Он прыгал, кружился, застывал в причудливых позах. Это был настоящий джаз-балет. В чистом виде. Закончил он серией высоких зависающих прыжков. А после картинно упал, закрыв голову руками. К этому времени вся публика уже была на ногах. Бурные аплодисменты, крики «Браво!» — все как в настоящем театре.
   Жан-Жак встал, поднял руки над головой и сделал несколько быстрых поклонов. На мгновение погас свет, и он исчез.
   Мери и Рэм тоже стояли и хлопали вместе со всеми, когда изящный маленький француз вышел на поклоны. Наконец публика дала ему уйти и все уселись на свои места. Мери наклонилась к Рэму:
   — Ты думаешь, нам следует после этого выступать?
   Он засмеялся:
   — Я думаю, Техасу тоже есть что показать.
   У нее не было времени даже подумать, так как Рэм вытолкнул ее на площадку.
   — Дамы и господа, — начала Мери, широко улыбнувшись, — научить вас двигаться, как Жан-Жак, мы не можем, но мы собираемся показать вам, как танцуют у нас в Техасе. Возьмите свои шляпы, и начнем.
   Начали они с Рэмом, все остальные хлопали в ладоши позади них. После нескольких так-тов к ним присоединились остальные, исполняя те движения, которым их научила Мери после обеда. Движения, конечно, были несложные. Главное, не сбиваться с ритма. Все это исполнялось весело, с задором, со смехом. Успех был потрясающий.
   После поклонов все участники представления направились к большому столу, который Рэм организовал для того, чтобы отметить событие. Мери оказалась рядом с Жан-Жаком. На нем все еще были трико и туника, но дополненные ковбойскими сапогами и соломенной шляпой. Она взяла его руку и шепотом поздравила с замечательным выступлением.
   Он вспыхнул очаровательной улыбкой:
   — Merci.
   Затем низко наклонился к ее руке и поцеловал. Рэм нахмурился, взял маленького француза за локоть и отодвинул в сторону.
   — Рэм! Зачем ты так грубо обошелся с Жан-Жаком?
   — Пусть найдет себе другую девушку. Нечего ухаживать за чужими.
   Она улыбнулась:
   — Я думаю, его-то тебе опасаться нечего.
   Ей показалось, что он что-то ответил, но, прежде чем она собралась попросить его повторить свою реплику, поднялся доктор Стоктон и постучал вилкой по бокалу.
   — Друзья, я счастлив объявить, — он любяще улыбнулся Эстер, которая застенчиво опустила глаза, как молодая девушка, — что спустя тридцать лет Эстер наконец согласилась стать моей женой. Все вы приглашаетесь на свадьбу, которая состоится, как только мы оформим документы. Я не намерен откладывать это событие до приезда домой. — Его лицо просияло, он сел рядом со своей невестой и нежно поцеловал ее руку.
   На глаза Мери навернулись слезы. Ее поздравления влились в хор добрых пожеланий, которые посыпались со всех сторон. Рэм приказал подать шампанское, и вскоре все говорили только о свадьбе.
   — Я так счастлива за вас. Ваше терпение вознаграждено, это чудесно, — сказала Мери, танцуя несколько позже с доктором Стоктоном.
   — Да. Я все еще не верю, что это случилось. Надеюсь вы, моя дорогая, не заставите ждать вашего друга тридцать лет?
   Всю сложность ее ситуации объяснить этому доброму пожилому джентльмену было очень трудно. Вернее, невозможно. Она только улыбнулась:
   — Посмотрим.
   Как только Мери удалось сесть, она тут же осмотрелась, ища глазами Вэлком, и увидела ее за столом в компании Уолтера Раша и лысого итальянца. Все были заняты разговорами и едой — самое удобное время провести экскурсию в каюту 316. Встретившись с Вэлком взглядом, она показала головой на дверь.
   Затем встала и сказала Рэму:
   — Пропусти меня, пожалуйста.
   Рэм вскочил на ноги и схватил ее за руку.
   — Куда ты собираешься?
