Кэмпбелл Анна. Завоевание куртизанки

   Почему он просто не возьмет ее? Чего ждет? Конечно же, не ее согласия. Если ему нужно уединение, то ничего не стоит отослать Маклишей вперед и за это время получить свое. Когда они покинули Хинтон-Стейси, Верити была уверена, что он собирается сразу же овладеть ею. Этот страстный поцелуй, о котором она сожалела больше, чем могла бы признаться, делал любые ее протесты неубедительными. Но, если не считать моменты, когда герцог связывал и развязывал ее, он до нее почти не дотрагивался.
   Сейчас она была свободна, но знала, что он свяжет ее перед сном. Верити достигла такой степени изнеможения, что уже не могла протестовать даже шепотом.
   Она приступила к трапезе, хотя почти не чувствовала вкуса скромной еды. Верити так устала, что ей хотелось лечь и никогда больше не двигаться. Каждая косточка и каждая мышца болели. Возможно, лежать на постели, брошенной на землю, будет удобнее, чем сидеть в карете, но в этом не было никакой уверенности. Ее измученное тело чувствовало под ковром каждый бугорок, каждую ямку на земляном полу.
   К сидевшим у огня присоединились двое приехавших. Очевидно, это были Энди и Ангус, о которых упоминал Кайлмор.
   И тут она узнала в них тех огромных бандитов, которые с усердием принимали участие в ее похищении. Тарелка с едой выпала из ее рук, когда она вскочила на ноги, ослабевшие от долгого сидения в карете.
   – Что вы сделали с моим братом? – с пронзительным криком бросилась она к ним. – Скажите, что вы сделали с Беном.
   – Успокойся, детка! – Кайлмор вскочил и мгновенно оказался за ее спиной.
   Он обхватил Верити за талию прежде, чем непокорная пленница набросилась на этих двух громил.
   Как будто слабое существо, такое как она, могло причинить вред этим гороподобным людям. Но ей ужасно этого хотелось. В ней кипел гнев, несравнимый по силе с прежней апатией.
   – Отпустите меня! – в ярости кричала она, вырываясь из рук герцога.
   – Бесполезно кричать на них. Они не знают английского.
   Кайлмор обратился к ним по-гэльски. Один, с подозрением поглядывая на Верити, довольно охотно ответил ему.
   – С вашим братом все в порядке, – раздался над ее ухом звучный голос Кайлмора. Она старалась не замечать исходящий от него запах свежего воздуха, теперь этот запах был омыт дождем. – Они отпустили его в аббатстве и поехали вслед за нами.
   Верити прекратила бесполезную борьбу. Горький опыт подсказывал ей, что он отпустит ее, только когда сам этого захочет.
   – Они больше ничего не сделали Бену? – спросила она, не скрывая своего недоверия.
   Еще разговор на гэльском. Дыхание Кайлмора касалось ее щеки, и кровь вскипала в ее жилах.
   – Ничего.
   – Я вам не верю, – холодно сказала Верити, подавляя пробуждавшуюся чувственность. – Бен поехал бы за мной.
   Еще немного гэльского. Возмутительный взрыв мужского хохота. Хохотал даже младший Маклиш. Кайлмор, блеснув белозубой улыбкой, отпустил Верити и стоял перед ней – элегантный, красивый, надменный.
   Как она его ненавидела.
   – Я уверен, что поехал бы; будь у него хотя бы клочок тряпки, чтобы прикрыться, – сказал он.
   Ее охватил гнев, такой же неукротимый, как и в тот момент, когда герцог вырвал ее в Уитби из-под защиты брата.
   – Вы, сэр, принадлежите к варварской расе, – с презрением заметила она. – Вы позорите звание мужчины.
   Улыбка застыла на лице герцога.
   – По крайней мере ни один из нас не является вором или лжецом, мадам, – ответил он ледяным тоном, пронзившим ее до глубины души.
