Страница:
Мери засмеялась:
— Ты недалека от истины. Я грязная, как тысяча чертей, но очень довольная. Но прежде всего, конечно, надо помыться.
— Я тоже так думаю. Сегодня вечером мы приглашены на ужин в посольство. Тебя это интересует?
— Нет. У меня свидание. — Мери направилась в ванную, по пути сбрасывая одежду.
— С кем? Неужели этому Ромео все же удалось преодолеть твое упрямство?
— Прежде всего ванна, а все рассказы потом. Ты пока сооруди чего-нибудь выпить.
— Кстати, я навела сегодня о нем справки, вернее, попросила это сделать Филиппа.
— Ну и что он выяснил?
— Прежде всего ванна, а все рассказы потом, — улыбнулась в ответ ее рыжеволосая подруга.
Мери вымылась, вытерла волосы, высушила их и влезла в длинный голубой халат из мягкой махровой ткани.
— Ну рассказывай. — Вэлком передала ей бокал.
— Ты первая.
— На самом деле узнать удалось не так уж много. Я выяснила, что он очень богат и имеет в обществе солидный вес. Он из уважаемой семьи и… никогда не был женат. И никогда за ним не замечали, чтобы он сходил с ума по какой-нибудь женщине так, как сейчас по тебе. Обычно бывало наоборот. Многие матери мечтают выдать за него своих дочерей. У тебя свидание с ним?
Мери кивнула и дала Вэлком отредактированный отчет о ее дневном времяпрепровождении.
— Ты не поверишь, но последнее, что он пытался мне подарить, был белый «мерседес».
— Дорогая, я думаю, тебе лучше заграбастать этого парня, пока он не передумал.
— О, Вэлком, мы с ним из различных миров. Он египтянин, аристократ, а я обычная девушка из Техаса. Это для него просто развлечение, полет фантазии, каприз. От всей этой истории останутся только приятные воспоминания, и ничего больше. Я не вижу, чтобы это зашло куда-то далеко.
— А ты можешь вообразить его, держащим жареную баранину руками?
Мери вспомнила, как они ели ножки кентукийских жареных цыплят, и улыбнулась:
— Пожалуй, да. Но это абсолютно ничего не значит. Утром мы улетаем в Асуан, и я его никогда больше не увижу.
Вэлком пожала плечами:
— Может быть… но я не стала бы на это спорить. Теперь мне нужно одеваться. Не забудь, что завтра нам нужно рано быть в аэропорту. Филипп сказал, что он заедет за нами в шесть тридцать. У нас рейс в восемь.
Глава 7
Мир был наполнен запахом каких-то цветов… Нет, цветов там не было — были пыль и… песок. Теплый песок.
Мери проснулась и потянулась в постели, лениво и грациозно, как кошка. Потом медленно села, подтянув колени к груди.
Эта земля обладает какой-то магией. Чудеса здесь творятся, да и только. Мери прошагала в ванную, умылась, почистила зубы. Одевалась она обычно быстро. Редко когда это занимало у нее больше нескольких минут. Сейчас же она возилась необычно долго, решая, какое платье выбрать для ужина с Рэмом. Она остановилась на костюме из переливающегося велюра дымчатого цвета, это как раз соответствовало ее настроению. Он был достаточно теплым и одновременно мягким, приятно ласкающим кожу.
Она машинально дотронулась до сокола, лежащего в коробочке с ювелирными украшениями, и задумалась. Затем все-таки взяла его в ладонь. Он был теплым. Мери потрогала пальцем другие ювелирные украшения. Они все были прохладными — ведь в спальне работал кондиционер. А кулон тихонько гудел, генерируя тепло, как будто золото и камни жили какой-то своей внутренней жизнью, как будто сокол был живой.
— Что за чертовщина? — пробормотала она, надевая цепочку на шею.
Неожиданно она почувствовала себя свободной — Мери даже и не пыталась понять, отчего, — и решительно добавила к кулону сережки и браслет, которые ей подарил Рэм. За время, пока она спала, на столе появилась шикарная коробка с духами, а к ней записка: «Чтобы тебе хватило этого на тысячу и одну ночь… и даже больше. С любовью Рэм».
На всякий случай Мери решила взять с собой и тонкий кашемировый платок с приглушенным узором из голубых и кремовых роз. Наконец, собравшись, с сумочкой в руке, она уже направилась к двери, когда кто-то постучал.
Положив платок с сумочкой на стул, она открыла дверь. Рэм. Несколько мгновений они стояли неподвижно, разглядывая друг друга.
Он был одет безупречно — темно-серый костюм, подчеркивающий его широкие плечи и грудь, кожаные туфли, начищенные до идеального блеска. Шелковая рубашка и галстук были того же самого оттенка, что и глаза, которые восторженно смотрели на нее.
— Ты выглядишь прекрасно, — наконец произнес он. Глаза его задержались на соколе и потеплели. — Прекрасно. — Он поднес ее руку к губам, потерся носом о запястье и вдохнул в себя ее аромат. — И пахнешь… просто восхитительно.
— Спасибо за духи. Мне они нравятся.
— Я очень рад.
Сжав обе ее руки, он поднес их ко рту и нежно поцеловал — сначала одну, потом другую. Она снова оказалась во власти его гипнотических глаз. Ей казалось, что она слышит звуки флейты заклинателя змей, она даже чувствовала, что начинает покачиваться в такт этой мелодии.
В коридоре кто-то рассмеялся, и это вернуло Мери к действительности. Она освободила руки и, глубоко вздохнув, наклонилась и взяла платок с сумочкой.
Будь осторожна, будь осторожна. Ведь это все мимолетно. Перед тобой сейчас принц из волшебной сказки. Это чудесно, восхитительно, но все равно скоро пройдет, как проходит любой сон, кончится, как кончается любая сказка. Завтра меня уже здесь не будет, вот и все. Так что наслаждайся сегодняшним днем.
— Пошли? — спросила она, передавая ему свой платок.
Он пощупал легкую ткань:
— Он очень симпатичен, но нет ли у тебя чего-нибудь потеплее? Мы отправляемся на шоу у пирамид, а в пустыне вечером довольно холодно.
Она покачала головой:
— Это самая теплая вещь, какая у меня есть, если только… Я могла бы надеть ветровку, но, думаю, она тоже недостаточно теплая. Мне и в голову не могло прийти, когда я собиралась, что в Египте может быть холодно. — Она стала вспоминать, есть ли что-нибудь теплое у Вэлком. — О, я знаю. Я возьму покрывало из спальни. Будем считать, что это футбольный матч.
— У меня есть идея получше. — Рэм вышел за дверь и возвратился с большой белой коробкой. — Я привез это с собой, на всякий случай — вдруг оно понадобится тебе сегодня вечером. — Он протянул ей коробку.
