Ричард Хукер

M*A*S*H

Перевод: Оксана Андреева, Гуторова Наталья

Художественный редактор Александр Бакланов

1

Когда выпускник школы Радар О’Рэйли покинул Оттумву, штат Айова и поступил на военную службу, его единственной целью было сделать карьеру в Сигнальном Корпусе Армии США . Роста в Радаре было всего пять футов и три дюйма, но при этом у него была длиннющая шея и огромные уши, ответвляющиеся от головы под совершенно прямым углом. Кроме того, при благоприятных атмосферных и метаболических условиях, усиленно сосредоточась, и призвав на помощь уникальные экстрасенсорные способности, он мог получать сообщения и улавливать разговоры на расстояниях недоступных простому человеческому слуху.

Имея такое веское преимущество, Радар был уверен, что органически впишется в армейские службы связи. Поэтому сразу по окончанию школы он решил добровольно пойти служить Родине, отвергнув целую кучу весьма лестных, и даже пару вполне законных карьерных предложений. До того как его забрали в армию, он еженощно спал и видел целый парад сменяющихся рангов и званий, где полосы на рукаве перевоплощались в нашивки на плече, а те уж постепенно превращались в четыре звезды на его погонах, под сенью которых он руководил важными заседаниями в Пентагоне, посещал торжественные ужины в Белом Доме, и гордо проносил себя через толпу к самым завидным столикам популярнейших ночных клубов Нью-Йорка.

В середине ноября 1951 года Нашей Эры, Радар О’Рэйли – капрал Медицинского Корпуса Армии Соединенных Штатов, обнаружил себя сидящим практически верхом на 38 параллели Южной Кореи в Покерной Доброго Поляка, которая была одновременно и Зубоврачебным кабинетом 4077-го Передвижного Армейского Хирургического Госпиталя, мучительно пытающимся собрать стрит-флэш. Осознав, что шансы добиться благосклонного отношения Фортуны равны 72192 к 1, он на самом деле стал прислушиваться к телефонному разговору.

Разговор этот проходил в условиях отвратительной телефонной связи между бригадным генералом Хамильтоном Хартингом Хаммондом – Важным Медицинским Генералом из Сеула – сорока пятью милями южнее, и лейтенант-полковником Генри Брэймором Блэйком, сидящим в офисе командующего 4077м МЭШэм в сорока пяти ярдах восточней Радара О’Рэйли.

– Слушайте…, – сказал Радар О’Рэйли, медленно двигая головой взад-вперед в привычном сканирующем движении.

– Чё слушать-то? – спросил Капитан Уолтер Коскиуско Валдовски – офицер-дантист (он же – Добрый Поляк).

– Генри…,– ответил Радар О’Рэйли. – Он пытается выклянчить нам двух новых потрошителей

– Я на полном серьезе! Мне нужны еще двое, – полковник Блэйк кричал в аппарат так, что Радар всё прекрасно слышал.

– Ты что себе там воображаешь? – кричал генерал Хаммонд. И его Радар так же прекрасно слышал. – Что у тебя – Клиника Уолтера Рида?

– Да послушайте же меня! – говорил полковник Блэйк.

– Успокойся, Генри, – говорил Генерал Хаммонд.

– Не буду! – кричал полковник Блэйк. – Если мне сейчас же не пришлют двух…

– Ладно! Чёрт с тобой! – орал генерал Хаммонд. – Пошлю я тебе двух отличных парней.

– Вот я надеюсь, что лучших? – услышал полковника Блэйка Радар, – Иначе я…

– Я же сказал – лучших из всех кто у меня есть, – уловил ответ Радар.

– Вот и хорошо! – донеслись до Радара слова Полковника Блэйка. – И шлите их сюда сию же минуту!

Уши Радара излучали розовое сияние после такой огромной нагрузки

– А Генри,– сказал он, – нам-таки двух хирургов только что выпросил!