   — В уборную. Дамскую, если ты не возражаешь.
   — Я пойду с тобой.
   Мери оторопело посмотрела на него:
   — О Боже мой! Ты собираешься пойти со мной в дамскую уборную?
   Рэм широко улыбнулся:
   — Я только провожу тебя до дверей.
   Мери вздохнула:
   — Честное слово, Рэм, мне кажется, ты немножко больной. Отвали.
   — Я не понял, это что, пункт номер два?
   — Да, да, номер два! — Она отступила на шаг. — Чтобы ты не особенно переживал, я возьму с собой Вэлком. Мы скоро вернемся.
   Он поцеловал ее быстренько в щеку и прошептал:
   — Я буду скучать без тебя, любовь моя.
 
   Когда Мери подошла, Вэлком уже встала и разговаривала с несколькими женщинами.
   — Не сходить ли нам в туалет? — проговорила она, понизив голос.
   Нонна тут же спохватилась:
   — Я тоже. Эстер, ты не желаешь припудрить свой нос?
   В результате они пошли вчетвером. У двери дамского туалета Мери воскликнула:
   — Ой… я вспомнила, мне ведь нужно в свою каюту, взять там кое-что. Вэлком, не хочешь пойти со мной?
   — Конечно.
   Они извинились перед Нонной и Эстер и, как только две дамы закрыли за собой дверь, быстро направились к лестнице, ведущей на третью палубу.
 
   Мери уже вставила ключ в замочную скважину, когда Вэлком, которая стояла позади нее, тихо произнесла:
   — Может быть, не надо?
   — Надо. — Дверь отворилась. — Входи.
   Она втащила Вэлком внутрь, быстро закрыла дверь и включила свет.
   — Боже, какая здесь вонь.
   — Осторожно, здесь ковер мокрый. И давай поторапливаться. Я посмотрю вот эту тумбочку и под матрасом. Ты займись стенным шкафом. И когда будешь открывать, прикасайся через край рубахи. Мы не должны оставлять отпечатки пальцев.
   Мери только успела вытащить ящик тумбочки, как услышала странный шум. Она глянула через плечо и увидела, что Вэлком с застывшим взглядом прижалась спиной к стене рядом со стенным шкафом.
   — Что случилось?
   Вэлком открывала рот, но никаких звуков оттуда не раздавалось.
   Мери поспешила к ней:
   — Вэлком, в чем дело?
   — Шкаф, — прохрипела она.
   — Что там, в шкафу?
   — Не открывай дверь.
   — О, не будь глупой. — Мери схватила ручку и распахнула стенной шкаф.
   Оттуда, как подрубленное дерево, выпал человек.
   Мери вскрикнула, отскочила назад и схватилась за Вэлком мертвой хваткой.
   — Что это. Вэлком?
   — Я говорила тебе, не надо открывать.

Глава 22

   Сокровенные покои открывай молча.
   Для осмелившегося произнести хоть слово приготовлен острый кинжал…
Наставление Ка-Гемни, 1990 — 1780 гг. до Рождества Христова

   Мери и Вэлком в ужасе смотрели на человека, который лежал перед ними, зарывшись носом в ковер.
   — Он… он… мертвый? — произнесла заикаясь Мери.
   — Мертвее его, наверное, только Тутанхамон.
   Мери в панике, ломая руки и восклицая, кругами забегала по комнате.
   — О боже мой! О боже мой!
   Вэлком схватила ее за плечи:
   — Сейчас не время закатывать истерики. Отсюда надо уходить. Немедленно.
   — Подожди. — Она схватила Вэлком за руку, не отрывая взгляда от тела на ковре. — Но ведь, если он мертвый, то уже не может сделать нам что-то плохое, не так ли? — Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. — Давай поищем пленки.
   — Пленки? — Голос Вэлком возвысился на две октавы. — К черту пленки. Они, возможно, на дне Нила. Он нам, конечно, ничего плохого сделать уже не может. В этом ты права. Но тот, кто его убил, может. Еще как может.
   — Он что, убит?
