Кэмпбелл Анна. Завоевание куртизанки

   Очевидно, любовница заслуживала любезности, а будущая жена – нет.
   Кайлмор, не обратив внимания на ее реверанс, направился к двери.
   – Ты за это время уже поняла, что я всегда получаю то, чего хочу. И не сомневайся, я хочу этого брака. – Он холодно кивнул ей, демонстрируя всемогущество аристократа, и вышел.
   Но когда на следующий день Кайлмор подъехал к небольшой хорошенькой вилле, в ней было тихо и пусто. Знаменитая Сорайя, выбранная им оружием в борьбе с ненавистной семьей, исчезла.

Глава 2

   Кайлмор вошел в дом и сразу же убедился, что дом не только покинут, но и ограблен, исчезло все, что имело хоть какую-то ценность.
   Неужели его предложение настолько напугало любовницу, что она поспешила сбежать? Он бы не сказал, что Сорайю легко испугать. Вчера она казалась скорее разгневанной, чем испуганной.
   Может, его угроза, произнесенная перед уходом, заставила ее поспешно бежать, спасая свою шкуру. Но он сомневался в этом.
   За долгие годы Кайлмор научился держать свой гнев в узде. Бессмысленно давать сейчас волю ярости. Нет, лучше сохранить ярость до того момента, когда он догонит вероломную шлюху.
   А он ее догонит.
   Кайлмор остановился в гостиной. О том, что что-то готовится, ему следовало догадаться еще вчера, когда уже исчезли из дома картины.
   Надо же было поверить в такое – произвели уборку! Он мог бы поспорить, что ненасытная девка никогда в жизни не держала в руках скребок или щетку. Хотя если вспомнить, то одета она была соответствующим образом. Неожиданно перед глазами возникла четкая картина: Сорайя сидела перед ним в этом невообразимо убогом платье.
   Прекрасная, конечно, и чертовски соблазнительная, как всегда. Высокая, прямая и надменная, как будто она уже была герцогиней. И в чем-то не похожая на покорную куртизанку, с которой он попрощался в начале дня.
   Тогда она простилась с ним поцелуем, будь проклята ее двуличная душа.
   Поцелуй Иуды.
   Кайлмор вспомнил, как она старалась скрыть страх, когда он сделал ей предложение. Нет, она задумала свое предательство задолго до того, как он попросил ее выйти за него замуж. Заброшенный вид дома свидетельствовал о тщательно подготовленном отъезде.
   Кайлмор направлялся наверх, когда услышал в задней части дома приглушенный звук.
   Все-таки герцог был здесь не один. Он стремительно бросился к двери гостиной и, распахнув ее, оказался в совершенно незнакомом ему коридоре. Сердце забилось в радостном ожидании, что немного повергло его в смущение.
   Стуча по каменному полу каблуками, Кайлмор пошел по темному коридору. Кухня была пуста. Ему попались на глаза крошки, разбросанные около мойки.
   – Выходи. Я знаю, что ты здесь. – Его голос гремел в пустой комнате. – Перестань ребячиться.
   Он начал шумно открывать дверки, с холодной усмешкой думая, что величественная Сорайя унизилась до того, чтобы прятаться в буфете.
   Но когда он широко распахнул дверь кладовки, то обнаружил вместо вероломной любовницы маленькую служанку, почти окаменевшую от страха. В руках она сжимала остатки булки.
   – Господи! – проворчал он. – Ради Бога, что ты тут делаешь? Вылезай сейчас же!
   Девочка захныкала, и, к его ужасу, ее глаза налились слезами.
   – Прекрати! – приказал Кайлмор. – Где твоя хозяйка?
   «И моя», – мрачно подумал он.
   Она только трясла головой, все дальше отодвигаясь от герцога.
   Кайлмор глубоко вздохнул. Пугая девочку, он не добьется от нее никаких сведений.
