Страница:
Но чем дальше уходили друзья от родных мест, тем прозрачнее и возвышенней становились их мысли.
Арик думал о том, как усовершенствовать игру «Пятнадцать камушков» так, чтобы довести ее до мощи и глубины шахмат. Для этого надобно увеличить исходное число строк и столбцов игрового поля, ну и, само собой, количество игральных камней. Увеличить как следует, не боясь математических трудностей. Ему казалось, что он уже почти сделал это усовершенствование и получил звание первого гроссмейстера новой игры под названием... Впрочем, нового и звучного названия он пока еще не придумал.
Галик обдумывал военный трактат под предварительным названием «Тактика и стратегия современной войны». Он самонадеянно думал, что нынешние командиры, разного рода выскочки, всерьез в военном деле не разбираются. А он, Галик, помимо некоторых хвастливых сочинений отечественных генералов читал даже «Записки Цезаря», военные мемуары принца Евгения Савойского, а также древний роман о похождениях рыцарей сэра Ланселота и сэра Гавейна. С помощью будущего трактата он надеялся оказаться в главном штабе, произвести впечатление своими тонкими суждениями о способах современного боя и возможностях новейшего оружия, получить звание полковника, а потом, минуя генеральские погоны, сразу маршала. Вот тогда-то он и поможет своим друзьям и сделает их тоже полковниками. Оказавшись полковниками, они мгновенно выйдут в отставку и вернутся в свою родную деревню, где продолжат жизнь привольную и романтичную.
Валик, тяжело вздыхая, вспоминал смешливых деревенских девушек, которые так любили издеваться над ним за то, что он целые дни проводил на сеновале или у реки. Эти несносные девицы громко шептались у него за спиной, неожиданно разражались звонким смехом или вдруг запевали ироническую песенку про никому будто бы не ведомого бездельника. Но он хорошо понимал, какой именно бездельник и шалопай имелся в виду. Он сердился на них. Он тряс тяжеленными кулаками и ворчливо бранился. Ах как глуп, как недальновиден он был. Сейчас он был готов терпеть от них любые насмешки. Пусть даже самые жестокие. Он бы все простил и даже сплел бы для какой-нибудь скромной и милой девушки венок из полевых цветов. Впрочем, теперь у него были деньги — жалованье за его доблестный ратный труд. А с деньгами он стал бы популярен и без венков и песен. Валик даже зажмурился от вставшей перед его глазами картины: он сидит на берегу реки в новой рубашке, а девушки вокруг него водят хоровод. Но увы — сама возможность подобной сцены осталась далеко позади. И с каждым шагом отодвигалась все дальше.
Нашлось и одно воспоминание, общее для троих друзей. В далеком детстве, когда им было лет по семь или восемь, они ушли в лес за грибами и заблудились. Вечер был безлунным, и быстро стемнело. Долго петляли они с полными грибов корзинами по незнакомой чаще, с испугом думая, что придется ночевать в черном глухом лесу. И вдруг за деревьями что-то засветилось, как будто разом вспыхнули десять гнилушек и сто светлячков. Они вышли на поляну и увидели седобородого старика в длинном темном балахоне с капюшоном. От его высокой фигуры лился тихий, спокойный свет. Дети замерли. «Не бойтесь, — сказал старик, — подойдите ко мне, я укажу вам дорогу». Они робко приблизились. «Какие славные у вас лица, — сказал старик, — какие чистые глаза. Какие нетронутые души. Однако жизнь у вас будет нелегкой. Когда вы подрастете, вам дадут оружие и заставят убивать людей. Людей, имен которых вы даже не будете знать. Это тяжкое испытание. Но вы должны остаться честными, и тогда у вас все получится. Вы не нанесете урона тем, кто его не заслужил. А воевать? Что ж, кому-то ведь надо защищать и себя, и своих близких, и родную землю».
Старик высоко поднял руку и провел ею в воздухе сначала сверху вниз, а потом широко от плеча до плеча. Дети следили за тонкими белыми пальцами, собранными в щепоть, за провисшим черным рукавом балахона, и вдруг им стало совсем не страшно. «А сейчас идите и порадуйте собранными боровиками да маслятами своих добрых матушек, которые давно уже волнуются. Ваша деревня вот за этими побелевшими от времени стволами». Старик рукой показал направление. Показал и исчез, а серебряный свет, освещавший убегавшую за огромные белесые стволы тропинку, непостижимым образом остался. Не прошли детишки и ста шагов, как вышли на окраину родной деревни. Серебряный свет к тому времени пропал, зато хорошо был виден огонек в оконце крайней избы.
Встреча в лесу произвела на них такое сильное впечатление, что они даже не решались обсуждать ее между собою. Все трое почему-то делали вид, что ничего не произошло. Постепенно им стало казаться, что старик им просто привиделся, потому что они были утомлены и напуганы темным лесом. Но сейчас, шагая за скрипучей подводой, все трое вспомнили это приключение детских лет. Вспомнили слова «Вам дадут оружие и заставят убивать людей».
В деревне трое друзей слыли сорванцами и лентяями. Особенно Валик, который если не валялся на сене, то гонялся за петухом Жаном-наглецом, тренируя его в беге, или больно дергал за хвосты местных котов. Коты разбегались, только завидев издалека внушительную фигуру их мучителя.
Галик был тихим пареньком, в деревне его считали умником. Но мать частенько бранила его за то, что он плохо следил за огородом, который порос сорняками. То же самое и суровый отец Арика: он искренне считал своего сына лоботрясом и был недоволен тем, как тот помогал ему в кузне. Все знали: любимым делом парней было запрятаться в кусты, где они целыми днями готовы были сражаться в какую-то пустяковую игру. Но теперь деревня спохватилась. Кое-кто даже вздыхал: ох, вернутся ли наши пареньки? Не убьют ли их на этой далекой, непонятной и страшной войне?
Уходя с военным обозом, Арик не догадывался, что девушка с русой косою, совсем юная, но уже прославившаяся навею деревню своим искусством вышивания, тайком посмотрела ему вслед. А когда вернулась в свой дом, то, взяв в руки цветные нитки и пяльцы, прежде чем продолжить свое вышивание, спела в тишине начальные строки старинной баллады:
И все же — сердце какого юноши не вздрогнет от вида военной формы, от блеска оружия, которое вот-вот станет его личным? Они все трое шли от каптенармуса с ворохом военной одежды и, что скрывать, в каком-то радостном возбуждении. Больше всех радовался Валик. В просторной палатке, расположившись у мутноватого осколка зеркала, когда-то украшавшего купеческое трюмо, а ныне криво угнездившегося на раскладном походном кресле, он выставлял вперед то ногу, то плечо. На нем были расширяющиеся к колену полосатые — синие с белым — штаны, могучие, с раструбами, сапоги на модных каблуках, короткий красный камзол, перетянутый широким белым кожаным поясом, а через плечо шел еще один белый ремень, на который полагалось цеплять шпагу.
