Шергай замер в испуге, заклинания срывались с языка одно за другим, но сила исчезала бесследно, будто жадно пилась мраком. Слуха мага коснулся крик Сомчея:
   – Шергай, как спасти Повелителя?
   – Надо выйти из пятна, – проскрипел старик.
   – Ты – маг, сделай что-нибудь! – возмутился воин.
   Колдун огрызнулся:
   – Я сделал больше твоего, но бесполезно, без подручных средств силу проклятых деревьев не одолеть! Где наемники? – сорвался Шергай и тут же ощутил тепло двух тел – воины заботливо поддержали старого мага. Шергай спросил в темноту:
   – Вы видите?
   – Пока нет, – ответил кто-то с затаенным ехидством. – Идемте, надо спасать хозяина.
   Сомчей позвал Али-Шера, но степняк не отозвался, и загривок военачальника противно похолодел. Наемники по звуку голоса нашли воина, вместе осторожно двинулись в беспросветный мрак. Кони шли недолго, потом отказались идти, и спрыгнувший наемник, ощупав ночь руками, заключил нерадостно:
   – Деревья стеной.
 
   Алтын заприметил волчий хвост, большой, изогнутый, будто сабля в меховых ножнах, и с хищным кличем погнал коня. Свесился с седла и растопыренной пятерней нацелился на загривок зверя.
   Испуганные крики соратников на миг смутили Алтына, рука дрогнула, и он невольно оглянулся. Вид клубящегося мрака вызвал едкую ухмылку. Дернул поводья, конь с оскорбленным криком встал на дыбы, копыта помесили воздух и глубоко впились в лесную почву.
   В пышных кустах грозно зашумело. Алтын скатился с седла, к ладони прилипла рукоять меча. Над седлом пролетел ствол дерева, с комля на конскую спину посыпались комья земли, влажные, с мокрыми кольцами земляных червей. Животина испуганно прыгнула в заросли.
   Сбитый в тугой ком воздух подул на затылок. Повелитель кувыркнулся. Земля охнула, содрогнулась от мощного удара, ударная волна подбросила человека.
   Алтын вскочил и оглянулся: взор закрывал грязный комель – порванные корни, сочащиеся белым соком, жучки, снующие в остатках земли.
   Степняк ушел звериным прыжком, и ствол оскорбительно плюнул шариками земли и упал рядом. Дрожь земли подбросила воина на пядь. Алтын запрыгнул на ствол, белеющий сломами коры, и устремился к странному великану: ростом с дерево, косматая голова с волосами зеленого цвета, припорошенная кусками коры и ветками, что растут из черепа. Глаза янтарного цвета, кожа лица зеленоватая, похожа на молодую кору, тело скрипит древесным панцирем, в толстенных ручищах вырванное дерево.
   Существо заметило на стволе букашку, и дерево взмыло. Ноги Алтына отделились от шершавой коры, в животе возник сладкий холодок полета. К Алтыну приближался распахнутый рот великана – черный провал, обрамленный желтыми пеньками зубов.
   Повелитель хекнул люто, лоб чудища пересекла размазанная полоса. Отдача едва не вывихнула кисть. Алтын выставил руку навстречу земле, мягко перекатился и встал. Рядом с сапогами шлепнулась волосатая чаша с бледно-зеленой жидкостью. Тварь издала предсмертный рев, раскроенный череп брызнул кровью. Бревно упало с грохотом, тело великана с шумом смяло заросли.
   Алтын оглянулся, на губах появилась хищная улыбка – схватка зажгла кровь, по жилам тек расплавленный металл. Брошенный на черные клубы за спиной взгляд едва не стоил жизни: второй великан вырос из травы и широченной ладонью отправил степняка в кусты.
   Вскочил с лютым криком. Воздух застонал под напором лезвия. Сверкающая полоса пересекла бревенчатое колено. Чудище со скрипом застонало, поросшая мхом нога оскалилась широкой щелью, голень окрасилась зеленым. Алтын сместился к левому боку великана, меч рухнул на коленные сухожилия, похожие на крепкие корни.
