Страница:
— Что-то в этом роде... — скромно протянул Галик.
— Да, — сказал Якоби, — вот они и исчислили. — Он повел рукой в сторону трех друзей. — Могу вас заверить.
— Ну что же, — мягко улыбнулся старик. — Прошу за мной в музей.
— Музей? — спросил Валик.
— Это музей. Старый, заброшенный, но довольно интересный. А я его хранитель. Зовут меня... Впрочем, это не важно. Можете обращаться ко мне именно так — хранитель... или господин хранитель, как вам будет угодно. Мне, по совести сказать, все равно. Если даже небрежно скажете «Эй, приятель!», я не обижусь. Ваши имена мне тоже не нужны, мы не ведем никаких записей. А вот поговорить не торопясь, задушевно — это сколько угодно. Если у вас будут вопросы, конечно.
— Вопросы будут, — сказал сержант.
— Уже? — удивился хранитель. — Внимательно слушаю вас.
— Ответьте прямо — это Сфера?
Хранитель улыбнулся.
— У нас в музее есть великолепный планетарий — огромное искусственное небо с тысячами звезд. Со всеми планетами. С малыми астероидами. С далекими туманностями. Можно сказать, весь мир как на ладони. Звезды движутся, Млечный Путь поворачивается. Завораживающее зрелище. Можно вычислять прошлое звезд и миров. А можно и будущее. Главная наша достопримечательность. Сработанный в стародавние времена выдающимися учеными и мудрецами, этот планетарий вполне уникален. Его по справедливости можно назвать Сферой.
— Это та Сфера, которую мы ищем? — настаивал сержант.
— Любезный друг, вы задаете вопрос, на который нет точного ответа. Да и не может быть.
— Почему? — насторожился сержант.
— Почти все люди ищут. Ищут всю жизнь, и почти никто не знает, что именно он ищет. И главное — зачем ищет. Одни люди ищут счастья, другие — наслаждений и богатства, третьи — приключений или власти, четвертые — забвения и тишины. И все в равной степени бродят в тумане. Что такое счастье? Какова главная цель жизни? В чем ее смысл? В чем смысл бытия как такового? Почему мир есть, когда ему было бы проще не быть? Ответов нет.
— Вы хотите сказать, что мы не исключение? — спросил Арик.
— Да, друзья, вы не исключение. Вот уже сколько дней и ночей вы упорно ищете то, о чем не имеете серьезного представления.
— Это правда, — прошептал Галик.
— Начали искать вы не потому, что жажда поиска сама родилась в вашей душе, а потому, что вам это поручили. Вы честно взялись за дело, не спорю. Это неплохо. Но этого мало.
— Мало? — удивился Валик.
— Разумеется, — улыбнулся хранитель. — И все же вы прибыли по адресу. Можете не сомневаться.
— В ваших словах нет противоречия? — спросил Галик.
— Нет, мой друг. Вы напрягали свой ум, быть может, еще не совсем зрелый. Напрягали мускулы ваших юных тел. Вы не оробели перед опасностями. Когда было нужно, вы приняли бой. Трудный бой, смертный бой. Но главное — вы заставили работать свою душу. Вы не дали ей лениться. И чудо произошло: в душах ваших родилась жажда поиска. Настоящая жажда правды. Это был великий миг. И судьба улыбнулась вам. Вы нашли.
— Неужели? — прошептал Валик онемевшими губами.
— Хм! — сказал сержант. — Нашли? Трудно поверить. Так просто?
— Придется поверить, дорогой сержант, — вмешался в разговор Якоб Якоби. — Выбора у нас не осталось.
— Вы сказали «просто»? — Хранитель смотрел на сержанта умными насмешливыми глазами.
— Ну, — стушевался сержант, — простите. Может, не то сболтнул?
— Не волнуйтесь, мой друг. Здесь разрешается говорить все. Все, что вы думаете. Равно как и все, чего вы не думаете. Хотите произнести пламенную обвинительную речь — пожалуйста! Не хотите — можете выступать уклончиво и осторожно. Разрешается даже врать. Пожалуйста! Желаете нагло лгать? Да ради Бога! Ограничений нет.
— Хорошее правило, — сказал сержант и незаметно вытер потный лоб.
— А зачем же врать? — удивился Валик.
— Мой юный друг, — хранитель смотрел на него серьезно, — я-то знаю, что вы мне врать не будете. Никто из вас! Ни за что. И никогда. Вам это просто не нужно.
— Безусловно, не нужно, — прошептал Якоб Якоби.
— А если кто-то другой захочет нагло... — Валик запнулся, — ну, врать и все такое... Вы ему тоже позволите?
— Разумеется. Я же сказал, ограничений нет. Впрочем, «другие», как вы изволили выразиться, сюда попадают крайне редко. Если вообще попадают. Но это не отменяет общего принципа.
— Принцип интересный, — пробормотал сержант.
— Пойдемте внутрь, — сказал хранитель. — Там прохладно. И я вас напою студеною водицей.
— Как это красиво и заманчиво звучит, — сказала Сэнди, — студеною водицей! Так говорила моя матушка, когда несла воду из колодца или из проруби.
— Простите, господин хранитель. — Якоб Якоби кашлянул. — Эти мегалиты наверху... Это ведь древняя обсерватория?
— Да, конечно, — отвечал старик. — Попозже, если у вас будет желание, мы там походим, посмотрим, потрогаем. Это все можно. Поразительное сооружение. Ему более четырех тысяч лет. Загадочные пропорции, уникальные линии и углы... Луч восходящего, луч заходящего солнца бьет сквозь каменные дыры с изумительной точностью. Ночью, как на картинке, проплывают планеты, звезды, порою и кометы... Кто построил? Видимо, неглупые наши предки. Как они обтесали эти камни, как измерили углы? Это вопрос. Бродит также смутная мысль, что прилетали давным-давно высокоумные существа... Кто они? Откуда? Что ж, возможны такие корабли и такие паруса, которые могут путешествовать... — Хранитель глянул куда-то вверх.
— В небо? — спросил Валик, замирая.
Хранитель улыбнулся.
— Гораздо дальше, за пределы нашего неба.
— Как это? — поразился Валик.
— И об этом тоже поговорим.
Они вошли в небольшой зал и увидели стоящие полукругом диваны.
— Присаживайтесь. — В руках у хранителя оказался поднос с высокими бокалами. Неуловимым движением он налил воды. Уже через мгновение все с восхищением пили необыкновенно вкусную воду.
