– Ах нет, что вы, ваша светлость, – произнесла Адриана, протирая заспанные глаза. – Поручение вовсе не обременительное. Я надеюсь, мой выбор книг покажется вам вполне удовлетворительным.
   – Будь моя воля, я бы все эти книги взял с собой, – с сожалением произнес Френсис. – Но должен признаться, что вы отобрали самые лучшие, будто мои мысли прочитали. Но почему вы спите здесь, когда для вас приготовлена удобная постель?
   – Я читала, – призналась Адриана. – Будьте ко мне снисходительны, я так давно не видела книг.
   – И какие книги! Я их ценю больше всех остальных.
   – И я тоже, – сказала Адриана, широко улыбаясь.
   – Правда? Как приятно это слышать. – Он на мгновение смутился, но это было так естественно для мальчика четырнадцати лет. – Простите, мадемуазель, не согласитесь ли вы во время нашего путешествия иногда ехать со мной рядом? Мне бы очень хотелось поговорить обо всем, что написано в этих книгах, поговорить с человеком сведущим.
   Адриана встрепенулась:
   – С превеликим удовольствием, монсеньор. Хотя я должна буду присматривать и за моим сыном, и моей больной подругой.
   – Да, конечно, – поспешно ответил мальчик и покраснел. – Я имел в виду, если вам моя компания не обременительна и если это доставит вам удовольствие.
   – Я уверена в этом, – сказала Адриана, вставая из-за стола и делая реверанс. Она прекрасно понимала, какой обзор открывается перед Френсисом в глубоком вырезе ее лифа.
   Ничего плохого не будет в том ни для нее, ни для Креси, если юный герцог воспылает к ней любовью. Она протянула ему руку, на которую он на мгновение растерянно уставился, а потом склонился и поцеловал.
   – Спокойной ночи, ваша светлость, – сказала Адриана.
   – Спокойной ночи, мадемуазель. Я бы на вашем месте предпочел хорошо выспаться, может так случиться, что это последняя ночь, когда вы спите в постели.
   – Мы что, скоро выезжаем?
   – Боюсь, что уже завтра пополудни.
   – О! Но Креси…
   – Ей предоставят карету, и доктор будет регулярно ее навещать. Боюсь, большего для нее нельзя сделать.
   Адриана снова сделала реверанс.
   – О большем я и просить не смею, – сказала она.
 
   Утро для Адрианы оказалось бесконечно длинным и хлопотным, и у них с Креси не было возможности поговорить, а вопросы, вызванные признанием Креси, роем кружились в голове и не давали покоя. Подготовка к отъезду, которая шла в течение нескольких последних дней, достигла своего апогея, и весь дом был объят бурлящим хаосом, – нельзя было найти ни одной комнаты, ни одного укромного уголка, чтобы уединиться и договорить недоговоренное.
   Как и обещал Френсис, в полдень они были уже в пути: над головой удивительное небо – свод бирюзового цвета с редкими облачками и золотым диском солнца. Несмотря на все тяготы жизни, что Адриана оставила позади и что ждали ее впереди, счастьем наполнилась ее душа, и от напряжения чувств она готова была расплакаться. Все испытывали нечто подобное, и маленькая армия отправлялась в путь в приподнятом, даже праздничном настроении. Герцог и его телохранители в великолепных камзолах и шляпах с перьями, лошади вычищены и убраны, как для парада, инфантерия распевала бравые песни. Казалось, вернулись былые счастливые дни, а сегодняшний мир вечно серого неба и непролазной грязи – лишь дурной сон. Адриана надела красивый костюм для верховой езды, по вороту и обшлагам обшитый золотым галуном, очень удобный и теплый, так что утренняя свежесть совсем ее не беспокоила.
