Холт Том. Переносная дверь

   Кивнув, гоблинша обнажила зубы: их у нее было девять, очень длинных и острых.
   – Лжец, – сказала она. – Ты к нему даже не притронулся. Он в ящике твоего стола.
   – Э-э-э... – замялся Пол.
   – И не говори, что не голоден, – продолжала гоблинша, – потому что иначе не жрал бы все утро сладости. Я не в обиде, – добавила она, – но если не можешь заставить себя попробовать мой пирог, то хотя бы не лги. Я несколько часов на готовку убила. Надеюсь, ты понял, что я не какая-нибудь там прислуга.
   Единственное, что пришло в голову Полу в этот момент это извиниться, поэтому он и сказал:
   – Извините.
   – Извинения приняты, – ответила гоблинша, еще немного сердито, но уже далеко не так, как раньше. – На самом деле оно, наверное, и к лучшему. Глазурь – пюре из крысиной печени, взбитой с паучьими яйцами и толикой сметаны. Учитывая, какой ты сладкоежка, тебе скорее всего не понравилось бы.
   Пол медленно кивнул:
   – Боюсь, я не смог бы оценить по достоинству.
   – Да, – согласилась гоблинша. – Тогда лучше отдай его мне. Нечего еду разбазаривать.
   Открыв ящик стола, Пол достал тарелку. Гоблинша схватила пироге тарелки и одним махом проглотила его, точно дельфин, который напоказ ловит рыбу, подброшенную в воздух.
   – На случай если тебе интересно, – сказала она с набитым ртом, – это не просто обычный изюм в шоколаде.
   Пол кивнул. Об этом он уже догадался. Гоблинша рассмеялась: она взвизгнула, а в голове Пола раздался смех.
   – На твоем месте остальные я бы разом не глотала. Видишь ли, на самом деле это и не изюмины вовсе.
   – Э-э-э?
   Гоблинша покачала головой:
   – Драконьи погадки. Очень дорогие и редкие.
   Пол почувствовал, как его внутренности вознамерились выйти наружу.
   – Драконьи погадки в шоколаде? – проскрипел он.
   – Не в шоколаде, – поправила гоблинша. – На вкус, конечно, как шоколад, только гораздо лучше. Тут дело не только во вкусе. А в...
   Ее последний вопль был непереводимым: услышал-то его Пол вполне отчетливо, но в голове у него не возникло никакого словесного эквивалента.
   – Прошу прощения? – переспросил он. Гоблинша помедлила, словно подыскивала синоним.
   – Магия, – наконец сказала она. – У драконов она особенная. Тот же эффект возникает, когда пьешь их кровь, только тогда он остается раз и на всегда. А с погадками время ограничивается часом или около того. И все же сам себя спроси, что бы ты предпочел: перерезать дракону глотку или ходить за ним с совком и веником?
   – Извините, – сказал Пол, – а что, собственно, они делают?..
   – Ну да, конечно, ты же не знаешь! – в точности, как ее сын, усмехнулась гоблинша. – Позволяют тебе понимать. Съедаешь одну и начинаешь понимать языки, которых никогда не учил. Как раз это сейчас с тобой происходит. А еще, – продолжала она, – и это самое хорошее, хотя иногда неприятностей не оберешься... когда тебе лгут, ты ухом слышишь слова, а мысленно – то, что тебе говорят на самом деле, если понимаешь, о чем я. Сейчас я тебе покажу. Минутку.
   Гоблинша помолчала, а потом...
   Услышанный Полом звук был пронзительным, совершенно нечеловеческим воплем. Услышанные им слова – «Извини, что я вчера на тебя напала, я заслужила, чтобы ты прошил мне руку», а в уме, в том темном уголке, где он не смог бы соврать самому себе, раздалось: «Черта с два я буду перед тобой извиняться, ты, гладкокожий высокий слизняк».
   – Понял, о чем я говорила? – добавила она.
   – А, – протянул Пол. – Да, понимаю. Это...
