Страница:
— Ты — девушка? — прошептал Олег.
Яна ничего не ответила, только выдохнула и прикусила нижнюю губу.
— Все будет нормально, ты только расслабься! — сказал Олег.
Он нажал сильнее, Яна застонала, выгнулась, но тут же расслабилась.
— Уже нет. — сказала она шепотом.
Олег в ответ снова начал ее целовать, равномерно двигаясь по мягким бедрам, алтасному, чуть наполненному животу, чувствуя как гибкие руки Яны обнимают и сжимают его все сильнее и сильнее. Яна дышала все громче, все глубже, запрокинув голову. Олег почувствовал, что ее бедра тоже начали двигаться ему навстречу. Все быстрее и быстрее, колышется старая обшивка сиденья, даже чудится, будто еле заметно раскачивается кабина на своих могучих рессорах — чуть-чуть. Еще, еще. Вдруг Яна переходит на крик, Олег чувствует как она поджимает ноги, что-то незримое глубоко внутри почти незаметно сжимает его плоть легкими судорогами, и вдруг Яна расслабляется. Не в силах себя сдерживать, Олег делает еще несколько движений, еще, еще, еще и резко привстает, отстраняясь от Яны.
— Испачкал пол кабины БАТ-2М? — осведомляется Яна. Голос у нее уже совсем спокойный, деловитый, даже немного ехидный.
— Откуда ты знаешь? Ведь темно.
— Темно, но слышно… Можно было этого и не делать.
— У тебя желание завести бэбика?
— У меня хороший день.
— Не очень я в этом разбираюсь вообще-то.
— Ну я-то наверно разбираюсь?
— Верю, котенок, верю. — Олег прилег рядом на сиденье, обнял ее и крепко поцеловал. Яна ответила долгим жарким поцелуем.
— Значит я у тебя первый?
— Это тебя смущает? Был еще один человечек в прошлом году, еще когда мы жили в Выборге.
— Где?
— В Выборге.
— Смешное слово.
— Так. Наверно ты уже понял, что я не люблю пошлостей.
— Не любишь пошлостей? — произнес Олег удивленно, затем что-то вспомнил, усмехнулся, на минуту оторвал руку от яниной груди и машинально потер свое плечо. — Н-да, помню. Кто тебя этому научил?
— Не любить пошлостей? Матушка.
— Нет, приемам таким кто тебя научил?
— Приемам — отец. Он у меня инструктор-десантник, в прошлом — афганец, спецназовец. Был когда-то такой спецназ МВД «Каскад», ты уже небось про такой и не слышал. Ну и отец занимался контролем южных границ СССР, ловили контрабандистов — наркотики, оружие.
— А ты где была?
— Я была маленькая. После Афгана отец стал офицером, командиром, а мы с мамой переехали к нему — он выбил разрешение, чтобы жена и дочь жили с ним на заставе. Ну а в восемьдесят пятом его погранотряд расформировали и часть перебросили под Ленинград — уже на борьбу с бандитами и спекулянтами, и мы переехали с заставы на базу под самым Ленинградом.
— Не было же тогда бандитизима!
— Ну ничего себе не было! По два выезда в неделю. Всегда был бандитизм, только говорить об этом — не говорили. И взяточничество всегда было.
Олег помолчал.
— А почему бывший? Чего он ушел из спецотряда?
— Ну… там долгая история. Знаешь как бывает? Сначала боец жизнью рискует под пулями, берет бандитское гнездо, а потом начинается суд, взятки, процессы, пересмотры, снова взятки — и через пару месяцев бандит оказывается снова на свободе. Оправдали.
— Неужели так было раньше?
— Редко. Сейчас чаще, но и тогда тоже было. Короче когда отец на очередном задании случайно увидел перед собой человека с обрезом, и понял что именно его он сам вязал два месяца назад… Короче он приказал своим бить на поражение и сам начал расстреливать первый — там было девять бандитов, один только остался живым, оказался крепким, откачали в госпитале… А приказ начальства был — брать всех живыми. Ну короче был скандал, но дело потом как-то замяли — ну вооруженные бандиты, самооборона там, понятное дело… Но у отца отобрали командование, разжаловали до старшего лейтенанта и предложили либо идти в отставку, либо стать инструктором под Выборгом… А потом в восемьдесят седьмом его снова повысили до майора с переводом, и вот уже полгода как мы переехали в эту дыру под Ярославль…
— Да, крут у тебя папашка…
— А то! — сказала Яна с гордостью. — Майор Луговой — тебя не гонял?
— Да нет вроде, я же не десантник, мы солдатики инженерного взвода. Но так наверно видел. Постой-ка… Майор… Высокий такой, с громовым голосом?
— Главное чтобы он тебя не видел. — Яна улыбнулась. — Вот, а я как раз десантник. В принципе легко справляюсь со взрослым мужиком.
— Ну ты даешь, десантница… Так что там было с тем парнем в этом самом городе… Нехорошее слово.
— В Выборге! — Яна в шутку пихнула его локтем.
— Ну да в Выборге.
Не отвечая, Яна потянулась, поморщившись.
— Ну и как же это, не получилось?
— В смысле? А, это… Да никак. Вот тебе сколько?
— Две.
— Что две?
— Девчонки две до тебя.
— Да нет, Олежек, лет тебе сколько?
— Двадцать один.
— Ну вот. Мне было пятнадцать, а тому мальчику четырнадцать… Я так поняла, что у вас в этом возрасте все кончается раньше чем начинается.
— Ну не у всех.
— А я и не говорю что у всех. Я что, по твоему похожа на девчонку, которая делает это со всеми?
— Да нет, нет…
— Или ты думаешь, что если я тебе отдалась во вторую же встречу в этом гараже, то я любому бы отдалась сегодня в этом гараже?
— Нет, котенок, успокойся, я так не думаю.
— Вот то-то.
— А с этим пареньком твоим вы долго встречались?
— Да… — Яна поморщилась, — Мы с ним вообще не встречались. Это был день рождения у подруги, а он был ее парень, а не мой.
— И чего?
— Да ничего. Пить мне нельзя, вот чего. А то начинаю себя вести странно… Короче помню что мы с ним заперлись в ванной, но у него все закончилось еще прежде чем мы успели раздеться…
— И чего, так и вышли из ванной?
— Если б вышли — как раз никто бы ничего и не заметил. Но мы там еще полтора часа обнимались-целовались.
— Ого, круто.
— Ничего крутого — подруга потом со мной разругалась навечно…
— А этот?
— Я наутро проснулась на кухне — там много было народу, какие-то коврики и спальные мешки всем расстелили, — и он возле меня крутится, типа кофе в постель принес. Посмотрела на него трезвым взглядом… господи, да на фиг мне такой нужен? И как я вообще могла? Ладно, что ты вообще ко мне пристал с этим?