Что на сей раз придумал этот сумасшедший? Мери боялась открыть коробку, но все же пересилила себя и открыла. Закутанная в тонкую прозрачную ткань, там лежала длинная норковая шуба.
Он вытащил ее и набросил ей на плечи:
— Вот в ней тебе действительно будет тепло.
— Рэмсон Габри! — выпалила она в сердцах. — Я не буду принимать больше от тебя никаких подарков. Не могу. — Она сбросила шубу ему на руки. — Я возьму покрывало.
Он остановил ее, поймав за руки:
— Шуба теплее, чем покрывало, и очень идет к твоим волосам. — Он подвел ее к зеркалу на стене и снова набросил шубу на плечи. При этом его лицо на мгновение оказалось совсем близко от ее лица, и он коснулся щекой ее щеки. — Посмотри, как хорошо тебе в ней. В любом случае, на этой шубе стоит твое имя, значит, она твоя. — Он развернул шубу, чтобы показать ей монограмму, оттиснутую на кремовой подкладке.
— Мой отец пришел бы в ужас, если бы узнал, что я ношу вещь из шкурок невинных животных.
Он поморщился:
— А вот это мне в голову не пришло. Но сейчас уж ничего не исправишь. Дело сделано.
— Я понимаю. — Ее пальцы нежно прошлись по великолепному меху.
Он притянул ее к себе и заключил в объятия. Их взгляды встретились в зеркале.
— Шуба твоя, — улыбнулся Рэм.
Она покачала головой:
— Как я могу ее принять? Моя мама непременно захочет узнать, каким образом она попала ко мне.
— О реакциях твоих родителей я уже наслышан. А как насчет твоего собственного мнения?
— Честно говоря, сама не знаю. Вернее, знаю только одно: ты хочешь от меня чего-то, что я не готова тебе дать.
— Можешь мне не верить, но я подарил бы тебе сотни таких вещей, только бы увидеть улыбку на твоем лице и любоваться тем, как вспыхивают радостью твои прекрасные глаза. — Слегка отстранив ее от себя, он жадно впился взглядом в ее лицо. — Ты еще пока ничего не понимаешь. Но я наконец нашел тебя и настолько счастлив, что готов положить к твоим ногам весь мир, подарить тебе самые прекрасные вещи, какие только есть, чтобы тебе было радостно, чтобы услышать твой смех. Египетские мужчины любят дарить своим дамам подарки, это доставляет нам большое удовольствие. Нам нравится быть щедрыми. Если бы я мог управлять ветром и морем, они тоже были бы твоими.
Улыбка осветила ее лицо.
— Правда?
— Правда.
Они тихо стояли, забыв на некоторое время обо всем на свете, и небо его глаз смешивалось с морем ее. Для Мери сейчас ничего не существовало в мире — только он. Даже воздух, которым она дышала, был наполнен им.
Она приоткрыла губы. А он продолжал на нее смотреть. Руки еще крепче сомкнулись вокруг ее запястий, и рот начал медленно двигаться к ее рту. Она жаждала этого поцелуя, в его объятиях ей было так хорошо, однако, с трудом восстановив над собой контроль, она слегка подалась назад. Почти незаметно, неощутимо. Он тут же освободил ее:
— Нам нужно идти, а то опоздаем.
Внизу он усадил ее в черный спортивный автомобиль, и они поехали. Прибыв к воротам, Рэм предъявил билеты у входа и повел Мери к трибунам под открытым небом. Почти все места были заняты, но он подвел ее к первому ряду и кивнул двум мужчинам. Они мгновенно вскочили, освободив места.
Мери пришлось почти сразу же поднять воротник своей шубы. Из темной пустыни дул холодный ветер, и она почувствовала себя немножко виноватой, что так категорически отказывалась принять подарок.
— Я никогда не предполагала, что в это время года здесь может быть так холодно. А в шубе мне хорошо. Очень уютно.
Он улыбнулся и подмигнул, а затем передал ей пару отороченных мехом рукавичек, которые вынул из кармана своего плаща.
— А в кармане твоей шубы есть шарф, если понадобится.
— Надо же, как ты все предусмотрел.
— Кажется, не все. — Он помрачнел, взглянув на ее ноги в тонких чулках и легких лодочках. Затем, несмотря на протесты, снял свой плащ и обвернул им ее ноги.
— Теперь тепло?
Она кивнула. Ни один мужчина никогда не вел себя с ней подобным образом. Мери не знала, как реагировать. Обычно она сразу же давала мужчинам понять, что может сама позаботиться о себе. И они принимали это.
— Но теперь будет холодно тебе.
— Не думаю, — пробормотал он, садясь рядом с ней. — Я весь горю.
Сердце Мери встрепенулось от этих слов, но, прежде чем она смогла что-то ответить, из динамиков что-то пробубнил громкий голос, и луч прожектора осветил сфинкса. Неожиданно это древнее таинственное существо заговорило.
Оно начало рассказывать о путешественниках, которые здесь побывали, и о том, что ему довелось увидеть за все эти годы. Это было захватывающее представление. С помощью звуковых и световых эффектов постановщику удалось добиться необыкновенного ощущения присутствия. Зрители были перенесены в далекие времена правления фараонов. Мери была так захвачена этой сагой, что, когда последний звук эхом разнесся по пустыне и стали тускнеть огни, она обнаружила, что вцепилась в руку Рэма, а его рука покоится на ее руке. Она повернула голову и увидела, что он смотрит на нее.
— Не делай этого, — сказала она, убирая свою руку.
— Чего?
— Не надо так смотреть на меня, как будто собираешься просверлить насквозь. Это меня пугает.
Он усмехнулся:
— Извини. Тебе понравилось представление?
— Очень. Это был настоящий спектакль. Спасибо, что привел меня сюда. — Она сняла шубу, чтобы отряхнуть песок. — Ой, посмотри, что с ней стало.
— А вот об этом беспокоиться не надо. Давай лучше обсудим, как проведем остаток сегодняшнего вечера. Можно сразу отправиться ужинать, а можно вначале проехаться в город или поездить по пустыне. Что бы ты хотела?
— Ужин, и как можно скорее. Я очень голодна.
— Предпочитаешь снова «Аль Рубайят» или какое-нибудь другое место?
— «Аль Рубайят», наверное. Потом, мне кажется, ты говорил, что там какое-то интересное шоу после ужина.
