Страница:
того, что Тито является империалистическим агентом. Точная хронология
подготовки сфабрикованных процессов погребена в архивах КПСС и МВД. Однако,
почти не вызывает сомнения, что заявление Жданова не было пустой фразой, и
что Берия начал организовывать "разоблачение" Тито и ликвидацию
потенциальных "титоистов" во всех государствах-сателлитах по приказу Сталина
самое позднее в мае 1948 г.
Общие указания по режиссуре пришли из Москвы: найти "титоистских
заговорщиков" во главе партийной иерархии, которые по заданию
империалистических разведывательных служб планируют свержение
социалистического строя. Категории "подозревае-мых" устанавливались
Сталиным: вернувшиеся в страну из изгнания на Западе, интеровцы (участники
гражданской войны в Испании), руководители национального подпольного
движения, "космополиты" (еврейские интеллектуалы), короче все руководящие
работники, которые не прибыли в страну из Москвы, и которых советские органы
безопасности если не завербовали, то хотя бы проверили.
Однако, при конкретизации процесса, который необходимо было
подготовить, для Берия начались трудности: он поневоле был вынужден
сотрудничать не только с местными органами безопасности и резидентами МВД,
но и отдельными партийными лидерами. Здесь он столкнулся с сопротивлением,
которого в Москве не ожидали. Одно дело в принципе соглашаться с
необходимостью террора и совсем другое назвать изменником и передать палачам
собственных товарищей, друзей, соратников по борьбе. Оправдывать террор в
Советском Союзе было гораздо легче, чем помогать развязывать его в
собственном доме.
В Польше и Румынии Берут и Георгиу-Деж попробовали с некоторым успехом
обойти приказ из Москвы для того, чтобы спасти себя и свою клику. В
Чехословакии президент Готтвальд сопротивлялся первым требованиям
организовать процесс. Только совместный нажим из Москвы, Будапешта и Варшавы
вынудил его изменить свою позицию и все-таки два года спустя он медлил с
арестом Сланского. В Болгарии на пути рабского выполнения директив МВД стоял
огромный престиж Димитрова и только после его устранения можно было начать
чистку.
В Венгрии, однако, Берия встретил помощников, готовых на все.
Услужливость Матиаша Ракоши была известна и опробована. Эрне Гере и Михал
Фаркаш, два других члена внутреннего триумвирата были агентами
МВД[22]. А еще были фракционная борьба, идеологические
разногласия и примитивная грызня за власть.
Ракоши хотел быть венгерским Сталиным. Это был умный человек, жаждущий
власти, хитрый и лишенный всяких моральных принципов. Гере был очень
талантливый хороший экономист и резкий "полицейский", как во время
гражданской войны в Испании, где он был политкомиссаром Коминтерна, так и в
Будапеште на службе у Берия. Фаркаш, которому в Центральном Комитете
подчинялись армия, полиция и служба безопасности, был самым бесцветным из
этой тройки, воплощенный бюрократ. Жестокость и жажда власти сделали его
добровольным сотрудником МВД.
Именно Ракоши, в мае, самое позднее в июне 1948 г. был вызван в Москву,
для того, чтобы вместе с Берия подготовить процесс в Будапеште. Роли были
распределены следующим образом: Райк - глава заговора, Тибор Соньи - связник
с Фильдом и американской шпионской службой, а Лазар Бранков - связник с
Тито.
Ласло Райк, родился в 1908 г. В 1930 г. во время учебы в Будапештском
университете вступил в нелегальную коммунистическую партию. После исключения
из Университета он работал строителем, и стал руководителем коммунистической
фракции профсоюза строительных рабочих. После начала гражданской войны в
Испании он прибыл в Мадрид и стал партийным секретарем в батальоне Ракоши
Интербригады. После падения республики он был интернирован в Сен-Сипрен,
Гуре и Верне. Он бежал из французских лагерей, в 1941 г. вернулся в Венгрию,
стал лидером подпольного коммунистического движения, секретарем нелегального
Центрального Комитета компартии и организовал антифашистское сопротивление
против венгерских квислингов. В декабре 1944 г. его арестовали "Скрещенные
стрелы" (венгерские нацисты) и передали гестапо. После освобождения из
тюрьмы вблизи Мюнхена Райк в мае 1945 г. вернулся в Венгрию и был избран в
Центральный Комитет и Политбюро. В 1946 г. он занял ключевой пост министра
внутренних дел.
Райк был для Сталина идеальной мишенью: как испанский ветеран и местный
коммунист, он относился сразу к двум категориям "подозрительных". Для Ракоши
это тоже был идеальный выбор главного врага. Нет, дело было не в
политических разногласиях. Райк был стопроцентным сталинистом, искренне
преданным Советскому Союзу. Как министр внутренних дел он запрещал одну
буржуазную оппозиционную партию за другой, а их лидерам приходилось выбирать
между тюрьмой на Родине и изгнанием на Западе. Именно он и его служба
безопасности организовали процесс против кардинала Миндсенти, чем
основательно подорвали влияние католической церкви. Но это не делало его
надежным партнером для Ракоши. Прежде всего Райк был идеалистом, даже
фанатиком коммунистической идеи, а не хладнокровно рассчитывающим
интриганом. Прирожденный лидер, стройный, высокий с приятной внешностью, он
несомненно был самым популярным и уважаемым человеком в партии, прежде всего
среди молодежи, а также в кругах левой демократии и интеллектуалов. Его сила
притяжения отчасти объяснялась и тем, что на фоне Ракоши, Гере и Реваи он
был единственным неевреем в высшем руководстве. Ракоши видел в Райке самого
опасного конкурента в своем стремлении к неограниченной власти над аппаратом
подавления.
После возвращения из Москвы Ракоши вместе с Фаркашем начал компанию
против Райка[23]. На заседании Политбюро Райка подвергли резкой
критике за то, что он приказал распустить партийную организацию в
министерстве внутренних дел. Райку пришлось выступить с самокритикой и
восстановить партийную организацию. В начале июля было созвано новое
заседание Политбюро, на котором Эрне Гере обвинил министра внутренних дел в
том, что он создал в Будапеште, в казармах Радецкого, особую группу полиции,
вооруженную самым современным оружием и подчиненную непосредственно ему.