— Ну как? — спрашивал Валик, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. При этом он то напяливал шляпу с небольшими полями, украшенную оранжевым перышком, то снимал ее, изящно (как ему казалось) прижимая ее к колену.
— Роскошно смотришься. — Непонятная улыбка скользнула по губам Галика.
— Что и говорить, — вторил эхом Арик. — Нам до тебя далеко.
Однако ирония двух друзей не помешала им самим с удовольствием натянуть на себя военную форму, а потом еще нацепить бряцающую шпагу.
Тренировочных забегов во время отступления почти не было, зато сержант Подорога почти каждый привал использовал для того, чтобы лично преподать новичкам урок славной драки на шпагах.
— Повезло вам, черти, — сказал сержант на первом уроке. — Вы попали в особый полк. Еще недавно он состоял в личной охране его величества короля. Так что полку нас гвардейский. Только в нашем полку рядовому солдату дают не только фузею, но и шпагу. В других-то полках этакой чести удостоены, помимо офицеров, только капралы да унтеры. Понятно?
— Понятно, — весело откликнулся Валик.
— Теперь, слава Богу, полк на фронт кинули. Стыдно нам было на ступеньках дворца околачиваться. Или не так?
— Вам виднее, — негромко сказал Галик.
— Виднее! Ха! Конечно, мне виднее. — Сержант подкрутил усы.
— Именно это мы и хотели сказать, — подтвердил Арик.
— Ну и в особую роту вы попали, чертенята вы этакие!
— Почему? — спросил Валик.
— Да потому, что этой ротой командую я, сержант Подорога. Ясно? — И сержант грозно выкатил на новобранцев карий зрачок левого глаза.
Сержант считал себя превосходным учителем фехтования. Впрочем, так оно и было. Казалось бы, большой и грузный, он должен предпочитать силовую тактику боя. Ничего подобного. Он любил приемы тонкие и изящные. Шпага в его тяжелой ручище порхала, как птица. Он так и говорил:
— Шпага, ребятушки мои, — это птичка. Зажмешь рукоять слишком сильно, — и он тыкал им в нос волосатый кулачище, — задушишь. Будешь держать слишком слабо — упорхнет. — Тут сержант разжимал кулак и шевелил толстыми пальцами, словно крылышками. — Да, шпага — она живая. Не забывайте об этом, соколики.
Что и говорить, на первых уроках у всех троих шпага и вела себя как своенравная птица. То есть упархивала. В первом учебном бою Арик удержал шпагу секунд десять, не более. Сержант лишь рассмеялся. Валик, собрав всю свою силу, — секунд двадцать. Сержант усмехнулся. А вот стройный Галик с его тонкими и по виду не сильными руками бился с сержантом целую минуту.
— Из этого парня выйдет толк, — пробормотал сержант, утирая пот.
Однако уже через пару дней все трое показывали неплохие успехи. Сержант Подорога только диву давался. Валику помогала его недюжинная сила. Он и избрал вариант силового давления, отчаянно и грубо наседая на противника. Галик оказался фехтовальщиком по природе, изящные финты и обводки давались ему сами собой. На стороне Арика были упорство, нежелание отставать от друзей и умение анализировать каждый прошедший бой.
Но чем быстрее отступал их полк, тем меньше времени оставалось на фехтовальные утехи и учебную стрельбу из тяжелой длинноствольной фузеи. Приходилось заниматься и другими делами — расставлять и сворачивать палатки, перетаскивать бочки с порохом и котлы с подгорелой кашей, помогать пушкарям вытащить застрявшую в грязи пушку, строить шалаши, устраивать пикеты в зарослях деревьев, а то и просто таскать туда-сюда длинные тяжелые бревна, которые использовались для завалов.
Во второй вечер после ужина случилась неприятная история. Галик первым съел свою кашу и понес тщательно вылизанную миску туда, где стояла походная кухня. Он не дошел ста шагов. Кто-то подставил ему подножку, кто-то толкнул в спину. Галик упал, и на него посыпались тумаки. Галик крутился волчком, пытаясь встать, но всякий раз его ловким ударом сбивали с ног. Внезапно словно по команде нападавшие кинулись в разные стороны. Галик приподнял голову и увидел широкую спину одного из убегавших солдат. Спина показалась ему знакомой, но уверен он не был. Пошатываясь, он встал на ноги и увидел Валика. Тот стоял в десяти шагах, прижав к груди свою миску. Даже в вечернем лесу было видно, что Валик сильно побледнел.
— Видел? — сплевывая кровь и ощупывая ссадины и шишки, спросил Галик.
Валик молча кивнул.
— Что же на помощь не пришел?
— Я... это... значит... Не сразу понял... Нет, правда... Смотрю, кто-то дерется. А кто? А это ты...
— Не я дерусь, — язвительно поправил Галик, — а меня бьют. Учуял разницу?
— Ну попадись они мне теперь! — раздувая щеки, грозно произнес Валик.
— Да уж, от тебя дождешься, — холодно сказал Галик.
В ответ Валик только шмыгнул носом.
— Это пока свои бьют, — заметил Галик. — Представляешь, что будет, когда нас враг настигнет?
— Вот я и говорю, сматываться отсюда надобно. Ждать тут нечего.
Из темноты вышел Арик.
— Вот вы где! Я вас по всему лагерю ищу. Чего вы тут делали?
— Тумаки собирали. — Галик сплюнул розоватой слюной.
— Тумаки? — не поверил Арик.
— Кто-то нашему другу темную устроил, — пояснил Валик.
— Кто?
— Кабы мы знали. Они уже убежали.
— А ты где был?
— А что я? — обиделся Валик и с досадой стукнул кулак об кулак.
На следующий день они маршем проходили через незнакомую деревню. На наших ребят большое впечатление произвели местные девушки. Они так откровенно засматривались на молодцев-солдат, что те невольно чувствовали себя героями. Звучала военная музыка, сапоги лихо взбивали дорожную пыль. Наиболее смелые девушки стояли у плетней, одни улыбались, другие смотрели строго, но с каким-то тайным обещанием, скромные и пугливые метали взоры из-за занавесок маленьких расписных окон. Трое друзей как по команде набрали воздуха, выкатили грудь и начали печатать шаг. При этом каждый левой рукой как бы невзначай, но уверенно и элегантно, придерживал висящую на поясе шпагу. Розовая пыль поднималась до небес, и упоительно пахли цветы.
