Хмелевская Иоанна. Тайна

   — Гутюша, тебя убили из-за меня, — мужественно призналась я. — Ты что-то этакое проведал? Без повода не убили бы, ты им чем-то опасен!
   — Кому?
   — Я высказала свои заключения. Гутюша задумался.
   — Кабы знать, что я знаю! — вздохнул он смущённо. — Много знаю, факт, да мало ли что? Убивать каждого, кто о чем-нибудь знает, этак все общество из гробов бы не вылезало. Там есть некто Лясковский, он с камнями проворачивает дела, наткнулся на меня, как палка на муравейник, считается по другой части, держится в тайне, а я про него наслышан. Может, это?..
   — Теперь и я уже о нем знаю. А что за тип?
   — Надзирает. Значит, контроль или там директивы какие чтоб соблюдались, из партячейки, словом, созерцает. А по сути — чёрная маска, серый кардинал, так ведь другим про него известно, и что, всех поубивает? Сколько же ему водки одной надо?!..
   — Всех не поубивает, да тут целая клика, а ты попал им в поле зрения, как слива в компот, из-за меня. Боюсь, все-таки тебя достанут.
   — Э-э там. Зачем меня доставать. Приятелю, который сидит в этом гешефте, скажу по секрету: дубинку, дескать, я сложил, и ведать ничего не ведаю. А фамилию вообще не помню, и Лясковского.., м-м.., с Патыкевичем спутаю.
   — И он тебе поверит?
   — А почему нет? Ты что думаешь, это разбойник с большой дороги, кровопийца, или как там их, вампир? Приятель и все. Вовсе не рвётся на мои похороны, а в министерстве сидит на самой низкой подножке, только вот ушлый и всегда без мыла влезет куда надо. А бриллианты пока придётся отправить в отпуск.
   — Само собой. Я предупрежу эту пани… И вдруг меня осенило. Убийство Гутюши — предостережение! Камней ни в коем разе не покупать, сам сказал, их вовсе не интересует его информированность, главное, чтоб со страху прокис и не рыпался! Матерь Божия, ведь так действует мафия!!!
   Я прямо похолодела, и в голове воцарилась полная сумятица. Гутюша выслушал моё откровение, сразу согласился и вовсе не казался потрясённым. Похоже, меня одну питали идиллические понятия об окружающем.
   — Нет, надо срочно действовать, иначе меня кондратий хватит, — полетела я как с горы. — Характерец меня доконает! Гутюш, тебя в сторону, а я в милицию побегу, может, как-нибудь лично…
   — Ну так я же все время бегаю! — занервничал Гутюша. — Ты что думаешь, официально? Лично все все знают, а толк где? Ты уж туда не летай, очень прошу, только шуму наделаешь, из-за тебя кто-нибудь с работы полетит…
   Застопорил он меня радикально: двоих я уже подвела, возможно, Божидар был прав, упорно не допуская меня до этих подземных течений. Моё разгадывание загадок и открытия странный эффект создавали.
   — Ведь говорила, — полыхала я злостью, — тысячу раз говорила и повторяю: как только какая-то тайна, не сомневайся, смердит! Я все равно что-нибудь да сделаю. Богом клянусь, неизвестно что, но сделаю, иначе задохнусь!..
   — Господи! — простонал Гутюша и посмотрел на меня словно уже на выходца с того света…

* * *

   Ничего я не сделала.
   Избавил меня от всех действий исключительно один Божидар. Добился-таки своего и оглоушил меня.
