Страница:
– Убийцы? Откуда?
– Говорят, пираты. Дело было возле мыса Аэнах.
– А остальные члены королевского дома тоже убиты?
– Принц Роберт, его брат, погиб там же. Принцесс Фастию и Элсени убили в Кал Азроте.
– Я не знаю, где это, – сказал Леоф. – Неподалеку от того места, где убили короля?
– Нет. Больше чем в девяти днях быстрой езды.
– Это кажется довольно странным совпадением, не правда ли?
– Что верно, то верно. Как бы там ни было, искать другие объяснения – себе дороже.
– Понимаю, – проговорил Леоф. – И кто же сейчас правит в Эслене?
Артвейр тихо усмехнулся.
– Это зависит от того, у кого спрашивать. Есть король – Чарльз, сын Уильяма. Но к нему, как говорится, прикоснулись святые. Он постоянно нуждается в советах, а в них недостатка нет. Аристократы Комвена дают их охотно и при любой возможности. Прайфеку церкви также есть что сказать. Кроме того, остается еще вдова Уильяма, мать Чарльза.
– Мюриель Отважная.
– О, кое-что ты все-таки знаешь, – сказал Артвейр. – Да, если уж и есть человек, который нынче правит Кротенией в большей степени, чем прочие советчики принца, так это она.
– Ясно.
– Так ты говоришь, что обеспокоен будущим, – произнес рыцарь. – Разве таким, как ты, трудно найти работу?
– Есть и другие покровители, которые могли бы мной заинтересоваться, – признал Леоф. – У меня хорошая репутация. Последний, у кого я служил, был грефт Гластира. И все же королевское приглашение… – Он опустил глаза. – Но это ничто по сравнению с тем, что творится вокруг, правда?
– По крайней мере, у тебя есть здравый смысл, сочинитель. Но не унывай – ты еще можешь получить место, если королева удостоит тебя этой чести. И когда начнется война, ты окажешься при дворе.
– Война? С кем?
– С Ханзой или с Лири… или, может, гражданская война.
– Вы что, шутите?
Артвейр пожал плечами.
– Я чувствую такие вещи. Сейчас повсюду хаос, а для того, чтобы привести все в порядок, обычно требуется война.
– Святой Брайт, только не это!
– Тебе не нравятся походные марши?
– Я не знаю ни одного. Вы можете спеть?
– Я? Спеть? Когда твой мул станет боевым конем.
– Что ж… – вздохнул Леоф. – Я и не надеялся…
Некоторое время они ехали в молчании. Когда начало смеркаться, на землю опустился туман, розовый от лучей заходящего солнца. Откуда-то издалека доносилось мычание скота.
В воздухе пахло сухим сеном и розмарином, дул легкий холодный ветерок.
– Мы доедем до Эслена сегодня? – поинтересовался Леоф.
– Только если проведем в пути всю ночь, а я не собираюсь, – ответил сэр Артвейр рассеянно. Он оглядывался по сторонам, как будто высматривал что-то. – Вон там, где дорога пересекает канал, стоит городок. Я знаю там один трактир. Мы остановимся в нем и, если выедем спозаранку, будем в Эслене завтра к полудню.
– Что-то не так?
Артвейр пожал плечами.
– У меня нехорошее предчувствие. Впрочем, возможно, я опять зря тревожусь, как при встрече с тобой.
– Вы тогда искали что-то определенное?
– Ничего определенного и все необычное. Ты был необычен.
– А что необычного теперь?
– Разве я говорил, что есть что-то необычное?
– Нет, но что-то есть – и это отразилось на вашем лице.
– А что может знать менестрель о моем лице?
Леоф поскреб подбородок.
– Я же сказал, что я не менестрель. Я композитор. Вы спросили, в чем разница. Менестрель странствует, продает песни, играет на городских праздниках и танцах, и все в таком роде.
– А ты делаешь все то же самое для королей.
– Не только. Вы из этих мест? Вы когда-нибудь ходили на танцы?
– Да.