   Таким тоном он никогда не говорил с Сорайей. До того самого дня, когда она отвергла его предложение выйти замуж.
   Верити вскинула голову и бросила на Кайлмора презрительный взгляд.
   – Я была честной шлюхой. Жаль, что ни вы, ни ваши люди не можете претендовать на такое достоинство.
   С гордым видом она вернулась в свой угол. Поджав под себя ноги, она невидящим взглядом смотрела перед собой, стараясь не замечать шумного веселья шотландцев. Потом смахнула слезы, первые слезы с тех пор, как началось это испытание.
   Бедный Бен! Он не знал, жива она или умерла. Ее сердце горестно сжималось от унижения брата и его страданий. От внимания Верити не ускользнуло, что Кайлмор выбирал в основном объездные дороги. И сейчас они находились в такой глуши, где найти их было невозможно.
   Ее брат был сообразительным и умным. Если бы это было возможно, он отыскал бы ее. И снова, как это часто случалось после отъезда из Уитби, хрупкая надежда боролась с опасной слабостью.
   Ее тюремщики допоздна пьянствовали у костра, распивая какой-то мерзкий напиток, привезенный вновь прибывшими людьми. Верити сидела на пледе в тени, но не льстила себя надеждой, что мужское увлечение выпивкой даст ей возможность вырваться на свободу. Каждый раз, стоило ей шевельнуться, холодный взгляд синих глаз Кайлмора устремлялся на пленницу.
   Герцог не принимал участия в попойке, хотя Верити удивило, с какой фамильярностью он общался со своими слугами. Он никогда не отличался общительностью, но она знала его достаточно хорошо, чтобы понять, насколько сильные узы связывали его с этими людьми. Она не могла себе представить, чтобы английские слуги вели себя так свободно в присутствии их хозяина-аристократа.
   Наконец Кайлмор оставил своих компаньонов и перешел к ней. В слабом золотистом свете выражение его лица казалось непроницаемым. Верити подавила дрожь, вызванную отнюдь не холодом, а тем, что он может потребовать от нее.
   Сердится ли он еще за оскорбление? Собирается ли наказать ее? Она уже давно поняла, что ни один из Маклишей не вмешается, если герцог прибегнет к физическому наказанию. В Лондоне он никогда грубо не обращался с ней. Здесь же, вдали от цивилизации, кто знает, что он сделает, если она и дальше станет испытывать его терпение? Он может убить ее. Иногда во время этого бесконечного путешествия ей хотелось этого.
   Кайлмор опустился перед ней на колени, и эта поза не была позой просителя.
   – Дай мне свои руки.
   Его тон не допускал возражений. Молча и с презрением, хорошо бы, чтобы Кайлмор его заметил, Верите подчинилась. Она всеми силами старалась скрыть свой страх, но, к сожалению, знала, что ее притворная храбрость ни в коей мере не обманывала его.
   Он связал пленницу, затем привязал конец шнура к своему запястью. Верити уже привыкла к этому после ночей, проведенных в карете. Но в эту ночь все было по-другому. Впервые они не были в дороге.
   Хотя Верити думала, что он едва ли станет насиловать ее на глазах своих людей, она не сдержалась и прошипела:
   – Помните о своем обещании.
   – Не беспокойся. Пока ты еще в относительной безопасности, – сохраняя бесстрастное выражение лица, ответил он.
   Временами она сомневалась, не был ли его неистовый жар желания игрой ее воображения, но сейчас сомнении не оставалось. Все его поджарое тело буквально дымилось от вожделения.