   Даже лошадь под ней шла, пританцовывая. Поддавшись порыву, она легким галопом подскакала к карете Креси и радостно приветствовала ее через открытое окно. Креси слабо помахала ей рукой. Доктор был вместе с ней и чем самым лишал их возможности поговорить наедине. Все еще охваченная легкомысленным восторгом, Адриана поскакала назад, вдоль строя солдат, улыбаясь им, принимая их ответные приветствия, пока не оказалась рядом с крытой повозкой, в которой находился вместе с няней маленький Николас. Адриана наклонилась и подхватила сына на руки, подняла его к небу и рассмеялась, заметив удивление и восторг в его глазах.
   – Смотри, Нико! – воскликнула она. – Это – солнце!
   Николас молчал, и когда она его опустила, то увидела, что глаза у него закрыты и он готов расплакаться.
   – Я знаю, знаю, мой мальчик, мой Нико, оно очень яркое, слишком яркое для твоих маленьких глазок, привыкших к мрачным, серым дням. Но солнце снова к нам вернется, и твои глазки научатся любить его. Мир меняется к лучшему! Он станет лучше, я обещаю тебе, мой малыш! – Она ехала, держа сына перед собой, и мальчику нравилось мерное покачивание в седле, нравилось держаться за гриву лошади и что-то лепетать.
   Конечно, это был всего лишь краткий миг счастья, он не мог длиться бесконечно долго. Сумерки опустились раньше, чем солнце склонилось к горизонту, наползли со всех сторон черные тучи, похожие на гигантских жаб. И хотя тучи не угрожали немедленно пролиться дождем, Адриана сочла благоразумным вернуть Николаса под крышу повозки, а сама поехала вперед. Вместе с погодой начало меняться и ее настроение, неожиданные открытия последних дней и возникшие по этому поводу мысли нахлынули, требуя отдать им должное, и, вновь взглянув на небо, она поняла: ее долг разгадать, что за чудовища там притаились.
   Вскоре их отряд остановился и, все так же не спешно, как и ехали, разбился лагерем. До самой границы дорога казалась свободной, и не верилось, что московиты попытаются атаковать армию герцога Лоррейнского.
   Заметив, что доктор отлучился, Адриана забралась в карету к Креси. Рыжеволосая красавица не спала, но лицо ее пылало.
   – У тебя жар? – спросила Адриана, трогая ее лоб, но он был прохладным.
   – Где Николас, Адриана?
   Адриана слегка нахмурилась:
   – Он с няней в повозке.
   – Ты его бросила?
   – Нет, он ехал со мной в седле почти весь день.
   – Принеси мальчика, я хочу его видеть.
   – Креси! Ты любишь моего малыша?
   – Возможно.
   – Я его попозже принесу, кажется, он сейчас спит, – ответила Адриана. – Я не хочу тебя торопить, но может так статься, что еще очень долго у нас не будет возможности поговорить наедине. Мне нужно кое-что уточнить. Это касается нашего вчерашнего разговора.
   – Это странная история и непонятная.
   Адриана ничего не сказала, только пожала плечами.
   – Я думаю, что родилась самым обычным человеком, – начала Креси. – «Корай» говорит, что кровь Лилит в отдельных людях проявляется с большей силой, видимо, по этому признаку они нас и отбирают.
   – Отбирают?
   – Мне было семь лет, Адриана, когда я поняла, что я не такая, как все. Я поняла, что я могу видеть и слышать то, что другие дети не видят и не слышат.
   – Ты была как Жанна д'Арк?
   – Несомненно, Жанна была одной из нас, – вздохнула Креси.
   – Одной из «Корая»?
   – Нет, не «Корая». Одной из… У них нет имен. Для удобства давай назовем их духами умерших.
   – Духами умерших? Но так крестьяне называют духов леса.
   – Это всего лишь название. Они крадут детей, вселяются в них и таким образом остаются здесь на земле. – Она медленно подняла руку и потерла висок. – Когда я вспоминаю свое детство, я вспоминаю голос. Он пел мне песенки, странные, я их всегда напевала, и моя мать – моя земная мать – спрашивала, где я им научилась. Я отвечала, что просто слышу их, и все, она смеялась надо мной. Но голос, который мне их напевал, был мне роднее моей собственной матери. Этот голос был моей настоящей матерью, Адриана. Он делал мое тело сильнее и подвижнее, чем у всех остальных детей. Короче говоря, моя дорогая, этот голос создал меня такой, какая я есть. К двенадцати годам я знала, в чем мое предназначение.
   – И в чем оно?
   – Я уже сказала тебе. Я должна была выполнять определенную роль в грандиозном плане по уничтожению человечества. И я убивала, Адриана, я спала с мужчинами, чтобы выведать их секреты. А затем мне назначили стать твоим другом, внушить тебе и «Кораю» ложные мысли под видом предсказаний.
   – Ложные? – Слово обожгло Адриане горло.
   – Я никогда не видела, Адриана, что ты должна выйти замуж за короля. Это была ложь, которую меня принудили тебе сказать.
   – Ложь? – простонала Адриана. – Бог проклянет тебя, Креси. Эта ложь разбила мою жизнь и убила Николаса, Торси, всех. – Она замолчала, понимая, что Креси это и без нее знает. – Ты понимаешь. – Она снова замолчала. Она чувствовала, будто с нее сорвали одежды и выставили на всеобщее обозрение. Ей было так тяжко, что хотелось умереть.
   – Адриана, – прошептала Креси, – позволь мне договорить до конца.
   – Будь ты проклята, – выдохнула Адриана, не зная, что сказать.
   – Я согласна, Бог никогда не согревал меня своей любовью, – спокойно произнесла Креси. – Да, я предала тебя. Но я предала женщину, которую совершенно не знала и не любила.
   – Но ты говорила мне, что в твоих видениях мы были друзьями. Ты предчувствовала любовь, которая еще не зародилась. И эти твои слова тоже были ложью?
   – Не совсем. Я не видела этого до того самого дня, пока мы не встретились, пока я не выловила тебя в водах канала.
   – Но это было до того, как ты напророчила мне замужество.
   – Верно. После нашей встречи у меня все смешалось, Адриана. Я думала, что знаю, в чем состоит цель моей жизни. Я жила долгом, но не сердцем. Это было моим грехом.
   – Какое признание! Какое откровение! И я должна тебе верить?
   Креси закрыла глаза, и, к своему невероятному изумлению, Адриана увидела, как по ее щеке скатилась слеза.
   – Я знаю, это трудно. Я даже не прошу у тебя прощения. Как ты думаешь, почему я тебе всего этого не говорила! Потому что я от них отреклась Адриана. Я помогала тебе убить короля, хотя это шло вразрез с приказом, который мне нашептывали голоса. Ты помнишь Густава! Он пытался остановить нас и помешать убийству.
   – Конечно помню.
   – Он такой же дух, как и я. И я вступила с ним в бой ради твоего спасения. Я заглушила все голоса, что звучали в моей голове, ради тебя, Адриана. Я отказалась от всех, кого когда-либо знала, – от матери, сестры, всех. – Голос ее прервался, ей не хватило дыхания. – После всего этого ты не можешь меня ненавидеть. Прошу тебя. Ты и Нико – это все, что у меня есть.
   – Креси, ты сама себе веришь?
   Рыжеволосая красавица открыла влажные от слез глаза.
   – Я тебя не понимаю.
   – Когда ты лежала раненая и говорила со мной, я не думаю, что это ты говорила, за тебя это делал «голос».
   – И что я тогда сказала?
   – Ты сказала «Мы нашли тебя».
   – Я не помню этого.
   – Я знаю. – Адриана уже овладела собой совершенно, она уже не чувствовала щемящей жалости к себе, жалость уступила место холодной, из глубины души поднимающейся ярости.
   Креси качнула головой.
   – Я снова слышу голоса, но уже совсем другие.
   – Может быть, это те самые, что слышала Жанна д'Арк!
   Креси пропустила мимо ушей отпущенную Адрианой колкость.