— Это целебная вода, она сделает вас крепче. — Хранитель тоже присел. — Друзья мои, я знаю, вы проделали удивительный путь, полный опасностей и невзгод, приключений комических и трагических. Но вот вы у цели. Что ж, вы заслужили право войти. Сюда очень трудно войти, не каждому это дано. Да и не каждому под силу.
Вы словно бы взбирались по невидимой лестнице, преодолевая за ступенью ступень. Сейчас вы забрались довольно высоко. Но это еще не вершина. Далеко не вершина. И путь бесконечен. Так что не буду скрывать от вас — достигнутую вами сегодня цель нельзя полагать абсолютной. Это относительная цель, хотя и очень важная. Это всего лишь ступень в вашей жизни. Достигая чего-то сегодня, никогда не забывайте о завтрашнем дне. Особенно это относится к молодым участникам вашей славной команды.
Не скрою и другое: здесь вам откроются невероятные глубины. Но нужна встречная энергия поиска. Нужна смелость мысли и духа, чтобы понять, чтобы осознать это. В противном случае вы ничего не унесете в своей памяти. Это, конечно, не будет бедой, но все же... Бывало так, что сюда попадали люди, а уходили ни с чем. Где были? Не помнят. Что им говорили? Не помнят. Не страшно, но все же обидно. Вот вы заговорили о Сфере. Мы живем на шаре. Видимо, это неслучайно. Ведь шар — самая идеальная фигура на свете. А высшие миры? Разве они не идеальны? Так что такое Сфера на деле? Всего лишь неуловимо тонкая граница между нашим миром и миром высшим. Уже одно прикосновение к этой границе облагораживает и исцеляет. Наполняет знаниями, которые вполне можно считать знаниями по благодати.
В какой конкретной форме существует Сфера? Вариантов немало. Да пусть это будет собрание книг в сферическом зале N-ского музея-библиотеки. Пусть огромный старинный глобус, запрятанный в последнем захламленном зале далекого музея, глобус заманчивый, модель не только планеты нашей, но и всей Вселенной. Пусть чудо-картина или икона, любая благодатная икона, особенно если с обратной перспективой. Пусть это круглая комната в лазарете, где врачи, медсестры и медбратья помогают страждущим. Пусть просто встреча со славными людьми на пеньках, расставленных вокруг огня, задушевный разговор, тонкий разговор, очищающий душу разговор.
Что главное в сфере как таковой? То, что она тонкая. Тонкая пленка на поверхности шара. Это может быть малый шар, может быть планета, может быть весь наш мир. Тут очевидная связь с тонкими его состояниями. Проникновение через тончайшую пленку Сферы есть проникновение в иной мир, есть преображение.
Радужность Сферы! Вы это увидите здесь. Многое увидите. Сферу как глобус с точками акупунктуры, как музыкальный шар, на котором тайные острова и прочие секреты этого и того миров. Она — путь к могуществу и гностическим тайнам. Этим старинным словом мы называем тайны познания. Вам откроется небесная механика, исчисленная астрономами и звездочетами, она же — музыка сфер. Но это на уровне душевно-плотского ума. А выше истинное сокровище — завет от Духа Святого. Путь подлинного человека — это путь к Творцу. Творец далеко. Но Он в то же время близко и любит вас. Запомните, Он любит вас. Но Он никогда не будет вас соблазнять. И я не стану этого делать. Каждый из вас имеет право думать о пути к Творцу самостоятельно и находить свою дорогу.
А я вам просто покажу планетарий.
Хранитель встал. Гости тоже. Прошли через узкий темный коридор в соседний зал. Сбоку горела маленькая лампочка. При ее свете расселись. И вдруг — небо над ними засияло тысячами звезд. Медленно двинулись планеты. Блеснула комета. Еще одна. Луна повернулась оранжевым боком. И неожиданно часть звезд посыпалась охапкой. Гости замерли в восхищении.
— Это не звезды, — сказал хранитель. — Это метеориты. Падающие с неба камни.
— С неба могут падать камни? — не поверил Валик.
— Могут, — улыбнулся в темноте хранитель. — Здесь можно увидеть, — говорил хранитель, — как обращаются планеты, как подмигивают звезды, как ведут себя далекие туманности, которые мы можем видеть в ясную ночь даже невооруженным глазом. Есть и специальные подзорные трубы для неба. С их помощью можно заглянуть очень далеко и очень глубоко. Даже в глубину темных, невидимых звезд.
— Бывают и такие? — спросил Галик.
— Бывают. — Хозяин музея вновь незаметно улыбнулся. — Их называют черными звездами. Они — как прокол в пространстве. Когда вы протыкаете белую бумагу иголкой, возникает черная точка, не правда ли? Снаружи такие проколы могут казаться небольшими, а внутри себя могут быть гигантскими. Нечто подобное, кстати, можно сказать о человеческом сердце. Малое снаружи, оно может быть очень большим внутри себя. Очень большим и очень глубоким.
И вот скажите мне, каким образом мы заглядываем в глубины человеческого сердца? Умеем ли мы это делать? Нужны ли нам для этого трубы, нужны ли специальные стекла? Об этом вы тоже вправе поразмышлять. Поразмышляв, вы скажете: нет, не нужны. Нужна чувствительность встречного сердца — вот что главное. Но есть похожие способы заглядывать в самые глубины мира, опираясь лишь на чистый разум и живое чувство. Запомните, глубина звездного неба и глубина сердца человеческого — вот две главные тайны мира. Но самое высокое, самое трепетное — в сопряжении этих глубин.
Вы не можете сейчас до конца понять, к чему вы здесь прикоснулись. Но главное — что прикоснулись. Я разрешаю вам даже забыть наш разговор. Идите в мир, там движение, там красота, но там и безобразия. А безобразий всяких, к сожалению, так еще много, что на ваш век хватит. Боюсь, на следующие века тоже. Но вы не сдавайтесь и не вешайте носа. Сражайтесь, боритесь, я разрешаю. Будьте веселыми, будьте даже порой беспечными. Иногда это нужно. Но умейте собраться в нужный миг.
В жизни каждого человека, каждого народа есть такой невидимый центр, такая точка, где сошлись две глубины. Не надо думать об этой точке постоянно. Да это и невозможно, Но касаться ее — пусть самым нежным касанием, пусть изредка, пусть хоть раз в жизни — совершенно необходимо. Без такого касания неизбежен провал в пустоту. Окончательный и бесповоротный.
Вы совершили значительное дело не только для себя. Многие ваши соплеменники благотворно почувствуют на себе результаты вашей миссии. Впрочем, не многие догадаются, откуда это, не многие скажут вам спасибо. Будьте готовы к этому. Будьте готовы даже к плевкам и презрительным взорам. Слава редко настигает достойных, чаще всего она обрушивается на случайных героев, любимчиков толпы. Относитесь к этому спокойно и с достоинством.