— Сама разговор начала…
— Наверно пора одеваться.
— Как, уже?
— А что, еще?
— Конечно еще. — Олег улыбнулся и поцеловал Яну.
— Больно будет. Но ладно. — Яна обняла его и потянула к себе.
Олег перекатился и лег на нее, стараясь вжаться всем телом в ее мягкую и податливую плоть. Он гладил ее грудь, целовал ее длинные плотные ноги, Яна глубоко дышала и что-то шептала ему, он снова вошел в нее, и Яна двигалась навстречу ему, еще более горячо и резко чем в первый раз, мотая головой и разбрасывая по лицу рыжую челку, поднимая ноги и сжимая его в объятьях, и все повторяла: Еще, еще! И затем снова зашлась в стоне, не в силах его сдерживать.
— Котенок. — прошептал Олег, лаская ее грудь и обнимая за плечи.
— Неужели ты завтра уезжаешь? — спросила Яна грустно.
— Уезжаю…
— А может ты останешься на сверхсрочную?
— Хм… Нет, уж лучше вы к нам…
— К кому это — к вам? — насторожилась Яна.
— Фраза такая из фильма «Бриллиантовая рука»: «Будете у нас на Колыме…»
— А, помню. — Яна засмеялась. — А что, я приеду! Я девчонка боевая, соберусь и приеду. Двадцатипятиэтажка, говоришь?
— Двадцать четыре, если быть точным. Метро «Южная», а там пешком через парк Победы наискосок к Чертановской — сразу увидишь, там у нас одна башня.
— Этаж двадцатый?
— Как ты все помнишь-то… Двадцатый.
— А квартира?
— Что — квартира. Обычная квартира. Только у звонка табличка висит «Осторожно, злая человека».
Яна снова рассмеялась.
— Отпад полный. Когда к тебе приехать?
— Да если будешь вдруг проездом в Москве… Там видно будет.
— А вот в мае?
— Не, не. В мае я буду к экзаменам готовиться.
— В училище что-ли?
— Ага.
— Слушай, а как ты думаешь, меня бы взяли в театральное училище?
— Я бы взял. — усмехнулся Олег. — А так — не знаю.
— А что туда нужно сдавать? Математику, химию?
— Ты что, одурела? Туда басню надо. И стих. Выучить и прочесть. С выражением.
— С чем, с чем? С выражениями?
— И кто еще тут пошлит!
— Нет, ну правда, что за стих-то? — хихикнула Яна, — как на уроке литературы, «Лес дремучий снегами покрыт, на посту пограничник стоит»?
— Вот-вот. Хотя бы его. Или параноик стоит.
— Кто-кто стоит? Опять какая-то пошлость?
— Нет, параноик — это тот, кто боится.
Олег приподнялся на локте, запрокинул голову и стал читать:
— Это чье?
— Мое.
— Нет, ну правда?
— Правда мое. Только что сочинил. — глаза Олега блеснули в темноте.
— Ух ты… Да, мне конечно далеко до театрального, я так не могу.
— Нет, ну там не обязательно сочинять, надо только выйти и красиво прочесть. — ответил Олег и почему-то смутился.
— А ты напишешь мне слова, я выучу и расскажу. С выражениями!
— Ну что ты, такое нельзя, я пошутил, там полагается какую-нибудь басню, типа «Ворона, очки и муравей» или что-то в этом роде.
— Слушай, а это ведь идея. И все? Больше ничего?
— Ну остальное ерунда, сочинение там еще написать.
— Сочинение ерунда. Слушай, как просто! Все, я серьезно начинаю думать, не поступить ли мне в училище.
— Ну, дело твое. — сказал Олег отстраненно.
— Вот приду сегодня домой… Ой, сколько времени?!!
— Не знаю, Ян, что ты так кричишь?
— Там же отец придет и меня начнет искать! Сколько времени??
— Да не знаю я…
Но Яна его уже не слушала — она быстро натягивала джинсы. Олег тоже стал одеваться. Они выбежали из кабины, пробежали через ангар до двери и Олег отодвинул брусок. Дверь ангара чуть приоткрылась. Тут Яна опомнилась и остановилась.
— Послушай, я тебя не увижу?
— Увы, больше не увидишь.
— До самой-самой Москвы? И утром не увижу?
Олег ничего не ответил, на секунду замер, затем порылся в кармане и вытащил металлическую расческу.
— Это тебе на память.
— Спасибо.
— Да нет, ты на свету посмотри.
Яна сделала пару шагов к щели, через которую пробивалась полоска света от заходящего солнца. В ее руке лежала аллюминиевая расческа с длинной узкой ручкой, на расческе был оттиснут непонятный значок, похожий на эмблему связистов, и выдолблено «ц80к».
— Переверни. — сказал Олег.
Яна перевернула расческу. На другой стороне по всей длине — от начала и до середины ручки была красиво выгравирована надпись: «Моему милому котенку из Советской Армии.»
— Это мне? — спросиля Яна, не веря своим глазам.
— Тебе. Сам делал — три дня сидел.
Яна подпрыгнула и крепко поцеловала его. Глаза ее блестели. Затем она все-таки тревожно оглянулась и виновато сказала:
— Ну мне пора бежать.
— Беги. Счастливо. А я пойду фонарь искать — может его можно починить? Я буду помнить тебя. — ответил Олег.
— Я тебя не забуду! Я тебя люблю! До встречи в Москве! — и Яна убежала вдаль по дороге.
С трудом отсидев пять уроков, Яна пришла домой. Матери не было, отец был на своих занятиях, и это было хорошо. Яна понимала, что уйти из дому можно только тайком — с отцом не поспоришь. Она заранее продумала что возьмет с собой — минимум вещей. Все вещи улеглись в синюю плетеную сумку. Яна вздохнула, достала тетрадку по физике — там была половина чистых листов — и вырвала самый последний лист. Тотчас же отвалился какой-то первый листок, но это уже было не важно. Размашисто Яна написала короткое письмо родителям — она просила не судить ее за уход из дома, обещала писать и скоро вернуться. О себе она написала следующее «уехала на две недели к другу в Москву, буду узнавать про театральное училище». Яна еще раз огляделась. Ее маленька комната показалась ей вдруг такой уютной, в окно умиротворенно светило солнце, с полки пялились учебники, на письменном столе была разбросана всякая канцеолярская мелочь — ластики, транспортиры — такие вдруг родные и приятные… Яна вздохнула, мотнула головой и решительно вышла из комнаты. Она заперла дверь, положила ключ как обычно под коврик и бесшумно побежала по лестнице.
