- Чаю не желаете? С липовым мёдом, - от щедрот предложил дежурный, указывая глазами на электрический чайник и аппетитно глядящуюся янтарного отлива банку.
- Спасибо, в другой раз как-нибудь. - Ну достали меня в этом городе с гостеприимством. Особенно если первый день вспомнить. - Мне, господин капрал, надо снять первичные показания с мальчишки. Куда вы его засунули?
- А пойдёмте, покажу, - вылез дежурный из перегородочки. - Вы прямо там трясти его будете?
- Допрашивать, капрал. Не знаю, как здесь, а у нас в Управлении не трясут, а именно что допрашивают. Тихо и вежливо. Так что ведите.
Пыльным коридорчиком добрели мы до железной двери с откидным глазком и привинченной табличкой "12", дежурный поковырялся ключом в замочной скважине, и дверь поехала внутрь.
- Спасибо, господин капрал, ваша помощь пока не требуется, - бросил я через плечо. - Ступайте в дежурку, я скоро подойду, тут дел-то на три копейки.
Когда дежурный, обиженный такой холодностью столичного выползня, ушаркал восвояси, я притворил за собой дверь и огляделся.
Квадратную камеру заливал яркий свет лампочки под потолком. Не будь она забрана в решётчатый колпак - свет и вовсе резал бы глаза. А помимо лампочки, тут имели место откидная полка-кровать, привинченный к полу табурет. Вот и вся обстановка, не считая, конечно, забравшегося с ногами на кровать Мишки. Тот исподлобья глядел на меня, не поднимая головы.
- Извини, Михаил, что так получилось, - начал я, усаживаясь на табуретку. - Не лучшее место для разговора, да что теперь поделать... В общем, я должен, выражаясь юридическим языком, снять с тебя первичные показания. Понятно?
Мишка подумал и неопределённо мотнул головой.
- Это значит, написать протокол допроса. О том, как ты занимался гаданием. Имей в виду, что врать тебе смысла не имеет. Любой следователь, который прочитает эту бумагу, сразу поймёт, где ты лапшу на уши вешал. И подумает, ясное дело: раз врёт, значит, есть что скрывать, значит, надо на полную катушку его раскрутить. Так что, понимаешь, от первого протокола многое зависит. Он, можно сказать, определяет ход твоего дела. Поэтому не ляпай ничего наобум, подумай, прежде чем отвечать. Усвоил?
- Да, - угрюмо подтвердил Мишка, по-прежнему не глядя мне в глаза. - За что вы меня арестовали? Я что, украл чего-нибудь, убил, да?
- Задержан ты, Миша, по 209-й статье уголовного кодекса, - устало протянул я. - И ведь ты об этом уже слышал. Ну хорошо, могу повторить. 209-я статья - это оккультная практика с целью извлечения дохода. Гадания твои - это и есть оккультная практика. А доход извлекала мама, беря с каждого клиента беленький такой конвертик. Или тебе об этом ничего не известно?
- Откуда я знаю, чего у них там с мамкой было, - буркнул Мишка. Я её не спрашивал, а сама она не говорила.
- И тебе никогда не приходило в голову, что работаешь не за бесплатно? - недоверчиво возразил я.
- Ну, не знаю... Иногда, наверное, думал. Велик в прошлом году мамка купила, а раньше всё кричала - нет денег, нет денег, зарплата маленькая, и не проси. Ну, я тогда и подумал, может, кто ей чего и платит.
- Значит, я пишу, что ни о какой плате ты не знал. Клиенты приходили к тебе сами, или мама их приводила?
- Когда как, - пожал Мишка плечами. - Сперва, наверное, они с мамкой всё-таки говорили, потом уж она меня в сарай посылала.
- Значит, так и запишем. Откуда узнают о тебе клиенты, не интересовался. По доброте душевной не отказывал их просьбам. Так? И не думал, конечно, что бесовским делом занимаешься...
Мишка вытаращил на меня глаза.
- Это почему? Я же ничего такого не делал, наоборот, людям помогал.
- Угу, - хмуро заметил я. - С этого многие начинали. А рассказать тебе, чем они кончали? Приходилось слышать про человеческие жертвоприношения, про свихнувшихся навсегда людей, поигравших в эти игры? Такое слово слышал - бесноватые?
- Так я что, тоже?
- На пути к этому, - обрадовал я мальчишку. - Никогда не задумывался, откуда твои способности взялись? Человеку ясновидение не под силу. Любо Господь даёт, либо нечистый. Но Господь прозорливость святым подвижникам даёт, всею своей жизнью послуживших Богу. А ты, скажешь, такой? Грехов, что ли, нет? Значит, откуда твои способности, догадываешься? Сатане как раз выгодно, чтобы до поры до времени ты о нём не подозревал, чтобы думал, будто своими силами обходишься. А потом захочешь большего, а сил-то и не окажется. Тогда придётся кланяться бесам, чтобы помогли. И найдутся рядом такие, кто подскажет, как это сделать. И получится, что православный мальчик Миша станет сатанистом. И уже не помогать людям ему придётся, а гадить. Ты хоть в церковь-то ходишь?
- Редко, - признался Мишка. - По праздникам мамка заставляет.
- И конечно, накануне на всенощной исповедуешься?
Мишка настороженно кивнул.
- Ни разу не приходило в голову батюшке про свои гадания рассказать?
- А зачем? - он упрямо мотнул вихрастой головой. - Я же не думал, что это нельзя. Вот вы сейчас говорите - грех, сатанисты, жертвы... А я ни про чего такое не слышал.
- Однако же помалкивал о своих делах, так? Конспирацию вы с мамой придумали, пусть и идиотскую, но таились же, да? Значит, совесть всё-таки была нечиста?
- Да при чём тут совесть? - вздохнул Мишка. - Мамка просто не велела трепаться, сказала, если пойдут разговоры всякие, то бед не оберёшься. Вот и всё.
- А ты, конечно, не поинтересовался, какие именно беды? Ладно, теперь уж прошлого не вернуть, о будущем думать надо. Скажи-ка лучше, когда впервые у тебя это проявилось, и как. Не спеши отболтаться, это важный вопрос, от него много чего зависит.
- Ну, - задумался Мишка, - я сейчас точно-то и не помню. Года три назад, я в пятый класс тогда перешёл. Летом это случилось. Мы с пацанами в войнушку играли, наши ребята, с Заполынной, были Тиграми, а те, с Петровской, Волками. Они нас завоевать хотели, а мы как бы партизаны. Ну вот, у них пакет был с картой, где все ихние посты, план наступления и всякое такое. Они его так запрятали, что ни фига не найдёшь. А найти надо было, потому что мы не знали, откуда они на наш штаб полезут, и когда. Ванька, это наш командир, говорит - без пакета, парни, кранты нам. Не отобьёмся, их в два раза больше. А я тогда сидел на бревне, там у Ваньки во дворе всякие доски валялись, рейки... Ну, думаю я про то, что хорошо бы пакет найти, кручу в пальцах щепку какую-то. И вдруг чувствую - она напряглась, щепка, и легонько так поворачивается налево. Ну, я для смеха пошёл в ту сторону, ни о чём таком не думал, просто раз уж неясно, где искать, то не всё ли равно, куда. Вот, я, значит, иду, а щепка в пальцах всё крутится, крутится... ну, как стрелка компаса. Если её сильнее сжать, то замирает, а чуть отпустишь - вертится. А потом вдруг вниз клониться начала, я гляжу - а там камень, это возле того пустыря, где мы в футбол гоняем. В общем, отвалил я этот камень, он, зараза, тяжёлый - а там как раз что-то такое лежит завёрнутое. Пакет волчиный.
