Последние три недели были самыми счастливыми в его жизни. И он, глупец, даже начал строить какие-то планы.
   Из-за того идиотского предложения в Лондоне – неудивительно, что она прогнала его, ведь он повел себя как самонадеянный идиот, – Кайлмору не хотелось говорить о браке. Он предполагал, что введет Верити в свою жизнь, приучит ее к мысли, что она навсегда останется с ним, и уговорит стать его женой.
   Слишком поздно менять свое прошлое. Нельзя надеяться, что Верити полюбит его так, как он любил ее. Но их соединяли страсть и дружба. Он мог бы удовлетвориться этим.
   Ребенок был бы счастливым дополнением к той жизни, которую он задумал. Законнорожденный ребенок, конечно.
   Кайлмор не горел желанием сохранить отравленную кровь Кинмерри, но маленькая Верити была бы великолепным даром.
   Как бы он гордился, зная, что она вынашивает его ребенка.
   Его пустые мечты о жизни с Верити рассеялись как утренний туман, сопровождавший их отъезд. Жестокая истина заключалась в том, что Верити не любила его.
   Он, черт побери, без труда может заставить ее остаться. Когда они приедут в Кайлмор, он запрет ее в самой высокой башне, пока она не образумится. Пока не пообещает выйти за него замуж, стать его герцогиней и навсегда прогнать призраков прошлого.
   Кайлмор тяжело вздохнул. Он не мог делать из нее узницу. Он уже применял силу, чтобы удержать ее. И не мог поступить так еще раз.
   Но ему было больно. Чертовски больно.
   На второй день, еще до полудня, они добрались до родового гнезда предков Кайлмора. Он мрачно смотрел на показавшиеся на берегу причудливые башенки и трубы.
   Здесь он собирался начать новую жизнь с Верити. Но все его мечты рассыпались в пыль.
   Ветер был довольно сильным, и они быстро подплывали к Инверати, деревне, лепившейся вокруг замка.
   Хэмиш подошел к Кайлмору, стоявшему у борта. Ангус и Энди вводили судно в гавань с искусством, говорившем о долгой практике.
   – А мне завтра возвращаться в долину, ваша светлость? – спросил Хэмиш.
   Даже старый наставник обращался к Кайлмору, соблюдая условности.
   – Да, – ответил он. – Возьми с собой Ангуса. Энди поедет со мной, я буду сопровождать мадам обратно в Уитби.
   – В Уитби? – растерянно нахмурился Хэмиш. – Миледи не останется в Инверати?
   – Разве она тебе не говорила? – В вопросе слышалась горечь. – Ты достаточно долго кудахтал вокруг нее, как наседка, а она не доверила тебе свой секрет?
   В нем заговорила ревность, и Кайлмор понимал это.
   – Миледи мне ничего не говорила. Даже когда я застал ее плачущей.
   Сердце Кайлмора мучительно сжалось. Он больше не мог этого вынести. Он обязан вернуть ее брату живой, и здоровой.
   – Полагаю, слезы дамы – ее личное дело, – сквозь зубы проворчал Кайлмор.
   – Ее и ваше, ваша светлость.
   – Ты слишком много позволяешь себе, – холодно оборвал он.
   Суровые черты Хэмиша выражали разочарование, равное неодобрению.
   – Да, я позволяю себе думать, что ты, молодой дурак, не понимаешь, какое сокровище теряешь. И, ваша светлость, не надо мне указывать место.
   Кайлмор не потрудился отчитать старика за его наглость. Конечно, он знал цену тому, что терял. Но, несмотря на свой ум, Кайлмор не мог придумать, как вернуть Верити.
   Спускаясь по сходням на маленькую пристань, Кайлмор заметил волнение в толпе, собравшейся вокруг причала. Но не обратил на это особого внимания, поскольку оно было поглощено Верити, слегка опиравшейся на его руку.
   Впервые после разрыва она прикасалась к нему. Кайлмор боролся с желанием схватить эти тонкие пальцы и утащить ее в такое место, откуда она никогда не сможет убежать. Верити была так близко и в то же время так недосягаема, что это казалось пыткой более изощренной, чем он мог бы придумать, даже когда кипел от гнева и жажды мести.