А сейчас каждый из вас может задать мне один вопрос. Только один.
На секунду-другую повисла тишина. Но это была какая-то очень теплая тишина.
— Можно? — первым нарушил тишину и поднял руку Валик.
— Да, мой друг.
— Мне рассказывал один человек, что на поверхности Сферы есть невидимые управляющие точки, которые можно увидеть только сквозь волшебные очки. Это правда? И что это за очки? Где их искать?
— Это правда. — Хранитель улыбнулся. — Но выраженная иносказательно. Очки — это знания. Книги, беседы с умными, знающими людьми. Живые, горячие споры. Читайте, спорьте. В какой-то момент вы смело скажете — я нашел волшебные очки.
— Спасибо! Кажется, я понял. — Валик почесал затылок.
Якоб Якоби бросил на него удовлетворенный взгляд. «Молодец парень!», так можно было истолковать этот взгляд.
— Есть еще вопросы?
— На одном маленьком острове, в пещере, мы нашли хрустальную сферу, такой граненый шар, — сказал Арик.
— Так-так, — пробормотал хранитель.
— С ее помощью некоторые птицы превратились в людей. — Арик тайком бросил взгляд на Якоба Якоби. Тот сидел невозмутимо. — И наоборот. Один человек превратился в саламандру. Это чудо, понимаю. Может быть, страшное колдовство. Но мы это видели собственными глазами.
— Эти колдовские чудеса встречаются не так уж редко, — сказал хранитель. — Люди превращаются в зверей. Сплошь и рядом. К сожалению. Оглянитесь вокруг. Разве вам это незнакомо? Но бывают и удачи. Когда зверь вдруг становится человеком. В чем же ваш вопрос?
— Этот хрустальный шар как-то связан с большой Сферой.
— Ну конечно, связан. — Хранитель вновь улыбнулся. — Большая Сфера — это граница между человеческим миром и миром высшим, миром духа. До нее рано или поздно добираются все те, кто упорно и неустанно ищет, кто не дает лениться душе своей. Хрустальный шар — предмет иного порядка, это один из вещественных символов границы между человеком и миром низшим. В данном случае, миром зверья. Этот шар следовало бы привезти сюда. В свое время так и планировалось. Он был даже завернут в бумагу с зашифрованными координатами этого острова. Но... Его похитили. Спрятали. Что случилось дальше, вы знаете сами.
— Это беда? — спросил Галик.
— О нет. Ни в коем случае. Ущерба никакого нет. В нашем музее немало подобных символов.
— Как интересно, — прошептала Сэнди, прижимая к себе мартышку, которая мелко дрожала.
— Господин Якоби, — хранитель повернулся к доктору волшебных наук, — в данную секунду мне хотелось бы вас персонально поздравить.
— С чем, господин хранитель? — Якоби выглядел слегка встревоженным.
— С тем же, с чем я мысленно поздравляю всех. Вы стремились сюда. И вы попали сюда.
— Это так, — тихо сказал Якоби.
— Но есть отличие. Эти славные молодые люди и их замечательный наставник уедут отсюда навсегда. Нет, никто не запрещает им вернуться. Но когда это будет? Даже я не знаю. Не так с вами.
— Со мной? — удивился Якоби.
— Я стар. Музею нужен новый хранитель. Если вы согласитесь, то у меня будет время ввести вас в курс дела. И тогда славные традиции музея будут продолжены.
— Но я... не готов... — слабым голосом пробормотал Якоби.
— Я это знаю. Но я знаю кое-что другое. И знаю лучше вас. Вы почти готовы.
— Неужели? — Доктор волшебных наук слегка зарумянился.
— Мне нет нужды экзаменовать вас. Мы решим просто. Сегодня вы покинете остров вместе со всеми. Там, в большом мире, есть проблемы — ваши личные проблемы, — которые вы должны решить. Езжайте и решайте. Вы сами почувствуете, когда вы будете готовы к возвращению сюда. Уверен, пройдет не так много времени.
— Ваша уверенность передается и мне, — сказал Якоби несколько окрепшим голосом.
— Вот и отлично. Есть еще вопросы? — Хранитель испытующе оглядел своих гостей.
— Скажите, господин хранитель. — Сержант грузно зашевелился в кресле. — Что я должен сказать своему генералу, который послал меня во главе небольшой команды за этой самой Сферой? Вправе я сказать ему, что мы ее нашли? Ведь, как я понял, мы ничего ему не привезем — ни в руках, ни в мешке, ни на телеге.
— Разумеется, вправе. Хотя он вам такого вопроса не задаст.
— То есть как? Почему.
— По вашим лицам он увидит, что вы — нашли. Про мешок он и не спросит. Про телегу тем более.
— Вы так думаете?
— Не думаю. Знаю.
— И все же... что я ему покажу? Чем отчитаюсь?
— Покажите ему себя. Привезите себя.
— Странно... Как-то не очень скромно показывать себя.
— Дело не в скромности или нескромности. Дело в помощи. Ваш генерал будет очень в ней нуждаться. Вы все вместе сумеете в трудную минуту оказать ему эту помощь.
— Надеюсь, — пробормотал сержант.
— Вы сказали точное слово. Знаете, как мы издавна называем здесь этот остров? Остров Надежды. И хотя говорят умные люди, что надежда — это незаконнорожденная дочь нашего воображения, но тут как посмотреть. Если надежда застилает горизонт, слепит глаза и гасит силы, то это плохая надежда, вредная надежда. Но ведь бывает и окрыляющая надежда, от которой горит кровь и светятся глаза. Надейтесь, друзья. Но именно такой надеждой.
И еще. Помните: многие ищут главную тайну на дне морском, на небесах за тучами, а она близко...
Ищите ее в себе.
Главные тайны мира не в далеких звездах, а в душе человеческой. И хотя и тот, и другой миры связаны, более того — это один мир, один-единственный, понять это непросто. Сразу это не дается. Нужно съесть пуды ученой соли. Нужно истерзать собственное сердце. Не каждый отважится на это.
И последнее: запомните, быть добрым человеком — это великое счастье. Не каждому оно дано, но каждый вправе к нему стремиться. А сейчас — идите! Вы получили все, что нужно. Вы прикоснулись.
На куполе Сферы стали гаснуть мерцающие белые, голубоватые, зеленоватые, красноватые точки...