- Значит, с палочки началось? - хмыкнул я. - Что же дальше, стал опыты делать?
- Ага, - кивнул Мишка. - Только не всякий раз получалось. Я уж потом понял, что мало щепку вертеть, надо ещё и самому захотеть, чтобы нашлось.
- И любая щепка годится?
- Только чтобы не тяжёлая.
- И что, просто вертел в руках, пока направление не покажет?
- Ну, иногда этого мало, - солидно заметил Мишка. - Если то, что ищешь, далеко, не пойдёшь ведь за тыщу километров... Я однажды ко лбу палочку прижал - и увидел вдруг, где это кольцо лежит. Не так, как вот вас сейчас вижу, а как бы внутри головы. Вроде как если бы снилось, только это не сон был.
- А что за кольцо? - прищурился я. - Кто-то помощи попросил?
- Да мамка всё, - виновато пояснил Мишка. - Она же заметила, что я без проблем всякие вещи нахожу, которые дома куда-то задевались. Я ей ни про какие щепки не говорил, но как начнёт психовать, я во двор выйду, палку возьму какую-нибудь - и ищу. А то она же прямо как бешеная становится, кричит, что это я задевал, ещё и налупить может. Ну, она скоро привыкла, что у меня рука лёгкая, что ни потерялось, всё найду. Она и нахвасталась соседкам. А потом, это уже зимой было, после Рождества, у тёти Даши кольцо пропало, обручальное.
- А кто такая тётя Даша? - сделал я пометку в блокноте.
- Да тётка одна такая, - охотно сообщил Мишка, - с мамкой вместе на суконной фабрике работает. Мамка с ней вроде как дружит, тётя Даша к нам иногда ночевать приходит, когда её муж, дядя Витя, выпьет и драться лезет. Ну вот, мамка и говорит, у неё кольцо обручальное пропало, если дядя Витя узнает, он ей за такое шею свернёт. Ладно, говорю, поищу. А как искать, если она на другом конце города живёт? В общем, пошёл я в сарай, палку покрутил, а она вообще непонятно куда кажет. Я устал уже с ней колупаться, ну, чисто случайно так прижал ко лбу - и голова вдруг как бы закружилась, всё вокруг таким лёгким стало, а потом гляжу - вроде бы я на полу лежу в тёти Дашиной квартире. И в щели между половицами что-то такое светится. Пригляделся - а это оно, её кольцо. Ну, вокруг посмотрел, вижу, ближайшая щель к тумбочке, где у них радио стоит. Побежал, мамке говорю - пусть возле радио посмотрит между досками в полу. Та тёте Даше передала, ну, нашлось кольцо.
- А еще похожие случаи были?
- Были, конечно, - согласился Мишка. - Через месяц после того дела с кольцом. У Васи, это зять нашей соседки, тёти Шуры, пропала сестра, Людка. Она уже большая была, в девятом классе училась. Ну, мать ей как-то раз устроила головомойку за что-то, та психанула, уеду, заорала, от вас, сволочей. И убежала из квартиры, дверью хлопнула - и всё, ищи-свищи. Всю ночь её не было, мамка её по городу моталась, в полицию, то-сё, и без толку. Ну, два дня прошло, а потом уж соседка с моей мамкой поговорила. В общем, меня попросили помочь. Вдруг, говорят, получится? Мне Васину маму жалко стало, я и говорю - ладно, попробую. Пошёл в сарай, щепку о лоб потёр - и опять будто куда-то провалился, а потом вижу - вроде вокзал, народу толпы, по радио чего-то там объявляют, а Людка, дура, по перрону мечется, высматривает кого-то. И я почему-то знаю, что это не где-нибудь вокзал, а в Столице, и Людка надеялась, что кто-то её встретит, но обломилось. Я тогда рассказал мамке, что видел, ну, поехали тут же за Людкой в Столицу, отыскали-таки. Её уже полиция там задержала, в детский приёмник отправили. Оказалось потом, у неё какая-то подруга там, в Столице, жила, они с ней переписывались изредка. Ну, Людка когда с мамкой своей поругалась, решила к подруге податься, зажить роскошной жизнью. Думала, поступит куда-нибудь учиться, а жить будет у этой самой Насти. Та её не встретила, конечно, ей родители запретили, а когда Людка всётаки по адресу ихний дом отыскала, и на порог не пустили. Гуляй отсюда, сказали, девочка, нашу дочь не порти. А то сейчас в полицию сдадим.
- И с тех пор, - протянул я как бы задумчиво, - добрые люди стали к мальчику Мише обращаться за помощью. И не за спасибо, разумеется.
- Да, наверное, с тех пор, - помолчав, согласился Мишка. - Только насчёт денег я ничего не знаю, с ними мамка договаривалась, а я уже в сарае сидел, ждал.
- И никогда не отказывался?
- А как откажешься? - хмуро выдавил Мишка, опустив глаза. - Мамка тут же ремень возьмёт, так налупит, что неделю потом не сядешь. Она же иногда прямо бешеная становится, если против её воли что-нибудь. Да и потом... Жалко людей всё-таки. Они же приходят не с радости, а наоборот. Я же и вам помогать стал, потому что представил - этот мальчик, Санька, ну, которого увели - мне вдруг показалось, он вроде бы как мой братишка, Олежек. Ему как раз недавно пять исполнилось... А вы, оказывается, всё наврали...
Тут уж я не сразу нашёлся что сказать.
- Да, наврал. А что мне оставалось делать? Как иначе я мог проверить, правда это или нет? Спросить напрямую? Чтобы ты мне навешал лапшу на уши? Так что уж извини, но в нашей работе используются и такие методы. Причём заметь - не попадись ты сейчас, потом было бы гораздо хуже. И тебе, и маме... Ты же, парень, с огнём играл. Вовремя остановили.
- Ну и что же теперь со мной будет? - исподлобья взглянул на меня Мишка. Обхватив коленки руками, он с унылым видом ждал моего приговора.
- Да как тебе сказать, Михаил... - прокашлялся я. - В принципе, ничего особо страшного не случилось. Тебе же только тринадцать, значит, полной уголовной ответственности не несёшь. Если на следствии всё честно расскажешь, отнесутся с пониманием. Года три придётся провести на послушании в спецмонастыре.
- Это как? - вскинулся Мишка.
- Ну, что-то вроде интерната такого, - вздохнул я. - Да не бойся, ничего страшного. Порядки там, конечно, строгие, режим, пост, ежедневные службы отстаивать надо, но ничего, привыкнешь. Если с дисциплиной всё в порядке у тебя будет, то срок и уменьшить могут. Ну, там, разумеется, и школа, и мастерские, да и в футбол как и здесь, гонять сможешь. Там ведь такие же ребята, как и ты. Думаю, найдёшь с ними общий язык. А потом - обратно домой. На учёт в местное УЗВ, конечно, поставят, раз в месяц будешь ходить отмечаться. После школы не всюду работать сможешь. К примеру, ни в учителя, ни во врачи тебя не возьмут. Но ты же вроде и не собирался? Так что не трусь, всё могло бы быть и хуже.