– Менестрели иногда путешествуют группами, порой по четыре человека. Двое играют на крозе, один – на свирели, и еще один бьет в маленький барабан и поет…
– А я тут при чем?
– Есть такая мелодия… «Красотка из Дэлвиса». Знаете?
Артвейр, похоже, не ожидал такого вопроса.
– Ну да. Ее еще любят исполнять на Фьюссенале.
– Представьте ее себе. Начинает один кроз, затем вступает другой, с той же самой мелодией, но слегка запаздывая, в результате музыка идет по кругу. Через некоторое время вступает третий, и в конце концов – певец. Всего четыре голоса, и все в контрапункте друг другу.
– Я не знаю контрапункта, но песню знаю.
– Хорошо. А теперь представьте десять крозов, две свирели, флейту, гобой, трубу, и каждый играет чуть-чуть по-своему.
– Думаю, будет звучать как скотный двор, забитый животными.
– Ничего подобного, если музыка правильно написана и исполнители следуют указаниям. Если у каждого инструмента есть свое собственное место. Я могу мысленно услышать такую мелодию, представить ее себе еще до того, как она будет сыграна. Я очень хорошо чувствую подобные вещи, сэр Артвейр, и вижу, когда этот дар есть у других людей – и речь идет не только о музыке. Вас что-то беспокоит. Но вот понимаете ли вы сами, откуда эта тревога, вот в чем вопрос.
Рыцарь покачал головой.
– Ты необычный человек, Леовигилд Акензал. Но – да, город, о котором я упоминал, Бруг, уже совсем близко. Что ты слышишь своими музыкантскими ушами?
Леоф сосредоточился на мгновение.
– Овцы блеют, далеко. Коровы. Дрозды.
– Верно. Мы уже должны были слышать вопли детей, крики женщин, бранящих своих мужей и требующих, чтобы те перестали лакать пиво и шли домой, колокола и рожки на полях, голоса крестьян. Но ничего этого нет. – Артвейр принюхался к воздуху. – И никакого запаха готовящейся еды, а мы с подветренной стороны.
– И что все это может означать?
– Не знаю. Но, думаю, нам стоит свернуть с главной дороги. – Он склонил голову набок. – От тебя будет польза, если запахнет жареным? Умеешь владеть мечом или копьем?
– О святые! Нет, конечно.
– Значит, подождешь здесь, около маленда. Скажи мастеру ветра, что Артвейр попросил его присмотреть за тобой где-то с час или около того.
– Вы думаете, все настолько серьезно?
– А почему вдруг замолчал целый город?
Леоф мог бы назвать несколько причин – все до одной не слишком утешительные.
– Как скажете, – вздохнув, ответил он. – На самом деле, если запахнет жареным, я буду только мешать.
Забравшись на вершину насыпи, Леоф несколько мгновений стоял, потрясенный открывшимся ему видом Новых земель.
В низинах, словно облака, клубился туман, но отсюда, сверху, его взгляду предстали далекие каналы, узкие ленты которых, казалось, сами святые вырезали из сумрачного неба и положили на янтарную землю. Тут и там он различал скользящие по воде щепки, которые, скорее всего, были лодками.
Вскоре начали загораться огоньки – еле заметные и такие бледные гроздья света, что они больше походили на эфемерные жилища волшебного народца, чем на то, чем были на самом деле, – зажженными свечами в окнах далеких городов и деревушек.
У ног Леофа раскинулся канал, превосходящий шириной иные реки, – впрочем, он наверняка и был рекой, скорее всего, Свежестью, которую руки и гений человека загнали в темницу искусственного русла. Самое настоящее чудо.
Затем Леоф принялся разглядывать сам маленд, пытаясь понять, как же он работает. Ветер вращал колесо, но композитор никак не мог сообразить, каким образом удается помешать воде затопить земли вокруг. Сооружение тихонько скрипело, и Леофу нравился этот звук.
Веселый желтый свет вперемешку с приятным ароматом горящего дерева и жарящейся рыбы лился наружу из открытой двери. Леоф соскочил на землю со своего мула и постучал.