Яна дошла до дырки в бетонном заборе, через которую каждый день ходила в школу, но дальше направилась в другую сторону — к поселковой остановке автобуса. Ей повезло — автобус как раз стоял с открытыми дверями. Доехав до самого вокзала, Яна села в электричку, отправляющуюся на Александров, там подождала электрички на Москву и в конце концов вышла на московский перрон. До этого Яне никогда не доводилось бывать в столице, все казалось торжественным и величественным, даже засохшие плевки на асфальте. Неожиданно перед ней появился пожилой и чуть небритый господин в сером, немного помятом пальто. Он вынул пластиковую авторучку и внушительно показал ее Яне.
— Девушка, простите пожалуйста, я инженер-строитель, сам из Донецка, попал в затруднительное положение — у меня есть новая авторучка, но нет пятачка на метро, может быть вы ее у меня купите?
Яна удивилась. Денег у нее было в обрез, но как не помочь человеку?
— Я вам просто дам пять копеек. — сообщила Яна и полезла в карман.
— Нет-нет! — запротестовал мужичок, — Возьмите ручку, а то получается, что я как бы попрошайничаю!
— Нет, ну что вы, я так не думаю.
— Да? Спасибо! — мужичок проворно схватил пять копеек и растворился в толпе.
— Вот тебе и Москва златоглавая. — пробормотала Яна и поплыла в людском потоке.
Поток понес ее мимо каких-то киосков и вынес к метро. Изучив карту, Яна без труда нашла станцию «Южная» — собственно на юге Москвы она и находилась. Она вышла на «Южной» и огляделась. Вокруг стояли многоэтажки, по-вечернему торопились по домам прохожие. Горел только киоск «Союзпечать». Яне хотелось что-то принести Олегу в подарок, что-то такое, вроде цветов, но она конечно понимала что цветы парням не дарят. Что бы такое подарить? И тут Яна увидела перочинный ножик — черный, маленький, за рубль тридцать. Вполне подходящий подарок для парня. Яна пересчитала деньги — не хватало трех копеек. Черт бы побрал этого мужика на вокзале! Яна огляделась — может набраться бесстыдства и попросить у кого-нибудь три копейки? «Получится что я как бы попрошайничаю» — вспомнила она слова бывшего инженера. Прохожие куда-то растворились, неподалеку стояли два парня. Яна никогда таких не видела, хотя читала о них в каком-то новом, послеперестроечном журнале — это были неформалы. Одеты они были в рваные джинсы — совершенно рваные, как ветошь в военных гаражах, которой протирают машины. У обоих были длинные волосы как у девок, причем у одного еще зачем-то были выстрижены виски. Нет, у таких просить три копейки не стоит. Парни, заметив Яну, повернулись и стали ее откровенно разглядывать. Яна почему-то смутилась и опустила глаза. Удача! В пыли, у самой стенки киоска, лежали три копейки! Яна подобрала их, купила ножик, и отправилась вдоль домов к парку Победы.
Парк представлял из себя большое глиняное поле, с насаженным кое-как кустарником, по-весеннему тоскливым и тощим. Окаймляла это поле асфальтовая дорожка, а вдалеке действительно стояла башня — таких Яна не видела даже в Ленинграде. Яна зашла в подъезд, поднялась на двадцатый этаж и вышла на лестничную площадку. Сердце ее забилось. Она протянула руку и нажала кнопку звонка, расположенную над табличкой «осторожно, злая человека». Яна представила как сейчас выйдет Олег, и они бросятся друг другу в объятья, будут говорить, говорить не переставая… Яна расскажет ему про эти две недели, которые она провела без него, про ссору с родителями, про побег из дома, про три копейки… За дверью еле слышно играла музыка.
— Кто там? — спросили из-за двери.
Яна почувствовала что ее пристально рассматривают в глазок. Этобыло неприятно. Не дожидаясь ответа, дверь все же открыли. Яна увидела перед собой высокую поджарую девицу, года на три старше Яны, с белыми крашенными волосами. На девице был пестрый халат и домашние тапочки.
— Вы кто? — спросила девица, подозрительно глядя на Яну.
— Я наверно ошиблась квартирой, Олег здесь не живет?
— Живе-ет. — сказала девица каким-то очень неприятным тоном, каким обычно произносят «та-ак».
— А вы собственно кто? — спросила Яна.
Девица, ничего не ответив, обернулась и крикнула в комнату: «Олег! Олег! Ну-ка подойди сюда!» Где-то хлопнула дверь, музыка усилилась и послышались шаги. И вот в коридоре появился Олег. Он был совсем не похож на солдатика в домашней штатской одежде, да и успел уже отпустить небольшую щетину, грозящую перерасти в бородку. Увидев Яну, Олег остановился и на лице его появилась растерянность.
— Привет… — сказал он как-то неуверенно.
— Олег, это кто такая? — вопросила девица, уперев в бока сухонькие кулачки.
— Это подруга одного моего сослуживца. — быстро сказал Олег, — Наверно хочет узнать про него. Сейчас мы с ней выйдем на лестницу и поговорим, подрожди нас здесь, ладно?
— Ничего я не буду ждать! — объявила девица. — Говори, я послушаю.
— Ну, котенок, я тебе потом все объясню. — Олег нежно взял девицу за плечи. — Я буквально на минутку выйду, ладно, котенок?
Яна остолбенела, услышав, как Олег называет «котенком» эту белобрысую девку. Он же тем временем нежно, но решительно затолкал девицу вглубь коридора, а сам вышел на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь.
— Ты что с ума сошла? — прошептал он Яне, — Ты что так вдруг, без предупреждения?
— Кто это такая? — спросила Яна упрямо.
— Это Ольга.
— Кто такая Ольга?
— Моя девушка.
— Девушка?? Но… Но ты же сказал что любишь меня??
— Ну сказал… Яночка, понимаешь, жизнь — она штука сложная, и не надо меня винить. Все меняется с каждым днем. Ольга моя девушка, она меня ждала два года из армии, я ее люблю. А то что я сказал, что люблю тебя — ну ты хорошая девчонка, бойкая, симппатичная. Я конечно не помню, может я и сказал такое, но это ведь ничего не значит, я в тот момент тебя любил, но тот момент прошел, а жизнь продолжается. А слова — слова они не значат ничего, когда ты говоришь «здравствуй» ты ведь редко задумываешься что это не просто машинальное приветствие, а пожелание крепкого здоровья? Ну и… Да почему я должен оправдываться в конце концов? Что я такого сделал?
