Кацура Александр. Волшебная реликвия

   — Ну уж? — не поверил Валик.
   — Точно, — подтвердил Арик.
   Смуглый матрос молча улыбался.
   — Значит, говоришь, качку гасит? — Валик все еще сомневался.
   — А мы эту штуку так и называем — койкой. — Матрос решил вмешаться в разговор друзей и качнул рукой ближайший гамак. — Ну и что, что подвесная? Самое оно. Кладешь вот сюда вчетверо сложенный кусок парусины и спишь, как у Боженьки за пазухой. Красота.
   — Красота! — с удовольствием повторил Галик.
   — А где будет спать сержант? — встревожился Валик.
   — У него своя каюта, — сказал матрос, — в другой части корабля, рядом с капитанской.
   — А, ну понятно. — Галик оглядел бедные стены довольно тесной каютки.
   — Так, братцы, — озабоченно произнес Арик и приподнял клетку. — Куда нашу славную птицу пристроим?
   — Да ставь на стол, — махнул рукой Валик.
   — Лучше на крюк, — сказал Галик, — вон видишь крючок? Попугаю, может быть, тоже не хочется валандаться туда-сюда.
   — И то верно, — сказал Арик и, привстав на цыпочки, подвесил клетку на торчащий в потолке крюк.
 
   Обеденный стол был накрыт в кают-компании — просторном помещении с резными деревянными панелями, тусклыми зеркалами и начищенной медью дверных ручек. Ребята уселись на свои места и с удовольствием ощупывали мощную дубовую столешницу со следами многократно пролитого супа и с загадочными углублениями напротив каждого из сидящих.
   Капитан к обеду не явился, поскольку всегда совершал трапезу в одиночестве в своей каюте. Матросы во главе с боцманом обедали в отдельной столовой.
   Но зато к сержанту и его трем подчиненным за обедом присоединился старший помощник капитана Адольо, которого члены экипажа обычно называли шкипером. Это был красивый молодой моряк, который непрерывно шутил и веселил всю компанию.
   Корабельного повара звали Диди. Это был пузатый румяный человек с живыми глазами навыкат. На обед он приготовил салат из морской капусты с соусом пикан и маслинами, куриный суп с потрохами, креветки с макаронами, жареных миног, а на десерт — горячие пампушки с абрикосовым джемом. Ребята поразились обилию незнакомой, но так вкусно пахнущей еды, а сержант лишь пробурчал:
   — Вы губы-то не раскатывайте, это лишь по случаю отплытия такой обед. Капитан устроил нам праздник. В дороге все будет просто и сурово.
   Ребята лишь молча кивнули, но до конца сержанту не поверили. Точнее, им не хотелось верить.
   Не успели они схватиться за ложки, как к ним присоединился еще один пассажир. Кок Диди, придерживая за локоток, привел стройную молодую девушку в длинном серо-синем платье. Льющийся поток каштановых волос почти полностью закрывал ее лицо.
   Толстяк кок торжественно усадил ее в конце стола.
   — Вот прошу любить и жаловать, — сказал он.
   Девушка молча села, опустив глаза. Ни на кого из сидящих за столом она не взглянула. Ребята были смущены. Все бы ничего, но их поразила внешность вновь прибывшей. Как ни скрывали роскошные каштановые волосы, а все же было видно, что половина лица у девушки была бледной, даже зеленоватой, как будто она век не выходила на солнце. Зато вторая половина была буро-красной и покрыта мелкой неприятной сыпью. К тому же нос был несколько длиннее, чем следовало.
   — Ну и ну, — еле слышно прошептал Галик.
   Зато Адольо не растерялся.
   — Добро пожаловать, мадемуазель, — приветливо сказал он и галантно наклонил голову так низко, что черные блестящие волосы красиво упали ему на лоб.