   Странно, однако он во многом был для нее загадкой, Верити никогда не ошибалась, определяя точную степень его возбуждения. Когда она впервые увидела герцога в гостиной сэра Элдреда, Верити мгновенно поняла, что он хочет владеть ею. Она знала это еще до того, как услышала его имя. Как бы ей хотелось никогда не знать Кайлмора! Герцог лег. Верити, сколько могла, бодрствовала, но в конце концов усталость заставила ее лечь рядом с ним. Он что-то проворчал и натянул на нее плед, чтобы она не замерзла Верити ожидала, что он обнимет ее, но он лежал и смотрел вверх на нетесаные стропила крыши. Наступила тишина, нарушаемая только шумом дождя, стучавшего по крыше, и тогда Кайлмор сказал:
   – Откажись от надежды, твой брат не спасет тебя.
   Верити не ответила, но отодвинулась от него, насколько позволял связывавший их шнур. К сожалению, недостаточно далеко, чтобы полностью забыть о его присутствии.

* * *

   Верити проснулась с восхитительным ощущением тепла и уюта. Было темно, но что-то подсказывало ей, что ночь почти прошла. В подтверждение этого впечатления за окном послышался голос первой утренней птицы.
   Мощные руки Кайлмора обнимали ее, он по-прежнему крепко спал рядом с ней. Запах и жар его тела обволакивали ее чувственным облаком. Под пледом, накрывавшим их до пояса, он положил свою ногу на ее ногу, безоговорочно утверждая право на собственность.
   Этого Верити уже не могла вынести. Задыхаясь от ярости, она отчаянно старалась отодвинуться от него.
   В полусне он простонал:
   – Господи, детка! В чем дело?
   – Отпустите меня! – шепотом потребовала она, колотя его кулаками в попытке освободиться.
   Он сел и быстро проверил шнур, связывавший их.
   – Черт побери, Верити. Успокойся, – рассердился он.
   Слава Богу, он больше не хватался за нее, как будто они, связанные вместе, тонули в бурном море.
   – Привяжите меня к чему-нибудь другому, – потребовала она все еще с истерическими нотками в голосе. – Я не хочу спать с вами.
   – Ты ведешь себя глупо, – с раздражением сказал он, возясь с затянувшимся узлом.
   – У вас там все в порядке, ваша светлость? – спросил один из младших Маклишей, подняв голову и протирая глаза, слезившиеся от света догоравшего очага.
   – Я сам справлюсь. – Затем последовало несколько гэльских слов, и Маклиш сонно рассмеялся.
   Верити без труда догадалась, что Кайлмор и Маклиш смеются над ее глупостью. В эту минуту ей хотелось, чтобы все мужчины на земле провалились сквозь землю в ад. А самое пекло досталось бы ее врагу, сидевшему рядом.
   Наконец Кайлмор распутал шнур. И снова, со страдальческим вздохом, лег. Она с радостью заметила, что на этот раз он оставил между ними небольшое пространство.
   – И больше меня не трогайте! – разгневанно сказала она, легла на спину и уставилась в темные балки крыши.
   – Как пожелаете, мадам, – устало произнес он, повернулся на бок и оскорбительно быстро заснул.
   Верити прислушивалась к ровному дыханию Кайлмора, а сердце разрывалось от страха и неуверенности в себе. Как она могла доверчиво, как ребенок, прижаться к нему? Она ненавидела его. Она боялась его. На этот раз объектом ее презрения была только ее собственная погибельная слабость, а не этот распутник, безмятежно спящий рядом с ней.

Глава 8

   На рассвете дождь прекратился, и день обещал быть ясным. Верити стояла рядом с герцогом под бледными лучами солнца и смотрела, как ненавистная карета спускается с холма.
   – Это наша конечная остановка? – недоверчиво спросила она. – Я представляла себе что-то более соответствующее положению вашей светлости.
   Она с сомнением взглянула на старый дом. Он был целым, но едва ли роскошным.
   – Карета не может ехать дальше по этим холмам. Теперь у нас будут пони. – Он изящным жестом указал на незамеченных ранее пони, привязанных под деревом.
   Это было все, что Верити удалось выведать у него.
   – Но разве вы не сказали, что мы поедем в замок Кайлмор?