Яна внимательно слушала его сбивчивую речь. И кровь закипала в ней. Пелена слез застилала глаза, дыхание срывалось и останавливалось, сердце, казалось, разбухло и не билось в груди, а словно звонило в колокол, отдаваясь в каждой клетке тела. Яна больше не могла это слушать. Она до крови закусила губу и что было сил залепила ему пощечину — звонко, с треском, получилось даже не плашмя, а ребром ладони — по шеке. Тут же речь оборвалась и Олег отлетел к бетонной крашенной стене. Не глядя, Яна повернулась, бросилась мимо лифта к лестнице и побежала вниз. Ей казалось, что она бежит целую вечность. Слезы мутной пеленой стояли в глазах, и только мельтешил вокруг калейдоскоп серых исписанных стен и серых заплеванных ступеней, да тревожно звенели дребежжащие трубки ламп. Хлопнула дверь подъезда, и в лицо ударил прохладный весенний сумрак. Прямо перед собой Яна увидела скамейку. Она с размаху села на нее и закрыла лицо руками.
Столько она так сидела, Яна потом не могла вспомнить. Может быть час, может быть всего минуту. Очнулась она когда чья-то рука дернула ее за плечо.
— Эй, подруга, случилось чего?
Яна подумала что у нее сейчас должен быть совершенно идиотский вид, но впрочем какая уже разница? Тем не менее лицо открывать не хотелось.
— Случилось. — глухо ответила она, не отрывая рук от лица.
— Кто обидел-то? Ты скажи, мы сейчас с Ежом ему настучим по репе, поваляется с сотрясением мозга — поумнеет.
— Не надо. Никто меня не обидел. — вздохнула Яна.
— А чего так сидишь? — подал голос кто-то другой.
Яна наконец отняла руки от лица. Перед ней стояли те самые два неформала, которых она видела у метро.
— Ого. — сразу сказал тот, что был с бритыми висками. — Плохо дело.
Яна поняла, что вид у нее и впрямь ужасный.
— Ну успокойся, все нормально — солнце светит, ветер дует, птички гадят. — успокоил ее второй. — Портвейн будешь?
— Буду. — сказала Яна.
— Тогда пошли. — парень заботливо обнял ее за плечи. — Не бойся, мы не обидим.
Яна встала и пошла за ними. Шли они недолго, какими-то дворами, и наконец вышли к длинному дому.
— Ну вот например сюда. — Еж неуверенно указал на один из подъездов.
Они зашли в какой-то подъезд и поднялись на второй этаж. На лестнице было темно, закопченные лестничные пролеты-потолки были исчерканы надписями, одиноко торчали разбитые лампочки.
— Садись. — сказал бритый и указал на ступеньку.
Яна послышно села.
— Меня зовут Космос, а это Еж. — ловким ударом об перила Космос сбил пробку с бутылки.
— Яна.
— А чо, клички нет? Просто Яна?
— Просто Яна…
— Ну нормально. На, пей.
Яна взяла бутылку, запрокинула голову и влила в себя сразу половину бутыли. В жевоте появилось приятное тепло и стало расползаться по всему телу.
— Ух, молодец. — одобрил Космос и сам приложился к бутылке.
Вдруг на площадке открылась одна дверь и высунулась старушка. Космос тут же отвернулся и поспешно спрятал бутылку под куртку. Старушка хищно поводила носом:
— Чо опять расселись?
— Мы тут первый раз. — искренне удивился Еж.
— Не ты, так другой — каждый день тут всякие сидят, пьют, того и гляди дом подпалят. Сволочи!
— Бабка, вали отсюда по хорошему. — прошипел Еж.
— Милиции на вас нету! — бабка хлопнула дверью.
Еж и Космос громко заржали.
— Ну так что с тобой случилось-то, подруга? — снова стал серьезным Космос.
Яна помолчала. И вдруг стала рассказывать — про школу, про гараж, про расческу, про то, как она приехала в Москву и как оказалась на лавке у подъезда… Космос и Еж слушали, не перебивая.
— Понятно… — вздохнул Космос когда Яна закончила рассказ. — Ну и вот что я тебе скажу. По нашему, по-панковски, — запомни, все в мире дерьмо. И твой Олег — дерьмо. И ты дерьмо. И я дерьмо. И вон Еж тоже дерьмо.
— Ты давай меня не припахивай, я не панк, я хиппи. — обиделся Еж, оторвавшись от бутылки.
— Да все равно дерьмо. И грузиться по этому поводу…
— Чего делать? — переспросила Яна.
— Ну канючить, страдать. Короче грузиться что мир дерьмо — это дерьмом булькать. Понятно?
Яна кивнула. Космос театральным жестом провел рукой по воздуху:
— Вот смотри сама. — Разве мы не в дерьме?
Яна оглядела закопченные лестничные пролеты, пыльные серые ступени, бычки на полу… То ли аргумент был убедительный, то ли подействовал портвейн, но Яна стала успокаиваться.
— Да, мы в дерьме. — вздохнула она, и вдруг действительно почувствовала облегчение от этих слов, будто все сразу встало на свои места и все законы жизни стали полностью объяснены.
Неожиданно внизу хлопнула дверь и на лестнице послышались громовые шаги — кто-то поднимался, здоровый и внушительный. Космос на всякий случай спрятал пустую бутылку под куртку.
— Эй, вы, козлы! — раздался громовой голос и в густой темноте появился милиционер. — А ну ко мне, быстро!
— Вот попали. — шепнул Еж, — Это бабка вызвала. Сейчас в отделение поведут.
— За что? — удивилась Яна.
— За ухо. — мрачно прошептал Космос. — Куда бы бутылку спрятать?
— Эй, долго вас ждать? Или мне самому подняться? — заухало внизу.
Яна встала со ступеньки и начала спускаться первой. Милиционер был рослый, немолодой. Лицо его было неразличимо в полумраке, и казалось просто квадратным пятном. Яна приблизилась к нему.
— А, маленькая сучка, трахаться негде? Ничего, в обезьяннике трахнут. Распустила вас перестройка, подонков. — он грубо схватил Яну за плечо, стащил с лестницы и швырнул за спину, влево, в короткий тупик перед двумя чьими-то дверями. Яна ударилась щекой о крашенную дверь.
Яна ничего не ответила, только выдохнула и прикусила нижнюю губу.
— Все будет нормально, ты только расслабься! — сказал Олег.
Он нажал сильнее, Яна застонала, выгнулась, но тут же расслабилась.
— Уже нет. — сказала она шепотом.