   Девушка едва заметно кивнула. Ела она мало. Слегка поковыряла вилкой салат, откусила кусочек хлеба, съела креветку, сделала глоток воды и удалилась, вновь едва заметно кивнув. Зато ребята уплетали за обе щеки. Их челюсти непрерывно двигались, пока они с набитыми ртами смотрели вслед растаявшему в воздухе серо-синему платью.
   — Хм! — сказал сержант. — Женщина на корабле.
   — Видите ли, это не совсем женщина, — сказал Адольо.
   — В каком это смысле? — грубовато спросил сержант.
   — Вы меня не так поняли, — улыбнулся Адольо. — Она — почти что член экипажа. Эта девушка — племянница капитана Резотто.
   — Ах вот как, — сказал сержант. — И что она здесь делает?
   — Сопровождает капитана. У нее нет дома, нет семьи, капитан повсюду возит ее с собой.
   — Понятно, — пробурчал сержант.
   — В порту ее все знают. Ей даже присвоили кличку — безобразная девушка. Мы здесь, на корабле, конечно, никогда этих слов не произносим. Впрочем, все ее жалеют. Все сочувствуют.
   — Понятно, — повторил сержант.
   — Она не любит появляться на людях, целыми днями сидит в своей каюте, читает книги, изучает морские карты или вяжет. Она и сюда бы не пришла, но капитан строго-настрого приказал ей выходить к обеду в кают-компанию. Ослушаться его приказа она не может.
   — И правильно делает, — сказал сержант. — Никто на борту не может нарушить приказ капитана корабля. А то будет не корабль, а богадельня.
   — Она одна в каюте? — спросил Валик.
   — А с кем же ей быть? — усмехнулся сержант.
   — Не скажите! — Шкипер весело хмыкнул.
   — Что-о!? — Сержант поперхнулся и выпучил глаза.
   — У нее есть подружка.
   — Подружка? — Сержант не верил своим ушам. Еще немного — и на его лице появилось бы выражение «Господи, это корабль или институт благородных девиц? С кем я связался? Куда влип?».
   — Да. Очаровательная мартышка по имени Базз.
   — Мартышка? То есть обезьяна? — Сержант немедленно успокоился.
   — На редкость умное создание.
   — Это бывает, — умиротворенно сказал сержант. — Мне попадались всякие.
   — Очень славная обезьянка. А уж хитра! Сами увидите.
   — Увидим, — согласился сержант. — Куда мы денемся!
   — Вы нам назвали имя обезьянки, — вступил в разговор Арик, — а имени девушки не сообщили. Как нам к ней обращаться?
   По лицу веселого шкипера пробежала мгновенная тень.
   — О, мой юный друг. — Адольо задумался на секунду-другую. — Это непросто сделать.
   — Почему?
   — Здесь некая тайна.
   — Тайна?
   — Имени девушки никто не знает.
   — То есть как это никто? А капитан?
   — В том-то все и дело. Капитан буркнул «это моя племянница», и все. Переспросить его никто не решается. Вы ведь знаете нашего капитана. Нет? Еще узнаете.
   — Странная история, — сказал Галик.
   — Я обращаюсь к ней «мадемуазель». Возможно, вы уже слышали. В порту ее называют — мне неприятно это повторять — безобразной девушкой.
   — А матросы нашего корабля?
   — О, это такой грубый народ. Им никакого имени не нужно. «Эй ты, там, на палубе, эй ты, там, на полубаке», — вот и все их обращение.
   — И к вам тоже так? — поинтересовался Валик.
   — Ну нет. — Адольо рассмеялся. — К командному составу они обращаются по форме. И весьма учтиво, смею вас заверить. У нас с этим строго.
   — А то я несколько забеспокоился, — простодушно пояснил Валик.
   — О нет, — широкая улыбка осветила лицо шкипера, — поводов для беспокойства никаких.
   — И давно она на борту, эта мадемуазель без имени? — поинтересовался сержант.
   — Уже второй сезон. Она прибилась к нам прошлым летом, когда мы через южные проливы ходили до Танариско. А вот сейчас поплывет с нами до Комунго.
