В восемь утра обитатели Болота как следует позавтракали. Грузовик был получен. Под одеялами в кузове покоился заранее заказанный у сержанта снабжения большой крест. Там же под одеялами был спрятан и полуголый, обросший бородой, длинноволосый, с шерстью на груди Ловец. При нем имелись две дюжины банок пива и термос со льдом. В кабине лежали шесть тысяч восемьсот фотографий, с автографом «Иисус Христос».

Они колесили по постам сбора трупов, фронтовым медпунктам, артиллерийским отделениям и прочим подобным местам. Подъезжая к очередному пункту, они вздергивали крест, с привязанным к нему веревками в узнаваемой позе распятия Ловцом Джоном. Ястреб рулил. Нарезав пару кругов по очередному лагерю, он останавливался. На каждой остановке Ловец закатывал в молитве глаза к небу, а местный офицер выступал из толпы и выяснял: «Что здесь происходит?!»

– Взываем к состраданию, – объяснял Ястреб, – Собираем бабло, чтоб послать нашего домовода в колледж. Всего за доллар Вы можете приобрести настоящую фотографию и личный автограф Всевышнего… Ну, или почти что настоящую.

Торговля шла бойко. Никого не возмущало представление, до тех пор как они въехали в лагерь Миссисипских Национальных Защитников. К тому моменту, Ловец, бОльшую часть этого жаркого дня упрятаный под одеяла, употребил уже много пива. Несмотря на уже выпитое, ему было жарко и хотелось пить, когда он в очередной раз водрузился на крест. И пока Дюк всучивал фотографии желающим, Ястреб тайком дал ему потянуть пивка из холодной жести банки. Четверо Защитников, намеревающихся отколупнуть кусочки креста на сувениры, заметили это и возмутились. Возмущение передалось массам. Обитатели Болота поспешили удрать и вернулись в 4077-й подсчитать улов за день, который на радость всем измерялся тремя тысячами.

В тот вечер они решили поторопить Фортуну. Луна была яркой, что позволяло взлететь вертолету. Таким образом к делу были привлечены пилоты Воздушно-Спасательного эскадрона. Ястреб и Дюк с фотографиями в руках направлялись на джипе в условленные пункты, где было достаточное скопление служащих. Они объявляли о поступивших в продажу карточках, лично подписанных Иисусом Христом, точно рассчитывая время на восхваление товара. Как только рекламный треп заканчивался, они зажигали ослепительную фосфорную шашку, и появлялся вертолет. На висящем под вертолетом кресте распятый и подсвеченный жутковатым светом шашки, народу являлся тощий, заросший, полуголый, и к тому моменту окончательно одурманенный Ловец Джон.

Народу нравится любое добросовестное представление. Фотографии расхватывали. По возвращении на Болото в час ночи, прибыль снова была подсчитана. Они собрали шесть тысяч пятьсот долларов.

– Давайте на этом остановимся, – сказал Дюк, – Нам уже хватит.

На следующий день Ястреб оформил перевод пяти тысяч долларов своему отцу – Бенджамину Франклину Пирсу Старшему, с сопроводительной запиской:

«Дорогой отец,

Высылаю эти пять тысяч для моего друга Хо-Джона, чтобы он поступил в Андроскоггинский Колледж. Пожалуйста, присматривай за ним и за деньгами, до тех пор, пока я не вернусь домой,

Пока,

Ястреб»

В течение следующего месяца Ястреб получил два письма. Первое было от его отца:

«Дорогой Ястреб,

Я внес пять тысяч долларов в Порт-Валдовскую Фондовую Компанию на счет Хо-Джона. Не понимаю, почему ты шлешь какого-то иностранца в колледж, а мне предоставляешь заботу о выручении твоих братцев из тюрьмы. Я всегда призывал тебя хорошо учиться. И, вот смотри, что получилось. Твоего брата Джо посадили за вождение в пьяном виде. С мамой все хорошо.

Твой отец,

Бенджи Пирс»

Второе письмо было от Декана Андроскоггинского Колледжа, Доктора Джеймса Лоджа.