"Для чего нужна эта особая группа? - спрашивал Гере, - может быть для
планируемого военного путча?" Райк возмутился и заявил, что специальное
подразделение было создано по согласованию с советской военной комендатурой.
После этого всплыло фальшивое швейцарское письмо. Через два месяца Райк был
смещен с постов министров внутренних и иностранных дел. Политическая полиция
была реорганизована и подчинена комиссии по безопасности в составе
Центрального Комитета, в которую кроме тройки вошел и начальник AVH Габор
Петер.
Для того, чтобы Райк чувствовал себя в безопасности, он не только был
оставлен членом ЦК и Политбюро, но в начале 1949 г. был назначен Генеральным
Секретарем Национального Народного Фронта. Еще в апреле его имя стояло
четвертым в списке кандидатов на парламентских "выборах" и 16 мая он стоял
на почетной трибун вместе с "москвичами" на празднике по поводу победы на
выборах. 29 мая Ракоши пригласил его на обед, а вечером этого же дня он был
арестован.[24]
В списке преступников, тщательно подготовленном Ракоши и товарищами,
стояли фамилии друзей и коллег Райка из министерства внутренних дел и
полиции, соратников по интербригаде и венгерскому подпольному движению,
частично даже друзья его друзей.
Используя удобный случай в "райкисты" были зачислены и левые
социал-демократы. Хотя они и сотрудничали с коммунистами, но были критически
настроены к Советскому Союзу, поэтому их считали "троцкистами" и они
подлежали ликвидации. Самым выдающимся из них был Пал Юстус (Pal Justus). С
конца 20-х годов он входил в крайнее левое крыло партии. В 1932 г. он был
арестован полицией Хорти и был вынужден эмигрировать во Францию. В 1936 г.
он вернулся в Венгрию и во время войны стал инициатором создания единого
фронта с нелегальной компартией. После освобождения Венг-рии он стал ведущим
теоретиком социалистов и выступал за слияние обеих рабочих партий. В
признание его заслуг, коммунисты предоставили ему место в Центральном
Комитете объединенной Венгерской Рабочей Партии. Юстус идеально подходил к
схеме Сталина : не только как левый социал-демократ, и как находившийся в
изгнании на Западе, но и как интеллектуал и еврей.
Особую категорию составили антинемецкие старшие офицеры армии Хорти,
которые на последней стадии войны включились в движение сопротивления,
руководимое коммунистами, или в советском плену приняли антифашистский курс
коммунистов. После освобождения Венгрии они вступили в новую демократическую
армию и заняли в ней высокие посты. Самым значительным из них был генерал
Дьердь Пальффи (Gyorgy Palffi). В начале 40-х годов он вступил в нелегальную
коммунистическую партию, организовывал военное сопротивление немцам и в 1945
г. стал начальником военнополитического управления министерства обороны.
Довольно скоро начались разногласия между военной контрразведкой и службой
безопасности. Теперь начальнику AVH Габору Петеру представился удобный
случай избавиться от своего конкурента.
Тибор Соньи был таким же идеальным кандидатом в жертвы, как и Райк. Как
начальник управления кадров партийного Центра, каждое назначение на
ответственные посты во всем партийно-государственном аппарате должно было
быть им предложено или одобрено. Советское МВД настороженно относилось к
Соньи из-за его связей с Ноэлем Фильдом, благодаря чему он идеально подходил
для роли резидента американской разведки.
Тибор Соньи родился в Будапеште в 1903 г. Еще учеником средней школы он
вступил в социалистическое молодежное движение. После свержения Советской
Республики в 1919 г. он эмигрировал в Вену, где изучал психиатрию на
медицинском факультете университета. В 1930 г. он вернулся в Будапешт и
вступил в нелегальную коммунистическую партию. Однако, из-за угрозы ареста
ему снова пришлось бежать в Вену и там он по указанию Коминтерна был
назначен связным между нелегальной Венгерской компартией и группой
коммунистов, эмигрировавших на Запад. После вступления Гитлера, он через
Прагу бежал в Цюрих, где, как и в Вене, работал в университетской
психиатрической клинике. В марте 1945 г. он вернулся в Венгрию. Это был
прилежный и усердный аппаратчик, лишенный чувства юмора. В сентябре 1947 г.
он был избран в ЦК партии и ему доверили руководство управлением кадрами.
Для Ракоши и AVH Соньи был золотой жилой, ибо был основным представителем
коммунистов, вернувшихся на Родины из западной эмиграции. Вместе с ним в
расставленные сети попала группа возвращенцев из Швейцарии в количестве 14
человек.
Лазар Бранков был таким же агентом Тито, как Соньи американцев. Он стал
членом коммунистической партии Югославии еще в юности и во время
освободительной войны был старшим офицером партизанской армии. В 1945 г.
Тито назначил его руководителем югославской военной миссии в Венгрии, а
позднее он стал советником посольства в Будапеште. Под давлением советских и
венгерских органов безопасности он в сентябре 1948 г. присоединился к
резолюции Коминформа и тем самым стал важным козырем в международной
пропагандистской кампании против Тито. На процессе он должен был разоблачить
связи Югославии не только в венгерскими, но и румынскими, польскими и
болгарскими "изменниками".
Ракоши представил на рассмотрение Берия и Сталину расширенный список
жертв и получил их одобрение. Следующим шагом было образование особой
секретной комиссии в которую вошли начальник AVH Габор Петер и его самые
доверенные сотрудники: полковники Эрне Сюч (Erno Szucs) и Дьюла Дечи (Gyula
Decsi). У них было задание приспособить общие директивы из Москвы к
венгерским условиям и в общих чертах наметить перекрестные связи между
такими лицами, как Райк, Соньи, Пальффи, Юстус и Бранков. Комиссия была
ответственна с одной стороны перед Ракоши, а с другой перед генералом
Федором Белкиным, начальником Управления "Юго-Восточная Европа" советской
службы безопасности, со штаб квартирой в г. Бадене у Вены.
Белкин и два его генерала - Лихачев и Макаров в начале мая 1949 г.
прибыли в Будапешт и давали своим венгерским коллегам "советы" по
организации процесса. Они находились в Венгрии в течение всего процесса
Райка и принимали вместе с группой высших офицеров советской службы
безопасности активное решающее участие в допросах, пытках и формулировке
"признаний", выжатых пытками.