   Несколько недель подряд он звонил в дверь, вместо того чтобы открывать своим ключом, как это делал многие годы. Враждебная демонстрация выражалась всячески, да я все не успевала спросить прямо, в чем дело, потому что ссорились мы при каждом удобном случае. На сей раз телефонный звонок с изысканным вопросом, можно ли нанести визит, извлёк меня из-под крана — я мыла голову. Стиснув зубы, я дала милостивое согласие, вытерла воду на полу и решила: все, хватит — пора расставить все точки. Последующие два часа вогнали меня в нервное расстройство. После такого звонка приходят довольно быстро, и Божидар всегда так поступал. А тут он решил основательно испытать моё терпение, дабы я успела представить автомобильную аварию, сердечный приступ или другие такого же рода напасти. Однако он переборщил: перебрав всяческие удары судьбы, я успела сообразить, что все это делается мне назло. Наперекор. Прекрасно знает, я не выношу ожидания, а неуверенность меня просто бесит, и потому специально доставляет мне все эти радости, желая наказать за что-нибудь, черт знает за что. И по обыкновению, плюёт на мои чувства…
   Когда я открывала ему дверь, робкое обожание, пожалуй, явно потускнело. За это время я высушила и уложила волосы, подкрасилась и решила не ждать, а уйти из дому. Свою внешность на сей раз в виде исключения опенила позитивно, что весьма существенно улучшило самочувствие. С места в карьер я спросила, как он прикажет расценивать своё поведение. Где ключи, которые верой и правдой служили все прошлые годы, — потерял или как? Ответил, нет, почему же, ключи у него есть. По-видимому, они мне нужны?
   Я удивлённо подняла брови.
   — Не хотел мешать, — заявил он любезно. — Ключи могут понадобиться для кого-нибудь другого.
   Его заявление сбило меня с панталыку, и я попросила его объясниться.
   — Помилуй, как можно нахально навязываться в дом, где меня не хотят видеть. Помнится, я однажды уже оказался лишним, считаю необходимым избегать неловких ситуаций. Поэтому предпочитаю позвонить заранее.
   И все-таки до меня не дошёл смысл, я сочла его слова просто неудачной шуткой.
   Интересно, что он имеет в виду под неловкой ситуацией: застал меня в постели с хахалем или, к примеру, зайдёт, а я как раз точу на него нож? «Не хотят видеть», — надо же такое сказануть! Ведь жду его не дождусь, хочу видеть, хотя бы для того, чтобы наорать и поссориться. Мои обиды и претензии зубами и когтями жаждут вцепиться в жертву. На чай вдвоём любое время удобно, мог врасплох прийти и в три ночи, и тогда с радостью устроила бы побоище, одержимость не знает преград, а чувства во мне всегда преобладали над разумом. И что он, холера, хочет этим сказать?..
   — Прошу тебя точно сформулировать свои претензии, — заявила я ледяным тоном, в сравнении с которым на полюсе показалось бы жарко. — Что это ещё за новая полька-бабочка?
   — Хорошо, я выскажусь: могу у тебя кое-кого застать…
   Вот тебе раз.., значит, все же хахаль!.. Откуда только Божидар его выкопал, и кто бы это мог быть?..
   Оказалось, все-таки Гутюша. Я долго смотрела баран бараном, потом смертельно оскорбилась, и только тогда наконец начала что-то понимать. Мыслительно-эмоциональная деятельность вдруг двинулась вперёд в ошеломительном темпе, почище любого компьютера, если не качеством, то, во всяком случае, темпом.
   — А почему ты так долго не приходил? — спросила я с напускным простодушием. — Позвонил, а мне пришлось прождать два с лишним часа. Что случилось?
   — Ты не одна на свете, — ответил он. — В конце концов, и у меня есть разные дела…
   Из его дальнейшей речи я уже не слышала ни единого слова. Все сошлось: я не единственная и в этом вся суть. Претензии я должна предъявить к себе. Я смотрела на него, пока он что-то говорил, и вдруг многолетняя завеса упала с глаз: он уже не казался красивым, во всяком случае, красивым для меня. В конечном итоге содержимое важнее упаковки… Вся наша. Боже смилуйся, связь была одним несусветным недоразумением, я по-идиотски ошиблась. А он все видел, но поддерживал моё заблуждение, черт знает с какой целью, может, его левой ноге так захотелось…
   И тут я взорвалась. Проехалась по его характеру, тщательно, добросовестно и без всяких скидок. Мне нечего было терять. С безжалостной откровенностью отчеканила все, что о нем думаю — все, что подавляла и душила в себе много лет. Полетел кумир с пьедестала.
