Холт Том. Переносная дверь

   Когда первая радость открытия несколько поблекла, и Пол начал пресыщаться путешествиями за границу, он стал считать свои вылазки за дверь способом провести перерыв на ленч, более приятным, чем сидеть в кабинете, жуя черствые сандвичи (хотя, поскольку еда из-за двери никакой пищевой ценности не имела, сандвичи жевать приходилось тоже). А все-таки это было лучшим временем за весь его тусклый день, да и пара часов вдали от неловкости и конфуза, которые он испытывал, деля кабинет с Софи, были особенно желанными, но факт оставался фактом: дверь оставалась всего лишь игрушкой. Он мог попивать латте в Манхэттене или накачиваться пивом в Мюнхене (подобно деньгам, алкоголь как будто не мог проходить через дверь), но после неизменно приходилось возвращаться домой и вторую половину дня проводить, сортируя в мрачном молчании распечатки, пока не наставало время спешить на автобус в Кэнтиш-таун. Пол не хотел себе в этом сознаваться, но если бы кто-нибудь предложил ему обменять дверь на ленч в убогой итальянской закусочной за углом – ленч наедине с Софи (казалось, это было сто лет назад), – он немедленно ухватился бы за этот шанс.
   Однажды в среду Пол сидел под тентом в одном кафе в Анкаре и потягивал чашечку кофе по-турецки. Попробовать его он решился потому, что не мог поверить, что кофе настолько плох, как считают все вокруг, и как раз размышлял о том, что любопытство губит не только кошек, как вдруг женский голос за спиной спросил, свободно ли место рядом с ним. Пол был слишком погружен в собственные мысли, чтобы солгать. И только когда обладательница голоса села напротив, ему пришло в голову, что свой вопрос она задала на английском, или, во всяком случае, с австралийским акцентом. Несколько заинтригованный, он поднял взгляд.
   Девушка лет двадцати – высокая, худенькая, скорее всего наполовину китаянка. Из-под широкополой соломенной шляпы струились черные волосы. А еще она была умопомрачительно хорошенькой: такие останавливают уличное движение, становятся причинами аварий или рекламируют шампуни. А еще она ему улыбалась.
   – Привет, – сказала она. – Вы, кажется, англичанин, да? Глаза у нее были яркие, как фары надвигающегося грузовика, и Пол тут же почувствовал себя ежиком на шоссе.
   – Да, – промямлил он.
   – Я так и подумала. – Поднеся чашку кофе к губам, она подула на пенку. – Вы пьете кофе по-турецки?
   –Да.
   – Ну и как?
   – Как грязь.
   – Значит, вам он не понравился. – Нет.
   – Гм. – Она надула губки. – А я хотела попробовать. Понимаете, если ты в Турции, то предполагается, что попробуешь кофе по-турецки. Но если это так невкусно...
   – Невкусно. Даже хуже.
   – Жаль. – Она серьезно кивнула. – Спасибо. В таком случае буду пить обычный капуччино. – Кончиком языка она лизнула пенку. Пол вспотел. – Вы и чай тоже пробовали?
   – Вы говорите про турецкий чай? Она кивнула.
   – Нет.
   – Хорошо, – сказала она. – В таком случае услуга за услугу. Не пытайтесь.
   – Ладно, не буду, – ответил Пол и поинтересовался: – Настолько невкусно?
   Она нахмурилась:
   – Не хуже кошмарного похмелья, и, вероятно, лучше, чем утонуть. Вы давно в Турции?
   Пол покачал головой:
   – Только что приехал.
   – И я тоже. Работаете или просто гуляете?
   – Путешествую.
   – Ага. Я подумала... вы ведь в костюме и при галстуке... Пол слабо улыбнулся:
   – Свидетельство в пользу моды.
   – Вот как? – Она приподняла безупречно очерченную бровь.
   Пол кивнул:
   – Верно, такие свидетельства обычно заверяют у нотариуса, а потом используют против тебя в суде, но...