Они не смогли бы сказать, час прошел или год. На корабле их встретили веселыми криками матросы. От нечего делать они занялись рыбной ловлей и поймали несколько крупных рыбин, чья чешуя отливала изумрудным и серебряным светом. Часть выловленной рыбы была уже разделана, а уха уже сварена. Обед, перешедший в ужин, прошел весело. Но было отчего-то и грустно. Один из матросов нашел в кубрике старинный струнный инструмент — плоскую грушу из темного полированного дерева со вставками из металла и кусочков облезлого меха — и задумчиво перебирал струны.
— Дай я попробую, — неожиданно сказал Валик. Он отобрал у матроса инструмент и поднял умоляющие глаза. — Можно, я вам спою?
Удивились все, даже Арик с Галиком.
— «Вестгальская прощальная», — объявил Валик.
Знавшие его ожидали, что он запоет басом, а у него оказался нежный баритон. Он пел и не отводил глаз от Сэнди. Он тронул струны пальцами, раздался далекий звон:
— Вот это да! — шепнул Арик Галику. — И откуда он это знает?
— Может, сам придумал? — горячо прошептал Галик. — Влюбленные — они такие!
Сэнди молча смотрела на Валика.
Глава 49
— Да, — сказал Якоби, — вот они и исчислили. — Он повел рукой в сторону трех друзей. — Могу вас заверить.
— Ну что же, — мягко улыбнулся старик. — Прошу за мной в музей.
— Музей? — спросил Валик.
— Это музей. Старый, заброшенный, но довольно интересный. А я его хранитель. Зовут меня... Впрочем, это не важно. Можете обращаться ко мне именно так — хранитель... или господин хранитель, как вам будет угодно. Мне, по совести сказать, все равно. Если даже небрежно скажете «Эй, приятель!», я не обижусь. Ваши имена мне тоже не нужны, мы не ведем никаких записей. А вот поговорить не торопясь, задушевно — это сколько угодно. Если у вас будут вопросы, конечно.
— Вопросы будут, — сказал сержант.
— Уже? — удивился хранитель. — Внимательно слушаю вас.
— Ответьте прямо — это Сфера?
Хранитель улыбнулся.
— У нас в музее есть великолепный планетарий — огромное искусственное небо с тысячами звезд. Со всеми планетами. С малыми астероидами. С далекими туманностями. Можно сказать, весь мир как на ладони. Звезды движутся, Млечный Путь поворачивается. Завораживающее зрелище. Можно вычислять прошлое звезд и миров. А можно и будущее. Главная наша достопримечательность. Сработанный в стародавние времена выдающимися учеными и мудрецами, этот планетарий вполне уникален. Его по справедливости можно назвать Сферой.
— Это та Сфера, которую мы ищем? — настаивал сержант.
— Любезный друг, вы задаете вопрос, на который нет точного ответа. Да и не может быть.
— Почему? — насторожился сержант.
— Почти все люди ищут. Ищут всю жизнь, и почти никто не знает, что именно он ищет. И главное — зачем ищет. Одни люди ищут счастья, другие — наслаждений и богатства, третьи — приключений или власти, четвертые — забвения и тишины. И все в равной степени бродят в тумане. Что такое счастье? Какова главная цель жизни? В чем ее смысл? В чем смысл бытия как такового? Почему мир есть, когда ему было бы проще не быть? Ответов нет.
— Вы хотите сказать, что мы не исключение? — спросил Арик.
— Да, друзья, вы не исключение. Вот уже сколько дней и ночей вы упорно ищете то, о чем не имеете серьезного представления.
— Это правда, — прошептал Галик.
— Начали искать вы не потому, что жажда поиска сама родилась в вашей душе, а потому, что вам это поручили. Вы честно взялись за дело, не спорю. Это неплохо. Но этого мало.
— Мало? — удивился Валик.
— Разумеется, — улыбнулся хранитель. — И все же вы прибыли по адресу. Можете не сомневаться.
— В ваших словах нет противоречия? — спросил Галик.
— Нет, мой друг. Вы напрягали свой ум, быть может, еще не совсем зрелый. Напрягали мускулы ваших юных тел. Вы не оробели перед опасностями. Когда было нужно, вы приняли бой. Трудный бой, смертный бой. Но главное — вы заставили работать свою душу. Вы не дали ей лениться. И чудо произошло: в душах ваших родилась жажда поиска. Настоящая жажда правды. Это был великий миг. И судьба улыбнулась вам. Вы нашли.
— Неужели? — прошептал Валик онемевшими губами.
— Хм! — сказал сержант. — Нашли? Трудно поверить. Так просто?
— Придется поверить, дорогой сержант, — вмешался в разговор Якоб Якоби. — Выбора у нас не осталось.
— Вы сказали «просто»? — Хранитель смотрел на сержанта умными насмешливыми глазами.
— Ну, — стушевался сержант, — простите. Может, не то сболтнул?
— Не волнуйтесь, мой друг. Здесь разрешается говорить все. Все, что вы думаете. Равно как и все, чего вы не думаете. Хотите произнести пламенную обвинительную речь — пожалуйста! Не хотите — можете выступать уклончиво и осторожно. Разрешается даже врать. Пожалуйста! Желаете нагло лгать? Да ради Бога! Ограничений нет.
— Хорошее правило, — сказал сержант и незаметно вытер потный лоб.
— А зачем же врать? — удивился Валик.
— Мой юный друг, — хранитель смотрел на него серьезно, — я-то знаю, что вы мне врать не будете. Никто из вас! Ни за что. И никогда. Вам это просто не нужно.
— Безусловно, не нужно, — прошептал Якоб Якоби.
— А если кто-то другой захочет нагло... — Валик запнулся, — ну, врать и все такое... Вы ему тоже позволите?
— Разумеется. Я же сказал, ограничений нет. Впрочем, «другие», как вы изволили выразиться, сюда попадают крайне редко. Если вообще попадают. Но это не отменяет общего принципа.
— Принцип интересный, — пробормотал сержант.
— Пойдемте внутрь, — сказал хранитель. — Там прохладно. И я вас напою студеною водицей.
— Как это красиво и заманчиво звучит, — сказала Сэнди, — студеною водицей! Так говорила моя матушка, когда несла воду из колодца или из проруби.
— Простите, господин хранитель. — Якоб Якоби кашлянул. — Эти мегалиты наверху... Это ведь древняя обсерватория?
— Да, конечно, — отвечал старик. — Попозже, если у вас будет желание, мы там походим, посмотрим, потрогаем. Это все можно. Поразительное сооружение. Ему более четырех тысяч лет. Загадочные пропорции, уникальные линии и углы... Луч восходящего, луч заходящего солнца бьет сквозь каменные дыры с изумительной точностью. Ночью, как на картинке, проплывают планеты, звезды, порою и кометы... Кто построил? Видимо, неглупые наши предки. Как они обтесали эти камни, как измерили углы? Это вопрос. Бродит также смутная мысль, что прилетали давным-давно высокоумные существа... Кто они? Откуда? Что ж, возможны такие корабли и такие паруса, которые могут путешествовать... — Хранитель глянул куда-то вверх.