   В своем нетерпении он вдруг вспомнил, как тяжело чувствовать себя одиноким и беззащитным. Кайлмор затолкал незваные воспоминания обратно в самый темный уголок своей души, где прятались и другие события, о которых у него не было желания вспоминать…
   – Послушай, девочка, я не обижу тебя. – Он отошел от двери, показывая, что у него добрые намерения.
   Молоденькая служанка не пошевелилась, но наконец заговорила:
   – Пожалуйста, сэр! Пожалуйста, ваша светлость, не бейте меня. Прошлой ночью мистер Бен выгнал нас всех из дома, но мне некуда было идти, вот я и спряталась здесь. Пожалуйста, не бейте меня.
   – Я не собираюсь тебя бить, – с раздражением ответил Кайлмор и тут же пожалел об этом, девочка снова прижалась к стене. Он постарался смягчить свой тон: – Даю тебе слово. Выходи. – Он отступил в сторону, девочка неохотно вышла к нему. – Я тебя знаю, кажется?
   Она неуверенно присела.
   – Да, ваша светлость. Элси. Вчера я открывала вам дверь. Я не хотела ничего плохого. Мистер Бен сказал, что завтра мы все должны пойти в городской дом вашей светлости за своим жалованьем. Покупатели не займут дом до следующей недели. Я не хотела ничего плохого, сэр.
   Кайлмор изо всех сил старался говорить с ней ласково, хотя внутри бушевала буря.
   – Конечно, не хотела, Элси. Это останется нашим секретом, если ты согласишься ответить на мои вопросы. Сохраним наш секрет, и я дам тебе золотой соверен за помощь.
   От такого предложения глаза Элси округлились. Он догадывался, что тет-а-тет со знатью был выше ее понимания.
   – Да, сэр. С-спасибо, сэр. – Она еще раз присела.
   – Прежде всего где твоя хозяйка?
   Элси покачала головой.
   – Я не знаю, ваша светлость. Они с Беном прошлой ночью уехали в наемной карете. Я оставалась здесь, но не знаю, в каком направлении они уехали. Они оба были одеты подорожному.
   Элси, когда не боялась за свою жизнь или добродетель, явно не была глупой.
   – Они увезли с собой все вещи?
   – Нет, сэр. Только несколько ящиков в карете. Все остальное продали, даже одежду мисс Сорайи. Что очень странно. Ведь ей все равно надо во что-то одеваться? – Элси увлеклась рассказом. – Всю неделю приходили и уходили разные люди, они увозили картины, мебель и другие вещи.
   – И ты думаешь, что дом тоже продали?
   – О да, сэр. Какому-то набобу. Я видела его на прошлой неделе – весь коричневый и загорелый, сэр. Очень противный. Ну, мистер Бен сказал…
   Неожиданно Кайлмор понял, что озадачило его с самого начала рассказа.
   – Мистер Бен? Ты имеешь в виду Бен-Ахада, слугу? Он говорил? – резко спросил он.
   Элси утратила самоуверенность и с беспокойством посмотрела на Кайлмора.
   – Конечно, сэр.
   – Он всегда говорил? – В голове герцога мелькнуло ужасное подозрение.
   Тайна исчезновения Сорайи – совсем не тайна, а история старая как мир.
   Элси его вопросы явно казались бессмысленными.
   – Да, сэр. Как же иначе он мог объяснить нам, что происходит?
   – А как говорил этот мистер Бен? – грозно спросил Кайлмор.
   – Что вы имеете в виду, сэр?
   Он сдерживал свое нетерпение, чтобы она от испуга снова не спряталась в буфет.
   – Он говорил как я? Как ты? Не как иностранец?
   Она наморщила лоб:
   – Я не разбираюсь в иностранцах. Он говорил не так, как я… или как вы, сэр.
   Поскольку произношение Кайлмора было четким, аристократическим, а Элси говорила с явным гнусавым акцентом кокни, то это мало чем помогло в расследовании.