   Шум внизу становился все громче. Кайлмор полагал, что довольно редкое появление герцога в своем фамильном имении возбудило любопытство местных жителей. Он посмотрел поверх голов кланявшихся и приседавших перед ним крестьян, чтобы понять, чем вызван весь этот шум.
   – Мы сразу же отправимся в Уитби, ваша светлость? – хрипло спросила Верити.
   Это были первые за весь день слова, с которыми она обратилась к Кайлмору. По голосу чувствовалось, что она плакала. Боль пронзила сердце Кайлмора.
   Он сразу же забыл про шум у дока, он думал только о ней. У Верити был бледный, усталый, печальный, но решительный вид.
   Какие же мысли бродят в ее голове? В тот безжалостно короткий период времени, когда они были так близки, он бы сразу понял ее.
   – Может, тебе сегодня отдохнуть?
   Они уже шли по причалу. Кайлмор ожидал, что она отстранится. Но она этого не сделала, и он не мог подавить вздох облегчения. Верити так отчужденно держалась последние дни, что даже такая маленькая уступка казалась очень значимой.
   – Я по-прежнему думаю, что нет необходимости сопровождать меня, – уже тверже сказала она.
   – А я думаю, есть.
   Раньше такая высокомерная уверенность вызвала бы возражения. Теперь же Верити только склонила голову в молчаливом согласии. Рука, касавшаяся рукава Кайлмора, дрожала.
   Он не мог этого понять. Верити получила то, чего хотела, – возможность покинуть его. Она должна радоваться в предвкушении новой жизни.
   Может быть, Верити просто больна. Он с беспокойством нахмурился и попытался заглянуть под поля ее соломенной шляпки, чтобы увидеть ее лицо, и смутно ощутил за спиной чье-то присутствие.
   – Ах, ты, ублюдок!
   Мощная рука схватила его за плечо и развернула, Кайлмор успел заметить пару горящих черных глаз перед тем, как огромный кулак ударил его по лицу.
   – Господи! – Он отпустил Верити и пошатнулся.
   – Лучше зови сатану, своего хозяина!
   Бенджамин Эштон снова ударил Кайлмора по лицу, и на этот раз, неловко споткнувшись, герцог свалился на булыжную мостовую. Толпа взревела, но, никто не выступил вперед, чтобы оттащить нападавшего или помочь Кайлмору встать на ноги.
   – Эштон… – сказал Кайлмор, пытаясь сесть.
   Он потряс головой, чтобы вернуть ясность мыслей, и трясущейся рукой ощупал челюсть.
   – Бен, остановись! – откуда-то из толпы закричала Верити.
   – Остановлюсь, когда прикончу его, – прорычал Эштон. – Вставай, сукин сын.
   – Бен! – Сквозь звон в ушах Кайлмор услышал, как Верити защищала его. – Бен, он привез меня обратно.
   Кайлмор, пошатываясь, поднялся и отряхнулся.
   – Не мешай, Верити.
   – Да, Верити, не мешай, – угрюмо кивнул Эштон. – Мне надо проучить его светлость.
   Он сжал кулаки, готовясь к новому нападению. Несмотря на то что Кайлмор приготовился к отпору, сердце не лежало к драке с Беном. Эштон имел полное право превратить его в котлету.
   Черт, Кайлмор надеялся, что этот мужлан убьет его.
   Герцог снова тряхнул головой, чтобы привести мир в порядок. Все плыло перед глазами, а в ушах жужжала тысяча злобных пчел.
   Взмахнув темно-красной шерстяной юбкой, Верити бросилась между ними.
   – Бен, если ты хочешь убить его, то сначала тебе придется прикончить меня, – предупредила она.
   – Так он теперь прячется за женскими юбками, – ухмыльнулся Бен.
   – Ты слышал меня, Бенджамин Эштон, – строго сказала она.
   – Верити, отойди в сторону, – устало попросил Кайлмор. Гул в его голове постепенно затих, но челюсть страшно болела. – Он ничего мне не сделает.