Олег в ответ снова начал ее целовать, равномерно двигаясь по мягким бедрам, алтасному, чуть наполненному животу, чувствуя как гибкие руки Яны обнимают и сжимают его все сильнее и сильнее. Яна дышала все громче, все глубже, запрокинув голову. Олег почувствовал, что ее бедра тоже начали двигаться ему навстречу. Все быстрее и быстрее, колышется старая обшивка сиденья, даже чудится, будто еле заметно раскачивается кабина на своих могучих рессорах — чуть-чуть. Еще, еще. Вдруг Яна переходит на крик, Олег чувствует как она поджимает ноги, что-то незримое глубоко внутри почти незаметно сжимает его плоть легкими судорогами, и вдруг Яна расслабляется. Не в силах себя сдерживать, Олег делает еще несколько движений, еще, еще, еще и резко привстает, отстраняясь от Яны.
— Испачкал пол кабины БАТ-2М? — осведомляется Яна. Голос у нее уже совсем спокойный, деловитый, даже немного ехидный.
— Откуда ты знаешь? Ведь темно.
— Темно, но слышно… Можно было этого и не делать.
— У тебя желание завести бэбика?
— У меня хороший день.
— Не очень я в этом разбираюсь вообще-то.
— Ну я-то наверно разбираюсь?
— Верю, котенок, верю. — Олег прилег рядом на сиденье, обнял ее и крепко поцеловал. Яна ответила долгим жарким поцелуем.
— Значит я у тебя первый?
— Это тебя смущает? Был еще один человечек в прошлом году, еще когда мы жили в Выборге.
— Где?
— В Выборге.
— Смешное слово.
— Так. Наверно ты уже понял, что я не люблю пошлостей.
— Не любишь пошлостей? — произнес Олег удивленно, затем что-то вспомнил, усмехнулся, на минуту оторвал руку от яниной груди и машинально потер свое плечо. — Н-да, помню. Кто тебя этому научил?
— Не любить пошлостей? Матушка.
— Нет, приемам таким кто тебя научил?
— Приемам — отец. Он у меня инструктор-десантник, в прошлом — афганец, спецназовец. Был когда-то такой спецназ МВД «Каскад», ты уже небось про такой и не слышал. Ну и отец занимался контролем южных границ СССР, ловили контрабандистов — наркотики, оружие.
— А ты где была?
— Я была маленькая. После Афгана отец стал офицером, командиром, а мы с мамой переехали к нему — он выбил разрешение, чтобы жена и дочь жили с ним на заставе. Ну а в восемьдесят пятом его погранотряд расформировали и часть перебросили под Ленинград — уже на борьбу с бандитами и спекулянтами, и мы переехали с заставы на базу под самым Ленинградом.
— Не было же тогда бандитизима!
— Ну ничего себе не было! По два выезда в неделю. Всегда был бандитизм, только говорить об этом — не говорили. И взяточничество всегда было.
Олег помолчал.
— А почему бывший? Чего он ушел из спецотряда?
— Ну… там долгая история. Знаешь как бывает? Сначала боец жизнью рискует под пулями, берет бандитское гнездо, а потом начинается суд, взятки, процессы, пересмотры, снова взятки — и через пару месяцев бандит оказывается снова на свободе. Оправдали.
— Неужели так было раньше?
— Редко. Сейчас чаще, но и тогда тоже было. Короче когда отец на очередном задании случайно увидел перед собой человека с обрезом, и понял что именно его он сам вязал два месяца назад… Короче он приказал своим бить на поражение и сам начал расстреливать первый — там было девять бандитов, один только остался живым, оказался крепким, откачали в госпитале… А приказ начальства был — брать всех живыми. Ну короче был скандал, но дело потом как-то замяли — ну вооруженные бандиты, самооборона там, понятное дело… Но у отца отобрали командование, разжаловали до старшего лейтенанта и предложили либо идти в отставку, либо стать инструктором под Выборгом… А потом в восемьдесят седьмом его снова повысили до майора с переводом, и вот уже полгода как мы переехали в эту дыру под Ярославль…
— Да, крут у тебя папашка…
— А то! — сказала Яна с гордостью. — Майор Луговой — тебя не гонял?
— Да нет вроде, я же не десантник, мы солдатики инженерного взвода. Но так наверно видел. Постой-ка… Майор… Высокий такой, с громовым голосом?
— Главное чтобы он тебя не видел. — Яна улыбнулась. — Вот, а я как раз десантник. В принципе легко справляюсь со взрослым мужиком.
— Ну ты даешь, десантница… Так что там было с тем парнем в этом самом городе… Нехорошее слово.
— В Выборге! — Яна в шутку пихнула его локтем.
— Ну да в Выборге.
Не отвечая, Яна потянулась, поморщившись.
— Ну и как же это, не получилось?
— В смысле? А, это… Да никак. Вот тебе сколько?
— Две.
— Что две?
— Девчонки две до тебя.
— Да нет, Олежек, лет тебе сколько?
— Двадцать один.
— Ну вот. Мне было пятнадцать, а тому мальчику четырнадцать… Я так поняла, что у вас в этом возрасте все кончается раньше чем начинается.
— Ну не у всех.
— А я и не говорю что у всех. Я что, по твоему похожа на девчонку, которая делает это со всеми?
— Да нет, нет…
— Или ты думаешь, что если я тебе отдалась во вторую же встречу в этом гараже, то я любому бы отдалась сегодня в этом гараже?
— Нет, котенок, успокойся, я так не думаю.
— Вот то-то.
— А с этим пареньком твоим вы долго встречались?
— Да… — Яна поморщилась, — Мы с ним вообще не встречались. Это был день рождения у подруги, а он был ее парень, а не мой.
— И чего?
— Да ничего. Пить мне нельзя, вот чего. А то начинаю себя вести странно… Короче помню что мы с ним заперлись в ванной, но у него все закончилось еще прежде чем мы успели раздеться…
— И чего, так и вышли из ванной?
— Если б вышли — как раз никто бы ничего и не заметил. Но мы там еще полтора часа обнимались-целовались.
— Ого, круто.
— Ничего крутого — подруга потом со мной разругалась навечно…
— А этот?
— Я наутро проснулась на кухне — там много было народу, какие-то коврики и спальные мешки всем расстелили, — и он возле меня крутится, типа кофе в постель принес. Посмотрела на него трезвым взглядом… господи, да на фиг мне такой нужен? И как я вообще могла? Ладно, что ты вообще ко мне пристал с этим?
— Сама разговор начала…
— Наверно пора одеваться.
— Как, уже?
— А что, еще?
— Конечно еще. — Олег улыбнулся и поцеловал Яну.
— Больно будет. Но ладно. — Яна обняла его и потянула к себе.