   — Ага, — почему-то обрадовался сержант, — значит, она мореход со стажем?
   — Можно и так сказать. Между прочим, капитан времени не терял, он свою племянницу за этот год многому научил.
   — Вот как! — удивился сержант.
   — А вы не смейтесь. Она умеет пользоваться компасом и секстантом, знает основные созвездия, может вычислить долготу и широту. Хорошо читает карту. И что поразительно — умеет вязать морские узлы.
   — А я и не смеюсь, — сказал сержант, — нам самим, — он оглядел троих парней, — надобно этому всему учиться.
   — Она может стать неплохим учителем.
   — Неожиданный поворот дела, — сказал сержант и улыбнулся в усы.
   — Ну и ну, — сказал Арик.
   — И вовсе она не такая уж безобразная, — неожиданно сказал Валик.
   Все удивленно уставились на него.
   — А чего я такого сказал? — в свою очередь удивился Валик.
   — Да нет, ничего, — сказал сержант. — Ты прав, малыш.
 
   После обеда полагался отдых, но ребята отказались валяться в гамаках. Они хотели осмотреть весь корабль — до последнего кубрика, спасательной шлюпки, до самого днища в трюме. Адольо не возражал. Он что-то крикнул боцману, который как раз вышел на палубу. Боцман, краснолицый человек, который в ширину казался больше, чем в высоту, немедленно свистнул в дудку, которая висела у него на груди. Появился уже знакомый смуглый матрос.
   — Вот, — хрипло пропел боцман, — вот этих... вот туда... и туда... — Он неопределенно повел пухлой рукой, поросшей рыжим волосом.
   — Понятно, боцман, — весело сказал матрос. — Все покажу.
   Каравелла, которая снаружи выглядела не столь уж громоздкой, внутри показалась ребятам бесконечной. Они облазили весь корабль, забрались до первой реи на грот-мачту, потрепали рукой упругую парусину, побывали в матросских кубриках. Матросы, здоровенные обросшие парни в вязаных рубахах, ярких полосатых рейтузах и мощных башмаках, многие с трубками во рту, приветствовали гостей почтительно. Зато смуглый провожатый иногда посматривал на любознательных ребят с затаенной ухмылкой.
   — Уж не принимает ли он нас за чересчур подозрительных путешественников? — улучив момент, шепнул Арик на ухо Галику. — Все осматриваем, везде нос суем, как будто опасаемся чего-то.
   Галик молча пожал плечами.
   Арик искоса взглянул на матроса, но смуглое лицо было непроницаемо.
 
   Отплытие было назначено на раннее утро.
   На ужин был только чай с сухарями. Наскоро выпив его, друзья высыпали на палубу. Стояла южная ночь. На сгустившейся синеве неба сверкали звезды, а в порту зажглись огоньки. Было очень красиво. Но одновременно как-то тревожно и грустно.
   — Ладно, ребятки, — сказал вдруг Арик, — не печальтесь, все здорово. В море пойдем, Сферу найдем — друзьям привет, врагам капут. Разве не так?
   — А мы и не печалимся, — сказал Валик, — с чего ты взял?
   — Вот когда наш Валик прав, тогда прав, — подтвердил Галик. — Никто здесь, насколько я понимаю, и не думает печалиться. Впереди увлекательное путешествие. А трудности? Нам ли к ним привыкать?
 
   Лежать в гамаках, то есть на матросских койках, оказалось довольно интересно. Можно было раскачиваться, издавая веселый треск и скрип. Ребята расшалились.
   — Да, — вскричал вдруг Арик, — наш попугай.
   Протянув руку, он сорвал с клетки тряпку.
   — Ну наконец сообразили, — сварливо сказал попугай. — У вас совесть есть?
   — Простите, дорогой наш попугай, но мы не со зла. Просто столько дел навалилось.
   — Это правда, наш дорогой попугай, — подтвердил Валик.