   – Ага. Чистосердечное признание моды. На самом деле вам идет.
   «Лгунишка», – подумал Пол, а вслух спросил:
   – Правда?
   – Да, вроде как. Ну, стиль крутого, плохо одетого журналиста, ночь проспавшего, не раздеваясь на кушетке. Правда, для этого вам не хватает трехдневной щетины, а для пущего эффекта стоило бы яростно стучать по клавишам лэптопа. Но все равно довольно мило.
   Сам Пол не обратил внимания, во что одета девушка – точно так же приблизительно девяносто девять из ста посетителей Лувра не смогут описать рамку «Моны Лизы». Он присмотрелся внимательнее: честно говоря, он предположил, что перед ним летнее платье, но слишком мало знал про женскую одежду, чтобы сказать, было ли это дешевкой с рынка или шедевром от кутюр стоимостью, эквивалентной военному бюджету США. Впрочем, речь не об этом.
   – Спасибо, – промямлил он. – И ваше тоже. Я хочу сказать, вам идет...
   Она улыбнулась. Скорее даже усмехнулась. Семейное сходство. Глаза у Пола стали огромными, как разлом Сан-Андреас в ненастный день.
   – Миссис Тэ... – Он поспешно поправился: – Рози?
   – Вот черт! – нахмурилась она.
   И на долю секунды перед Полом возникла гоблинша с физиономией лемура и когтями, как у кондора. Потом она подняла руки и перебросила за плечи темные локоны. От этого жеста, точно со страниц модного журнала, сердце Пола должно было бы сломать ему ребро, но почему-то не сломало.
   – Привет, Пол, – сказала она.
   Он только смотрел на нее во все глаза.
   – Что вы тут делаете? – вопросил он. «Рози» пожала плечами.
   – То же, что и ты. Перерыв на ленч. Решила ненадолго сбежать из конторы, позагорать. Неплохая разрядка, как по-твоему? И вообще, не пора ли тебе начать обращаться ко мне на «ты»?
   От этой мысли Полу стало еще более не по себе.
   В нескольких ярдах от них проходящий мимо бизнесмен наткнулся на фонарный столб. Поднимаясь на ноги, он стрельнул в Пола гневным взглядом, будто не мог взять в толк, как эдакое ничтожество может рассиживаться, нашептывая сладкие пустяки такой красавице. Пола едва не передернуло.
   Стараясь подавить дрожь, он, сам того не заметив, действительно перешел на «ты».
   – Но как ты сюда попала?
   – Так же, как и ты, дурачок. Это же я тебе про дверь рассказала, забыл? Я просто проскользнула в дверь, когда ты ушел, и оказалась тут. Чудесно, правда?
   Пол кивнул.
   – Чертовски чудесно, – буркнул он. – Послушай. – Он сделал глубокий вдох. На самом деле ему совсем не хотелось задавать вопрос, который просился на язык, но он все равно ринулся в бой. – Послушай, – повторил он. – Вот только что. Это ты была...
   Она одарила его улыбкой, способной растопить ледник.
   – Я была – что? Пол закрыл глаза:
   – Это ты только что со мной кокетничала? Она хихикнула.
   – Надо, же кокетничала, – повторила она. – Ну надо же. Кажется, сто лет такого выражения не слышала.
   – Так это была ты?
   Улыбка померкла, она пожала плечами.
   – Ну, может же девушка попытаться.
   – А.
   – Видел бы ты себя со стороны. – Теперь она усмехалась: особой фирменной ухмылочкой рода Тэннеров.
   Пол инстинктивно попытался выглядеть нормально.
   – Извини, – сказал он, – но... господи помилуй, ты же мама мистера Тэннера...
   – Ну и что?
   – Ну... – Пол даже не потрудился закончить фразу. Она и так знает, о чем он.
   И снова эта ухмылка.
   – А ты у нас привередливый, да? А я-то думала, что наконец нашла идеального мужчину... поверхностного, незрелого, ограниченного. Отчаявшегося, – мило добавила она. – Вот он во плоти, – продолжала она. – Я хочу сказать, тот, кто достаточно жалок, чтобы страдать, как блохастый спаниель, по скучной, убогой, костлявой маленькой...