«Дорогой Ястреб,

Мы получили анкету Хо-Джона. Его аттестат выглядит отлично, хотя и несколько необычно. Письмо, прилагаемое с анкетой, было в особенности впечатляющим, и оказало должное влияние на наше решение его принять. Мое предположение, что письмо было написано за него Вами лично, вызвало хрюканье среди сотрудников факультета Английского языка, которые Вас хорошо помнят.

Вчера грузовик полный приманки для омаров, выезжая с территории кампуса, остановился прямо перед административным зданием. Джентльмен гигантских размеров, назвавшийся Вашим папой, вылез из машины и всучил нам тысячу долларов в счет платы за обучение Хо-Джона. Мы с ним истребили пинту виски «Старый Бэнтэм», которая при нем случайно оказалась. Сегодня мне плохо, а здание воняет лодкой для ловли омаров. Невзирая на это, мы с удовольствием ждем приезда Хо-Джона.

Всегда Ваш,

Джеймс Лодж,

Декан, Андроскоггинский Колледж»

В оставшиеся деньки Хо-Джону купили билет и одежду. 20-го августа 1952-го года, он завершил свои обязанности болотовода. 10-го сентября он прибыл в Андроскоггинский колледж. Вскоре после этого Ястреб гарантировал новым членам старого своего Братства , что школьное образование Хо-Джона включало в себя приготовление мартини и игру в кости, благодаря чему Братство приняло Хо-Джона в свои ряды.

8

Ловец Джон Макинтайр вырос в доме расположенном рядом с одним из лучших кантри-клубов Бостона. Его родители были членами клуба, и к своим семнадцати годам среди юных игроков в гольф он был одним из лучших во всем Массачуссетсе.

Гольф не слишком повлиял на формирование личности Пирса. Миль за десять от Райско-Яблоневой Бухты было поле для гольфа, используемое отдыхающими, которые приезжали сюда летом. В периоды, когда ловля омаров и ракушек не приносила прибыли, Ястреб подрабатывал носильшиком клюшек для гольфа – кадди. Иногда он играл в гольф с такими же носильщиками, как и он. Со временем он стал чемпионом среди кадди Гольф-клуба Вавенукского Залива. Это значило, он был единственным из десяти мальчишек, в состоянии разменять девяносто очков.

Во время учебы в колледже, условия льготного приема Пирса на обучение подразумевали вовлечение его во все возможные виды спорта. Но во время медицинской практики и стажировки он играл в гольф при любом удобном случае. Вступить в клуб у него не было возможности. Даже уплатить за одноразовое использование поля было выше возможностей его кармана. В связи с этим он разработал тактику, позволявшую ему играть на некоторых открытых для публики и не особо выпендрежных гольфовых полях. Он входил в проходную такого заведения с сияющей улыбкой, развешивая направо и налево комплименты о состоянии трассы, и называл себя Джо, Дэйвом или Джеком Кой-Каковским – профи из Доувера. В восьми случаях из десяти этот треп заканчивался приглашением сыграть бесплатно. Если приходилось вступать в более детальный разговор, он прикидывался профессионалом из Доувера, Нью Хэмпшера, Массачусеттса, Нью Джерси, Англии, Огайо, Делавэра, Тенесси, или Доувер-Фокскрофта, Мэйна – смотря что казалось менее опасным.

На следующий день после Второго Пришествия Ловца Джона на военных занятиях возле Кокуры в Японии молодой рядовой армии США получил ранение в грудь осколком дефективной гранаты. Рентген показал, что произошло кровоизлияние в плевру правого легкого; возможно – кровоизлияние в околосердечную сумку, и наличие инородного металлического тела, находившегося, на взгляд докторов Кокуры, в самом сердце.

Случай осложняли два обстоятельства: 1) в округе не былогрудного хирурга, а 2) папаша раненого солдата былчленом Конгресса. Если бы не второе обстоятельство, пациента послали бы в Токийский Армейский Госпиталь, где с проблемой разобрались бы быстро и умело.