На очередную ночевку рота остановилась в сухом и звонком сосновом лесу. Три новобранца, стараясь быть вместе, но не желая тесниться в палатке и слушать богатырский храп бывалых солдат, быстро и ловко соорудили небольшой шалаш. Пока Валик затевал небольшой костерок, Арик, собирая хворост, набрал заодно пятнадцать молоденьких шишек и предложил Галику сразиться в их любимую игру. Галик, который стащил с ног огромные сапоги и озабоченно рассматривал натертые пятки (про распухшую губу и запекшееся ухо он уже забыл), тут же принял вызов. Огонек уже теплился, вода в котелке приготовлена, и Валик, никогда не принимавший участия в игре (потому что не любил проигрывать, а выиграть шансов не имел), охотно уселся в качестве зрителя. Привычным движением Арик быстро выложил три ряда шишек — три, пять и семь штук.
— Твой ход, — любезно сообщил он Галику.
Тот картинно задумался над дебютом, хотя первый ход, единственный выигрышный, ему был хорошо известен — надо было снять одну шишку, причем это можно было сделать в любом ряду. Снятая одна шишка форсированно вела к победе. Снятые две или больше — к неизбежному поражению.
— Ну что ж, — пробормотал Галик и поднял руку, решая, какой из рядов укоротить.
В этот момент чья-то внушительная тень нависла над ним. Галик медленно оглянулся.
— Чем это тут занимаются мои молодые солдаты? — Хриплый бас сержанта Подороги звучал не слишком приветливо.
Трое новобранцев немедленно вскочили и встали навытяжку.
— Дисциплинка! Это по-нашему, — одобрительно буркнул сержант. — Так чем занимаетесь?
— Отдыхаем, господин сержант, — молодцевато ответил Арик, — делаем это по распорядку, строго следуя команде о ночном привале.
— Вот костер развели, — негромко добавил Галик, бросив взгляд на котелок с водой, который уже висел над огнем. — Чай будем пить. Присаживайтесь с нами, господин сержант.
— Ого! Яйца курицу приглашают. Находчивые солдатики, ничего не скажешь. — Сержант присел на ближайший пенек. — А шишки зачем? В самовар, что ли? Что-то самовара я у вас не вижу.
— Это... — Арик слегка помедлил, а потом выпалил: — Это военная игра, господин сержант. Тренирует сообразительность.
С лица Валика исчезло сонное выражение, он с удивлением уставился на друга, который, с его точки зрения, безбожно врал. Впрочем, врал находчиво.
— Игра, говоришь? — Сержант был удивлен не меньше. — Военная? Никогда о такой не слыхал. Шишки, это что — воины? А где тогда командир? И какова диспозиция?
— Да, это солдаты, — продолжал вдохновенно врать Арик. — Диспозиция проста. Играют два человека. Вообразите, что двое командующих, например, вы и я, отводят этих воинов в тыл или же на зимние квартиры. Тот из командующих (вообразив себя командующим, Арик выпятил грудь, расправил плечи и. свысока посмотрел на приятелей), кому достанется последний солдат, проиграл.
Галик слушал своего друга с восторгом. Ну и быстрая реакция, думал он. Ну и выдумка.
— Ничего не понял, — сказал сержант и грозно оттопорщил усы.
— Видите ли, господин сержант, — пришел на помощь Галик, — это как шахматы, только с точки зрения тактики и стратегии эта игра хоть и проще, но в десять раз полезней. Необходимо лишь соблюдать правила. Ходы делают по очереди. Видите три ряда шишек? Обычно мы играем камнями, но здесь в лесу под руками оказались шишки. Не имеет значения. Итак, три, пять и семь штук. Видите?
— Ну, — засопел сержант.
— За один ход можно снять любое количество шишек, ну, в смысле — солдат, но только из одного ряда.
— Что значит любое? — Сержант засопел громче. — И весь ряд можно снять?
— И весь ряд, — подтвердил Галик.
— Ха! — обрадовался сержант. — Отправить в тыл. На переформирование. Отлично придумано. — Подняв огромную клешню, он мгновенно сгреб весь ряд из семи шишек. — Вот я отправил эту роту. Пусть отдохнут. Играй, солдат! Уверен, последний воин достанется тебе! — И он победно вытаращил глаза. Даже его прищуренный правый, и тот глядел весело.
Арик опередил Галика, присел и сделал излюбленный ход — снял в среднем ряду две шишки.
— Теперь ваш ход, господин сержант.
Сержант уставился на два ряда из трех шишек каждый. Лицо его приняло хитрое выражение. Он не сомневался, что близок к выигрышу.
— Так, — шептал он себе в усы, — если я сниму все три, то этот юный негодяй снимет в оставшемся ряду две, и я проиграл. Значит, три снимать нельзя. Отлично! — И он отодвинул две шишки, оставив комбинацию — три и одна.
Арик мгновенно снял весь ряд из трех шишек. Сержант тупо уставился на оставшуюся шишку, побагровел, но в следующий момент дрожащими корявыми пальцами мгновенно восстановил статус кво — три шишки и еще три.
— Ты не понял меня, солдат. Я хотел снять лишь одну.
И он оставил Арику комбинацию — три шишки и две. Арик пальчиком мягко отодвинул круглую зеленую шишечку, оставив комбинацию — две и две. Сержант радостно задумался, но постепенно мрачнел.
— Если я сниму эту, то он снимет так... — Горячий его шепот становился все глуше. Наконец он поднял измученные глаза и сказал: — Все, проиграл! Давай по-новой, солдат.
— Теперь со мной, — воскликнул Галик, присаживаясь на корточки.
— А может, я хочу с этим. — Сержант добродушно взглянул на Валика, сыпавшего в закипевший котелок труху, которую отдаленно можно было принять за чай.
Тот смутился и не знал, что сказать.
— Он у нас по другой игре специалист, — пришел на помощь другу Арик. — В «крестики-нолики» режется — смотреть страшно! Прямо не подходи.
И хотя Валик смутно помнил про крестики и нолики, он гордо выпятил грудь.
— Ну и что? — воскликнул сержант. — Давай в эти нолики! Сейчас всех громить буду.
Валик почувствовал смутное беспокойство и изобразил неотложную возню у костра, озабоченно разгребая угли и что-то помешивая в котелке.
— Нет, господин сержант, — мягко сказал Арик. — У нас сейчас военная игра, а не какие-то там нолики. Для ноликов не та обстановка. Во-первых, нет бумаги. Конечно, можно сыграть и на земле, но тогда нужны камушки белые и черные. А где мы их сейчас возьмем? А вот пятнадцать воинов у нас есть! Вот глядите сюда — воины, они же шишки, разделены на три неравных отряда. Мы должны по очереди отправить их в запас, на отдых, переформирование, обучение и так дальше. Вы же сами только что говорили. Тактика, стратегия, головоломные решения... Разве не так?
— М-гм, так-то оно так. — Сержант стащил с головы пропахшую потом шляпу с огромными мятыми полями и почесал затылок.
— Итак, играем в пятнадцать воинов, — звонко сказал Галик. — Пусть вас не смущает, что сегодня это шишки. Ведь вы умеете мыслить абстрактно?
— Что? — сержант вскочил и надел шляпу. — Разумеется, умею!
— Короче, сейчас очередь играть со мной.
— Давай с тобой, — безропотно согласился сержант и снова присел на пенек.
Он оказался азартным игроком и честно сражался без малого два часа, лишь изредка отвлекаясь ради глотка горячей бурды, которую они называли чаем. Оба новобранца оказались безжалостны к Подороге. Они не знали еще хитрой и тонкой науки лести. Они обыграли своего сурового начальника сорок раз подряд. Тот ушел раздосадованный, но и задумавшийся. На Валика, ничем сержанта не обидевшего и давно дремлющего у входа в шалаш, Подорога успел бросить ласковый взгляд.
Глава 3
Арик думал о том, как усовершенствовать игру «Пятнадцать камушков» так, чтобы довести ее до мощи и глубины шахмат. Для этого надобно увеличить исходное число строк и столбцов игрового поля, ну и, само собой, количество игральных камней. Увеличить как следует, не боясь математических трудностей. Ему казалось, что он уже почти сделал это усовершенствование и получил звание первого гроссмейстера новой игры под названием... Впрочем, нового и звучного названия он пока еще не придумал.
Галик обдумывал военный трактат под предварительным названием «Тактика и стратегия современной войны». Он самонадеянно думал, что нынешние командиры, разного рода выскочки, всерьез в военном деле не разбираются. А он, Галик, помимо некоторых хвастливых сочинений отечественных генералов читал даже «Записки Цезаря», военные мемуары принца Евгения Савойского, а также древний роман о похождениях рыцарей сэра Ланселота и сэра Гавейна. С помощью будущего трактата он надеялся оказаться в главном штабе, произвести впечатление своими тонкими суждениями о способах современного боя и возможностях новейшего оружия, получить звание полковника, а потом, минуя генеральские погоны, сразу маршала. Вот тогда-то он и поможет своим друзьям и сделает их тоже полковниками. Оказавшись полковниками, они мгновенно выйдут в отставку и вернутся в свою родную деревню, где продолжат жизнь привольную и романтичную.
Валик, тяжело вздыхая, вспоминал смешливых деревенских девушек, которые так любили издеваться над ним за то, что он целые дни проводил на сеновале или у реки. Эти несносные девицы громко шептались у него за спиной, неожиданно разражались звонким смехом или вдруг запевали ироническую песенку про никому будто бы не ведомого бездельника. Но он хорошо понимал, какой именно бездельник и шалопай имелся в виду. Он сердился на них. Он тряс тяжеленными кулаками и ворчливо бранился. Ах как глуп, как недальновиден он был. Сейчас он был готов терпеть от них любые насмешки. Пусть даже самые жестокие. Он бы все простил и даже сплел бы для какой-нибудь скромной и милой девушки венок из полевых цветов. Впрочем, теперь у него были деньги — жалованье за его доблестный ратный труд. А с деньгами он стал бы популярен и без венков и песен. Валик даже зажмурился от вставшей перед его глазами картины: он сидит на берегу реки в новой рубашке, а девушки вокруг него водят хоровод. Но увы — сама возможность подобной сцены осталась далеко позади. И с каждым шагом отодвигалась все дальше.
Нашлось и одно воспоминание, общее для троих друзей. В далеком детстве, когда им было лет по семь или восемь, они ушли в лес за грибами и заблудились. Вечер был безлунным, и быстро стемнело. Долго петляли они с полными грибов корзинами по незнакомой чаще, с испугом думая, что придется ночевать в черном глухом лесу. И вдруг за деревьями что-то засветилось, как будто разом вспыхнули десять гнилушек и сто светлячков. Они вышли на поляну и увидели седобородого старика в длинном темном балахоне с капюшоном. От его высокой фигуры лился тихий, спокойный свет. Дети замерли. «Не бойтесь, — сказал старик, — подойдите ко мне, я укажу вам дорогу». Они робко приблизились. «Какие славные у вас лица, — сказал старик, — какие чистые глаза. Какие нетронутые души. Однако жизнь у вас будет нелегкой. Когда вы подрастете, вам дадут оружие и заставят убивать людей. Людей, имен которых вы даже не будете знать. Это тяжкое испытание. Но вы должны остаться честными, и тогда у вас все получится. Вы не нанесете урона тем, кто его не заслужил. А воевать? Что ж, кому-то ведь надо защищать и себя, и своих близких, и родную землю».
Старик высоко поднял руку и провел ею в воздухе сначала сверху вниз, а потом широко от плеча до плеча. Дети следили за тонкими белыми пальцами, собранными в щепоть, за провисшим черным рукавом балахона, и вдруг им стало совсем не страшно. «А сейчас идите и порадуйте собранными боровиками да маслятами своих добрых матушек, которые давно уже волнуются. Ваша деревня вот за этими побелевшими от времени стволами». Старик рукой показал направление. Показал и исчез, а серебряный свет, освещавший убегавшую за огромные белесые стволы тропинку, непостижимым образом остался. Не прошли детишки и ста шагов, как вышли на окраину родной деревни. Серебряный свет к тому времени пропал, зато хорошо был виден огонек в оконце крайней избы.
Встреча в лесу произвела на них такое сильное впечатление, что они даже не решались обсуждать ее между собою. Все трое почему-то делали вид, что ничего не произошло. Постепенно им стало казаться, что старик им просто привиделся, потому что они были утомлены и напуганы темным лесом. Но сейчас, шагая за скрипучей подводой, все трое вспомнили это приключение детских лет. Вспомнили слова «Вам дадут оружие и заставят убивать людей».
В деревне трое друзей слыли сорванцами и лентяями. Особенно Валик, который если не валялся на сене, то гонялся за петухом Жаном-наглецом, тренируя его в беге, или больно дергал за хвосты местных котов. Коты разбегались, только завидев издалека внушительную фигуру их мучителя.
Галик был тихим пареньком, в деревне его считали умником. Но мать частенько бранила его за то, что он плохо следил за огородом, который порос сорняками. То же самое и суровый отец Арика: он искренне считал своего сына лоботрясом и был недоволен тем, как тот помогал ему в кузне. Все знали: любимым делом парней было запрятаться в кусты, где они целыми днями готовы были сражаться в какую-то пустяковую игру. Но теперь деревня спохватилась. Кое-кто даже вздыхал: ох, вернутся ли наши пареньки? Не убьют ли их на этой далекой, непонятной и страшной войне?
Уходя с военным обозом, Арик не догадывался, что девушка с русой косою, совсем юная, но уже прославившаяся навею деревню своим искусством вышивания, тайком посмотрела ему вслед. А когда вернулась в свой дом, то, взяв в руки цветные нитки и пяльцы, прежде чем продолжить свое вышивание, спела в тишине начальные строки старинной баллады:
На первом же привале трое друзей осторожно заглянули в свои мешочки и выяснили, что у каждого одна и та же сумма — двенадцать серебряных и двадцать семь медных монеток. Таких денег они никогда еще не держали в руках.
Ее он любил когда-то,
Да взяли его в солдаты.
Ему сказала она:
«Зачем так печален взор твой?
Живой ты будешь иль мертвый —
Я стану ждать у окна,
Пока отгремит война».
И все же — сердце какого юноши не вздрогнет от вида военной формы, от блеска оружия, которое вот-вот станет его личным? Они все трое шли от каптенармуса с ворохом военной одежды и, что скрывать, в каком-то радостном возбуждении. Больше всех радовался Валик. В просторной палатке, расположившись у мутноватого осколка зеркала, когда-то украшавшего купеческое трюмо, а ныне криво угнездившегося на раскладном походном кресле, он выставлял вперед то ногу, то плечо. На нем были расширяющиеся к колену полосатые — синие с белым — штаны, могучие, с раструбами, сапоги на модных каблуках, короткий красный камзол, перетянутый широким белым кожаным поясом, а через плечо шел еще один белый ремень, на который полагалось цеплять шпагу.
— Ну как? — спрашивал Валик, поворачиваясь к зеркалу то одним боком, то другим. При этом он то напяливал шляпу с небольшими полями, украшенную оранжевым перышком, то снимал ее, изящно (как ему казалось) прижимая ее к колену.
— Роскошно смотришься. — Непонятная улыбка скользнула по губам Галика.
— Что и говорить, — вторил эхом Арик. — Нам до тебя далеко.
Однако ирония двух друзей не помешала им самим с удовольствием натянуть на себя военную форму, а потом еще нацепить бряцающую шпагу.
Тренировочных забегов во время отступления почти не было, зато сержант Подорога почти каждый привал использовал для того, чтобы лично преподать новичкам урок славной драки на шпагах.
— Повезло вам, черти, — сказал сержант на первом уроке. — Вы попали в особый полк. Еще недавно он состоял в личной охране его величества короля. Так что полку нас гвардейский. Только в нашем полку рядовому солдату дают не только фузею, но и шпагу. В других-то полках этакой чести удостоены, помимо офицеров, только капралы да унтеры. Понятно?
— Понятно, — весело откликнулся Валик.
— Теперь, слава Богу, полк на фронт кинули. Стыдно нам было на ступеньках дворца околачиваться. Или не так?
— Вам виднее, — негромко сказал Галик.
— Виднее! Ха! Конечно, мне виднее. — Сержант подкрутил усы.
— Именно это мы и хотели сказать, — подтвердил Арик.
— Ну и в особую роту вы попали, чертенята вы этакие!
— Почему? — спросил Валик.
— Да потому, что этой ротой командую я, сержант Подорога. Ясно? — И сержант грозно выкатил на новобранцев карий зрачок левого глаза.
Сержант считал себя превосходным учителем фехтования. Впрочем, так оно и было. Казалось бы, большой и грузный, он должен предпочитать силовую тактику боя. Ничего подобного. Он любил приемы тонкие и изящные. Шпага в его тяжелой ручище порхала, как птица. Он так и говорил:
— Шпага, ребятушки мои, — это птичка. Зажмешь рукоять слишком сильно, — и он тыкал им в нос волосатый кулачище, — задушишь. Будешь держать слишком слабо — упорхнет. — Тут сержант разжимал кулак и шевелил толстыми пальцами, словно крылышками. — Да, шпага — она живая. Не забывайте об этом, соколики.
Что и говорить, на первых уроках у всех троих шпага и вела себя как своенравная птица. То есть упархивала. В первом учебном бою Арик удержал шпагу секунд десять, не более. Сержант лишь рассмеялся. Валик, собрав всю свою силу, — секунд двадцать. Сержант усмехнулся. А вот стройный Галик с его тонкими и по виду не сильными руками бился с сержантом целую минуту.
— Из этого парня выйдет толк, — пробормотал сержант, утирая пот.
Однако уже через пару дней все трое показывали неплохие успехи. Сержант Подорога только диву давался. Валику помогала его недюжинная сила. Он и избрал вариант силового давления, отчаянно и грубо наседая на противника. Галик оказался фехтовальщиком по природе, изящные финты и обводки давались ему сами собой. На стороне Арика были упорство, нежелание отставать от друзей и умение анализировать каждый прошедший бой.
Но чем быстрее отступал их полк, тем меньше времени оставалось на фехтовальные утехи и учебную стрельбу из тяжелой длинноствольной фузеи. Приходилось заниматься и другими делами — расставлять и сворачивать палатки, перетаскивать бочки с порохом и котлы с подгорелой кашей, помогать пушкарям вытащить застрявшую в грязи пушку, строить шалаши, устраивать пикеты в зарослях деревьев, а то и просто таскать туда-сюда длинные тяжелые бревна, которые использовались для завалов.
Во второй вечер после ужина случилась неприятная история. Галик первым съел свою кашу и понес тщательно вылизанную миску туда, где стояла походная кухня. Он не дошел ста шагов. Кто-то подставил ему подножку, кто-то толкнул в спину. Галик упал, и на него посыпались тумаки. Галик крутился волчком, пытаясь встать, но всякий раз его ловким ударом сбивали с ног. Внезапно словно по команде нападавшие кинулись в разные стороны. Галик приподнял голову и увидел широкую спину одного из убегавших солдат. Спина показалась ему знакомой, но уверен он не был. Пошатываясь, он встал на ноги и увидел Валика. Тот стоял в десяти шагах, прижав к груди свою миску. Даже в вечернем лесу было видно, что Валик сильно побледнел.
— Видел? — сплевывая кровь и ощупывая ссадины и шишки, спросил Галик.
Валик молча кивнул.
— Что же на помощь не пришел?
— Я... это... значит... Не сразу понял... Нет, правда... Смотрю, кто-то дерется. А кто? А это ты...
— Не я дерусь, — язвительно поправил Галик, — а меня бьют. Учуял разницу?
— Ну попадись они мне теперь! — раздувая щеки, грозно произнес Валик.
— Да уж, от тебя дождешься, — холодно сказал Галик.
В ответ Валик только шмыгнул носом.
— Это пока свои бьют, — заметил Галик. — Представляешь, что будет, когда нас враг настигнет?
— Вот я и говорю, сматываться отсюда надобно. Ждать тут нечего.
Из темноты вышел Арик.
— Вот вы где! Я вас по всему лагерю ищу. Чего вы тут делали?
— Тумаки собирали. — Галик сплюнул розоватой слюной.
— Тумаки? — не поверил Арик.
— Кто-то нашему другу темную устроил, — пояснил Валик.
— Кто?
— Кабы мы знали. Они уже убежали.
— А ты где был?
— А что я? — обиделся Валик и с досадой стукнул кулак об кулак.
На следующий день они маршем проходили через незнакомую деревню. На наших ребят большое впечатление произвели местные девушки. Они так откровенно засматривались на молодцев-солдат, что те невольно чувствовали себя героями. Звучала военная музыка, сапоги лихо взбивали дорожную пыль. Наиболее смелые девушки стояли у плетней, одни улыбались, другие смотрели строго, но с каким-то тайным обещанием, скромные и пугливые метали взоры из-за занавесок маленьких расписных окон. Трое друзей как по команде набрали воздуха, выкатили грудь и начали печатать шаг. При этом каждый левой рукой как бы невзначай, но уверенно и элегантно, придерживал висящую на поясе шпагу. Розовая пыль поднималась до небес, и упоительно пахли цветы.
На очередную ночевку рота остановилась в сухом и звонком сосновом лесу. Три новобранца, стараясь быть вместе, но не желая тесниться в палатке и слушать богатырский храп бывалых солдат, быстро и ловко соорудили небольшой шалаш. Пока Валик затевал небольшой костерок, Арик, собирая хворост, набрал заодно пятнадцать молоденьких шишек и предложил Галику сразиться в их любимую игру. Галик, который стащил с ног огромные сапоги и озабоченно рассматривал натертые пятки (про распухшую губу и запекшееся ухо он уже забыл), тут же принял вызов. Огонек уже теплился, вода в котелке приготовлена, и Валик, никогда не принимавший участия в игре (потому что не любил проигрывать, а выиграть шансов не имел), охотно уселся в качестве зрителя. Привычным движением Арик быстро выложил три ряда шишек — три, пять и семь штук.
— Твой ход, — любезно сообщил он Галику.
Тот картинно задумался над дебютом, хотя первый ход, единственный выигрышный, ему был хорошо известен — надо было снять одну шишку, причем это можно было сделать в любом ряду. Снятая одна шишка форсированно вела к победе. Снятые две или больше — к неизбежному поражению.
— Ну что ж, — пробормотал Галик и поднял руку, решая, какой из рядов укоротить.
В этот момент чья-то внушительная тень нависла над ним. Галик медленно оглянулся.
— Чем это тут занимаются мои молодые солдаты? — Хриплый бас сержанта Подороги звучал не слишком приветливо.
Трое новобранцев немедленно вскочили и встали навытяжку.
— Дисциплинка! Это по-нашему, — одобрительно буркнул сержант. — Так чем занимаетесь?
— Отдыхаем, господин сержант, — молодцевато ответил Арик, — делаем это по распорядку, строго следуя команде о ночном привале.
— Вот костер развели, — негромко добавил Галик, бросив взгляд на котелок с водой, который уже висел над огнем. — Чай будем пить. Присаживайтесь с нами, господин сержант.
— Ого! Яйца курицу приглашают. Находчивые солдатики, ничего не скажешь. — Сержант присел на ближайший пенек. — А шишки зачем? В самовар, что ли? Что-то самовара я у вас не вижу.
— Это... — Арик слегка помедлил, а потом выпалил: — Это военная игра, господин сержант. Тренирует сообразительность.
С лица Валика исчезло сонное выражение, он с удивлением уставился на друга, который, с его точки зрения, безбожно врал. Впрочем, врал находчиво.
— Игра, говоришь? — Сержант был удивлен не меньше. — Военная? Никогда о такой не слыхал. Шишки, это что — воины? А где тогда командир? И какова диспозиция?
— Да, это солдаты, — продолжал вдохновенно врать Арик. — Диспозиция проста. Играют два человека. Вообразите, что двое командующих, например, вы и я, отводят этих воинов в тыл или же на зимние квартиры. Тот из командующих (вообразив себя командующим, Арик выпятил грудь, расправил плечи и. свысока посмотрел на приятелей), кому достанется последний солдат, проиграл.
Галик слушал своего друга с восторгом. Ну и быстрая реакция, думал он. Ну и выдумка.
— Ничего не понял, — сказал сержант и грозно оттопорщил усы.
— Видите ли, господин сержант, — пришел на помощь Галик, — это как шахматы, только с точки зрения тактики и стратегии эта игра хоть и проще, но в десять раз полезней. Необходимо лишь соблюдать правила. Ходы делают по очереди. Видите три ряда шишек? Обычно мы играем камнями, но здесь в лесу под руками оказались шишки. Не имеет значения. Итак, три, пять и семь штук. Видите?
— Ну, — засопел сержант.
— За один ход можно снять любое количество шишек, ну, в смысле — солдат, но только из одного ряда.
— Что значит любое? — Сержант засопел громче. — И весь ряд можно снять?
— И весь ряд, — подтвердил Галик.
— Ха! — обрадовался сержант. — Отправить в тыл. На переформирование. Отлично придумано. — Подняв огромную клешню, он мгновенно сгреб весь ряд из семи шишек. — Вот я отправил эту роту. Пусть отдохнут. Играй, солдат! Уверен, последний воин достанется тебе! — И он победно вытаращил глаза. Даже его прищуренный правый, и тот глядел весело.