   — Что вы заладили — попугай, попугай, — у меня имя есть.
   — Вот как? — удивился Галик.
   — Зовите меня Уискерс. — Попугай горделиво выпятил желтую грудь и тряхнул хохолком.
   — Отлично, Уискерс, — сказал Арик. — Договорились. Ну а нас зовут...
   — Не надо! — Попугай поморщился. — Я знаю ваши имена.
   — Откуда? — На этот раз наступила очередь удивляться Валику.
   — Господи! Сколько раз повторять, что вы имеете дело с волшебной птицей.
   — Простите, мы забыли, — с долей иронии сказал Галик.
   — Нечего подтрунивать, — недовольно сказал попугай. — Если бы вы знали мою историю, вы бы не смеялись, а рыдали.
   — Да? — На этот раз Галик иронию скрыл. — И что это за история?
   — Прежде всего, друзья мои, запомните. — Попугай затих на секунду, а затем хриплым голосом продолжил торжественно: — Тайна! Тайна!! И еще раз тайна!!!
   Друзья немедленно притихли. Им хотелось услышать тайну.
   — Но прежде чем требовать рассказов от несчастной птицы, — голос попугая стал плаксивым, — может быть, вы будете столь любезны, что дадите ей немного воды и еды?
   — О! — вскричали все трое хором. — О!! Прости нас, неразумных. Мы совсем забыли... запамятовали... ах, у нас нет опыта обращения с птицами.
   — Это у вас-то, деревенских парней? — Голодный попугай не утерял способности к ехидному тону. — Можно подумать, вы не отлавливали в лесу птиц — всяких там щеглов, канареек и скворцов.
   — Прости нас, умная и благородная птица, — тихо повторил Арик, в то время как Галик наливал в стоящую в клетке маленькую плошку воду, а Валик сыпал извлеченные из кармана семечки.
   Попугай попил водички, поклевал семечек, сделал сальто на жердочке и сказал повеселевшим голосом:
   — Теперь можно и к рассказу перейти. Приготовьтесь терпеливо слушать, друзья мои.
   — Мы готовы, — заявили все трое.

Глава 11
История, рассказанная попугаем Уискерсом

   Едва ли, друзья мои, вас тронет история какого-то попугая. Подумаешь, птица! Подумаешь, разговаривает! Не про птицу я вам сначала расскажу, а про человека.
   Жил человек. Жил он на краю красивого леса в старом доме, сложенном из потемневших еловых бревен. Он трудолюбиво исполнял обычную работу лесного жителя — собирал хворост и грибы, ходил с ведром на речку за водой, удил рыбу и по временам латал соломенную крышу своей старой избы. Но с молодых лет, глядя по ночам на звезды, хотел он разобраться в том, как устроен мир и в чем смысл жизни. Для этого, покинув родную деревню, пошел он учиться в один небольшой, но старинный и прославленный университет, расположенный в небольшом городке среди каменных домов, башен, церквей и старых парков. Там он изучал философию, математику, астрономию, астрологию, риторику, поэзию, теологию, начала медицины и тонкости науки химии как земного тела алхимии. Что касается последнего, то он научился смешивать в тигле селитру, квасцы и красный порошок, серу и ртуть, свинец и серебро — и всё это для получения таинственного аурум потабиле. А что касается связи последнего и первого, то есть философии и химии, то он почти приблизился к тайне философского камня. Но личное несчастье остановило его на пороге великого открытия.
   Учителя в университете были славные, а один был даже магистром волшебных наук. Этот магистр передал свое искусство волшебства самому любимому из своих студиозусов, то есть, как вы догадываетесь, герою моего рассказа.