   – Он убьет вас, – упрямо возразила она, не двигаясь с места. – Вы слышали, что он сказал.
   – Верити, сотня людей смотрит на нас. Кто-нибудь остановит его, не даст совершить убийство.
   Теперь, когда Кайлмор пришел в себя, его действительно удивило, что до сих пор никто не попытался сдержать врага.
   Но вот появилась и помощь.
   Прискакал управляющий, за которым следовали двое работников. На причал выскочили Ангус и Энди.
   Хэмиш с непроницаемым выражением наблюдал за этой сценой с борта судна.
   Гнев Эштона продолжал сверкать в черных глазах, но Бен наконец взглянул на сестру, стоявшую между ним и ее похитителем.
   – С тобой все в порядке? Видит Бог, если он обидел тебя, истинно говорю, я убью его.
   – Ваша светлость! – Примчавшийся управляющий тяжело дышал в тяжелом черном пальто и старомодных штанах до колен. – Этот негодяй бродил вокруг имения, обвиняя вас в ужасных преступлениях. Я предупреждал, что вы посадите его в колодки за клевету.
   – Ага, а я позабочусь, чтобы этого перекормленного щеголя повесили за изнасилование и похищение, – закричал Эштон. – Верити, милая, расскажи им, что он сделал с тобой.
   – Бен… – нерешительно сказала она.
   – Давай расскажи им, как он натравил на меня этих здоровых ребят и под дулом пистолета похитил тебя. Я неделями не находил себе покоя, представляя, как ты страдаешь.
   Кайлмор приготовился к жарким обвинениям, которых заслуживал. Если Верити захочет обвинить его, ему нечем защищаться.
   Она подняла голову и до боли знакомым движением вскинула подбородок. Ее лицо было бледно и выражало гордую решимость.
   – Я – любовница герцога Кайлмора и нахожусь вместе с ним по своей собственной воле, – заявила Верити достаточно громко, чтобы услышали все собравшиеся. Затем тихо, дрогнувшим голосом, она добавила: – Прости, Бен.
   Кайлмор был так тронут, что не находил слов. Как он любил ее. Он сделает для нее все. Все, что она захочет. Вопреки их отчужденности он заключил Верити в объятия. Она без колебаний прильнула к нему.
   Растерянность сменила ожесточенность в выражении лица Эштона.
   – Верити, милая?
   Кайлмор нашел в себе силы пожалеть смущенного драчуна. Бенджамин Эштон вовсе не был негодяем. Он только защищал свою сестру. И не его вина в том, что игра стала значительно сложнее после того штормового дня в Уитби.
   – Пойдем в дом, приятель. – Кайлмор кивнул Бену.
   – Ваша светлость, этот хам – угроза обществу, – вмешался управляющий. – Вы, конечно, хотите его арестовать.
   Кайлмор сердитым взглядом заставил управляющего замолчать.
   – Нет, не думаю. Мы возьмем твою карету. Я пришлю ее обратно.
   Управляющий в волнении ломал руки.
   – Ваша светлость, я должен вам кое-что сказать.
   Он был разумным человеком, не склонным поднимать шум из-за пустяков. Вопросы по управлению имением могли подождать.
   – Потом, Макнаб, – перебил его Кайлмор.
   – Но, ваша светлость… – Управляющий просто задыхался от волнения.
   – Я сказал: потом. Энди повезет нас. Эштон, не поедешь ли с нами?
   Властный тон герцога производил нужное впечатление на всех, включая раздраженного мистера Эштона и трепещущего мистера Макнаба. Толпа разошлась, когда Кайлмор очень осторожно взял на руки Верити.
   – Я могу идти, – сказала она.
   – Я знаю, mo cridhe. – Ласковое слово соскользнуло с его языка, хотя Кайлмор знал, что уже не имеет права так ее называть. – Но позволь мне оказать тебе эту услугу.