   – Эти голоса похожи на звук вибрирующей пластинки эфирного самописца, они оказывают на меня то же самое действие, что и эликсир бессмертия на короля, который сделал его восприимчивым к голосу malakus,его охранявшему. У меня ушло много лет, чтобы освободиться от прежних голосов, и им теперь придется начинать с детей, возможно, даже с их матерей. И все же мне каким-то образом удалось от них освободиться, я могу теперь думать без их отравляющего нашептывания. Но когда у меня был жар и я погрузилась в сон, ко мне явился серафим. Я говорила тебе, что существует два вида malakim. Этот был из другой породы.
   – Из тех, что защищают людей!
   – Да. Если верить тому, чему учил нас «Корай», это те, которые помогали Лилит и которые сохранили верность Богу. Они не стремятся сеять смерть и разрушение. И, Адриана, они искали нас. Они хотят предложить нам свою помощь.
   Адриана пристально вглядывалась в лицо Креси и на мгновение почувствовала острую жалость к этой женщине. Если все, что она говорит, правда…
   – И ты примешь эту помощь? – тихо спросила Адриана.
   – Не я должна ее принимать. Они хотят служить тебе, Адриана. Тебе.

5
Математическая башня

   Бен проснулся и был несказанно рад, что все еще жив, и потому счел своим долгом поблагодарить все силы, которые ему в том способствовали и которые его сейчас слышали. «Излишняя благодарность не помешает», – рассуждал он, хотя очень сомневался, что он, Бенджамин Франклин, находится в поле зрения Всевышнего. Скорее всего, ему помогали какие-нибудь маленькие местные божки, особенно если учесть все то, что он в последнее время узнал.
   Ночь была трудной, малейшее движение воздуха заставляло думать, что это привидение готовится наброситься на него. Даже изменение сердечного ритма казалось Бену подозрительным. К страху примешивалось нетерпение наконец-то взглянуть, что за тайну скрывает от него Ньютон. В итоге от всех этих треволнений Бен не мог уснуть в течение нескольких часов.
   Но тело было мудрее его самого, и оно не могло вынести без сна две ночи подряд. И ближе к полуночи оно его наконец убаюкало.
   Мурлыча себе под нос, он встал, оделся и отправился искать Роберта. Выйдя в коридор, он увидел, что у двери, ведущей в комнаты Ньютона, толпятся служанки и что-то обсуждают с очень серьезными лицами. Одна из них – пышечка по имени Гертруда – плакала. Любопытство заставило Бена подойти к ним.
   – Что случилось? – спросил он, приблизившись.
   Из четырех служанок он знал двух – Гертруду и ту, что постарше, Милос. Две другие – красавица с роскошными черными косами, возрастом не старше двадцати, и неприметного вида женщина с короткими седыми волосами – раньше попадались ему на глаза, но имен их он не знал.
   – Простите нас, герр Франклин, – залепетала Милос, кланяясь.
   – Не надо извиняться, – сказал Бен. – Я всего лишь хочу знать, почему плачет Гертруда.
   – Из-за Стефана, сэр, трубочиста.
   – А что с ним? Он заболел?
   – Нет, сэр, его нашли мертвым вот здесь.
   – Мертвым? А отчего он умер?
   – Просто Господь его к себе забрал, сэр, – всхлипывая, выговорила Гертруда. – Никаких ран на нем нет, будто он просто взял и умер, без причины.
   Эти слова очень неприятно поразили Бена.
   – Я помню Стефана, – сказал Бен. – Он был совсем молодой…
   Он пристально посмотрел на двери в комнаты Ньютона. Казалось, дверь слегка покачивается, как отражение в воде.
   – Ему было всего двадцать пять, – сказала черноволосая красавица с какой-то особой страстностью в голосе.
   Бен задумчиво посмотрел на нее, он и раньше останавливал на ней свой взгляд, но тогда совсем с иными помыслами.
   – Анна, перестань, – прошептала Милос.