По указанию Белкина аресты были отложены до получения последних
указаний Сталина. В марте 1949 г. Индржи Веселы, начальник чехословацкой
службы безопасности получил от Белкина указание отправить в Женеву Ноэлю
Фильду письмо с приглашением посетить Чехословакию для обсуждения вопросов,
связанных с его переездом в Прагу и с его новым полем деятельности. 5 мая
Фильд прибыл в Прагу. В это же время в чехословацкой столице оказался
полковник AVH Эрне Сюч и попросил своего чехословацкого коллегу арестовать
американца и передать его венгерской службе безопасности. Однако, Веселы не
спешил выполнять эту просьбу и понадобилось личное вмешательство генерала
Белкина и беседа с президентом Готтвальдом, чтобы 11 мая был произведен
арест Фильда (подробности см. Pelikan 1971, c. 70ff). "Если и у генерала
Белкина есть подозрения и он поддерживает просьбу об аресте, делай так, как
они хотят" - пришлось сказать Готтвальду Веселому. На следующий день Ноэль
Фильд уже был брошен в подвал секретной виллы на Розовом холме в Будапеште,
конфискованной советским МВД.
17 мая Габор Петер, Сюч и Дечи созвали заседание руководства AVH, на
котором Петер сообщил, что советские и венгерские органы безопасности
раскрыли ужасный заговор империалистов и их наймита Тито, который должен был
привести к свержению социализма. Личности шпионов и заговорщиков уже
установлены и аресты должны начаться в самое ближайшее время. Задача AVH с
помощью советских "советников и инструкторов" выяснить подробности заговора
и добыть у преступников признания в их постыдной деятельности.
В ночь на 18 мая Тибор Соньи и первые члены группы возвращенцев из
Швейцарии были арестованы. Допросы по делу Райка начались.
Берия и Ракоши арестом Соньи начали подготовку процесса Райка. В ночь
на 18 мая 1949 г. Соньи был вытащен из постели, брошен со связанными руками
в автомобиль и доставлен доверенными агентами на секретную виллу МВД на
Розовом Холме к Габору Петеру. Около начальника AVH сидели его заместитель
полковник Эрне Сюч и генерал-лейтенант Белкин со своим переводчиком.
Эта команда только внешне выглядела смешанной венгерско-русской, ибо
Петер еще в венгерском подпольном движении был завербован советской тайной
полицией, а Сюч в эмиграции находился в Москве, где и закончил школу НКВД.
МВД установило не только схему концепции чистки в Венгрии, но и
контролировало весь ход процесса: "советники указывали офицерам AVH кого они
должны пытать и какие признания они должны выбить, допрашивали через
переводчика основных заключенных, вносили в переведенные протоколы допросов
изменения, дополнения, подчеркивания. Они составляли обвинительные акты,
репетировали вместе с основными обвиняемыми и "свидетелями" их роли на
процессе, дирижировали и наблюдали за инсценировкой открытых слушаний. Они
определяли кого приговорить к смерти, а кого к длительным срокам заключения.
С начала и до конца МВД был учителем, а AVH, Ракоши и товарищи только
учениками и ассистентами.
Соньи был хорошим выбором, благодарным началом для AVH. Его связи в
военные годы с Ноэлем Фильдом делали его подозрительным не только в глазах
следователей. Он сам начал в себе сомневаться, когда приказали доставить из
соседней комнаты Фильда, арестованного за неделю до этого в Праге и
доставленного в Будапешт и американец признался в наличии контактов с Аленом
Даллесом, уполномоченным секретной службы УСС в Швейцарии. Если Фильд
работал на главного американского шпиона, то из этого можно было сделать
вывод, что и его, Соньи, могли как-нибудь использовать... Соньи был уже
сломан, когда его начали бить резиновой дубинкой по подошвам, для того,
чтобы выбить из него признание в связи с Даллесом, с которым он лично
никогда не встречался[ 25]. Причем бить его начали не для того,
чтобы получить признание, для этого еще придет время, а для того, чтобы
наглядно ему продемонстрировать, что он больше не член ЦК и начальник
управления кадров, а подлый преступник, изменник и шпион, отданный на гнев и
милость венгерской и советской служб безопасности.
Соньи был идеальным началом еще и потому, что он мог быть использован
как первая петля в гигантской сети, которую еще предстояло сплести. Его
заставили написать длинный список с именами и характеристиками 14 человек из
его швейцарской группы, а также с именами всех товарищей, которые после
войны вернулись с Запада и были распределены через управление кадров в
партийный и государственный аппарат. Подобный список был уже готов: имена
венгерских коммунистов, получавших во время войны поддержку от Фильда и его
организации. Список подписал Михал Фаркаш, как приказ об арест и в течение
следующих недель подвалы штаб-квартиры AVH на улице Андраши заполнились
"западниками", которых на допросах писали бесконечные биографии и
признавались в том, что являются "членами банды Соньи". Их связи во время
пребывания на Западе стали "шпионскими контактами" с американской разведкой,
французским Deuxieme Bureau или британской Intelligence Service. "Шпионский
материал" поставляла их область работы. Фамилии их друзей, сотрудников и
начальников, названные на первых дoпросaх, просевались сквозь сито комиссии
безопасности и если они подходили под ту или иную категорию
"подозрительных", следовал приказ об аресте. После этого вся процедура
повторялась заново. Так, поначалу еще неопределенный "Заговор для свержения
народной демократии" постепенно принимал все более четкие контуры.
Постоянно расширяя концентрические круги, вытянутые из Соньи и Фильда,
AVH преследовало только одну цель: обвинить Райка. Через неделю ежедневных
побоев Соньи уже принял логику, что косвенная "связь" с Даллесом через
Фильда политически дoлжна рассматриваться как непосредственный контакт.
Когда 26 мая его привели на очную ставку с Белой Сасом (Bela Szasz),
вернувшимся из Аргентины, это был уже внутренне сломанный человек, хотя
внешне он выглядел почти нетронутым (см. Szasz, 1986 s. 22ff). Семь дней
спустя это был уже обломок человека: впалый старческий череп, глаза,
бегающие в страхе, ноги, которые едва могли носить его скрюченное тело.