   – А он и… мисс Сорайя. – Он чуть не поперхнулся на этом имени. Его любовнице повезло, что она успела уехать, иначе он задушил бы ее. – Они вели себя как близкие люди, по-дружески?
   – О да, сэр! – охотно подтвердила Элси.
   Она, должно быть, почувствовала враждебность в его лице, потому что продолжила:
   – Нет, ничего плохого, сэр. Просто по-дружески. Вроде как по-доброму. Пожалуйста, не думайте плохо о мисс Сорайе, сэр. Прошу прощения, но какая бы она ни была, она всегда хорошо относилась к нам, слугам. А перед отъездом дала всем лишнее месячное жалованье и хорошие рекомендации. И еще сказала, что ваша светлость все равно поступите нами справедливо, ведь мы работали на вас.
   У Кайлмора не было желания выслушивать похвалы своей сбежавшей любовнице. Но Элси, видимо, любила Сорайю, и, кроме дальнейших восхвалений этой проститутки, он больше ничего не смог услышать от служанки. В конце концов герцог отослал ее вместе с обещанным совереном к дворецкому в Кайлмор-Хаус, заверив, что ее возьмут в услужение на кухню.
   Затем он яростно прочесал каждый дюйм виллы, хотя уже знал, что коварная любовница, которой он обеспечивал такую богатую жизнь, постаралась не оставить здесь ничего, что помогло бы ему выследить ее. Она не оставила ему даже глиняной кружки, которую он мог бы разбить вдребезги, а к тому времени, когда он закончил свои безнадежные поиски, ему безумно хотелось что-нибудь сокрушить. Предпочтительно – набить самодовольную физиономию Бен-Ахада.
   Сорайя не выходила у него из головы, каким дураком она сделала его за этот невообразимо дорого обошедшийся ему год.
   Бен-Ахад, оказывается, не был немым. А если не был немым, то, вполне вероятно, не был и евнухом. А ни один мужчина не мог видеть Сорайю и не желать ее.
   Значит, она обманывала Кайлмора со своим слугой?
   Они жили вместе, черт бы их побрал. Только слабоумный мог бы поверить в невинность их отношений.
   Представить, как эта огромная скотина пыхтела над бледным обнаженным телом Сорайи, было выше его сил. С проклятием Кайлмор выбежал из дома в сад. Герцог тяжело дышал и старался привести в порядок бушующие в нем чувства.
   В свете его называли Холодным Кайлмором, он славился своим самообладанием. Ни одна проклятая двухгрошовая шлюха со своим сутенером не смогут лишить его хладнокровия.
   Куда, черт побери, она уехала? Почему, во имя всех святых, она оставила его? Неужели действительно бросила ради нового любовника?
   В отчаянных поисках объяснений ее исчезновения герцог вспомнил все, что знал о женщине, целый год разделявшей с ним ложе. И понял, что знал удивительно мало.
   Теперь уже бесполезно жалеть, что у него не нашлось времени узнать о ней больше. Но он так был погружен в свою плотскую страсть, что его ничто не интересовало, кроме ее тела.
   Ничего не видя перед собой, Кайлмор повернулся к дому, который был свидетелем редких счастливых часов его взрослой жизни. Спускался вечер, погружая в неясные очертания этот дом. Темный. Всеми покинутый. Заброшенный.
   Если эта вероломная потаскушка думала, что оставляет герцога Кайлмора таким же печальным, как этот дом, значит, она ничему не научилась за время их связи.
   И если воображала, что обманула его своей ложью и тайным ночным побегом, то в этом тоже ошибалась.
   – Будь она проклята! – прошептал Кайлмор в темноте наступавшей ночи. – Будь она проклята!
   Он чувствовал, что пустой дом как будто смеется над ним. Не обращая внимания на протестующий храп коня, герцог резко развернулся и помчался в Лондон.
   Он ехал быстро. Он не разбирал дороги. Не думал о прекрасной лошади под седлом. И все время в голове звучал ритм погони.