Они сели за тот же самый столик. В течение всего ужина Рэм смешил ее рассказами о своей семье, особенно о двух младших сестрах. Например, как его младшая сестра Азиза привела в спальню свою любимую козочку, а той понравилось кружевное покрывало на постели, и она начала его с аппетитом жевать. Рэму пришлось много потрудиться, чтобы выпроводить это прожорливое существо из спальни, а потом помочь Азизе скрыть происшествие от матери. У них, похоже, милая семья. Мери было трудно представить этого жизнерадостного человека, сидящего сейчас перед ней, маленьким мальчиком, на котором другая сестра, Сюзанна, училась делать перевязки. Она обматывала его бинтами с головы до ног, и он терпеливо сносил все это. Они, правда, ссорились, когда она своими химикалиями загрязняла ванну.
— Ты был для них прекрасным старшим братом. А скажи, что, все на самом деле было так идеально?
Он засмеялся:
— Иногда, мне кажется, я слишком усердно пытался их опекать. Сюзанна всегда говорила, что у меня диктаторские замашки. Я старше ее всего на два года, и она всегда сопротивлялась мне, как могла.
— Как я ее понимаю. Ну и как же она тебя укрощала?
— Когда мы были детьми, она пиналась, норовя попасть по коленке, — сказал он, криво улыбнувшись. — Теперь же наше общение проходит на высоком дипломатическом уровне. Она меня просто игнорирует. Уверен, ты никогда не била своего старшего брата по коленкам.
Мери покачала головой:
— К сожалению, я единственный ребенок в семье и росла одна. А как насчет Азизы?
— Она младше меня на десять лет, и я избаловал ее до невозможности. Азиза считает меня самым лучшим.
— А что, у тебя вообще нет никаких недостатков?
— Это секрет, но тебе я его открою. У меня есть один недостаток: я называю его настойчивостью, но моя мама зовет упрямством. Отец считает, что я унаследовал это от матери, а мама говорит, что я вылитый отец. Правда, она улыбается, когда говорит это.
— А где сейчас твои сестры? Сюзанна до сих пор практикуется в ванной?
— Нет. У нее двое детей. Они с мужем врачи. Живут в Париже, где проводят онкологические исследования.
— А Азиза? Она тоже замужем?
— Нет. Мы с ней пока пребываем в гордом одиночестве. Азиза учится в аспирантуре в Гарварде. Наша семья очень гордится ею.
— Твои родители живут в Каире?
— Здесь или в Александрии. Они… сейчас путешествуют по стране.
— У тебя просто потрясающая семья. — Слушая его, Мери испытывала легкую зависть. Вот по такой семье она всегда скучала. — Теперь расскажи мне историю знакомства твоих родителей и бабушки с дедушкой.
— Только один рассказ за вечер. О ком бы ты хотела услышать в первую очередь?
— Мне интересны и те, и другие. — Она уперла подбородок в ладони. — Расскажи вначале о родителях.
Рэм сделал знак официанту подавать кофе.
— Моя мама, — произнес он, глотнув из чашки, — родилась в Далласе в респектабельной семье банкира. Но, к большому разочарованию родителей, она стала журналисткой. Причем работала она в Париже. И вот однажды она поехала в Каир провести отпуск. Остановилась здесь же, в «Мена Хаусе». Отец мой обедал как раз в этом ресторане, когда она вошла. Она стала двигаться по проходу и… упала в обморок, прямо у его ног. Он влюбился в нее прежде, чем она пришла в себя. Поднял ее и отвез в клинику моей бабушки. Там быстро обнаружили, что у нее серьезная анемия, то есть низкий гемоглобин в крови. После переливания крови — моего отца, между прочим, — до окончательного выздоровления ее поселили в доме моих дедушки и бабушки.
— Она, конечно же, тоже в него влюбилась?
— Да, но ей надо было возвращаться в Париж. Отец же настаивал, чтобы она осталась и вышла за него замуж.
— Как же они договорились?
— Испробовав все способы, он в конце концов просто запер ее в комнате и не выпускал, пока она не пообещала выйти за него.
— И твои бабушка с дедушкой позволили это?
Рэм усмехнулся:
— Мой дедушка ему помогал. У него был опыт. Он знал, как можно уговорить независимую женщину.
— Он приобрел его с твоей бабушкой?
— Мы сохраним этот рассказ для следующего раза. И все-таки они поженились. Я имею в виду моего отца с матерью, но через две недели она все равно возвратилась в Париж. Он последовал за ней, и они жили там, пока она не забеременела мной. Я родился через месяц после их возвращения в Каир. Они до сих пор очень любят друг друга и счастливы в браке уже тридцать семь лет.
— Какая восхитительная история! Теперь понятно, откуда у тебя такое упрямство.
— Настойчивость, — поправил Рэм.
— А твоя мама так и не возвратилась больше к писательству?
— Представь, совсем недавно. Несколько лет назад. Она… хм… давай лучше потанцуем. Мне очень хочется тебя обнять.
Сладкоголосый певец нежно рассказывал с эстрады что-то о любви. Они двигались, подчиняясь медленному ритму этой песни. Голова Мери покоилась на его плече, а его щека — у нее на лбу. Он нежно поглаживал ее спину в том месте, где ее касалась его рука. Но этого было мало, очень мало. Он приблизил ее руку к своему рту и языком попробовал на вкус кончик каждого пальца. Дрожь пробежала по ее коже. Эта дрожь породила тепло, оно начало разрастаться, превращаться в пламя страстного желания.
Пальцы сами, помимо ее воли, вначале коснулись черных локонов поверх белого воротничка рубашки, а затем начали ласкать его шею и играть с мочкой уха.
Рэм прижал ее к себе и тихо простонал:
— Как же я хочу тебя, любовь моя. Если бы было возможно, я бы прижал тебя еще ближе. Ты предназначена быть моей. Давным-давно. Никогда, слышишь, никогда я не позволю тебе уйти.
Ее желание эхом отозвалось на его страсть. Она безропотно приникла к нему, но…
«Что это я делаю? — барабаном застучали в мозгу слова. — Я не должна позволять зайти этому слишком далеко. Это бесперспективно. А то, что он такой потрясающий и невероятный, только осложняет ситуацию».
И она отпрянула:
— Давай сядем. Пожалуйста.
— Что-то не так? Ты уже начинаешь понемногу понимать? Я чувствую это.
— Пожалуйста.
Он проводил ее к столу:
— Скажи мне, что случилось? Почему ты отпрянула, когда нам было так хорошо? — Он взял ее руку в свою и глубоко заглянул ей в глаза. — Я очень хочу, чтобы ты поняла. Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда. Выходи за меня замуж. Я достану для тебя с неба и солнце, и луну.
Его бурный порыв захватил Мери, но длилось это всего несколько секунд. Очень скоро к ней возвратилась способность мыслить. Она покачала головой и отняла руку.
