то, что так много пила. А… может быть, это чья-нибудь злая шутка? Ну прямо как из романа Агаты Кристи.
   Этого не может быть на самом деле.
   Внутри огромной волной поднималась истерика. Мери хотелось закричать, вскочить с постели. Благодарение Богу, ужас парализовал ее члены.
   Забавно, но часть ее сознания со спокойной отчужденностью и даже с каким-то нездоровым восторгом наблюдала за покачивающимся капюшоном, за тем, как поблескивает при свете луны язык рептилии. А он появлялся и исчезал в ее пасти, или как там еще это называется. По-своему это чудовище было красиво зловещей, жуткой красотой. Кожа змеи переливалась цветами побежалости, она грациозно извивалась прямо на пупке Мери.
   Руки девушки были все еще заброшены за голову. Один палец касался стены и чувствовал неровную поверхность обоев. За этой перегородкой находится Рэм, но позвать его невозможно. Она боялась даже глубоко вздохнуть.
   Думать. Надо думать. И главное — спокойствие!
   Она медленно сжала кулак и попробовала тихо постучать в стену.
   Звук был очень слабый, но кобра оживилась. Амплитуда ее качаний увеличилась. Мери окаменела. Змея успокоилась, но продолжала медленные покачивания, подняв капюшон и поигрывая языком. Мери крепко сжала губы, сдерживая крик.
   Она закрыла глаза и попыталась представить Рэма. Затем начала беззвучно взывать: