Страница:
Верити не обманывала себя и не верила, что эти раны скоро затянутся. Но она молилась, чтобы этот новый более нежный, более открытый человек получил шанс наконец стать самим собой.
Этот новый Кайлмор был склонен изображать из себя любителя поспать. Она ничего не имела против. Каждую ночь он доверчиво засыпал в ее объятиях, а она рыдала над страданиями, которые он переносил с такой храбростью и в таком одиночестве. Рыдала молча. Если он увидит ее плачущей, то догадается о ее тайной любви.
Спустя неделю после того, как герцог раскрыл ужасающие тайны своего детства, Верити как-то утром спустилась вниз и столкнулась с ним в холле. Мощными руками он удерживал под мышками пару оленьих голов.
– Что вы делаете? – удивилась она.
– Сооружаю погребальный костер из наших суровых стражей. – Кайлмор бесцеремонно бросил свою ношу и обнял Верити. – Если только ты не хочешь сохранить их? – шепотом спросил он.
– Упаси Боже.
Он был в одной рубашке, и мускулы его спины играли под ее ладонями.
Появился Энди и выхватил лесную куницу и самого мрачного барсука из кучи у двери, даже не взглянув на обнимавшуюся пару.
И все же Верити покраснела. Невероятно. Тринадцать лет она была куртизанкой, но, несмотря на распутный образ жизни, часть ее души чувствовала себя чистой, как будто вновь родившейся. Почти девственницей.
Впервые полюбившей девственницей.
После исповеди Кайлмора ей страшно хотелось убрать из дома все, напоминавшее о проклятом прошлом. Может быть, тогда он обретет покой.
Энди швырял чучела в тележку.
– Кайлмор, – тихо позвала она. – Вам помочь?
Он просил называть его по имени, но Верити испытывала неловкость от такой близости.
– Ты не должна работать, как служанка, милая.
– Думаю, если герцог может пачкать свои руки, то такая крестьянка, как я, ничуть не хуже, – сухо заметила она.
Не дожидаясь его согласия, Верити пошла в гостиную и ахнула, увидев царивший там хаос. Хэмиш и Энди стояли на табуретах у соседних стен и ломом срывали с них выставленные напоказ головы животных.
– Ваш дедушка явно желал, чтобы его трофеи висели здесь до конца света, – сказала Верити и сразу же чихнула от облака пыли, которое поднялось, когда на пол свалилась самая большая голова.
– Возьми. – Кайлмор протянул ей носовой платок. – Я не шутил насчет пыли.
– Пожалуй, нет, – согласилась она. – Я займусь вещами поменьше.
Верити повернулась к массивному шкафу из красного дерева, в котором были выставлены образцы местной фауны. Она возненавидела эти чучела несчастных убитых зверьков с первой же минуты, как их увидела.
Уборка этой комнаты заняла почти весь день. Раньше она никогда бы не поверила, что величественный герцог Кайлмор снизойдет до такой грязной работы. Но сейчас ее не удивляло, что он трудится усердно и безропотно рядом со слугами.
В Лондоне она совсем его не понимала, а еще считала себя умной женщиной!
Когда Хэмиш, Ангус и Энди вынесли одну задругой оленьи головы, что-то новое почувствовалось в атмосфере. Что-то похожее на счастье.
Но для Верити это было счастье с привкусом печали. Это счастье не могло длиться вечно.
Разобрав нижнюю полку последнего шкафа, Верити осторожно выпрямилась. У нее заболела спина. Подумать только, когда-то она работала так каждый день, служа горничной в имении сэра Чарлза Нортона.
Верити повернула голову и увидела Кайлмора, наблюдавшего за ней из угла. В его ярко-синих глазах был знакомый блеск, от которого кровь застучала в ее венах.
Возможно, она не так уж и стара.
Впервые за этот день они остались одни.
Кайлмор перешагнул через последние обломки четырех картин, изображавших страшные, кровавые сцены охоты, и подошел к Верити.
– У тебя на щеке грязь, mo cridhe. – Нежная улыбка пробежала по его лицу. – Сорайе стало бы стыдно за тебя.
Когда-то упоминание о Сорайе было ей неприятно. Когда-то и он хотел уколоть ее. Те дни были уже далеко, но Верити все равно почувствовала беспокойство. Она испытующе посмотрела герцогу в лицо.
– Вам не хватает ее?
Он поднял руку и пригладил пряди, выбившиеся из уложенных на голове кос.
– Почему? Она здесь. Она и есть Верити. – Чисто мужское удовлетворение заставило Кайлмора улыбнуться еще шире. – И она принадлежит мне.
Верити не стала спорить. Они оба знали, что это правда.
Когда они на равных, разве можно стыдиться поражения? Она бросила на него пристальный взгляд из-под темных ресниц. Верити очень скоро поняла, что именно такой взгляд сводит его с ума.
Голос Кайлмора огрубел от страсти.
– Я хочу тебя прямо сейчас.
Не самый утонченный прием обольщения, но Верити было достаточно чувствовать жар его тела и видеть выразительный блеск глаз. Иногда Кайлмор соблазнял ее сладкими словами и пикантными комплиментами. Иногда увлекал ее силой своей страсти, от которой ее сердце было готово выскочить из груди.
А сейчас она видела по сапфировому огню в его глазах, что он сгорает от нетерпения и не хочет тратить время на комплименты.
– Пойдемте наверх.
Он покачал головой, и в его улыбке появилось что-то дьявольское.
– Нет, я хочу здесь.
Ее глаза удивленно округлились.
– Но кто-нибудь может войти.
– Не войдут. Я отпустил их на весь день. – Он запер дверь. – Снимай свои панталоны и ложись на ковер. – По голосу было ясно, что он не потерпит возражений.
От такого бесстыдного требования по телу Верити пробежала дрожь предвкушения.
– Только панталоны, ваша светлость?
– Пока этого достаточно. – Он повернулся к ней и с нетерпением настоящего аристократа постучал ключом по ладони.
Верити кивнула, пряча свое нараставшее возбуждение.
– Как пожелаете.
Она подняла юбки, чтобы развязать шнуровку, и услышала его короткий вздох. Панталоны уже лежали у ее ног. Она переступила через них и, намеренно дразня Кайлмора, аккуратно разложила их на массивном дубовом кресле, которое заметила еще в первый день своего пребывания здесь.
Кремовый шелк с вышитыми на нем фиалками и лилиями выглядел неприлично на фоне тяжелого резного дерева.
Стоя у двери, Кайлмор с жадностью следил за каждым ее движением. Верити чувствовала себя кроликом, попавшимся на глаза лисе. Только в данном случае кролик был бы счастлив, если бы его съели.