Но когда Конгрессмена оповестили о ранении сына, он тут же проконсультировался с друзьями из медицинских кругов и был направлен за советом к широко известному Бостонскому хирургу. Бостонский хирург сказал Конгрессмену, что несмотря на рекомендации Армии, человек, которому Конгрессмену полагалось доверить жизнь сына, это – доктор Джон Ф. Кс. Макинтайр, приписанный к находящемуся сейчас где-то в дебрях Кореи 4077-му Мобильному госпиталю. Уже через пару часов реактивным самолетом из Кокуры (с пересадкой на вертолет из Сеула) летели рентгеновские снимки, описание ранения и приказы срочно прибыть в Кокуру для капитана Макинтайра и любого, кого ему угодно прихватить с собой ассистентом.

Не ведая о таком развитии дел, Ловец Джон и Ястреб упражнялись на своем импровизированном гольф-поле. Как вдруг появился вертолет из Сеула. Они услышали, а затем и увидели как он подлетел, но, поскольку смена была не их, да и вертолет все равно прилетел с юга– проигнорировали его. Ловец, пока что пребывающий в своем новом образе, еще не успел побриться или постричься. Он склонился над тии готовился ударить по мячу, когда, следуя чьему-то указанию, к нему подошел пилот.

– Капитан Макинтайр? – сказал пилот.

– Чё надо? – спросил Ловец, поднимая лицо и поворачиваясь в сторону визитера.

– Боже! – ужаснулся пилот, увидев человека, приведшего в бурный экстаз целую цепь людей: от генералов до стенографистов.

–  ЕгоСын, – встрял Ястреб, – Не желаете приобрести фотокарточку с автографом всего за…?

–  Вы… и есть – капитан Макинтайр? – спросил пилот.

– Так меня Армия зовет, – ответил Ловец. – Снимите рубашку, покажите язык и расскажите: где болит?

Совершенно сбитый с толку, пилот молча протянул белый конверт, в котором находились приказы и сопроводительное письмо от Генерала Хамильтона Хартингтона Хаммонда, а с ним большой коричневый пакет с рентгеновскими снимками сына конгрессмена. Ловец прочитал содержимое первого и передал Ястребу. Затем он вытянул снимок, расположил его против солнца, и они оба сунули в него свои носы.

– Хорошо, что чертов осколок не попал в сердце, – не слишком уверенно констатировал Ястреб.

– Конечно, его в сердце нет, – убедил его Ловец, – но не будем огорчать Конгрессмена. Давай, похватаем клюшки и – срочно в Кокуру.

Задержавшись лишь для того чтоб поставить Генри в известность, они дотащили и затолкали клюшки в вертолет, и залезли в него сами. Сеульский аэропорт Кимпо был окружен туманом и дождем, что не препятствовало посадке вертолета, но мешало взлёту транспортного С-47, планирующего доставить их в Кокуру. Чтобы скоротать время в приятной компании, оба хирурга направились в Офицерский Клуб, где после изначального шока, собравшиеся в баре служащие ВВС приняли их как своих.

– Да вы позорно выглядите, – заявил один из них после четвертой дозы. – Неужели вы думаете что ВВС согласятся доставить двух таких типчиков в Японию?

– Наша проблема, – объяснял Ястреб, – заключается в том, что мы находимся на пике самой длинной полосы везения в истории военной медицины, и поэтому, чтоб не сглазить, не рискуем бриться или мыться. Вы можете порекомендовать что-нибуть другое?

– Ну, может хоть оденем вас понормальней, – сказал другой офицер.

– Я очень люблю английскую фланель, – сказал Ястреб.

– А я – импортный ирландский твид, – добавил Ловец.

Летчики недавно устраивали маскарад в своем клубе, и у них остались пара костюмов «Папа-Сан». Название «Папа-Сан» произошло от корейских стариков, носивших такие костюмы. Они представляли собой длинные просторные черно-белые халаты, дополненные высоким головным убором, напоминающим птичью клетку.

В 2 часа ночи Ловец и Ястреб поднялись на борт С-47-го, блистающие в своих белых занавесках и птичьих клетках, с сумками клюшек через плечо. Через пять часов они сошли под яркое солнце Кокуры, разыскали автомобиль с надписью «25-й Стационарный Госпиталь» на боку, залезли в него и разбудили шофера.