   Сорайя, Сорайя, Сорайя.
   Только въехав в город, он был вынужден замедлить бешеную скачку. Когда лошадь чуть не сбила женщину, переходившую дорогу, Кайлмор глубоко вздохнул и ослабил поводья.
   Тряхнув головой, чтобы опомниться, он огляделся: вокруг него был окутанный сумерками город. Как странно, для других людей жизнь продолжалась, а его собственный мир перевернулся всего лишь за один день. Торговцы закрывали лавки, дети играли с обручами, волчками и куклами, семьи выходили подышать весенним воздухом. Все было как всегда. Все это он видел уже десять тысяч раз.
   Его внимание привлекла пара влюбленных, выглядывавших из окна над лавкой. Высокий молодой человек и хорошенькая блондинка.
   Как Кайлмор их ненавидел. Как ему хотелось их убить.
   Хотелось, чтобы они кричали, умирая.
   Мимо прошла женщина в изящной шляпке, маленькая, с тонкой талией, модно одетая. Она двигалась с удивительной грацией.
   У него перехватило дыхание.
   Он соскочил с седла. Так ему будет легче догнать ее в толпе. А он хотел догнать ее.
   Женщина повернула за угол и исчезла из вида.
   Сорайя недооценила его, если подумала, что он не найдет ее так близко от дома.
   Бросив лошадь, Кайлмор побежал. Он воспринимал людей, идущих по улице, как множество неживых препятствий, не извиняясь, расталкивал их, не остановился, выбив обруч из рук ребенка. Только одно имело значение – чтобы вероломная шлюха не ускользнула от него.
   Завернув за угол, Кайлмор поскользнулся и чуть не упал. Он удержался на ногах, ухватившись за неровную кирпичную стену, и впереди снова увидел проститутку, делавшую вид, что наслаждается приятной вечерней прогулкой.
   О, она заплатит за то, что сделала. Она заплатит всем, что у нее есть. И тогда он потребует большего. А она даже не знает, что ее короткая попытка стать свободной закончилась.
   Восхитительно. Как он будет смеяться, когда увидит ее лицо.
   Его губы растянулись в хищной улыбке, когда он подумал о своем неизбежном торжестве над этой самонадеянной распутницей.
   Он рванулся вперед, не думая, схватил ее и впился пальцами в худенькое плечо. Женщина ахнула и обернулась.
   Но он уже понял.
   – В чем дело? – возмутилась незнакомка.
   Рука Кайлмора бессильно упала, когда на сердце опустилась страшная тяжесть. Это не Сорайя. Сорайя была слишком умна, чтобы рисковать, были умны, теперь он это понимал, и все ее планы.
   – Я ошибся, мадам. Прошу прошения. Я принял вас за другую.
   – Придержите руки, сэр, пока не убедитесь, к кому пристаете!
   Она была привлекательной, не первой молодости, но с красивыми чувственными губами и блестящими темными глазами. Когда-то он мог бы остановиться и узнать, не обязана ли она своей стройной фигурой только корсету.
   Кайлмор повторил извинения, но уже забыл об этой женщине. Он выбросил ее из головы с такой же легкостью, с какой смахнул бы пылинку со своего рукава. Нисколько не задумываясь.
   Он пошел назад, к тому месту, где так неожиданно соскочил с седла. Бог знает, там ли еще его лошадь.
   Но какой-то блюститель общественного порядка привязал ее к коновязи у гостиницы. По крайней мере ему не придется идти пешком до Мейфэра – хотя в таком состоянии ума это могло оказаться безопаснее.
   Кайлмор сел на лошадь, но мысли были далеки от многолюдных улиц столицы.
   Где могла находиться Сорайя? Он знал ее уже шесть лет.