   – Это очень веская причина не жрать их горстями, – сказала гоблинша, – не говоря уже о том, что испортишь себе аппетит перед обедом и в итоге станешь жирным, как свинья.
   Тем не менее, – продолжала она, – это... ну... небольшой подарок в извинение за то, что вчера я пыталась тебя убить. («Чепуха. Это Деннис заставил меня их тебе подарить. Не знаю, что у него на уме, но лучше будь настороже. Он у нас хитрый, гад, весь в отца».)
   – Спасибо, – сказал Пол.
   – Не за что («Что б ты сдох!»). И вообще мне лучше не отрывать тебя от работы. На сей раз, будь добр, делай все как следует. Помни, тебе ведь платят не за то, чтобы ты где попало зеленые загогулины рисовал.
   Пол поморщился:
   – Вы про это знаете?
   Гоблинша захихикала – или во всяком случае засахаренная драконья какашка в его кровотоке перевела издаваемый ею шум, как хихиканье.
   – Да ладно тебе, когда я была маленькой, мы кровяную колбасу из дракона на завтрак ели, свеженькую, только со сковородки. Кровавая вкуснятина, я тебе скажу. Уж меня-то тебе не одурачить.
   – Сам вижу, – пробормотал Пол. – И полагаю, вы пойдете прямо к мистеру... я хотел сказать, к вашему сыну, и все ему расскажете?
   – Нет («А ты что подумал, безрылый клоун?»). Но он и так знает. Он сам умеет отличить закорючку наугад от настоящей работы. Я хочу сказать, он же не тупица.
   – Э-э-э... – заерзал Пол. – Ну... все равно, спасибо. Гоблинша пожала плечами, однако с места не двинулась.
   – Что ж, тогда за работу, – сказала она. – Или ты, как все остальные человечки, не можешь делать свое, когда за тобой кто-нибудь наблюдает?
   Суть была в тоне, которым она это сказала, а не в информации невидимого переводчика, но Пола начало подташнивать.
   – Я только хотел сказать, – запинаясь, промямлил он, – что у вас самой, наверное, полно разных дел, и вам не обязательно составлять мне компанию или еще что-нибудь.
   – Лжец. Ты считаешь меня гадкой и мечтаешь, чтобы я от тебя отвязалась.
   – Ну, в общем и целом, да, – признал Пол.
   – Честно. – Гоблинша направилась к двери. – Если не хочешь выслушать, что еще я собиралась тебе сказать, дело твое Я из-за этого чешуи с морды терять не стану.
   Пол решил, что переговорить маму мистера Тэннера точно не в его силах, поэтому не стоит и стараться. – А что вы мне хотели сказать? – спросил он. Она фыркнула:
   – На самом деле тебе совсем не хочется это знать. А кроме того, я гадкая – с чего это я буду тебе говорить?
   Пол нахмурился, а потом вспомнил Великое Волшебное Слово, которому его научила мама.
   – Пожалуйста, – попросил он.
   – Вот так-то лучше, – откликнулась гоблинша. – Ладно, слушай. Закрой глаза. Откроешь, только когда я скажу. Но смотри, не раньше. Идет?
   В разумности этого Пол весьма и весьма сомневался, но сделал, как велено. Секунд через десять гоблинша велела:
   – Открывай!
   И он послушался.
   Он смотрел прямо в предмет, который принял сперва за старомодное стеклянное пресс-папье – круглое, с ничем непримечательной пластмассовой водорослью внутри или чем-то еще, столь же интересным. А потом этот странный предмет начал испускать мучительно яркое сияние. Но не успел Пол отвернуться, как услышал голос гоблинши:
   – Нет-нет, а вот этого не делай. Если отведешь глаза, ничего не получится.
   Он прищурился и попытался не обращать внимание на полномасштабную мигрень, которая набирала обороты в правом виске. И как раз в тот момент, когда Пол счел, что с него хватит, свет внезапно погас, и в центре стеклянного шара в окруженки того, что походило на снежный день в Саскачеване, он увидел, как на зеленом фоне движутся крохотные пятнышки.