Я говорил тёплым убедительным голосом, и Мишка, похоже, понемногу начал оттаивать. Хотя, скорее, легче ему стало от того, что хоть чуточку рассеялось мутное облако неизвестности. Чего он ждал-то? Пыток в мрачных подвалах? Пожизненного заключения в подземелье - с гнилой соломой, червями и крысами?
Конечно, это понятно. Об Управлении нашем много всяких баек ходит, не случайно люди за глаза называют нас инквизиторами. Мы, кстати, не особо и боремся с такими бреднями. Чушь это всё собачья, но немало есть и тех, кого может пронять лишь грубый, тупой страх. Так пускай уж лучше они сочиняют его для себя сами. А мы... Хоть к следственной части я и не имел особого отношения, но кое-что видеть приходилось. Всё мирно и интеллигентно. Просто наши следователи умеют говорить с людьми. Даже "укол правды" применяется в редчайших случаях, и каждый раз на это приходится испрашивать особое благословение. Кстати, та же уголовная полиция ведёт себя куда как грубее. А что до заключения... Мне не приходилось пока что иметь дела с "окишками" - оккультными изоляторами, но Сан Михалыч не раз говорил, что тамошним условиям многие на воле позавидовали бы. Отдельные комнаты с удобствами, трехразовое питание, отличная библиотека. Да, на дверях замок и скрытые глазки телекамер, но как же иначе?
Пока что у меня не было поводов сомневаться в словах начальника. Ну, а что касается Мишки... В принципе, не так уж я наврал, точнее, даже совсем не наврал - если дело покатится по наиболее гладкому пути. Но как знать... Странно всё это выглядит. Маленький провинциальный городок. Рядовой случай оккультной психодинамики. Но почему-то расследовать сие дело надо мне, человеку из столичного Управления. Автоматически получается, что местные работнички три года мышей ни хрена не ловили, а их непосредственное начальство даже и не почесалось. Уж не имеет ли зуб на этих местных ктонибудь в Столице? Не случайно же дело будут раскручивать именно у нас. И видать, въедливо раскручивать будут.
Наверняка им займётся майор Серёгин, он в таких вещах мастак. Мы не раз с ним контактировали в деле Рыцарей Тьмы, и неплохо контактировали, но сейчас почему-то мне вспомнился маслянистый отлив его волос и хищная тонкогубая улыбка. Если он будет вести Мишку, тому придётся пережить немало неприятных минут. Потому что Серёгину нужен масштаб, и версия об одиночной практике его не устроит. Майор станет искать следы группировки. Он это умеет. Ясно, что сия воронка затянет и Веру Матвеевну, и старуху Кузьминичну... Хорошо ещё, если мера пресечения для них ограничится подпиской о невыезде. Хотя маловероятно, чтобы Серёгин потащился раскручивать дело сюда, в заштатный Барсов. Он известный домосед... Но воронка засосёт и кого-нибудь из Мишкиных клиентов, это же ясно. А среди них наверняка обнаружатся те, кто пользовался услугами и других оккультистов. Дело-то заразное...
А в случае группового процесса пацана спасут разве что его тринадцать мелких лет. Да и то, спецмонастырь та ещё шарашка. Что-то вроде интерната, сказал я. Уж кому как не мне вздрагивать от этого слова... Я же на самом деле понятия не имею, что там творится. Интернат, куда я угодил после больницы, тоже был на хорошем счету. С точки зрения тёти Вари. Питание, спорткомплекс, библиотека... Я же никому так и не рассказывал о той октябрьской ночи. Как знать, что происходит за стенами этих монастырей? Тем более, монастыри они только по названию. Сперва-то, в первые годы Державы, это дело - исправление малолетних оккультистов - действительно поручили монахам, но потом кто-то на самом верху решил, что те не справятся, да и не их это профиль - пускай лучше молятся о гибнущих душах, а тут нужны специалисты. И "эсэмки" вывели из ведения епархий, так что теперь монастырский персонал - наши же люди, УЗВ. Конечно, в каждом таком заведении есть и домовая церковь, и дежурный духовник, и по идее раз в месяц архиерей должен приезжать, обследовать жизнь воспитанников, да ведь и ежу понятно - у любого епископа найдётся тысяча дел поважнее. А даже и приедет - уж на показуху у нас все мастера. А как владыка отбудет...
- Ладно, Михаил, - сказал я, поднимаясь. - Пора мне идти. Мы ещё увидимся. Не бойся, я постараюсь, чтобы всё было хорошо.
Мишка мне не ответил. Кажется, он и не заметил моего ухода.
...Поднявшись наверх, я потребовал у дежурного ключи от кабинета начальника, где томился под полиэтиленовым чехлом компьютер. Похоже, им здесь пользовались от силы раз в год. Или вообще не пользовались. Можно, разумеется, было послать рапорт и с карманной станции, но мне было предписано задействовать местный ресурс. То ли здешней полицейской братии продемонстрировать, что в Столицу сигнал отправлен, то ли нашим, управленческим, программистам зачем-то надо было, чтобы включилась эта машина. Какие-то ихние сетевые хитрости.
Войдя в систему, я набрал свой код и, дождавшись окна подтверждения, быстренько отстучал рапорт. Да, сигнал из Барсова оказался верным. Да, объект задержан и находится в местной полиции, в КПЗ. Первичный допрос произведён. Жду указаний.
Указания не замедлили появиться спустя полминуты. В окаймлённом жёлтой рамочкой окошке. В понедельник в 07-00 прибывают двое сотрудников Управления. Номера удостоверений такие-то. Объект должен быть сдан им с рук на руки. На этом мои функции завершаются. В поле "примечание" торчало лишь три слова: "Благодарю. Счастливой рыбалки".
Стиль моего дорогого начальника невозможно было не узнать.
Глава 7. Грибочков покушай.
К дому Фёдора Кузьмича я подошёл уже где-то в двенадцатом часу. На пути мне никто не встретился, город, казалось, вымер. Назойливо трещали невидимые во тьме кузнечики, кто-то мелкий возился в лопухах загулявшие куры, должно быть, или кошки. И конечно, пели над ухом жадные до Бурьяновской крови комары, упорно пытались присосаться, то и дело приходилось отмахиваться от ночных упырей, и вертелся в мозгах дурацкий стишок, ещё с тех, с интернатовских времён: "Во лбу мужика получилась дыра - он долго давил на себе комара".
А воздух по-прежнему истекал травяными ароматами, всё он не мог остыть после дневного пекла, и лишь изредка ледяными струйками накатывали быстрые, осторожные ветерки. Они стлались понизу, облизывая мои ступни, точно языки вёртких ящериц, и мне казалось, будто они пытаются затормозить меня, искривить мой путь - чтобы я пошёл куда-то совсем в другую сторону, в какие-то тёмные, пронзительно дышащие полынной горечью провалы, где даже трели кузнечиков и те умолкли, растворённые плотной, напряжённой тишиной.
Как я и думал, Фёдор Никитич ещё не отправился на боковую. Окошко, задёрнутое лёгкой ситцевой занавесочкой, призывно светилось, и негромкая музыка просачивалась сквозь неплотно прикрытую дверь - старик, надо полагать, наслаждался радиопрограммой "ночные мелодии". Он ещё утром пояснил, бросив взгляд на неумолкающий приёмник: "Люблю, чтобы мурлыкало".
