— Понял…
   — И вот еще что — закрой глаза. Не смотри на них. Взгляд человека всегда притягивает к себе взгляд, каждый человек всегда чувствует когда на него смотрят.
   — Почему?
   — Не знаю почему, наука это не может пока объяснить, но это так. Даже спящие обычно просыпаются если на них пристально смотреть.
   Между тем погоня приближалась. Бритоголовый что-то говорил вполголоса своим спутникам, озираясь по сторонам, навстречу ему выходили еще двое, и встретились как раз недалеко от сосны. Яна вынула из-за пазухи пистолет и сжала его в руке — три патрона это тоже не мало. Жалко конечно отдать жизнь вот так просто, в шестнадцать лет. А вот отдать ее взамен на жизнь троих бандитов? Не считая тех, что остались в доме — там точно не меньше одного трупа. Как это оно выходит, отдать жизнь за четверых бандитов? Нет, все равно обидно — отдаешь-то свою, а что там взамен выходит — какая тогда разница?
   Бандиты внизу встретились и остановились. Разговаривали они вполголоса, да и расстояние было приличное, поэтому Яне пришлось закрыть глаза и напрячь весь свой чуткий слух.
   — Ну что, никого? — спрашивал бритоголовый.
   — Никого пока.
   — Они не могли далеко уйти, они где-то здесь.
   — Кто — они? Кого мы вообще ищем? Этих детей?
   — Да, детей. И не задавай лишних вопросов, ара.
   — Ты веришь что школьница и этот наркаш-отморозок вдвоем замочили Лося, Серого, Шпиля, да еще и Рекса вдобавок? Забили Лося голыми руками? Шуллер, побойся бога — мы попали в хорошую переделку, здесь поработали крутые ребята, а эта школьница была подсадной уткой — она меня как последнего лоха водила весь день по Москве, а в парке у нее явно была с кем-то стрелка.
   — Ара, меня не интересуют твои базары, Сухарь видел из машины как эти двое убежали в лес — одни, больше с ними никого не было.
   — Шуллер, ты веришь что наркаш и школьница могли все это проделать?
   — Я ни во что не верю.
   — Ну так одумайся, это же чушь собачья, фантастика!
   — Сухарь их видел убегающими.
   — Значит их выпустили те, кто разгромил наш дом пока мы катались по этому липовому адресу. Или вообще Сухарь мог ошибаться.
   — Сухарь никогда не ошибается, у него такое зрение, какое тебе и не снилось, ты свои глаза уже давно пропил.
   — Шуллер, ты можешь конечно меня в натуре послать в задницу и делать что хочешь, но я уверен, что это ловушка, надо возвращаться на базу. А лучше всего — кинуть дом и делать ноги пока не поздно. Это уже не наша игра, все выходит из-под контроля. Такие вещи не бывают случайны, нас кто-то пасет.
   — Ты идиот, ара, и паникер. — бритоголовый помолчал, — Ладно, иногда ты говоришь здраво. Действительно, если наркаш с девчонкой бегают по лесу, мы их возьмем с Сухарем, а вы возвращайтесь к машине и отправляйтесь домой. Если там похозяйничал кто-то… Короче действуйте по обстоятельствам. Если там засада — чтобы тут же был от вас хоть один выстрел. Сигнал. Понятно?
   — Подставить хочешь? Сухим выбраться и свою шкуру спасти, Шуллер?
   Сквозь редкие ветки было видно как бритоголовый приблизился вплотную к говорившему. Кстати в говорившем Яна узнала парня в кожаной куртке, который следил за ней — только сейчас он был в черном плаще. Бритоголовый зашипел ему в лицо:
   — Послушай, ублюдок, ты не заговаривайся, понял? Ты что, забыл свое место, шестерка поганая? Все, я сказал — ты слышал. Мы с Сухарем остаемся, все остальные возвращаются в дом. Живо, суки!
   Бритоголовый по кличке Шуллер остался с Сухарем стоять на месте, остальные покорно удалились. Шуллер повернулся к Сухарю:
   — Ну, а ты что думаешь?
   Сухарь помолчал.
   — Я тебя спрашиваю или нет?