– Да? Кто там? – услышал он жизнерадостный тенор. Через пару секунд вслед за голосом появился и его хозяин, невысокий мужчина с седыми волосами, торчащими под самыми немыслимыми углами. Время изрядно потрудилось над его лицом, щедро нарезав морщин, но голубые глаза сияли, точно два самоцвета, оправленные в пергамент.
– Меня зовут Леовигилд Акензал, – ответил Леоф. – Артвейр велел спросить у вас позволения отдохнуть здесь в течение часа или около того.
– Артвейр, а? – Старик почесал подбородок. – Да, радый видэть. А я Гильмер Эрксан. Будытэ как дома.
Он сделал приглашающий жест, несколько нетерпеливо.
– Вы очень добры, – ответил Леоф.
Внутри, на самом нижнем этаже башни, оказалась уютная комната. У одной стены был сложен очаг, где весело горел огонь. Над ним висел железный котелок и жарились на вертелах два больших окуня. Возле очага удобно расположились две табуретки, у противоположной стены стояла кровать. С балок свисали связки лука, несколько пучков травы, плетеная корзинка, трепало, тяпки и топорики. На следующий этаж вела лестница.
Посреди комнаты торчал толстый деревянный столб, уходящий вверх сквозь облицованное камнем отверстие в потолке, – видимо, он имел какое-то отношение к механизму маленда.
– Разгружевай сваэво бедалаху мула, – сказал мастер ветра. – Ты прагладылся?
– Прошу прощения?
Если диалект, на котором разговаривал Артвейр, казался Леофу немного странноватым, то старика он и вовсе почти не понимал.
– Чужийстранец, а? – сказал тот немного медленнее. – Смешной акцент у тебя. Я постараюсь говорить королевским языком. Итак. Ты евши? У тебя голод?
– Я не хочу вас беспокоить, – ответил Леоф. – Мой друг должен скоро вернуться.
– Значит, голод, – сделал вывод старик.
Леоф вышел наружу, снял поклажу со спины мула и пустил того пастись неподалеку от маленда. Он знал, что животное никуда не уйдет.
Когда он вернулся в комнату, его уже поджидала деревянная тарелка с одним из окуней, большим ломтем черного хлеба и вареным ячменем. Сам старик сидел на табуретке с другой тарелкой на коленях.
– Стола нет, – извиняющимся тоном сказал он. – Пришлося сжечь. Нонеча дерево сверху по реке бывает не всегда.
– Еще раз спасибо, вы действительно очень добры ко мне, – сказал Леоф, аккуратно снимая хрустящую корочку с рыбы.
– Не за что. А куда пошедши Артвейр, куда ты не смог?
– Он опасается, что в Бруге не все в порядке.
– Хм-м. Да уж, что-то там нонеча больно тихо. Я и сам дивлюся. – Он нахмурился. – Кажись, я даже не слыхамши вечерних колоколов.
Если у Гильмера и появились какие-то еще мысли, он не посчитал нужным поделиться ими с Леофом, а молча принялся за еду. Леоф последовал его примеру.
Когда тарелки опустели, Гильмер бросил кости в огонь.
– Ну и откудова ты пришедши, значится? – спросил он Леофа.
– Из Гластира. Это на побережье.
– Так далеко, да? А Артвейра откудова знаешь?
– Встретил на дороге. Он предложил проводить меня в Эслен.
– А, так ты ко двору ехаешь. Темные времена там сталися, с ночи, что с красной луной. Темные времена везде.
– Я видел ту луну, – сказал Леоф. – Очень странная она была. Она напомнила мне одну песню…
– Жутковатую небось, а?
– Это очень старая песня и загадочная.
– Споешь маленько?
– Ну…
Леоф откашлялся и запел:
– У тебя хороший голос, – похвалил старик, когда Леоф умолк. – Я про этого парня Райцера не слыхивал, но токмо все, что он сказал, сбылося.
– Как так?
– Ну, пурпурный серп – луна, что появилася в прошлом месяце, как ты говорил. И рог пропел – его везде слышавши. В Эслене, в бухте, на островах. И королевская кровь пролилася, да еще терновник.
– Терновник?