   Но закаленное лезвие кануло в облако мрака. Краем глаза степняк заметил, что великан быстро съежился и в траву нырнул уже карлик не больше ладони.
   Глаза заволокло черной пеленой. Алтын прыгнул и ударился выставленными руками о землю, по глазам резанул свет. Чудом выскользнул из пятна дегтя, что медленно таял, как черная льдинка на весеннем солнце. Взгляд обшарил замшелые стволы, скользнул по спутанным кронам.
   Сбоку раздался рык, и степняк встретился взглядом с гигантским волком. Сахарные зубы Повелителя обнажились в хищной усмешке.
   Волк прыгнул. Меч косо упал на глупого зверя, но тот извернулся. Лезвие побрило бок, шерстинки черным дождем усеяли траву.
   Хищник неловко грянулся оземь в опасной близости от человека. Алтын скользящим шагом оказался рядом, острие меча зависло над черным загривком.
   Воинское чутье кольнуло сердце тревогой. Жестокий пинок в поясницу швырнул Алтына на толстенный дуб. Дерево содрогнулось от удара, наземь обрушился водопад листьев и обломанных веток. Алтын с рычанием отлепился от ствола и ладонью смахнул с лица куски коры. Налитые кровью глаза пробуравили лесного великана.
   Повелитель шагнул с занесенным мечом. Воздух вокруг потемнел, сбился в жгуты, спеленал воина в непроницаемый кокон. Алтын подогнул для прыжка ноги, но рука опередила сознание: меч с глухим стуком отбил древко какого-то оружия, норовящего пробить бок.
   От ярости на губах вскипела пена, меч задрожал от вливаемой силы. Светящееся лезвие раскроило мглу на лоскуты. Алтын выпрыгнул из мешка, накрест разрубил воздух: лезвие встретилось с деревом, кисть встряхнуло болезненно. Степняк вскинул брови при виде старца с длинными, выбеленными временем волосами, скрепленными налобной тесьмой. Руки старца в волчьей шкуре сжимали посох, простой с виду, но способный уцелеть после укуса превосходной стали.
   Краем глаза Алтын заметил движение и кинулся вперед. Старик ловко ударил посохом, деревяшка встретилась с мечом, отбрасывая степняка назад. Повелитель с хрустом изогнул спину, и над лицом пролетела огромная ладонь с пальцами, похожими на столетние корни.
   Алтын мягко упал, перекатом избегая нового мешка мрака. Заросли опасно затрещали, предвещая появление нового противника. Степняк взорвался градом ударов: старца отбитый удар бросил на колени, в грудь ударил кулак с намозоленными костяшками, размером с поясную бляху. Посох и владелец разлетелись в стороны.
   Лесной великан вновь непостижимо быстро скукожился, клинок, готовый начисто срубить ногу, просвистел впустую. Карлика прикрыло облако мрака, степняк плюнул на пройдоху и резко обернулся на топот ног нового противника.
   Он был на две головы выше Алтына, с телом, свитым из толстых канатов мускулов, в руках топор на длинной рукояти. Голова с копной грязных волос, с щелевидным ртом, маленьким носом и… кольцом глаз. Лишенные век глаза свободно висели в воздухе, окольцовывая череп двенадцатью бусинами.
   Повелитель остро ощутил злобный взгляд. Зрачок одного из буркал разросся вширь до глазного яблока, перед Алтыном заклубился черный мешок капкана. Степняк привычно отпрыгнул, развернулся, полоса стали остановила удар древесного колена. Лесной великан охнул, мигом съежился в траве.
   Алтын подскочил к многоглазу, тот неуклюже махал топором. Левая пятерня воина выхватила оружие, обух пропал в кустах. Степняк замахнулся, но грянула непроглядная тьма, и он закричал гневно:
   – Не уйдешь!
   Кисть тряхнуло, в уши ворвался крик, потом резко сместился и затих в стороне. Тьма полиняла. Повелитель вышел из остатков мешка, едва не споткнувшись о нижнюю половину многоглаза.