   – Чертовы помехи, – извиняющимся тоном сказала гоблинша. – Лично я виню во всем спутниковое телевидение. От него все идет псу под хвост, особенно когда ты посреди Провидения, а получаешь вдруг повторный показ «В автобусах»^[20].
   – Это хрустальный шар, – произнес Пол.
   – Ну да, а я смарф. Это настоящий камень провидцев, невежественная ты бородавка. А теперь смотри внимательно, я не могу это весь день удерживать.
   И Пол посмотрел. И чем больше он всматривался, тем больше и яснее становилась картинка. Он видел шоссе, а рядом – стиснутый двумя подъездными дорожками лужок клочковатой травы, а на нем – старый автобус, раскрашенный полосами розового, канареечно-желтого и ржаво-красного. Внутри автобуса – обычные убожество и запустение (а он-то всегда считал, что только он способен создать такое в замкнутом пространстве), в самом центре убожества – древний поблекший синий матрас, на матрасе – два розовых человека без одежды, одного из которых он узнал. Он закрыл глаза.
   – Насмотрелся? – спросила гоблинша.
   – Да, – ответил Пол.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Некоторое время после ухода гоблинши Пол сидел неподвижно, глядя на фотографию оставшегося безымянным участка австралийской пустыни (вид сверху). Он не чувствовал ни печали, ни гнева, не ощущал потребности покончить жизнь самоубийством. Если он что-то и испытывал, так это как будто кто-то взял его, как чайник, и все, что было Полом Карпентером, вылил через ухо, оставив его совершенно опустошенным. Когда ощущение наконец удалось облечь в слова, он сказал самому себе: «А и ладно».
   Что до него, он весь день так может просидеть. Какая разница? Если не здесь, так дома, в своей треклятой комнатенке, сидеть и смотреть в стену. А в таком случае – какая разница, где смотреть в стену? Это так же важно, как цвет носков, которые наденешь в день своей казни. Какая разница, смотреть ли на фотографии песка или на четыре бетонные стены, оклеенные бежевым ковролином? Где ты, когда ты, что ты делаешь – не имеет ровным счетом никакого значения, если в тебе не осталось ничего, кроме дыры в том месте, где когда-то была твоя жизнь.
   Впрочем, и это не имеет значения: он с самого начала знал, что рано или поздно случится неизбежное. Даже сэру Клайву Синклеру^[21] в расцвете сил ни за что бы не придумать чего-то с меньшими шансами на успех, чем крохотная надежда, на которой Пол построил свою жизнь с того самого момента, когда сидел в коридоре за дверью конференц-зала перед интервью и смотрел на худую девушку. Отсюда, надо полагать, отсутствие каких-либо реальных чувств. Гром не ударил с ясного синего неба. Это как если бы тебе сказали, что Санта Клауса не существует, когда тебе уже пятьдесят пять и ты возглавляешь исследовательскую лабораторию физики элементарных частиц в МТИ^[22] – да печально, да вызывает депрессию, но в сущности, ничего неожиданного.
   «А и ладно», – подумал он и к этому сводился весь его вклад.
   Так его и застал, придя через неопределенное время, мистер Тэннер.
   – Как успехи? – спросил мистер Тэннер. Пол поднял взгляд.
   – Извините, – сказал он. Мистер Тэннер нахмурился:
   – Вы закончили с папкой, которую я вам дал?
   – Нет.
   – Проблемы?
   Пол покачал головой.
   – Это моя вина, – сказал он. – Я отвлекся.
   Он ожидал гнева или хотя бы еще одну дозу фирменной неприязни мистера Тэннера, но вместо этого услышал:
   – Маменька приходила вас донимать, так ведь?
   – Она действительно заглянула, – ответил Пол.
   – Ну, просто постарайтесь не обращать на нее внимания, я сам так поступаю. Когда возьмет себе в голову, она может быть настоящим шилом в заднем месте.