– Пшли нафик! – рыкнул шофер.

– Чего? – не понял Ловец.

– Он из Бруклина, – перевел Ястреб, – он хочет, чтобы мы освободили автомобиль.

– Я-кзал пшли нафик! – повторил сержант, – А то я вас…

– В чем дело, дорогой? – сказал Ловец, – Тебя же выслали встретить двух профи, которые должны оперировать Конгрессменского сынулю, не так ли?

– Чё? – воскликнул сержант, – Так это что ли, вы и есть доктора?

– Да провались к черту твоя жопа, мил-человек, если это не так, – подыграл Ястреб.

– Не повезло пареньку, – сокрушался сержант, – Чёртова армия.

– Послушайте, сержант, – сказал Ловец, если Вам мешает селезенка, так мы её удалим в два счета прям тут. А если нет – давай жми на педали.

– Чертова армия, – проворчал сержант.

– Вот именно, – добавил Ястреб, – И по пути просвяти-ка нас на предмет местных гольф-заведений. А то нам надо прооперировать мальчика и успеть сыграть хотя бы восемнадцать лунок.

Сержант избрал путь наименьшего сопротивления. По дороге он сообщил, что неподалеку от госпиталя есть приличное гольф-поле, но поскольку завтра начинается Открытый Чемпионат Кокуры, поле будет закрыто для публики.

– Это значит, нам нужно принять единственно верное решение, – сказал Ловец.

– Какое? – спросил Ястреб.

– Как мне представляется, – сказал Ловец в сторону сержанта, – Мы можем или сначала прооперировать парня, а потом квалифицироваться на право играть в Кокурском Чемпионате, или сначала квалифицироваться, а потом оперировать, если бедняга еще будет жив.

– Чертова армия, – огрызнулся сержант.

– Решения, решения, решения… Которое из них, – задумчиво сказал Ястреб, – В конце концов, не мы же парню гранатой в грудь засадили.

– Именно! – поддержал Ловец, – и потом это же не нашагрудь.

– Это даже не наш сынок, – сказал Ястреб, – Он принадлежит какому-то Конгрессмену.

– Вот-вот, – ответил Ловец, – Но давай все-тки сначала прооперируем, тогда мы будем расслабленными и готовыми квалифицироваться на Чемпионат. Мы же не хотим рисковать и испортить наши шансы.

– Отлично придумал, – сказал Ястреб.

– Проклятая чертова армия! – сказал сержант.

Их подвезли к 25-му Стационарному Госпиталю. Ловец и Ястреб вошли внутрь и приблизились к посту дежурной. За столиком сидела очаровательная представительства Женского Армейского Корпуса, чьи огромные голубые глаза раскрылись как бутоны вьюнка, при виде двух представших перед ней чудес природы.

– Какой у Вас прекрасный клуб, душечка! – обратился Ястреб, – Где тут комната для профи?

– Что? – удивилась она.

– А с какого часа бар работает? – спросил Ловец.

– Что?? – сказала она.

– А носильщики клюшек у вас есть? – спросил Ястреб.

– Что??? – выдохнула она.

– Слушай, милая, – продолжил Ловец, – ты вместо «что» лучше говори «да».

– Вот-вот, – согласился Ястреб, – Ты поразишься тому, сколько у тебя сразу появится друзей в этой армии.

– Да, – сказала она.

– Уже лучше, – обрадовался Ловец. – А где здесь рентген-кабинет?

– Да, – ответила она.

Они пошли вдоль коридора, привлекая к себе внимание всех попадающихся на пути людей, и наконец достигли рентген-отделения. Они вошли, поставили клюшки в угол, уселись, водрузили ноги на стол рентгенолога, и зажгли по сигарете.

– Бороду не спали, – предупредил Ястреб Ловца.

– Не получится, – ответил Ловец, – она огнеупорная.

– Это что еще за…? – раздался голос из образовавшейся вокруг них любопытной толпы рентгенологов.