   Бен встрепенулся:
   – Нет, говори. Вот только… – Он оглянулся по сторонам и понизил голос. – Лучше зайти в мои комнаты, там мы могли бы поговорить более свободно.
   Все четыре служанки тревожно переглянулись, но Милос едва заметно кивнула, и они все последовали за ним.
   Закрыв дверь, Бен прошел вглубь комнаты и сел на кровать.
   – Пожалуйста, рассаживайтесь… – Он кивнул в сторону стульев. – А сейчас, мадемуазель Анна, поделитесь со мной своими подозрениями.
   – У меня нет никаких подозрений, господин. Мне вообще не следовало бы болтать.
   – Но ведь ты думаешь, что смерть Стефана вызвана сверхъестественной силой.
   Анна заколебалась и повернулась к подругам за поддержкой, но те отвели глаза в сторону – кто уставился в пол, кто еще куда – и тем самым предоставили ей самой решать, что делать.
   – Анна, это очень важно. Ты сказала, что Стефан умер возле дверей Ньютона. А сам Ньютон? С ним все в порядке?
   – С ним все в порядке, – сказала Милос. – Охранник проверял.
   – А что он сказал, когда узнал о Стефане?
   – Он просто кивнул, – ответила Анна с некоторым жаром. – Он кивнул, будто он предвидел это, а потом… – Она замолчала, потому что в этот момент Милос очень строго на нее посмотрела.
   – Нам пора идти, сэр, – сказала старшая из служанок, – а то нас потеряют.
   Это были все сведения, которые Бену удалось получить эмпирическим путем. У слуг были свои правила поведения, и они непреклонно им следовали, как следовали своим правилам господа, которым они служили. Но он все же выяснил, что привидение приходило – приходило, чтобы забрать «Сефер Ха-Разим». Ньютон выставил преграду на его пути, и привидение вынуждено было убить Стефана.
   – Подождите, – остановил их Бен, – всего минутку. – Он встал. – А у Стефана есть родственники?
   Гертруда кивнула:
   – Жена и двое сыновей.
   Бену сделалось совсем нехорошо, он потянулся к своему кожаному кошельку.
   – Это, конечно, не заменит жене мужа, а детям отца, но это все, что у меня есть. – Он достал пригоршню монет и протянул Гертруде. – Передайте им, пожалуйста.
   У Гертруды округлились глаза при виде золота.
   – Да, господин, – пробормотала она.
   – И будьте очень осторожны, – предупредил служанок Бен. – Старайтесь без надобности не появляться в этом коридоре.
 
   В течение двух часов он добивался, чтобы Ньютон принял его, но его попытки не увенчались успехом, и он отправился на поиски Роберта. Он нашел его там, где и предполагал найти, – в таверне «Святой Томас» – старейшей таверне Малы Страны, где всегда царил полумрак и где подавали хорошие кушанья и отменное пиво.
   – Ты бы меня порадовал, если бы не относился к своей жизни так фиглярски, – сказал Роберт, поднимая голову от тарелки с ростбифом и вареными клецками. – Сдается мне, что ты одурачил старика, да и нас с Фриском заодно.
   – Не знаю, кто там кого одурачил, – уклончиво ответил Бен. – Ты слышал, что Стефан умер?
   – Трубочист, что ли? Ага, об этом все слуги говорят.
   – Виновником его смерти они считают некую нечистую силу.
   – Да они всегда так считают, когда дело касается Ньютона.
   – Думаю, на этот раз Ньютон ни при чем, у них действительно есть основания винить в смерти Стефана нечистую силу. – И Бен рассказал, что случилось с ним в доме старика, когда он воровал книгу.
   Роберт слушал его, и лицо его по ходу рассказа делалось все мрачнее и мрачнее.
   – Что это было? Одна из тех тварей, что сопровождали негодяя Брейсуэла? Дьявольское отродье?
   – Нет, это что-то другое, – покачал головой Бен. – Думаю, Ньютон знает, что это такое, но он не желает раскрывать этой тайны.
   – Да сколько же видов этих тварей существует на белом свете?