Олег перекатился и лег на нее, стараясь вжаться всем телом в ее мягкую и податливую плоть. Он гладил ее грудь, целовал ее длинные плотные ноги, Яна глубоко дышала и что-то шептала ему, он снова вошел в нее, и Яна двигалась навстречу ему, еще более горячо и резко чем в первый раз, мотая головой и разбрасывая по лицу рыжую челку, поднимая ноги и сжимая его в объятьях, и все повторяла: Еще, еще! И затем снова зашлась в стоне, не в силах его сдерживать.
— Котенок. — прошептал Олег, лаская ее грудь и обнимая за плечи.
— Неужели ты завтра уезжаешь? — спросила Яна грустно.
— Уезжаю…
— А может ты останешься на сверхсрочную?
— Хм… Нет, уж лучше вы к нам…
— К кому это — к вам? — насторожилась Яна.
— Фраза такая из фильма «Бриллиантовая рука»: «Будете у нас на Колыме…»
— А, помню. — Яна засмеялась. — А что, я приеду! Я девчонка боевая, соберусь и приеду. Двадцатипятиэтажка, говоришь?
— Двадцать четыре, если быть точным. Метро «Южная», а там пешком через парк Победы наискосок к Чертановской — сразу увидишь, там у нас одна башня.
— Этаж двадцатый?
— Как ты все помнишь-то… Двадцатый.
— А квартира?
— Что — квартира. Обычная квартира. Только у звонка табличка висит «Осторожно, злая человека».
Яна снова рассмеялась.
— Отпад полный. Когда к тебе приехать?
— Да если будешь вдруг проездом в Москве… Там видно будет.
— А вот в мае?
— Не, не. В мае я буду к экзаменам готовиться.
— В училище что-ли?
— Ага.
— Слушай, а как ты думаешь, меня бы взяли в театральное училище?
— Я бы взял. — усмехнулся Олег. — А так — не знаю.
— А что туда нужно сдавать? Математику, химию?
— Ты что, одурела? Туда басню надо. И стих. Выучить и прочесть. С выражением.
— С чем, с чем? С выражениями?
— И кто еще тут пошлит!
— Нет, ну правда, что за стих-то? — хихикнула Яна, — как на уроке литературы, «Лес дремучий снегами покрыт, на посту пограничник стоит»?
— Вот-вот. Хотя бы его. Или параноик стоит.
— Кто-кто стоит? Опять какая-то пошлость?
— Нет, параноик — это тот, кто боится.
Олег приподнялся на локте, запрокинул голову и стал читать:
Яна от хохота чуть не скатилась с сиденья.
Лес дремучий снегами покрыт —
На снегу параноик стоит.
Возле самого леса овраг —
Может в чаще скрывается враг?
Мерзнут уши и жмут сапоги —
Это порчу наслали враги.
Может хватит стоять на снегу?
Очевидно так надо врагу.
Все задумано очень давно,
Все рассчитано и учтено.
Но каких бы не встретил врагов —
Дать отпор параноик готов.
— Это чье?
— Мое.
— Нет, ну правда?
— Правда мое. Только что сочинил. — глаза Олега блеснули в темноте.
— Ух ты… Да, мне конечно далеко до театрального, я так не могу.
— Нет, ну там не обязательно сочинять, надо только выйти и красиво прочесть. — ответил Олег и почему-то смутился.
— А ты напишешь мне слова, я выучу и расскажу. С выражениями!
— Ну что ты, такое нельзя, я пошутил, там полагается какую-нибудь басню, типа «Ворона, очки и муравей» или что-то в этом роде.
— Слушай, а это ведь идея. И все? Больше ничего?
— Ну остальное ерунда, сочинение там еще написать.
— Сочинение ерунда. Слушай, как просто! Все, я серьезно начинаю думать, не поступить ли мне в училище.
— Ну, дело твое. — сказал Олег отстраненно.
— Вот приду сегодня домой… Ой, сколько времени?!!
— Не знаю, Ян, что ты так кричишь?
— Там же отец придет и меня начнет искать! Сколько времени??
— Да не знаю я…
Но Яна его уже не слушала — она быстро натягивала джинсы. Олег тоже стал одеваться. Они выбежали из кабины, пробежали через ангар до двери и Олег отодвинул брусок. Дверь ангара чуть приоткрылась. Тут Яна опомнилась и остановилась.
— Послушай, я тебя не увижу?
— Увы, больше не увидишь.
— До самой-самой Москвы? И утром не увижу?
Олег ничего не ответил, на секунду замер, затем порылся в кармане и вытащил металлическую расческу.
— Это тебе на память.
— Спасибо.
— Да нет, ты на свету посмотри.
Яна сделала пару шагов к щели, через которую пробивалась полоска света от заходящего солнца. В ее руке лежала аллюминиевая расческа с длинной узкой ручкой, на расческе был оттиснут непонятный значок, похожий на эмблему связистов, и выдолблено «ц80к».
— Переверни. — сказал Олег.
Яна перевернула расческу. На другой стороне по всей длине — от начала и до середины ручки была красиво выгравирована надпись: «Моему милому котенку из Советской Армии.»
— Это мне? — спросиля Яна, не веря своим глазам.
— Тебе. Сам делал — три дня сидел.
Яна подпрыгнула и крепко поцеловала его. Глаза ее блестели. Затем она все-таки тревожно оглянулась и виновато сказала:
— Ну мне пора бежать.
— Беги. Счастливо. А я пойду фонарь искать — может его можно починить? Я буду помнить тебя. — ответил Олег.
— Я тебя не забуду! Я тебя люблю! До встречи в Москве! — и Яна убежала вдаль по дороге.
* * *
Поссорившись с отцом, Яна побежала в школу. За прошедшие две недели она уже твердо решила что поедет в Москву к Олегу и будет поступать с ним в театральное училище. Воображение уже рисовало ей красивую жизнь в столице с любимым человеком, вдалеке от мерзлой глины военных полигонов, очередей за хлебом в сельских магазинах и прочими радостями военных городков. А там — кто знает — быть может впереди ждет известность? Вот только жалко покидать отца с матерью, для начала Яна решила съездить к Олегу недельки на две — заодно узнать что надо для поступления. Конечно она эти две недели будет им писать! А школа — да Бог с ней, со школой, все равно пора ее бросать и поступать в училище.С трудом отсидев пять уроков, Яна пришла домой. Матери не было, отец был на своих занятиях, и это было хорошо. Яна понимала, что уйти из дому можно только тайком — с отцом не поспоришь. Она заранее продумала что возьмет с собой — минимум вещей. Все вещи улеглись в синюю плетеную сумку. Яна вздохнула, достала тетрадку по физике — там была половина чистых листов — и вырвала самый последний лист. Тотчас же отвалился какой-то первый листок, но это уже было не важно. Размашисто Яна написала короткое письмо родителям — она просила не судить ее за уход из дома, обещала писать и скоро вернуться. О себе она написала следующее «уехала на две недели к другу в Москву, буду узнавать про театральное училище». Яна еще раз огляделась. Ее маленька комната показалась ей вдруг такой уютной, в окно умиротворенно светило солнце, с полки пялились учебники, на письменном столе была разбросана всякая канцеолярская мелочь — ластики, транспортиры — такие вдруг родные и приятные… Яна вздохнула, мотнула головой и решительно вышла из комнаты. Она заперла дверь, положила ключ как обычно под коврик и бесшумно побежала по лестнице.