   Верити кивнула и обвила руками его шею, а он, прихрамывая, понес ее по каменным плитам мостовой к карете Макнаба. После ударов Эштона у него болело все тело, но ни за что на свете он не опустил бы Верити на землю. Держать Верити на руках было блаженством. Больше никогда он не будет вот так держать ее на руках.
   То, что она сказала брату, все еще звучало в его голове – и будет звучать всегда.
   Он оглянулся посмотреть, собирается ли Эштон присоединиться к ним. Бен поколебался, а затем пошел с лицом, застывшим от едва сдерживаемого гнева.
* * *
   Сидя в карете рядом с Кайлмором и напротив Бена, Верити все еще дрожала. Экипаж не был рассчитан на двух таких крупных мужчин, в нем было тесно. И казалось еще теснее из-за враждебности, исходящей от ее спутников.
   – Прекратите, вы, оба! Ведете себя как мальчишки! – рассердилась Верити, когда дверца кареты закрылась. – Кайлмор, он имел полное право ударить вас. Бен, если я простила ему похищение, то ты тоже можешь простить.
   – Я извелся, разыскивая тебя по всей стране, – так же сварливо ответил Бен. – Я побывал в Лондоне и по крайней мере в дюжине имений этого ублюдка. Мерзавец захватил в свои грязные лапы половину королевства.
   – Поосторожнее с вашими выражениями, сэр! – возмутился Кайлмор. – Здесь присутствует леди.
   – Я-то это знаю. А ты обращался с ней не лучше, чем с какой-то проституткой, которую за шиллинг подобрали в Ковент-Гардене.
   – Заткнись, приятель, или я сам заткну тебя.
   – Верити была на моем попечении последние четыре года. И нечего учить меня, как о ней заботиться, – презрительно усмехнулся Бен.
   – Да, я знаю о Бен-Ахаде, знаменитом арабском евнухе, – с таким же ехидством ответил Кайлмор.
   – Там я оберегал ее от таких своекорыстных красавчиков, как ты, ваша светлость. – Бен произнес его титул так, как будто это было оскорбление.
   – Ну, тогда ты удивительно плохо делал свое дело, – холодно заметил Кайлмор.
   – О, перестаньте! Пожалуйста, перестаньте! – в отчаянии воскликнула Верити.
   Затихшая ненависть грозила вырваться на поверхность. Верити решила вмешаться до того, как вспыхнет новая драка.
   – Бен, со мной все хорошо. Разве ты не рад видеть меня?
   Вопрос вызвал на лице брата знакомую улыбку, может быть, несколько принужденную, но искреннюю.
   – Конечно, милая. Я рад. Это здорово.
   – И это весь теплый прием, который мне оказан? – спросила Верити и тихо засмеялась, когда Бен перегнулся через разделявший их проход и крепко и надолго заключил ее в объятия.
   Верити закрыла глаза и упивалась близостью брата. Он так долго был ее единственной защитой от мира, единственным человеком, знавшим правду о Сорайе. Ей так его не хватало, и вот он рядом. Сдерживая слезы благодарности, Верити уткнулась в его темное пальто.
   Наконец Бен отстранился, в его черных глазах блестели непролитые слезы.
   – Я не знал, жива ты или нет. Что он сделал с тобой, милая? Где ты была? Я ничего не слышал о тебе. Неужели ты не могла как-нибудь передать мне словечко? Я так беспокоился о тебе.
   – О, Бен, это долгая история. – Большая часть которой, как Верити понимала, не годилась для ушей брата. – Но самое главное, мы можем уехать и навсегда забыть о том, что произошло.
   Кайлмор пошевелился, не соглашаясь с ней, но что еще она могла сказать?
   Они въехали через внушительные узорчатые ворота в просторный двор. Казалось, целая армия слуг хлынула из-под арки парадных дверей, бросилась открывать дверцы кареты и выстроилась на ступенях, чтобы приветствовать своего хозяина.
   Серые каменные стены замка блестели в лучах солнца. Когда Верити вышла из кареты, эти стены возвышались над нею, словно смеясь над дурочкой, которая осмелилась полюбить такого великого человека, как их хозяин.