   Но тут случилась обычная драма жизни. Мой герой женился. Зачем, зачем он это сделал? Зачем он торопился, вы спросите? Такова была атмосфера университета. Философские диспуты переходили в стычки, стычки — в драки на рапирах, а заканчивалось все в местных тавернах и трактирах дружескими попойками до утра. Там по студенческим пивным шастали такие славные мордашки! Такие очаровательные хохотуньи. Порой заходили стройные и строгие девы с истинной глубиной во взгляде, изучавшие кто математику, кто древнюю литературу. Так что подружек имели все. И, конечно, многие студенты — философы, риторы, медики и даже астрологи — женились. Такая в те поры была мода. И наш герой тоже не удержался. Она... О, выглядела она прекрасной феей. Струящиеся золотые волосы, тонкая талия, синие с искрой глаза, в которых затаились страсть, нега и обещание покоя. Казалось бы, чудо. Казалось бы, счастье.
   Куда там! Волосы на деле оказались пегими, глаза потемнели до черноты, кожа стала бугристой и морщинистой, а некогда тонкая талия расползлась, как тесто в квашне. А сама она... да, увы, представьте себе — это ужасно! — попугай слезливо присвистнул, — оказалась колдуньей. Самой настоящей злой колдуньей. Целью ее было извести как можно больше хороших людей, в том числе и любимого муженька. О, не сразу, не сразу он это понял... Ему казалось, что его способности волшебника превыше всего. Как жестоко он заблуждался! — На бусинки птичьих глаз вновь навернулись слезы.
   Сначала она попыталась втянуть мужа в свои черные дела. Но... не вышло. Расскажу вам один из эпизодов, коих на самом деле было множество. Лес... Прямо за их уютным каменным домишком с камином, черепичной крышей и скрипучими половицами начинался дремучий лес. Это было не то место, где вырос наш герой, но чем-то похожее. Огромные стволы, уходящие в полумрак, суровые папоротники, гигантские красные мухоморы, словно усеянные белыми мухами... Редко кто ходил в этот страшный лес за грибами и ягодами. Редко там можно было встретить старушку с вязанкой хвороста. Но вот дети... Бесстрашные наивные существа. Несчастные детишки из окрестных деревень... Она, моя злодейка и мой крест, заманивала их... пряниками, конфетами, игрушками, сладкими песнями... Глупые голодные дети... Конечно, они шли за доброй феей, которая кормила их леденцами и фруктовым сахаром. Делала она это черное дело по заданию барона де Ре. Слуги барона, чей замок находился на другом краю леса, отлавливали несчастных крошек, совали в мешок и тащили прямо в подземелья замка. Вы что-нибудь слышали об этом страшном бароне, о его мрачном замке? Слышали о Синей Бороде? Так его иногда величали. Тогда вы поймете, куда я клоню. Когда-то барон был пылким юношей, храбро сражался на войне за свободу родины. Между прочим, под одним знаменем с Прекрасной Девой Голубых гор, если вы только слышали про эту храбрую и святую воительницу. Но все это осталось позади. Израненный барон вернулся в родные края. И вот жена-колдунья (ему в супружестве тоже не повезло — увы, как все похоже в этом мире!), стоило только барону заболеть неизлечимой кожной болезнью, предательски бросает его, соседи-лихоимцы оттяпывают с помощью неправедного суда большую часть его наследственных земель и построек. Барона загнали в его последний замок — несколько темных башен, окруженных поросшими мхом глухими стенами, — на другом краю того самого дремучего леса. И вот бледный как смерть, с воспаленной кровоточащей кожей барон впадает в зеленую тоску и, зараженный колдовским ядом бывшей жены, решает тоже попробовать свои силы в черном колдовстве. Главной его целью было призвать себе на помощь дьявольскую силу. Зачем? То ли излечиться, то ли впасть в еще большую черноту. Есть, есть такие люди, которым не спится без дружбы с дьяволом! Но как вызвать демона из преисподней?
   Один проезжий авантюрист, идалонский чернокнижник, внушил барону мысль, что дьявольскую силу можно призвать, приманивая ее свежими детскими внутренностями. Барон поверил проходимцу. Мрачно усмехаясь, надевал он по ночам пропитанный кровью бурый фартук, спускался в подвал, где лично убивал плененных детишек, и, судорожно сжимая скрюченные кровавые пальцы, напряженно вглядывался во мрак — не пришел ли долгожданный рогатый гость.