Арик опередил Галика, присел и сделал излюбленный ход — снял в среднем ряду две шишки.
— Теперь ваш ход, господин сержант.
Сержант уставился на два ряда из трех шишек каждый. Лицо его приняло хитрое выражение. Он не сомневался, что близок к выигрышу.
— Так, — шептал он себе в усы, — если я сниму все три, то этот юный негодяй снимет в оставшемся ряду две, и я проиграл. Значит, три снимать нельзя. Отлично! — И он отодвинул две шишки, оставив комбинацию — три и одна.
Арик мгновенно снял весь ряд из трех шишек. Сержант тупо уставился на оставшуюся шишку, побагровел, но в следующий момент дрожащими корявыми пальцами мгновенно восстановил статус кво — три шишки и еще три.
— Ты не понял меня, солдат. Я хотел снять лишь одну.
И он оставил Арику комбинацию — три шишки и две. Арик пальчиком мягко отодвинул круглую зеленую шишечку, оставив комбинацию — две и две. Сержант радостно задумался, но постепенно мрачнел.
— Если я сниму эту, то он снимет так... — Горячий его шепот становился все глуше. Наконец он поднял измученные глаза и сказал: — Все, проиграл! Давай по-новой, солдат.
— Теперь со мной, — воскликнул Галик, присаживаясь на корточки.
— А может, я хочу с этим. — Сержант добродушно взглянул на Валика, сыпавшего в закипевший котелок труху, которую отдаленно можно было принять за чай.
Тот смутился и не знал, что сказать.
— Он у нас по другой игре специалист, — пришел на помощь другу Арик. — В «крестики-нолики» режется — смотреть страшно! Прямо не подходи.
И хотя Валик смутно помнил про крестики и нолики, он гордо выпятил грудь.
— Ну и что? — воскликнул сержант. — Давай в эти нолики! Сейчас всех громить буду.
Валик почувствовал смутное беспокойство и изобразил неотложную возню у костра, озабоченно разгребая угли и что-то помешивая в котелке.
— Нет, господин сержант, — мягко сказал Арик. — У нас сейчас военная игра, а не какие-то там нолики. Для ноликов не та обстановка. Во-первых, нет бумаги. Конечно, можно сыграть и на земле, но тогда нужны камушки белые и черные. А где мы их сейчас возьмем? А вот пятнадцать воинов у нас есть! Вот глядите сюда — воины, они же шишки, разделены на три неравных отряда. Мы должны по очереди отправить их в запас, на отдых, переформирование, обучение и так дальше. Вы же сами только что говорили. Тактика, стратегия, головоломные решения... Разве не так?
— М-гм, так-то оно так. — Сержант стащил с головы пропахшую потом шляпу с огромными мятыми полями и почесал затылок.
— Итак, играем в пятнадцать воинов, — звонко сказал Галик. — Пусть вас не смущает, что сегодня это шишки. Ведь вы умеете мыслить абстрактно?
— Что? — сержант вскочил и надел шляпу. — Разумеется, умею!
— Короче, сейчас очередь играть со мной.
— Давай с тобой, — безропотно согласился сержант и снова присел на пенек.
Он оказался азартным игроком и честно сражался без малого два часа, лишь изредка отвлекаясь ради глотка горячей бурды, которую они называли чаем. Оба новобранца оказались безжалостны к Подороге. Они не знали еще хитрой и тонкой науки лести. Они обыграли своего сурового начальника сорок раз подряд. Тот ушел раздосадованный, но и задумавшийся. На Валика, ничем сержанта не обидевшего и давно дремлющего у входа в шалаш, Подорога успел бросить ласковый взгляд.
Глава 3
Бегающие кусты
Перед рассветом раздался грохот. Ничего не понимающие и не выспавшиеся солдаты выскакивали из палаток и шалашей. В лесу стоял треск и гром. Это работала артиллерия противника. Ядра проносились выше голов и с шумом ломали ветви деревьев, корежили стволы. Сосновые иголки сыпались сверху, как снег. По всему военному лагерю метались люди в поисках спасения.
Арик, первым выбравшийся из шалаша, прижался к стволу толстой сосны. Спустя мгновение рядом с ним оказались Галик и Валик. Пролетавшее со свистом ядро задело вершину именно этой сосны. Мелкая хвоя дождем посыпалась на друзей.
— Мама! — прошептал Валик.
— Да, праздник кончился, — сказал Галик.
— Это точно, — подтвердил Арик.
— Домой хочу, — сказал Валик.
— Все хотят, — сказал Галик.
— Но не все могут, — подытожил Арик.
Над их головами просвистело еще одно ядро.
— Что же делать? — Голос Валика задрожал.
— Думать надо, — сказал Галик.
— Думать не вредно, — эхом отозвался Арик.
— Чего там думать? — Голос Валика окреп. — Бежать надо!
Стрельба прекратилась столь же внезапно, как и началась. Наступила гулкая тишина. Стряхнув с мундиров иголки и мелкие обломки веток, друзья вышли на освещенную первыми лучами солнца просеку. И увидели странную процессию. Впереди с обнаженной шпагой шел неизвестный им младший офицер. Позади него плелись трое солдат — двое потупившихся, с испуганными лицами, зато третий, длинный и прямой как палка, умудрился сохранить презрительное выражение на физиономии. Все трое были без головных уборов, без оружия, а их заляпанные грязью камзолы были без ремней. Следом за ними шли четыре солдата с суровыми лицами и фузеями наперевес.
— Узнаешь? — Галик судорожно схватил Арика за руку.
Но за Арика ответил Валик.
— Да это же Драная Шляпа! — прошептал он в полном изумлении.
Три друга не могли отвести взора от удаляющихся спин арестованных и особенно от спутанных рыжих волос самого высокого из них.
— Дезертиров поймали, — сказал рядом чей-то голос.
Друзья оглянулись. Бывалый солдат из тех, что особенно досаждал им своим храпом первые две ночи, прислонившись к дереву, неспешно набивал табаком трубку.
— Неужели? — удивился Галик. — Как же так?
— А вот так! Поймали голубчиков, — подтвердил солдат. — А ты не бегай!
— И что теперь? — шепотом спросил Валик.
— А что теперь? — рассудительно сказал солдат. — Теперь ясно что. Время военное, закон суров. Или так, — он провел огромным желтым пальцем вокруг собственной шеи, — или так — пук! пук! — И он весело ткнул Валика в живот.
— Что такое пук-пук? — еще тише спросил Валик.