   — Не ори, Шуллер. Надо сегодня же вечером брать те две хаты, которые мы уже вычислили и валить горком, пока нас не опередили — лишний день, это провал в игре. А мы тут бегаем по лесу за какими-то детьми.
   — Эти дети, между прочим, изуродовали половину наших людей! — рявкнул Шуллер.
   Сухарь пожал плечами.
   — Я тебе давно говорил, что этих вечно пьяных ублюдков надо гнать. И предлагал вместо них привести своих людей — ты же не согласился? Так чего ты теперь хочешь?
   — Это мы сейчас не обсуждаем. А что ты скажешь про то, что случилось час назад?
   — Мне сразу не понравилась эта девчонка.
   — Чем?
   — Она не та, за кого себя выдает. Я это чувствую. Это профессионалка — ты видел как она откинула твою руку когда ты ее второй раз по морде съездил?
   — Ну и что? Ты наверно тоже отбрыкиваешься когда тебя по морде бьют.
   — Так ведь в том-то все и дело… — сказал Сухарь и замолчал.
   — Ладно, пошли еще побродим по лесу, они должны быть где-то здесь. А вечероми надо ехать и брать те точки, которые нам назвал этот шкет.
   — Он мог наврать так же как и девчонка.
   — Он не наврал — одну из этих точек вычислил Серго со своими ребятами, так что все сходится. Если мы не свалим горком завтра — то горком свалит нас.
   Шуллер и Сухарь удалились. Яна подождала еще минут пять, а затем наклонилась и пихнула ногой в бок Славика, который сидел на нижних ветках.
   — Ну чего, слышал?
   — Не.
   — Ну я тебе потом расскажу. Черт, надо осмотреться, где тут проходит шоссейка? Если мы доберемся до шоссейки, то есть шанс выбраться.
   — Я больше не могу бежать… — проныл Славик.
   — А что с тобой такое?
   — Мне надо дозу. У меня все тело болит, руки дрожат, ноги дрожат.
   — Ничего, подрожишь немного. Давай слезай!
   Они спустились с дерева и Яна еще раз прислушалась — шагов Шуллера и Сухаря не было слышно, а вдалеке действительно проехала машина.
   — Так, ну-ка тихонько пошли в ту сторону. И не шуми!
   Славик поплелся за Яной.
   — Слушай, Наташка, а где ты научилась так драться?
   — Как ты меня назвал? — удивилась Яна, — А, ну да, Наташка… Нет, меня зовут… ну, скажем, Дамкой.
   — Дамкой? А по настоящему как?
   — Дамка и все. Сам же говоришь, что хоть мать родную заложишь.
   — Да, мне лучше лишего не знать. — Славик вздохнул. — А все-таки?
   — Драться-то? Отец научил.
   — Он у тебя мент что-ли?
   — Сам ты мент! Он у меня инструктор.
   — А… — Славик замолчал.
   Яна остановилась и еще раз прислушалась — где-то далеко-далеко, на грани сознания раздавались шаги, и кажется они приближались.
   — По-моему этот Шуллер с Сухарем ходят кругами. — встревоженно сказала Яна.
   — Слушай, как ты думаешь, нас поймают? — спросил Славик.
   — Ты что, дурачок?
   — Да не, я к тому, что если поймают, ты меня бросай и беги — я все равно убежать не смогу, а еще ты пропадешь.
   — Ну вот еще глупости, вместе убежим.
   — Да нет, мне не убежать, я уже свою смерть чувствую. — Славик вздохнул.
   — Да это ты недостаток дозы чувствуешь. — рассердилась Яна, — И вообще ускорь шаг.
   — Ты знаешь чего… — Славик думал о чем-то своем, — Если меня убьют, ты… Нет, родителям не надо сообщать… Знаешь чего — ты позвони моему другу, Витьке Кольцову — скажи, что мол так и так… И знаешь еще — извинись за меня что я у него десятку спер — мне на дозу надо было, я думал отдам потом… Но не получилось. — Славик назвал телефон.
   — Прекрати панику, идиот. — возмутилась Яна, но телефон машинально запомнила. — Ты мужик или нет? Ты вообще в армии служил?