— В небо? — спросил Валик, замирая.
Хранитель улыбнулся.
— Гораздо дальше, за пределы нашего неба.
— Как это? — поразился Валик.
— И об этом тоже поговорим.
Они вошли в небольшой зал и увидели стоящие полукругом диваны.
— Присаживайтесь. — В руках у хранителя оказался поднос с высокими бокалами. Неуловимым движением он налил воды. Уже через мгновение все с восхищением пили необыкновенно вкусную воду.
— Это целебная вода, она сделает вас крепче. — Хранитель тоже присел. — Друзья мои, я знаю, вы проделали удивительный путь, полный опасностей и невзгод, приключений комических и трагических. Но вот вы у цели. Что ж, вы заслужили право войти. Сюда очень трудно войти, не каждому это дано. Да и не каждому под силу.
Вы словно бы взбирались по невидимой лестнице, преодолевая за ступенью ступень. Сейчас вы забрались довольно высоко. Но это еще не вершина. Далеко не вершина. И путь бесконечен. Так что не буду скрывать от вас — достигнутую вами сегодня цель нельзя полагать абсолютной. Это относительная цель, хотя и очень важная. Это всего лишь ступень в вашей жизни. Достигая чего-то сегодня, никогда не забывайте о завтрашнем дне. Особенно это относится к молодым участникам вашей славной команды.
Не скрою и другое: здесь вам откроются невероятные глубины. Но нужна встречная энергия поиска. Нужна смелость мысли и духа, чтобы понять, чтобы осознать это. В противном случае вы ничего не унесете в своей памяти. Это, конечно, не будет бедой, но все же... Бывало так, что сюда попадали люди, а уходили ни с чем. Где были? Не помнят. Что им говорили? Не помнят. Не страшно, но все же обидно. Вот вы заговорили о Сфере. Мы живем на шаре. Видимо, это неслучайно. Ведь шар — самая идеальная фигура на свете. А высшие миры? Разве они не идеальны? Так что такое Сфера на деле? Всего лишь неуловимо тонкая граница между нашим миром и миром высшим. Уже одно прикосновение к этой границе облагораживает и исцеляет. Наполняет знаниями, которые вполне можно считать знаниями по благодати.
В какой конкретной форме существует Сфера? Вариантов немало. Да пусть это будет собрание книг в сферическом зале N-ского музея-библиотеки. Пусть огромный старинный глобус, запрятанный в последнем захламленном зале далекого музея, глобус заманчивый, модель не только планеты нашей, но и всей Вселенной. Пусть чудо-картина или икона, любая благодатная икона, особенно если с обратной перспективой. Пусть это круглая комната в лазарете, где врачи, медсестры и медбратья помогают страждущим. Пусть просто встреча со славными людьми на пеньках, расставленных вокруг огня, задушевный разговор, тонкий разговор, очищающий душу разговор.
Что главное в сфере как таковой? То, что она тонкая. Тонкая пленка на поверхности шара. Это может быть малый шар, может быть планета, может быть весь наш мир. Тут очевидная связь с тонкими его состояниями. Проникновение через тончайшую пленку Сферы есть проникновение в иной мир, есть преображение.
Радужность Сферы! Вы это увидите здесь. Многое увидите. Сферу как глобус с точками акупунктуры, как музыкальный шар, на котором тайные острова и прочие секреты этого и того миров. Она — путь к могуществу и гностическим тайнам. Этим старинным словом мы называем тайны познания. Вам откроется небесная механика, исчисленная астрономами и звездочетами, она же — музыка сфер. Но это на уровне душевно-плотского ума. А выше истинное сокровище — завет от Духа Святого. Путь подлинного человека — это путь к Творцу. Творец далеко. Но Он в то же время близко и любит вас. Запомните, Он любит вас. Но Он никогда не будет вас соблазнять. И я не стану этого делать. Каждый из вас имеет право думать о пути к Творцу самостоятельно и находить свою дорогу.
А я вам просто покажу планетарий.
Хранитель встал. Гости тоже. Прошли через узкий темный коридор в соседний зал. Сбоку горела маленькая лампочка. При ее свете расселись. И вдруг — небо над ними засияло тысячами звезд. Медленно двинулись планеты. Блеснула комета. Еще одна. Луна повернулась оранжевым боком. И неожиданно часть звезд посыпалась охапкой. Гости замерли в восхищении.
— Это не звезды, — сказал хранитель. — Это метеориты. Падающие с неба камни.
— С неба могут падать камни? — не поверил Валик.
— Могут, — улыбнулся в темноте хранитель. — Здесь можно увидеть, — говорил хранитель, — как обращаются планеты, как подмигивают звезды, как ведут себя далекие туманности, которые мы можем видеть в ясную ночь даже невооруженным глазом. Есть и специальные подзорные трубы для неба. С их помощью можно заглянуть очень далеко и очень глубоко. Даже в глубину темных, невидимых звезд.
— Бывают и такие? — спросил Галик.
— Бывают. — Хозяин музея вновь незаметно улыбнулся. — Их называют черными звездами. Они — как прокол в пространстве. Когда вы протыкаете белую бумагу иголкой, возникает черная точка, не правда ли? Снаружи такие проколы могут казаться небольшими, а внутри себя могут быть гигантскими. Нечто подобное, кстати, можно сказать о человеческом сердце. Малое снаружи, оно может быть очень большим внутри себя. Очень большим и очень глубоким.
И вот скажите мне, каким образом мы заглядываем в глубины человеческого сердца? Умеем ли мы это делать? Нужны ли нам для этого трубы, нужны ли специальные стекла? Об этом вы тоже вправе поразмышлять. Поразмышляв, вы скажете: нет, не нужны. Нужна чувствительность встречного сердца — вот что главное. Но есть похожие способы заглядывать в самые глубины мира, опираясь лишь на чистый разум и живое чувство. Запомните, глубина звездного неба и глубина сердца человеческого — вот две главные тайны мира. Но самое высокое, самое трепетное — в сопряжении этих глубин.
Вы не можете сейчас до конца понять, к чему вы здесь прикоснулись. Но главное — что прикоснулись. Я разрешаю вам даже забыть наш разговор. Идите в мир, там движение, там красота, но там и безобразия. А безобразий всяких, к сожалению, так еще много, что на ваш век хватит. Боюсь, на следующие века тоже. Но вы не сдавайтесь и не вешайте носа. Сражайтесь, боритесь, я разрешаю. Будьте веселыми, будьте даже порой беспечными. Иногда это нужно. Но умейте собраться в нужный миг.