Начались серьезные пытки, для того, чтобы заставить его "разоблачить" Райка,
как американского шпиона и главу "титоистского" заговора.
Вынудить Соньи признать, что его контакты с Фильдом являются шпионской
связью было сравнительно просто. Однако в отношении Райка дело было гораздо
сложнее: лично они были едва знакомы. AVH схватилось за единственную точку
соприкосновения: Соньи был начальником управления кадров ЦК, которое
направляло друзей и соратников Райка на руководящие посты. Однако, несмотря
на все физические пытки, несмотря на арест его жены Аннушки, находившейся на
последних месяцах беременности, Соньи до конца отказывался "признаться" в
том, что по заданию Фильда завербовал Райка на службу американской разведке.
Эта стойкость оказалась не только бесплодной, но и довольно скоро
ненужной, ибо уже чeрeз двенадцать дней после Соньи был арестован сам Райк.
Здесь AVH помогло не так извращенно выраженное чувство долга, ибо
психические и физические пытки смогли вынудить Райка обвинить себя в том,
что он был шпиком фашисткой полиции, шпионом Deuxiem Bureau и американской
разведки и наконец доверенным человеком Тито, который хотел с помощью
военного путча захватить власть, убить вождей коммунистов Ракоши, Гере, и
Фаркаша и ввести в Венгрии капитализм.
Одновременно с допросами Райка, проводимыми русскими Белкиным,
Лихачевым и Макаровым, начальником AVH Петером и его заместителем Сючем,
начали пытать генерала Дьердя Пальффи и советника югославского посольства
Лазара Бранкова. Цель была задана в Москве и Будапеште еще перед началом
арестов. Пальффи отвели роль агента югославской разведки и орудия Райка в
подготовке военного путча. Бранков, который до своего ареста был
контролируемым AVH пропагандистом в антититовской кампании, должен был
подписать протокол, что он является венгерской рукой югославского министра
внутренних дел Ранковича, который передавал задания Райку и его контролером
в заговоре. Также в соответствии с заданной схемой Райк, Палльфи и Бранков
должны были предстать не преступниками одиночками, но главарями широко
разветвленной банды заговорщиков.
Для того, что бы разместить всех арестованных: испанских ветеранов и
подпольщиков, высоких чиновников из министерства внутренних дел,
министерства обороны и полиции, офицеров армии и контрразведки,
руководителей организации югославского меньшинства, государственных и
партийных функционеров, которые до конфликта с Коминформом занимались
югославским вопросом, понадобилось срочно строить новые подземные камеры -
одиночки. Здесь приведем только две отдельных судьбы:
Иштвана Штолта заманили в Советскую оккупационную зону Германии,
арестовали и переправили в Венгрию. В Будапештском университете он был
другом и товарищем Райка, но позднее из-за "уклона" его исключили из партии
и теперь он должен был подтвердить "троцкизм" Райка. Другой старый коммунист
Йожеф Кaлчич вернулся нa Рoдину с Запада. Он участвовал в гражданской войне
в Испании, после ее окончания бежал в Бельгию и там во время немецкой
оккупации стал легендарным героем движения сопротивления. Ракоши лично
обратился к руководству бельгийской партии с просьбой помочь вернуть его на
Родину: там преданные товарищи нужнее. После возвращения Калчич получил чин
полковника и высокий пост в министерстве внутренних дел. Через несколько
месяцев он оказался в подвале AVH.
Аресты этих "райкистов" получили собственную динамику, а потом
"признания", выдавленные под пытками, обвиняли не только их сокамерников, но
и тех коммунистов, которые еще оставались на свободе и аресты которых были
запланированы AVH. Вопреки программе в протоколах совершенно неожиданно
всплывали новые имена, которые приходилось вносить в списки на ликвидацию. В
отличие от заранее расписанных ролей Соньи, Райка, Палльфи и Бранкова
функции этой почти необозримой массы заключенных, количество которых к
середине июля превысило 300 были еще неопределенны.
Так же пока было не ясно, какое место в общей концепции заговора
отвести "группе троцкистов" вокруг левого социалиста Пала Юстаса или члена
ЦК Андраша Салаи, отвечавшего за связи с югославской партией. Поэтому
пришлось сначала сконцентрировать допросы на биографии заключенных. Только
потом начиналась "политизация": резиновыми дубинками и прикладами,
бессонницей, холодом и голодом, рафинированными методами физических и
психических пыток заключенные превращались в шпиков полиции Хорти; служебные
и личные связи с Райком, Соньи, Палльфи или Бранковым, а также официальные
контакты с некогда дружественной Югославией превратились в участие в
заговоре и шпионаж в пользу Тито и империалистов; каждый политический
поступок в их прошлом фальсифицировался в преступление.
Кровавый и жестокий процесс превращения коммунистов, преданных партии в
изменников с обширным набором грехов, длился разное время в зависимости от
характера и стойкости жертвы. Однако почти все сдались. Немногие исключения
не слишком огорчали режиссеров: таких просто не доводили до суда, а не долго
думая изолировали в одном из многих лагерей для интернированных,
подведомственных AVH. Палачи из пыточных команд получили строгий приказ
заботиться о том, чтобы подследственные оставались живыми. Но были и
неудачи: много заключенных было забито до смерти или умерло от сердечного
приступа до того, как можно было представить перед открытым или одним из
многочисленных тайных слушаний. Так например, Андраш Хаваш, поэт и писатель,
культурный атташе венгерского посольства в Париже был вызван на Родину для
доклада и арестован. От пыток он сошел с ума и его бросили в одиночную
камеру. Расстроенная душа Хаваша доставляла немало развлечения его
охранникам, которые любили пинать его, пока однажды не запинали до смерти.
Вторая и последняя фазы началась только в середине августа 1949 г. К
этому времени AVH уже располагало по меньшей мере "частичными признаниями"
заключенных, предназначенных для большого процесса. Почему они признавались,
ясно из мемуаров выживших. Здесь мы не будем подробно анализировать технику
выжимания признаний. Пытки от собственных товарищей разрушали не только их
тела, но и души. Они чувствовали себя виновными, поскольку так сказала
партия, а партия всегда была права. Они должны были по крайней мере
подготовки сфабрикованных процессов погребена в архивах КПСС и МВД. Однако,
почти не вызывает сомнения, что заявление Жданова не было пустой фразой, и
что Берия начал организовывать "разоблачение" Тито и ликвидацию
потенциальных "титоистов" во всех государствах-сателлитах по приказу Сталина
самое позднее в мае 1948 г.