– Ковер, – хрипло приказал он.
Она скрыла злорадную улыбку. Аристократические манеры уже изменяли ему. Ей же не требовалось никаких усилий.
Не говоря ни слова, она подошла к камину и легла на расстеленный перед ним красно-синий персидский ковер. Согнув колени, она слегка раздвинула ноги. Он не сможет устоять перед таким смелым приглашением.
Она закрыла глаза и с волнением ждала его.
Долго ждать не пришлось. Кайлмор подошел так быстро, что она даже не слышала, как он пересек комнату.
– Ты думаешь, что я воск в твоих руках, да? – прорычал он.
Он не дотрагивался до нее. Но она знала, что скоро дотронется.
Вериги притворно зевнула, зная, что это заставит его потерять всякую власть над собой. Как она любила дразнить его.
– Да.
Он грустно усмехнулся.
– И ты права, черт тебя подери.
Она слышала его неровное дыхание и слабый шорох одежды. Ему не терпелось овладеть ею.
Кайлмор небрежно сдвинул ее юбки. Верити выглядела совершенно развратной. Но она не чувствовала себя развратной, она чувствовала себя свободной.
Даже не открывая глаз, она ощущала на себе его горячий взгляд. В комнате было тихо, слышалось только его хриплое дыхание.
Кайлмор положил руки на ее колени и грубо, широко раздвинул их. От теплоты его ладоней, которое чувствовалось сквозь тонкие шелковые чулки, Верити охватила дрожь.
Она ощущала его возбуждение и слышала прерывистое дыхание. Ощущала, как он сдерживает себя. Она выгнулась на пушистом ковре и ожидала, что он войдет в нее. Он должен знать, что она готова принять его.
Она почувствовала его губы и тихо застонала в экстазе.
Он был дьяволом. Он был ее дьяволом.
Он приподнял и поставил ее перед собой на колени, а сам откинулся назад, опираясь на пятки. Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как под тонким белым полотном буйно бьется его сердце. Затем он высоко поднял ее над собой, так что темно-зеленые юбки накрыли их обоих, словно ради приличия скрывая распутство.
Но под этим прикрытием она села на него верхом, открытая и готовая принять его. Она хотела этого жара и силы. Она хотела чувствовать его внутри себя.
Она обеими руками ухватилась за его широкие плечи и изогнулась. Он судорожно сжимал ее, и Верити видела, как темнели его глаза, когда она медленно опускалась на него. Как бы она ни желала его, она пережила восхитительный момент сопротивления, перед тем как полностью приняла его.
Они смотрели в глаза друг другу, и Верити поняла, чего он хочет. Сознание собственной власти будоражило ее, когда она избрала ритм их слияния, то приподнимаясь, то опускаясь на него.
В такие моменты связь между ними казалась неразрывной, хотя Верити знала, что этого не может быть. Она любила его медленно, глубоко, настойчиво, отдавая всю себя с каждым движением тела.
Кайлмор притянул голову и поцеловал ее долгим страстным поцелуем..
Верити сжала руками его рубашку и бросилась в бездну. Кайлмор оторвался от ее губ и откинул голову в последнем усилии. Остатки самообладания растворились в безумии. Верити кусалась и царапалась как зверь и упивалась своим неистовством.
Наслаждение обрушилось на нее с ослепляющей силой, в то же мгновение, когда содрогнулся он. Целую вечность она не могла оторваться от него, а мир кружился перед ее глазами.
Когда все кончилось, они без сил упали на ковер. Верити лежала поперек вздымавшейся груди Кайлмора и слушала, как постепенно успокаивается его сердце. Ее тело болело от блаженного изнеможения. Верити сомневалась, что когда-нибудь снова сможет двигаться.
Но не сомневалась, что однажды умрет от такого наслаждения.
После долгого, наполненного чувственными переживаниями молчания он дрожащей рукой дотронулся до ее волос. Нежность этой ласки тронула ее до глубины души.
– Вот и нет больше призраков, – тихо сказал он.
Верити думала, что вслед за уничтожением ужасных трофеев своего деда Кайлмор наконец избавится от тяжелых воспоминаний о прошлом. Дни проходили в радостном тумане, и у нее появилась слабая надежда, что герцог изгнал своих демонов.
К сожалению, ее собственные демоны все настойчивее проявляли себя.
И жаждали крови.
В этой скрытой от всего мира долине едва ли имело значение, что Кайлмор был одним из самых знатных людей королевства или что она была продажной женщиной, чье имя трепали в каждой таверне от «Джона О'Троутса» до Лэндс-Энда.
Но Верити не могла забыть, что у герцога были обязательства, которыми он пренебрегал. Кайлмор должен жениться и произвести на свет наследника. А жестокая правда заключалась в том, что он не мог жениться на своей любовнице, несмотря на безумное предложение, сделанное в Кенсингтоне. Теперь она догадывалась, что он хотел этим браком нанести удар своей семье. Слава Богу, этот запутавшийся, разгневанный человек больше не существовал.
Каждую минуту, проведенную с Кайлмором, каждый раз, когда они с упоением занимались любовью, каждый раз, когда они смеялись, спорили или спокойно беседовали у камина после долгого, заполненного заботами дня, Верити помнила, что, пока она остается с ним, герцог не станет искать себе жену.
Любовь к ней погубит его. Ей было бы невыносимо видеть его униженным, осмеянным и опозоренным из-за того, что он был достаточно смел и добр, сумев за ее дурной славой рассмотреть настоящую женщину.
Но каждый раз новый день заставал Верити в его объятиях, сонную, счастливую, удовлетворенную, и она давала себе обещание, что покинет его завтра.
На этих широтах осень наступает быстро, и ночной воздух холоден, несмотря на то, что на холмах все еще цветет пурпурный вереск. Кайлмор вошел в гостиную, принеся с собою свежий аромат приближавшегося вечера.
За месяц своего пребывания в Шотландии Кайлмор отрастил волосы и выглядел загорелым и отдохнувшим. В этой грубой одежде его легко было принять за преуспевающего фермера. Пока не бросалась в глаза прирожденная властность в его осанке.
– Что? – спросил он, увидев, что Верити, стоя у окна, наблюдает за ним.
– Я как раз думала, какого красивого любовника я получила, – откровенно ответила она.
Он смущенно улыбнулся ей.
– Ох уж эта глупенькая девушка!
Верити рассмеялась над его театрально преувеличенным акцентом.
– Ну, если не верите мне, спросите Мораг и Кирсти. Клянусь, эти девушки только от вашего голоса краснеют, как ягоды рябины.