   Бен сжал кулак и уперся в него лбом.
   – Это одному Богу известно, – пробормотал он. – Тысячи видов самых различных существ находятся ниже нас в цепочке эволюции. И, вероятно, столько же существует между нами и Богом.
   – Ты это про ангелов? Их Ньютон ангелами называет?
   – Да.
   – Как-то мне это непонятно. Если они ближе нас к Богу, то они должны быть более совершенными… то есть мы не должны были бы их бояться.
   Бен мрачно усмехнулся:
   – Ты что, хочешь сказать, будто букашкам, что ползают у нас под ногами, мы не страшны и не опасны?
   – А ты думаешь, – Роберт откусил добрый кусок мяса, – Стефан оказался в роли букашки?
   Бен кивнул:
   – Мне так кажется. Привидение пришло забрать книгу, но сэр Исаак поставил перед ним барьер. Оно ударилось о преграду и пришло в ярость, а когда появился слуга, оно…
   – Хотя ты прошел мимо этой же самой двери, и оно не обратило на тебя никакого внимания.
   – Это так. И я не знаю, как это объяснить.
   – Не знаешь? А может, наш учитель заключил сделку с дьяволом? Может быть, он Стефана принес в жертву?
   – Ай, да брось ты, Робин…
   Роберт отодвинул от себя тарелку, и Бен заметил, что его друг не на шутку разозлился.
   – Как ты можешь быть отпетым скептиком и в то же самое время таким доверчивым? – выкрикнул он. – Ты признаешь существование этих тварей, одна из которых, по твоему мнению, убила Стефана, и тут же клятвенно заверяешь, что сэр Исаак создает новую систему защиты от них, о которой ты ничего не знаешь. Ну так объясни мне: если они ангелы, дьяволы или черти, прибывшие на Землю из каких-нибудь темных расщелин на Луне, так они же могут и кровь пить у людей, и на свои дьявольские шабаши собираться, разве нет? И если все эти черти и демоны существуют, так почему же мы не верим всему тому, что о них в народе говорят?
   Бен долго и внимательно смотрел на Роберта, пытаясь разобраться в его словесном сумбуре. Затем он наклонился вперед, к нему поближе:
   – Робин, Солнце, Луна, звезды были известны еще Аристотелю, и он не сильно ошибался, описывая их. Но его знания – это еще не твои знания. Но как прийти к своим знаниям? И стоит ли слепо доверять чужой системе? Сегодня я уже не верю Аристотелю, который учил, что Солнце вращается вокруг Земли, и я не верю тому, что говорили средневековые колдуны об эфирных сущностях. Я буду собирать свои собственные знания, наблюдая окружающий мир. Я буду проводить эксперименты и снова наблюдать. Я буду делать выводы в соответствии с тем, что я вижу, с тем, что я могу продемонстрировать в ходе эксперимента, и не единожды продемонстрировать, а несколько раз подряд, что свидетельствует не о случайном совпадении, а о закономерности. Ты понимаешь меня? И если ты мне скажешь, что Солнце вращается вокруг Земли, то я тебя спрошу, откуда тебе это известно, а ты ответишь, что вычитал это у Аристотеля. Ну и на кого ты будешь при этом похож?
   Роберт слушал тираду Бена с кислой миной, но, когда пришла его очередь отвечать, губы его искривились в язвительной улыбке:
   – На кого похож? На университетского грамотея, хочешь сказать?
   – Вот именно, – подхватил Бен, радуясь, что напряжение между ними ослабло. – Ты мне говоришь, что слышал, будто евреи приносят христиан в жертву дьяволу и что у ангелов вместо крови мед. Я соглашусь с тобой только в одном: ангелы действительно существуют… ну или некие существа, которых мы так называем…
   – Э, ну хватит эту муру разводить, мне и так уже все понятно. Ты мне лучше вот что скажи: та, другая система, что сменила аристотелевскую, ее что, Ньютон создал?
   – Да, Ньютон. Он ее творец и создатель.