– Да. Ты ничего не слышавши? Он вырос спервоначалу в Кал Азроте, где двух принцесс погубили. Прямо из их крови, так люди твердят. Точно как в твоей песне. Они так быстро росли, что разломавши крепость, и продолжают расти. Говорят, и весь Королевский лес заполонивши.
– Я ничего такого не слышал, – сказал Леоф. – Наверное, потому что был в пути.
– Уж верно, про эти вести болтают на всех дорогах, – проговорил Гильмер. – И как они тебя миновали?
– Я путешествовал с караваном сефри, – объяснил Леоф. – Они со мной почти не разговаривали. А последние девять дней я вообще остался один, да и мысли мои, полагаю, были заняты другим.
– Заняты другим? Когда конец света на носу и все такое?
– Конец света?
Гильмер заговорил тише.
– Святые, парень, ты совсем ничего не ведаешь? Терновый король проснувшися. Это его терновник пожирает землю. И его рог ты слышавши.
Леоф потер подбородок.
– Терновый король?
– Древний демон леса. Говорят, последний из злых древних богов.
– Я никогда… Нет, подождите, про него есть песня!
– Ты прямо весь полон песен.
– Можно сказать, что песни – моя профессия, – пожав плечами, сообщил Леоф.
– Ты менестрель, что ль?
Леоф вздохнул и улыбнулся.
– Что-то вроде того. Я беру старые песни и превращаю их в новые.
– Значит, мастер песен. Мастер навроде меня.
– Да, можно и так сказать.
– Ну, коли эта песня про Тернового короля, я не желаю ее слышать. Он всех нас прикончит, и скоро. Чего раньше времени тревожиться?
Леоф не знал, как на это ответить, но был уверен, что, если бы приближался конец света, Артвейр непременно об этом бы упомянул.
– Ну, ладно, – проговорил он и махнул рукой. – Ваш маленд – могу я спросить, как он работает?
Гильмер оживился.
– Ты тама, снаружи, видал большое колесо – саглвик, да? Ветер его крутит, а оно вертит столб наверху.
Он показал на крышу.
– Тама имеются деревянные зубцы и шестеренки, они тоже начинают вращаться, и столб поднимается, а потом опускается. Так работает помпа, она внизу. Я покажу тебе завтрева.
– Это очень мило с вашей стороны, только меня здесь завтра не будет.
– Кто ведает? Артвейр уже мог тыщу раз вернуться из Бруга, выходит, его там что-то задержало. А мне пора и отдохнуть чуток. Да и ты, гляжу, тоже уставши.
– Да, правда, я немного устал, – признался Леоф.
– Оставайся, пока Артвейр не воротится. На другом этаже есть еще кровать, как раз гостевая. Можешь на ней прикорнуть.
– Если только недолго…
Леоф поднялся по лестнице на следующий уровень и нашел кровать, стоящую под окном. Спустились сумерки, но луна уже заняла свое место на небе, и он разглядел вдалеке какие-то тени, похожие на дома, стену и четыре башни разного. размера и решил, что это и есть Бруг. Однако там царил мрак, не видно было даже мелькания едва различимых огней, которые Леоф заметил вдалеке – видимо, в маленьких деревушках, расположенных за ближним каналом.
Тяжело вздохнув, он лег на жесткий матрас и прислушался к голосам ночных птиц – он устал, но не мог уснуть. Над головой у него скрипели и щелкали шестеренки, о которых рассказал ему Гильмер, где-то совсем рядом капала вода.
Конец света? Ему, как всегда, повезло, ничего не скажешь. Ему тридцать два года, он получил приглашение к королевскому двору, и вот, пожалуйста: выясняется, что грядет конец света.
Правда, уверенности в том, что приглашение все еще действительно, у Леофа не было.
Неожиданно его мысли прервала мелодия. Она была такой чистой и прекрасной, что вполне могла быть реальной, но Леоф слишком долго прожил со своим даром, чтобы не понимать, что она возникла у него в голове.
Мелодия зазвучала, и он расслабился, отдавшись любимому делу.
Маленд учил его своей песне.