Общие указания по режиссуре пришли из Москвы: найти "титоистских
заговорщиков" во главе партийной иерархии, которые по заданию
империалистических разведывательных служб планируют свержение
социалистического строя. Категории "подозревае-мых" устанавливались
Сталиным: вернувшиеся в страну из изгнания на Западе, интеровцы (участники
гражданской войны в Испании), руководители национального подпольного
движения, "космополиты" (еврейские интеллектуалы), короче все руководящие
работники, которые не прибыли в страну из Москвы, и которых советские органы
безопасности если не завербовали, то хотя бы проверили.
Однако, при конкретизации процесса, который необходимо было
подготовить, для Берия начались трудности: он поневоле был вынужден
сотрудничать не только с местными органами безопасности и резидентами МВД,
но и отдельными партийными лидерами. Здесь он столкнулся с сопротивлением,
которого в Москве не ожидали. Одно дело в принципе соглашаться с
необходимостью террора и совсем другое назвать изменником и передать палачам
собственных товарищей, друзей, соратников по борьбе. Оправдывать террор в
Советском Союзе было гораздо легче, чем помогать развязывать его в
собственном доме.
В Польше и Румынии Берут и Георгиу-Деж попробовали с некоторым успехом
обойти приказ из Москвы для того, чтобы спасти себя и свою клику. В
Чехословакии президент Готтвальд сопротивлялся первым требованиям
организовать процесс. Только совместный нажим из Москвы, Будапешта и Варшавы
вынудил его изменить свою позицию и все-таки два года спустя он медлил с
арестом Сланского. В Болгарии на пути рабского выполнения директив МВД стоял
огромный престиж Димитрова и только после его устранения можно было начать
чистку.
В Венгрии, однако, Берия встретил помощников, готовых на все.
Услужливость Матиаша Ракоши была известна и опробована. Эрне Гере и Михал
Фаркаш, два других члена внутреннего триумвирата были агентами
МВД[22]. А еще были фракционная борьба, идеологические
разногласия и примитивная грызня за власть.
Ракоши хотел быть венгерским Сталиным. Это был умный человек, жаждущий
власти, хитрый и лишенный всяких моральных принципов. Гере был очень
талантливый хороший экономист и резкий "полицейский", как во время
гражданской войны в Испании, где он был политкомиссаром Коминтерна, так и в
Будапеште на службе у Берия. Фаркаш, которому в Центральном Комитете
подчинялись армия, полиция и служба безопасности, был самым бесцветным из
этой тройки, воплощенный бюрократ. Жестокость и жажда власти сделали его
добровольным сотрудником МВД.
Именно Ракоши, в мае, самое позднее в июне 1948 г. был вызван в Москву,
для того, чтобы вместе с Берия подготовить процесс в Будапеште. Роли были
распределены следующим образом: Райк - глава заговора, Тибор Соньи - связник
с Фильдом и американской шпионской службой, а Лазар Бранков - связник с
Тито.
Ласло Райк, родился в 1908 г. В 1930 г. во время учебы в Будапештском
университете вступил в нелегальную коммунистическую партию. После исключения
из Университета он работал строителем, и стал руководителем коммунистической
фракции профсоюза строительных рабочих. После начала гражданской войны в
Испании он прибыл в Мадрид и стал партийным секретарем в батальоне Ракоши
Интербригады. После падения республики он был интернирован в Сен-Сипрен,
Гуре и Верне. Он бежал из французских лагерей, в 1941 г. вернулся в Венгрию,
стал лидером подпольного коммунистического движения, секретарем нелегального
Центрального Комитета компартии и организовал антифашистское сопротивление
против венгерских квислингов. В декабре 1944 г. его арестовали "Скрещенные
стрелы" (венгерские нацисты) и передали гестапо. После освобождения из
тюрьмы вблизи Мюнхена Райк в мае 1945 г. вернулся в Венгрию и был избран в
Центральный Комитет и Политбюро. В 1946 г. он занял ключевой пост министра
внутренних дел.
Райк был для Сталина идеальной мишенью: как испанский ветеран и местный
коммунист, он относился сразу к двум категориям "подозрительных". Для Ракоши
это тоже был идеальный выбор главного врага. Нет, дело было не в
политических разногласиях. Райк был стопроцентным сталинистом, искренне
преданным Советскому Союзу. Как министр внутренних дел он запрещал одну
буржуазную оппозиционную партию за другой, а их лидерам приходилось выбирать
между тюрьмой на Родине и изгнанием на Западе. Именно он и его служба
безопасности организовали процесс против кардинала Миндсенти, чем
основательно подорвали влияние католической церкви. Но это не делало его
надежным партнером для Ракоши. Прежде всего Райк был идеалистом, даже
фанатиком коммунистической идеи, а не хладнокровно рассчитывающим
интриганом. Прирожденный лидер, стройный, высокий с приятной внешностью, он
несомненно был самым популярным и уважаемым человеком в партии, прежде всего
среди молодежи, а также в кругах левой демократии и интеллектуалов. Его сила
притяжения отчасти объяснялась и тем, что на фоне Ракоши, Гере и Реваи он
был единственным неевреем в высшем руководстве. Ракоши видел в Райке самого
опасного конкурента в своем стремлении к неограниченной власти над аппаратом
подавления.
После возвращения из Москвы Ракоши вместе с Фаркашем начал компанию
против Райка[23]. На заседании Политбюро Райка подвергли резкой
критике за то, что он приказал распустить партийную организацию в
министерстве внутренних дел. Райку пришлось выступить с самокритикой и
восстановить партийную организацию. В начале июля было созвано новое
заседание Политбюро, на котором Эрне Гере обвинил министра внутренних дел в
том, что он создал в Будапеште, в казармах Радецкого, особую группу полиции,
вооруженную самым современным оружием и подчиненную непосредственно ему.