   – Хватит, – прервал ее Пол.
   Матушка мистера Тэннера игриво захлопала ресницами. Пол никогда не видел, чтобы хоть одна настоящая женщина так хлопала ресницами.
   – Возьмем меня, – сказала она. – Я поверхностная. Неглубокая, как какое-нибудь рисовое поле. Явно умственно ограниченная. А еще, – добавила она с легким вздохом, – отчаявшаяся. Но я хотя бы не страдаю. «Выбери мишень, прицелься и пли!» – вот мой девиз. Это гоблинский подход, это – как вы его называете – часть нашего менталитета, как поклонение предкам или джига. – Она покачала головой. – Нет, я не утверждаю, что это идеальный вариант, – честно добавила она. – Я хочу сказать, посмотри, что мне это дало. Нашего Денниса. Но, правду сказать, я думала, что тебе это в самый раз подходит.
   По спине у Пола поползли мурашки.
   – Не хочу тебя обидеть. Но...
   – Ну да, я гоблин, и что с того, черт возьми? – Она нахмурилась. С десяток или около того особей мужского пола, увидев ее, подумали: «Что за восхитительная складочка между бровей!» – Но тебе-то какое дело? Пусть дальше кожи дело не идет, но это за милю лучше всего, что тебе вообще когда-нибудь обломится. К тому же не смывается, не осыпается в полнолуние, ничего подобного. Я могу оставаться такой, сколько захочу. Или, если хочешь, могу стать блондинкой.
   – Нет, – ответил Пол.
   – Как угодно. – Она вздохнула. – Тем не менее ты глуп как пробка. Хочешь знать, где в данный момент твоя драгоценная Софи?
   – Нет.
   – Сбавь тон.
   Она сомкнула пальцы, а когда снова разжала, на ладони у нее лежал круглый стеклянный шарик, светящийся, словно миниатюрная звезда. Пол попытался отвести взгляд, но свет притягивал его, и в сердце сферы он увидел убогую итальянскую закусочную, а в ней – стол, по одну сторону – мужской затылок, а через его плечо...
   Миссис Тэннер сомкнула пальцы.
   – Ваш особый стол, – сказала она, – за которым вы с ней сидели, когда она купила тебе ту булочку с ветчиной. Теперь она ему булочки с ветчиной покупает.
   – Да, – рявкнул Пол, – ладно. Думаю, мне пора возвращаться на работу. Если ты прошла через ту дверь, тебе лучше пойти со мной.
   Она покачала головой:
   – Нет спасибо, лучше я, пожалуй, пойду пешком.
   – Из Анкары? – Он уставился на нее во все глаза.
   – Можно и коротким путем, – ответила она. – Отсюда минут десять. Спроси графиню Джуди или Рики Червеубивца. Надо полагать, до этого ты еще не додумался. Когда ты с нами, многое становится гораздо проще. А вот если ты против нас, – добавила она, – ну...
   – Понимаю, – отозвался Пол.
   – Нет, дурачок, не понимаешь, – усмехнулась она. – Ты не думай, я тебе не угрожаю. На деле ты мне все еще нравишься, хотя бы потому, что так раздражаешь нашего Денниса. Я просто говорю тебе, вот и все. Даже не знаю, – продолжала она, допивая кофе и слизывая с чашки последнее пятнышко пенки, – может, я к старости мягкосердечной становлюсь. А вот тебе, тебе никаких извинений нет. Внешность, видите ли, ему недостаточно хороша, подавай молочный шоколад до самой сердцевинки. Проклятые люди!
   – Мне казалось, ты назвала меня поверхностным и жалким?
   – Это я тебе комплимент сделала. Я хочу сказать, по гоблинским меркам. Мы своей поверхностностью гордимся. Наверное, поэтому вы нас не слишком жалуете.