   Кайлмор стоял рядом с Верити и явно не замечал величественных стен замка. Даже с синяками на лице и в грязной одежде он оставался самым красивым мужчиной на свете.
   Ничего не видя от слез, которые пыталась сдержать, Верити оперлась на руку Кайлмора. Тяжелые двери были распахнуты в ожидании долго отсутствовавшего хозяина замка Кайлмор.
   Необыкновенная женщина скользящей походкой вышла к дверям. Она была стройной и высокой, невероятно дорогое платье подчеркивало ее рост и прекрасную фигуру.
   Даже на расстоянии нельзя было не заметить уверенного и властного выражения ее лица. Или испепеляющего гнева, с которым она смотрела на вновь прибывших.
   – Джастин, Боже мой! Неужели ты настолько забыл о приличиях, что привез сюда свою шлюху? Сейчас же прогони эту потаскуху!
   Верити, стоявшая рядом с Кайлмором, почувствовала, как напряглись его мышцы.
   – Мать, – только и сказал он.

Глава 23

   – Ваша светлость, – неуверенно сказала Верити, когда из кареты вылез Бен.
   Кайлмор безжалостно сжал руку Верити, делая побег невозможным, и ей пришлось присесть в глубоком реверансе.
   Герцогиня даже не взглянула в ее сторону. Соблюдение приличий. Знатные леди не замечают дам полусвета.
   Кайлмор приподнял Верити и потащил вверх по лестнице, предоставляя Бену следовать за ними.
   – Что вы здесь делаете? – ледяным тоном спросил Кайлмор у матери.
   Его холодность не смутила герцогиню. Она гневно свела брови:
   – Я – герцогиня Кайлмор. Я могу приезжать в фамильные имения, когда пожелаю.
   Кайлмор невесело рассмеялся.
   – Вы уж двадцать лет как не бывали в Шотландии, мадам. В последний раз вы поклялись, что ваша нога никогда больше не ступит на эти варварские земли.
   – Отошли свою шлюху, и я скажу тебе, зачем приехала, – сказала мать, в ее голосе ясно слышались властные нотки.
   Позади нее до самого неба вздымалось величественное здание, подтверждая, что герцогиня имеет все права, чтобы находиться здесь, а у Верити их не было.
   – Мне лучше уйти, – шепнула она Кайлмору.
   – Нет, ты остаешься, – упрямо возразил он.
   – Мы с Беном вернемся в деревню. Открытая ссора с вашей матерью ни к чему хорошему не приведет. – Затем, чувствуя, что не вынесет новых эмоциональных бурь, умоляюще добавила: – Пожалуйста, прошу вас.
   – Никуда ты не пойдешь.
   Герцогиня смотрела на сына с нескрываемой враждебностью.
   – Я приехала как раз вовремя. Этого я и боялась. Безумие твоего отца не умерло вместе с ним. Ты – гнилая ветвь гнилого дерева.
   Шепот изумления пробежал по рядам слуг от такого обвинения. Верити не могла допустить продолжения публичного скандала.
   – Я подожду вас в деревне, – настойчиво прошептала она. – Вы же не хотите, чтобы все обитатели вашего дома стали свидетелями этой ссоры, Кайлмор.
   Герцогиня с аристократическим презрением поджала губы.
   – Ты позволяешь этой распутной простолюдинке произносить наше фамильное имя?
   Верити почувствовала, как стоявший рядом Кайлмор выпрямился в полный рост.
   – Позволяю. И был бы счастливейшим человеком, мадам, если бы эта леди назвала меня своим мужем.
   Это было уже слишком для ее светлости. Нарумяненное лицо побледнело.
   Но едва ли это заявление удивило ее больше, чем Верити. После Кенсингтона Кайлмор больше не упоминал о браке. Мысль о ней как о герцогине по-прежнему была абсурдна, но ничто не могло помешать предательскому теплу его слов наполнить тоскующее сердце.
   – Эта леди украсит любой дом, в который захочет войти, – сказал Кайлмор тихо и сурово. – Вы же, напротив, давно позорите ваше высокое имя и титул. Замок Кайлмор принадлежит мне. Ваше пребывание здесь нежелательно.