   — Не, я студент.
   — Ну вот оно и видно. Стоп, смотри, вон просвет за деревьями — видишь, видишь, машина проехала?
   Вдруг далеко за спиной раздался окрик. Яна резко обернулась — вдали, за частоколом сосновых стволов маячили две тени, и они бежали сюда.
   — Быстро ноги! — заорала Яна, рванулась вперед и изо всех сил дернула Славика за собой — тот еле-еле не упал.
   Впоследствии Яна еще долго вспоминала этот бег — в ушах свистел ветер, впереди махали ветвями и хлестали про лицу колючие ветви елей, мелькали сосновые стволы, под ногами трещали какие-то мелкие кустики, через которые приходилось проламываться. Бежали не разбирая дороги, только вперед, к просвету между деревьями. Яна все время ожидала выстрела в спину, хоть расстояние до преследователей было приличное, она знала что наган без особого труда достанет их, а вот ПМ, который она сжимала в руке, абсолютно бесполезен. Славик бежал рядом, почти не отставая — его гнал вперед страх, выжимая последние силы и даруя второе дыхание. Теперь уже за спиной все явственнее слышался топот — преследователи их нагоняли. Уже видна была просека, по которой тянулась шоссейка, и Яна поняла почему Сухарь не стреляет — это была не большая трасса, а проселочная асфальтовая дорожка, по которой машина проезжает раз в пять-десять минут, не более. Сейчас она была совершенно пуста. Зачем лишний раз стрелять? Сейчас их возьмут голыми руками.
   Перед просекой рос густой кустарник, ветви его были по-весеннему голые и прозрачные, но все равно за ним можно было спрятаться хоть на пару минут. Яна нырнула в гущу кустарника, потянув за собой Славика, затем выскочила на шоссе, спрятав в карман пистолет и запахнув полы плаща. В памяти всплывали рассказы Мыши про автостоп, и Яна сейчас повторяла мысленно: «только бы проехала машина, только бы проехала машина!» И машина проехала — это была серая «Волга», и в первый момент Яна похолодела, подумав, что это как раз едут остальные бандиты, но затем вспомнила, что у тех машина была черная, да и в этой сидел всего один человек.
   Яна мотнула головой, раскидав по плечам рыжие волосы, и решительно вскинула руку. И машина затормозила! За рулем сидел немолодой мужик с тяжелым подбородком и строгим взглядом, одетый в серый штатский пиджак.
   — Добрый день, вы не подкините нас куда-нибудь, а то мы заблудились в лесу? — Яна постаралась улыбнуться как можно приветливей, и при этом уже открывала дверь и садилась на переднее сиденье.
   Мужик мрачно хмыкнул и распахнул заднюю дверь для Славика.
   — Только быстрее, а то я спешу. — кивнул он строго.
   «А уж мы как спешим!» — подумаля Яна, но ничего не сказала. За кустами послышался топот, но машина уже тронулась.
   — Вон еще одни заблудившиеся! — кивнул мужик, глядя в зеркало заднего вида.
   — Это не наши. — быстро сказала Яна.
   Мужик подозрительно оглядел ее.
   — И где это вы так извалялись и изодрались?
   — Ну так… Я же говорю — по лесу гуляли, заблудились.
   — А чего у тебя синяк под глазом?
   — Да? — Яна повернула голову и глянула в зеркальце — действительно шека была красная, а под глазом расплывался отчетливый синяк.
   — Это я с дерева упала. Понимаете, мы заблудились, я полезла на дерево поглядеть не видно ли дороги и упала…
   — Бывает.
   — Да, вы уж извините, у нас денег нет. — Яна на миг похолодела, вспомнив о сумке, но почувствовала, что сумка здесь, где-то под боком.
   — У меня есть пять рублей! — вдруг сказал Славик.
   — Да ладно, хмыкнул мужик, что я вам — такси что ли? Подброшу раз по дороге. Вам куда надо-то?
   — А это что за место было? — спросила Яна.
   — Известно что — поселок Балашиха.
   — Балашиха… А это значит до Москвы далеко?