   – Наверное, – вежливо согласился Пол.
   – А и черт с ним! – Она снова усмехнулась. – Вы нас не жалуете, потому что у нас большие зубы и когти, и мы любим, чтобы пища у нас еще подергивалась, а еще потому, что мы на вас не похожи. В нашу пользу можно сказать одно: мы не такие узколобые. Я имею в виду, многим гоблинским девушкам нравятся люди.
   – Правда? – Пол с трудом сглотнул.
   – Как на духу. Нас не волнует, что вы на нас не похожи. Понимаешь, внешность для нас не имеет значения, потому что мы можем быть кем или чем угодно по собственному выбору. Чертовски полезно, когда ты поверхностный, как мы. – Она вздохнула. – Знаю, что ты думаешь. И ты прав. Мы выглядим, как дикие мерзкие чудища и ведем себя соответственно, а вы – сплошь прямые спины, гладкая кожа да этика, правильно-неправильно, нужно поступать друг с другом порядочно и желать сделать мир лучше. Вероятно, поэтому вы нам так нравитесь – в плане краткосрочном, эдак перепихнуться на заднем сиденье машины. Согласна, в нашу пользу мало что можно сказать, вот только у нас все деньги, и веселья нам перепадает тоже все. – Поглядев на него, она щелкнула языком. – Ну, почти все.
   Она встала. Официант споткнулся о стол.
   – Ах да, и еще одно. Это не я положила, сам знаешь что, в ящик твоего стола, и наш Деннис этого тоже не делал. И само оно, будь оно неладно, тоже туда не пришло. Вот и поразмысли над этим.
   Пол вскочил:
   – Постой-ка. Ты знаешь, кто это туда положил?
   – Да. Сама видела, как они это делали.
   – Отлично. Кто это был?
   Но она покачала головой:
   – Поверь мне на слово, я бы хотела тебе рассказать, но мне не позволено. Честно-пречестно. Просто будь начеку, вот и все. Сейчас у нас много чего происходит. По большей части к тебе это отношения не имеет, но... – Она пожала плечами. – Будь осторожен. Тебе удалось связаться с весьма необычными людьми, совсем не такими, среди которых ты вырос. В сравнении с нами даже ваши распоследние сволочи ведут себя честно, уступают место в поезде старым дамам и играют только на спички. Самое худшее, что вы можете друг с другом сделать, это убить кого-нибудь. А это практически почитай что вегетарианство, если вдуматься, какие козни мы иногда плетем. – По ее губам скользнула тэннеровская ухмылка. – Ты только не подумай, я не стараюсь тебя напугать.
   – Ну, разумеется, нет, – ответил Пол. – И вообще, с чего это я стану верить хотя бы одному твоему слову?
   – Знаешь, – улыбнулась она, – ты мне напомнил одного парнишку, который тоже однажды сказал мне нечто подобное вскоре после того, как мы вот так, как сейчас с тобой, поболтали. Я тогда еще посоветовала ему беречься, а он сказал «Ну, да, конечно». Что да, то да, его слова намертво у меня в голове застряли.
   – Правда? И что же он сказал?
   – Р-ррырр, – ответила матушка мистера Тэннера. – До свиданьица.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Таблицам с цифрами, казалось, не будет конца. Пол не раз почти набирался смелости пойти в кабинет мистера Тэннера и спросить, зачем они с ними возятся: раз уж их с Софи посвятили в великую тайну, то теперь нет причин, почему бы ему не сказать. Как минимум тогда они избавились бы от его излюбленной теории, что эти распечатки – пустое упражнение, придуманное, чтобы или подтолкнуть его подать заявление об уходе по собственному желанию, или проверить его пригодность к другому, более осмысленному заданию. Атак оставался вынужденный вывод, что за всем этим кроется какая-то очень веская причина, нечто, оправдывающее найм двух человек. Пол недоумевал, почему ему об этом не сказали, раз уж он теперь официально волшебник-стажер или кто там еще. Надо думать, на это есть очень и очень здравая причина.