В жизни каждого человека, каждого народа есть такой невидимый центр, такая точка, где сошлись две глубины. Не надо думать об этой точке постоянно. Да это и невозможно, Но касаться ее — пусть самым нежным касанием, пусть изредка, пусть хоть раз в жизни — совершенно необходимо. Без такого касания неизбежен провал в пустоту. Окончательный и бесповоротный.
Вы совершили значительное дело не только для себя. Многие ваши соплеменники благотворно почувствуют на себе результаты вашей миссии. Впрочем, не многие догадаются, откуда это, не многие скажут вам спасибо. Будьте готовы к этому. Будьте готовы даже к плевкам и презрительным взорам. Слава редко настигает достойных, чаще всего она обрушивается на случайных героев, любимчиков толпы. Относитесь к этому спокойно и с достоинством.
А сейчас каждый из вас может задать мне один вопрос. Только один.
На секунду-другую повисла тишина. Но это была какая-то очень теплая тишина.
— Можно? — первым нарушил тишину и поднял руку Валик.
— Да, мой друг.
— Мне рассказывал один человек, что на поверхности Сферы есть невидимые управляющие точки, которые можно увидеть только сквозь волшебные очки. Это правда? И что это за очки? Где их искать?
— Это правда. — Хранитель улыбнулся. — Но выраженная иносказательно. Очки — это знания. Книги, беседы с умными, знающими людьми. Живые, горячие споры. Читайте, спорьте. В какой-то момент вы смело скажете — я нашел волшебные очки.
— Спасибо! Кажется, я понял. — Валик почесал затылок.
Якоб Якоби бросил на него удовлетворенный взгляд. «Молодец парень!», так можно было истолковать этот взгляд.
— Есть еще вопросы?
— На одном маленьком острове, в пещере, мы нашли хрустальную сферу, такой граненый шар, — сказал Арик.
— Так-так, — пробормотал хранитель.
— С ее помощью некоторые птицы превратились в людей. — Арик тайком бросил взгляд на Якоба Якоби. Тот сидел невозмутимо. — И наоборот. Один человек превратился в саламандру. Это чудо, понимаю. Может быть, страшное колдовство. Но мы это видели собственными глазами.
— Эти колдовские чудеса встречаются не так уж редко, — сказал хранитель. — Люди превращаются в зверей. Сплошь и рядом. К сожалению. Оглянитесь вокруг. Разве вам это незнакомо? Но бывают и удачи. Когда зверь вдруг становится человеком. В чем же ваш вопрос?
— Этот хрустальный шар как-то связан с большой Сферой.
— Ну конечно, связан. — Хранитель вновь улыбнулся. — Большая Сфера — это граница между человеческим миром и миром высшим, миром духа. До нее рано или поздно добираются все те, кто упорно и неустанно ищет, кто не дает лениться душе своей. Хрустальный шар — предмет иного порядка, это один из вещественных символов границы между человеком и миром низшим. В данном случае, миром зверья. Этот шар следовало бы привезти сюда. В свое время так и планировалось. Он был даже завернут в бумагу с зашифрованными координатами этого острова. Но... Его похитили. Спрятали. Что случилось дальше, вы знаете сами.
— Это беда? — спросил Галик.
— О нет. Ни в коем случае. Ущерба никакого нет. В нашем музее немало подобных символов.
— Как интересно, — прошептала Сэнди, прижимая к себе мартышку, которая мелко дрожала.
— Господин Якоби, — хранитель повернулся к доктору волшебных наук, — в данную секунду мне хотелось бы вас персонально поздравить.
— С чем, господин хранитель? — Якоби выглядел слегка встревоженным.
— С тем же, с чем я мысленно поздравляю всех. Вы стремились сюда. И вы попали сюда.
— Это так, — тихо сказал Якоби.
— Но есть отличие. Эти славные молодые люди и их замечательный наставник уедут отсюда навсегда. Нет, никто не запрещает им вернуться. Но когда это будет? Даже я не знаю. Не так с вами.
— Со мной? — удивился Якоби.
— Я стар. Музею нужен новый хранитель. Если вы согласитесь, то у меня будет время ввести вас в курс дела. И тогда славные традиции музея будут продолжены.
— Но я... не готов... — слабым голосом пробормотал Якоби.
— Я это знаю. Но я знаю кое-что другое. И знаю лучше вас. Вы почти готовы.
— Неужели? — Доктор волшебных наук слегка зарумянился.
— Мне нет нужды экзаменовать вас. Мы решим просто. Сегодня вы покинете остров вместе со всеми. Там, в большом мире, есть проблемы — ваши личные проблемы, — которые вы должны решить. Езжайте и решайте. Вы сами почувствуете, когда вы будете готовы к возвращению сюда. Уверен, пройдет не так много времени.
— Ваша уверенность передается и мне, — сказал Якоби несколько окрепшим голосом.
— Вот и отлично. Есть еще вопросы? — Хранитель испытующе оглядел своих гостей.
— Скажите, господин хранитель. — Сержант грузно зашевелился в кресле. — Что я должен сказать своему генералу, который послал меня во главе небольшой команды за этой самой Сферой? Вправе я сказать ему, что мы ее нашли? Ведь, как я понял, мы ничего ему не привезем — ни в руках, ни в мешке, ни на телеге.
— Разумеется, вправе. Хотя он вам такого вопроса не задаст.
— То есть как? Почему.
— По вашим лицам он увидит, что вы — нашли. Про мешок он и не спросит. Про телегу тем более.
— Вы так думаете?
— Не думаю. Знаю.
— И все же... что я ему покажу? Чем отчитаюсь?
— Покажите ему себя. Привезите себя.
— Странно... Как-то не очень скромно показывать себя.
— Дело не в скромности или нескромности. Дело в помощи. Ваш генерал будет очень в ней нуждаться. Вы все вместе сумеете в трудную минуту оказать ему эту помощь.
— Надеюсь, — пробормотал сержант.
— Вы сказали точное слово. Знаете, как мы издавна называем здесь этот остров? Остров Надежды. И хотя говорят умные люди, что надежда — это незаконнорожденная дочь нашего воображения, но тут как посмотреть. Если надежда застилает горизонт, слепит глаза и гасит силы, то это плохая надежда, вредная надежда. Но ведь бывает и окрыляющая надежда, от которой горит кровь и светятся глаза. Надейтесь, друзья. Но именно такой надеждой.