"Для чего нужна эта особая группа? - спрашивал Гере, - может быть для
планируемого военного путча?" Райк возмутился и заявил, что специальное
подразделение было создано по согласованию с советской военной комендатурой.
После этого всплыло фальшивое швейцарское письмо. Через два месяца Райк был
смещен с постов министров внутренних и иностранных дел. Политическая полиция
была реорганизована и подчинена комиссии по безопасности в составе
Центрального Комитета, в которую кроме тройки вошел и начальник AVH Габор
Петер.
Для того, чтобы Райк чувствовал себя в безопасности, он не только был
оставлен членом ЦК и Политбюро, но в начале 1949 г. был назначен Генеральным
Секретарем Национального Народного Фронта. Еще в апреле его имя стояло
четвертым в списке кандидатов на парламентских "выборах" и 16 мая он стоял
на почетной трибун вместе с "москвичами" на празднике по поводу победы на
выборах. 29 мая Ракоши пригласил его на обед, а вечером этого же дня он был
арестован.[24]
В списке преступников, тщательно подготовленном Ракоши и товарищами,
стояли фамилии друзей и коллег Райка из министерства внутренних дел и
полиции, соратников по интербригаде и венгерскому подпольному движению,
частично даже друзья его друзей.
Используя удобный случай в "райкисты" были зачислены и левые
социал-демократы. Хотя они и сотрудничали с коммунистами, но были критически
настроены к Советскому Союзу, поэтому их считали "троцкистами" и они
подлежали ликвидации. Самым выдающимся из них был Пал Юстус (Pal Justus). С
конца 20-х годов он входил в крайнее левое крыло партии. В 1932 г. он был
арестован полицией Хорти и был вынужден эмигрировать во Францию. В 1936 г.
он вернулся в Венгрию и во время войны стал инициатором создания единого
фронта с нелегальной компартией. После освобождения Венг-рии он стал ведущим
теоретиком социалистов и выступал за слияние обеих рабочих партий. В
признание его заслуг, коммунисты предоставили ему место в Центральном
Комитете объединенной Венгерской Рабочей Партии. Юстус идеально подходил к
схеме Сталина : не только как левый социал-демократ, и как находившийся в
изгнании на Западе, но и как интеллектуал и еврей.
Особую категорию составили антинемецкие старшие офицеры армии Хорти,
которые на последней стадии войны включились в движение сопротивления,
руководимое коммунистами, или в советском плену приняли антифашистский курс
коммунистов. После освобождения Венгрии они вступили в новую демократическую
армию и заняли в ней высокие посты. Самым значительным из них был генерал
Дьердь Пальффи (Gyorgy Palffi). В начале 40-х годов он вступил в нелегальную
коммунистическую партию, организовывал военное сопротивление немцам и в 1945
г. стал начальником военнополитического управления министерства обороны.
Довольно скоро начались разногласия между военной контрразведкой и службой
безопасности. Теперь начальнику AVH Габору Петеру представился удобный
случай избавиться от своего конкурента.
Тибор Соньи был таким же идеальным кандидатом в жертвы, как и Райк. Как
начальник управления кадров партийного Центра, каждое назначение на
ответственные посты во всем партийно-государственном аппарате должно было
быть им предложено или одобрено. Советское МВД настороженно относилось к
Соньи из-за его связей с Ноэлем Фильдом, благодаря чему он идеально подходил
для роли резидента американской разведки.
Тибор Соньи родился в Будапеште в 1903 г. Еще учеником средней школы он
вступил в социалистическое молодежное движение. После свержения Советской
Республики в 1919 г. он эмигрировал в Вену, где изучал психиатрию на
медицинском факультете университета. В 1930 г. он вернулся в Будапешт и
вступил в нелегальную коммунистическую партию. Однако, из-за угрозы ареста
ему снова пришлось бежать в Вену и там он по указанию Коминтерна был
назначен связным между нелегальной Венгерской компартией и группой
коммунистов, эмигрировавших на Запад. После вступления Гитлера, он через
Прагу бежал в Цюрих, где, как и в Вене, работал в университетской
психиатрической клинике. В марте 1945 г. он вернулся в Венгрию. Это был
прилежный и усердный аппаратчик, лишенный чувства юмора. В сентябре 1947 г.
он был избран в ЦК партии и ему доверили руководство управлением кадрами.
Для Ракоши и AVH Соньи был золотой жилой, ибо был основным представителем
коммунистов, вернувшихся на Родины из западной эмиграции. Вместе с ним в
расставленные сети попала группа возвращенцев из Швейцарии в количестве 14
человек.
Лазар Бранков был таким же агентом Тито, как Соньи американцев. Он стал
членом коммунистической партии Югославии еще в юности и во время
освободительной войны был старшим офицером партизанской армии. В 1945 г.
Тито назначил его руководителем югославской военной миссии в Венгрии, а
позднее он стал советником посольства в Будапеште. Под давлением советских и
венгерских органов безопасности он в сентябре 1948 г. присоединился к
резолюции Коминформа и тем самым стал важным козырем в международной
пропагандистской кампании против Тито. На процессе он должен был разоблачить
связи Югославии не только в венгерскими, но и румынскими, польскими и
болгарскими "изменниками".
Ракоши представил на рассмотрение Берия и Сталину расширенный список
жертв и получил их одобрение. Следующим шагом было образование особой
секретной комиссии в которую вошли начальник AVH Габор Петер и его самые
доверенные сотрудники: полковники Эрне Сюч (Erno Szucs) и Дьюла Дечи (Gyula
Decsi). У них было задание приспособить общие директивы из Москвы к
венгерским условиям и в общих чертах наметить перекрестные связи между
такими лицами, как Райк, Соньи, Пальффи, Юстус и Бранков. Комиссия была
ответственна с одной стороны перед Ракоши, а с другой перед генералом
Федором Белкиным, начальником Управления "Юго-Восточная Европа" советской
службы безопасности, со штаб квартирой в г. Бадене у Вены.
Белкин и два его генерала - Лихачев и Макаров в начале мая 1949 г.
прибыли в Будапешт и давали своим венгерским коллегам "советы" по
организации процесса. Они находились в Венгрии в течение всего процесса
Райка и принимали вместе с группой высших офицеров советской службы
безопасности активное решающее участие в допросах, пытках и формулировке
"признаний", выжатых пытками.