Я осторожно постучался, лишь сейчас сообразив, что в суматохе недавних дел так и не побеспокоился заготовить какую-нибудь легенду на тему столь позднего возвращения. Придётся сходу что-то сочинять, и это само по себе несложно, только вот не то настроение. Да и зуб, между прочим, опять ноет, а сие не способствует умственной активности.
Впрочем, заниматься словотворчеством мне не пришлось. Никитич открыл дверь молча и сразу прошёл в комнату. Я немедля просочился вслед за ним. Здесь, в тускло освещённом обиталище старика, было по сравнению с улицей не то что теплее - попросту жарко. Точно я вернулся в сегодняшний знойный полдень. Печку он топил, что ли?
- Есть будешь? - глядя в давно не мытые доски пола, поинтересовался бывший сторож. Голос его походил на скрип сто лет не смазывавшихся дверных петель.
- Спасибо, Фёдор Никитич, что-то не тянет, - почти искренно отозвался я, потому что хоть желудок и бубнил о чём-то своём, но спать хотелось куда как сильнее.
- Как знаешь, - хмыкнул старик и вновь надолго замолчал, уставясь в разложенную на обеденном столе газету. Однако не замечалось, чтобы он так уж увлечёкся номером "Верхнедальских новостей", жёлтом и засиженном мухами.
Что-то было с ним не так, что-то ощутимо изменилось с утра, исходило от него с трудом скрываемое напряжение, точно он разозлён или напуган, а может, и то и другое вместе.
- Я тебе постелил, - мотнув лысой головой, произнёс в конце концов Никитич. - Хочешь, ложись, хочешь, нет. Дело твоё.
Нет, мне всё-таки было интересно, что же такое случилось с болтливым сторожем, чему я обязан такой решительной переменой, будто нагадил ему в кастрюлю, и лишь правила приличия не позволяют вышвырнуть постояльца в душную комариную ночь.
- Что случилось-то, дядя Федя? - решил я наконец привести ситуацию к общему знаменателю. - Ты чего такой кислый?
Фёдор Никитич по-прежнему изучал передовицу.
- Всё путём, - пробубнил он, не отрываясь от газеты. - Спать пора.
- Спать и в самом деле пора, только ты мне всё-таки скажи, чего злишься?
- Зуб болит, - с неумелой фальшью в голове проворчал Никитич.
- Нет, дядя Федя, это как раз у меня зуб болит, - раздражённо бросил я в тусклую пустоту. - А вот ты, я думаю, что-то ко мне имеешь. Так скажи, душу не выматывай, а то не по-людски оно как-то выходит.
- А спектакли играть, это по-людски? - искоса взглянув поверх моей головы, ухмыльнулся Никитич. - Я, мол, такойсякой несчастный парнишка, приютите, помогите... А я-то, дурень, разбежался, поверил...
- Это ты про что, Фёдор Никитич? - невинным тоном осведомился я, уже чувствуя - сторож знает, потому что - маленький городок, и новости разлетаются мгновенно.
- Сам понимаешь, про что. Врал, я, дескать, беднягаработяга, а выходит - столичная штучка, поручик Управления. Сказочку жалостную наплёл, про малыша своего похищенного, а на деле, получается, наживка, я и поймался, как глупая рыба, адресок тебе дал...
Глупо было с ним спорить, изображая туповатого радиомонтажника. О том, что случилось на Заполынной, наверняка знает уже полгорода. Вера Матвеевна, видать, сразу после моего ухода бросилась изливать горе соседкам, а там и пошло-поехало. Какие-нибудь два часа - и пожалуйста, народ в курсе. Да и мужички из полиции тоже, надо полагать, рот на замке не держали.
- Ну, и чем ты недоволен, дядя Федя? - хмуро выдавил я застрявшие где-то в районе пищевода слова. - Ну, поручик, ну, веду расследование. Возражения есть? Работаю я, понимаешь? А работа наша не такая, чтобы первым делом корочку служебную всем под нос тыкать. Ни хрена бы я тут не вскрыл, если по-официальному. А что касается тебя, Фёдор Никитич, то мне и вправду ночевать негде было. В полицию переться - сразу же и засветить свою личность. От меня бы тогда Кузьминична как чёрт от ладана шарахнулась. Поэтому за ночлег спасибо, но раз уж так вышло, докучать не буду. Заплатил я тебе вперёд, сдачи не надо, пойду покемарю на вокзале. Всё равно две ночи осталось, как нибудь уж перекантуюсь.
Я приподнялся с дивана и накинул на плечо ремень сумки.
- Брось, - махнул рукой Никитич. - Пыли не поднимай. Уговор наш в силе, ночуй на здоровье, ничем ты никого не стесняешь. Не психуй, не мальчик.
Ну что ж, меня два раза упрашивать не надо. Очень уж не хотелось мне ломиться до вокзала.
- Ну ладно, проехали, - кивнул я. - Какие ещё вопросы, дядя Федя? Ты ведь и чем-то другим недоволен, так ведь? Давай уж сразу всё разберём, чтобы потом друг на друга не собачиться.
- Да что теперь говорить, - устало выдохнул Никитич. - Я, конечно, понимаю, долг там, работа, защита веры... Но тут ведь, Лёша, дело тонкое. Ладно бы сволочь какая из этих, сатанистов, что жертвы приносят, порчу наводят и всё такое... Я бы слова тут не сказал, ёлкин корень, их, конечно, надо за это самое место брать. Ну у нас-то что... Мальчишка же, несмышлёныш... Да и чего такого он вредного делал? Пацан-то хороший, я ж его знаю, и Верку, мамку его, знаю, выпивали мы, грешным делом, с мужиком её покойным.
- Между прочим, Фёдор Никитич, - ядовито заметил я, - этого хорошего пацана ты не далее как вчера крапивой настегать хотел. Помнишь, за мячик, там, на пустыре?
- Так это, - невесело улыбнулся Никитич, - это дело такое... Бытовое, что ли... Я ж не о том тебе толкую. Жалко мальчишку. Ты ж ему судьбу переломил, теперь пойдёт крутиться одно на другое, что я, не знаю, как оно бывает? Шестьдесят пять лет на свете прожил, насмотрелся.
- Фёдор Никитич, - терпеливо сказал я, - тогда ты тем более понимать должен, что нельзя иначе. Мы ж с тобой православные люди, и незачем лекции читать про то, что способности такие от бесов. Парнишка, ясное дело, этого не понимает, но мы-то с тобой грамотные. Он уже в прелести находится, нечистый его ведёт, осторожненько так, аккуратно, чтобы ни сам, ни окружающие не просекли. Знаешь, чем такие дела кончаются? Бесноватых видал когда-нибудь, которых старцы отчитывают? Ну то-то, а мне вот по службе приходилось. Не останови мы сейчас этого Мишку Званцева, с ним в конце концов то же случилось бы, если не чего похуже. Вот ты говоришь, сатанисты, ритуальные убийства. Ну правильно, газеты читаешь, радио слушаешь. Но откуда они берутся, сатанисты? Не на пустом же месте вырастают! Вы же, обычные люди, и сотой доли того не знаете, что мы, в УЗВ. Так вот, Фёдор Никитич, сатанисты по большей части именно так и начинали, с бытовой экстрасенсорики. Лечение там, гадание, биоэнергетика всякая... А как втянется человек, тут как раз и начинается...