   Герцогиня зашаталась. В какое-то ужасное мгновение Верити испугалась, что она упадет.
   – Джастин! Я – твоя мать!
   – К моему глубочайшему сожалению, – тихо подтвердил он.
   – Кайлмор, вы не можете выгнать свою мать, – ужаснулась Верити.
   Он имел право ненавидеть герцогиню, но полный разрыв вызвал бы на их головы лишь еще больший скандал.
   Верити повернулась к герцогине и попыталась заговорить с ней миролюбиво:
   – Ваша светлость, мы с братом сегодня уезжаем. Мои отношения с вашим сыном закончились. Я больше не буду смущать вас.
   Выражение лица герцогини стало еще более устрашающим. Верити забыла легендарную красоту и видела только ожесточение и разрушительную волю.
   Герцогиня отказывалась обращаться непосредственно к Верити.
   – Джастин, твое поведение недопустимо, – сказала она диктаторским тоном. – Я настаиваю, чтобы ты вел себя подобающим положению образом. Сейчас же выгони эту распутницу, возвращайся в Лондон и выбери там себе невесту. Прошу, мальчик, не забывать, кто ты.
   Ее слова не тронули его.
   – Я – герцог Кайлмор. Это мои владения. Если вы к вечеру не избавите меня от своего присутствия, то слуги проводят вас до границы.
   Он повернулся к слугам и, показывая, кто здесь главный, распорядился:
   – Герцогиня поедет в экипаже мистера Макнаба в Инверати, остановится в гостинице и будет ждать, пока прибудут вещи.
   – Джастин, ты это серьезно? – возмутилась мать и схватила его за рукав.
   – Я еще никогда в жизни не был так серьезен, мадам. – Кайлмор стряхнул ее руку, словно герцогиня была назойливой просительницей. – Прощайте.
   Он взглянул на Бена, который, объятый ужасом, стоял внизу у лестницы. Верити догадалась, что брата поразило упоминание Кайлмора о браке. Она никогда не рассказывала Бену о том, что произошло в Лондоне перед отъездом.
   Кайлмор сказал тоном, не допускающим возражений:
   – Эштон, не хотите ли присоединиться к нам?
   Он повернулся на каблуках и прошел в комнаты. Волей-неволей Верити прошла следом за ним в огромный зал. Копья и мечи, развешенные на стенах, составляли сложные геометрические фигуры. За спиной она слышала шаги Бена, поднимавшегося по лестнице, и голоса слуг, не дававших бурно протестовавшей герцогине последовать за сыном.
   Верити все еще была в каком-то тумане. Ей был дорог тот момент, когда Кайлмор объявил, что выбрал бы ее себе в жены.
   Но то, что герцогиня считала его намерение невероятным, только подтверждало, каким насмешкам подвергнется герцог, если и в самом деле женится на своей любовнице.
   Необходимость покинуть Кайлмора оставалась очевидной.
   Слуги получили указания, и Кайлмор знал, что они будут беспрекословно исполнены. Он повел Верити в гостиную на первом этаже.
   Эштон, к счастью, продолжал молчать, но на его лице с квадратными челюстями Кайлмор видел недовольство и удивление. У Верити был измученный вид, усталость темными кругами легла вокруг ее прекрасных глаз. Кайлмор с нежностью взял ее руку.
   – Прости, что не сумел избавить тебя от этого, – тихо сказал он. – Я и понятия не имел, что моя мать здесь.
   – Это мне не следовало находиться здесь, – неуверенно сказала Верити.
   – Нет, следовало. – Его слова не допускали возражений.
   «Если бы все было по-моему, ты навсегда осталась бы здесь, радость души моей».
   Он бережно усадил Верити в кресло и подошел к серванту, чтобы налить три бокала местного виски. После всего, что они пережили, им всем было необходимо выпить, мрачно подумал он.
   – Возьми, выпей это, – сказал герцог, протягивая бокал Эштону.
   Кайлмор не мог сказать, что парень ему начинает нравиться, но ради Верити он был готов постараться.