   Косо срубленная верхняя часть лежала в сторонке в остатках черного тумана. Глаза остекленели, но по-прежнему висели в воздухе, под затылком растеклась белая жижа раздавленных зраков.
   Алтын по-звериному прыгнул, сапог опустился в траву с силой кузнечного молота. Под подошвой запищало жалко, хруст стеблей смешался со звуком расплющенных косточек.
   Повелитель оглядел тропу и перевел дух. В тишине, повисшей плотным покрывалом, он подошел к распростертому старику. Тот невольно отшатнулся от острия, упертого в переносицу.
   – Не понимаю – как смог? – пробормотал седовласый потрясенно.
   Алтын хмыкнул ехидно.
   – Любопытство сильнее страха, – сказал он. – Ответствуй: кто ты и почему напал?
   Старец задрожал при звуках голоса. Было ясно, что его корежило изнутри, но воля спасовала перед чуждой силой.
   – Я Вольга, волхв. Защищаю родные земли.
   Алтын отвел меч от лица старца, острие направилось в землю.
   – Волх – колдун?
   – Волхв, – поправил Вольга. – Можешь называть колдуном.
   Повелитель ответил с саркастической ухмылкой:
   – Спасибо за дозволение.
   Вольга ожидал вспышки ярости, но бритоголовый оставался спокоен, даже меч вложил в ножны, губы змеились в подобии улыбки. Волхв в замешательстве замер. Взгляд на павших соратников принес дурноту.
   – Ты хорошо дерешься, старик, – сказал степняк дружелюбно. – Позволь помочь тебе встать.
   Волхв напряженно оперся на руку воина, с кряхтением встал, охнул от боли в груди. Алтын сказал с виноватой улыбкой:
   – Прости, уважаемый, но в бою не до приличий.
   – Почему ты так разговариваешь? – спросил Вольга удивленно. – Другой властный человек давно бы дал волю гневу.
   Бритая голова качнулась.
   – Нет почета использовать власть для утоления гнева. Мало добра обретет впадающий в помешательство. Глуп тот властитель, что ищет обиду для удовлетворения ярости, тем более перед слабым.
   Вольга хотел возразить, что он отнюдь не слабак, но язык прилип к нёбу: от степняка шла незримая сила, каждая частичка тела трепетала.
   – Что ты забыл в наших землях? – спросил волхв через силу.
   Воин улыбнулся плотоядно, волхв невольно передернул плечами.
   – Судьба странным образом помещает нужное далеко от тебя, храбрый Волла.
   – Стоит ли идти за сокровищем за тридевять земель, не лучше ли посмотреть под ноги?
   – Нет, Волла, у вашего правителя есть сокровище дороже остальных на свете, такого нигде нет. – Лицо Повелителя исказила ярость, глаза превратились в бездонные провалы. – И оно будет моим! – докончил он со сжигающей яростью.
   Вольга отшатнулся, руки закрыли лицо, перед глазами плавали круги, будто он долго смотрел на полуденное солнце. Лес за спиной шумел тревожно.
   – Извини, храбрый Волла, – повинился Алтын.
   Волхв поразился перемене степняка: только что он внушал животный ужас искаженным ликом, а теперь говорит вежливо, словно ученик с учителем.
   В большом пятне мрака, где скрылись спутники Алтына, раздались удивленные крики, черное полотно дрогнуло и стало медленно таять. Повелитель глянул через плечо и сказал старику:
   – Уходи.
   Брови волхва, похожие на толстых престарелых гусениц, поползли вверх.
   – Ты отпускаешь?..
   Алтын глянул проницательно, уголок рта скривился.
   – Достойно иметь мужество умереть, также достойно иметь мужество жить. Ты показал храбрость, присущую немногим, потому жить достоин. У меня нет привычки убивать старцев, защищающих родной дом.
   Волхв простер длань. Посох прошуршал по траве. Дерево влипло в сухую ладонь. Седая голова склонилась.
   – Благодарю.