- Спасибо, в другой раз как-нибудь. - Ну достали меня в этом городе с гостеприимством. Особенно если первый день вспомнить. - Мне, господин капрал, надо снять первичные показания с мальчишки. Куда вы его засунули?
- А пойдёмте, покажу, - вылез дежурный из перегородочки. - Вы прямо там трясти его будете?
- Допрашивать, капрал. Не знаю, как здесь, а у нас в Управлении не трясут, а именно что допрашивают. Тихо и вежливо. Так что ведите.
Пыльным коридорчиком добрели мы до железной двери с откидным глазком и привинченной табличкой "12", дежурный поковырялся ключом в замочной скважине, и дверь поехала внутрь.
- Спасибо, господин капрал, ваша помощь пока не требуется, - бросил я через плечо. - Ступайте в дежурку, я скоро подойду, тут дел-то на три копейки.
Когда дежурный, обиженный такой холодностью столичного выползня, ушаркал восвояси, я притворил за собой дверь и огляделся.
Квадратную камеру заливал яркий свет лампочки под потолком. Не будь она забрана в решётчатый колпак - свет и вовсе резал бы глаза. А помимо лампочки, тут имели место откидная полка-кровать, привинченный к полу табурет. Вот и вся обстановка, не считая, конечно, забравшегося с ногами на кровать Мишки. Тот исподлобья глядел на меня, не поднимая головы.
- Извини, Михаил, что так получилось, - начал я, усаживаясь на табуретку. - Не лучшее место для разговора, да что теперь поделать... В общем, я должен, выражаясь юридическим языком, снять с тебя первичные показания. Понятно?
Мишка подумал и неопределённо мотнул головой.
- Это значит, написать протокол допроса. О том, как ты занимался гаданием. Имей в виду, что врать тебе смысла не имеет. Любой следователь, который прочитает эту бумагу, сразу поймёт, где ты лапшу на уши вешал. И подумает, ясное дело: раз врёт, значит, есть что скрывать, значит, надо на полную катушку его раскрутить. Так что, понимаешь, от первого протокола многое зависит. Он, можно сказать, определяет ход твоего дела. Поэтому не ляпай ничего наобум, подумай, прежде чем отвечать. Усвоил?
- Да, - угрюмо подтвердил Мишка, по-прежнему не глядя мне в глаза. - За что вы меня арестовали? Я что, украл чего-нибудь, убил, да?
- Задержан ты, Миша, по 209-й статье уголовного кодекса, - устало протянул я. - И ведь ты об этом уже слышал. Ну хорошо, могу повторить. 209-я статья - это оккультная практика с целью извлечения дохода. Гадания твои - это и есть оккультная практика. А доход извлекала мама, беря с каждого клиента беленький такой конвертик. Или тебе об этом ничего не известно?
- Откуда я знаю, чего у них там с мамкой было, - буркнул Мишка. Я её не спрашивал, а сама она не говорила.
- И тебе никогда не приходило в голову, что работаешь не за бесплатно? - недоверчиво возразил я.
- Ну, не знаю... Иногда, наверное, думал. Велик в прошлом году мамка купила, а раньше всё кричала - нет денег, нет денег, зарплата маленькая, и не проси. Ну, я тогда и подумал, может, кто ей чего и платит.
- Значит, я пишу, что ни о какой плате ты не знал. Клиенты приходили к тебе сами, или мама их приводила?
- Когда как, - пожал Мишка плечами. - Сперва, наверное, они с мамкой всё-таки говорили, потом уж она меня в сарай посылала.
- Значит, так и запишем. Откуда узнают о тебе клиенты, не интересовался. По доброте душевной не отказывал их просьбам. Так? И не думал, конечно, что бесовским делом занимаешься...
Мишка вытаращил на меня глаза.
- Это почему? Я же ничего такого не делал, наоборот, людям помогал.
- Угу, - хмуро заметил я. - С этого многие начинали. А рассказать тебе, чем они кончали? Приходилось слышать про человеческие жертвоприношения, про свихнувшихся навсегда людей, поигравших в эти игры? Такое слово слышал - бесноватые?
- Так я что, тоже?
- На пути к этому, - обрадовал я мальчишку. - Никогда не задумывался, откуда твои способности взялись? Человеку ясновидение не под силу. Любо Господь даёт, либо нечистый. Но Господь прозорливость святым подвижникам даёт, всею своей жизнью послуживших Богу. А ты, скажешь, такой? Грехов, что ли, нет? Значит, откуда твои способности, догадываешься? Сатане как раз выгодно, чтобы до поры до времени ты о нём не подозревал, чтобы думал, будто своими силами обходишься. А потом захочешь большего, а сил-то и не окажется. Тогда придётся кланяться бесам, чтобы помогли. И найдутся рядом такие, кто подскажет, как это сделать. И получится, что православный мальчик Миша станет сатанистом. И уже не помогать людям ему придётся, а гадить. Ты хоть в церковь-то ходишь?
- Редко, - признался Мишка. - По праздникам мамка заставляет.
- И конечно, накануне на всенощной исповедуешься?
Мишка настороженно кивнул.
- Ни разу не приходило в голову батюшке про свои гадания рассказать?
- А зачем? - он упрямо мотнул вихрастой головой. - Я же не думал, что это нельзя. Вот вы сейчас говорите - грех, сатанисты, жертвы... А я ни про чего такое не слышал.
- Однако же помалкивал о своих делах, так? Конспирацию вы с мамой придумали, пусть и идиотскую, но таились же, да? Значит, совесть всё-таки была нечиста?
- Да при чём тут совесть? - вздохнул Мишка. - Мамка просто не велела трепаться, сказала, если пойдут разговоры всякие, то бед не оберёшься. Вот и всё.
- А ты, конечно, не поинтересовался, какие именно беды? Ладно, теперь уж прошлого не вернуть, о будущем думать надо. Скажи-ка лучше, когда впервые у тебя это проявилось, и как. Не спеши отболтаться, это важный вопрос, от него много чего зависит.
- Ну, - задумался Мишка, - я сейчас точно-то и не помню. Года три назад, я в пятый класс тогда перешёл. Летом это случилось. Мы с пацанами в войнушку играли, наши ребята, с Заполынной, были Тиграми, а те, с Петровской, Волками. Они нас завоевать хотели, а мы как бы партизаны. Ну вот, у них пакет был с картой, где все ихние посты, план наступления и всякое такое. Они его так запрятали, что ни фига не найдёшь. А найти надо было, потому что мы не знали, откуда они на наш штаб полезут, и когда. Ванька, это наш командир, говорит - без пакета, парни, кранты нам. Не отобьёмся, их в два раза больше. А я тогда сидел на бревне, там у Ваньки во дворе всякие доски валялись, рейки... Ну, думаю я про то, что хорошо бы пакет найти, кручу в пальцах щепку какую-то. И вдруг чувствую - она напряглась, щепка, и легонько так поворачивается налево. Ну, я для смеха пошёл в ту сторону, ни о чём таком не думал, просто раз уж неясно, где искать, то не всё ли равно, куда. Вот, я, значит, иду, а щепка в пальцах всё крутится, крутится... ну, как стрелка компаса. Если её сильнее сжать, то замирает, а чуть отпустишь - вертится. А потом вдруг вниз клониться начала, я гляжу - а там камень, это возле того пустыря, где мы в футбол гоняем. В общем, отвалил я этот камень, он, зараза, тяжёлый - а там как раз что-то такое лежит завёрнутое. Пакет волчиный.