   – Так он же в безумии был. Может, он сам ничего этого уже и не помнит?
   Бен задумался, уставившись в свою тарелку.
   – Если оно так, то нам сам Бог в таком случае помог, – наконец сказал он, вздохнул и принялся за свою нетронутую до сих пор еду. – Но очень скоро, да помогут нам земля и небо, я сам докажу все это.
 
   Бен содрогнулся. Черной громадой в ночи возвышался над ним собор, тысяча его узловатых башенок напоминала хребет какого-то ядовитого, ужасного и в то же время прекрасного насекомого Бену казалось, собор построен не из любви к Богу, а из страха перед Ним, как будто его темные шпили-колючки и горгульи могли защитить от гнева Всемогущего, уколоть его, если Он вдруг вздумает поставить на собор ногу.
   – Какой воздух свежий, – раздался рядом женский голос.
   Бен обернулся и в десяти шагах от себя увидел Ленку.
   – Я не слышал, как ты подошла, – сказал он.
   – А я не подходила, я тут стояла и ждала.
   – Здесь ночью ходить одной опасно.
   – Я слышала о Стефане, – сказала она. – И я слышала, что вы дали деньги его вдове. Но это бесполезно. Они даже разговаривать с вами не захотят.
   Он подавил в себе раздражение и спросил:
   – А ты?
   Она показала пальцем на Луну.
   – Очень хорошо, – вздохнул он покорно. – Тогда пошли.
   Они пересекли двор, прошли мимо статуи святого Георгия, побивающего змия, герой был явно не героических размеров. Рядом с громадой собора возвышалась башня, очень скромная по сравнению с собором. Всего лишь год назад наука обезглавила башню и на место остроконечного шпиля водрузила многогранник из толстого алхимического стекла.
   – Возьми меня под руку, – шепотом велел Бен.
   – Зачем?
   – Если хочешь попасть в башню, возьми меня под руку.
   – Ладно. – Ее худенькая рука обвила его руку, и он мгновенно вспомнил другую женщину, которая вот так же держала его под руку, он вспомнил Василису Кареву. Что же его так волнует в Ленке?
   Раздался встревоженный голос стражника.
   – Кто идет? – проворчал он, берясь рукой за рукоять меча.
   – Бенджамин Франклин, ученик сэра Исаака Ньютона. У меня есть дело в обсерватории.
   – Да, вас я знаю, сэр. А дама…
   – Моя помощница, – ответил Бен и многозначительно подмигнул.
   – Понятно, – понимающе сказал стражник. – Проходите.
   – Обязательно надо было такую мерзость придумывать? – проворчала Ленка. – В замке и без того очень трудно сохранять хорошую репутацию.
   – Особенно если водить дружбу со мной, да? Ну что ж, будем считать, что это твоя плата мне.
   – Я не любую цену заплачу. – Ее рука напряглась.
   – Конечно, конечно. Не бойся, ты мне уже все заплатила, – сказал он и был вознагражден тем, что рука ее расслабилась.
   – Здесь еще есть стражники? – спросила она мгновение спустя.
   – Нет.
   – Хорошо. – Она вытащила свою руку.
   Чувствуя себя немного обиженным, он продолжил подниматься вверх по узкой винтовой лестнице. В башне было абсолютно тихо, и только звук их шагов нарушал тишину. Казалось, что эти шаги принадлежат не им, а призракам какого-нибудь Джона Ди, или Тихо Браге, или Иоганна Кеплера, или безумного императора Рудольфа. Легенды рассказывали, что все эти призраки бродят по этой башне, и даже его пафосная речь о силе науки не могла полностью избавить его от страха повстречать одного из них. Что если бессмертна не только душа, а и эфирная оболочка?
   Он на мгновение задержался у двери, за которой, по его мнению, находилась новая лаборатория Ньютона и на которой поблескивал недавно появившийся пифагорейский замок. Понимая, что это пустое дело, он все же попытался открыть дверь своим ключом.