   Алтын отмахнулся:
   – Пустое. Скоро я приду под стены твоего города, в войске есть колдун, вот и померяетесь силой. Знаю, хочешь предложить торг, – прервал он слова волхва, готовые вылететь через открытый рот, – отдать сокровище… Твой правитель не согласится, отважный. Да и мне ни к чему отступать от разорения северных земель – огромное войско требует добычи. Да, – спохватился степняк с жесткой ухмылкой, – призрачных воинов используй получше. Все, иди.
   Желваки вспухли под белой бородой, волхв поджал губы, отвел взгляд от мощной фигуры.
   Алтын молча наблюдал, как уходящий старец упал оземь и на месте человека разогнулся громадный волк. Зверь протрусил в чащу, остановился, на степняка посмотрели человеческие глаза, полные недоумения.
   – Повелитель!
   Алтын обернулся на крик Сомчея, а когда посмотрел на волка, то увидел лишь колыхание веток. Треск в зарослях постепенно затих.
   «Куда же посох дел?» – поразился степняк.
   – Повелитель! – разом вскричали люди, вышедшие из черного капкана.
   Шергай подскочил к господину и упал на колени. Алтын едва успел отдернуть сапоги от старческих губ.
   – Повелитель, вели казнить ничтожного! – запричитал маг. – Я никудышный колдун, бабки-повитухи куда умелей. Прости, Великий, что защитить не смог!
   – Встань, Шергай, – сказал Повелитель мягко. – Тебе ли не знать, что опасности не было?
   Сомчей остро глянул на трясущегося мага: что за секрет с ним делит господин?
   Наемники подскочили к распластанным чудищам. Ярык потыкал тела копьем. Лица наймитов оставались безмятежными. Сомчей содрогнулся от вида разрубленного многоглаза, обшарил взглядом господина, от сердца отлегло – ран не было.
   – Второй раз тебя пытаются подло убить, Повелитель, – буркнул он.
   Алтын безучастно кивнул:
   – Сдается, больше попыток не будет.
   Шергай сказал зловеще:
   – Зато я отплачу сторицей!
   Повелитель пожал плечами.
   – Найдите коня, – обратился он к наемникам.
   Маг остановил половца властным жестом:
   – Не стоит.
   Старческие пальцы сухо щелкнули, скоро за стволами послышался треск, на тропу выскочил сбежавший конь. Алтын подошел к дрожащему скакуну, ласково похлопал животину по морде.
   В седле правитель спохватился:
   – Где Али-Шер?
   Сомчей пожал плечами.
   – Проклятые дети ослов! – донеслось из чащи. – Даже не удосужились подобрать раненого соратника!
   На тропу, ведя коня под уздцы, вышел потрепанный Али-Шер. Повелитель глянул на опухшие губы полководца с улыбкой:
   – Возвращаемся, охота кончилась.
 
   Яромир несколько сотен раз измерил палату нервными шагами. Князь заламывал пальцы, в ушах стоял треск. Нижняя губа распухла от укусов, волосы были взъерошены, под глазами отпечатались темные круги.
   Со двора доносились возбужденные крики, звякало оружие, изредка детинец взрывался молодецким ревом – объединенная рать непрерывно исполняла воинское правило.
   Солнце находилось в зените, но в глазах князя было темно, светлые бревна стен казались столетними корягами, выловленными в болоте. Шкуры зверей на полу слились в одноцветный покров.
   В палату рвались нарочные князей, Ратьгой стремился завязать беседу, но Яромир гнал прочь, отговариваясь страшной занятостью. И мерил палату шагами.
   Через вечность после ухода Вольги в дверь постучали деликатно, юношеский голосок сообщил с взволнованной хрипотцой:
   – Князь, Вольга зовет.
   – Наконец! – выдохнул Яромир истово.
   Ученик волхва отлетел к стене коридора. Дверь на палец разминулась с юношеским лбом. Князь промчался мимо, как ужаленный.
   Двор встретил нареченного светлым князя восторженным ревом, дробными раскатами ударов в щиты. Яромир вскинул приветственно длани, ровные зубы обнажила натужная улыбка.
   – Веди нас, князь, на разорителей Путяты!