- Значит, с палочки началось? - хмыкнул я. - Что же дальше, стал опыты делать?
- Ага, - кивнул Мишка. - Только не всякий раз получалось. Я уж потом понял, что мало щепку вертеть, надо ещё и самому захотеть, чтобы нашлось.
- И любая щепка годится?
- Только чтобы не тяжёлая.
- И что, просто вертел в руках, пока направление не покажет?
- Ну, иногда этого мало, - солидно заметил Мишка. - Если то, что ищешь, далеко, не пойдёшь ведь за тыщу километров... Я однажды ко лбу палочку прижал - и увидел вдруг, где это кольцо лежит. Не так, как вот вас сейчас вижу, а как бы внутри головы. Вроде как если бы снилось, только это не сон был.
- А что за кольцо? - прищурился я. - Кто-то помощи попросил?
- Да мамка всё, - виновато пояснил Мишка. - Она же заметила, что я без проблем всякие вещи нахожу, которые дома куда-то задевались. Я ей ни про какие щепки не говорил, но как начнёт психовать, я во двор выйду, палку возьму какую-нибудь - и ищу. А то она же прямо как бешеная становится, кричит, что это я задевал, ещё и налупить может. Ну, она скоро привыкла, что у меня рука лёгкая, что ни потерялось, всё найду. Она и нахвасталась соседкам. А потом, это уже зимой было, после Рождества, у тёти Даши кольцо пропало, обручальное.
- А кто такая тётя Даша? - сделал я пометку в блокноте.
- Да тётка одна такая, - охотно сообщил Мишка, - с мамкой вместе на суконной фабрике работает. Мамка с ней вроде как дружит, тётя Даша к нам иногда ночевать приходит, когда её муж, дядя Витя, выпьет и драться лезет. Ну вот, мамка и говорит, у неё кольцо обручальное пропало, если дядя Витя узнает, он ей за такое шею свернёт. Ладно, говорю, поищу. А как искать, если она на другом конце города живёт? В общем, пошёл я в сарай, палку покрутил, а она вообще непонятно куда кажет. Я устал уже с ней колупаться, ну, чисто случайно так прижал ко лбу - и голова вдруг как бы закружилась, всё вокруг таким лёгким стало, а потом гляжу - вроде бы я на полу лежу в тёти Дашиной квартире. И в щели между половицами что-то такое светится. Пригляделся - а это оно, её кольцо. Ну, вокруг посмотрел, вижу, ближайшая щель к тумбочке, где у них радио стоит. Побежал, мамке говорю - пусть возле радио посмотрит между досками в полу. Та тёте Даше передала, ну, нашлось кольцо.
- А еще похожие случаи были?
- Были, конечно, - согласился Мишка. - Через месяц после того дела с кольцом. У Васи, это зять нашей соседки, тёти Шуры, пропала сестра, Людка. Она уже большая была, в девятом классе училась. Ну, мать ей как-то раз устроила головомойку за что-то, та психанула, уеду, заорала, от вас, сволочей. И убежала из квартиры, дверью хлопнула - и всё, ищи-свищи. Всю ночь её не было, мамка её по городу моталась, в полицию, то-сё, и без толку. Ну, два дня прошло, а потом уж соседка с моей мамкой поговорила. В общем, меня попросили помочь. Вдруг, говорят, получится? Мне Васину маму жалко стало, я и говорю - ладно, попробую. Пошёл в сарай, щепку о лоб потёр - и опять будто куда-то провалился, а потом вижу - вроде вокзал, народу толпы, по радио чего-то там объявляют, а Людка, дура, по перрону мечется, высматривает кого-то. И я почему-то знаю, что это не где-нибудь вокзал, а в Столице, и Людка надеялась, что кто-то её встретит, но обломилось. Я тогда рассказал мамке, что видел, ну, поехали тут же за Людкой в Столицу, отыскали-таки. Её уже полиция там задержала, в детский приёмник отправили. Оказалось потом, у неё какая-то подруга там, в Столице, жила, они с ней переписывались изредка. Ну, Людка когда с мамкой своей поругалась, решила к подруге податься, зажить роскошной жизнью. Думала, поступит куда-нибудь учиться, а жить будет у этой самой Насти. Та её не встретила, конечно, ей родители запретили, а когда Людка всётаки по адресу ихний дом отыскала, и на порог не пустили. Гуляй отсюда, сказали, девочка, нашу дочь не порти. А то сейчас в полицию сдадим.
- И с тех пор, - протянул я как бы задумчиво, - добрые люди стали к мальчику Мише обращаться за помощью. И не за спасибо, разумеется.
- Да, наверное, с тех пор, - помолчав, согласился Мишка. - Только насчёт денег я ничего не знаю, с ними мамка договаривалась, а я уже в сарае сидел, ждал.
- И никогда не отказывался?
- А как откажешься? - хмуро выдавил Мишка, опустив глаза. - Мамка тут же ремень возьмёт, так налупит, что неделю потом не сядешь. Она же иногда прямо бешеная становится, если против её воли что-нибудь. Да и потом... Жалко людей всё-таки. Они же приходят не с радости, а наоборот. Я же и вам помогать стал, потому что представил - этот мальчик, Санька, ну, которого увели - мне вдруг показалось, он вроде бы как мой братишка, Олежек. Ему как раз недавно пять исполнилось... А вы, оказывается, всё наврали...
Тут уж я не сразу нашёлся что сказать.
- Да, наврал. А что мне оставалось делать? Как иначе я мог проверить, правда это или нет? Спросить напрямую? Чтобы ты мне навешал лапшу на уши? Так что уж извини, но в нашей работе используются и такие методы. Причём заметь - не попадись ты сейчас, потом было бы гораздо хуже. И тебе, и маме... Ты же, парень, с огнём играл. Вовремя остановили.
- Ну и что же теперь со мной будет? - исподлобья взглянул на меня Мишка. Обхватив коленки руками, он с унылым видом ждал моего приговора.
- Да как тебе сказать, Михаил... - прокашлялся я. - В принципе, ничего особо страшного не случилось. Тебе же только тринадцать, значит, полной уголовной ответственности не несёшь. Если на следствии всё честно расскажешь, отнесутся с пониманием. Года три придётся провести на послушании в спецмонастыре.
- Это как? - вскинулся Мишка.
- Ну, что-то вроде интерната такого, - вздохнул я. - Да не бойся, ничего страшного. Порядки там, конечно, строгие, режим, пост, ежедневные службы отстаивать надо, но ничего, привыкнешь. Если с дисциплиной всё в порядке у тебя будет, то срок и уменьшить могут. Ну, там, разумеется, и школа, и мастерские, да и в футбол как и здесь, гонять сможешь. Там ведь такие же ребята, как и ты. Думаю, найдёшь с ними общий язык. А потом - обратно домой. На учёт в местное УЗВ, конечно, поставят, раз в месяц будешь ходить отмечаться. После школы не всюду работать сможешь. К примеру, ни в учителя, ни во врачи тебя не возьмут. Но ты же вроде и не собирался? Так что не трусь, всё могло бы быть и хуже.