   — Нет, прилег отдохнуть в шкафу и внезапно окочурился. Ты что, не видишь, что у него нож из груди торчит?
   — О… Боже… мой!
   Вэлком схватила руку Мери:
   — Давай удирать.
   — Да нет же, черт подери. Мы все равно здесь, так давай потратим еще две минуты и поищем пленки. А потом позовем капитана.
   — Позовем капитана, говоришь? И что же мы ему скажем? А? Ты что, спятила? Здесь сейчас же появится полиция, и нас, скорее всего, посадят в тюрьму. И Техас мы увидим — если увидим — к старости.
   — Дерьмо-о-о-о!
   — Так что, золотко, никакого капитана мы звать сюда не будем.
   Мери не могла оторвать испуганного взгляда от мертвого тела.
   — А кто он?
   — Откуда я знаю? Мы даже лица его не видели.
   — Я думаю, нам нужно попытаться это узнать.
   — Как?
   — Очень просто: для начала перевернуть его.
   — Да ты что! Я не прикоснусь к нему ни за какие деньги.
   — О, Вэлком, не будь такой трусихой. Он мертв, и сейчас его нечего бояться. Господи, мы же видели столько мумий, пока ездили по Египту.
   — Мумии одно дело, но этот парень, мне кажется, выглядит несколько посвежее.
   — Ладно, не будем терять времени. Помоги мне. — Мери присела на корточки рядом с трупом и потянула его за плечо.
   Вэлком застонала:
   — О Господи, чего только не сделаешь ради дружбы.
   Вдвоем, кряхтя и пыхтя, они перевернули его на спину. Это был, без всякого сомнения, египтянин, и еще меньше сомнений было в том, что он мертв. Нож был загнан в грудь по рукоятку.
   — Ты узнаешь его? — спросила Мери.
   — Кажется, видела. Он крутился рядом с тем парнем из Александрии, Мухаммедом.
   — Его зовут Мухаммед?
   — Да нет же, это того парня из Александрии звали Мухаммед. А кто этот, я, золотко, не знаю и знать не хочу. Теперь давай уходить отсюда.
   — Обожди, я поищу пленки.
   — Ну так давай искать.
   В стенном шкафу, кроме тела, была еще только подушка. Тумбочка оказалась пуста. Поиски под матрасом тоже ни к чему не привели.
   — Ну, а теперь мы можем наконец идти? — спросила Вэлком, осторожно обходя тело. — Я уже на грани нервного срыва.
   — А ты не считаешь, что мы должны поставить его обратно?
   — Кого поставить обратно?
   — Ну, этого парня на полу.
   У Вэлком расширились глаза.
   — У тебя еще есть силы шутить.
   — Понимаешь, если кто-нибудь откроет дверь, его заметят.
   — А ты считаешь, в стенном шкафу его не заметят?
   — Там он, по крайней мере, не так будет бросаться в глаза. Мы должны все восстановить в прежнем виде.
   — О Господи! — простонала Вэлком.
   Они все же затащили тело обратно в шкаф, прислонили лбом к стене и быстро захлопнули дверь, пока оно не выпало снова.
   — Ой, — вскрикнула Мери.
   — Что еще?
   — Мы поставили его не той стороной.
   — Даже не думай об этом. — Вэлком заметалась по каюте, вытирая все краем своей рубахи.
   — Что ты делаешь? — спросила Мери.
   — Отпечатки пальцев. Ты что, забыла?
   — Но ты же уничтожаешь и отпечатки убийцы.
   Вэлком пристально посмотрела на нее:
   — Довольно мудро. Тогда давай отсюда выметаться.
   Кто из них трясся больше, когда они бегом бежали по коридору, Мери не знала.
   — Помни, — предупредила она Вэлком, — когда мы вернемся, веди себя так, будто ничего не случилось.
   — Как уж получится, — проворчала Вэлком.
   — Ты же не хочешь лучшие годы жизни провести в египетской кутузке. Смотрела «Сфинкс»? — Мери поежилась. — Ужасный фильм. Там стража…
   — Я не желаю ничего об этом слышать. Буду естественной до отвращения, не беспокойся. Так что никто ничего не заподозрит.