Это было правдой. Хорошее настроение герцога передавалось всем обитателям дома, так что горничные, прежде боявшиеся его, теперь ходили за ним, как заблудшие ягнята.
Но Кайлмор их не замечал. Когда-то Верити считала его самовлюбленным и чванливым, но тщеславие было всего лишь частью маскировки, к которой он прибегал в Лондоне.
– Они такие же глупые, как и ты, mo cridhe.
Хэмиш сказал ей, что «mo cridhe» означает «мое сердце», a «mo leannan» значит «моя любимая». Верити понимала, что не следует трепетать от восторга каждый раз, когда Кайлмор называет ее ласковыми именами, но ничего не могла с собой поделать.
Он был прав. Она, без сомнения, была глупой.
Кайлмор взял ее за руку и подвел к дивану, стоявшему напротив камина. Теперь, с приближением холодов, в камине постоянно горел огонь.
– Я хочу поговорить с тобой.
Было непохоже, что Кайлмор собирался говорить о чем-то серьезном. Он развалился на подушках, подобно молодому султану, любующемуся своей любимой наложницей.
– Повторяю последний раз: я не хочу учиться ездить верхом.
– Нет, я хочу поговорить о другом. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. – Я скучал по тебе, – тихо признался он.
Она коротко рассмеялась и ответила легким поцелуем. Как ей нравилась эта физическая свобода. Она ощущала ее как часть своей новой жизни, как неиссякаемый источник радости.
– Мы расстались утром.
– Знаю, но все равно скучал по тебе.
– Так кто же здесь глупый? – Она отвела шелковистые темные волосы от его лица. – Хотите, я подстригу вас сегодня? Вы превращаетесь в лохматого горца. И приводите меня в ужас.
– Об этом позаботится мой камердинер в замке Кайлмор.
– Да, но… – Верити отшатнулась, как от удара, она поняла значение только что сказанных им слов. – Замок Кайлмор, – повторила она.
– Кончается осень, Верити. Мы не можем оставаться здесь на зиму. Это необитаемое место и абсолютно недоступное. Не говоря уже о том, что здесь холоднее, чем в ледяной пещере ада.
Он говорил, словно сказанное им было разумно, но в действительности в его словах звучал похоронный звон по всему ее счастью.
– Я… я понимаю, – дрогнувшим голосом сказала она.
Конечно, она понимала.
Их идиллия длилась немногим более трех недель. Двадцать два коротких дня. Такая ничтожная награда за все одиночество в годы борьбы.
Это было несправедливо, Верити хотелось взбунтоваться, хотя она уже смирилась с тем, что жизнь вообще полна несправедливости.
«Еще одна неделя. Еще один день».
«Я еще не готова отказаться от тебя».
Верити все время знала, что отсрочка ничего не изменит, если она не обещает вечности. А вечности быть не могло.
– Так ты успеешь собраться, если мы уедем завтра? – Он продолжал говорить спокойно, как будто не убивал ее каждым отмеренным словом. – Ангус и Энди отправились к берегу, чтобы пригнать судно. Они и Хэмиш поедут с нами. Остальные заберут вещи из дома и последуют вторым рейсом.
– Так скоро? – прошептала Верити.
Когда-то ей была ненавистна каждая травинка в этой долине. Теперь же у нее разрывалось сердце от расставания с ней.
«О, Верити, – прошептал ее внутренний голос. – Не разлука с этой долиной разрывает твое сердце, и ты это знаешь».
– Это север, погода может измениться в любую минуту.
– Да, – уныло сказала она. – Конечно, я буду готова.
Рука, скрытая от его глаз, сжалась в кулак от усилия сохранять спокойствие.
Кайлмор нахмурил брови.
– Что случилось? – Он снова поцеловал ее пальцы. – Не беспокойся, mo gradh. Тебе понравится замок. Из него открывается вид на море, его окружают акры садов, которые будут в твоем распоряжении.
Она не смогла выдавить из себя улыбку. Сейчас рушился весь ее мир.
– Да, – равнодушно сказала Верити.
Кайлмор помолчал, озадаченно глядя на нее.
– В замке легче получить медицинскую помощь, если она тебе потребуется, – медленно произнес он.
Это вывело ее из состояния тупого отчаяния.
– Я не больна. Я никогда не болею.
Он улыбнулся улыбкой самого счастливого человека на свете.
– Конечно, но, может быть, ты уже носишь моего ребенка.
Вырвав у него свою руку, Верити встала.
– Нет. Нет, это невозможно.
Он не сводил с нее своих ярко-синих глаз.
– Я бы сказал, это более чем возможно.
Она глубоко вздохнула, чтобы приглушить волнение.
– Вы не понимаете. Я – бесплодна.
Глупо было стыдиться признания в том, с чем она давно смирилась, и все же ей было стыдно.
– Ты не можешь этого знать, – спокойно ответил он.
Она сжала руки с такой силой, что ногти впились в ладони.
– Нет, могу. Я спала с мужчинами с пятнадцати лет. Сейчас мне двадцать восемь, и никогда не было зачатия. – Сначала ее бесплодие казалось благом, но проходили годы, и Верити начала с отвращением думать о своем неестественном состоянии.
– Это все догадки, – твердо заявил Кайлмор.
– Нет, это уверенность, – так же твердо ответила она.
Он поднялся и встал перед ней. Ее решимость покинуть его была недостаточно твердой, Верити это понимала.
– Верити, сэр Элдред уже утратил мужскую силу. Мэллори, как я понял, не был страстной натурой. А мы с тобой в Лондоне были осторожны. В этом же доме мы оба были во власти страсти и не думали об осторожности. – Его глаза сияли от радости. – Счастливое прибавление вполне возможно будущей весной.
Неужели это правда? Могли ребенок Кайлмора расти в ее теле?
О, пусть так и будет! Верити отдала бы все, только бы почувствовать, как его ребенок шевельнется в ней. Она окружит сына или дочь такой любовью, которой так не хватало Кайлмору в его тяжелом детстве.
А герцог продолжал, словно не он только что разрушил убеждение, на котором была построена вся ее жизнь.
– Я не хочу, чтобы ты оказалась здесь в середине зимы.
Сердце, почувствовавшее надежду, снова сжалось от безысходности.
Если каким-то чудом Верити родит его ребенка, ей придется растить его без отца, потому что вероятность беременности никак не меняла главного. Она лишь прибавляла горечи ее страданиям.
Верити пыталась скрыть, насколько велико ее горе. Когда-то это ей удалось бы. Теперь же она сомневалась, что сможет обмануть его.