– Пусть он им скажет, чтобы по пути все бабки не растратили, – посоветовал капитан Валдовски. – Тебе сколько сдавать?

Таким образом, персонал 4077-го МЭШа узнал о скором изменении как своего количества, так и, вполне возможно, качества.

И таким образом, в серое, сырое утро десять дней спустя в 325-м Эвакуационном Госпитале в Йонг-Донг-По, что через реку Хан от Сеула из противоположных концов Общежития транзитных офицеров вышли капитаны Агустус Бедфорд Форрест и Бенджамин Франклин Пирс. Они взвалили на плечи по сундуку и, волоча по земле вещмешки, потащились в сторону выделенного для их нужд джипа.

Капитан Пирс был двадцати восьми лет отроду. В нем было чуть больше шести футов росту. Плечи его были покатыми. Он носил очки, а его коричневые волосы сильно нуждались в ножницах.

Капитан Форрест был на год старше. Он немного не дорос до шести футов, и был более плотным. На его черепе топорщился рыжий «ёжик», а под светло-голубыми глазами извивался нос, не вполне вернувшийся в своё естественное состояние после контакта с чем-то более твердым, чем он сам.

– Это ты в 4077-й собрался? – спросил капитан Пирс капитана Форреста, когда они встретились возле джипа.

– Ну, я, – ответил капитан Форрест.

– Тогда забирайся, – сказал капитан Пирс.

– Кто рулить будет? – спросил капитан Форрест.

– Ща посмотрим, – сказал капитан Пирс и полез внутрь вещмешка. Пошарив немного, он извлёк небольшую бейсбольную биту Луизвилльского Слаггера Стэна Хэка.

– Бросай! – сказал он, протянув ее капитану Форресту.

Капитан Форрест подбросил биту вертикально в воздух. Пока она летела вниз, Пирс мастерски схватил её левой рукой прямо за перебинтованное основание. Капитан Форрест схватился за биту левой рукой выше руки Пирса. Капитан Пирс перехватил биту правой ладонью, и капитану Форресту осталось только хватать правой рукой воздух над закончившимся деревом.

– Намотай на ус, – сказал капитан Пирс. – Всегда играй собственной битой.

Больше он ничего не сказал. Они залезли в джип, и не разговаривали миль пять, пока, наконец, капитан Форрест не нарушил молчание.

– Ты-ы… энто, как…, – спросил капитан Форрест, растягивая слова в сильном южном акценте. – Нормальный будешь, или придурок какой?

– Вполне возможно, – ответил капитан Пирс.

– Меня Дюком Форрестом кличут. Тебяя… энто, как называть?

– Ястреб Пирс

– Ястреб Пирс? – удивился капитан Форрест. – Это что за имя такое, чёрт побери?

– Мой старик одну только книжку в жизни прочитал – «Последний из Могикан» называлась, – пояснил капитан Пирс.

– А, ясно, – сказал капитан Форрест, и потом добавил: – Ты-ы… энто, откуда будешь?

– Городок Райско-Яблоневая Бухта.

– Энта… еще, где такое?

– Штат Мэйн, – ответил Ястреб. – А ты откуда?

– Из города Форрест.

– Энта еще, где такое? – передразнил Пирс.

– Штат Джорджия, – ответил Дюк.

– О Боже, – сказал Пирс. – Мне нужно срочно выпить.

– У меня есть, – участливо сказал Дюк.

– Сам сделал, или что-нибудь настоящее? – поинтересовался Ястреб.

– Там где я родился, настоящим признают только то, что сам сделал, – ответил Дюк Форрест, – А эту фигню я купил у правительства Янков.

– Ладно. Тогда я попробую.

Капитан Пирс свернул на обочину и затормозил джип. Капитан Форрест разыскал флягу в вещмешке и откупорил. Так они и сидели, уставившись на обросшую неубранным и уже облепленным ноябрьскими ледышками рисом дорогу, разговаривая, и то и дело, передавая друг другу флягу.