 
   Мери скользнула в свое кресло рядом с Рэмом.
   — Тебя так долго не было, что я уже начал беспокоиться, — сказал Рэм.
   Она посмотрела на часы. Неужели мы ходили всего двадцать минут? А мне показалось, что прошло двадцать часов. Или дней.
   — Извини. Непредвиденные обстоятельства.
   — Какие?
   — Хм… мы… хм… У Вэлком порвалась бретелька на бюстгальтере. Пришлось зашивать.
   — Понятно.
   — Я хочу чего-нибудь выпить, — капризно проговорила Мери.
   Рэм поднял руку.
   — А что бы ты хотела? — спросил он, когда подошел официант.
   — Скотч со льдом. Двойной. Нет, лучше тройной.
   — Дама желает бокал вина.
   — Скотч, черт побери! Тройной.
   Рэм пожал плечами, затем кивнул официанту.
   — Что случилось? Ты ведешь себя как-то странно. Что тебя тревожит? — спросил он, когда официант удалился.
   — Ничего, — прохрипела она и откашлялась. — Все в порядке.
   Официант подал бокал. Одним глотком она опустошила его наполовину. Рэм нахмурился:
   — Любовь моя, я…
   Она схватила его за руку:
   — Давай потанцуем. — И допила остатки скотча.
   Звучал чудный кантри-свинг с компакт-диска, который Рэм еще раньше передал диск-жокею.
   О мертвом в стенном шкафу каюты 316 Мери старалась не думать. Его не существует, вот и все. Она смеялась, танцевала, заказывала скотч еще. Только не могла припомнить, пила ли. Пила, наверное, потому что никакой тревоги не ощущала.
   На десятом танце нога Мери подвернулась, и она повисла на Рэме.
   — Дорогая, уже первый час, и ты совсем измучилась. Давай уложим тебя в постель.
   — Я пока не готова идти в постель. Еще рано. Пойдем погуляем, и ты заарканишь для меня пару звездочек в небе. Ты, ковбой. — Она зарылась лицом в его джинсовую рубашку. — Я уже говорила, что мне нравится, как ты одет? Выглядишь как настоящий техасец.
   — А я и есть настоящий. Наполовину, по крайней мере.
   — Это верно. Я почти забыла. Ты ведь рассказывал, что твоя мама из Далласа. Я вот думаю, не знакома ли она с моей мамой. — Она почесала свой нос, который как-то странно онемел.
   — Давай выйдем на воздух.
   На прогулочной палубе не было ни души. Они бросили свои шляпы на палубные кресла и подошли к поручням. Пароход медленно скользил по древним темным водам. Ветерок взлохматил перья на жилетке Мери и влажные волосы на голове.
   Рэм откинулся на поручни и прижал ее спину к груди. Странное чувство дежа вю снова поднялось из глубины ее подсознания, когда она уютно устроилась в его крепких руках и посмотрела на звезды, сияющие в тихом ночном небе. Было ощущение, что они уже стояли вот так с Рэмом бессчетное число ночей. Если бы Мери верила в реинкарнацию, как ее отец, она бы могла поклясться, что они провели вместе всю жизнь вот под этими небесами.
   Она поделилась своими чувствами с Рэмом.
   — Но мы на самом деле провели всю жизнь вместе, — прошептал он ей на ухо. — Ты душа моя… моя единственная большая любовь, на веки вечные. Помни это.
   Опять начинаю понемножечку сходить с ума.
   Нет, это все скотч. Это все действие стресса после того, как мы нашли тело.
   Его язык начал ласкать ее шею, и она автоматически наклонила голову, подставляя ее для ласк. Затем губы Рэма перешли на ее обнаженные плечи, а правая рука скользнула на грудь.
   Горя желанием поцеловать его, коснуться его, она выпрямилась и повернулась к нему лицом. В это время его левая рука скользнула вниз, и он плотно прижал ее бедра к своим.