Я говорил тёплым убедительным голосом, и Мишка, похоже, понемногу начал оттаивать. Хотя, скорее, легче ему стало от того, что хоть чуточку рассеялось мутное облако неизвестности. Чего он ждал-то? Пыток в мрачных подвалах? Пожизненного заключения в подземелье - с гнилой соломой, червями и крысами?
Конечно, это понятно. Об Управлении нашем много всяких баек ходит, не случайно люди за глаза называют нас инквизиторами. Мы, кстати, не особо и боремся с такими бреднями. Чушь это всё собачья, но немало есть и тех, кого может пронять лишь грубый, тупой страх. Так пускай уж лучше они сочиняют его для себя сами. А мы... Хоть к следственной части я и не имел особого отношения, но кое-что видеть приходилось. Всё мирно и интеллигентно. Просто наши следователи умеют говорить с людьми. Даже "укол правды" применяется в редчайших случаях, и каждый раз на это приходится испрашивать особое благословение. Кстати, та же уголовная полиция ведёт себя куда как грубее. А что до заключения... Мне не приходилось пока что иметь дела с "окишками" - оккультными изоляторами, но Сан Михалыч не раз говорил, что тамошним условиям многие на воле позавидовали бы. Отдельные комнаты с удобствами, трехразовое питание, отличная библиотека. Да, на дверях замок и скрытые глазки телекамер, но как же иначе?
Пока что у меня не было поводов сомневаться в словах начальника. Ну, а что касается Мишки... В принципе, не так уж я наврал, точнее, даже совсем не наврал - если дело покатится по наиболее гладкому пути. Но как знать... Странно всё это выглядит. Маленький провинциальный городок. Рядовой случай оккультной психодинамики. Но почему-то расследовать сие дело надо мне, человеку из столичного Управления. Автоматически получается, что местные работнички три года мышей ни хрена не ловили, а их непосредственное начальство даже и не почесалось. Уж не имеет ли зуб на этих местных ктонибудь в Столице? Не случайно же дело будут раскручивать именно у нас. И видать, въедливо раскручивать будут.
Наверняка им займётся майор Серёгин, он в таких вещах мастак. Мы не раз с ним контактировали в деле Рыцарей Тьмы, и неплохо контактировали, но сейчас почему-то мне вспомнился маслянистый отлив его волос и хищная тонкогубая улыбка. Если он будет вести Мишку, тому придётся пережить немало неприятных минут. Потому что Серёгину нужен масштаб, и версия об одиночной практике его не устроит. Майор станет искать следы группировки. Он это умеет. Ясно, что сия воронка затянет и Веру Матвеевну, и старуху Кузьминичну... Хорошо ещё, если мера пресечения для них ограничится подпиской о невыезде. Хотя маловероятно, чтобы Серёгин потащился раскручивать дело сюда, в заштатный Барсов. Он известный домосед... Но воронка засосёт и кого-нибудь из Мишкиных клиентов, это же ясно. А среди них наверняка обнаружатся те, кто пользовался услугами и других оккультистов. Дело-то заразное...
А в случае группового процесса пацана спасут разве что его тринадцать мелких лет. Да и то, спецмонастырь та ещё шарашка. Что-то вроде интерната, сказал я. Уж кому как не мне вздрагивать от этого слова... Я же на самом деле понятия не имею, что там творится. Интернат, куда я угодил после больницы, тоже был на хорошем счету. С точки зрения тёти Вари. Питание, спорткомплекс, библиотека... Я же никому так и не рассказывал о той октябрьской ночи. Как знать, что происходит за стенами этих монастырей? Тем более, монастыри они только по названию. Сперва-то, в первые годы Державы, это дело - исправление малолетних оккультистов - действительно поручили монахам, но потом кто-то на самом верху решил, что те не справятся, да и не их это профиль - пускай лучше молятся о гибнущих душах, а тут нужны специалисты. И "эсэмки" вывели из ведения епархий, так что теперь монастырский персонал - наши же люди, УЗВ. Конечно, в каждом таком заведении есть и домовая церковь, и дежурный духовник, и по идее раз в месяц архиерей должен приезжать, обследовать жизнь воспитанников, да ведь и ежу понятно - у любого епископа найдётся тысяча дел поважнее. А даже и приедет - уж на показуху у нас все мастера. А как владыка отбудет...
- Ладно, Михаил, - сказал я, поднимаясь. - Пора мне идти. Мы ещё увидимся. Не бойся, я постараюсь, чтобы всё было хорошо.
Мишка мне не ответил. Кажется, он и не заметил моего ухода.
...Поднявшись наверх, я потребовал у дежурного ключи от кабинета начальника, где томился под полиэтиленовым чехлом компьютер. Похоже, им здесь пользовались от силы раз в год. Или вообще не пользовались. Можно, разумеется, было послать рапорт и с карманной станции, но мне было предписано задействовать местный ресурс. То ли здешней полицейской братии продемонстрировать, что в Столицу сигнал отправлен, то ли нашим, управленческим, программистам зачем-то надо было, чтобы включилась эта машина. Какие-то ихние сетевые хитрости.
Войдя в систему, я набрал свой код и, дождавшись окна подтверждения, быстренько отстучал рапорт. Да, сигнал из Барсова оказался верным. Да, объект задержан и находится в местной полиции, в КПЗ. Первичный допрос произведён. Жду указаний.
Указания не замедлили появиться спустя полминуты. В окаймлённом жёлтой рамочкой окошке. В понедельник в 07-00 прибывают двое сотрудников Управления. Номера удостоверений такие-то. Объект должен быть сдан им с рук на руки. На этом мои функции завершаются. В поле "примечание" торчало лишь три слова: "Благодарю. Счастливой рыбалки".
Стиль моего дорогого начальника невозможно было не узнать.
Глава 7. Грибочков покушай.
К дому Фёдора Кузьмича я подошёл уже где-то в двенадцатом часу. На пути мне никто не встретился, город, казалось, вымер. Назойливо трещали невидимые во тьме кузнечики, кто-то мелкий возился в лопухах загулявшие куры, должно быть, или кошки. И конечно, пели над ухом жадные до Бурьяновской крови комары, упорно пытались присосаться, то и дело приходилось отмахиваться от ночных упырей, и вертелся в мозгах дурацкий стишок, ещё с тех, с интернатовских времён: "Во лбу мужика получилась дыра - он долго давил на себе комара".
А воздух по-прежнему истекал травяными ароматами, всё он не мог остыть после дневного пекла, и лишь изредка ледяными струйками накатывали быстрые, осторожные ветерки. Они стлались понизу, облизывая мои ступни, точно языки вёртких ящериц, и мне казалось, будто они пытаются затормозить меня, искривить мой путь - чтобы я пошёл куда-то совсем в другую сторону, в какие-то тёмные, пронзительно дышащие полынной горечью провалы, где даже трели кузнечиков и те умолкли, растворённые плотной, напряжённой тишиной.
Как я и думал, Фёдор Никитич ещё не отправился на боковую. Окошко, задёрнутое лёгкой ситцевой занавесочкой, призывно светилось, и негромкая музыка просачивалась сквозь неплотно прикрытую дверь - старик, надо полагать, наслаждался радиопрограммой "ночные мелодии". Он ещё утром пояснил, бросив взгляд на неумолкающий приёмник: "Люблю, чтобы мурлыкало".