Дюк Форрест узнал, что Ястреб Пирс был женат, и уже успел родить двух сыновей. А капитан Пирс выяснил, что капитан Форрест тоже был женат, и являлся счастливым папой двух маленьких девочек. Кроме того, они узнали, что оба имеют похожее образование, подготовку и опыт, и, к взаимному облегчению, ни тот ни другой не считает себя Великим Хирургом.

– Ястреб, – начал капитан Форрест после некоторого молчания. – Ты-ы… энто, представляешь, как это потрясающе?

– Что – потрясающе?

– Ну вот, я, видишь, из Форрест-Сити, штат Джорджия, а тыы… энта, янки из Лошадино-Яблочной…

– Райско-Яблоневой…

– …Райско-Яблоневой Бухты Мэйна, а у нас столько общего!

– Дюк, – сказал Ястреб, поболтав флягой в воздухе и, отметив, что содержимое в ней уменьшилось больше чем наполовину, – Зато вот этого общего у нас стало намного меньше, чем раньше.

– Поехали тогда, что ли? – ответил Дюк.

Они катили на север, и только бормотание джипа нарушало тишину. Пошел холодный дождь, и его серые штрихи спрятали остроконечные, почти совсем лысые холмы по обе стороны долины. Они подъезжали к Уижонгбу – убогому лачужному поселению, с размытой грязной центральной улицей застроенной туристическими достопримечательностями, главной из которых был Всемирн оИзвестныйПубличны йДомБыстрог оОбслуживания в северной части города.

Слава Всемирн оИзвестногоПубличног оДомаБыстрог оОбслуживания, в силу своего удачного местонахождения вдоль самой загруженной дороги между Сеулом и линией фронта, гремела далеко за пределами города: здесь останавливались практически все водители грузовиков снабжения. Уникальность заведения заключалась в методе обслуживания, а также в похвальном вкладе в облегчение острой проблемы венерических заболеваний, стоявшей перед Армейским Медицинским Корпусом США. Заведение состояло из полудюжины глиняных и тростниковых хижин, рекламируемых вывеской «Ваш последний шанс. Следующая возможность – в Пекине», и возвышающегося среди них центрального сооружения, увенчанного американским флагом. Заигрывающий и подмигивающий штат борделя, разодетый в самые цветастые наряды, предлагаемые каталогом Сиэрс-Роэбак, выстраивался вдоль дороги независимо от погоды, и многие водители челночных рейсов пользовались предлагаемыми услугами в грузовом отсеке своих машин, предпочитая их грязным соломенным матрасам глиняных хибар.

Джип Пирса и Форреста пробирался сквозь машущий и аукающий калейдоскоп.

– Тебе здесь что-нибудь нужно? – спросил Ястреб, заметив, что Дюк безостановочно салютовал и кивал.

– Не-а, – ответил Дюк. – Я вчера в Сеуле отоварился, теперь другую проблему думаю.

– Доктор! Вы же доктор! Разве можно так неосторожно? – сказал Ястреб.

– Да нет же, – ответил Дюк. – Я всё думаю про энтого полковника Блэйка.

– Подполковник Генри Брэймор Блэйк, – сказал Ястреб. – Я им интересовался. Обычный армейский тип.

– Пить хочешь? – поинтересовался Дюк.

Скрывшись подальше от настойчивых глаз сирен, Ястреб вновь свернул на обочину. Когда жидкость во фляге закончилась, в холодный косой дождь добавились плоские мокрые снежинки.

– Обычный армейский типчик, – всё повторял Дюк. – Прям как Миид, и Шерман, и Грант.

– Ты знаешь, я вот как на это гляжу, – наконец сказал Ястреб. – Большинство этих армейских типов на самом деле – неуверенные в себе слабаки. Если бы они таковыми не являлись, то отправились бы пробовать силы в большом, свободном мире. А так их единственный механизм утверждения личности состоит из эффективности и продуктивности вверенного им учреждения.