– Значит так, – Сказал Ловец, – Ну-ка, кто-нибудь, тащите мне самый свежий снимок пацана с осколком в груди.

Никто не пошевелился.

– Быстро! – крикнул Ястреб, – Мы профи из Доувера, а последнему снимку, который мы видели, уже часов сорок восемь исполнилось!

Совсем сбитый с толку техник, сам не зная почему, принес снимки. Профи внимательно их изучили.

– Как я и предполагал, – сообщил Ловец, – довольно простая задача.

– Ага, – сказал Ястреб, – Видать, они тут из-за каждой мелочи паникуют. Где пациент?

– В шестой палате, – ответил кто-то.

– Ведите.

Прибывшие в шестую палату профи вежливо поинтересовались у медсестры: могут ли они взглянуть на больного. Бедная девушка, покинувшая Штаты много месяцев назад, полностью морально приготовившись к любым пыткам, которые могут употребить против нее враги, к происходившему не была готова.

– Я не знаю, – ответила она, – Я не могу вас пустить к нему без разрешения майора Адамса.

– Адамс? – спросил Ловец, – Джон Адамс?

– Адамс? – вторил Ястреб, – Джон Куинси Адамс?

– Нет. Джордж Адамс.

– Про такого не слыхал, – сказал Ловец, – Ну пожалста, ну добрая тётя-доктор, ну пустите нас к больному…

Они последовали за бедняжкой медсестрой к пациенту. Беглый осмотр показал что хотя у мальчика и был двухсантиметровый осколок наряду с кровью в правой стороне груди, и что и то и другое подлежало изъятию как можно скорее, юноша не находился в сложнейшей ситуации и опасности. Зато состояние его духа и самочувствие ничуть не улучшились от вида заросшего человека в хламиде и странной шапке, бросившего чехол с гольфовыми клюшками у его кровати и принявшегося прослушивать его грудь.

– Оставь все страхи, молодец, коль тебя лечит Джон Ловец! – с пафосом продекламировал Ястреб. А затем тихо прошептал на ухо пациенту: – Не волнуйся, сынок. Это капитан Макинтайр. Он лучший из хирургов на Дальнем Востоке, а может и во всей Армии США. Он тебя хорошо залатает. Твой папа об этом позаботился.

Обитатели Болота узнали у сестры, что у пациента уже определена группа крови, и что уже выделено достаточное количество донорской крови. Они подхватили клюшки и, согласно указанному сестрой маршруту, направились в операционную, где были остановлены свирепой капитаншей Службы медицинских сестёр.

– А ну-ка стоять! – приказала она.

– Не ругайтесь, мэ-эм, – сказал Ястреб, – мы просто хотим везде успеть.

– Пошли вон отсюда! – заорала она.

– Послушайте, мамаша, – сказал Ловец, – Я профи из Доувера. Мы с моим садовником хотели бы починить грудь этого парня, и свалить на гольф-поле. Найди лучше нам анестезиолога, и скажи ему: пусть вколет пациенту весь необходимый для начала набор медикаментов. Затем найди этого майора Адамса и объясни ситуацию. Ну, и раз уж ты всё-равно идешь, прихвати мне на обратном пути банку фасоли. А мой садовник хочет яиц с ветчиной. Сейчас восемь, я намерен начать в девять. Так что – поторопись.

Что она и сделала, к собственному удивлению. Подали завтрак, незамедлительно сменившийся майором Адамсом. Майор, отойдя от изначального шока, вполне смирился с происходящим, когда выяснилось, что у всех троих имеется целая куча общих друзей в медицине.

– Но за К.О. я не берусь отвечать, – сказал Майор Адамс, имея ввиду командующего офицера.

– А кто это? – спросил Ястреб.

– Полковник Ракстон П. Меррилл. Служака из регулярной армии.

– Не волнуйся. Мы с ним разберемся, – пообещал Ловец.