Яна дошла до дырки в бетонном заборе, через которую каждый день ходила в школу, но дальше направилась в другую сторону — к поселковой остановке автобуса. Ей повезло — автобус как раз стоял с открытыми дверями. Доехав до самого вокзала, Яна села в электричку, отправляющуюся на Александров, там подождала электрички на Москву и в конце концов вышла на московский перрон. До этого Яне никогда не доводилось бывать в столице, все казалось торжественным и величественным, даже засохшие плевки на асфальте. Неожиданно перед ней появился пожилой и чуть небритый господин в сером, немного помятом пальто. Он вынул пластиковую авторучку и внушительно показал ее Яне.
— Девушка, простите пожалуйста, я инженер-строитель, сам из Донецка, попал в затруднительное положение — у меня есть новая авторучка, но нет пятачка на метро, может быть вы ее у меня купите?
Яна удивилась. Денег у нее было в обрез, но как не помочь человеку?
— Я вам просто дам пять копеек. — сообщила Яна и полезла в карман.
— Нет-нет! — запротестовал мужичок, — Возьмите ручку, а то получается, что я как бы попрошайничаю!
— Нет, ну что вы, я так не думаю.
— Да? Спасибо! — мужичок проворно схватил пять копеек и растворился в толпе.
— Вот тебе и Москва златоглавая. — пробормотала Яна и поплыла в людском потоке.
Поток понес ее мимо каких-то киосков и вынес к метро. Изучив карту, Яна без труда нашла станцию «Южная» — собственно на юге Москвы она и находилась. Она вышла на «Южной» и огляделась. Вокруг стояли многоэтажки, по-вечернему торопились по домам прохожие. Горел только киоск «Союзпечать». Яне хотелось что-то принести Олегу в подарок, что-то такое, вроде цветов, но она конечно понимала что цветы парням не дарят. Что бы такое подарить? И тут Яна увидела перочинный ножик — черный, маленький, за рубль тридцать. Вполне подходящий подарок для парня. Яна пересчитала деньги — не хватало трех копеек. Черт бы побрал этого мужика на вокзале! Яна огляделась — может набраться бесстыдства и попросить у кого-нибудь три копейки? «Получится что я как бы попрошайничаю» — вспомнила она слова бывшего инженера. Прохожие куда-то растворились, неподалеку стояли два парня. Яна никогда таких не видела, хотя читала о них в каком-то новом, послеперестроечном журнале — это были неформалы. Одеты они были в рваные джинсы — совершенно рваные, как ветошь в военных гаражах, которой протирают машины. У обоих были длинные волосы как у девок, причем у одного еще зачем-то были выстрижены виски. Нет, у таких просить три копейки не стоит. Парни, заметив Яну, повернулись и стали ее откровенно разглядывать. Яна почему-то смутилась и опустила глаза. Удача! В пыли, у самой стенки киоска, лежали три копейки! Яна подобрала их, купила ножик, и отправилась вдоль домов к парку Победы.
Парк представлял из себя большое глиняное поле, с насаженным кое-как кустарником, по-весеннему тоскливым и тощим. Окаймляла это поле асфальтовая дорожка, а вдалеке действительно стояла башня — таких Яна не видела даже в Ленинграде. Яна зашла в подъезд, поднялась на двадцатый этаж и вышла на лестничную площадку. Сердце ее забилось. Она протянула руку и нажала кнопку звонка, расположенную над табличкой «осторожно, злая человека». Яна представила как сейчас выйдет Олег, и они бросятся друг другу в объятья, будут говорить, говорить не переставая… Яна расскажет ему про эти две недели, которые она провела без него, про ссору с родителями, про побег из дома, про три копейки… За дверью еле слышно играла музыка.
— Кто там? — спросили из-за двери.
Яна почувствовала что ее пристально рассматривают в глазок. Этобыло неприятно. Не дожидаясь ответа, дверь все же открыли. Яна увидела перед собой высокую поджарую девицу, года на три старше Яны, с белыми крашенными волосами. На девице был пестрый халат и домашние тапочки.
— Вы кто? — спросила девица, подозрительно глядя на Яну.
— Я наверно ошиблась квартирой, Олег здесь не живет?
— Живе-ет. — сказала девица каким-то очень неприятным тоном, каким обычно произносят «та-ак».
— А вы собственно кто? — спросила Яна.
Девица, ничего не ответив, обернулась и крикнула в комнату: «Олег! Олег! Ну-ка подойди сюда!» Где-то хлопнула дверь, музыка усилилась и послышались шаги. И вот в коридоре появился Олег. Он был совсем не похож на солдатика в домашней штатской одежде, да и успел уже отпустить небольшую щетину, грозящую перерасти в бородку. Увидев Яну, Олег остановился и на лице его появилась растерянность.
— Привет… — сказал он как-то неуверенно.
— Олег, это кто такая? — вопросила девица, уперев в бока сухонькие кулачки.
— Это подруга одного моего сослуживца. — быстро сказал Олег, — Наверно хочет узнать про него. Сейчас мы с ней выйдем на лестницу и поговорим, подрожди нас здесь, ладно?
— Ничего я не буду ждать! — объявила девица. — Говори, я послушаю.
— Ну, котенок, я тебе потом все объясню. — Олег нежно взял девицу за плечи. — Я буквально на минутку выйду, ладно, котенок?
Яна остолбенела, услышав, как Олег называет «котенком» эту белобрысую девку. Он же тем временем нежно, но решительно затолкал девицу вглубь коридора, а сам вышел на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь.
— Ты что с ума сошла? — прошептал он Яне, — Ты что так вдруг, без предупреждения?
— Кто это такая? — спросила Яна упрямо.
— Это Ольга.
— Кто такая Ольга?
— Моя девушка.
— Девушка?? Но… Но ты же сказал что любишь меня??