По указанию Белкина аресты были отложены до получения последних
указаний Сталина. В марте 1949 г. Индржи Веселы, начальник чехословацкой
службы безопасности получил от Белкина указание отправить в Женеву Ноэлю
Фильду письмо с приглашением посетить Чехословакию для обсуждения вопросов,
связанных с его переездом в Прагу и с его новым полем деятельности. 5 мая
Фильд прибыл в Прагу. В это же время в чехословацкой столице оказался
полковник AVH Эрне Сюч и попросил своего чехословацкого коллегу арестовать
американца и передать его венгерской службе безопасности. Однако, Веселы не
спешил выполнять эту просьбу и понадобилось личное вмешательство генерала
Белкина и беседа с президентом Готтвальдом, чтобы 11 мая был произведен
арест Фильда (подробности см. Pelikan 1971, c. 70ff). "Если и у генерала
Белкина есть подозрения и он поддерживает просьбу об аресте, делай так, как
они хотят" - пришлось сказать Готтвальду Веселому. На следующий день Ноэль
Фильд уже был брошен в подвал секретной виллы на Розовом холме в Будапеште,
конфискованной советским МВД.
17 мая Габор Петер, Сюч и Дечи созвали заседание руководства AVH, на
котором Петер сообщил, что советские и венгерские органы безопасности
раскрыли ужасный заговор империалистов и их наймита Тито, который должен был
привести к свержению социализма. Личности шпионов и заговорщиков уже
установлены и аресты должны начаться в самое ближайшее время. Задача AVH с
помощью советских "советников и инструкторов" выяснить подробности заговора
и добыть у преступников признания в их постыдной деятельности.
В ночь на 18 мая Тибор Соньи и первые члены группы возвращенцев из
Швейцарии были арестованы. Допросы по делу Райка начались.
Берия и Ракоши арестом Соньи начали подготовку процесса Райка. В ночь
на 18 мая 1949 г. Соньи был вытащен из постели, брошен со связанными руками
в автомобиль и доставлен доверенными агентами на секретную виллу МВД на
Розовом Холме к Габору Петеру. Около начальника AVH сидели его заместитель
полковник Эрне Сюч и генерал-лейтенант Белкин со своим переводчиком.
Эта команда только внешне выглядела смешанной венгерско-русской, ибо
Петер еще в венгерском подпольном движении был завербован советской тайной
полицией, а Сюч в эмиграции находился в Москве, где и закончил школу НКВД.
МВД установило не только схему концепции чистки в Венгрии, но и
контролировало весь ход процесса: "советники указывали офицерам AVH кого они
должны пытать и какие признания они должны выбить, допрашивали через
переводчика основных заключенных, вносили в переведенные протоколы допросов
изменения, дополнения, подчеркивания. Они составляли обвинительные акты,
репетировали вместе с основными обвиняемыми и "свидетелями" их роли на
процессе, дирижировали и наблюдали за инсценировкой открытых слушаний. Они
определяли кого приговорить к смерти, а кого к длительным срокам заключения.
С начала и до конца МВД был учителем, а AVH, Ракоши и товарищи только
учениками и ассистентами.
Соньи был хорошим выбором, благодарным началом для AVH. Его связи в
военные годы с Ноэлем Фильдом делали его подозрительным не только в глазах
следователей. Он сам начал в себе сомневаться, когда приказали доставить из
соседней комнаты Фильда, арестованного за неделю до этого в Праге и
доставленного в Будапешт и американец признался в наличии контактов с Аленом
Даллесом, уполномоченным секретной службы УСС в Швейцарии. Если Фильд
работал на главного американского шпиона, то из этого можно было сделать
вывод, что и его, Соньи, могли как-нибудь использовать... Соньи был уже
сломан, когда его начали бить резиновой дубинкой по подошвам, для того,
чтобы выбить из него признание в связи с Даллесом, с которым он лично
никогда не встречался[ 25]. Причем бить его начали не для того,
чтобы получить признание, для этого еще придет время, а для того, чтобы
наглядно ему продемонстрировать, что он больше не член ЦК и начальник
управления кадров, а подлый преступник, изменник и шпион, отданный на гнев и
милость венгерской и советской служб безопасности.
Соньи был идеальным началом еще и потому, что он мог быть использован
как первая петля в гигантской сети, которую еще предстояло сплести. Его
заставили написать длинный список с именами и характеристиками 14 человек из
его швейцарской группы, а также с именами всех товарищей, которые после
войны вернулись с Запада и были распределены через управление кадров в
партийный и государственный аппарат. Подобный список был уже готов: имена
венгерских коммунистов, получавших во время войны поддержку от Фильда и его
организации. Список подписал Михал Фаркаш, как приказ об арест и в течение
следующих недель подвалы штаб-квартиры AVH на улице Андраши заполнились
"западниками", которых на допросах писали бесконечные биографии и
признавались в том, что являются "членами банды Соньи". Их связи во время
пребывания на Западе стали "шпионскими контактами" с американской разведкой,
французским Deuxieme Bureau или британской Intelligence Service. "Шпионский
материал" поставляла их область работы. Фамилии их друзей, сотрудников и
начальников, названные на первых дoпросaх, просевались сквозь сито комиссии
безопасности и если они подходили под ту или иную категорию
"подозрительных", следовал приказ об аресте. После этого вся процедура
повторялась заново. Так, поначалу еще неопределенный "Заговор для свержения
народной демократии" постепенно принимал все более четкие контуры.
Постоянно расширяя концентрические круги, вытянутые из Соньи и Фильда,
AVH преследовало только одну цель: обвинить Райка. Через неделю ежедневных
побоев Соньи уже принял логику, что косвенная "связь" с Даллесом через
Фильда политически дoлжна рассматриваться как непосредственный контакт.
Когда 26 мая его привели на очную ставку с Белой Сасом (Bela Szasz),
вернувшимся из Аргентины, это был уже внутренне сломанный человек, хотя
внешне он выглядел почти нетронутым (см. Szasz, 1986 s. 22ff). Семь дней
спустя это был уже обломок человека: впалый старческий череп, глаза,
бегающие в страхе, ноги, которые едва могли носить его скрюченное тело.