   С болью в сердце он вспоминал о том, как впервые увидел ее. Словно молния с ясного летнего неба, она только что прибыла в Лондон из Парижа. Тогда ее покровителем был сэр Элдред Морс, богатый и стареющий баронет, занимавший какую-то должность в английском посольстве во Франции. Сэр Элдред был холостяком, а его страстью были красивые вещи. И в то время самой красивой вещью в его знаменитой коллекции была молодая любовница, несравненная Сорайя.
   Вскоре после ее приезда Кайлмор, с нескрываемым любопытством желавший посмотреть на это создание, поставившее на уши всех мужчин светского общества, встретился с нею в городском доме Морса. Кайлмор оказался совершенно не готов к тому впечатлению, которое она произвела на него, хотя всеобщий экстаз мог бы предупредить его.
   Конечно, Лондон и раньше видел красивых женщин.
   Но Сорайя… это было нечто большее.
   В гостиной сэра Элдреда один лишь взгляд на нее пробудил в Кайлморе то самое желание покорять и обладать, которое вознесло его обнищавших предков, лэрдов Северного нагорья, до положения герцогов королевства.
   Но отсутствие интереса к нему со стороны красавицы с ледяным взглядом было оскорбительно явным. Ничто из того, что он говорил или делал, никакие материальные блага, которыми он тряс перед ее точеным носиком, не могли разлучить ее с пожилым любовником.
   Казалось, в тот лондонский сезон каждый мужчина из высшего общества делал попытки увести ее. До тех пор, пока не стало окончательно ясно, что, как ни удивительно, Сорайю вполне устраивало ее положение.
   Вот в это время к ней и пришла по-настоящему дурная слава:
   Три молодых человека, лучшие представители своего поколения, подающие большие надежды, застрелились от любви к ней. Происходили дуэли, некоторые со смертельным исходом, совершенно бессмысленные, потому что выжившие прекрасно понимали, что их победы нисколько не приближают достижения того, чего они страстно желали.
   За несколько месяцев пребывания в Лондоне любовница сэра Элдреда Морса стала самой ненавидимой, самой боготворимой и самой скандальной женщиной в Англии.
   Кайлмор наблюдал за происходящим со все возрастающим чувством неудовлетворенности. Вся его власть, все его богатство, все, чем он мог бы привлечь ее, не могли разрушить эту проклятую, необъяснимую преданность толстому баронету.
   Кайлмор тайно послал во Францию своих людей разузнать о ней все, что смогут. Но и в Париже она была так же знаменита, так же преданна и непостижима, как и в Лондоне.
   Конечно, ходили слухи, но они все, как ни досадно, не находили подтверждения. Некоторые говорили, что сэр Элдред спас ее из турецкого гарема, или из гарема в Египте, или в Сирии, или в Персии. Слишком героический поступок для довольно тучного баронета, хотя экзотическое имя девушки указывало на восточное происхождение.
   Если только ее действительно звали Сорайя, в чем Кайлмор всегда сомневался.
   Были люди, предполагавшие, что она была прачкой, которую Море подобрал в закоулках около рынка. Или что она была раньше малолетней проституткой, которой представился счастливый случай встретить богатого английского милорда.
   Кайлмор всегда со скептицизмом относился к этим историям, которые слышал не один год. Его собственная догадка заключалась в том, что если она настоящая француженка, то происходит из респектабельной семьи, пострадавшей во времена революции или Бонапарта. Он мог бы держать пари, что временами заметно ее хорошее воспитание. В свободном владении собой она превосходила любую из его знакомых благородных дам.
   А может, она была англичанкой. Она говорила на этом языке не хуже, чем он.
   – Осторожнее, ваша светлость!
   Окрик вернул Кайлмора к действительности. Широкоплечий крестьянин схватился за поводья его лошади, явно пытаясь не попасть под копыта.
   Знаменитый гневный взгляд Кинмерри испугал крестьянина, хотя он был виноват лишь в том, что случайно очутился на пути его светлости.