   – Нет, меня она не донимала, – отозвался Пол. Мистер Тэннер усмехнулся – предположительно потому, что учуял ложь. Кровяная драконовая колбаса на завтрак или что-то подобное.
   – Глядя на маменьку, не скажешь, что она, пожалуй, лучший на всю Европу металлург. Не говоря уже о том, что вторая самая богатая женщина в Объединенном королевстве. Что она сделала? Показала вам что-то, чего вы бы предпочли не видеть?
   – Вроде того, – кивнул Пол. Мистер Тэннер присел на край стола.
   – Кое-что в нашей профессии вам следует знать, – сказал он. – Никто не достает из шляп кроликов, и поцелуем принцесс в лягушек тоже не превращает, и нет зачарованных талисманов, которые дают вам власть над миром. Истина в том, что даже лучшие среди нас, такие, как Тео Ваншпее или Джуди ди Кастельбьянко, не более чем аборигены Южных морей со шмайсерами: не знаем, как это работает, не можем починить если сломается, не сумеем построить с нуля, но можем указать в нужную сторону и спустить курок, а когда мы так поступаем, кое-что происходит. Но автомат остается автоматом, с его помощью нельзя покрасить стену, нельзя пожарить курицу или пришить пуговицу к рубашке. Его можно использовать для X, V или Z, но не более того. Все остальное в жизни случается само по себе, и если оно желает случиться, то ни вы, ни я, ни даже Хамфри Уэлс ничего тут поделать не можем. – Потянувшись, он взял уже помеченную Полом фотографию и посмотрел на нее. – Все, что мы можем, это делать нашу работу. А она, как правило, приносит огромную пользу, но то же можно сказать про строителей и зубных врачей и тех, кто стоит за кассой на бензозаправке. Все мы просто делаем свое дело, вот и все. – Я знаю, – сказал Пол. – И я все доделаю, честное слово.
   Мистер Тэннер встал.
   – Уж, пожалуйста, будьте любезны. От вас зависят многие, пусть даже это просто кучка горняков, добывающих бокситы в Австралии, и никто не думает, будто вам на них не начхать. – Тут на лице у мистера Тэннера появилась совсем несвойственная для него теплая улыбка. – И знаете почему? – спросил он. – Потому что где-то на свете какой-нибудь бедняга вроде вас, с уймой личных проблем, ну никак не способен взять в толк, какого черта ему трудиться, но все-таки встает и делает то, что положено, и для него это все – гора бессмысленного мусора, но для вас – ответ на все ваши проблемы, свет в конце туннеля, чудо, в которое вы никак не верили, но оно вдруг случается и внезапно все снова становится хорошо, когда вы меньше всего этого ожидали. Не спрашивайте меня, почему так происходит, но это так. Поэтому продолжайте улаживать бокситы в пустыне, и предоставьте улаживать вашу проблему тому, в чьем ведении она предположительно находится. Таким образом мы все делаем свое дело, и все получают по пятницам зарплату.
   Посмотрев на него, Пол пришел к выводу, что действие драконьей погадки, наверное, уже выветрилось.
   – Ладно, – сказал он. – Просто оставьте тут пока папку. – А потом добавил: – Но только интереса ради...
   – Да?
   – Ну, – протянул Пол, слегка нахмурясь. – Если вы правы, и все мы в поте лица помогаем другим, а они в поте лица помогают нам – вы ведь это говорили, да?
   – В общем, да.
   – Ладно, – сказал Пол, – что в точности делает в таком случае ваша матушка?
   Мистер Тэннер на мгновение задумался.
   – В основном донимает людей, – ответил он. – Когда закончите с этой папкой, принесите ко мне в кабинет, и я выдам вам следующую порцию. Идет?
 
   Уик-энд выдался очень и очень длинный. Мистер Тэннер задержал Пола за прочесыванием участков Австралии до пяти, а потом выпустил на волю, прорычав «спасибо» и повернувшись к нему спиной. Пол направился прямо домой, до десяти вечера сидел в кресле, а потом лег спать. Воскресенье, казалось, тянулось вечно.