Начались серьезные пытки, для того, чтобы заставить его "разоблачить" Райка,
как американского шпиона и главу "титоистского" заговора.
Вынудить Соньи признать, что его контакты с Фильдом являются шпионской
связью было сравнительно просто. Однако в отношении Райка дело было гораздо
сложнее: лично они были едва знакомы. AVH схватилось за единственную точку
соприкосновения: Соньи был начальником управления кадров ЦК, которое
направляло друзей и соратников Райка на руководящие посты. Однако, несмотря
на все физические пытки, несмотря на арест его жены Аннушки, находившейся на
последних месяцах беременности, Соньи до конца отказывался "признаться" в
том, что по заданию Фильда завербовал Райка на службу американской разведке.
Эта стойкость оказалась не только бесплодной, но и довольно скоро
ненужной, ибо уже чeрeз двенадцать дней после Соньи был арестован сам Райк.
Здесь AVH помогло не так извращенно выраженное чувство долга, ибо
психические и физические пытки смогли вынудить Райка обвинить себя в том,
что он был шпиком фашисткой полиции, шпионом Deuxiem Bureau и американской
разведки и наконец доверенным человеком Тито, который хотел с помощью
военного путча захватить власть, убить вождей коммунистов Ракоши, Гере, и
Фаркаша и ввести в Венгрии капитализм.
Одновременно с допросами Райка, проводимыми русскими Белкиным,
Лихачевым и Макаровым, начальником AVH Петером и его заместителем Сючем,
начали пытать генерала Дьердя Пальффи и советника югославского посольства
Лазара Бранкова. Цель была задана в Москве и Будапеште еще перед началом
арестов. Пальффи отвели роль агента югославской разведки и орудия Райка в
подготовке военного путча. Бранков, который до своего ареста был
контролируемым AVH пропагандистом в антититовской кампании, должен был
подписать протокол, что он является венгерской рукой югославского министра
внутренних дел Ранковича, который передавал задания Райку и его контролером
в заговоре. Также в соответствии с заданной схемой Райк, Палльфи и Бранков
должны были предстать не преступниками одиночками, но главарями широко
разветвленной банды заговорщиков.
Для того, что бы разместить всех арестованных: испанских ветеранов и
подпольщиков, высоких чиновников из министерства внутренних дел,
министерства обороны и полиции, офицеров армии и контрразведки,
руководителей организации югославского меньшинства, государственных и
партийных функционеров, которые до конфликта с Коминформом занимались
югославским вопросом, понадобилось срочно строить новые подземные камеры -
одиночки. Здесь приведем только две отдельных судьбы:
Иштвана Штолта заманили в Советскую оккупационную зону Германии,
арестовали и переправили в Венгрию. В Будапештском университете он был
другом и товарищем Райка, но позднее из-за "уклона" его исключили из партии
и теперь он должен был подтвердить "троцкизм" Райка. Другой старый коммунист
Йожеф Кaлчич вернулся нa Рoдину с Запада. Он участвовал в гражданской войне
в Испании, после ее окончания бежал в Бельгию и там во время немецкой
оккупации стал легендарным героем движения сопротивления. Ракоши лично
обратился к руководству бельгийской партии с просьбой помочь вернуть его на
Родину: там преданные товарищи нужнее. После возвращения Калчич получил чин
полковника и высокий пост в министерстве внутренних дел. Через несколько
месяцев он оказался в подвале AVH.
Аресты этих "райкистов" получили собственную динамику, а потом
"признания", выдавленные под пытками, обвиняли не только их сокамерников, но
и тех коммунистов, которые еще оставались на свободе и аресты которых были
запланированы AVH. Вопреки программе в протоколах совершенно неожиданно
всплывали новые имена, которые приходилось вносить в списки на ликвидацию. В
отличие от заранее расписанных ролей Соньи, Райка, Палльфи и Бранкова
функции этой почти необозримой массы заключенных, количество которых к
середине июля превысило 300 были еще неопределенны.
Так же пока было не ясно, какое место в общей концепции заговора
отвести "группе троцкистов" вокруг левого социалиста Пала Юстаса или члена
ЦК Андраша Салаи, отвечавшего за связи с югославской партией. Поэтому
пришлось сначала сконцентрировать допросы на биографии заключенных. Только
потом начиналась "политизация": резиновыми дубинками и прикладами,
бессонницей, холодом и голодом, рафинированными методами физических и
психических пыток заключенные превращались в шпиков полиции Хорти; служебные
и личные связи с Райком, Соньи, Палльфи или Бранковым, а также официальные
контакты с некогда дружественной Югославией превратились в участие в
заговоре и шпионаж в пользу Тито и империалистов; каждый политический
поступок в их прошлом фальсифицировался в преступление.
Кровавый и жестокий процесс превращения коммунистов, преданных партии в
изменников с обширным набором грехов, длился разное время в зависимости от
характера и стойкости жертвы. Однако почти все сдались. Немногие исключения
не слишком огорчали режиссеров: таких просто не доводили до суда, а не долго
думая изолировали в одном из многих лагерей для интернированных,
подведомственных AVH. Палачи из пыточных команд получили строгий приказ
заботиться о том, чтобы подследственные оставались живыми. Но были и
неудачи: много заключенных было забито до смерти или умерло от сердечного
приступа до того, как можно было представить перед открытым или одним из
многочисленных тайных слушаний. Так например, Андраш Хаваш, поэт и писатель,
культурный атташе венгерского посольства в Париже был вызван на Родину для
доклада и арестован. От пыток он сошел с ума и его бросили в одиночную
камеру. Расстроенная душа Хаваша доставляла немало развлечения его
охранникам, которые любили пинать его, пока однажды не запинали до смерти.
Вторая и последняя фазы началась только в середине августа 1949 г. К
этому времени AVH уже располагало по меньшей мере "частичными признаниями"
заключенных, предназначенных для большого процесса. Почему они признавались,
ясно из мемуаров выживших. Здесь мы не будем подробно анализировать технику
выжимания признаний. Пытки от собственных товарищей разрушали не только их
тела, но и души. Они чувствовали себя виновными, поскольку так сказала
партия, а партия всегда была права. Они должны были по крайней мере