   Увы, кумир на грязной земле остаться кумиром не может. Только теперь стало совершенно ясно, сколь необходимы ему постоянные песнопения насчёт его исключительности, и я почти испугалась. Сознание он, правда, не потерял, но просто чудом: в любом случае наша связь была разрублена топором.
   Последняя причина конфликта — ключи от моей квартиры — с великим достоинством были оставлены на столе. Он ушёл прочь навсегда, бросил меня, недостойную…

* * *

   В Варшаву я вернулась в начале сентября после нескольких месяцев отсутствия.
   Непосредственным поводом моих вояжей был, разумеется, разрыв с Божидаром. Один скандал — какие пустяки — ни в коей мере не удовлетворил моих агрессий, а больше шансов на ссору не было, трофей вырвался из когтей. Ведь я так и не поняла, обманывал ли он меня сознательно или просто по легкомыслию. Моя неудовлетворённая ярость сменилась длительным стрессом, ум погряз в забытьё, мир превратился в непонятное и отвратительное марево. Лучшее средство от подобных недугов — голубая даль.
   На всякие душевные передряги отлично воздействует атмосферическая турбулентность на высоте десять тысяч метров. Воздушная яма настигла меня над Монреалем в уборной, где мне лишь чудом не выбило зубов. Кое-как все же удалось невредимой вернуться в кресло, и остаток этих очаровательных двадцати минут я просидела с застёгнутым поясом.
   После недурной бермудотерапии окончательно меня исцелил шторм на Балтике, какого глаз человеческий не видел с тех пор, как с парома сорвался и утонул в море целый поезд. Из Копенгагена я возвращалась автобусом, и уже не в небе и на воде, а на земле было очень забавно наблюдать, как огромную туристическую колымагу швыряло на шоссе из стороны в сторону. К счастью, мои взаимоотношения со штормами вполне удовлетворительны, качка не терзает, а поскольку по понятным причинам буфет не пользовался успехом, мне удалось поужинать без вся кой очереди.
   Пока меня не было, в стране произошли события исторические, и я с удовольствием смотрела все это по зарубежному телевидению, почти не веря собственным глазам и ушам. Распад системы, несправедливо определённой благородным словом «строй», привёл меня в полное восхищение, так что все прочие огорчения пошли к чертям.
   Автобус в бывшей ГДР наткнулся на автомобильную аварию и долго ждал, потом сделал объезд, потом оголодавшие пассажиры потребовали остановиться у закусочной с колбасками, в результате мы сильно опоздали. Домой я добралась почти вечером, и тут же выяснилось, что нет света. Утешилась воспоминанием об отключённом пустом холодильнике, поставила дорожные сумки в прихожей и полетела к соседям, со скрежетом зубовным вспоминая, как в прошлый раз вернулась в разгар лета и не было воды. Сухой, как перец, чайник на кухне — то ещё утешение…
   Дверь мне открыл какой-то чужой человек — очевидно, соседи переехали. Получили квартиру побольше, должны были умотать ещё до моего отъезда, операция затянулась, но, естественно, к этому времени управились. А здесь уже новый жилец, чужой человек… Да что там, чужой — не чужой, главное — мужчина, вдруг что и посоветует.
   — Простите, пожалуйста, — сказала я озабоченно. — Только-только вспомнила про переезд моих соседей. Меня не было, сию минуту вернулась, а в квартире нет света. Прибежала сюда с горя. Простите, ради Бога, за вторжение…
   — А, это вы, пани? — обрадовался сосед. Я тут же вспомнила телефонный разговор с моим институтским профессором много лет назад: я пришла в гости к швагеру, тоже архитектору, зазвонил телефон, я взяла трубку.
   — Это пани? — спросил голос. Я узнала профессора и поняла, что он имеет в виду жену моего швагера.