   Шли дни, они с Софи сидели в гробовой тишине, а когда один из них все-таки нарушал молчание, то лишь для того, чтобы попросить карандаш или извиниться, что случайно задел под столом ногу другого. Каждый день она уходила на ленч. Проводила ли она этот перерыв, пичкая булочками с ветчиной горшечника, или сидела одна-одинешенька в жалкой итальянской бутербродной, Пол не знал и спрашивать не собирался. Всякий раз, когда ему приходило на ум, что он ведет себя по-детски, идиотски и попросту грубо (а было это в среднем не больше двух-трех раз в час), какой-то голосок у него в голове указывал, что она обращается с ним не лучше, а значит, он совершенно прав. У него было нехорошее подозрение, что этот голосок слишком уж похож на воркование миссис Тэннер, но по зрелом размышлении он отказался от этой мысли. В конце концов вести себя по-детски и глупо можно и без посторонней помощи.
   Каждый раз во время ленча он доставал и налеплял на стену переносную дверь, но с самой прогулки в Анкару как-то не мог заставить себя переступить порог. Дело даже не в том, что он страшился снова встретить миссис Тэннер – встретить и не узнать, во всяком случае, до тех пор, пока не станет слишком поздно, – нет, Пол почему-то потерял вкус ко всему приключению в целом. Бесспорно, это забавно, но ему не давала покоя засевшая в голове мысль, что все эти странствия... ну... поверхностные, как сама дверь, которая только что была всего в миллиметр толщиной. Краткие вылазки в экзотические места, где он не тратил ни денег, ни времени, где не поправлялся от съеденного и не пьянел от выпивки... Чем, в сущности, это отличается от матушки мистера Тэннера в ее облегающем великолепии, которое не идет дальше кожи? Он не мог не думать, что гоблин есть то, что гоблин делает, и, поразмыслив, счел, что лучше быть пусть неудачником, зато человеком.
   Поэтому он постарался вернуться к монотонно-скучному, но привычному занятию – быть Полом Карпентером. Звонил друзьям, с которыми не разговаривал уже несколько недель (сами они, разумеется, ему не звонили), и договаривался о встрече в каком-нибудь пабе. Проигрывал висты в преферанс Дункану и Дженни, слушал, как Невилл скулит о беззакониях, творимых «Майкрософт корпорейшн», пока не наставало время идти домой. А потом размораживал полуфабрикаты и читал давным-давно взятые в библиотеке книги. Все это, впрочем, тоже не шло глубже кожи, и Пол это сознавал. Сознавал настолько отчетливо, что, бывало, утром боялся во время бритья посмотреть в зеркало, страшась увидеть рыло и бивни.
   И вот настал четверг, когда Пол закончил свою стопу распечаток, Джулия пришла их забрать, но новых не принесла, а только сообщила, что их обоих ждут через полчаса в конференц-зале. Софи возразила, что у нее еще целый воз работы, но Джулия только пожала плечами и сказала, что это может и подождать. Полчаса неизбежного ожидания Пол занял тем, что доделал все за нее: ничего подобного даже не предполагалось с тех пор, как на сцене появился горшечник.
   Когда они пришли в указанный срок, дверь конференц-зала была закрыта. Ни Полу, ни Софи не хотелось стучать, а потому они слонялись у порога, как шелудивые кошки. С самого собеседования о приеме на работу Пол впервые оказался в холле перед конференц-залом и невольно подумал, что, если бы магия стоила хотя бы пригоршню высушенных соплей, он смог бы мысленно протянуть руку и нажать на невидимую кнопку «перезапустить». Но тут дверь открылась, и в щель высунулся мистер Червеубивец.
   – Ага, вот и вы, – сказал он. – А мы уже начали удивляться, куда вы запропастились.
   Сегодня на нем была черная водолазка и спортивный пиджак в мелкую клетку, а коготь на цепочке вокруг шеи тускло отсвечивал слоновой костью. Мистер Червеубивец придержал дверь, и Софи с Полом вошли.