Она лилась легко: сначала возник голос ветра, прилетевшего с востока и промчавшегося по зеленым равнинам. Затем зазвучали барабаны, когда колесо – саглвик? – начало вращаться, и крозы заиграли мелодию в унисон с флейтой. Потом к ним присоединились низкие ноты басовых крозов – ответ могучей водной стихии под землей, – и вот она полилась в каналы с веселым пением флажолетов. Маленд соединил вместе воздух, землю, воду и мастерство человека.
Следом возникли вариации, и каждая стихия получила собственную тему: земля – медленная павана,[1] сыгранная на инструментах с глухими, глубокими голосами, и безумный, радостный танец набирающего силу ветра, пропетый свирелью, а потом вступили струнные…
Леоф заморгал, обнаружив, что свеча догорела и комната погрузилась в темноту, а он этого даже не заметил.
Но произведение было закончено, и он мог записать его на бумагу. В отличие от мелодии, услышанной им в горах, песня маленда явилась к нему целиком, от начала и до конца.
Возможно, именно по этой причине он только сейчас заметил, что внизу, в комнате, кто-то разговаривает.
Два голоса, причем ни один из них не принадлежал Гильмеру Эрксану.
– … не понимаю, почему это приказали именно нам, – сказал один из них – тенор, немного скрипучий.
– Нечего жаловаться, – проговорил другой – могучий баритон. – В особенности когда он рядом.
– Просто я хотел посмотреть, – объяснил первый. – Тебе разве не хочется увидеть, как они прорвутся через насыпь, а на них обрушится вода?
– Все ты увидишь, – успокоил его баритон. – Очень даже хорошо увидишь. Тебе еще повезет, если не придется выбираться вплавь.
– Да, наверное. И все же… – В голосе появились веселые нотки. – Правда, весело было бы проплыть на лодке над крышами всех этих домов? Знаешь, я непременно сплаваю в… как тот город назывался?
– В котором девица заявила, будто твой нос похож на черепаший хрен?
– Вот-вот.
– Рекхем.
– Точно. Завтра она и черепашьему хрену будет рада.
– Как я слышал, он и то будет покрепче твоего, – фыркнул баритон. – Ладно, давай заканчивать здесь. До утра мы должны сжечь все маленды на расстоянии четырех лиг.
– Да, но зачем?
– Чтобы можно было пустить воду, болван. Давай, за дело.
Сжечь? Внутри у Леофа все похолодело. Неожиданно лестница превратилась в оранжевый четырехугольник, и он почувствовал запах горящего масла.
Глава 4
– Говорят, пираты. Дело было возле мыса Аэнах.
– А остальные члены королевского дома тоже убиты?
– Принц Роберт, его брат, погиб там же. Принцесс Фастию и Элсени убили в Кал Азроте.
– Я не знаю, где это, – сказал Леоф. – Неподалеку от того места, где убили короля?
– Нет. Больше чем в девяти днях быстрой езды.
– Это кажется довольно странным совпадением, не правда ли?
– Что верно, то верно. Как бы там ни было, искать другие объяснения – себе дороже.
– Понимаю, – проговорил Леоф. – И кто же сейчас правит в Эслене?
Артвейр тихо усмехнулся.
– Это зависит от того, у кого спрашивать. Есть король – Чарльз, сын Уильяма. Но к нему, как говорится, прикоснулись святые. Он постоянно нуждается в советах, а в них недостатка нет. Аристократы Комвена дают их охотно и при любой возможности. Прайфеку церкви также есть что сказать. Кроме того, остается еще вдова Уильяма, мать Чарльза.
– Мюриель Отважная.
– О, кое-что ты все-таки знаешь, – сказал Артвейр. – Да, если уж и есть человек, который нынче правит Кротенией в большей степени, чем прочие советчики принца, так это она.
– Ясно.
– Так ты говоришь, что обеспокоен будущим, – произнес рыцарь. – Разве таким, как ты, трудно найти работу?