— Остановись, сумасшедший. Я не выйду за тебя. Ты что, забыл, что мы только вчера познакомились. Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Мы знаем друг друга целую вечность, но я не возражаю, чтобы ты рассказала о себе. Только подробно, ничего не опуская. Уверен, в детстве ты была очаровательной маленькой принцессой. Носила такие милые кружевные воротнички и манжеты.
— И совсем не так. Я была девчонка-сорванец и была… — И тут ей повезло — свет стал постепенно меркнуть, начиналось шоу.
Рэм развернулся и поставил свой стул рядом с ней. Открылся занавес, музыканты в национальных костюмах — оркестр состоял из труб, барабанов и струнных — заиграли нечто, напомнившее Мери фильмы о загадочном Востоке. Жалобный вой, хныканье труб и флейт сопровождались мерным постукиванием ударных. Все время, пока маленькая труппа представляла балетный дивертисмент, Мери чувствовала на своей спине руку Рэма.
Когда танцевальная группа откланялась, он наклонился к ее уху и прошептал:
— Я думаю, от следующего номера ты получишь настоящее удовольствие.
В зале погас свет. Совсем. Музыканты заиграли в очень медленном темпе. Луч прожектора вспыхнул на середине танцевальной площадки и высветил женщину. Она сидела скорчившись, зарывшись лицом в колени. Длинные, до талии, густые волосы и лицо закрывала красная с голубыми блестками вуаль. В блестках отражался и трепетно пульсировал свет.
Кисти рук и предплечья начали медленно подниматься, руки при этом совершали волнистые, змееподобные движения. В ладонях у женщины были зажаты трещотки, звук которых подчинялся нервному, пульсирующему ритму оркестра.
Танцовщица поднималась, медленно, чувственно. Стала видна короткая юбка из красных тонких нитей и шариков. Полные груди прикрывали украшенные узорами блестящие колпачки. Темп постепенно убыстрялся, и все ее тело стало производить волнообразные движения. Ее обнаженная кожа как бы покрывалась при этом рябью, струилась.
Подчиняясь этому чувственному ритму, рука Рэма ласкала шею и плечи Мери. В тех местах, где он гладил мягкий велюр ее платья, кожа под ним вспыхивала огнем. Ее лоно тоже пульсировало в такт этому болезненному ритму, который все убыстрялся, и все быстрее становились вспышки, всполохи юбки и дикие, волнообразные движения бедер и живота танцовщицы.
Дыхание Мери участилось, над верхней губой появились мелкие капельки испарины. Рэм положил свою вторую руку ей на бедро, его пальцы хаотически задвигались по велюровым волокнам. Жар его руки опалял, жег через материю. Она глянула на него краем глаза и обнаружила, что он смотрит не на танцовщицу, а на нее.
И тут Мери почувствовала, что каким-то образом оказалась в теле танцовщицы, что это она сейчас танцует для него. Она слышала порывы ветра за стенками шатра, запах жареного мяса и спелых фруктов. Она ощущала трещотки в своих ладонях и ковер под ногами. В лихорадочном темпе она вращалась по кругу, в этом же бешеном водовороте кружилась ее юбка. Груди, бедра, живот вздымались волнами, струились.
Он стал ласкать ее неистовей, и кровь сильнее запульсировала в ее венах. Под бурное крещендо оркестра танцовщица упала навзничь, в мольбе раскинув колени.
Музыка смолкла. Огни погасли.
Мери глубоко, порывисто дышала.
Медленно загорался верхний свет. Мери посмотрела на Рэма. От него исходили такие острые, раскаленные добела импульсы желания, что все ее существо встрепенулось, ринулось ему навстречу.
Она быстро отвернула свое разгоряченное лицо и глубоко вздохнула, мысленно умоляя свой пульс замедлиться хотя бы немного.
— Мери.
Мери откашлялась и снова посмотрела на Рэма.
— Эта танцовщица умеет держать музыкальный темп, надо отдать ей должное.
Он откинул голову назад и рассмеялся:
— Согласен. Но тебе понравилось? Ты получила удовольствие?
— Я не уверена, что удовольствие — это верное слово для определения того, что я почувствовала.
В ее голове роились смутные воспоминания о том, что она уже когда-то так танцевала. И танцевала для него. Она каким-то образом сознавала, что ее тело знакомо со всеми этими причудливыми движениями — волнообразным дрожанием живота, спиральным вращением торса и бедер, — ее тело только и ждало от нее команды. Оно кричало, просило. Она была абсолютно уверена, что может сейчас встать и прекрасно исполнить этот танец. Это ощущение ее смущало и пугало.
На сей раз не было смысла объяснять это потерей жидкости организмом. Может быть, причиной был Рэм — его горячая, опьяняющая близость, — и этот неистовый, поражающий воображение танец. Может быть. Должно быть.
— Хочешь еще выпить?
— Лучше выйдем на воздух. Давай немного прогуляемся.
Он провел ее через зал и через белый мраморный холл к лестнице. Они вышли в сад и медленно пошли рядом. Мери с удовольствием вдыхала прохладный ночной воздух. Прохлада успокаивала, остужала ее разгоряченное лицо и перегретую кожу. Но через несколько минут она уже начала ежиться от холода. Рэм набросил ей на плечи норковую шубу.
— Не хочешь проехаться в город?
Она покачала головой:
— Сегодня у меня был очень трудный день. Я перегружена эмоционально до предела. Единственное, что мне сейчас нужно, так это в постель.
Его глаза блеснули.
— Я голосую за это обеими руками. У меня в номере очень большая постель. Тебе подходит?
Это было искушение, большое искушение, но совсем не в ее стиле.
— Что за наглость предлагать мне такое! — воскликнула она с беззаботностью, какой на самом деле не чувствовала. — Мне нужна моя собственная постель. Для меня одной. Понял, нахал?
Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
— Извини меня, дорогая, я пошутил. Ты самое прекрасное, восхитительное существо во всей вселенной, и я буду терпеливым, очень терпеливым. Я буду покорно ждать своего часа.
Ей вдруг захотелось сказать ему что-то хорошее, нежное, но слова не шли ей на ум.
— Разве ты сама не знаешь, какая ты милая и желанная?
— Я как-то не думала об этом.
И в самом деле, неужели я действительно такая милая и желанная? Я?
Даже если это и не так, все равно слушать такое очень приятно.
— Боже мой, женщина! Я не могу в это поверить. Сегодня в ресторане все мужчины не сводили с тебя глаз.
— Я думаю, они смотрели на танец живота, а не на меня. Как же ей удается исполнять такие движения, причем так легко? Я бы, наверное, не смогла.
Рэм засмеялся и прижал ее к себе.
— Такое мастерство достигается упорной работой. Они тренируются годами.
Когда они подошли к двери, он взял из ее сумочки ключ и повернул его в замке.