   Утром в понедельник он пришел на работу ровно в восемь, шаркая, протащился через холл – ботинки точно свинцом набили, плечи сгорблены, голова опущена. Секретарша на рецепции сегодня была еще более поразительно красивой, чем обычно (и, разумеется, совершенно незнакомой, но к этому он привык), однако он отвел глаза и уже почти дошел до пожарной двери, когда секретарша громко и весело окликнула:
   – Доброе утро, Пол!
   Он пробормотал что-то в ответ.
   – Приободрись, – велела секретарша. – Быть может, этого никогда не произойдет.
   «А пошла ты», – подумал Пол.
   – Как остроумно, – откликнулась секретарша. – Выходит, ты все еще считаешь меня противной.
   Пол застыл как вкопанный и медленно повернулся. Девушка за стойкой была изящной золотоволосой блондинкой с длинной шеей, высокими скулами, полными губами и сверкающими голубыми глазами.
   – Прошу прощения? – сказал Пол.
   – Извинения приняты, – отозвалась девушка. – Так как прошел уик-энд?
   – Скука смертная, – ответил Пол, а потом: – Извините, если покажусь вам грубым, но мы знакомы?
   Она рассмеялась и подняла руку, показывая ему ладонь. Пол не совсем понял, что бы это значило, и потому вернулся к столу. Ему, по всей видимости, полагалось посмотреть на ее ладонь, но чего там...
   А потом он разглядел четыре крохотных красных точки посередине ладони. Точки находились на расстоянии приблизительно сантиметра друг от друга, и если соединить их ручкой, получился бы квадратик. С мгновение Пол смотрел на них, потом поднял глаза на девушку.
   – Миссис Тэннер? – спросил он. Она хихикнула.
   – Только никому не говорите, но мы с папой Денниса так на самом деле и не поженились. Мое имя тебе все равно не произнести, если хочешь, можешь звать меня Рози.
   – Рози, – повторил Пол. – Послушайте, вы?..
   Она усмехнулась, и в ее лице снова промелькнуло семейное сходство.
   – Ты считаешь меня противной и не хочешь есть мой пирог. Ты смотрел в мой провидческий камень. Ты видел, как эта худая корова возится с...
   – Да, – поспешил сказать Пол, – ладно. – Больше ничего в голову ему не пришло.
   – Мне нравится помогать в офисе, – сказала «Рози». – Хоть какое-то занятие, даже если приходится носить этот мартышкин костюм. Честно говоря, никак не возьму в толк, как вы, люди, их терпите. Чертова кожа натянута, словно на барабане, и вот эти штуки... – Она похлопала себя по груди. – Я бы назвала это варварством чистой воды. И это я еще не сказала про туалет. Тем не менее все, наверное, упирается в то, к чему ты привык.
   – А мне нравится, – неловко проговорил Пол. – Я хотел сказать, вам идет.
   Она рассмеялась:
   – Деннис так не считает. Послушал бы ты его. «Черт побери, мама, неужели ты собралась в этом в офис?» Ему легко говорить. Я хочу сказать, ему не нужно писать домой, рассказывая о себе, как на это ни посмотри.
   – Я... – Пол быстро перебрал все возможные ответы, какие пришли в голову, и сообразил, что ни один нельзя счесть удовлетворительным. Впрочем, особого значения это не имело, ведь девушка – гоблинша – уже доказала, что умеет читать его мысли. – Э... вы это обычно носите, или вы?..
   – Мне нравится Джоан Коллинз, – ответила миссис Тэннер. – Но я лучше умру, чем дважды покажусь на люди в одном костюме. Разве ты не заметил?
   Глаза у Пола едва не вылезли из орбит.
   – Вы хотите сказать, что каждый день это на самом деле вы? Она покачала головой:
   – По понедельникам, средам и пятницам. По вторникам и четвергам ходит моя сестра. Мы с ней меняемся. Если хочешь, можешь звать ее тетя Пэм.