   Кайлмор ворвался в дом, и в ту же минуту на верхней площадке лестницы появилась его мать. После вчерашней ссоры он намеренно избегал ее. Интересно, сколько же времени она топталась наверху, ожидая его возвращения. Он надеялся, что несколько часов.
   – Джастин, я должна поговорить с тобой.
   Он стянул печатки и отдал их лакею.
   – Не сейчас, мадам.
   Она решительно, но грациозно спустилась на несколько ступенек.
   – Что ты собираешься делать? Что означал этот странный разговор о помолвке?
   – Я сообщу вам, как будут развиваться события.
   Герцогиня настолько забыла о своем величии, что торопливо поспешила следом за сыном.
   – Этого недостаточно! Неужели ты действительно думаешь, что я уеду из Лондона!
   Подойдя к двери, Кайлмор повернулся.
   – Я уже сказал, мадам. И, как глава нашей семьи, я рассчитываю, что мне будут повиноваться. Вы со своей подопечной уберетесь из этого дома к концу недели.
   – Джастин, это жестоко. Это…
   Он не знал, что она прочла на его лице, но оно, должно быть, было достаточно грозным, чтобы убедить мать, что сейчас самое разумное – уйти.
   – Как пожелаешь, – кротко сказала герцогиня, смирения в ее голосе Кайлмор никогда раньше не слышал.
   – Да, как я пожелаю, – со злостью сказал он, зная, что на самом деле не получается ничего.
   Не оглянувшись, он вошел в библиотеку. Сорайя не подозревала, какой гнев пробудила в душе любовника своим побегом. Но она узнает. И пожалеет об этом.
   Кайлмор налил бренди и залпом опустошил бокал. Обычно он ограничивал себя в выпивке. Пример несчастного отца всегда удерживал его от пьянства. Но сейчас Кайлмор снова наполнил бокал и упал в кресло перед камином. Он договорился с приятелями о встрече в клубе, но теперь у него не было никакого желания вести себя как великосветский джентльмен.
   Теплота напитка не могла растопить лед, сковавший его сердце. Оставила ли Сорайя герцога ради нового покровителя? Стало ли его унижение уже известно в обществе? Смеется ли сегодня свет над Кайлмором, чья любовница уже обирает другого богатого дурака?
   Как будут злорадствовать его соперники. Как они будут заискивать перед счастливчиком, ставшим теперь покровителем Сорайи.
   С проклятием Кайлмор швырнул пустой бокал в огонь.
   Завела ли она другого любовника? Или милости предназначаются исключительно ее смуглому слуге? Эта мысль вызвала новый взрыв тошнотворного гнева. Когда Бен-Ахад стал неотделимой частью загадочности Сорайи?
   Три года назад умер сэр Элдред, и мужская половина бомонда сходила с ума, пытаясь привлечь к себе ее внимание. В соревнование включились два герцога, итальянский принц и царский кузен, не говоря уже о куче народа, обладавшего более низкими титулами.
   В течение полугода Сорайя обдумывала свой следующий шаг, а тем временем между особенно возбудимыми соискателями множились дуэли. Но, слава Богу, затем склонность к самоуничтожению в обществе молодых отпрысков сошла на нет.
   Кайлмор был уверен и в себе, и в ней и стоял выше вульгарного проявления мужского соперничества, которое заставляло гудеть весь Лондон. Кайлмор всегда в самой глубине души знал, что она будет принадлежать ему. И она это тоже знала. Она демонстрировала свое полное равнодушие к нему, но какая-то связь, какая-то невидимая нить неумолимо тянула их друг к другу.
   Поэтому он стоял в стороне и ждал, зная, что ее выбор неизбежен. Но Сорайя повела себя непредсказуемо.
   Из жаждущего легиона поклонников она выбрала Джеймса Мэллори. Никакого намека на титул. Простой джентльмен, застенчивый молодой человек, недавно вернувшийся из Индии. Из хорошей, но не выдающейся семьи. Правда, богатый. Здесь по крайней мере она оправдала предположения света.