   – Нет. Я сказал, что Маклиши поедут. Мой дом расположен в недостаточно уединенном месте. – Он говорил резко, словно сообразив, что несколько минут обращался с ней, как с равной, и теперь сожалел об этом.
   Кайлмор направился к ожидавшим его Ангусу и Энди, они были единственными оставшимися слугами.
   Она, спотыкаясь, последовала за ним, рискуя получить суровую отповедь.
   – Все это хорошо, но…
   Он повернулся к ней. Плохо скрываемое раздражение омрачало чеканные черты его лица.
   – Я уже говорил тебе, что твои желания не имеют значения.
   Она скрипнула зубами.
   – Зато очень большое значение имеет то, что я не умею ездить на лошадях.
   Растерянный взгляд, выражавший теперь искреннее изумление, а не раздражение, при других обстоятельствах заставил бы ее рассмеяться. Было ясно, что такая мысль никогда не приходила в голову этому потомку древних аристократов, не подозревавшему, что не весь мир садится в седло раньше, чем научится ходить. Но Верити боялась лошадей, этот страх остался у нее с детства, когда она попала под копыта одной из упряжек отца.
   – Ты скоро научишься, – помолчав, решительно заявил он, отошел от нее и зашагал к пони, как будто его заявление решало проблему. Она не последовала за ним, он остановился и оглянулся. – Пойдем.
   – Нет, – заупрямилась она.
   Ничто на свете, включая опасного дворянина с неустойчивым темпераментом, не могло заставить ее приблизиться к этим храпящим смертельно опасным животным.
   Он раздраженно вздохнул и вернулся к ней.
   – Мы не можем здесь оставаться. Ты должна это понять. Карета уехала. Пони – это единственное средство передвижения.
   – В таком случае я пойду пешком.
   Он многозначительно оглядел ее хрупкую фигуру.
   – Ты свалишься с ног на первом же холме.
   – Тогда оставьте меня здесь умирать с голоду, – разозлилась она. – Это будет подходящей местью с вашей стороны.
   – Нисколько, – небрежно заметил он.
   – Я не поеду.
   Он сжал челюсти.
   – Нет, поедешь.
   Она отскочила в сторону, но недостаточно быстро. Он схватил ее за руку и притянул к себе.
   – Ты никуда не убежишь.
   Потом он наклонился и поднял ее на руки. Последний раз он нес ее на руках, когда они уезжали из Хинтон-Стейси. На минуту от изумления и нежданных воспоминаний о поцелуях в карете Верити не могла и пошевелиться.
   Затем начала вырываться.
   – Опустите меня на землю!
   Он рассмеялся.
   – Веди себя прилично, иначе я снова перекину тебя через плечо. У нас нет времени на такие глупости. Если погода изменится, совершенное нами путешествие покажется при сравнении с предстоящим просто раем.
   – Я не умею ездить верхом! – твердила она.
   – Сумеешь. – Он замолчал и пристально посмотрел на нее. – Ты дрожишь как осенний лист.
   Ей показалось, что в его глазах мелькнуло беспокойство. Но от веры в человеческое сочувствие она отказалась, как и от своего целомудрия, много лет назад. Злость на себя добавила остроты в ее ответ.
   – Конечно, дрожу, олух вы этакий.
   Он снова рассмеялся, лишь подтверждая, что минутной жалости никогда и не было.
   – Ты устраиваешь Ангусу и Энди большое развлечение. Они убеждены, что все англичанки сумасшедшие.
   – Мне все равно, – пробормотала она.
   Ее просто трясло, когда Кайлмор подошел к головному пони, злобному на вид животному мышиного окраса.
   Вопреки всему Верити прижалась к своему мучителю.
   – Пожалуйста, ваша светлость, отпустите меня. – Даже самое чуткое ухо не услышало бы в ее словах ничего, кроме жалобной мольбы.
   Конечно, он не смягчился. Ведь он увез ее из дома для того, чтобы мучить.