– Точно, – сказал Дюк.

– У этого Блэйка, скорее всего, возникла какая-то проблема, иначе он бы не стал молить о помощи. А мы, наверно, и есть эта помощь.

– Точно, – сказал Дюк.

– Вобщем, я думаю, – продолжал Ястреб, – Мы с тобой будем вкалывать на совесть, когда будет работа, и постараемся затмить конкурирующие таланты.

– Точно, – сказал Дюк.

– И тогда у нас появится заслуженное право качать права, которое мы сможем использовать при любом удобном случае для нашей пользы.

– Ты-ы… энта, знаешь что, Ястреб? – сказал Дюк. – Я тебя уважаю.

Прямо за палатками, известными как Канадская Станция Перевязки, они наткнулись на развилку. Дорога направо, согласно указателю, вела к Пуншевой Чаше и Хребту Разбитых Сердец; дорога налево обещала увести их в северном направлении в сторону Чорвона, Холма Свиной Отбивной, Старого Лысого и МЭШа 4077.

Проехав четыре мили, они обнаружили, что бурный речной поток снес мост, и патрульные махнули им в сторону , чтоб встать в очередь из дюжины других военных машин, где было даже два танка. Там они прождали около часа, наблюдая за ростом очереди, пока впередистоящие не стали, наконец, двигаться. Ястреб провел джип по илистому дну через плещущую на пол машины речку.

В результате всех задержек темнота уже спускалась на долину, когда напротив знака «ВОТ ЭТО ОНО И ЕСТЬ – 38-Я ПАРАЛЛЕЛЬ» они разглядели менее броский знак «4077-Й МЭШ, ТО МЕСТО, ГДЕ Я НАХОЖУСЬ – ГЕНРИ БЛЭЙК, ПОДПОЛКОВНИК», указавший им, что пора свернуть влево с главной дороги. Следуя указателю, они сначала наткнулись на четыре вертолета, принадлежавших 5-й Воздушно-Спасательной Дивизии, а затем обнаружили несколько дюжин палаток всяческих размеров и форм, безнадежно пытавшихся выстроиться по форме подковы.

– Ну вот. Приехали, – констатировал Ястреб, останавливая джип.

– О, чёрт, – ответил Дюк.

Дождь уже совсем превратился в снег, и земля везде, кроме дороги, стала белой. Когда мотор замолчал, они услышали отдаленные артиллерийские раскаты.

– Гром? – спросил Дюк.

– Ага. Искусственный, – ответил Ястреб. – Они так всех новеньких встречают.

– Теперь-то что? – спросил Дюк.

– Нужно столовку найти, – ответил Ястреб. – По-моему, это вон та фиговина – вон там.

В столовой они нашли несколько офицеров, сидящих за одним длинным столом. Пирс и Форрест выбрали свободный стол, сели и были обслужены корейским мальчиком в военных штанах и грязно-белом пальто.

Они ели, чувствуя на себе изучающие взгляды. В конце концов, один из офицеров поднялся и подошел к ним. Он был пяти футов восьми дюймов роста, толстеющим и лысеющим мужчиной с несколько красноватыми лицом и глазами. На крыльях его воротника блестели серебряные дубовые листья, а лицо выражало настороженность.

– Полковник Блэйк, – представился он, оценивая их взглядом. – Куда путь держите?

– Никуда, – ответил Ястреб. – Нас сюда приписали.

– Вы в этом уверены? – спросил полковник.

– Вы-ы… энто, просили двух отличных парней, – сказал Дюк, – Вот Армия вам нас и послала.

– А где вы весь день пропадали? Я вас к полудню ожидал.

– Мы на водочную мельницу заезжали, – объяснил Дюк.

– Дайте ваши направления.

Они достали бумаги, протянули их полковнику, и наблюдали за тем, как он читает, а потом заново измеряет взглядом их обоих.