И еще. Помните: многие ищут главную тайну на дне морском, на небесах за тучами, а она близко...
Ищите ее в себе.
Главные тайны мира не в далеких звездах, а в душе человеческой. И хотя и тот, и другой миры связаны, более того — это один мир, один-единственный, понять это непросто. Сразу это не дается. Нужно съесть пуды ученой соли. Нужно истерзать собственное сердце. Не каждый отважится на это.
И последнее: запомните, быть добрым человеком — это великое счастье. Не каждому оно дано, но каждый вправе к нему стремиться. А сейчас — идите! Вы получили все, что нужно. Вы прикоснулись.
На куполе Сферы стали гаснуть мерцающие белые, голубоватые, зеленоватые, красноватые точки...
Они не смогли бы сказать, час прошел или год. На корабле их встретили веселыми криками матросы. От нечего делать они занялись рыбной ловлей и поймали несколько крупных рыбин, чья чешуя отливала изумрудным и серебряным светом. Часть выловленной рыбы была уже разделана, а уха уже сварена. Обед, перешедший в ужин, прошел весело. Но было отчего-то и грустно. Один из матросов нашел в кубрике старинный струнный инструмент — плоскую грушу из темного полированного дерева со вставками из металла и кусочков облезлого меха — и задумчиво перебирал струны.
— Дай я попробую, — неожиданно сказал Валик. Он отобрал у матроса инструмент и поднял умоляющие глаза. — Можно, я вам спою?
Удивились все, даже Арик с Галиком.
— «Вестгальская прощальная», — объявил Валик.
Знавшие его ожидали, что он запоет басом, а у него оказался нежный баритон. Он пел и не отводил глаз от Сэнди. Он тронул струны пальцами, раздался далекий звон:
Струны умолкли. Притихшие матросы молчали.
На холодном двенадцатом месяце,
Чем кончался тот бешеный год,
Я узнал всю тебя, расчудесница,
А прощание — как эшафот.
Ол-ро, ой-хой,
Черных мыслей
Настойчивый рой.
Ол-ро, ой-хой,
Как страдает
Наш бедный герой.
Уходила ты к краю небесному,
Две фигуры мерцали вдали,
Уходила с протяжною песнею,
И сгорали в огне корабли.
Ол-ро, ой-хой,
Дымный всполох
За сизой горой.
Кто он, спутник твой новый, удачливый?
Он красив? Он умен? Он богат?
Ветер рвет облака, а за мачтами
Затихает багровый закат.
Ол-ро, ой-хой,
Солнце скрылось
За черной волной.
А над морем туман подымается...
Флотоводец? Мошенник? Пират?
Белый парус чернеет, сжимается,
За волной исчезает фрегат.
Ол-ро, ой-хой,
Лишь туман
Над землей и водой.
Небеса станут грозными, алыми.
Ты поймешь, что тебе он чужой.
Я с волынкою встану над скалами
И я песню пущу над волной.
Ол-ро, ой-хой,
За тебя я
Готов и на бой.
Но земля ведь по-прежнему крутится.
И я верю — наступит заря.
Ты вернешься, святая распутница,
Не позднее конца декабря.
Ол-ро, ой-хой,
Свет надежды
За сизой горой.
Ол-ро, ой-хой,
Как надежда
Нам светит порой!
— Вот это да! — шепнул Арик Галику. — И откуда он это знает?
— Может, сам придумал? — горячо прошептал Галик. — Влюбленные — они такие!
Сэнди молча смотрела на Валика.
Глава 49
Спор математика и врача
В Блиссе доктор, взявшийся за окончательное излечение Сэнди, сказал:
— Да это просто заболевание кожи. Возможно, нервного происхождения. Там, где не поможет волшебство, там поможет наша славная медицина.
— Волшебство тоже помогает! — упрямо сказал Валик. — Уже помогло. Вы просто не знаете, что было.
— Не стану спорить. — Доктор тонко улыбнулся. — Но к волшебным силам не вредно добавить наши врачебные. Поверьте мне, юноша. Смесь чистотела с душицей да немного плесени из кадушки бабушки Настены сделают с вашей милой подружкой чудеса. Бабка своей плесенью с того света людей поднимает. Знаете, мои милые, правильно подобранное лекарство да неусыпное внимание к тем силам тела, которые защищают нас от нападения самых крохотных врагов — вот истинный путь исцеления. Об этих крохотных врагах многие не подозревают, потому что увидеть их можно только в специальные увеличивающие стекла. Раздобыть эти стекла очень трудно. Но мы обойдемся. Нам ведь нужно не глядеть на сих малых тварей, а изгонять и уничтожать. Мои снадобья, да хорошее настроение, да любовь друзей...
— Вот это у нас есть, — сказал Арик. — Можете не сомневаться.
— Охотно вам верю, молодой человек. А волшебство? Что ж, я не запрещаю вам в него верить. Все и без того будет тип-топ! — Доктор заразительно засмеялся. А Сэнди застенчиво улыбнулась.
Ребята стояли в ожидании на улице, грелись в лучах застывшего меж двух облаков солнышка и тихо переговаривались. Сэнди не заставила себя долго ждать. Она вышла через полчаса, тряхнула головой. Прекрасные ее волосы улетели назад. Лицо ее было белым и чистым. И все увидели, какая она красавица.
Мартышка Базз прыгала вокруг вне себя от радости.
Доктор был лысый, веселый, нос — картошкой. Якоб Якоби смотрел на него с почтением. Но все-таки сказал:
— И медицина, и волшебство. Начало было положено купанием в отраженных лучах. Волшебный хрусталь сверкнул, и дело пошло. Я не раз убеждался, что люди после сей процедуры и выздоравливали, и молодели.
— Нечто вроде элексира молодости? Это интересно, в этой области много новых идей. — Врач оживился. — Я вам расскажу. Вы что-нибудь слышали про клетки?
— Ох, не напоминайте! В одной я даже сидел больше года...
— Нет! — Доктор улыбнулся. — Речь совсем о другом. Так врачи называют крохотные живые кирпичики, из которых выстроено все живое на свете. И наше с вами тело тоже.
— Вот как? Занятно.
— Эти кирпичики соединены друг с другом и очень тонко взаимодействуют. Увидеть их можно только в оптические стекла. Многократное увеличение. В тысячи раз!
— Неужели? Чрезвычайно любопытно.
— Я вам объясню. Берете одно стекло, — доктор схватил стакан, — потом второе. — Он приставил второй стакан к первому и страшно выпучил глаза. — Понятно?
— Пока не очень. — Якоби мягко улыбнулся.
— Не важно. Вопрос в другом. Наше здоровье и наше долголетие зависит от состояния этих кирпичиков. Представляете?