   Комната была та же, да не та. Деревянные панели на стенах из того же светопоглощающего темного дуба, стол блестит еще больше (если такое вообще мыслимо), хрустальная люстра отрастила парочку дополнительных ветвей – хотя, может, Полу только показалось. Половицы под ногами по-прежнему скрипели, будто желали знать, сколько еще терпеть, прежде чем партнеры сломаются и выгонят этого клоуна. Каждая деталь совпадала с той кошмарной картиной, которая несколько месяцев назад запечатлелась у него в мозгу, вот только – Полу потребовалось секунд двадцать, чтобы сообразить, в чем дело, – все повернулось на девяносто градусов. Зашторенное окно-эркер находилось не справа, а в конце комнаты, сразу за креслом во главе стола.
   «Что ж, ладно», – подумал Пол и, изгнав из мыслей эту мелочь, постарался сосредоточиться.
   Кроме него самого, Софи и мистера Червеубивца, который стоял, прислонясь к антикварному радиатору, висевшему на том месте, где раньше располагалось окно, единственным человеком в комнате был мужчина с мрачным лицом. Звали его Хамфри Уэлс. Обшарив базу мелких сведений в памяти, Пол выудил болезненный разговор с мистером Тэннером в Ночь Вооруженных Гоблинов. Согласно мистеру Тэннеру, мистер Уэлс был членом Института Практикующих и Действительных Колдунов, что бы это ни значило.
   Когда они вошли, мистер Уэлс сидел, погрузившись в стопку бумаг, и у него ушло с полминуты, чтобы закончить работу и поднять взгляд. Тогда он нехорошо зыркнул на Пола и Софи и нахмурился. Мистеру Уэлсу вполне удалось создать впечатление, будто они докучная мелочь, с которой нужно разделаться прежде, чем он сможет вернуться к великим делам, для которых, собственно, создан. Не слишком тонкий ход (Пол готов был поставить свой месячный оклад, что архиважный документ, от которого тот едва-едва смог оторваться, это кроссворд в «Тайме» или нечто столь же существенное), но эффект достигнут – поэтому какая разница.
   – Мисс Петтингел, мистер Карпентер, спасибо, что пришли. – Тут мистер Уэлс помедлил, словно старался сообразить, зачем ему понадобилось растягивать существование на этой земле двух столь неудачных представителей рода человеческого. – С тех пор как вы поступили к нам на фирму, мы редко виделись, поэтому я решил, что настало время познакомиться поближе, узнать, как вы вжились в нашу рутину. Все идет хорошо? – Дав им четверть секунды на возможный ответ, он продолжил: – Вижу, последние несколько недель вы работали с Деннисом Тэннером. Разведка месторождений минералов и обработка документов.
   Молчание, предположительно требующее ответа. Но не успел Пол придумать хотя бы что-нибудь осмысленное, как Софи пробормотала:
   – Да.
   Это как будто сработало: мистер Уэлс кивнул, нацарапал что-то на своем невероятно важном листке (надо думать, "южноамериканская морская птица, девять букв, начинается на "а").
   – Замечательно, – сказал он. – Так вот, правило у нас такое. Мы считаем целесообразным, чтобы наши практиканты провели несколько недель с каждым из партнеров, и мы могли бы определить, в какой области лежат ваши способности, а вы – решить, в какой области нашего бизнеса будете специализироваться. Обычно, когда у нас два практиканта одновременно, мы направляем их в разные отделы. – При этих словах мистер Уэлс поднял голову и впервые за время поглядел прямо на них. – Но так получилось, что сейчас я работаю над проектом, который требует, что называется, фундаментальной поддержки, поэтому вы оба будете работать со мной. Какие-нибудь возражения?
   На сей раз он отвел им целых полсекунды.