   Верити приготовилась к насмешкам, но герцог заговорил со спокойной уверенностью, проникавшей в ее испуганную душу, как нож в мягкое масло.
   – Я не думал, что ты можешь чего-то бояться, Верити.
   «Я боюсь вас», – с отчаянием призналась она себе и ахнула – он бесцеремонно посадил ее в дамское седло.
   С огромным усилием она сдержалась и не закричала.
   Лошадка была невысокой, но земля казалась так далеко внизу, что закружилась голова. Верити глубоко вздохнула, сдерживая приступ тошноты, и, чтобы не упасть, ухватилась за седло.
   – Ангус! – крикнул Кайлмор стоявшему поблизости гиганту, заметив, что лошадь готова сбросить неудобный груз.
   Гигант схватил поводья и ласково заговорил, успокаивая беспокойного демона под седлом Верити. Кайлмор положил затянутые в перчатки руки по обе стороны от напуганной ученицы. Ощущение его близости растопило ледяной паралич, лишавший ее способности сдвинуться с местами Верити попыталась соскользнуть с седла.
   – Прекрати это, – тихо посоветовал Кайлмор, наклоняясь, чтобы удержать ее в седле. – Ты испугаешь лошадей.
   Возмущение его наглостью преодолело даже не покидавший ее страх. Как она ненавидела герцога. Страх и ненависть боролись в ее трепещущей душе. Если бы только тогда в Уитби она вырвала у него пистолет и всадила пулю в его черное сердце. Она вскинула голову и посмотрела Кайлмору в лицо.
   – Я испугаю лошадей! – в ярости повторила она.
   – Да. Они простодушные существа. Истеричные женщины заставляют их нервничать.
   Он решительно сунул ее ноги в стремена и, положив руку на поясницу, заставил Верити выпрямиться. Она напрасно пыталась не замечать этого теплого прикосновения.
   – Ты слишком напряжена. Расслабься.
   – Вам легко говорить, – с обидой сказала она, стараясь не шевелиться.
   Как она удержится в седле, когда это проклятое животное пойдет? Она упадет, и копыта пони растопчут ее. Верити закрыла глаза и подавила следующий приступ тошноты.
   Кайлмор вздохнул и принялся поглаживать пленницу по спине. Каждый нерв в ее теле откликался на круговые движения его руки.
   – Я не могу посадить тебя к себе, – с сожалением сказал он. – Пони едва выдерживает мой вес. А дорога слишком плохая и неровная.
   Она почувствовала, как отхлынула кровь от щек, унося даже сердитый румянец. Открыв глаза, она взглянула на пони. Огромный серый жеребец герцога пасся неподалеку и казался по крайней мере в десять раз больше, чем исчадие ада под ее седлом.
   Должно быть, по ее лицу Кайлмор догадался о ее мыслях.
   – Именно так. А теперь смелее. Дальше мы поедем на пони.
   Свободной рукой он отодрал ее пальцы, вцепившиеся в луку седла, и положил их на жесткую гриву животного. Пони беспокойно переступал ногами.
   Кайлмор что-то успокаивающе прошептал ему по-гэльски. Верити оскорбило, что герцог абсолютно таким же тоном уговаривал ее саму не слезать с седла. И еще более оскорбительным было то, что животное оказалось таким же сговорчивым, как и она.
   – Я не могу, – дрожащим голосом сказала она.
   – Можешь. Я поведу твоего пони. Ты в полной безопасности. Только держись. Хочешь, можешь прочитать молитвы, если это тебе поможет.
   – Ничто мне не поможет, – с капризными нотками в голосе сказала она.
   Он коснулся ее щеки.
   – Смелее, Верити. Раньше тебе всегда хватало смелости.
   Простое дружелюбие этого жеста настолько удивило ее, что она только через несколько минут поняла другое, еще более поразительное. Он похвалил ее за что-то, не имеющее никакого отношения к знойной красоте Сорайи.