   Пол попытался вспомнить какой-нибудь вторник, и в его мысли скользнул образ знойной малайзийской красавицы с водопадом блестящих черных волос.
   – Тетя Пэм, – повторил он. – Хорошо. А почему вы мне это рассказываете? Я хотел спросить, почему сегодня?
   Она пожала плечами:
   – Мне просто стало интересно, вот и все. Например, если бы ты весь уик-энд лопал драконьи погадки, то увидел бы меня такой, какая я на самом деле. Но, судя по всему, ты этого не делал. А кроме того, ты мне нравишься, – добавила она. – Ты – тощий, хилый и жалкий, и у тебя чертовски странные представления о женщинах, но ты напоминаешь мне брата. Дядюшку Альфа, мир его праху. Если избавить тебя от этого обезьяньего костюма – вылитый Альф, когда он был в твоем возрасте.
   – Понимаю, – сказал Пол. – А что же с ним случилось?
   – Так, убили. – Она щелкнула языком. – Большинство нас рано или поздно убивают. Мы любим играть в жестокие игры, когда весь дом остается нам.
   – Ох! – вырвалось у Пола. – Извините. Мои соболезнования.
   – Да пошел ты. Ты считаешь нас отвратительными и гадкими. Но это ничего, мы про вас то же самое думаем. Кроме тебя. Ты милый.
   «Отлично», – подумал Пол и к чести своей сумел не передернуться, пусть даже его сдержанность не имела особого смысла.
   – Спасибо, – сказал он вслух. – Наверное, мне лучше пойти поработать.
   – Спешить некуда, – ответила она. – Да ладно, брось, меня ты не обманешь. Тебе больше всего на свете не хочется до конца дня сидеть у себя в кабинете. В одном помещении с ней. Вот и говори после этого про неловкие ситуации.
   – Вы правы, – сказал Пол. – Но что мне остается?
   – Пожалуй, ничего. – Гоблинша снова усмехнулась. – Стояла тут на пороге, свеженькая, как солнышко. Она мне не слишком нравится: расхаживает с видом изголодавшегося котенка, но точно знает, с какой стороны бутерброд маслом намазан, помяни мое слово. Ах да, и вот тебе совет. Что бы ты ни делал, не смотри на ее шею. С правой стороны, приблизительно в двух дюймах от уха. – Она нахмурилась. – И вы еще нас животными считаете. Там, откуда я родом, только попробуй такое отколоть, тебе живо горло вырвут. На сей раз Пола действительно передернуло.
   – Лучше бы вы мне этого не говорили.
   – Ну да, ну да, Деннис вечно твердит, что если бы только я в юности устроилась на дипломатическую службу, у нас было бы полно всяких интересных войн. Но у нас в те времена карьеры для женщин были не в чести, да и сейчас старики рожи корчат. Ну и пошли они, если хочешь знать мое мнение.
   – Верно, – согласился Пол. – Но мне лучше идти. Приятно было, м-м-м... поболтать.
   – Лжец. – Рассмеявшись, она перебросила через изящное плечо волну золотых волос. Пол принял твердое решение не есть оставшихся драже по понедельникам, средам и пятницам.
   – Тогда беги, – кивнула она, – но если тебя начнет тошнить от скуки, или атмосфера в кабинете станет совсем уж невыносимой, вот тебе совет. Ты ведь не только горошины нашел в ящике стола, правда?
   Пол нахмурился:
   – Прошу прощения?
   – Если забыл, пойди и посмотри. Инструкции довольно простые, но если понадобится помощь, просто спроси. Вот только на твоем месте я не упоминала бы про это нашему Деннису. И если уж на то пошло, вообще кому-либо из партнеров. Они иногда слишком нос задирают, когда доходит до таких вот штуковин.
   Пол вспомнил одну из вещей, обнаруженных в его ящике рядом с горошинами.
   – Вы говорите про длинный степлер?
   Она покачала головой и ткнула пальцем: степлер лежал рядом с ней на столе.