Но должна попытаться. Ради него должна попытаться. Верити еще раз глубоко вздохнула.
– Я не поеду в замок Кайлмор.
Он не сразу понял ее. Почему он был должен понять?
– Ты хочешь поехать в какое-то другое место? У меня есть и другие дома. Или можем отправиться в путешествие. Или вернуться в Лондон, если хочешь.
Боже, как это трудно. Она облизнула пересохшие губы.
– Нет, я вернусь к моему брату, в Уитби. По крайней мере на время.
– В Уитби? – повторил Кайлмор, и в этот момент она увидела, что он понял. Его лицо окаменело от потрясения. – Ты хочешь покинуть меня. – Слова прозвучали так резко, что Верити почти пожалела о своем решении.
Но она напомнила себе, что делает это ради него самого. Когда-нибудь, в унылые годы, ожидавшие ее впереди, она, может быть, найдет утешение в этой мысли.
– Да.
Слава Богу, Кайлмор не расслышал безграничное отчаяние в ее лжи.
Она готовилась к его гневу. Однажды она довела его до тяжкого преступления. Она понимала, что это предательство намного хуже, чем ее бегство из Лондона. За эти недели она не давала никаких обещаний, но каждая минута доказывала ее верность.
Кайлмор сохранял спокойствие, хотя его лицо побелело как мел.
– Ты не собираешься сказать мне почему?
Какую боль причинила она ему. Верити понимала это и ненавидела себя. Но она должна сделать это. У герцога и куртизанки не могло быть будущего. Каждый день, проведенный вместе, делал неизбежную разлуку все более мучительной.
Так говорил ей рассудок.
А сердце убеждало, что не может быть боли сильнее той, которую Верити испытывала сейчас.
Верити собрала всю свою храбрость. Теперь она должна стать только Сорайей. Гордой, решительной, холодной. Страдающее сердце Верити не должно помешать ей сделать то, что она должна сделать.
– В Лондоне мы заключили соглашение. Если любой из партнеров захочет прервать эту связь, она закончится. Так вот я хочу прервать ее, ваша светлость.
Кайлмор поморщился, когда она употребила его титул.
– И это лучшее, что ты можешь сделать? Прощай, удачи тебе, и разойдемся по разным дорогам? – сердито спросил он. – Черт подери, я думаю, ты должна мне больше, чем это. Что происходит, Верити? Почему все переменилось, как только я сказал, что мы уезжаем из долины?
Верити не могла сказать ему правду; он бы никогда с ней не согласился. Кайлмор верил, что нет ничего лучше, чем сделать куртизанку герцогиней.
Но Верити думала по-другому.
Она отвернулась, не желая видеть его боли и растерянности.
– Я давно знала, что должна уехать. – Верити с трудом владела голосом. – Пришло время вам вернуться к своей жизни, а мне – к своей.
– Ты – моя жизнь! Я не позволю тебе уехать, – страстно заявил Кайлмор, поворачивая ее лицом к себе. – Не делай этого, mo cridhe!
Она неподвижно смотрела на его искаженное мукой лицо.
– Вы ничего не можете требовать от меня. Вы сказали, что больше никогда не станете принуждать меня. Или ваше слово ничего не стоит? Если вы действительно изменились, то вы прекратите этот спор.
Верити поступала жестоко, упрекая Кайлмора в его грехах, жестоко было напоминать ему и о той сказочной ночи, когда она наконец отдалась ему по воле своего сердца.
Он отпустил ее.
– Итак, ты снова убегаешь от меня без всяких объяснений? По крайней мере на этот раз я, видимо, должен быть благодарен, что ты предупредила меня о своем отъезде.
– О, найдите в себе силы простить меня! – воскликнула Верити, ее решительность таяла.
Кайлмор отшатнулся прежде, чем Верити коснулась его.
– Мадам, ваше право – уехать, а мое – распорядиться своими чувствами, как я желаю.
– Так… так вы не будете настаивать, чтобы я осталась с вами? – неуверенно спросила она.
Он покачал головой.
– Мои преступления против тебя нельзя простить. То, что я делал, ставило под угрозу твою жизнь. Я признаю, что не имею права удерживать тебя. Я…
Ее сердце сжалось от жалости, когда его голос дрогнул, выдавая страшную муку, скрытую под спокойствием.
– Я надеялся, что ты останешься по собственной воле. Но это невозможно после всего, что я сделал.
Эти светские манеры напомнили Верити сдержанного любовника, каким Кайлмор был в Кенсингтоне. Контраст между ним и человеком, которого она узнала, был так велик, что ей хотелось закричать. Кайлмор всю жизнь скрывал свои истинные чувства. Верити чувствовала себя самой подлой предательницей, толкавшей его обратно в холодное одиночество.
– Мне очень жаль, Кайлмор, – сказала она, чувствуя себя несчастной.
Его глаза мгновенно потемнели от гнева, в них сразу же появилось мрачное выражение.
– Мне тоже, мадам. – Он шагнул к двери. – Завтра мы уезжаем. А из замка Кайлмор я провожу тебя до Уитби.
Затянувшееся прощание лишало ее последних сил.
– Вам нет необходимости провожать меня.
– Нет, есть! – гневно отрезал он. – Я силой увез тебя из дома. Я обязан позаботиться, чтобы ты добралась благополучно. – Кайлмор холодно кивнул в ее сторону и вышел из комнаты прежде, чем Верити успела возразить.
Она не думала, что когда-нибудь так сильно полюбит его.
Глава 22
Этот новый Кайлмор был склонен изображать из себя любителя поспать. Она ничего не имела против. Каждую ночь он доверчиво засыпал в ее объятиях, а она рыдала над страданиями, которые он переносил с такой храбростью и в таком одиночестве. Рыдала молча. Если он увидит ее плачущей, то догадается о ее тайной любви.
Спустя неделю после того, как герцог раскрыл ужасающие тайны своего детства, Верити как-то утром спустилась вниз и столкнулась с ним в холле. Мощными руками он удерживал под мышками пару оленьих голов.
– Что вы делаете? – удивилась она.
– Сооружаю погребальный костер из наших суровых стражей. – Кайлмор бесцеремонно бросил свою ношу и обнял Верити. – Если только ты не хочешь сохранить их? – шепотом спросил он.
– Упаси Боже.
Он был в одной рубашке, и мускулы его спины играли под ее ладонями.
Появился Энди и выхватил лесную куницу и самого мрачного барсука из кучи у двери, даже не взглянув на обнимавшуюся пару.
И все же Верити покраснела. Невероятно. Тринадцать лет она была куртизанкой, но, несмотря на распутный образ жизни, часть ее души чувствовала себя чистой, как будто вновь родившейся. Почти девственницей.