   — Нет, это не я, — ответила я вежливо. — А, это вы, пани? — обрадовался профессор, который тоже узнал мой голос.
   Теперь произошёл такой же разговор, но речь в данном случае шла обо мне. Я подтвердила, что я — это я.
   — У меня письмо к вам, ваши бывшие соседи просили отдать, — сообщил мужчина. — Извините, что не занёс раньше, не знал о вашем возвращении.
   — Да меня ещё как бы и нет. То есть я здесь, но всего пять минут, как вошла, багажные сумки стоят у двери. Вам не за что извиняться.
   Новый сосед отошёл на два шага, достал с полочки в прихожей письмо и отдал мне. Думая про свет, я рассеянно посмотрела на него. Высокий, моего возраста, темноволосый, довольно интересный… Интересный или не интересный, неважно, главное — симпатичный.
   Он улыбнулся. И улыбка обаятельная.
   — Свет, вы говорите.., возможно, я помогу?
   — А вы умеете?
   — В домашнем масштабе этой премудростью овладел.
   — Ой, тогда очень вас прошу. Но предупреждаю, не смогу ответить даже на самый пустяковый вопрос про электричество. Насчёт пробок и прочего в таком роде. Правда, комнатная лесенка в вашем распоряжении.
   Он влез на стремянку, фонарик принёс свой, повозился в щитке, что-то заменил, после чего в моей квартире стало светло.
   — Всегда к вашим услугам, — сказал он, поставив лестничку на место.
   Счастливая и благодарная, я призналась, что мне без него пришлось бы сидеть в темноте — в таких неполадках мне всегда помогал сосед. Так оно и было, Божидара я давно уже перестала просить о чем-нибудь, даже скрывала от него всевозможные аварии, ибо ремонт в его исполнении всегда имел катастрофические последствия. Делал все вроде бы идеально, однако, во-первых, неимоверно долго, а во-вторых, исправленный предмет начинал вытворять разные фанаберии и укротить его не удавалось никакими силами.
   — Не унывайте, — заявил интересный незнакомец. — В конце концов, уже я ваш сосед и всегда помогу.
   Остатки деликатности заставили меня слегка его предостеречь.
   — А вы, пожалуйста, не рекламируйте свои умения. Мой сосед вообще-то делал у меня все, он был, что называется, мастером на все руки. По уговору за сложные, трудоёмкие работы я ему платила, а мелкие делал по-соседски бесплатно, человек он работящий, приходилось следить, чтобы по-соседски не делал больше положенного.
   — А я тоже работящий. И охотно помогу вам по-соседски бесплатно.
   — Ох, не кладите голову под топор! Понятно, я соглашаюсь с превеликой радостью, но вы придумаете какую-нибудь компенсацию с моей стороны. А то пойдёт игра в одни ворота.
   — Я, знаете, очень рассеянный и вот-вот явлюсь к вам занять сахару или соли. Или получить консультацию, как делать котлеты. Разрешите, раз такая оказия, я представлюсь? Знаю вас по имени, слышал о вас…
   Его звали обыкновенно — Януш Боровицкий, и пока что больше я о нем ничего не узнала, ибо на слух воспринимаю все плохо и забываю… Письмо оказалось пустяковым: знакомая была в Варшаве проездом, не застала меня дома. Открытку в элегантном конверте оставила соседям на всякий случай: вдруг вернусь и позвоню ей. Я не успела, не получилось.
   Воспитанием чувств я больше не занималась. Это вместо меня сделали исторические перемены, широко распахнувшие двери страстям другого свойства…

* * *

   Игральными автоматами я увлекалась давно и играла с маниакальным упорством. В основном в Тиволи, но случалось и в других местах. Впервые в жизни они появились в нашей стране за обычные деньги, которые чудесным образом превратились в обменную валюту. Я своим ушам не поверила, когда мне сообщили такие сногсшибательные новости, и тут же помчалась все проверить.