   — Какой ужас! — не удержался Валик.
   — Да, это ужас, — согласился попугай. — Ужас и беспросветный мрак. Злодей-барон замучил двести или триста малюток. Все напрасно. Сатана так и не появился. Зато вчерашний студент, а теперь вольный алхимик и знаток древних книг, случайно узнав об этих черных делах, решил смело выступить на защиту бедных крошек. Он написал большую жалобу на барона в королевский суд, а затем связал злодейку-жену и послал за местным кюре. Он рассчитывал на честный суд. Даже если бы ее сожгли на костре, он бы смирился с этим. Но... О наивность! Вы, такие чистые, такие милые, такие умные... Вы уже поняли, что произошло? Злодейка, даже связанная по рукам и ногам, не потеряла своих чар, своей темной колдовской силы. В отместку эта ужасная женщина, эта черная колдунья превратила своего славного невинного муженька в жалкую цветную хриплую птицу, короче — в попугая. Она, легко стряхнув завязанные десятком мертвых узлов веревки, напоила спящего мужа специальным отваром из корней ядовитого лопуха и африканского порошка кармумбо. Проснулся он утром и увидал себя в грязной и тесной клетке. Сонно висящим на шестке.
   В первые минуты он начал метаться по клетке как безумный, осыпая перья с крохотного тельца и царапая кривой клюв, потом в припадке тоски он умолял злую женщину спасти его, вернуть человеческий облик, но она только смеялась заливистым хохотом. Этот кошмарный хохот гремел под сводами их бедного жилища, и он с ужасом понял, что спасения нет.
 
   Уничтожить мужа, сгноить его с потрохами она не могла, таковы правила отношений у волшебников, даже у черных, а вот превратить... О, будучи сами оборотнями, они так любят превращать людей... В крыс и гиен... В шакалов и скорпионов. В пауков и клещей. Спасибо, что муженька превратила не в крысу. Не в какого-то там червя. Все-таки попугай! Птица умная, говорящая. К тому же, согласитесь, все-таки красивая. — Попугай скромно потупился.
   — Постойте... — сказал Валик.
   — Да, юноша, да. — Попугай с необыкновенным проворством сделал сальто на шестке.
   — Так вы — заколдованный человек? Вы — человек?! — вскричал Галик. — Невероятно!
   — Еще один сообразительный юноша, — грустно сказал попугай и меланхолично повис на шестке головой вниз.
   — Но... — сказал Арик.
   — Ник-ка-к-к-ких но! — Попугай стремительно взметнулся. — Сфера!
   — Что Сфера? — спросил Галик. — При чем здесь Сфера?
   — Вы ищете Сферу? Ответьте мне честно, вы ищете ее?!
   — Допустим.
   — И я ее ищу.
   — Зачем?
   — Моя последняя надежда.
   — То есть?
   — Юноша, не притворяйтесь более тупым, чем вы есть. Сфера может превратить меня обратно в человека.
   — Неужели? — удивился Валик.
   — Господи, с кем я связался? Одни тупицы!
   — Нет, нет, не торопитесь так низко нас оценивать. — Арик усмехнулся. — Если разобраться, то не настолько уж мы темны и тупы. И мы не прочь оказать вам помощь.
   — Ха! — Попугай сделал сальто-мортале. — Они не прочь. Да ведь и я не прочь. Я тоже готов вам помочь. Волшебная птица готова к этому. И, надо сказать, давно готова. — Еще один кувырок.
   — Так, значит, мы вместе? — вскричал Валик.
   — Да! — хрипло закричал попугай и вздернул хохолок. — Да! Вместе! И надолго!
   — Ну что ж, — подвел итог Галик. — Будем искать вместе.