   Он уверенно произносил своим звучным голосом ее имя – Верити.
   К тому времени, когда она осознала эту поразительную перемену, их маленький караван пустился в путь, и ее пони покорно тащился позади Кайлмора.
   Красота ранит больнее, чем клинок. Как бы ни старался Кайлмор, он не мог заглушить острую боль в сердце, шутя разрушавшую броню, которой он окружил себя за годы отстраненности.
   Сидя на широкой спине своего пони, он смотрел на холмы Шотландии, озаренные золотым сиянием уходившего лета, и гнал прочь тяжелые воспоминания, полные ужаса и горя. Но они преодолевали его слабую защиту и проникали в душу. В невыразимой муке Кайлмор закрыл глаза.
   С семилетнего возраста он никогда не заезжал так далеко на север. Он забыл свежесть воздуха, бесконечные гряды гор, растворявшихся в голубой дали, просторное небо, красные ягоды рябины, пурпур вереска, тихую музыку вод. Он забыл эту непередаваемую красоту, яркой золотой нитью пронизывавшую его проклятое детство..
   Красота.
   Это единственная слабость, которую он никогда не мог преодолеть, пока не встретил Сорайю и не пал жертвой еще большей слабости. Конечно, вначале его к ней влекла красота. Он увидел ее в гостиной сэра Элдреда, такую изящную, прекрасную, гордую, и понял, что она должна принадлежать ему, и принадлежать вечно.
   То, что он теперь узнал о ней, только усилило ненасытную страсть. Странно, за несколько дней тяжелого пути он узнал о ней больше, чем за все время, когда она играла роль покорной любовницы.
   Он понял, что во многом Сорайя была притворством. Сорайя легко отдавала свое божественное тело и получала удовольствие. Сорайя была женщиной, любившей роскошь, и пришла бы в ужас от лишений и трудностей этого путешествия. Сорайя беспрекословно исполняла все требования своего любовника. Если бы его попросили одним словом охарактеризовать свою содержанку, он бы выбрал слово «сибаритка».
   Верити же была создана из более крепкого материала.
   Верити берегла свою чистоту, как скряга бережет свои сокровища. Ничего от соблазнительницы не отразилось на ее несгибаемой душе. Каждый раз, когда Кайлмор дотрагивался до нее, ему казалось, что она сейчас закричит. Или начнет кусать и царапать его, как дикая кошка. Конечно, Сорайя иногда кусалась и царапалась, но это была лишь роль в их любовных играх.
   Верити переносила путешествие, не жалуясь. Решившись на похищение, он, как ребенок, предвкушал удовольствие от того, как его любовница, попав в тяжелое положение, станет капризничать и хныкать. Ее слабость, как ему казалось, оправдает жестокое обращение с ней. Но вопреки его предположению невольное уважение к похищенной им куртизанке росло с каждым днем. Это чертовски мешало ему, но он ничего не мог с этим поделать.
   Она переносила испытания, которым он подвергал ее, но все еще продолжала бороться. Ему даже показалась забавным, что она чуть не сдалась, но не из-за какого-то его поступка, а из-за боязни сесть на пони.
   Кайлмору не хотелось уважать ее. Наоборот, хотелось разжигать тот гнев, который толкнул его на этот безрассудный поступок. Хотелось ненавидеть ее так, как ненавидел ее в Лондоне, когда не мог забыть.
   Погруженный в мрачное раздумье, он смотрел на величественную картину природы. В том, что окружало его сейчас, все было настоящим, и на этом фоне рассыпались в прах своекорыстные заблуждения. Как далеко он ушел от того жалкого труса, каким был когда-то. Он никогда не собирался возвращаться в места своего позорного страха и, страданий.