— Сказать честно, с трудом.
— А вы напрягите воображение.
Разговор происходил в таверне. Кто-то пил пиво, кто-то легкое вино. К рому никто не проявил интереса.
Подсел круглолицый румяный человек, звонко стукнул своей кружкой по кружке Валика и радостно сказал:
— Я — математик.
— Да? — удивился Валик. — Вы и про волшебный квадрат знаете?
— С какой стороной, — спросил румяный математик. — Три? Пять?
— Давайте про пять, — сказал Валик. — Про три мы и сами знаем.
— Дайте бумагу, — сказал математик. — Будет так. Внизу в центре все равно единица. На самом верху над ней пять в квадрате, то есть 25 — это закон любого волшебного квадрата. В центральной клетке всегда будет 25 плюс 1 пополам, то есть 13. И так далее. Это, солдатики, симметрия в мире натуральных чисел. Ну, как игра в правильном калейдоскопе. Слыхали про калейдоскоп? Видели его чудесные цветные картинки? Вообразите, что у вас не цветные камушки, а цифры. Вы тряхнули, циферки разлетелись, а в следующий миг встали правильными фигурами — кругами, звездами, лучами. Так и вся наша жизнь выстроена. Когда она гармонична, конечно.
Квадрат всегда должен быть нечетным, чтобы диагонали были равны. Количество клеток N по стороне квадрата должно быть нечетным, то есть N = 2п + 1, где п — натуральное число, то есть 1, 2, 3, 4 и так далее... Уловили? Тогда самое большое число — вверху по центру — будет N в квадрате. А в центральной клетке, стало быть, N + 1, деленное пополам, то есть 2п + 1 + 1, деленное пополам, что равно, как видите, п + 1... Все очень просто, мой друг.
— Да это просто заболевание кожи. Возможно, нервного происхождения. Там, где не поможет волшебство, там поможет наша славная медицина.
— Волшебство тоже помогает! — упрямо сказал Валик. — Уже помогло. Вы просто не знаете, что было.
— Не стану спорить. — Доктор тонко улыбнулся. — Но к волшебным силам не вредно добавить наши врачебные. Поверьте мне, юноша. Смесь чистотела с душицей да немного плесени из кадушки бабушки Настены сделают с вашей милой подружкой чудеса. Бабка своей плесенью с того света людей поднимает. Знаете, мои милые, правильно подобранное лекарство да неусыпное внимание к тем силам тела, которые защищают нас от нападения самых крохотных врагов — вот истинный путь исцеления. Об этих крохотных врагах многие не подозревают, потому что увидеть их можно только в специальные увеличивающие стекла. Раздобыть эти стекла очень трудно. Но мы обойдемся. Нам ведь нужно не глядеть на сих малых тварей, а изгонять и уничтожать. Мои снадобья, да хорошее настроение, да любовь друзей...
— Вот это у нас есть, — сказал Арик. — Можете не сомневаться.
— Охотно вам верю, молодой человек. А волшебство? Что ж, я не запрещаю вам в него верить. Все и без того будет тип-топ! — Доктор заразительно засмеялся. А Сэнди застенчиво улыбнулась.
Ребята стояли в ожидании на улице, грелись в лучах застывшего меж двух облаков солнышка и тихо переговаривались. Сэнди не заставила себя долго ждать. Она вышла через полчаса, тряхнула головой. Прекрасные ее волосы улетели назад. Лицо ее было белым и чистым. И все увидели, какая она красавица.
Мартышка Базз прыгала вокруг вне себя от радости.
Доктор был лысый, веселый, нос — картошкой. Якоб Якоби смотрел на него с почтением. Но все-таки сказал:
— И медицина, и волшебство. Начало было положено купанием в отраженных лучах. Волшебный хрусталь сверкнул, и дело пошло. Я не раз убеждался, что люди после сей процедуры и выздоравливали, и молодели.
— Нечто вроде элексира молодости? Это интересно, в этой области много новых идей. — Врач оживился. — Я вам расскажу. Вы что-нибудь слышали про клетки?
— Ох, не напоминайте! В одной я даже сидел больше года...
— Нет! — Доктор улыбнулся. — Речь совсем о другом. Так врачи называют крохотные живые кирпичики, из которых выстроено все живое на свете. И наше с вами тело тоже.
— Вот как? Занятно.
— Эти кирпичики соединены друг с другом и очень тонко взаимодействуют. Увидеть их можно только в оптические стекла. Многократное увеличение. В тысячи раз!
— Неужели? Чрезвычайно любопытно.
— Я вам объясню. Берете одно стекло, — доктор схватил стакан, — потом второе. — Он приставил второй стакан к первому и страшно выпучил глаза. — Понятно?
— Пока не очень. — Якоби мягко улыбнулся.
— Не важно. Вопрос в другом. Наше здоровье и наше долголетие зависит от состояния этих кирпичиков. Представляете?
— Сказать честно, с трудом.
— А вы напрягите воображение.
Разговор происходил в таверне. Кто-то пил пиво, кто-то легкое вино. К рому никто не проявил интереса.
Подсел круглолицый румяный человек, звонко стукнул своей кружкой по кружке Валика и радостно сказал:
— Я — математик.
— Да? — удивился Валик. — Вы и про волшебный квадрат знаете?
— С какой стороной, — спросил румяный математик. — Три? Пять?
— Давайте про пять, — сказал Валик. — Про три мы и сами знаем.
— Дайте бумагу, — сказал математик. — Будет так. Внизу в центре все равно единица. На самом верху над ней пять в квадрате, то есть 25 — это закон любого волшебного квадрата. В центральной клетке всегда будет 25 плюс 1 пополам, то есть 13. И так далее. Это, солдатики, симметрия в мире натуральных чисел. Ну, как игра в правильном калейдоскопе. Слыхали про калейдоскоп? Видели его чудесные цветные картинки? Вообразите, что у вас не цветные камушки, а цифры. Вы тряхнули, циферки разлетелись, а в следующий миг встали правильными фигурами — кругами, звездами, лучами. Так и вся наша жизнь выстроена. Когда она гармонична, конечно.
Квадрат всегда должен быть нечетным, чтобы диагонали были равны. Количество клеток N по стороне квадрата должно быть нечетным, то есть N = 2п + 1, где п — натуральное число, то есть 1, 2, 3, 4 и так далее... Уловили? Тогда самое большое число — вверху по центру — будет N в квадрате. А в центральной клетке, стало быть, N + 1, деленное пополам, то есть 2п + 1 + 1, деленное пополам, что равно, как видите, п + 1... Все очень просто, мой друг.