   — Так вам в Москву? Я как раз туда и еду, это совсем рядом.
   Машина как раз вырулила на оживленное шоссе.
   — И чего, ты горазда по деревьям лазить? — продолжил мужик.
   — Ну так, умею немного.
   — Высоко забралась?
   — Ну метров на двадцать… — Яна вспомнила на какой высоте они сидели со Славиком.
   — Молодец, девчонка. — по-отечески похвалил мужик. — И прямо оттуда упала, с двадцати метров?
   — Да нет, — смутилась Яна, — это когда я обратно спускалась…
   — А чего же твой кавалер послал тебя на дерево?
   — А он лазить не умеет. — усмехнулась Яна.
   — Во дает молодежь! Бабы по деревьям скачут, а мужики внизу сидят. Может ты за него и в армию пойдешь служить?
   — Нет, в армию я никогда служить не пойду. — твердо и серьезно сказала Яна.
   — А чего так? — обернулся мужик.
   — Не люблю армию. — скривилась Яна.
   — Вот сейчас я вас высажу за такие слова. — полушутя пригрозил мужик, — Я сам полковник, двадцать пять лет прослужил.
   — Простите, я не знала… — смутилась Яна. — Да у меня и у самой отец майор. — поспешно добавила она.
   Мужик одобрительно кивнул и продолжил:
   — Бойкие нынче девчонки пошли, мы тут недавно случай разбирали — как на этой неделе девчонка избила милиционера-оперативника.
   — Да ну? — удивилась Яна.
   — А ты что думала? И такое бывает. Вызвала бабка милицию — подростки пьют на лестнице, хулиганят. Ну приехал здоровенный такой оперативник, а тут выбегает маленька такая девчонка — бах, бах, — и он лежит на полу. Подростки убежали, а он с сотрясением мозга три дня в больнице пролежал.
   — Вот это да! — Яна прикусила язык. — А… Это… Поймали подростков-то?
   — Да где их сейчас поймаешь? Развалил милицию Горбачев своей перестройкой. — мужик горестно вздохнул, — Хотя и раньше бы не поймали — улик никаких, лица он не разглядел… Как еще признаться-то духу хватило? Наврал бы что напали семеро амбалов, а то — девчонка. Хотя наверно потому и признался, что мужик здоровенный и подвиги его на задержаниях всему отделению известны. А был бы хилый милиционер — ни за что бы не признался, наврал бы про банду зеков.
   — Так он наверно сам виноват — матерился небось, угрожал по-хамски. — сумрачно произнесла Яна.
   — Ишь ты какая, угрожал! А что оперативник на «вы» должен разговаривать? И почем тебе знать как он там разговаривал?
   — Как же она его так, девчонка? — спросила Яна чтобы увести разговор в сторону.
   — А вот это все теперь пошло карате, кун-фу, мы в молодости таких вещей и не знали, боевое самбо — и все дела.
   — Ну наверно там без кун-фу обошлось. — сказала Яна, — Откуда девчонке знать кун-фу, ее наверно какой-нибудь инструктор-десантник приемам обучал.
   — А тебе почем знать? — снова хмыкнул мужик, — Вот все горазды рассуждать по пустому. Я говорю — это все к нам с запада идет, все эти фильмы ужасов, карате всякое…
   Тут замелькали высотные дома и вскоре машина притормозила у метро.
   — Ладно, счастливо вам. — мужик серьезно пожал руку Яне, а затем Славику, — Бывайте!
   — Спасибо большое, вы нас очень выручили! — улыбнулась Яна.
   Мужик приветливо помахал рукой и уехал. Яна повернулась к Славику.
   — Ну вот и все, прощай, Славик.
   — Спасибо тебе, Наташка!
   — Да не за что. И вот еще — дай-ка мне пятачок на метро, ты говорил у тебя деньги есть? А то я в таком стремном виде не хочу ломиться через турникеты.
   — У меня пять тысяч и золотая цепь. — признался Славик. Затем помолчал и произнес: — Вообще-то цепь я должен тебе отдать, я тебе жизнью обязан.
   — Да на фиг она мне сдалась, возьми ее себе, мародер.