   И снова становилось ясно, что его желания ничего не значили. Он только надеялся разгулом подавить свою жестокость. Может быть, это избавило бы его от детских воспоминаний. Но могли он устоять перед бледной, прекрасной куртизанкой, которая ехала позади него, вцепившись в гриву своего неуклюжего пони.
   В ту ночь они остановились в еще одном заброшенном доме. Здесь хватало заброшенных домиков, в которых мог бы укрыться путешественник. Множество домов, но ни одного жителя. За весь день они не встретили ни одной живой души. Даже зная желание герцога сохранить свой приезд в тайне, Верити находила это странным.
   С каждой милей местность становилась все более дикой. Йоркшир, в котором она выросла, был гористым, но ничего подобного этим удивительным шотландским холмам, скалам и озерам Верити никогда не видела. Она отказалась от суеверного убеждения, что Кайлмор везет ее туда, где ей никто не поможет.
   Однако в одном она была уверена – Бен не найдет ее здесь. Уверенное заявление Кайлмора, что брат никогда не найдет ее, полностью оправдалось, будь он проклят. Запутанный лабиринт горных кряжей и долин убывал всякую надежду обнаружить их следы.
   Пони по-прежнему пугал ее, хотя Верити каким-то образом справлялась с ним. Проведя длинный день в седле, она решила, что главное предназначение этого животного – быть четвероногим орудием пытки. Она со стоном повернулась на расстеленном на жестком полу пледе, от которого было мало толку.
   Кайлмор пересек комнату и присел перед нею на корточки. Если бы Верити еще не ненавидела его, то возненавидела бы сейчас. Как он мог так легко переносить все тяготы путешествия? Это было противоестественно. Он не выглядел ни усталым, ни изнуренным, хотя что-то подсказывало ей, что его тревожат тяжелые мысли.
   Нет, она не была настолько наивна, чтобы вообразить, будто его беспокоит совесть. Нет, что-то другое нарушало его знаменитое хладнокровие. Верити не стала проявлять любопытства. Пусть он остается со своими тайнами.
   – Больно? – тихо спросил Кайлмор.
   В этот день она несколько раз замечала суровое выражение его лица. Но сейчас, не будь у нее опыта, она бы поверила, что герцог искренне озабочен ее состоянием.
   Она отбросила эту глупую мысль и устремила на него испепеляющий взгляд.
   – Вам было бы приятно, если бы я в этом призналась?
   По его лицу пробежала слабая улыбка.
   – Веди себя хорошо, а то я не облегчу твои страдания.
   Она сердито смерила его взглядом.
   – И как же вы намерены это сделать? Застрелить меня?
   – Если ничто другое не поможет, я буду иметь это в виду. – Он повернулся и сказал что-то по-гэльски.
   Оба гиганта, которые сидели в углу и тихо беседовали, встали и вышли из домика, оставив герцога и его пленницу наедине.
   Вот и пришло время. После долгого ожидания он решил восстановить свои права на власть над ее телом. Она слишком устала, чтобы быть способной на что-то, кроме тупого гнева. Она говорила себе, что переживет и это, как пережила многое другое. После бесконечных часов езды на этом проклятом пони у нее так болит все тело, что, вероятно, она ничего и не почувствует.
   Но как бы Верити ни устала, как бы ни притворялась храброй, ее сердце разрывалось от жалости к себе самой.
   – Ложись на спину.
   – Это не поможет, – слабо возразила она, но подчинилась.
   Какой смысл бороться? Это было неизбежно с самого начала, и, несмотря на все ожесточенное сопротивление. Верити не хотела, чтобы он причинил ей боль.
   Кайлмор коротко рассмеялся.
   – Мисс Эштон, у тебя мерзкий подозрительный ум.
   На этот раз она не почувствовала в нем враждебности. Перемена лишь увеличила ее страх. Добрым герцог особенно опасен.
   Он начал расшнуровывать ее полусапожки. У Верити не хватало силы воли даже попытаться вырваться. Он без труда поймал бы ее, если бы она побежала.