Я осторожно постучался, лишь сейчас сообразив, что в суматохе недавних дел так и не побеспокоился заготовить какую-нибудь легенду на тему столь позднего возвращения. Придётся сходу что-то сочинять, и это само по себе несложно, только вот не то настроение. Да и зуб, между прочим, опять ноет, а сие не способствует умственной активности.
Впрочем, заниматься словотворчеством мне не пришлось. Никитич открыл дверь молча и сразу прошёл в комнату. Я немедля просочился вслед за ним. Здесь, в тускло освещённом обиталище старика, было по сравнению с улицей не то что теплее - попросту жарко. Точно я вернулся в сегодняшний знойный полдень. Печку он топил, что ли?
- Есть будешь? - глядя в давно не мытые доски пола, поинтересовался бывший сторож. Голос его походил на скрип сто лет не смазывавшихся дверных петель.
- Спасибо, Фёдор Никитич, что-то не тянет, - почти искренно отозвался я, потому что хоть желудок и бубнил о чём-то своём, но спать хотелось куда как сильнее.
- Как знаешь, - хмыкнул старик и вновь надолго замолчал, уставясь в разложенную на обеденном столе газету. Однако не замечалось, чтобы он так уж увлечёкся номером "Верхнедальских новостей", жёлтом и засиженном мухами.
Что-то было с ним не так, что-то ощутимо изменилось с утра, исходило от него с трудом скрываемое напряжение, точно он разозлён или напуган, а может, и то и другое вместе.
- Я тебе постелил, - мотнув лысой головой, произнёс в конце концов Никитич. - Хочешь, ложись, хочешь, нет. Дело твоё.
Нет, мне всё-таки было интересно, что же такое случилось с болтливым сторожем, чему я обязан такой решительной переменой, будто нагадил ему в кастрюлю, и лишь правила приличия не позволяют вышвырнуть постояльца в душную комариную ночь.
- Что случилось-то, дядя Федя? - решил я наконец привести ситуацию к общему знаменателю. - Ты чего такой кислый?
Фёдор Никитич по-прежнему изучал передовицу.
- Всё путём, - пробубнил он, не отрываясь от газеты. - Спать пора.
- Спать и в самом деле пора, только ты мне всё-таки скажи, чего злишься?
- Зуб болит, - с неумелой фальшью в голове проворчал Никитич.
- Нет, дядя Федя, это как раз у меня зуб болит, - раздражённо бросил я в тусклую пустоту. - А вот ты, я думаю, что-то ко мне имеешь. Так скажи, душу не выматывай, а то не по-людски оно как-то выходит.
- А спектакли играть, это по-людски? - искоса взглянув поверх моей головы, ухмыльнулся Никитич. - Я, мол, такойсякой несчастный парнишка, приютите, помогите... А я-то, дурень, разбежался, поверил...
- Это ты про что, Фёдор Никитич? - невинным тоном осведомился я, уже чувствуя - сторож знает, потому что - маленький городок, и новости разлетаются мгновенно.
- Сам понимаешь, про что. Врал, я, дескать, беднягаработяга, а выходит - столичная штучка, поручик Управления. Сказочку жалостную наплёл, про малыша своего похищенного, а на деле, получается, наживка, я и поймался, как глупая рыба, адресок тебе дал...
Глупо было с ним спорить, изображая туповатого радиомонтажника. О том, что случилось на Заполынной, наверняка знает уже полгорода. Вера Матвеевна, видать, сразу после моего ухода бросилась изливать горе соседкам, а там и пошло-поехало. Какие-нибудь два часа - и пожалуйста, народ в курсе. Да и мужички из полиции тоже, надо полагать, рот на замке не держали.
- Ну, и чем ты недоволен, дядя Федя? - хмуро выдавил я застрявшие где-то в районе пищевода слова. - Ну, поручик, ну, веду расследование. Возражения есть? Работаю я, понимаешь? А работа наша не такая, чтобы первым делом корочку служебную всем под нос тыкать. Ни хрена бы я тут не вскрыл, если по-официальному. А что касается тебя, Фёдор Никитич, то мне и вправду ночевать негде было. В полицию переться - сразу же и засветить свою личность. От меня бы тогда Кузьминична как чёрт от ладана шарахнулась. Поэтому за ночлег спасибо, но раз уж так вышло, докучать не буду. Заплатил я тебе вперёд, сдачи не надо, пойду покемарю на вокзале. Всё равно две ночи осталось, как нибудь уж перекантуюсь.
Я приподнялся с дивана и накинул на плечо ремень сумки.
- Брось, - махнул рукой Никитич. - Пыли не поднимай. Уговор наш в силе, ночуй на здоровье, ничем ты никого не стесняешь. Не психуй, не мальчик.
Ну что ж, меня два раза упрашивать не надо. Очень уж не хотелось мне ломиться до вокзала.
- Ну ладно, проехали, - кивнул я. - Какие ещё вопросы, дядя Федя? Ты ведь и чем-то другим недоволен, так ведь? Давай уж сразу всё разберём, чтобы потом друг на друга не собачиться.
- Да что теперь говорить, - устало выдохнул Никитич. - Я, конечно, понимаю, долг там, работа, защита веры... Но тут ведь, Лёша, дело тонкое. Ладно бы сволочь какая из этих, сатанистов, что жертвы приносят, порчу наводят и всё такое... Я бы слова тут не сказал, ёлкин корень, их, конечно, надо за это самое место брать. Ну у нас-то что... Мальчишка же, несмышлёныш... Да и чего такого он вредного делал? Пацан-то хороший, я ж его знаю, и Верку, мамку его, знаю, выпивали мы, грешным делом, с мужиком её покойным.
- Между прочим, Фёдор Никитич, - ядовито заметил я, - этого хорошего пацана ты не далее как вчера крапивой настегать хотел. Помнишь, за мячик, там, на пустыре?
- Так это, - невесело улыбнулся Никитич, - это дело такое... Бытовое, что ли... Я ж не о том тебе толкую. Жалко мальчишку. Ты ж ему судьбу переломил, теперь пойдёт крутиться одно на другое, что я, не знаю, как оно бывает? Шестьдесят пять лет на свете прожил, насмотрелся.
- Фёдор Никитич, - терпеливо сказал я, - тогда ты тем более понимать должен, что нельзя иначе. Мы ж с тобой православные люди, и незачем лекции читать про то, что способности такие от бесов. Парнишка, ясное дело, этого не понимает, но мы-то с тобой грамотные. Он уже в прелести находится, нечистый его ведёт, осторожненько так, аккуратно, чтобы ни сам, ни окружающие не просекли. Знаешь, чем такие дела кончаются? Бесноватых видал когда-нибудь, которых старцы отчитывают? Ну то-то, а мне вот по службе приходилось. Не останови мы сейчас этого Мишку Званцева, с ним в конце концов то же случилось бы, если не чего похуже. Вот ты говоришь, сатанисты, ритуальные убийства. Ну правильно, газеты читаешь, радио слушаешь. Но откуда они берутся, сатанисты? Не на пустом же месте вырастают! Вы же, обычные люди, и сотой доли того не знаете, что мы, в УЗВ. Так вот, Фёдор Никитич, сатанисты по большей части именно так и начинали, с бытовой экстрасенсорики. Лечение там, гадание, биоэнергетика всякая... А как втянется человек, тут как раз и начинается...