   – Что это? – с подозрением спросил Бен.
   – Яд, конечно. – Кайлмор вернулся к Верити. – Это поможет тебе, – сказал он уже совсем другим тоном и присел перед нею на корточки.
   – Я не пью вина, – нерешительно отказалась она.
   – Сейчас нужно, mo cridhe. Это поможет.
   Она кивнула, и он вложил хрустальный бокал в ее холодные пальцы. Кайлмор встал и опустошил свой бокал! Напиток приглушил боль, оставленную дракой с Эштоном. К сожалению, ничто, кроме пули, не могло заглушить боль в его сердце.
   Эштон со стуком поставил пустой бокал на сервант. Виски оживило свойственный ему боевой дух.
   – Ты слышал, что сказала Верити. Я забираю ее домой сегодня же, – как обычно, с вызовом заявил Бен.
   – Конечно, это ее решение, – невозмутимо ответил Кайлмор.
   Там, на берегу, она заявила, что вполне доверяет ему. Как же она теперь может покинуть его? Или, может быть, он ей нужен, может, ей больше нужна свобода? При этой мысли боль когтями сжала сердце.
   Верити подняла голову. Кайлмор в отчаянии надеялся, что она скажет брату, что передумала и хочет остаться.
   Но она перевела взгляд на Эштона и твердо сказала:
   – Да, Бен. Я уеду с тобой.
   «Нет!»
   Эштон, будь он проклят, обрадовался.
   – Прекрасно. Я приготовлю карету. Мы поедем, как только ты скажешь.
   Кайлмор отвернулся и посмотрел на высокие окна, выходившие в сад. Он не мог отпустить ее.
   Даже стоя к Верити спиной, он чувствовал на себе ее, взгляд.
   – Останьтесь и хотя бы поешьте чего-нибудь, – сказал Кайлмор, обращаясь к садам, но едва ли он видел солнце, освещавшее идеально ухоженные деревья. – И возьмите мою дорожную карету. В ней вам будет удобнее.
   – Нам ничего твоего не надо, – отрезал Эштон. – Никакими деньгами не искупить то, что ты сделал. Как бы то ни было, я хочу увезти сестру от твоих громил, пока ты не передумал.
   Кайлмор и не думал оправдываться. Какой в этом смысл?
   Может быть, Верити когда-нибудь вспомнит эту минуту и поймет, что он сильно изменился за время, проведенное в долине.
   Какая трогательная эпитафия его великой любви.
   – Бен, – тихо сказала Верити, – не сходишь ли ты в деревню договориться о нашем отъезде. Мне надо поговорить с его светлостью.
   – Я не оставлю тебя одну с этим развратным ублюдком. Он снова увезет тебя.
   – Не увезет. – В голосе Верити звучала непоколебимая уверенность.
   «Спасибо тебе, mo cridhe», – беззвучно прошептал Кайлмор, прежде чем ответил Эштону.
   – Слуги могут приготовить вашу карету и собрать вещи, а ты подожди в холле.
   – Пожалуйста, оставь нас. Мне необходимо кое-что сказать его светлости, – мягко повторила Верити.
   Кайлмор обернулся и увидел, что Эштон в нерешительности смотрит на сестру. Затем Бен коротко кивнул.
   – Если этот негодяй сделает хотя бы малейшее подозрительное движение, кричи.
   Верити попыталась улыбнуться. Вряд ли ей это удалось.
   Кайлмор вывел Эштона из комнаты и отдал соответствующие приказания дворецкому.
   Затем герцог вернулся к Верити. Она стояла перед камином, глядя на мерцающий огонь. Ее профиль четко и невыразимо печально вырисовывался на фоне мифических сюжетов, высеченных на мраморном камине. Глаза Верити потемнели от горя не меньшего, чем его собственное.
   Как Кайлмор мог вынести это? Он прислонился к закрывшейся за ним двери и приготовился к тому, что его ожидало.
   Верити жадно вглядывалась в его лицо. С растрепанными волосами, в мятой одежде, с темнеющими синяками на лице он выглядел настоящим разбойником.