   Ее спина выгнулась дугой, рот сделался совсем слабым, безвольным, и она начала ловить им воздух. Ее пальцы накрыли ласкающую руку Рэма. Она тихо постанывала под этими ласками.
   — О Господи, женщина, я люблю тебя, — бормотал Рэм, покрывая ее лицо поцелуями. — Обещай, что ты выйдешь за меня замуж. Обещай.
   Господи, если бы она могла сейчас думать! Нет, сейчас она могла только чувствовать. Первобытная страсть захватила ее и заставила воспарить к небу.
   Он остановил свои ласки и плотно прижал ее к себе.
   — Ты выйдешь за меня замуж? — Голос у него был твердый, настойчивый. Он ждал ответа.
   В тишине эхом отдавалось только их неровное дыхание да еще плеск волн о борт парохода.
   — Ты выйдешь за меня замуж? — снова спросил он.
   — Рэм, не говори о браке. Делай со мной что хочешь, люби меня, — взмолилась она. — Но о браке не говори. Разве ты не видишь, что я и так твоя?
   Он спросил в третий раз:
   — Так ты выйдешь за меня замуж?
   Ответом была тишина.
   На берегу вскрикнула птица, а затем, расправив крылья, поднялась и перелетела над пароходом на другой берег.
   Он глубоко вздохнул, отпустил ее и отступил назад. Затем протянул руку:
   — Пойдем наденем купальные костюмы. Я обещал тебе купание при луне.
   — Рэм! Ты не должен обижаться. Разве ты не видишь, как мне плохо от того, что я вынуждена тебе отказывать. Не обижайся. Пожалуйста.
   — Тебе следует знать, что мне еще хуже, любовь моя. Но не в этом дело. Ты должна дать обещание выйти за меня замуж. Я не согласен ни на что другое. Судьбе не надо сопротивляться. Скажи «да».
   Слезы наполнили ее глаза.
   — Рэм, ты должен понять. Есть по крайней мере сотня причин, по которым я не могу выйти за тебя замуж.
   — И все они перекрываются лишь одним важным доводом: ты должна. — Она уныло понурила голову. Он приподнял ее подбородок и мягко коснулся губами ее губ. — Давай, шакар, пойдем переоденемся. Нам обоим нужно освежиться.
   Они прошли в молчании по коридору и остановились перед ее дверью. Мери вытащила из кармана ключ и повернулась к Рэму:
   — Мне… мне расхотелось купаться. Зайди, пожалуйста, ко мне. Я… я хочу тебя.
   Ей было очень нужно, чтобы он вошел. Она боялась оставаться одной, но рассказать ему все она не осмеливалась.
   — Ты выйдешь за меня?
   — Рэм, я не могу. Это невозможно. Но я не хочу спать одна. Ты мог бы…
   Он прикрыл ей рот двумя пальцами и медленно покачал головой:
   — Не сегодня, любовь моя.
   Мери открыла дверь, скользнула внутрь и осторожно закрыла ее за собой. С минуту она стояла в темноте, не отпуская ручку.
   Времени остается все меньше и меньше. Еще несколько дней, и все. Она уедет. Мери отгоняла от себя прочь мысль о том, что она никогда больше не увидит Рэма, но та лезла ей в лицо, как назойливая муха.
   Ее рука нащупала на стене выключатель. Свет не зажегся. Наверное, лампочка перегорела.
   Ветерок приподнял край шторы, и в слабом лунном свете она увидела силуэт.
   Мери застыла.
   Страх проник во все ее поры.

Глава 23

   О, как это прекрасно — быть с тобой у этого пруда,
   Поросшего лотосом,
   И подчиняться твоим желаниям…
   Прыгнуть в воду
   И плавать обнаженной перед тобой…
Из песен Нового Царства, 1550 — 1080 гг. до Рождества Христова

   Рэм стоял у двери каюты Мери. Руки он держал в карманах джинсов — для надежности, чтобы не поддаться искушению постучать. Чтобы сдержаться, ему потребовалось собрать в кулак всю свою волю.