   — Две вещи могут спасти меня — внезапно проснувшаяся добрая воля злодейки, на что надежды нет никакой, и Сфера, найти которую надежды мало, но все-таки...
   — Мы найдем ее! — воскликнул Валик.
   Попугай грустно улыбнулся.

Глава 12
Безобразная девушка и мартышка Базз

   Солнце поднималось над горизонтом. С берега тянул легкий бриз. Свет играл на волнистой поверхности светло-зеленой воды, по небу бежали веселые кучевые облака. Зрелище было восхитительным.
   Матросы, ловко взбираясь по реям, распускали паруса. На капитанском мостике стояли двое — сам капитан и закутанная в плащ хрупкая женщина. Капитан Резотто время от времени подносил к глазам подзорную трубу. Ребята, глядя на мостик снизу, с палубы, не сразу признали женщину.
   — Да это же безобра... — сказал Валик и тут же прикусил язык.
   — Да, так не годится, — степенно сказал Галик. — Надо придумать ей человеческое имя.
   — Идея верная, — отозвался Арик.
   — Какое имя? — повернулся к ним Валик.
   — Обыкновенное славное имя, — ответил Галик.
   — А где ж его взять? — удивился Валик.
   — Мы же сказали — придумать, — терпеливо разъяснил Арик.
   — Вот ты и придумывай, — сердито сказал Валик.
   Галик улыбнулся и переглянулся с Ариком.
   — Ну что ж, — сказал Арик, — не такое уж мучительное дело. Есть такой прием — из начальных букв двух слов составить одно, в котором смысл старых слов исчезнет. Берем три буквы от слова безобразная и две от слова девушка. Получается без-де... То есть как бы намек на бездельницу. Не подходит. Какая же она бездельница, если умеет морские узлы вязать? Если ее капитан даже на свой мостик допускает.
   — Логично мыслишь, — заметил Галик.
   — Не назовешь же ее страшилой, — сказал Валик.
   — Ты, Валик, иногда такое брякнешь, — поморщился Арик, — хоть уши зажимай.
   — Ладно тебе — уши! — миролюбиво сказал Валик. — Нежный какой.
   — Ну, нежный там или не нежный, а ерунды стараюсь не нести.
   — А я, по-твоему, несу ерунду? Всего-то хотел сказать, что не такая уж она страшная.
   — Я это понял, — холодно сказал Арик. — Она не страшная, ты не страшный, я не страшный. Галик тоже особо страшным не выглядит. Кто же у нас страшный? Сержант? Или этот красавец шкипер?
   — Ну, ты завелся, — сказал Валик. — Это теперь на полчаса.
   — Ну и как все же с девушкой? — прервал их диалог Галик. — Каким именем ее наречем?
   Все трое молча засопели.
   — В деревне иногда девушек-замарашек называли чернавками, — неожиданно подал мысль Валик.
   — Что? — удивился Галик.
   — Чернавка! — Арик тоже удивился, но вида не подал. — Звучит эффектно, но нам не подойдет. Какая же она чернавка?
   — Ну, сенная девушка, — не унимался Валик.
   — Да нет, — сказал Арик, — при чем здесь сено?
   — Да не сено, — важно сказал Валик, — а сени. Сенная девушка — это которая в сенях дежурит.
   — Якорь поднять! — крикнул с мостика капитан.
   Заскрипела, загремела якорная цепь.
   — Ну хорошо, а при чем здесь сени? — не унимался Арик. — Где ты здесь видел сени? Бывают на кораблях сени, а? Сени он вспо...
   Но его перебил зарумянившийся Галик.
   — Ура, — сказал он. — Валик — ты гений!
   — Да? — Арик удивленно уставился на Галика. — А почему?
   — Да потому что сенная девушка по твоему же рецепту дает сен-де, а если чуть подогнать, то получается имя — Сэнди. Роскошное имя для девицы!
   — Сэнди? — поднял брови Арик. — Хм!