   Оказалось, все так и есть.
   Шум в «Гранд-отёле» стоял вполне умеренный, где ему до копенгагенских автомат-залов! У здешних машин просто следовало нажимать клавиши. О выигрыше сообщалось благозвучным журчанием, попискиванием или музыкой, а не звяканьем сыплющихся жетонов. Разумеется, сыпались они довольно редко, в основном, автомат копил их и сливал гуртом.
   Я, сидя перед автоматом, сияла от счастья, как вдруг услышала за спиной Гутюшин голос.
   — Привет! Давно не виделись, чуть не полгода. Исчезала куда-то?
   — Привет, Гутюша! Меня не было, уезжала. Что здесь делается?
   — В общем-то много чего. А в частностях не больно-то много — в частностях не до того было.
   — Вообще — все знаю, а насчёт частностей — не очень-то много потеряла. Ты играть пришёл?
   Гутюша оглянулся, подвинул табурет и сел рядом.
   — Пока так просто. Впервые, посмотреть бы, что за разносолье. Ты разбираешься в этих штуках?
   — Двадцать с лишним лет.
   — Как это? — удивился он. — Ведь только-только появились!
   — А в Тиволи были. Я эту заразу, можно сказать, с детских лет изучала.
   — Бомба! Раскрой талант, скажи, как играть.
   — Сперва пойди в кассу и купи жетоны. Учиться за мои деньги не разрешаю — везенье у меня испарится. Можешь ассигновать сотню или хоть бы пятьдесят?
   — А как же, разбогател в последнее время. Могу выбросить часть в сточную канаву.
   Он сходил в кассу, вернулся с жетонами. Я начала объяснения.
   — Сюда бросаешь жетон, запускаешь, загораются клавиши, видишь?
   — Вижу. И что?
   — Включаешь «старт». Читать умеешь, в картах разбираешься? В покер играешь?
   — Ясно. У тебя две пары. Что это даёт?
   — Даёт два жетона, вернулась ставка, я играю по два. Можно их перебросить на кредит, слить из автомата и забрать. Или снова обменять на деньги. А можно рискнуть удвоить, вот так…
   Я играла как раз на моем любимом покерном автомате. Показала Гутюше клавишу «дубль» и нажала её. На экране появилась одна закрытая карта, около неё замигало попеременно «красная» и «чёрная». Засветились соответствующие клавиши.
   — Теперь нажимаешь красную или чёрную, как душе угодно, на ум и расчёт не надейся. Угадаешь — получишь вдвойне, нет — все проиграешь. Например, красная…
   В виде исключения я угадала. Гутюша обрадовался. Я показала ему мигающую наверху четвёрку.
   — У меня уже четыре жетона, хочу дублировать, то есть рискнуть на пробой. Угадаю, удвоится. Рискую…
   Я снова рискнула на красную, к большому моему удивлению, угадала, пришла в азарт и решила: хватит с Гутюши, научила вполне.
   — Теперь у меня восемь и валять дурака не собираюсь. Сюда долбанёшь на кредит, кредит вот здесь…
   — Сто тридцать шесть, — прочитал Гутюша. — Ого-го!
   — Никакое не ого-го, автомат у меня уже двести сожрал. Возможно, что-нибудь и даст. Вон там такие же покерные автоматы, а в той стороне — тоже покерные, только нету «красная-чёрная», зато есть «большая-маленькая».
   Гутюша потребовал непосредственной демонстрации. Я оставила свой автомат и перешла к другому с «большой-маленькой». Гутюша бросил жетон. Я показала нужную клавишу, и у него появилось три десятки.
   — Оставь эти карты и бей ещё раз, может, и… Ладно хоть так: что было, то и осталось, перебросишь на кредит или гадаешь на «дубль»?
   — А сколько у меня?
   — Написано. Вот тут. Три.
   — На пробой.
   — Ну, прочитай, что загорелось. На одном написано «double», а на другом «take», это, надеюсь, уразумеешь по-английски?