   Если бы не терзавшее его увлечение, Кайлмор со временем отказался бы от этой игры. Сорайя стремилась к высокому положению, а вместо этого отдала себя заурядному слабохарактерному юнцу без светского лоска, какими бы набитыми ни были его карманы.
   Ради справедливости надо заметить, что Джеймс Мэллори преобразился после того, как Сорайя выбрала его. Он достаточно быстро усвоил городские манеры и покорил сердце одной из самых хорошеньких богатых невест сезона, которой, ко всеобщему изумлению, постоянно доказывал свою преданность.
   Что означало, что Сорайя снова искала покровителя.
   Но она ничем не проявляла недовольство своей неожиданно полученной свободой. И вот в это время стала весьма заметной личность Бен-Ахада.
   Разумеется, Сорайя ничего не объясняла и ни в чем не оправдывалась. Приближенным человеком легендарной куртизанки был немой арабский великан. Если это вызывало неодобрение, она только пожимала изящными плечиками и продолжала жить так, как ей хотелось.
   На этот раз Кайлмор не стал полагаться на волю случая. Никакой джентльменской сдержанности, никакой нерешительности в проявлении своих желаний. В то утро, когда было объявлено о помолвке Мэллори с леди Сарой Кут, Кайлмор приехал в дом Сорайи и передал ей свою визитную карточку. Он ждал пять лет. Теперь не желал ждать и минуты.
   Сорайя не проявила ни восторга, ни волнения, ни недовольства, застав герцога в такой ранний час в своей гостиной. Она лишь спокойно выслушала его и, черт бы ее побрал, сказала, что подумает над предложением.
   Кайлмор с кипящим возмущением вспомнил, что Бен-Ахад впустил его в дом, а затем выпустил из дома. И то, как этот хам вел себя, унижало герцогскую честь и достоинство.
   Ответ Сорайи пришел спустя неделю, изложенный в виде множества обязательств. С самого начала предложение Кайлмора было фантастическим. Но она просила увеличить его настолько, что это равнялось выкупу за короля. Она требовала полное право владения всей собственностью и вещами, которые он даст ей.
   О, она была умна, его жадная, хитрая содержанка. Умна и вероломна. А он виноват в том, что был так пагубно самодоволен.
   Ее тонкие намеки на сексуальную несостоятельность Бен-Ахада были ловким приемом. Кайлмор всегда восхищался Сорайей, но сейчас от ее наглости у него перехватило дыхание.
   Его первоклассный ум, унаследованный от презираемой им матери, снова включился в работу. Холодно и спокойно он поклялся выследить неверную шлюху и ее любовника.
   В его жилах текла кровь нескольких поколений отчаянных, на все готовых людей. Сорайя и представления не имела, к чему приведет ее обман; нельзя делать из герцога Кайлмора дурака. Он холодно улыбнулся в предвкушении того дня, когда она поймет, какую ошибку допустила, предав Джастина Кинмерри.

* * *

   Лето кончалось, и гроза, разразившаяся над Северным морем у берегов Уитби, переросла в шторм. Верити, откинув вуаль, смотрела на бушевавший вокруг ветер. На берегу почти никого не было, никто бы не увидел, как вдова Саймондс подставляет лицо холодному ветру или улыбается бушующему океану.
   Она прожила в Уитби три месяца и все еще не могла поверить, что так легко вошла в эту новую жизнь.
   Пресловутая Сорайя покинула Лондон со своим слугой. Спустя несколько дней миссис Чарлз Саймондс, вдова, поселилась в этом йоркширском рыбачьем городке со своим братом Бенджамином Эштоном.
   «Я свободна, я свободна», – в ритме с набегавшей на берег серой волной пело ее сердце.
   «Я свободна. Я независима. Наконец моя жизнь принадлежит мне».
   «Я свободна, но становится слишком сыро», – подсказала более практичная часть ее натуры.
   Верити усмехнулась и отошла от берега.