   — Спасибо! — Славик протянул ей пятачок.
   — Ну, не болей! — Яна махнула рукой и убежала вниз по ступенькам метро.
* * *
   Было уже девять вечера, когда Яна постучалась в дом. Ей открыл Кельвин.
   — Ну слава Кришне! — воскликнул он.
   — А где Мышь? — сразу спросила Яна.
   — Мышь на кухне сидит, все в депресухе.
   — Чего?
   — Да все рыдает, чувствую, говорит, что с Дамкой случилось что-то. Мы ее колесами накормили для успокоения, а она все равно… Мышь! Вернулась Дамка, живая! — заорал Кельвин в кухню.
   В кухне что-то зашевелилось и пошатывающейся походкой выскочила Мышь в каком-то рваном халате.
   — Дамка! — тихо вскрикнула она заплетающимся языкм и мешком упала Яне на шею.
   Яна, измотанная до предела, не удержалась на ногах и обе грохнулись на пол коридора.
   Кельвин и появившиеся вдруг из дверей кухни Космос с Ежом и Вуглускр быстро подняли Мышь и помогли встать Яне. Мышь увели на кухню — отпаивать чаем.
   — Понимаешь, она тут из-за тебя в такой депресухе была, у нее тут совсем крыша поехала, видение было, глюки разные, что тебя бандиты расстреляли и еще всякая дурь молола. Ну и она колес наглоталась, так что только к вечеру в себя придет. Ну а ты как? Где ты так долго шлялась? И откуда этот плащ? — тормошил Яну Космос.
   — Подождите вы, дайте я в ванную пройду сначала. — Яна сняла плащ и окрущающие ахнули.
   Вся кофта под плащом была в запекшейся крови.
   — Тебя ранили? — прошептал Вуглускр.
   — Не, потом расскажу. — Яна помотала головой.
   — Ты кого-то шлепнула? — прошептал Кельвин.
   — Не, все потом расскажу. Это вообще собачья кровь.
   Яна пошла в ванную и разгребла там завалы какого-то мусора, какие-то ведра, подрамники. Хорошо хоть вода была, причем и горячая тоже — в доме у Мыши это было не часто. Целых два часа Яна отмывалась с ног до головы, стирала одежду. В дверь ненавязчиво постучали и Ежик просунул какую-то кучу шмоток, очевидно принадлежащих Мыши. Вскоре Яна вышла из ванной в залатанных джинсовых клешах огромных размеров и кофте, сшитой из какой-то мешковины и увешенной бисером и колокольчиками.
   — Вот хоть стала на человека похожа! — одобрил Космос.
   Яна прошла на кухню — сегодня там собралось человек пятнадцать, причем нескольких Яна видела впервые. Яна посмотрела на Мышь — та уже почти пришла в себя, но вид у нее был еще немного странный. Яна оглянулась на Кельвина.
   — При всех можно рассказывать?
   — Давай, рассказывай! — махнул рукой Кельвин, — Это все свои.
   И Яна начала рассказывать. Рассказывала она долго и обстоятельно, ее не перебивали и слушали затаив дыхание.
   — Ну вот и все. Что я могу добавить из того, что поняла? Я так поняла, что кому-то позарез нужно найти и сдать милиции московские конопляные базы чтобы подставить горком. Скорее всего ваш горком. Иначе я не понимаю для чего вообще вся эта петрушка? Кто-то ищет и выслеживает базы, и заказ этот был липовый — только чтобы узнать откуда идет конопля. Еще они сказали, что две базы им известны и они их попытаются взять в ближайшие дни — может быть как раз сейчас они штурмуют какую-нибудь базу. Вы можете предупредить там… своих?
   — Своих кого? — Мышь уже окончательно пришла в себя. — Мы не знаем где находятся остальные базы, это нам даже знать не положено. Так что предупредить все равно никого не сможем, разве что… разве что райком? Ну они ребята крутые, справятся и без нас. А их предупреждать — только светиться лишний раз, себе же хуже. Хотя свиснуть мы должны… — Мышь повернулась и кивнула Вуглускру — тот взял из миски на окне пару двушек и вышел из дома.