   — «Take»… — поймал и держу?
   — Да. Продуешь дубль, держать будешь куриный помёт.
   — Ну и пускай. Гадаю на дубль. Гутюша нажал клавишу «дубль», в углу появилась одна закрытая карта.
   — А теперь угадай, большая она или маленькая. То есть от шестёрки вниз или от восьмёрки вверх. Туз в этом случае заменяет единицу, а семёрка — ничья.
   Гутюша посмотрел на меня, на экран, нажал «большую» — появилась дама. Выиграл.
   — И что дальше?
   — У тебя шесть. Можешь либо на кредит, либо снова на пробой.
   — Поймать и держать? Правильно! Честь имею держать!
   Нажал дубль и «маленькую». Появился король, Гутюша продул весь выигрыш. Нуль.
   — Без порток, зато при шпорах, — философски заключил он. — Постой, я ещё попробую.
   Автомат проявил вежливость, дал две пары и разрешил их дублировать. Я удержала Гутюшу от следующей демонстрации во имя мужской чести, показала, как выигранное слить из автомата, и повела дальше.
   — Здесь просто полька-карабас. Тоже покер, стой, брось что-нибудь, покажу, как гадать на дубль, очень забавно…
   На четвёртый жетон Гутюша получил пару валетов, сам нашёл нужную клавишу. На экране появилось пять карт, лишь первая открытая. Семёрка.
   — Тебе надо угадать карту больше чем семёрка, — объяснила я. — Если окажется меньше, все проиграл.
   — А если то же самое? Тоже семёрка?
   — Тогда можешь гадать снова или отказаться.
   Гутюша подумал, попал на девятку.
   — Теперь у тебя два жетона. Рискуй удвоить или перебрось на кредит. Предупреждаю, на экране может появиться туз, здесь он не заменяет единицу, а так и есть нормальный туз.
   Гутюша во что бы то ни стало желал туза, нажал дубль. Появилась двойка. Нажал что попало, не раздумывая, и появился туз.
   — И на фиг мне эта разница? — упрекнул он и оставил четыре жетона на кредите.
   Я велела скинуть жетоны из механизма и продолжила демонстрацию. Гутюшу заинтересовали фруктовые автоматы. Опустил жетон и попытался играть. Я удержала его.
   — За один не сыграешь. Самое меньшее — за восемь жетонов, автомат выдаёт фрукты на восьми линиях. Три линии горизонтально, три вертикально и две наискосок. За один жетон играешь только на одной линии, на этой средней горизонтальной, и больше ничего. И не выходи из себя: если появится фрукт на вертикали или, к примеру, на верхней горизонтали, тогда — полный проигрыш. Попробуй, если руки чешутся, но обращаю внимание — обходится дороговато.
   Гутюша решил попробовать. Бросил восемь жетонов, соответствующей клавишей запустил и нажал старт. С краю появились вишни.
   — У тебя два, — объясняла я терпеливо. — Можешь на пробой…
   — Так и сделаю, — решил Гутюша сразу же. — Пробой мне по нраву.
   — Не тебе одному, — буркнула я и пальцем показала светящиеся клавиши. — Читай надписи, сразу поймёшь.
   Гутюша прочитал, понял и нажал. Ряд открытых карт вверху привёл его в восхищение.
   — О, вот это я понимаю. Хоть все видно: одни большие. Самое время, чтобы пришла маленькая!
   Нажал «small», и действительно, вместо закрытой карты открылась четвёрка. Попробовал ещё раз, угадал большую, набил восемь жетонов и перебросил на кредит. Сыграл на эти восемь и сразу же получил четырнадцать.
   — Остаюсь тут, — решил он. — Этот робот мне нравится.
   — Думаю, выиграешь, ты ведь здесь в первый раз, — сказала я неуверенно. — Не исключено, что на игральных автоматах, как на бегах — в первый раз всегда выигрываешь. На всякий случай учти, этот автомат выплёвывает только сто девяносто жетонов, если набьёшь больше, беги к механику за бумажкой.