   – Великолепно, – продолжил мистер Уэлс. – В таком случае мне бы хотелось, чтобы завтра утром, ровно в шесть вы были у дверей в офис. Нам предстоит небольшое путешествие. Разумеется, по дороге я введу вас в курс дела. – Он повернулся к Софи и, сведя брови к переносице, добавил: – Поскольку мы встречаемся с клиентами, я был бы очень признателен, если бы вы оделись чуть привлекательнее. В офисе мы этому значения не придаем, но, как вы сами понимаете, очень многое зависит оттого, какое впечатление мы производим, когда работаем, так сказать, на месте.
   Если Хамфри Уэлс и заметил холодный, полный стальной ненависти взгляд Софи, то никак не среагировал.
   – Ладно, – сказал он. – У меня как будто все. Кажется, Рики Червеубивец хочет переброситься с вами словечком, поэтому предоставлю вас ему.
   Подхватив бумаги, мистер Уэлс поднялся с кресла точь-в-точь «бог-имеператор-в-одном-флаконе» и, не оглядываясь, удалился из комнаты. Мистер Червеубивец подождал, пока за ним закроется дверь.
   – Привет, – сказал он и одарил Софи и Пола улыбкой, за счет которой можно продать целую тонну зубной пасты. – Как дела, Пол? Софи, кажется, с вашего собеседования мы не встречались. Меня зовут Рик Червеубивец, я заведую уничтожением вредителей и тому подобным.
   Он протянул большую красивую руку. Софи, судя по всему, была настолько ошарашена, что ответила на рукопожатие и даже почти улыбнулась.
   – Не стану вас долго задерживать, – продолжал мистер Червеубивец, – уверен, вам не терпится вернуться к своим таблицам со счетчиков Мортенсена, но я подумал, что пора бы... – Тут он остановился и посмотрел на Пола: – Простите, вы что-то сказали?
   Пол, насколько он мог судить, не издал ни звука, но возможность была слишком уж хороша, чтобы за нее не ухватиться.
   – Счетчики Мортенсена?
   Мистер Червеубивец улыбнулся, тем самым доказав, что ни в коей мере не состоит в родстве с мистером Тэннером.
   – Невероятно скучные таблицы, которые вы для нас сортируете и архивируете, – пояснил он. – Работенка дрянная, вот почему ее свалили на вас, но показания счетчиков Мортенсена, по сути – основа всего, что мы делаем. – Тут он замолчал, между бровей у него залегла складочка. – Вы, похоже, не знаете, о чем я говорю, так?
   – Не знаем, – подтвердила Софи.
   – Э... Ладно. Стандартная рабочая процедура в «Дж.В.У.», которую мы называем фотоподходом к обучению на фирме: держать вас в полном неведении и посмотреть, что получится. Есть другая версия, задействующая грибы, но про нее вы скорее всего слышали, а кроме того, она довольно простецкая. – Сцепив руки на правом колене, он немного откинулся назад. – Счетчик Мортенсена отчасти схож со счетчиком Гейгера, а еще отчасти – с устройством, которое ребята, ведающие землетрясениями, используют для измерения подземных толчков по шкале Рихтера. Сюрприз! Их изобрел некий профессор по имени Олаф Мортенсен. Если уж на то пошло, лет шестьдесят назад он был партнером в «Дж.В.У.», но в сорок шестом свалился в Колодец Вероятностей, и шансов на его возвращение с каждой минутой все меньше и меньше. Короче говоря, счетчики Мортенсена регистрируют сверхъестественную активность по всему миру. Такие устройства у нас размещены по всем континентам, еще с полдюжины выведено на орбиту. Да, и нельзя забывать про Зонд Один, установленный прямо посреди Моря Безмятежности, хотя, между нами говоря, у меня нехорошее предчувствие, что он сдох, ведь с самого тридцать первого даже не пискнул.
   («С тысяча девятьсот тридцать первого», – подумал Пол, и хотя не мог вспомнить сразу, когда был запущен первый спутник, на него это все равно произвело впечатление. К тому же пугала сама мысль о том, что безумцы из «Дж.В.У.» разбрасывали свой хлам там, где не ступала нога человека, еще когда Нил Армстронг был в пеленках.)