— Ты недалека от истины. Я грязная, как тысяча чертей, но очень довольная. Но прежде всего, конечно, надо помыться.
— Я тоже так думаю. Сегодня вечером мы приглашены на ужин в посольство. Тебя это интересует?
— Нет. У меня свидание. — Мери направилась в ванную, по пути сбрасывая одежду.
— С кем? Неужели этому Ромео все же удалось преодолеть твое упрямство?
— Прежде всего ванна, а все рассказы потом. Ты пока сооруди чего-нибудь выпить.
— Кстати, я навела сегодня о нем справки, вернее, попросила это сделать Филиппа.
— Ну и что он выяснил?
— Прежде всего ванна, а все рассказы потом, — улыбнулась в ответ ее рыжеволосая подруга.
Мери вымылась, вытерла волосы, высушила их и влезла в длинный голубой халат из мягкой махровой ткани.
— Ну рассказывай. — Вэлком передала ей бокал.
— Ты первая.
— На самом деле узнать удалось не так уж много. Я выяснила, что он очень богат и имеет в обществе солидный вес. Он из уважаемой семьи и… никогда не был женат. И никогда за ним не замечали, чтобы он сходил с ума по какой-нибудь женщине так, как сейчас по тебе. Обычно бывало наоборот. Многие матери мечтают выдать за него своих дочерей. У тебя свидание с ним?
Мери кивнула и дала Вэлком отредактированный отчет о ее дневном времяпрепровождении.
— Ты не поверишь, но последнее, что он пытался мне подарить, был белый «мерседес».
— Дорогая, я думаю, тебе лучше заграбастать этого парня, пока он не передумал.
— О, Вэлком, мы с ним из различных миров. Он египтянин, аристократ, а я обычная девушка из Техаса. Это для него просто развлечение, полет фантазии, каприз. От всей этой истории останутся только приятные воспоминания, и ничего больше. Я не вижу, чтобы это зашло куда-то далеко.
— А ты можешь вообразить его, держащим жареную баранину руками?
Мери вспомнила, как они ели ножки кентукийских жареных цыплят, и улыбнулась:
— Пожалуй, да. Но это абсолютно ничего не значит. Утром мы улетаем в Асуан, и я его никогда больше не увижу.
Вэлком пожала плечами:
— Может быть… но я не стала бы на это спорить. Теперь мне нужно одеваться. Не забудь, что завтра нам нужно рано быть в аэропорту. Филипп сказал, что он заедет за нами в шесть тридцать. У нас рейс в восемь.
Глава 7
Твоя любовь вошла в меня,
Как в воду мед,
Как вода в вино…
Из песен Нового Царства, 1550 — 1080 гг. до Рождества Христова
Мир был наполнен запахом каких-то цветов… Нет, цветов там не было — были пыль и… песок. Теплый песок.
Мери проснулась и потянулась в постели, лениво и грациозно, как кошка. Потом медленно села, подтянув колени к груди.
Эта земля обладает какой-то магией. Чудеса здесь творятся, да и только. Мери прошагала в ванную, умылась, почистила зубы. Одевалась она обычно быстро. Редко когда это занимало у нее больше нескольких минут. Сейчас же она возилась необычно долго, решая, какое платье выбрать для ужина с Рэмом. Она остановилась на костюме из переливающегося велюра дымчатого цвета, это как раз соответствовало ее настроению. Он был достаточно теплым и одновременно мягким, приятно ласкающим кожу.
Она машинально дотронулась до сокола, лежащего в коробочке с ювелирными украшениями, и задумалась. Затем все-таки взяла его в ладонь. Он был теплым. Мери потрогала пальцем другие ювелирные украшения. Они все были прохладными — ведь в спальне работал кондиционер. А кулон тихонько гудел, генерируя тепло, как будто золото и камни жили какой-то своей внутренней жизнью, как будто сокол был живой.
— Что за чертовщина? — пробормотала она, надевая цепочку на шею.
Неожиданно она почувствовала себя свободной — Мери даже и не пыталась понять, отчего, — и решительно добавила к кулону сережки и браслет, которые ей подарил Рэм. За время, пока она спала, на столе появилась шикарная коробка с духами, а к ней записка: «Чтобы тебе хватило этого на тысячу и одну ночь… и даже больше. С любовью Рэм».
На всякий случай Мери решила взять с собой и тонкий кашемировый платок с приглушенным узором из голубых и кремовых роз. Наконец, собравшись, с сумочкой в руке, она уже направилась к двери, когда кто-то постучал.
Положив платок с сумочкой на стул, она открыла дверь. Рэм. Несколько мгновений они стояли неподвижно, разглядывая друг друга.
Он был одет безупречно — темно-серый костюм, подчеркивающий его широкие плечи и грудь, кожаные туфли, начищенные до идеального блеска. Шелковая рубашка и галстук были того же самого оттенка, что и глаза, которые восторженно смотрели на нее.
— Ты выглядишь прекрасно, — наконец произнес он. Глаза его задержались на соколе и потеплели. — Прекрасно. — Он поднес ее руку к губам, потерся носом о запястье и вдохнул в себя ее аромат. — И пахнешь… просто восхитительно.
— Спасибо за духи. Мне они нравятся.
— Я очень рад.
Сжав обе ее руки, он поднес их ко рту и нежно поцеловал — сначала одну, потом другую. Она снова оказалась во власти его гипнотических глаз. Ей казалось, что она слышит звуки флейты заклинателя змей, она даже чувствовала, что начинает покачиваться в такт этой мелодии.
В коридоре кто-то рассмеялся, и это вернуло Мери к действительности. Она освободила руки и, глубоко вздохнув, наклонилась и взяла платок с сумочкой.
Будь осторожна, будь осторожна. Ведь это все мимолетно. Перед тобой сейчас принц из волшебной сказки. Это чудесно, восхитительно, но все равно скоро пройдет, как проходит любой сон, кончится, как кончается любая сказка. Завтра меня уже здесь не будет, вот и все. Так что наслаждайся сегодняшним днем.
— Пошли? — спросила она, передавая ему свой платок.
Он пощупал легкую ткань:
— Он очень симпатичен, но нет ли у тебя чего-нибудь потеплее? Мы отправляемся на шоу у пирамид, а в пустыне вечером довольно холодно.
Она покачала головой:
— Это самая теплая вещь, какая у меня есть, если только… Я могла бы надеть ветровку, но, думаю, она тоже недостаточно теплая. Мне и в голову не могло прийти, когда я собиралась, что в Египте может быть холодно. — Она стала вспоминать, есть ли что-нибудь теплое у Вэлком. — О, я знаю. Я возьму покрывало из спальни. Будем считать, что это футбольный матч.