– Есть и другие покровители, которые могли бы мной заинтересоваться, – признал Леоф. – У меня хорошая репутация. Последний, у кого я служил, был грефт Гластира. И все же королевское приглашение… – Он опустил глаза. – Но это ничто по сравнению с тем, что творится вокруг, правда?
– По крайней мере, у тебя есть здравый смысл, сочинитель. Но не унывай – ты еще можешь получить место, если королева удостоит тебя этой чести. И когда начнется война, ты окажешься при дворе.
– Война? С кем?
– С Ханзой или с Лири… или, может, гражданская война.
– Вы что, шутите?
Артвейр пожал плечами.
– Я чувствую такие вещи. Сейчас повсюду хаос, а для того, чтобы привести все в порядок, обычно требуется война.
– Святой Брайт, только не это!
– Тебе не нравятся походные марши?
– Я не знаю ни одного. Вы можете спеть?
– Я? Спеть? Когда твой мул станет боевым конем.
– Что ж… – вздохнул Леоф. – Я и не надеялся…
Некоторое время они ехали в молчании. Когда начало смеркаться, на землю опустился туман, розовый от лучей заходящего солнца. Откуда-то издалека доносилось мычание скота.
В воздухе пахло сухим сеном и розмарином, дул легкий холодный ветерок.
– Мы доедем до Эслена сегодня? – поинтересовался Леоф.
– Только если проведем в пути всю ночь, а я не собираюсь, – ответил сэр Артвейр рассеянно. Он оглядывался по сторонам, как будто высматривал что-то. – Вон там, где дорога пересекает канал, стоит городок. Я знаю там один трактир. Мы остановимся в нем и, если выедем спозаранку, будем в Эслене завтра к полудню.
– Что-то не так?
Артвейр пожал плечами.
– У меня нехорошее предчувствие. Впрочем, возможно, я опять зря тревожусь, как при встрече с тобой.
– Вы тогда искали что-то определенное?
– Ничего определенного и все необычное. Ты был необычен.
– А что необычного теперь?
– Разве я говорил, что есть что-то необычное?
– Нет, но что-то есть – и это отразилось на вашем лице.
– А что может знать менестрель о моем лице?
Леоф поскреб подбородок.
– Я же сказал, что я не менестрель. Я композитор. Вы спросили, в чем разница. Менестрель странствует, продает песни, играет на городских праздниках и танцах, и все в таком роде.
– А ты делаешь все то же самое для королей.
– Не только. Вы из этих мест? Вы когда-нибудь ходили на танцы?
– Да.
– Менестрели иногда путешествуют группами, порой по четыре человека. Двое играют на крозе, один – на свирели, и еще один бьет в маленький барабан и поет…
– А я тут при чем?
– Есть такая мелодия… «Красотка из Дэлвиса». Знаете?
Артвейр, похоже, не ожидал такого вопроса.
– Ну да. Ее еще любят исполнять на Фьюссенале.
– Представьте ее себе. Начинает один кроз, затем вступает другой, с той же самой мелодией, но слегка запаздывая, в результате музыка идет по кругу. Через некоторое время вступает третий, и в конце концов – певец. Всего четыре голоса, и все в контрапункте друг другу.
– Я не знаю контрапункта, но песню знаю.
– Хорошо. А теперь представьте десять крозов, две свирели, флейту, гобой, трубу, и каждый играет чуть-чуть по-своему.
– Думаю, будет звучать как скотный двор, забитый животными.
– Ничего подобного, если музыка правильно написана и исполнители следуют указаниям. Если у каждого инструмента есть свое собственное место. Я могу мысленно услышать такую мелодию, представить ее себе еще до того, как она будет сыграна. Я очень хорошо чувствую подобные вещи, сэр Артвейр, и вижу, когда этот дар есть у других людей – и речь идет не только о музыке. Вас что-то беспокоит. Но вот понимаете ли вы сами, откуда эта тревога, вот в чем вопрос.
Рыцарь покачал головой.
– Ты необычный человек, Леовигилд Акензал. Но – да, город, о котором я упоминал, Бруг, уже совсем близко. Что ты слышишь своими музыкантскими ушами?
Леоф сосредоточился на мгновение.