Операция началась в девять утра. В девять-ноль-три подполковник Меррилл, прослышав о необычном вторжении в его учреждение, штурмовал операционную. Он был без халата, марлевой повязки, посему Ястреб, дорожащий положенными операционной антисептическими мерами и поведением, повернулся к медсестре и приказал:

– Выгнать из операционной этого грязного старика!

– Да я – полковник Меррилл! – заорал подполковник Меррилл.

Ястреб обернулся и вперил в него ледяной взгляд.

– А ну, свали, дедуля! Если в эту грудь попадут микробы, я на тебя конгрессмену нажалуюсь.

После этого происшествия в отделении воцарилось спокойствие, и рутинная операция, как и предсказывали обитатели Болота, прошла без запинки. Они сделали всю основную работу за сорок пять минут, после чего осталось только зашить грудь пациента.

С начала операции анестезиолог 25-го Стационарного Госпиталя был так занят усыплением пациента, чтобы поспеть за графиком, установленным двумя профи из Доувера, что даже забыл представиться. Кроме того, он еще не видел их лиц, скрытых хирургическими повязками как, впрочем, и они его. Но когда ему удалось наконец слегка освободиться и расслабиться, когда фрагмент снаряда и пролившаяся в полость кровь уже были извлечены к несомненной пользе для больного, он написал сверху на карточке анестезиолога имя «Ястреб Пирс» в графе «Первый ассистент». Он написал это с огромным удовольствием и уважением.

Анестезиолога звали капитан Изыкиел Брэдбури (Моя Трах) Марстон пятый, из городка Сосновый Залив, штат Мэйн. В Сосновом Заливе, штат Мэйн, имя «Марстон» синоним романтических видений прошлого, в частности старинных клиперов , и денег.

Первый владелец этого имени служил капитаном такого клипера, выкупил его, и построил еще три таких же. Второй командовал флагманским судном этого флота, и купил еще четыре. Номер III был шкипером на « Сосновом Заливе», который пошел ко дну со всей командой возле мыса Хаттерас, всего через три года после того как сорока милями южнее мыса Горн в его капитанской кабине родился номер IV. Номером V стал Моя Трах Марстон, единственный боров в Сосново-Заливной школе, у которого язык поворачивался сказать «Моя трах, твоя трах?». Таким немудреным способом он зарабатывал относительный успех у местных юных девиц.

Ястреб Пирс тоже не раз мечтал об этом, но именно Моя Трах Марстон гулял продолжительное время с отличницей и выпускницей 1941-го года Порт-Валдовской школы. В ноябре 1941-го, после того как Сосновый Залив разгромил Порт Валдо 38-0 , Пирс и Марстон схлестнулись, но драка не завершилась явным преимуществом ни одного из них. В последующие годы они вступили в одно и тоже Братство в Андроскогоссинском колледже, играли в одной футбольной команде, ходили на один и тот же медфакультет, а во время практики, делили комнату в общежитии. Моя Трах был одним из свидетелей на свадьбе Ястреба Пирса с той же Порт-Валдовской отличницей, а Ястреб оказал ему такую же же услугу когда Моя Трах женился на Бабенции из селения Орлиная Голова, с которой Ястреб тоже когда-то встречался.

В свой подростковый период Моя Трах гордился своим прозвищем. Поскольку возраст и положение повлияли на его поведение, некоторое время он просто терпел эту кличку. К 1952-му году его так не называли уже года три. Именно столько он не виделся с Ястребом Пирсом.

Итак, этим ясным теплым Кокурским утром пятый из серии капитанов Марстонов поднял взгляд со своей анкеты и спросил:

– Имя хирурга узнать можно?

– Он – профи из Доувера, а я – Призрак Курилки Джо, – ответил Ястреб.

– Кому-нибудь еще это впаривай. Тоже мне, умный раколов нашелся, – ответил капитан Марстон.

Хирурги остановились. Первый ассистент наклонился и заглянул в заполняемую анестезиологом карточку. Он узнал и почерк, и автора, и остался доволен собою.

– Моя Трах, познакомься с ловцом Джоном.

–  НастоящимЛовцом Джоном? Тем корешем что бросил тебе пас, а потом еще больше прославился на маршруте Бостон-Мэйн?