— У меня есть идея получше. — Рэм вышел за дверь и возвратился с большой белой коробкой. — Я привез это с собой, на всякий случай — вдруг оно понадобится тебе сегодня вечером. — Он протянул ей коробку.
Что на сей раз придумал этот сумасшедший? Мери боялась открыть коробку, но все же пересилила себя и открыла. Закутанная в тонкую прозрачную ткань, там лежала длинная норковая шуба.
Он вытащил ее и набросил ей на плечи:
— Вот в ней тебе действительно будет тепло.
— Рэмсон Габри! — выпалила она в сердцах. — Я не буду принимать больше от тебя никаких подарков. Не могу. — Она сбросила шубу ему на руки. — Я возьму покрывало.
Он остановил ее, поймав за руки:
— Шуба теплее, чем покрывало, и очень идет к твоим волосам. — Он подвел ее к зеркалу на стене и снова набросил шубу на плечи. При этом его лицо на мгновение оказалось совсем близко от ее лица, и он коснулся щекой ее щеки. — Посмотри, как хорошо тебе в ней. В любом случае, на этой шубе стоит твое имя, значит, она твоя. — Он развернул шубу, чтобы показать ей монограмму, оттиснутую на кремовой подкладке.
— Мой отец пришел бы в ужас, если бы узнал, что я ношу вещь из шкурок невинных животных.
Он поморщился:
— А вот это мне в голову не пришло. Но сейчас уж ничего не исправишь. Дело сделано.
— Я понимаю. — Ее пальцы нежно прошлись по великолепному меху.
Он притянул ее к себе и заключил в объятия. Их взгляды встретились в зеркале.
— Шуба твоя, — улыбнулся Рэм.
Она покачала головой:
— Как я могу ее принять? Моя мама непременно захочет узнать, каким образом она попала ко мне.
— О реакциях твоих родителей я уже наслышан. А как насчет твоего собственного мнения?
— Честно говоря, сама не знаю. Вернее, знаю только одно: ты хочешь от меня чего-то, что я не готова тебе дать.
— Можешь мне не верить, но я подарил бы тебе сотни таких вещей, только бы увидеть улыбку на твоем лице и любоваться тем, как вспыхивают радостью твои прекрасные глаза. — Слегка отстранив ее от себя, он жадно впился взглядом в ее лицо. — Ты еще пока ничего не понимаешь. Но я наконец нашел тебя и настолько счастлив, что готов положить к твоим ногам весь мир, подарить тебе самые прекрасные вещи, какие только есть, чтобы тебе было радостно, чтобы услышать твой смех. Египетские мужчины любят дарить своим дамам подарки, это доставляет нам большое удовольствие. Нам нравится быть щедрыми. Если бы я мог управлять ветром и морем, они тоже были бы твоими.
Улыбка осветила ее лицо.
— Правда?
— Правда.
Они тихо стояли, забыв на некоторое время обо всем на свете, и небо его глаз смешивалось с морем ее. Для Мери сейчас ничего не существовало в мире — только он. Даже воздух, которым она дышала, был наполнен им.
Она приоткрыла губы. А он продолжал на нее смотреть. Руки еще крепче сомкнулись вокруг ее запястий, и рот начал медленно двигаться к ее рту. Она жаждала этого поцелуя, в его объятиях ей было так хорошо, однако, с трудом восстановив над собой контроль, она слегка подалась назад. Почти незаметно, неощутимо. Он тут же освободил ее:
— Нам нужно идти, а то опоздаем.
Внизу он усадил ее в черный спортивный автомобиль, и они поехали. Прибыв к воротам, Рэм предъявил билеты у входа и повел Мери к трибунам под открытым небом. Почти все места были заняты, но он подвел ее к первому ряду и кивнул двум мужчинам. Они мгновенно вскочили, освободив места.
Мери пришлось почти сразу же поднять воротник своей шубы. Из темной пустыни дул холодный ветер, и она почувствовала себя немножко виноватой, что так категорически отказывалась принять подарок.
— Я никогда не предполагала, что в это время года здесь может быть так холодно. А в шубе мне хорошо. Очень уютно.
Он улыбнулся и подмигнул, а затем передал ей пару отороченных мехом рукавичек, которые вынул из кармана своего плаща.
— А в кармане твоей шубы есть шарф, если понадобится.
— Надо же, как ты все предусмотрел.
— Кажется, не все. — Он помрачнел, взглянув на ее ноги в тонких чулках и легких лодочках. Затем, несмотря на протесты, снял свой плащ и обвернул им ее ноги.
— Теперь тепло?
Она кивнула. Ни один мужчина никогда не вел себя с ней подобным образом. Мери не знала, как реагировать. Обычно она сразу же давала мужчинам понять, что может сама позаботиться о себе. И они принимали это.
— Но теперь будет холодно тебе.
— Не думаю, — пробормотал он, садясь рядом с ней. — Я весь горю.
Сердце Мери встрепенулось от этих слов, но, прежде чем она смогла что-то ответить, из динамиков что-то пробубнил громкий голос, и луч прожектора осветил сфинкса. Неожиданно это древнее таинственное существо заговорило.
Оно начало рассказывать о путешественниках, которые здесь побывали, и о том, что ему довелось увидеть за все эти годы. Это было захватывающее представление. С помощью звуковых и световых эффектов постановщику удалось добиться необыкновенного ощущения присутствия. Зрители были перенесены в далекие времена правления фараонов. Мери была так захвачена этой сагой, что, когда последний звук эхом разнесся по пустыне и стали тускнеть огни, она обнаружила, что вцепилась в руку Рэма, а его рука покоится на ее руке. Она повернула голову и увидела, что он смотрит на нее.
— Не делай этого, — сказала она, убирая свою руку.
— Чего?
— Не надо так смотреть на меня, как будто собираешься просверлить насквозь. Это меня пугает.
Он усмехнулся:
— Извини. Тебе понравилось представление?
— Очень. Это был настоящий спектакль. Спасибо, что привел меня сюда. — Она сняла шубу, чтобы отряхнуть песок. — Ой, посмотри, что с ней стало.
— А вот об этом беспокоиться не надо. Давай лучше обсудим, как проведем остаток сегодняшнего вечера. Можно сразу отправиться ужинать, а можно вначале проехаться в город или поездить по пустыне. Что бы ты хотела?
— Ужин, и как можно скорее. Я очень голодна.
— Предпочитаешь снова «Аль Рубайят» или какое-нибудь другое место?
— «Аль Рубайят», наверное. Потом, мне кажется, ты говорил, что там какое-то интересное шоу после ужина.