– Овцы блеют, далеко. Коровы. Дрозды.
– Верно. Мы уже должны были слышать вопли детей, крики женщин, бранящих своих мужей и требующих, чтобы те перестали лакать пиво и шли домой, колокола и рожки на полях, голоса крестьян. Но ничего этого нет. – Артвейр принюхался к воздуху. – И никакого запаха готовящейся еды, а мы с подветренной стороны.
– И что все это может означать?
– Не знаю. Но, думаю, нам стоит свернуть с главной дороги. – Он склонил голову набок. – От тебя будет польза, если запахнет жареным? Умеешь владеть мечом или копьем?
– О святые! Нет, конечно.
– Значит, подождешь здесь, около маленда. Скажи мастеру ветра, что Артвейр попросил его присмотреть за тобой где-то с час или около того.
– Вы думаете, все настолько серьезно?
– А почему вдруг замолчал целый город?
Леоф мог бы назвать несколько причин – все до одной не слишком утешительные.
– Как скажете, – вздохнув, ответил он. – На самом деле, если запахнет жареным, я буду только мешать.
Забравшись на вершину насыпи, Леоф несколько мгновений стоял, потрясенный открывшимся ему видом Новых земель.
В низинах, словно облака, клубился туман, но отсюда, сверху, его взгляду предстали далекие каналы, узкие ленты которых, казалось, сами святые вырезали из сумрачного неба и положили на янтарную землю. Тут и там он различал скользящие по воде щепки, которые, скорее всего, были лодками.
Вскоре начали загораться огоньки – еле заметные и такие бледные гроздья света, что они больше походили на эфемерные жилища волшебного народца, чем на то, чем были на самом деле, – зажженными свечами в окнах далеких городов и деревушек.
У ног Леофа раскинулся канал, превосходящий шириной иные реки, – впрочем, он наверняка и был рекой, скорее всего, Свежестью, которую руки и гений человека загнали в темницу искусственного русла. Самое настоящее чудо.
Затем Леоф принялся разглядывать сам маленд, пытаясь понять, как же он работает. Ветер вращал колесо, но композитор никак не мог сообразить, каким образом удается помешать воде затопить земли вокруг. Сооружение тихонько скрипело, и Леофу нравился этот звук.
Веселый желтый свет вперемешку с приятным ароматом горящего дерева и жарящейся рыбы лился наружу из открытой двери. Леоф соскочил на землю со своего мула и постучал.
– Да? Кто там? – услышал он жизнерадостный тенор. Через пару секунд вслед за голосом появился и его хозяин, невысокий мужчина с седыми волосами, торчащими под самыми немыслимыми углами. Время изрядно потрудилось над его лицом, щедро нарезав морщин, но голубые глаза сияли, точно два самоцвета, оправленные в пергамент.
– Меня зовут Леовигилд Акензал, – ответил Леоф. – Артвейр велел спросить у вас позволения отдохнуть здесь в течение часа или около того.
– Артвейр, а? – Старик почесал подбородок. – Да, радый видэть. А я Гильмер Эрксан. Будытэ как дома.
Он сделал приглашающий жест, несколько нетерпеливо.
– Вы очень добры, – ответил Леоф.
Внутри, на самом нижнем этаже башни, оказалась уютная комната. У одной стены был сложен очаг, где весело горел огонь. Над ним висел железный котелок и жарились на вертелах два больших окуня. Возле очага удобно расположились две табуретки, у противоположной стены стояла кровать. С балок свисали связки лука, несколько пучков травы, плетеная корзинка, трепало, тяпки и топорики. На следующий этаж вела лестница.
Посреди комнаты торчал толстый деревянный столб, уходящий вверх сквозь облицованное камнем отверстие в потолке, – видимо, он имел какое-то отношение к механизму маленда.
– Разгружевай сваэво бедалаху мула, – сказал мастер ветра. – Ты прагладылся?
– Прошу прощения?
Если диалект, на котором разговаривал Артвейр, казался Леофу немного странноватым, то старика он и вовсе почти не понимал.