   – Отмстим за князя Твердяту!
   – Обороним Кременчуг от степной орды!
   Князь улыбался громким кличам, орал в ответ, пока горло не засаднило, поэтому до избы волхва добрался не скоро. На плечах и спине остались отпечатки мозолистых ладоней.
   Яромир шагнул под покров волховского жилья. Крики воинов отрезала дверь. Глаза подслеповато прищурились, привыкая к темноте.
   – Садись, княже, – просипел волхв.
   Вольга сидел за столом, держа в руках ведерную чашу. Чаша поднялась ко рту, под паутиной бороды задергался кадык. Князь принюхался – запах хмельного меда приятно защекотал ноздри. Сердце радостно ударило, Яромир подлетел к скамье.
   Волхв тяжко бухнул пустой чашей.
   – Нет, князь, супостат жив.
   Яромир застыл, оглушенный вестью.
   – Сам чудом спасся, – продолжил Вольга. – Вот гад! Двух леших и ховалу положил, как детей через лавку перегнул. А меня отпустил, – добавил кудесник горько.
   – Что? – встрепенулся князь.
   Волхв пересказал бой в лесу.
   – Он еще опаснее, чем поначалу думал.
   Лоб князя перечеркнула глубокая морщина, голос зазвучал глухо, будто из могилы:
   – Рассказывай.
   – Сила в нем странная, мощная до ужаса. Возрадуйся, княже, к нам идет великий герой.
   Яромир заторможенно кивнул:
   – Хорошо.
   Волхв наполнил чашу, придвинул князю, тот питье твердо отодвинул, покачал головой:
   – Что делать предлагаешь?
   Столбняк постепенно покинул Яромира, к нему возвратились властность и твердость голоса. Волхв пожал плечами:
   – Готовиться к сече. Войск достаточно, еще кое-кого на помощь покличу. Стрый вернулся?
   – Пока нет.
   Вольга вздохнул, одним духом опростал чашу.
   – Позорно ждать чудес, но оружие в Железных горах очень пригодится.
   – Так двух гридней может не хватить.
   Волхв вздохнул, развел трясущимися руками:
   – Кто знал, что припожалуют такие гости. Сейчас бы самому в горы отправиться, да здесь нужен.
   Князь вдруг грянул кулаком по столу, волхв от неожиданности подскочил.
   – Хватит уповать на кудеса! – сказал Ярослав жестко. – На них надеется слабый. И так справимся.
   – Наконец вижу знакомого Яромира, – хмыкнул волхв одобрительно.
   Князь поднялся, но у двери обернулся:
   – Он с военачальниками выехал? Что не попробовал их убить?
   Вольга оскорбился.
   – Княже, силы-то не беспредельны! Кто знал, что вражина настолько силен?
   – Ладно, не сердись, Вольга. Накипело.
   Он шагнул в дверь, но волхв задержал вопросом:
   – Княже, он сказал, что ты владеешь сокровищем, потому и припожаловал. Может, отдадим от греха подальше?
   Яромир резко обернулся – в глазах ярость. Вольга в смущении заерзал.
   – Никогда!!! – выдохнул князь. – Больше о том не заговаривай.
   Волхв молча кивнул. Яромир пинком открыл дверь и шагнул в солнечный прямоугольник. Двор разразился приветственными криками. Дверь со скрипом закрылась.
   Вольга удержался от просьбы показать диво. Шею остро кольнуло, предупреждая, что плоть слабее железа. Волхв наполнил чашу, склонился над напитком в задумчивости.
   – За что ты готов отдать жизнь и княжество, Яромир? – бросил Вольга в пустоту.

Глава шестая

   Ночной воздух обхватывал ледяными лапами, глаза резал ветер, как ни пригибайся к гриве, но приходилось выковыривать задубевшими пальцами из уголков глаз льдинки. Лют глянул на соратников, клубы пара изо рта туманили зрение, Буслай казался размытым пятном.