Они сели за тот же самый столик. В течение всего ужина Рэм смешил ее рассказами о своей семье, особенно о двух младших сестрах. Например, как его младшая сестра Азиза привела в спальню свою любимую козочку, а той понравилось кружевное покрывало на постели, и она начала его с аппетитом жевать. Рэму пришлось много потрудиться, чтобы выпроводить это прожорливое существо из спальни, а потом помочь Азизе скрыть происшествие от матери. У них, похоже, милая семья. Мери было трудно представить этого жизнерадостного человека, сидящего сейчас перед ней, маленьким мальчиком, на котором другая сестра, Сюзанна, училась делать перевязки. Она обматывала его бинтами с головы до ног, и он терпеливо сносил все это. Они, правда, ссорились, когда она своими химикалиями загрязняла ванну.
— Ты был для них прекрасным старшим братом. А скажи, что, все на самом деле было так идеально?
Он засмеялся:
— Иногда, мне кажется, я слишком усердно пытался их опекать. Сюзанна всегда говорила, что у меня диктаторские замашки. Я старше ее всего на два года, и она всегда сопротивлялась мне, как могла.
— Как я ее понимаю. Ну и как же она тебя укрощала?
— Когда мы были детьми, она пиналась, норовя попасть по коленке, — сказал он, криво улыбнувшись. — Теперь же наше общение проходит на высоком дипломатическом уровне. Она меня просто игнорирует. Уверен, ты никогда не била своего старшего брата по коленкам.
Мери покачала головой:
— К сожалению, я единственный ребенок в семье и росла одна. А как насчет Азизы?
— Она младше меня на десять лет, и я избаловал ее до невозможности. Азиза считает меня самым лучшим.
— А что, у тебя вообще нет никаких недостатков?
— Это секрет, но тебе я его открою. У меня есть один недостаток: я называю его настойчивостью, но моя мама зовет упрямством. Отец считает, что я унаследовал это от матери, а мама говорит, что я вылитый отец. Правда, она улыбается, когда говорит это.
— А где сейчас твои сестры? Сюзанна до сих пор практикуется в ванной?
— Нет. У нее двое детей. Они с мужем врачи. Живут в Париже, где проводят онкологические исследования.
— А Азиза? Она тоже замужем?
— Нет. Мы с ней пока пребываем в гордом одиночестве. Азиза учится в аспирантуре в Гарварде. Наша семья очень гордится ею.
— Твои родители живут в Каире?
— Здесь или в Александрии. Они… сейчас путешествуют по стране.
— У тебя просто потрясающая семья. — Слушая его, Мери испытывала легкую зависть. Вот по такой семье она всегда скучала. — Теперь расскажи мне историю знакомства твоих родителей и бабушки с дедушкой.
— Только один рассказ за вечер. О ком бы ты хотела услышать в первую очередь?
— Мне интересны и те, и другие. — Она уперла подбородок в ладони. — Расскажи вначале о родителях.
Рэм сделал знак официанту подавать кофе.
— Моя мама, — произнес он, глотнув из чашки, — родилась в Далласе в респектабельной семье банкира. Но, к большому разочарованию родителей, она стала журналисткой. Причем работала она в Париже. И вот однажды она поехала в Каир провести отпуск. Остановилась здесь же, в «Мена Хаусе». Отец мой обедал как раз в этом ресторане, когда она вошла. Она стала двигаться по проходу и… упала в обморок, прямо у его ног. Он влюбился в нее прежде, чем она пришла в себя. Поднял ее и отвез в клинику моей бабушки. Там быстро обнаружили, что у нее серьезная анемия, то есть низкий гемоглобин в крови. После переливания крови — моего отца, между прочим, — до окончательного выздоровления ее поселили в доме моих дедушки и бабушки.
— Она, конечно же, тоже в него влюбилась?
— Да, но ей надо было возвращаться в Париж. Отец же настаивал, чтобы она осталась и вышла за него замуж.
— Как же они договорились?
— Испробовав все способы, он в конце концов просто запер ее в комнате и не выпускал, пока она не пообещала выйти за него.
— И твои бабушка с дедушкой позволили это?
Рэм усмехнулся:
— Мой дедушка ему помогал. У него был опыт. Он знал, как можно уговорить независимую женщину.
— Он приобрел его с твоей бабушкой?
— Мы сохраним этот рассказ для следующего раза. И все-таки они поженились. Я имею в виду моего отца с матерью, но через две недели она все равно возвратилась в Париж. Он последовал за ней, и они жили там, пока она не забеременела мной. Я родился через месяц после их возвращения в Каир. Они до сих пор очень любят друг друга и счастливы в браке уже тридцать семь лет.
— Какая восхитительная история! Теперь понятно, откуда у тебя такое упрямство.
— Настойчивость, — поправил Рэм.
— А твоя мама так и не возвратилась больше к писательству?
— Представь, совсем недавно. Несколько лет назад. Она… хм… давай лучше потанцуем. Мне очень хочется тебя обнять.
Сладкоголосый певец нежно рассказывал с эстрады что-то о любви. Они двигались, подчиняясь медленному ритму этой песни. Голова Мери покоилась на его плече, а его щека — у нее на лбу. Он нежно поглаживал ее спину в том месте, где ее касалась его рука. Но этого было мало, очень мало. Он приблизил ее руку к своему рту и языком попробовал на вкус кончик каждого пальца. Дрожь пробежала по ее коже. Эта дрожь породила тепло, оно начало разрастаться, превращаться в пламя страстного желания.
Пальцы сами, помимо ее воли, вначале коснулись черных локонов поверх белого воротничка рубашки, а затем начали ласкать его шею и играть с мочкой уха.
Рэм прижал ее к себе и тихо простонал:
— Как же я хочу тебя, любовь моя. Если бы было возможно, я бы прижал тебя еще ближе. Ты предназначена быть моей. Давным-давно. Никогда, слышишь, никогда я не позволю тебе уйти.
Ее желание эхом отозвалось на его страсть. Она безропотно приникла к нему, но…
«Что это я делаю? — барабаном застучали в мозгу слова. — Я не должна позволять зайти этому слишком далеко. Это бесперспективно. А то, что он такой потрясающий и невероятный, только осложняет ситуацию».
И она отпрянула:
— Давай сядем. Пожалуйста.
— Что-то не так? Ты уже начинаешь понемногу понимать? Я чувствую это.
— Пожалуйста.
Он проводил ее к столу:
— Скажи мне, что случилось? Почему ты отпрянула, когда нам было так хорошо? — Он взял ее руку в свою и глубоко заглянул ей в глаза. — Я очень хочу, чтобы ты поняла. Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда. Выходи за меня замуж. Я достану для тебя с неба и солнце, и луну.
Его бурный порыв захватил Мери, но длилось это всего несколько секунд. Очень скоро к ней возвратилась способность мыслить. Она покачала головой и отняла руку.