— Ну сказал… Яночка, понимаешь, жизнь — она штука сложная, и не надо меня винить. Все меняется с каждым днем. Ольга моя девушка, она меня ждала два года из армии, я ее люблю. А то что я сказал, что люблю тебя — ну ты хорошая девчонка, бойкая, симппатичная. Я конечно не помню, может я и сказал такое, но это ведь ничего не значит, я в тот момент тебя любил, но тот момент прошел, а жизнь продолжается. А слова — слова они не значат ничего, когда ты говоришь «здравствуй» ты ведь редко задумываешься что это не просто машинальное приветствие, а пожелание крепкого здоровья? Ну и… Да почему я должен оправдываться в конце концов? Что я такого сделал?
Яна внимательно слушала его сбивчивую речь. И кровь закипала в ней. Пелена слез застилала глаза, дыхание срывалось и останавливалось, сердце, казалось, разбухло и не билось в груди, а словно звонило в колокол, отдаваясь в каждой клетке тела. Яна больше не могла это слушать. Она до крови закусила губу и что было сил залепила ему пощечину — звонко, с треском, получилось даже не плашмя, а ребром ладони — по шеке. Тут же речь оборвалась и Олег отлетел к бетонной крашенной стене. Не глядя, Яна повернулась, бросилась мимо лифта к лестнице и побежала вниз. Ей казалось, что она бежит целую вечность. Слезы мутной пеленой стояли в глазах, и только мельтешил вокруг калейдоскоп серых исписанных стен и серых заплеванных ступеней, да тревожно звенели дребежжащие трубки ламп. Хлопнула дверь подъезда, и в лицо ударил прохладный весенний сумрак. Прямо перед собой Яна увидела скамейку. Она с размаху села на нее и закрыла лицо руками.
Столько она так сидела, Яна потом не могла вспомнить. Может быть час, может быть всего минуту. Очнулась она когда чья-то рука дернула ее за плечо.
— Эй, подруга, случилось чего?
Яна подумала что у нее сейчас должен быть совершенно идиотский вид, но впрочем какая уже разница? Тем не менее лицо открывать не хотелось.
— Случилось. — глухо ответила она, не отрывая рук от лица.
— Кто обидел-то? Ты скажи, мы сейчас с Ежом ему настучим по репе, поваляется с сотрясением мозга — поумнеет.
— Не надо. Никто меня не обидел. — вздохнула Яна.
— А чего так сидишь? — подал голос кто-то другой.
Яна наконец отняла руки от лица. Перед ней стояли те самые два неформала, которых она видела у метро.
— Ого. — сразу сказал тот, что был с бритыми висками. — Плохо дело.
Яна поняла, что вид у нее и впрямь ужасный.
— Ну успокойся, все нормально — солнце светит, ветер дует, птички гадят. — успокоил ее второй. — Портвейн будешь?
— Буду. — сказала Яна.
— Тогда пошли. — парень заботливо обнял ее за плечи. — Не бойся, мы не обидим.
Яна встала и пошла за ними. Шли они недолго, какими-то дворами, и наконец вышли к длинному дому.
— Ну вот например сюда. — Еж неуверенно указал на один из подъездов.
Они зашли в какой-то подъезд и поднялись на второй этаж. На лестнице было темно, закопченные лестничные пролеты-потолки были исчерканы надписями, одиноко торчали разбитые лампочки.
— Садись. — сказал бритый и указал на ступеньку.
Яна послышно села.
— Меня зовут Космос, а это Еж. — ловким ударом об перила Космос сбил пробку с бутылки.
— Яна.
— А чо, клички нет? Просто Яна?
— Просто Яна…
— Ну нормально. На, пей.
Яна взяла бутылку, запрокинула голову и влила в себя сразу половину бутыли. В жевоте появилось приятное тепло и стало расползаться по всему телу.
— Ух, молодец. — одобрил Космос и сам приложился к бутылке.
Вдруг на площадке открылась одна дверь и высунулась старушка. Космос тут же отвернулся и поспешно спрятал бутылку под куртку. Старушка хищно поводила носом:
— Чо опять расселись?
— Мы тут первый раз. — искренне удивился Еж.
— Не ты, так другой — каждый день тут всякие сидят, пьют, того и гляди дом подпалят. Сволочи!
— Бабка, вали отсюда по хорошему. — прошипел Еж.
— Милиции на вас нету! — бабка хлопнула дверью.
Еж и Космос громко заржали.
— Ну так что с тобой случилось-то, подруга? — снова стал серьезным Космос.
Яна помолчала. И вдруг стала рассказывать — про школу, про гараж, про расческу, про то, как она приехала в Москву и как оказалась на лавке у подъезда… Космос и Еж слушали, не перебивая.
— Понятно… — вздохнул Космос когда Яна закончила рассказ. — Ну и вот что я тебе скажу. По нашему, по-панковски, — запомни, все в мире дерьмо. И твой Олег — дерьмо. И ты дерьмо. И я дерьмо. И вон Еж тоже дерьмо.
— Ты давай меня не припахивай, я не панк, я хиппи. — обиделся Еж, оторвавшись от бутылки.
— Да все равно дерьмо. И грузиться по этому поводу…
— Чего делать? — переспросила Яна.
— Ну канючить, страдать. Короче грузиться что мир дерьмо — это дерьмом булькать. Понятно?
Яна кивнула. Космос театральным жестом провел рукой по воздуху:
— Вот смотри сама. — Разве мы не в дерьме?
Яна оглядела закопченные лестничные пролеты, пыльные серые ступени, бычки на полу… То ли аргумент был убедительный, то ли подействовал портвейн, но Яна стала успокаиваться.
— Да, мы в дерьме. — вздохнула она, и вдруг действительно почувствовала облегчение от этих слов, будто все сразу встало на свои места и все законы жизни стали полностью объяснены.
Неожиданно внизу хлопнула дверь и на лестнице послышались громовые шаги — кто-то поднимался, здоровый и внушительный. Космос на всякий случай спрятал пустую бутылку под куртку.
— Эй, вы, козлы! — раздался громовой голос и в густой темноте появился милиционер. — А ну ко мне, быстро!
— Вот попали. — шепнул Еж, — Это бабка вызвала. Сейчас в отделение поведут.
— За что? — удивилась Яна.
— За ухо. — мрачно прошептал Космос. — Куда бы бутылку спрятать?
— Эй, долго вас ждать? Или мне самому подняться? — заухало внизу.
Яна встала со ступеньки и начала спускаться первой. Милиционер был рослый, немолодой. Лицо его было неразличимо в полумраке, и казалось просто квадратным пятном. Яна приблизилась к нему.
— А, маленькая сучка, трахаться негде? Ничего, в обезьяннике трахнут. Распустила вас перестройка, подонков. — он грубо схватил Яну за плечо, стащил с лестницы и швырнул за спину, влево, в короткий тупик перед двумя чьими-то дверями. Яна ударилась щекой о крашенную дверь.