   — Вот, а еще мне завтра надо ехать обратно…
   — Как, уже? — удивилась Мышь.
   — Уже.
   — А когда тебя снова ждать?
   — В июле, когда начнутся экзамены в Щукинском.
   — Дамка, мы будем скучать без тебя…
   — А я без вас!
   Мышь задумалась.
   — Надо отметить отъезд. Послушаем радио!
   — Правильно! — оживился Космос. — Давно пора послушать радио!
   — Радио! — поддержал Кельвин.
   — Радио! — хором взвизгнули девчушки в углу.
   Яна удивилась всеобщему оживлению — что можно услышать по радио в час ночи? Мышь тем временем медленно и торжественно поднялась с табуретки и, провожаемая взглядами, подошла к окну, перед которым стояла небольшая тумбочка. На тумбочке стояло что-то завешанное серым холстом, и только теперь Яна догадалась, что это и есть радио. Мышь королевским жестом сдернула холст — под ним оказался старинный радиоприемник в резном деревянном корпусе.
   — А не послушать ли нам радио? — громко осведомилась Мышь и ловко откинула боковую деревянную крышку.
   Затем она засунула руку вглубь радиоприемника и извлекла оттуда курительную трубку, но не обычную, а длинную-длинную, с небольшой медной чашечкой. Вслед за трубкой из недр радиоприемника появился маленький серый мешочек и коробок со спичками. В торжественной тишине Мышь расстелила на столе газету и стала насыпать в трубку мелкую зеленую крошку из мешка.
   — Что это? — спросила Яна.
   — Каннабис сатива. — ответил Кельвин, — конопля обыкновенная, пищевая, курительная. Она же анаша, марихуана, дурь, хэш, зелень, мэри джейн, план, укроп…
   — Не грузи герлушку ерундой. — проворчала Мышь.
   Оно деловито забила трубку, остатки зеленой крошки ссыпала в мешочек, запихала обратно в радиоприемник и оглядела кухню.
   — На кухне раскурити — обломанным быти. Нехорошая примета. — произнесла Мышь веско. — Идем в парадную комнату!
   Все быстро поднялись и переместились в большую комнату, ту, в которой Яна проснулась неделю назад — сейчас казалось что с тех пор прошла уже вечность. Компания расселась в кружок, погасили свет и откуда-то посередине появилась свечка, которая отбрасывала колышащиеся тени по стенам. В наступившей тишине Мышь оглушительно чиркнула спичкой и поднесла ее к трубке. Вскоре повалил едкий дымок. Мышь затянулась, затем плавным движением подняла трубку вверх, прикоснувшись мундштуком ко лбу, и передала ее дальше по кругу. Каждый затягивался, прикасался трубкой ко лбу и передавал дальше. Все молчали, подолгу задерживая дым. Наконец трубка дошла и до Яны. Яна вдохнула и горький дым полез в горло. Она чуть не закашлялась, но удержала дым в легкий и затаила дыхание. Затем она вспомнила, что надо прикоснуться мундштуком ко лбу, прикоснулась и отдала трубку соседке. Шумно выдохнула Мышь. Трубка сделала три круга и погасла.
   — А зачем мудштуком в лоб тыкать? — спросила Яна и почувствовала как странно и смешно вылетают слова.
   Мышь рассмеялась, затем стали смеяться все. Яна сама хохотала, просто давилась от смеха — так было смешно. Наконец Мышь произнесла:
   — Дамка, это дух Джа, традиция такая. Бог Джа, дал все, Джа Растафари. Он придет и. И это как вода из колодца. И как вот если даже не знаю и…
   — И? Чего "и"? — удивилась Яна.
   — Мышь гонит! Обкурилась и гонит. Не грузись. — серьезно сказал Кельвин.
   — Я-я-я гоню? — произнесла Мышь. — Да, гоню. Давайте веселиться. Космос!
   — А? — отозвался Космос.
   — Давай споем гимн! — произнесла Мышь и торжественно закатила глаза вверх и смешно подняла руки к потолку.