   Слева доносились обрывки плача и сдавленных стенаний – бедовик держался из последних сил, душа в теле крепилась на гордости. Вот не знал, что у Нежелана она есть. Причем вдоволь. Ни разу не пожаловался на ободранные пальцы, холод, лишь зубами скрипел.
   Буслай разразился гневными криками:
   – Проклятое колдовство! Будто не летней ночью скачем, а в зимнюю стужу.
   Голова гридня окуталась паром, ветер подхватил кисейную взвесь, вбил в ночь.
   Кони грудью проламывали заросли мокрой травы, капли разлетались в стороны, свет луны превращал их в россыпь адамантов, падающих в грязь. Заросли сменялись проплешинами, копыта увязали в размокшей земле, кони натужно хрипели, ноздри выпускали пар густыми клубами. Слава Роду, не попалось сусличьих норок, не то безлошадному пришлось бы держаться за стремя и бежать, покуда дух не выскочит.
   Нежелан сглотнул комок рыданий, в голове билась стыдящая мысль, что нельзя давать слабину перед сильными воинами, им досталось больше, но терпят молча, виду не кажут. На миг грудь прогрелась воспрянувшей гордостью, бедовик отлепился от мокрой гривы, плечи развернулись вширь, подбородок задрался к луне.
   Ночной ветер мигом выбил дурь и остатки тепла, по глазам будто провели куском льда, челюсти заломило болью. Но кое-что Нежелану поступок дал.
   – Там какие-то развалины, – прохрипел он едва слышно.
   Лют поднял глаза, прищурил и в зарешеченную щелочку разглядел темный остов мельницы и блеск серебряной ленты реки.
   – Буслай, погоди.
   Отряд остановился. Тишину нарушали хрипы лошадей. Троицу окутало облако пара.
   – Похоже, речной край, – буркнул Буслай ехидно. – Почем знать, что на берегу нет псоглавов или кого похуже?
   Лют пожал озябшими плечами, в кольчуге захрустели речные песчинки, остатки камыша.
   – Есть один способ узнать. Как ни крути, но мельница от холода защитит. Больные мы ни к чему.
   – Как скажешь, ты – старший.
   Лют едва не оглянулся в поисках Стрыя – с момента расставания в спину веяло холодком, словно стоял у добротной стены и вдруг оказался на краю пропасти.
   Витязь тряхнул головой – мокрые пряди мазнули по лицу – и сказал с приглушенным вздохом:
   – Остаток ночи проведем в мельнице.
   Коней пустили рысью, с оружием в руках напряженно осматривали каждый кустик. Нежелан двигался позади: дрожь тела едва не вышибала его из седла, в руках были зажаты поводья – лук все равно не натянет, а меча никто не доверит.
   – Мельницы замараны нечистым.
   Буслай оглянулся на бедовика, презрительно скорчив лицо:
   – А то мы не знали.
   Нежелан втянул голову в плечи, оставив снаружи макушку, и крепко прикусил язык. Лют к перепалке остался безучастным, окоченевшие пальцы у него приклеились к рукояти.
   – Место и впрямь странное, – сказал он после огляда. – Вон деревня разрушенная, одни срубы остались, а мельница уцелела.
   Буслай возразил вяло:
   – Положим, мельнице тоже досталось: на крыше дыры, двери нет. Лишь бы водяной на ночь не припожаловал, а остальное пусть катится к Ящеру!
   Нежелан робко подал голос:
   – Мы в южных землях, здесь родственные нам племена перемежаются с булгарами. Кто знает, что хозяйствует у них мельницей?
   Буслай рявкнул:
   – Молчи, тетеря! В случае чего тобой откупимся.
   В дырах мельницы затихло эхо, и Люту послышался зловещий шепот. Он напряженно вгляделся во тьму, черен под пальцами захрустел.
   – Пойдем, – сказал он после долгого молчания. – На всякий случай громко не говорите.
   Буслай отмолчался, первым спешился и повел упирающегося коня внутрь. Животное обеспокоенно заржало, но гридень с досадой дернул повод и втащил коня внутрь.
   – Запали огонь, Нежелан, и займись делом, – сказал Буслай грубо. – Только нас не спали, хрен горемычный!