   – Приятного тебе дня.
   Идя по лестницам и коридору, Пол размышлял: «Тетя Пэм и дядя Альф, и матушка мистера Тэннера Рози. Господи, мать его, Иисусе!» Тут он добрался до двери своего кабинета. Их кабинета. Проклятие!
   Когда он вошел, Софи подняла глаза, потом тут же повернула голову. Даже к лучшему, что он видит ее только в профиль, слева. Сев за свою сторону стола, он уставился себе на руки.
   – С минуту назад приходила Джулия, – тихо и неловко сообщила Софи. – Оставила нам еще несколько вот этих.
   Распечатки. Пол даже представить себе не мог, что будет рад увидеть высокую стопу этих ужасных бумажек, но в то мгновение они показались ему столь же желанными, как охотничья хижина в буран. Схватив свою часть, он взялся за работу с таким пылом, будто от этого зависела сама его жизнь.
   – Хорошо провел уик-энд? – спросила Софи.
   – Нормально, – буркнул Пол. – А ты?
   Он не собирался этого говорить, как-то само собой выскользнуло, точно кошка, извернувшаяся в щелку приоткрытой двери.
   – Отлично, – пробормотала она. – На самом деле мы...
   – Вот и хорошо, – оборвал Пол. – Послушай, если ты не против, мне бы хотелось побыстрее их обработать. Чем скорее с этим покончим, тем скорее нам дадут что-нибудь еще.
   – Хорошо, ладно, – прошептала она. – Я просто... Он поднял глаза:
   – Что?
   – Не важно. – Ее левая рука зажала правую сторону шеи, будто ее только что укусила оса. – Потом расскажу.
   – Ладно.
   Работа, расчудесная тупая работа, сложная ровно настолько, чтобы не давать воли мыслям, но чисто абстрактная, ни к чему не привязанная. Пока время мучительно тянулось до ленча, бывали секунды, когда Пол напрочь забывал про человека всего в нескольких футах от него по другую сторону стола: поразительно, но, по-видимому, возможно – так дураки строят свои селения на склонах вулканов. Стрелки на часах показали час, и у нее хотя бы хватило сочувствия уйти на ленч.
   – Ты идешь? – спросила она, вставая. Проклятие, ее слова прозвучали так, словно она почти хотела, чтобы он с ней пошел.
   – Нет, – ответил он. – У меня есть сандвичи. А кроме того, я смогу еще немного этого хлама разгрести.
   – Ладно, – кивнула она. – Тогда до встречи.
   Он не ответил, и дверь за ней закрылась. Тут Полу показалось, что теперь уже безопасно поднять голову и отъехать со стулом от стола. Работа хороша в свое время, но таблиц он насмотрелся столько, что на целую жизнь хватит плюс на несколько десятков реинкарнаций в придачу.
   «В ящике стола ты ведь не только драже нашел, помнишь?» Да, теперь он вспомнил. Забавный картонный тубус, а в нем резиновая или пластиковая штуковина. Вынув тубус, он положил его на стол и, осторожно касаясь кончиками пальцев, несколько раз перевернул.
   По справедливости штуковину следовало бы вернуть в хранилище, – если, конечно, предположить, что это та самая, которую он нашел, когда составлял опись. Пол нахмурился. В дурацкой штуковине было что-то почти знакомое, словно он когда-то знал, что это такое. «Инструкция», – вспомнилось ему. Гоблинша («Называй меня просто Рози») говорила что-то про инструкцию. А ведь он как будто ничего такого не видел. Но когда Пол выудил свернутый пластик, следом за ним выпорхнул и приземлился на стол крохотный клочок очень тонкой бумаги. Там было что-то написано крошечными буквами, которые он ни за что не сможет прочесть...
   Нет, сможет. Пришлось поднести листочек к самому кончику носа, но чем больше Пол на него щурился, тем проще становилось читать.
 
   ПЕРЕНОСНАЯ ДВЕРЬ ДЖ. В. УЭЛСА