   Космос пошел на кухню — наверно за гитарой. Ходил он долго, чем-то шуршал и ронял какие-то табуретки. За это время завязался разговор — бессмысленный и смешной. Яна смотрела на коробок спичек, лежащий около свечки — он дышал, его бока вздувались и опадали. «Как живой!» — решила Яна и зачем-то положила его в карман. Затем она долго смотрела на пламя свечи, и пламя улыбалось ей, подмигивало и принимало разные формы, наводя на какие-то далекие воспоминания — то показывало Вечный огонь и караул около него в Выборге, то горелку в кабинете химии, то манекен на полигоне в городке под Ярославлем, вот в горло манекена впивается нож. Из пламени появился Лось и жестами объяснил Яне, что он теперь мертв и свободен, угрожал, строил рожи, жаловался на судьбу и махал пистолетом. Язычок пламени дернулся и из-за плеча Лося появился мужик с торчащим из шеи ножиком — он тоже грозился, стенал, обещал отомстить. «Дамка!» — кричал он, махая кулаком.
   — Дамка! Дамка! Ты что? — Кельвин тряс Яну за плечо. — Ты почему плачешь?
   — Я? — Яна оторвалась от пламени и поняла что по шеке ее действительно катится слезинка. — Не знаю, я человека убила. Двоих людей… Живых. Они жили, росли, чего-то хотели… — Яна всхлипнула снова.
   — Не надо, это все глюки. И измены. Гони их к черту, тот кто хочет жить вместо тебя, тот не имеет права жить.
   Кельвин протянул руку и скомкал в пальцах пламя свечи. Лицо Лося померкло и исчезло, за ним исчезло лицо человечка с ножом из шеи. Дым от погашенной свечки взвился вверх и исчез. И тут кто-то зажег свет. Стало сразу просторно и весело.
   — Гимн! — провозгласил Космос. — Исполняется на мотив «От улыбки»! Старинный гимн хиппи! — уточнил он на всякий случай.
   И дружный хор весело затянул:
 
От подкурки будет всем ништяк,
От подкурки фенька клевая сплетется,
Дядя мент не треснет нам в пятак
И на вписке вкусный хавчик заведется.
И тогда наверняка заколотим косяка,
Оглянувшись, нет ли милиционера?
Головастики спешат превратиться в лягушат,
А в олдовых превратиться пионеры!
 
   Яна слов не знала и подпевать не могла, но все равно было очень смешно. Пока снова и снова повторяли последние строки припева, Яна успела спросить у Ежа кто такие «олдовые», а Еж ей путанно объяснил, что «олдовые» — это старые хиппи, а «пионеры» — молодые. Тут вмешалась Мышь и стала вдруг объяснять кто такие «гопники» — ей послышалось, что разговор идет о гопниках. Ежик сказал что «гопники» — это стриженные, но Мышь возражала, что не обязательно стриженные, а просто любая уличная шпана, которая шляется и ищет кому бы треснуть в пятак.
 
Без подкурки будет сломан кайф,
Без подкурки всем обломно и голимо:
Злые предки станут портить лайф
И на трассе драйвера проедут мимо.
 
   — Я ни слова не понимаю! — улыбнулась Яна.
   — А ничего не надо понимать, это музыка! Слушай ее и подпевай припев!
 
И тогда уж наверняк — соберется весь тусняк
И устроит демонстрацию фрилава!
Пусть ништяк придет к вам в дом, пусть минует вас облом,
И в заначках не кончается халява!
 
   Последний куплет повторили еще несколько раз и песня закончилась. Космос снова что-то пел, были и смешные песни и грустные, затем взяла гитару Мышь и спела какую-то протяжную песню на незнакомом языке, а когда Яна спросила что это за язык, Мышь ответила что-то непонятное про язык эльфов средиземья. «Опять гонит», — решила Яна. Затем Мышь выходила на кухню и вернулась оттуда, ругая какого-то парнишку, который оказывается под шумок забрался в радиоприемник, достал мешочек, заколотил в беломорину конопли и самовольно покурил там же на кухне. Вид у него был зашуганный, и Мышь его громко стыдила. Затем снова пел Космос, который исполнил свою знаменитую песню про «яйца».