Впервые полюбившей девственницей.
После исповеди Кайлмора ей страшно хотелось убрать из дома все, напоминавшее о проклятом прошлом. Может быть, тогда он обретет покой.
Энди швырял чучела в тележку.
– Кайлмор, – тихо позвала она. – Вам помочь?
Он просил называть его по имени, но Верити испытывала неловкость от такой близости.
– Ты не должна работать, как служанка, милая.
– Думаю, если герцог может пачкать свои руки, то такая крестьянка, как я, ничуть не хуже, – сухо заметила она.
Не дожидаясь его согласия, Верити пошла в гостиную и ахнула, увидев царивший там хаос. Хэмиш и Энди стояли на табуретах у соседних стен и ломом срывали с них выставленные напоказ головы животных.
– Ваш дедушка явно желал, чтобы его трофеи висели здесь до конца света, – сказала Верити и сразу же чихнула от облака пыли, которое поднялось, когда на пол свалилась самая большая голова.
– Возьми. – Кайлмор протянул ей носовой платок. – Я не шутил насчет пыли.
– Пожалуй, нет, – согласилась она. – Я займусь вещами поменьше.
Верити повернулась к массивному шкафу из красного дерева, в котором были выставлены образцы местной фауны. Она возненавидела эти чучела несчастных убитых зверьков с первой же минуты, как их увидела.
Уборка этой комнаты заняла почти весь день. Раньше она никогда бы не поверила, что величественный герцог Кайлмор снизойдет до такой грязной работы. Но сейчас ее не удивляло, что он трудится усердно и безропотно рядом со слугами.
В Лондоне она совсем его не понимала, а еще считала себя умной женщиной!
Когда Хэмиш, Ангус и Энди вынесли одну задругой оленьи головы, что-то новое почувствовалось в атмосфере. Что-то похожее на счастье.
Но для Верити это было счастье с привкусом печали. Это счастье не могло длиться вечно.
Разобрав нижнюю полку последнего шкафа, Верити осторожно выпрямилась. У нее заболела спина. Подумать только, когда-то она работала так каждый день, служа горничной в имении сэра Чарлза Нортона.
Верити повернула голову и увидела Кайлмора, наблюдавшего за ней из угла. В его ярко-синих глазах был знакомый блеск, от которого кровь застучала в ее венах.
Возможно, она не так уж и стара.
Впервые за этот день они остались одни.
Кайлмор перешагнул через последние обломки четырех картин, изображавших страшные, кровавые сцены охоты, и подошел к Верити.
– У тебя на щеке грязь, mo cridhe. – Нежная улыбка пробежала по его лицу. – Сорайе стало бы стыдно за тебя.
Когда-то упоминание о Сорайе было ей неприятно. Когда-то и он хотел уколоть ее. Те дни были уже далеко, но Верити все равно почувствовала беспокойство. Она испытующе посмотрела герцогу в лицо.
– Вам не хватает ее?
Он поднял руку и пригладил пряди, выбившиеся из уложенных на голове кос.
– Почему? Она здесь. Она и есть Верити. – Чисто мужское удовлетворение заставило Кайлмора улыбнуться еще шире. – И она принадлежит мне.
Верити не стала спорить. Они оба знали, что это правда.
Когда они на равных, разве можно стыдиться поражения? Она бросила на него пристальный взгляд из-под темных ресниц. Верити очень скоро поняла, что именно такой взгляд сводит его с ума.
Голос Кайлмора огрубел от страсти.
– Я хочу тебя прямо сейчас.
Не самый утонченный прием обольщения, но Верити было достаточно чувствовать жар его тела и видеть выразительный блеск глаз. Иногда Кайлмор соблазнял ее сладкими словами и пикантными комплиментами. Иногда увлекал ее силой своей страсти, от которой ее сердце было готово выскочить из груди.
А сейчас она видела по сапфировому огню в его глазах, что он сгорает от нетерпения и не хочет тратить время на комплименты.
– Пойдемте наверх.
Он покачал головой, и в его улыбке появилось что-то дьявольское.
– Нет, я хочу здесь.
Ее глаза удивленно округлились.
– Но кто-нибудь может войти.
– Не войдут. Я отпустил их на весь день. – Он запер дверь. – Снимай свои панталоны и ложись на ковер. – По голосу было ясно, что он не потерпит возражений.
От такого бесстыдного требования по телу Верити пробежала дрожь предвкушения.
– Только панталоны, ваша светлость?
– Пока этого достаточно. – Он повернулся к ней и с нетерпением настоящего аристократа постучал ключом по ладони.
Верити кивнула, пряча свое нараставшее возбуждение.
– Как пожелаете.
Она подняла юбки, чтобы развязать шнуровку, и услышала его короткий вздох. Панталоны уже лежали у ее ног. Она переступила через них и, намеренно дразня Кайлмора, аккуратно разложила их на массивном дубовом кресле, которое заметила еще в первый день своего пребывания здесь.
Кремовый шелк с вышитыми на нем фиалками и лилиями выглядел неприлично на фоне тяжелого резного дерева.
Стоя у двери, Кайлмор с жадностью следил за каждым ее движением. Верити чувствовала себя кроликом, попавшимся на глаза лисе. Только в данном случае кролик был бы счастлив, если бы его съели.
– Ковер, – хрипло приказал он.
Она скрыла злорадную улыбку. Аристократические манеры уже изменяли ему. Ей же не требовалось никаких усилий.
Не говоря ни слова, она подошла к камину и легла на расстеленный перед ним красно-синий персидский ковер. Согнув колени, она слегка раздвинула ноги. Он не сможет устоять перед таким смелым приглашением.
Она закрыла глаза и с волнением ждала его.
Долго ждать не пришлось. Кайлмор подошел так быстро, что она даже не слышала, как он пересек комнату.
– Ты думаешь, что я воск в твоих руках, да? – прорычал он.
Он не дотрагивался до нее. Но она знала, что скоро дотронется.
Вериги притворно зевнула, зная, что это заставит его потерять всякую власть над собой. Как она любила дразнить его.
– Да.
Он грустно усмехнулся.
– И ты права, черт тебя подери.
Она слышала его неровное дыхание и слабый шорох одежды. Ему не терпелось овладеть ею.
Кайлмор небрежно сдвинул ее юбки. Верити выглядела совершенно развратной. Но она не чувствовала себя развратной, она чувствовала себя свободной.
Даже не открывая глаз, она ощущала на себе его горячий взгляд. В комнате было тихо, слышалось только его хриплое дыхание.