   Лют поспешил вмешаться:
   – Перестань, Буслай. Обиженный попутчик – опора плохая.
   «Вот как, – мелькнуло в голове бедовика. – Попутчик, даже не товарищ!» – пришла горькая обида.
   – А то до сих пор он нам носы утирал, – огрызнулся Буслай.
   – Замолчи, – попросил Лют устало.
   Гридень гугукнул, но смолчал – тоже до смерти устал.
   Нежелан ощупью разыскал в мешке огниво, искры посыпались на пучок лучин, и ветхое убранство мельницы осветилось. Поломанная лестница сгрудилась полешками у стены, пол был усыпан трухой, в углу виднелся остов водяного колеса.
   Вокруг было тихо, безжизненно. Веяло забытьем, смертной тоской.
   Бедовик передал лучины Люту, а лошадей пристроил в углу, достаточно просторном и чистом. Седла попадали на пол, подняв клубы пыли. Буслай поморщился, прикрикнул из вредности:
   – Осторожней с поклажей! Чуть что не так – отправимся в пекло.
   Нежелан покорно наклонился над мешком с колдовскими штуками, отставил в сторонку. В нос лез едкий запах лошадиного пота. Бедовик подумал о том, что придется обихаживать животных, и в ободранных пальцах проснулась боль, сквозь зубы вылетел стон.
   Лют пошарил по углам в поисках кирпичей и металлических обломков. С громким скрежетом он подтащил обломок жернова на середину мельницы. Буслай понял его задумку и помог грудой глиняных обломков. На грубом очаге загорелись остатки лестницы и прочие обломки. Жар от огня шел чистый, благостный, промерзшее нутро воинов понемногу оттаивало.
   Мельница осветилась ярко, лишь потолок утопал в мягкой мгле. Сквозь дыры виднелась звездная россыпь, кусок луны. Кони были расседланы, грязь скребком удалена, хвосты и гривы прочесаны мелкозубым гребнем. Животные довольно фыркали и хрупали отборным овсом из торб. Нежелан скрючился и тихо постанывал, обиженный на мир.
   Лют помог Буслаю стащить кольчугу, затем освободился от плетеной рубашки, подошел к бедовику, ободряюще стиснул плечо и встряхнул дружески:
   – Пойдем к огню, погрейся, пока не окоченел.
   Нежелан поднял красные глаза, утерся ладонью. Буслай глянул злобно – чего он крепко не понимает, так возни с отщепенцем, приносящим несчастья. Зачем Лют вступился за того в деревне? Забили бы бедовика кольями, горя б не знали. Гридень предался сладким думам, от удовольствия аж хрюкнул.
   Лют подвел Нежелана к очагу. Буслай деланно отстранился, задом очистив пол. Воин промыл засохшие струпья на пальцах бедовика, чистая тряпица прикрыла раны. Нежелан поблагодарил со смущенной улыбкой, потянул руки к огню.
   Лют пошарил в обломках, два крупных огрызка досок пристроил в дверном проеме и плюхнулся у костра. Промокшая рубашка слезла тяжело, будто родная кожа, распухшие ноги освободились от плена сапог, пальцы красные, как носы пьянчужек.
   Витязь застонал от наслаждения, тепло наконец пробудилось, медленно растеклось по телу. Буслай с Нежеланом последовали примеру – троица осталась в исподнем, руки едва не в огонь суют.
   – А что, есть не будем? – глянул Буслай на бедовика.
   Нежелан встал на ноги.
   – Осталось немного мяса, а хлеб промок, – огласил он результаты продуктовой ревизии.
   – Немудрено, – хмыкнул Буслай. – Тебе что доверь… Как еще это осталось, дивно?
   Лют скривился худому разговору, молча взял кусок мяса, перемолол челюстями, а от раскисшего хлеба отказался. Буслай глянул хмуро, задвигал челюстями, поясным ножом располосовал свою долю, мясо на острие исчезло в огне. Затрещало, ноздри ожгло запахом горелого, дымящийся кусок исчез во рту гридня.