   Прошлая ночь была всего лишь началом. Надо перенести страшный голод, который сводил судорогой низ живота. Сегодня, когда они стояли на палубе, он знал, что если позволит себе расслабиться, то потеряет все. Какие доводы нужны еще, чтобы убедить ее?
   Этот ее взгляд, когда она умоляла его войти, вконец расстроил Рэма. Как ему хотелось взять ее на руки и насладиться этой дивной женщиной, вдохнуть аромат ее божественного тела.
   Рэма убивало ее упорное нежелание стать его женой, оно ранило его душу. Ведь он любил ее за пределами разумного. Их свела судьба, и они должны быть вместе. Надо сделать так, чтобы она поняла. Надо.
   Шум в каюте Мери прервал его размышления. Оттуда донесся слабый вскрик, а потом глухой звук, как будто что-то упало.
   Рэм громко позвал ее, она не откликалась. Он начал с нечеловеческой силой бить плечом в тяжелую дверь. Вскоре она затрещала и выломалась.
   В неестественной позе, сгорбившись, на полу лежала Мери.
 
   Мери открыла глаза и пару раз моргнула, пытаясь понять, что происходит. Где она? Ее память ничего не подсказывала. Она снова моргнула. В комнате была зажжена только одна лампа, и то где-то в дальнем углу. Она лежала в большой мягкой постели под великолепным балдахином из голубого шелка. Пододеяльник был из того же материала.
   Как она сюда попала? Закрыв глаза, Мери попыталась заставить себя думать. И сразу вспомнила. Открытое окно! Кто-то был в ее каюте. Господи, ее похитили! И тут же сердце ее бешено застучало, во рту пересохло — в общем, знакомые симптомы. Но ей удалось довольно быстро успокоить себя. Нет, это не похищение. Она смутно помнит лица Рэма и Вэлком уже после силуэта. Мери попыталась сесть, но что-то держало ее ноги.
   Она осторожно подняла голову и увидела Рэма, все еще одетого в джинсы и мятую рубашку. Он лежал поперек кровати, обняв одной рукой ее ноги. И крепко спал.
   Стараясь его не потревожить, она стала подтягивать ноги.
   Глаза Рэма немедленно раскрылись, и он вскочил:
   — Тебе нельзя двигаться. Лежи. Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? — Он наклонился, всматриваясь в ее лицо. Глаза были усталые, грустные.
   — Я чувствую себя прекрасно, — ответила она тихо, касаясь пальцами его щеки. — А вот ты выглядишь что-то неважно. Очень усталый вид. Где мы? Что случилось? Как это оказалось, что мы не на пароходе? Ты знаешь, последнее, что я помню, — это открытое окно и то, что свет в каюте не зажигался. Все остальное в тумане.
   — В каюте тебя кто-то ждал. Насколько я понял, дело выглядело так: он привязал веревку к поручню на прогулочной палубе, спустился по ней к твоему окну и разбил его. Потом он ударил тебя, и ты потеряла сознание.
   Она ощупала пальцами голову и обнаружила небольшую шишку.
   — Хорошо, что я твердоголовая.
   Рэм нахмурился:
   — Это совсем не смешно. Просто чудо, что он тебя не убил. И все из-за меня. Я должен был тебя защищать. Господи, я чувствую себя полным идиотом. Мне не следовало оставлять тебя одну. Любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?
   И действительно, он выглядел очень расстроенным.
   — Тут и прощать-то нечего. Как ты мог знать? — Она подалась к нему и поморщилась. Снова потрогала голову. — А что там у меня, сильно разбита голова?
   — Да вроде бы не очень. Могло быть гораздо хуже. Скорее всего, он ударил тебя фонарем. Мы нашли его у окна. Возможно, он просто хотел испугать тебя, или рука сорвалась.
   — Теперь я вспомнила. Я увидела его силуэт у окна и сразу же поняла, что он залез в окно по веревке, поскольку… — Она чуть не зажала рот рукой. Рэм сойдет с ума, если узнает, что мы делали с Вэлком.