Кайлмор положил руки на ее колени и грубо, широко раздвинул их. От теплоты его ладоней, которое чувствовалось сквозь тонкие шелковые чулки, Верити охватила дрожь.
Она ощущала его возбуждение и слышала прерывистое дыхание. Ощущала, как он сдерживает себя. Она выгнулась на пушистом ковре и ожидала, что он войдет в нее. Он должен знать, что она готова принять его.
Она почувствовала его губы и тихо застонала в экстазе.
Он был дьяволом. Он был ее дьяволом.
Он приподнял и поставил ее перед собой на колени, а сам откинулся назад, опираясь на пятки. Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как под тонким белым полотном буйно бьется его сердце. Затем он высоко поднял ее над собой, так что темно-зеленые юбки накрыли их обоих, словно ради приличия скрывая распутство.
Но под этим прикрытием она села на него верхом, открытая и готовая принять его. Она хотела этого жара и силы. Она хотела чувствовать его внутри себя.
Она обеими руками ухватилась за его широкие плечи и изогнулась. Он судорожно сжимал ее, и Верити видела, как темнели его глаза, когда она медленно опускалась на него. Как бы она ни желала его, она пережила восхитительный момент сопротивления, перед тем как полностью приняла его.
Они смотрели в глаза друг другу, и Верити поняла, чего он хочет. Сознание собственной власти будоражило ее, когда она избрала ритм их слияния, то приподнимаясь, то опускаясь на него.
В такие моменты связь между ними казалась неразрывной, хотя Верити знала, что этого не может быть. Она любила его медленно, глубоко, настойчиво, отдавая всю себя с каждым движением тела.
Кайлмор притянул голову и поцеловал ее долгим страстным поцелуем..
Верити сжала руками его рубашку и бросилась в бездну. Кайлмор оторвался от ее губ и откинул голову в последнем усилии. Остатки самообладания растворились в безумии. Верити кусалась и царапалась как зверь и упивалась своим неистовством.
Наслаждение обрушилось на нее с ослепляющей силой, в то же мгновение, когда содрогнулся он. Целую вечность она не могла оторваться от него, а мир кружился перед ее глазами.
Когда все кончилось, они без сил упали на ковер. Верити лежала поперек вздымавшейся груди Кайлмора и слушала, как постепенно успокаивается его сердце. Ее тело болело от блаженного изнеможения. Верити сомневалась, что когда-нибудь снова сможет двигаться.
Но не сомневалась, что однажды умрет от такого наслаждения.
После долгого, наполненного чувственными переживаниями молчания он дрожащей рукой дотронулся до ее волос. Нежность этой ласки тронула ее до глубины души.
– Вот и нет больше призраков, – тихо сказал он.
Верити думала, что вслед за уничтожением ужасных трофеев своего деда Кайлмор наконец избавится от тяжелых воспоминаний о прошлом. Дни проходили в радостном тумане, и у нее появилась слабая надежда, что герцог изгнал своих демонов.
К сожалению, ее собственные демоны все настойчивее проявляли себя.
И жаждали крови.
В этой скрытой от всего мира долине едва ли имело значение, что Кайлмор был одним из самых знатных людей королевства или что она была продажной женщиной, чье имя трепали в каждой таверне от «Джона О'Троутса» до Лэндс-Энда.
Но Верити не могла забыть, что у герцога были обязательства, которыми он пренебрегал. Кайлмор должен жениться и произвести на свет наследника. А жестокая правда заключалась в том, что он не мог жениться на своей любовнице, несмотря на безумное предложение, сделанное в Кенсингтоне. Теперь она догадывалась, что он хотел этим браком нанести удар своей семье. Слава Богу, этот запутавшийся, разгневанный человек больше не существовал.
Каждую минуту, проведенную с Кайлмором, каждый раз, когда они с упоением занимались любовью, каждый раз, когда они смеялись, спорили или спокойно беседовали у камина после долгого, заполненного заботами дня, Верити помнила, что, пока она остается с ним, герцог не станет искать себе жену.
Любовь к ней погубит его. Ей было бы невыносимо видеть его униженным, осмеянным и опозоренным из-за того, что он был достаточно смел и добр, сумев за ее дурной славой рассмотреть настоящую женщину.
Но каждый раз новый день заставал Верити в его объятиях, сонную, счастливую, удовлетворенную, и она давала себе обещание, что покинет его завтра.
На этих широтах осень наступает быстро, и ночной воздух холоден, несмотря на то, что на холмах все еще цветет пурпурный вереск. Кайлмор вошел в гостиную, принеся с собою свежий аромат приближавшегося вечера.
За месяц своего пребывания в Шотландии Кайлмор отрастил волосы и выглядел загорелым и отдохнувшим. В этой грубой одежде его легко было принять за преуспевающего фермера. Пока не бросалась в глаза прирожденная властность в его осанке.
– Что? – спросил он, увидев, что Верити, стоя у окна, наблюдает за ним.
– Я как раз думала, какого красивого любовника я получила, – откровенно ответила она.
Он смущенно улыбнулся ей.
– Ох уж эта глупенькая девушка!
Верити рассмеялась над его театрально преувеличенным акцентом.
– Ну, если не верите мне, спросите Мораг и Кирсти. Клянусь, эти девушки только от вашего голоса краснеют, как ягоды рябины.
Это было правдой. Хорошее настроение герцога передавалось всем обитателям дома, так что горничные, прежде боявшиеся его, теперь ходили за ним, как заблудшие ягнята.
Но Кайлмор их не замечал. Когда-то Верити считала его самовлюбленным и чванливым, но тщеславие было всего лишь частью маскировки, к которой он прибегал в Лондоне.
– Они такие же глупые, как и ты, mo cridhe.
Хэмиш сказал ей, что «mo cridhe» означает «мое сердце», a «mo leannan» значит «моя любимая». Верити понимала, что не следует трепетать от восторга каждый раз, когда Кайлмор называет ее ласковыми именами, но ничего не могла с собой поделать.
Он был прав. Она, без сомнения, была глупой.
Кайлмор взял ее за руку и подвел к дивану, стоявшему напротив камина. Теперь, с приближением холодов, в камине постоянно горел огонь.
– Я хочу поговорить с тобой.
Было непохоже, что Кайлмор собирался говорить о чем-то серьезном. Он развалился на подушках, подобно молодому султану, любующемуся своей любимой наложницей.
– Повторяю последний раз: я не хочу учиться ездить верхом.
– Нет, я хочу поговорить о другом. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь. – Я скучал по тебе, – тихо признался он.