– Н-да. Все понятно, – наконец сказал Генри. – Лично мне вы кажетесь подозрительными кретинами, но если будете хорошо работать – делайте что хотите. А будете плохо работать – задницы начищу.

– Вишь? – сказал Ястреб. – Я ж тебе говорил?

– Я действительно тебя уважаю, – ответил Дюк.

– Полковник, – сказал Пирс. – Ничего не боись, с Дюком и Ястребом – подружись!

– Посмотрим, как вам дружить захочется утром, – сказал Генри. – Сегодня ваша смена заступает в девять вечера, а мне только что сообщили, что узкоглазые вдребезги разнесли холм Келли.

– Мы готовы, – сказал Ястреб.

– Точно, – сказал Дюк.

– Жить будете с Майором Хобсоном, – сказал Генри. – О’Рэйли?

– Сэр? – спросил Радар О’Рэйли, уже давно стоявший рядом с полковником, выполнив команду до того, как её отдали.

– Прекрати это, О’Рэйли, – взмолился Генри. – Все нервы мне истрепал.

– Сэр?

– Проводи этих офицеров…

– В палатку Майора Хобсона, – завершил Радар.

– Я говорю, прекрати это, О’Рэйли, – снова сказал Генри.

– Сэр?

– А-а-а! Проваливай отсюда! – бросил Генри.

Вот и получилось, что Радару О’Рэйли, первому прознавшему о их грядущем появлении, довелось вести капитанов Пирса и Форреста к их новому дому. На момент их прихода, майор Хобсон отсутствовал, и Ястреб с Дюком, сориентировавшись и выбрав койки, повалились спать. Только они начали проваливаться в сон, дверь открылась.

– Добро пожаловать, друзья, – загудел голос. Вслед за голосом появился майор средних размеров, и с теплейшей улыбкой на губах протянул им свою руку.

Майору Хобсону было тридцать пять. Он долго работал в поликлинике, иногда делал несложные операции, и каждое воскресенье читал проповеди в Церкви Назарена в маленьком городишке Среднего Запада. По воле судьбы и войны, ему досталась должность, к которой у него не было ни подготовки, ни способностей, и окружение людьми, которых он не в состоянии был понять.

– Еще раз, добро пожаловать, – прогудел он. – Хотите, я вам наш лагерь покажу?

– Нет, – ответил Дюк. – Мы весь день пьяные в дым шлялись. Надо бы проспаться.

– В девять Президенту грыжу вправлять будем, – пояснил Ястреб. – Мы у Гарри семейными врачами числимся. Мы бы позвали ассистировать, но Секретная Служба тебя как китайского агента заметёт.

– Ага. Как косоглазого янки с севера, – добавил Дюк. –Нууу, ты.. энта, понимаешь, в общем.

Джонатан Хобсон смутился. Новички совершенно сбили его с толку, а из сказанного ими он почти ничего не понял. Он вообще перестал что-либо понимать сразу после девяти часов. Косоглазые действительно разгромили холм Келли, раненые заполнили весь лагерь, и у пятерых хирургов ночной смены руки не останавливались с 9 вечера до 9 утра.

В 9 утра стало ясно, что б ольшая и труднейшая часть работы была выполнена Ястребом Пирсом и Дюком Форрестом. Кроме всего прочего, эта двойка, работала так слажено, будто годами стояли за операционным столом друг напротив друга. Они сделали две резекции кишечника, что означало вырезание из солдата куска кишечника, пострадавшей от инородных тел вроде осколков патронов или мин. Еще они сделали торакотомию, с целью предотвратить внутреннее кровоизлияние, что означало вскрытие грудной клетки, чтобы остановить кровь, бьющую из сосудов разорванных аналогичными инородными телами. Наконец, они извлекли расстрелянную селезенку и изрешеченную почку из одного и того же пациента.