— Остановись, сумасшедший. Я не выйду за тебя. Ты что, забыл, что мы только вчера познакомились. Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Мы знаем друг друга целую вечность, но я не возражаю, чтобы ты рассказала о себе. Только подробно, ничего не опуская. Уверен, в детстве ты была очаровательной маленькой принцессой. Носила такие милые кружевные воротнички и манжеты.
— И совсем не так. Я была девчонка-сорванец и была… — И тут ей повезло — свет стал постепенно меркнуть, начиналось шоу.
Рэм развернулся и поставил свой стул рядом с ней. Открылся занавес, музыканты в национальных костюмах — оркестр состоял из труб, барабанов и струнных — заиграли нечто, напомнившее Мери фильмы о загадочном Востоке. Жалобный вой, хныканье труб и флейт сопровождались мерным постукиванием ударных. Все время, пока маленькая труппа представляла балетный дивертисмент, Мери чувствовала на своей спине руку Рэма.
Когда танцевальная группа откланялась, он наклонился к ее уху и прошептал:
— Я думаю, от следующего номера ты получишь настоящее удовольствие.
В зале погас свет. Совсем. Музыканты заиграли в очень медленном темпе. Луч прожектора вспыхнул на середине танцевальной площадки и высветил женщину. Она сидела скорчившись, зарывшись лицом в колени. Длинные, до талии, густые волосы и лицо закрывала красная с голубыми блестками вуаль. В блестках отражался и трепетно пульсировал свет.
Кисти рук и предплечья начали медленно подниматься, руки при этом совершали волнистые, змееподобные движения. В ладонях у женщины были зажаты трещотки, звук которых подчинялся нервному, пульсирующему ритму оркестра.
Танцовщица поднималась, медленно, чувственно. Стала видна короткая юбка из красных тонких нитей и шариков. Полные груди прикрывали украшенные узорами блестящие колпачки. Темп постепенно убыстрялся, и все ее тело стало производить волнообразные движения. Ее обнаженная кожа как бы покрывалась при этом рябью, струилась.
Подчиняясь этому чувственному ритму, рука Рэма ласкала шею и плечи Мери. В тех местах, где он гладил мягкий велюр ее платья, кожа под ним вспыхивала огнем. Ее лоно тоже пульсировало в такт этому болезненному ритму, который все убыстрялся, и все быстрее становились вспышки, всполохи юбки и дикие, волнообразные движения бедер и живота танцовщицы.
Дыхание Мери участилось, над верхней губой появились мелкие капельки испарины. Рэм положил свою вторую руку ей на бедро, его пальцы хаотически задвигались по велюровым волокнам. Жар его руки опалял, жег через материю. Она глянула на него краем глаза и обнаружила, что он смотрит не на танцовщицу, а на нее.
И тут Мери почувствовала, что каким-то образом оказалась в теле танцовщицы, что это она сейчас танцует для него. Она слышала порывы ветра за стенками шатра, запах жареного мяса и спелых фруктов. Она ощущала трещотки в своих ладонях и ковер под ногами. В лихорадочном темпе она вращалась по кругу, в этом же бешеном водовороте кружилась ее юбка. Груди, бедра, живот вздымались волнами, струились.
Он стал ласкать ее неистовей, и кровь сильнее запульсировала в ее венах. Под бурное крещендо оркестра танцовщица упала навзничь, в мольбе раскинув колени.
Музыка смолкла. Огни погасли.
Мери глубоко, порывисто дышала.
Медленно загорался верхний свет. Мери посмотрела на Рэма. От него исходили такие острые, раскаленные добела импульсы желания, что все ее существо встрепенулось, ринулось ему навстречу.
Она быстро отвернула свое разгоряченное лицо и глубоко вздохнула, мысленно умоляя свой пульс замедлиться хотя бы немного.
— Мери.
Мери откашлялась и снова посмотрела на Рэма.
— Эта танцовщица умеет держать музыкальный темп, надо отдать ей должное.
Он откинул голову назад и рассмеялся:
— Согласен. Но тебе понравилось? Ты получила удовольствие?
— Я не уверена, что удовольствие — это верное слово для определения того, что я почувствовала.
В ее голове роились смутные воспоминания о том, что она уже когда-то так танцевала. И танцевала для него. Она каким-то образом сознавала, что ее тело знакомо со всеми этими причудливыми движениями — волнообразным дрожанием живота, спиральным вращением торса и бедер, — ее тело только и ждало от нее команды. Оно кричало, просило. Она была абсолютно уверена, что может сейчас встать и прекрасно исполнить этот танец. Это ощущение ее смущало и пугало.
На сей раз не было смысла объяснять это потерей жидкости организмом. Может быть, причиной был Рэм — его горячая, опьяняющая близость, — и этот неистовый, поражающий воображение танец. Может быть. Должно быть.
— Хочешь еще выпить?
— Лучше выйдем на воздух. Давай немного прогуляемся.
Он провел ее через зал и через белый мраморный холл к лестнице. Они вышли в сад и медленно пошли рядом. Мери с удовольствием вдыхала прохладный ночной воздух. Прохлада успокаивала, остужала ее разгоряченное лицо и перегретую кожу. Но через несколько минут она уже начала ежиться от холода. Рэм набросил ей на плечи норковую шубу.
— Не хочешь проехаться в город?
Она покачала головой:
— Сегодня у меня был очень трудный день. Я перегружена эмоционально до предела. Единственное, что мне сейчас нужно, так это в постель.
Его глаза блеснули.
— Я голосую за это обеими руками. У меня в номере очень большая постель. Тебе подходит?
Это было искушение, большое искушение, но совсем не в ее стиле.
— Что за наглость предлагать мне такое! — воскликнула она с беззаботностью, какой на самом деле не чувствовала. — Мне нужна моя собственная постель. Для меня одной. Понял, нахал?
Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
— Извини меня, дорогая, я пошутил. Ты самое прекрасное, восхитительное существо во всей вселенной, и я буду терпеливым, очень терпеливым. Я буду покорно ждать своего часа.
Ей вдруг захотелось сказать ему что-то хорошее, нежное, но слова не шли ей на ум.
— Разве ты сама не знаешь, какая ты милая и желанная?
— Я как-то не думала об этом.
И в самом деле, неужели я действительно такая милая и желанная? Я?
Даже если это и не так, все равно слушать такое очень приятно.
— Боже мой, женщина! Я не могу в это поверить. Сегодня в ресторане все мужчины не сводили с тебя глаз.
— Я думаю, они смотрели на танец живота, а не на меня. Как же ей удается исполнять такие движения, причем так легко? Я бы, наверное, не смогла.
Рэм засмеялся и прижал ее к себе.
— Такое мастерство достигается упорной работой. Они тренируются годами.
Когда они подошли к двери, он взял из ее сумочки ключ и повернул его в замке.