Она коротко рассмеялась и ответила легким поцелуем. Как ей нравилась эта физическая свобода. Она ощущала ее как часть своей новой жизни, как неиссякаемый источник радости.
– Мы расстались утром.
– Знаю, но все равно скучал по тебе.
– Так кто же здесь глупый? – Она отвела шелковистые темные волосы от его лица. – Хотите, я подстригу вас сегодня? Вы превращаетесь в лохматого горца. И приводите меня в ужас.
– Об этом позаботится мой камердинер в замке Кайлмор.
– Да, но… – Верити отшатнулась, как от удара, она поняла значение только что сказанных им слов. – Замок Кайлмор, – повторила она.
– Кончается осень, Верити. Мы не можем оставаться здесь на зиму. Это необитаемое место и абсолютно недоступное. Не говоря уже о том, что здесь холоднее, чем в ледяной пещере ада.
Он говорил, словно сказанное им было разумно, но в действительности в его словах звучал похоронный звон по всему ее счастью.
– Я… я понимаю, – дрогнувшим голосом сказала она.
Конечно, она понимала.
Их идиллия длилась немногим более трех недель. Двадцать два коротких дня. Такая ничтожная награда за все одиночество в годы борьбы.
Это было несправедливо, Верити хотелось взбунтоваться, хотя она уже смирилась с тем, что жизнь вообще полна несправедливости.
«Еще одна неделя. Еще один день».
«Я еще не готова отказаться от тебя».
Верити все время знала, что отсрочка ничего не изменит, если она не обещает вечности. А вечности быть не могло.
– Так ты успеешь собраться, если мы уедем завтра? – Он продолжал говорить спокойно, как будто не убивал ее каждым отмеренным словом. – Ангус и Энди отправились к берегу, чтобы пригнать судно. Они и Хэмиш поедут с нами. Остальные заберут вещи из дома и последуют вторым рейсом.
– Так скоро? – прошептала Верити.
Когда-то ей была ненавистна каждая травинка в этой долине. Теперь же у нее разрывалось сердце от расставания с ней.
«О, Верити, – прошептал ее внутренний голос. – Не разлука с этой долиной разрывает твое сердце, и ты это знаешь».
– Это север, погода может измениться в любую минуту.
– Да, – уныло сказала она. – Конечно, я буду готова.
Рука, скрытая от его глаз, сжалась в кулак от усилия сохранять спокойствие.
Кайлмор нахмурил брови.
– Что случилось? – Он снова поцеловал ее пальцы. – Не беспокойся, mo gradh. Тебе понравится замок. Из него открывается вид на море, его окружают акры садов, которые будут в твоем распоряжении.
Она не смогла выдавить из себя улыбку. Сейчас рушился весь ее мир.
– Да, – равнодушно сказала Верити.
Кайлмор помолчал, озадаченно глядя на нее.
– В замке легче получить медицинскую помощь, если она тебе потребуется, – медленно произнес он.
Это вывело ее из состояния тупого отчаяния.
– Я не больна. Я никогда не болею.
Он улыбнулся улыбкой самого счастливого человека на свете.
– Конечно, но, может быть, ты уже носишь моего ребенка.
Вырвав у него свою руку, Верити встала.
– Нет. Нет, это невозможно.
Он не сводил с нее своих ярко-синих глаз.
– Я бы сказал, это более чем возможно.
Она глубоко вздохнула, чтобы приглушить волнение.
– Вы не понимаете. Я – бесплодна.
Глупо было стыдиться признания в том, с чем она давно смирилась, и все же ей было стыдно.
– Ты не можешь этого знать, – спокойно ответил он.
Она сжала руки с такой силой, что ногти впились в ладони.
– Нет, могу. Я спала с мужчинами с пятнадцати лет. Сейчас мне двадцать восемь, и никогда не было зачатия. – Сначала ее бесплодие казалось благом, но проходили годы, и Верити начала с отвращением думать о своем неестественном состоянии.
– Это все догадки, – твердо заявил Кайлмор.
– Нет, это уверенность, – так же твердо ответила она.
Он поднялся и встал перед ней. Ее решимость покинуть его была недостаточно твердой, Верити это понимала.
– Верити, сэр Элдред уже утратил мужскую силу. Мэллори, как я понял, не был страстной натурой. А мы с тобой в Лондоне были осторожны. В этом же доме мы оба были во власти страсти и не думали об осторожности. – Его глаза сияли от радости. – Счастливое прибавление вполне возможно будущей весной.
Неужели это правда? Могли ребенок Кайлмора расти в ее теле?
О, пусть так и будет! Верити отдала бы все, только бы почувствовать, как его ребенок шевельнется в ней. Она окружит сына или дочь такой любовью, которой так не хватало Кайлмору в его тяжелом детстве.
А герцог продолжал, словно не он только что разрушил убеждение, на котором была построена вся ее жизнь.
– Я не хочу, чтобы ты оказалась здесь в середине зимы.
Сердце, почувствовавшее надежду, снова сжалось от безысходности.
Если каким-то чудом Верити родит его ребенка, ей придется растить его без отца, потому что вероятность беременности никак не меняла главного. Она лишь прибавляла горечи ее страданиям.
Верити пыталась скрыть, насколько велико ее горе. Когда-то это ей удалось бы. Теперь же она сомневалась, что сможет обмануть его.
Но должна попытаться. Ради него должна попытаться. Верити еще раз глубоко вздохнула.
– Я не поеду в замок Кайлмор.
Он не сразу понял ее. Почему он был должен понять?
– Ты хочешь поехать в какое-то другое место? У меня есть и другие дома. Или можем отправиться в путешествие. Или вернуться в Лондон, если хочешь.
Боже, как это трудно. Она облизнула пересохшие губы.
– Нет, я вернусь к моему брату, в Уитби. По крайней мере на время.
– В Уитби? – повторил Кайлмор, и в этот момент она увидела, что он понял. Его лицо окаменело от потрясения. – Ты хочешь покинуть меня. – Слова прозвучали так резко, что Верити почти пожалела о своем решении.
Но она напомнила себе, что делает это ради него самого. Когда-нибудь, в унылые годы, ожидавшие ее впереди, она, может быть, найдет утешение в этой мысли.
– Да.
Слава Богу, Кайлмор не расслышал безграничное отчаяние в ее лжи.
Она готовилась к его гневу. Однажды она довела его до тяжкого преступления. Она понимала, что это предательство намного хуже, чем ее бегство из Лондона. За эти недели она не давала никаких обещаний, но каждая минута доказывала ее верность.
Кайлмор сохранял спокойствие, хотя его лицо побелело как мел.
– Ты не собираешься сказать мне почему?