   — Поскольку что?
   — Не имеет значения.
   — Поскольку что, Мери?
   — Поскольку… хм… поскольку дверь охранялась. Ну так вот, он направил свет прямо мне в глаза, а затем подошел. Благодарение небесам за мою быструю реакцию и уроки карате. Но мне кажется, я действовала не очень быстро. Ему удалось меня ударить. Но если бы свет не ослепил меня, я бы сделала этого подонка.
   — Не надо хорохориться, Мери. Это была серьезная опасность. Я прошел через ад.
   Она коснулась его щеки:
   — Извини. Но совершенно очевидно, что он не хотел меня убивать. Я думаю, он ударил меня от испуга.
   — Наверное, это я его испугал, когда вломился в дверь.
   — Ты взломал дверь?
   — Да. И почти обезумел, когда увидел тебя, лежащую на полу. Слава Богу, итальянец, который ухаживает за Вэлком, оказался врачом. Он сразу же осмотрел тебя и не нашел причин для серьезного беспокойства, но я вызвал по радио вертолет и отвез тебя в больницу в Луксоре, чтобы там сделали рентген. Признаков сотрясения мозга нет, так что они провели только успокаивающую терапию, а после этого я перевез тебя сюда.
   — Куда это сюда?
   — Это моя вилла. Мы в пригороде Луксора.
   Она попыталась сесть.
   — И как давно я здесь? Вэлком, наверное, сходит с ума.
   — Шшш. — Он подложил ей под спину подушку и приласкал лоб губами. — Тебе не следует делать резких движений. По крайней мере, пока. — Он посмотрел на часы. — Сейчас десять часов утра. Я связался с пароходом и сообщил Вэлком, что с тобой все в порядке. Марк присмотрит за ней. Они причалят в Луксоре сегодня после полудня, и он проводит ее в отель. Тебе что сейчас подать, кофе или сразу полный завтрак?
   — Завтрак, конечно. Но мне нужно вначале освежиться.
   Рэм наклонился, чтобы взять ее вместе с одеялом. Она попыталась вывернуться:
   — Я могу пройти в ванную сама.
   — Не смеши меня. — Он решительно поднял ее и понес к арочным дверям.
   — Рэм.
   — Да, любовь моя.
   — По-моему, я голая.
   Он вздохнул:
   — Я знаю. Поверь мне, я знаю. Это становится у нас уже доброй традицией: утром ты просыпаешься, и без одежды. — Он улыбнулся и поставил ее на ковер. — Но если ты беспокоишься обо мне, то напрасно. Мне это абсолютно не мешает.
   Он показал ей, где что лежит из туалетных принадлежностей, и, убедившись, что с умыванием она может справиться сама, пошел распорядиться насчет завтрака.
 
   Как только дверь закрылась, Мери осмотрелась. Это было что-то совершенно невиданное. Как в кино. Она провела пальцами по гладкой поверхности огромной мраморной полки с глубокими нишами. Мрамор был такого же нежного песочного цвета, как и ковер, в котором утопали ее пальцы. Вся арматура и все аксессуары сияли золотом и хрусталем.
   Огромное зеркало — метра три, если не больше — в резной золоченой раме. Кресло перед туалетным столиком было обито веселым муаром арбузной расцветки. Точно такими же были и стены. На мраморной полке среди флаконов и коробочек красного дерева стояла хрустальная ваза с розами.
   Еще на полке стояли изящные золотые подсвечники. Но это, видимо, для вечера. Сейчас же комната освещалась дневным светом, проникающим через застекленный потолок. В каждом ее углу стояли в горшках какие-то незнакомые цветы с густой листвой. Мери с трудом удалось выполнить обычные утренние ритуальные действия, так она была поражена красотой и богатством этой комнаты. Если здесь такая ванная, то что же тогда ожидать от других комнат? Надо будет позже осмотреть весь дом. Мери почистила зубы и попыталась навести кое-какой порядок в спутанных волосах. Затем завернулась в большое купальное полотенце и поискала душ или ванну.