   — За какой бумажкой?
   — Квитанция в кассу. Вот эта клавиша тебе не телефон-автомат. Не колоти по ней кулаком, а спокойно подожди: машина сперва все сожрёт, потом давать начнёт. Все тебе показала, играй как душе угодно, потом расскажу разные разности.
   Гутюша явился ко мне через час очень довольный. Набил двести жетонов и похваливал развлечение. Я тоже аккурат была в подъёме, слила все из автомата и подавила жадность. По опыту знаю, посиди я ещё — и продую вчистую, а мне хотелось сообщить Гутюше кое-какие свои наблюдения. Посему пока следовало свернуть всякую бурную деятельность на проигрыш.
   Посоветоваться необходимо. За несколько моих походов в «Гранд» кое-что бросилось в глаза. Сиди я за автоматом одна, не обратила бы внимания на некоторых игроков: всецело была занята собственными успехами и поражениями, о коих старалась всеми силами забыть. Но в «Гранде» по залу шатались скопища весьма настырных элементов, в просторечии болельщиков. Одни глазели из обычного любопытства, другие задыхались от зависти и скрежетали зубами — заядлые игроки, у которых не было денег на игру, третьи пялились просто по злобе, беззастенчиво радуясь, когда кто-нибудь проигрывался. На спине надо было иметь двойную крокодилову кожу или вообще танковую броню, чтобы не чувствовать их сверлящего взгляда. Симпатий я к ним не питала, хотя это они, собственно, подняли шум.
   — Вот скотина, берет раз за разом, — сквозь зубы цедил кто-то за моей спиной.
   Я оглянулась. Двое болельщиков глазели на четвёртый от меня автомат, одного снедала зависть, другого нескрываемое отвращение. Второй пожал плечами и потащил завистника в глубину зала. Я немного откинулась назад на своём табурете и поинтересовалась выигрывающей скотиной.
   Скотина играл на покерном автомате, таком же, как у меня, но мой был с джокером, что теоретически давало больше шансов на выигрыш. Платил мой автомат только с двух пар, а тот реагировал даже на одну.
   Одна пара возвращала ставку, и можно было дублировать пять раз, так что один жетон давал тридцать два, если угадаешь красную-чёрную… Я почти всегда угадывала наоборот, посему заинтересовалась везучим игроком и вспомнила, что это его игру постоянно сопровождает выигрышная мелодийка.
   Скотина ставил по десять жетонов. На моем автомате ставка была пять. Я немного понаблюдала за его действиями, неудобно отклонившись назад. У него выскочили две пары — двадцать, рискнул на пробой. Около закрытой карты начало мигать «red» и «black», требовалось угадать цвет. Не поколебался и угадал: карта повернулась — красная, имел уже сорок. Карта снова показала рубашку, опять предлагая дублировать и завлекательно мигая восьмьюдесятью, тип долбанул красную и снова угадал. Имел уже восемьдесят. Я уставилась на него с таким же интересом, как и все остальные болельщики. Подумал, выбрал чёрную. Фарт. После пятого гадания автомат сам сбросил на кредит шестьсот сорок жетонов под аккомпанемент бодренького мотивчика. Я глянула на его кредит — тысяча шестьсот восемьдесят пять, больше полутора миллионов злотых! Да, впечатляет, скотина в жутком подъёме, или его невеста бросила?..
   Когда я снова про него вспомнила, автомат как раз выдал ему каре, что редко случалось. За десять жетонов сразу двести. Не задумываясь, он тут же рискнул удвоить. Снова попадание — чёрная, немного подумал и угадал красную. Я заинтересовалась, как сыграет дальше — у него уже восемьсот, а он твёрдо продолжал долбить. Чуть помедлив, сосредоточившись, угадал все пять раз, и чёртов автомат заиграл в его честь, вернее, в честь шести тысяч четырехсот жетонов. Взял более девяти миллионов злотых!