Какую боль причинила она ему. Верити понимала это и ненавидела себя. Но она должна сделать это. У герцога и куртизанки не могло быть будущего. Каждый день, проведенный вместе, делал неизбежную разлуку все более мучительной.
Так говорил ей рассудок.
А сердце убеждало, что не может быть боли сильнее той, которую Верити испытывала сейчас.
Верити собрала всю свою храбрость. Теперь она должна стать только Сорайей. Гордой, решительной, холодной. Страдающее сердце Верити не должно помешать ей сделать то, что она должна сделать.
– В Лондоне мы заключили соглашение. Если любой из партнеров захочет прервать эту связь, она закончится. Так вот я хочу прервать ее, ваша светлость.
Кайлмор поморщился, когда она употребила его титул.
– И это лучшее, что ты можешь сделать? Прощай, удачи тебе, и разойдемся по разным дорогам? – сердито спросил он. – Черт подери, я думаю, ты должна мне больше, чем это. Что происходит, Верити? Почему все переменилось, как только я сказал, что мы уезжаем из долины?
Верити не могла сказать ему правду; он бы никогда с ней не согласился. Кайлмор верил, что нет ничего лучше, чем сделать куртизанку герцогиней.
Но Верити думала по-другому.
Она отвернулась, не желая видеть его боли и растерянности.
– Я давно знала, что должна уехать. – Верити с трудом владела голосом. – Пришло время вам вернуться к своей жизни, а мне – к своей.
– Ты – моя жизнь! Я не позволю тебе уехать, – страстно заявил Кайлмор, поворачивая ее лицом к себе. – Не делай этого, mo cridhe!
Она неподвижно смотрела на его искаженное мукой лицо.
– Вы ничего не можете требовать от меня. Вы сказали, что больше никогда не станете принуждать меня. Или ваше слово ничего не стоит? Если вы действительно изменились, то вы прекратите этот спор.
Верити поступала жестоко, упрекая Кайлмора в его грехах, жестоко было напоминать ему и о той сказочной ночи, когда она наконец отдалась ему по воле своего сердца.
Он отпустил ее.
– Итак, ты снова убегаешь от меня без всяких объяснений? По крайней мере на этот раз я, видимо, должен быть благодарен, что ты предупредила меня о своем отъезде.
– О, найдите в себе силы простить меня! – воскликнула Верити, ее решительность таяла.
Кайлмор отшатнулся прежде, чем Верити коснулась его.
– Мадам, ваше право – уехать, а мое – распорядиться своими чувствами, как я желаю.
– Так… так вы не будете настаивать, чтобы я осталась с вами? – неуверенно спросила она.
Он покачал головой.
– Мои преступления против тебя нельзя простить. То, что я делал, ставило под угрозу твою жизнь. Я признаю, что не имею права удерживать тебя. Я…
Ее сердце сжалось от жалости, когда его голос дрогнул, выдавая страшную муку, скрытую под спокойствием.
– Я надеялся, что ты останешься по собственной воле. Но это невозможно после всего, что я сделал.
Эти светские манеры напомнили Верити сдержанного любовника, каким Кайлмор был в Кенсингтоне. Контраст между ним и человеком, которого она узнала, был так велик, что ей хотелось закричать. Кайлмор всю жизнь скрывал свои истинные чувства. Верити чувствовала себя самой подлой предательницей, толкавшей его обратно в холодное одиночество.
– Мне очень жаль, Кайлмор, – сказала она, чувствуя себя несчастной.
Его глаза мгновенно потемнели от гнева, в них сразу же появилось мрачное выражение.
– Мне тоже, мадам. – Он шагнул к двери. – Завтра мы уезжаем. А из замка Кайлмор я провожу тебя до Уитби.
Затянувшееся прощание лишало ее последних сил.
– Вам нет необходимости провожать меня.
– Нет, есть! – гневно отрезал он. – Я силой увез тебя из дома. Я обязан позаботиться, чтобы ты добралась благополучно. – Кайлмор холодно кивнул в ее сторону и вышел из комнаты прежде, чем Верити успела возразить.
Она не думала, что когда-нибудь так сильно полюбит его.
Глава 22
Никогда еще долина не была так прекрасна, как в это утро. Листва на деревьях только начинала менять цвет, а склоны холмов, заросшие вереском, казались пурпурными. Дул свежий ветер, и судно скользило по гладкой поверхности озера.
Кайлмор смотрел на это великолепие и желал, чтобы все провалилось в преисподнюю.
В нескольких футах от него стояла Верити. Она была бледна и молчалива, казалось, ей, как и ему, не спалось прошлой ночью.
Прошлой ночью они спали отдельно.
Или, вернее, он лежал на своей узкой неудобной кровати и, глядя в пустоту, проклинал ее, любил, жаждал. И понимал, что совершенно ничего не сможет с этим поделать.
Никакие уговоры не могли отнять у нее право на свободу. И Кайлмор страдал молча, страдал в одиночестве.
Ему следовало бы привыкнуть к мукам одиночества. Только на этот раз его подняли из ада в рай, а затем так же быстро сбросили обратно.
Кайлмор вынесет это. Всегда выносил.
Он протянул руку, чтобы успокоить волновавшегося жеребца, который не любил путешествий по воде. Поглаживая нос большого серого животного, Кайлмор устремил взгляд на Верити. Она не выглядела счастливой.
Он не понимал этого. Он ничего не понимал в происходящем.
Вчера они были вместе. Сегодня – нет. И Кайлмор не имел представления почему.
Кайлмор смотрел на это великолепие и желал, чтобы все провалилось в преисподнюю.
В нескольких футах от него стояла Верити. Она была бледна и молчалива, казалось, ей, как и ему, не спалось прошлой ночью.
Прошлой ночью они спали отдельно.
Или, вернее, он лежал на своей узкой неудобной кровати и, глядя в пустоту, проклинал ее, любил, жаждал. И понимал, что совершенно ничего не сможет с этим поделать.
Никакие уговоры не могли отнять у нее право на свободу. И Кайлмор страдал молча, страдал в одиночестве.
Ему следовало бы привыкнуть к мукам одиночества. Только на этот раз его подняли из ада в рай, а затем так же быстро сбросили обратно.
Кайлмор вынесет это. Всегда выносил.
Он протянул руку, чтобы успокоить волновавшегося жеребца, который не любил путешествий по воде. Поглаживая нос большого серого животного, Кайлмор устремил взгляд на Верити. Она не выглядела счастливой.
Он не понимал этого. Он ничего не понимал в происходящем.
Вчера они были вместе. Сегодня – нет. И Кайлмор не имел представления почему.