Легкость, с которой они проделали эти и еще множество менее серьёзных операций, вполне понятно, вызвала многочисленные комментарии и предположения в их адрес. Но после завершения работы и окончания завтрака Ястреб и Дюк почувствовали себя слишком усталыми, чтоб обращать внимание на шушукающихся, и отправились через лагерь в Палатку Номер Шесть.

Сооружения госпиталя 4077 располагались вдоль воображаемой подковообразной линии таким образом, что крытая жестяным шифером операционная палатка находилась в середине дуги. Предоперационная палатка и лаборатория стояли справа от неё, а послеоперационная – слева. За лабораторией следовала Покерная и Зубоврачебная Клиника Доброго Поляка, потом столовая, рентген-кабинет, душевые, цирюльник, и палатки рядовых. С другой стороны, следом за послеоперационной, располагались палатки офицеров, за ними начиналась страна медсестер, и завершали подкову жилища наёмных корейских работников. В пятидесяти ярдах от всего этого военно-архитектурного великолепия, на краю минного поля зеленела одинокая палатка. Это был Офицерский Клуб. Если осторожно пройти от Клуба наискосок ярдов семьдесят пять на северо-запад, стараясь не свалиться в заброшенный бункер, то можно было очутиться на высоком берегу, открывающем вид на широкий, хотя и обычно очень мелкий приток реки Имджин.

– Эй, южанин, – подходя к палатке, сказал Ястреб. – У меня сейчас одна мечта: срочно выпить огромную порцию беспошлинного солдафонского пойла, выкурить сигаретку и завалиться спать.

– Яяя… энто, тоже так хочу, – ответил Дюк, открывая хлипкую входную дверь палатки.

– Ой, смотри! – воскликнул Ястреб.

Дюк последовал взглядом туда, куда указывал палец Пирса. В углу, на земляном полу их жилища, на коленях и облокотившись на свою раскладушку перед развёрнутой Библией, сидел майор Хоббс. Он в отрешении медленно шевелил губами, и совершенно не реагировал на внешние раздражители.

– Боже мой, – воскликнул Ястреб.

– Не. Не похож, – ответил Дюк.

– Думаешь, он свихнулся?

– Не-а, – ответил Дюк. – Он – из религиозных чудиков. У нас дома таких навалом.

– Угу, у нас в Бухте тоже попадаются, – сказал Ястреб. – За ними нужно глаз держать востро…

– Тыы… энта, сам держи, – ответил Дюк. – Мне надоест быстро.

Майор не изменил позы за всё время, которое понадобилось капитанам на поглощение не одной, а целых двух огромных порций беспошлинного солдафонского пойла. Он даже не среагировал, когда ужасными, громкими и скрипучими голосами они спели всё, что были в состоянии вспомнить из «Вперёд, Христианские Солдаты», после чего заползли в свои спальные мешки в полном изнеможении.

Когда они проснулись, на лагерь уже снова надвигалась темнота, а с машин отгружали новых раненых. Массы окровавленных солдат продолжали поступать в течение всей недели, а новые хирурги продолжали перевыполнять норму по работе и выносливости. Их поведение вызвало большое уважение со стороны коллег, правда, смешанное с чувствами неуверенности и сомнения, так как оно не вписывалось ни в какие привычные рамки.

2

Через девять дней после появления капитанов Пирса и Форреста в Двойном-Неразбавленном – так окрестили 4077-й местные игроки в кости, произошли два важных события. Волны поступающих раненых утихли, в лагере наступил штиль, и как следствие первого, распорядок в операционной изменился: двойка стала работать в дневные смены. Такой распорядок гораздо больше устраивал и того и другого, за исключением того, что теперь при пробуждении и выходе на завтрак им приходилось наблюдать и обходить своего соседа, распластавшегося в религиозном исступлении на полу возле раскладушки.

– Майор, – обратился Ястреб к соседу, когда тот закончил свой продолжительный ритуал, – Вы чересчур озабочены религией, на мой взгляд. Это у Вас по жизни увлечение, или так – очередная навязчивая идея из тех что скоро проходят?