— Ты что, дружок, из фузеи не стрелял? — усмехнулся солдат и выпустил клуб дыма.
Молча вернулись друзья в свой шалаш.
— Пирожка жалко, — негромко сказал Валик.
Никто ему не ответил. Некоторое время они сидели в тишине. Потом, заслышав звук военной трубы, поднялись и стали нехотя собираться.
— Ну вот, — негромко, себе под нос, проговорил Арик, скатывая одеяло, — а ты говоришь — бежать!
— Я говорю? — Валик чуть ли не возмутился. — Это ты говорил!
Опешивший Арик не успел набрать в грудь воздуха, как примирительно вмешался Галик, до той поры молча изучавший казенную часть своей фузеи.
— Вы оба правы, — сказал он. — Но только как это сделать? Нам не нужен пук-пук. — И он поставил ружье в угол.
— Совсем не нужен, — подтвердил Арик.
В этот момент в шалаш заглянул солдат.
— А ну-ка, молодцы, все трое к сержанту. Живо!
Застегивая на ходу портупею и цепляя шпаги, друзья выскочили из шалаша.
— Вот что, други мои, — сказал сержант, который сидел на огромном барабане посреди большой поляны. — Так дело не пойдет. — Зрачок широко раскрытого левого глаза начал набирать угрожающие обороты.
Друзья удивленно и даже слегка испуганно уставились на сержанта.
— Так дело не пойдет! — Подорога грозно повысил голос. — В нас стреляют, а мы только и делаем, что бежим, аки зайцы. А!? — Тут сержант вскочил и заревел, как раненый кабан. — А-а-а!! Х-р-р!!
Трое приятелей переминались с ноги на ногу. Сержант опустился на барабан, привольно раскинув ноги в огромных сапожищах со стоптанными каблуками, и прикрыл глаза. Примерно минуту стояла тишина.
— Вот что, молодцы. — Сержант приоткрыл левый глаз и заговорил неожиданно спокойно: — Придумал я тут для вас первое задание. Первое — не значит легкое. Ясно?
— Угу, — пробурчали Арик и Галик.
Арик, первым выбравшийся из шалаша, прижался к стволу толстой сосны. Спустя мгновение рядом с ним оказались Галик и Валик. Пролетавшее со свистом ядро задело вершину именно этой сосны. Мелкая хвоя дождем посыпалась на друзей.
— Мама! — прошептал Валик.
— Да, праздник кончился, — сказал Галик.
— Это точно, — подтвердил Арик.
— Домой хочу, — сказал Валик.
— Все хотят, — сказал Галик.
— Но не все могут, — подытожил Арик.
Над их головами просвистело еще одно ядро.
— Что же делать? — Голос Валика задрожал.
— Думать надо, — сказал Галик.
— Думать не вредно, — эхом отозвался Арик.
— Чего там думать? — Голос Валика окреп. — Бежать надо!
Стрельба прекратилась столь же внезапно, как и началась. Наступила гулкая тишина. Стряхнув с мундиров иголки и мелкие обломки веток, друзья вышли на освещенную первыми лучами солнца просеку. И увидели странную процессию. Впереди с обнаженной шпагой шел неизвестный им младший офицер. Позади него плелись трое солдат — двое потупившихся, с испуганными лицами, зато третий, длинный и прямой как палка, умудрился сохранить презрительное выражение на физиономии. Все трое были без головных уборов, без оружия, а их заляпанные грязью камзолы были без ремней. Следом за ними шли четыре солдата с суровыми лицами и фузеями наперевес.
— Узнаешь? — Галик судорожно схватил Арика за руку.
Но за Арика ответил Валик.
— Да это же Драная Шляпа! — прошептал он в полном изумлении.
Три друга не могли отвести взора от удаляющихся спин арестованных и особенно от спутанных рыжих волос самого высокого из них.
— Дезертиров поймали, — сказал рядом чей-то голос.
Друзья оглянулись. Бывалый солдат из тех, что особенно досаждал им своим храпом первые две ночи, прислонившись к дереву, неспешно набивал табаком трубку.
— Неужели? — удивился Галик. — Как же так?
— А вот так! Поймали голубчиков, — подтвердил солдат. — А ты не бегай!
— И что теперь? — шепотом спросил Валик.
— А что теперь? — рассудительно сказал солдат. — Теперь ясно что. Время военное, закон суров. Или так, — он провел огромным желтым пальцем вокруг собственной шеи, — или так — пук! пук! — И он весело ткнул Валика в живот.
— Что такое пук-пук? — еще тише спросил Валик.
— Ты что, дружок, из фузеи не стрелял? — усмехнулся солдат и выпустил клуб дыма.
Молча вернулись друзья в свой шалаш.
— Пирожка жалко, — негромко сказал Валик.
Никто ему не ответил. Некоторое время они сидели в тишине. Потом, заслышав звук военной трубы, поднялись и стали нехотя собираться.
— Ну вот, — негромко, себе под нос, проговорил Арик, скатывая одеяло, — а ты говоришь — бежать!
— Я говорю? — Валик чуть ли не возмутился. — Это ты говорил!
Опешивший Арик не успел набрать в грудь воздуха, как примирительно вмешался Галик, до той поры молча изучавший казенную часть своей фузеи.
— Вы оба правы, — сказал он. — Но только как это сделать? Нам не нужен пук-пук. — И он поставил ружье в угол.
— Совсем не нужен, — подтвердил Арик.
В этот момент в шалаш заглянул солдат.
— А ну-ка, молодцы, все трое к сержанту. Живо!
Застегивая на ходу портупею и цепляя шпаги, друзья выскочили из шалаша.
— Вот что, други мои, — сказал сержант, который сидел на огромном барабане посреди большой поляны. — Так дело не пойдет. — Зрачок широко раскрытого левого глаза начал набирать угрожающие обороты.
Друзья удивленно и даже слегка испуганно уставились на сержанта.
— Так дело не пойдет! — Подорога грозно повысил голос. — В нас стреляют, а мы только и делаем, что бежим, аки зайцы. А!? — Тут сержант вскочил и заревел, как раненый кабан. — А-а-а!! Х-р-р!!
Трое приятелей переминались с ноги на ногу. Сержант опустился на барабан, привольно раскинув ноги в огромных сапожищах со стоптанными каблуками, и прикрыл глаза. Примерно минуту стояла тишина.
— Вот что, молодцы. — Сержант приоткрыл левый глаз и заговорил неожиданно спокойно: — Придумал я тут для вас первое задание. Первое — не значит легкое. Ясно?
— Угу, — пробурчали Арик и Галик.