– Чужийстранец, а? – сказал тот немного медленнее. – Смешной акцент у тебя. Я постараюсь говорить королевским языком. Итак. Ты евши? У тебя голод?
– Я не хочу вас беспокоить, – ответил Леоф. – Мой друг должен скоро вернуться.
– Значит, голод, – сделал вывод старик.
Леоф вышел наружу, снял поклажу со спины мула и пустил того пастись неподалеку от маленда. Он знал, что животное никуда не уйдет.
Когда он вернулся в комнату, его уже поджидала деревянная тарелка с одним из окуней, большим ломтем черного хлеба и вареным ячменем. Сам старик сидел на табуретке с другой тарелкой на коленях.
– Стола нет, – извиняющимся тоном сказал он. – Пришлося сжечь. Нонеча дерево сверху по реке бывает не всегда.
– Еще раз спасибо, вы действительно очень добры ко мне, – сказал Леоф, аккуратно снимая хрустящую корочку с рыбы.
– Не за что. А куда пошедши Артвейр, куда ты не смог?
– Он опасается, что в Бруге не все в порядке.
– Хм-м. Да уж, что-то там нонеча больно тихо. Я и сам дивлюся. – Он нахмурился. – Кажись, я даже не слыхамши вечерних колоколов.
Если у Гильмера и появились какие-то еще мысли, он не посчитал нужным поделиться ими с Леофом, а молча принялся за еду. Леоф последовал его примеру.
Когда тарелки опустели, Гильмер бросил кости в огонь.
– Ну и откудова ты пришедши, значится? – спросил он Леофа.
– Из Гластира. Это на побережье.
– Так далеко, да? А Артвейра откудова знаешь?
– Встретил на дороге. Он предложил проводить меня в Эслен.
– А, так ты ко двору ехаешь. Темные времена там сталися, с ночи, что с красной луной. Темные времена везде.
– Я видел ту луну, – сказал Леоф. – Очень странная она была. Она напомнила мне одну песню…
– Жутковатую небось, а?
– Это очень старая песня и загадочная.
– Споешь маленько?
– Ну…
Леоф откашлялся и запел:
Гильмер слушал его с явным удовольствием.
У Западных подножья гор,
Там Райцер ехал средь полей,
И встретил спящей средь цветов
Бледнейшую из королев.
Чьих рук сиянье – как луна,
Глаза сверкают, как роса,
На платье – колокольцев ряд
И бриллианты – в волосах.
«Мои приветствия тебе,
Великой, – он вскричал, —
Как величайшей из святых,
Что человек встречал».
«Я не святая и не бог, —
Ответила ему она, —
Я – королева сих земель,
Что суть волшебная страна.
Добро пожаловать в поля
Мои под Западной горой,
Из смертных мной лишь ты любим,
Приди и отдохни со мной.
Тебе открою чуда три
И что таит судьба,
И разделю с тобой вино,
И обниму тебя».
Открыла чуда три ему
Под небом западных краев,
Дала волшебные глаза,
Чтоб Райцер ими видеть мог.
«Останься, Райцер, здесь со мной,
На век иль на два задержись,
Оставь страну, где правит рок,
Чтоб спать, где ясень, дуб и тис.
Врата тумана и земли
В мою страну ведут.
Из рыцарей со всех краев
Тебя там первым ждут».
«Нет, не останусь я с тобой
И не переступлю порог,
Но к господину своему
Вернусь в страну, где правит рок».
«Раз не останешься со мной
И должен вскоре уезжать,
Так подари мне поцелуй,
Чтоб о тебе мне вспоминать».
Склонился он к ее губам
Пред тем, как отправляться в путь,
И, вынув из волос кинжал,
Она его пронзила грудь.
В дом к матери приехал он,
Кровь все текла из раны той,
«Мой сын, мой сын, как бледен ты,
Прошу, ответь мне, что с тобой?»
«О мать, я ранен тяжело,
Умру я до заката дня,
Но прежде должен рассказать
Тебе о том, что видел я.
Пурпурный серп пожнет звезду,
Рог неизвестный пропоет,
Пролившись, царственная кровь
Лозой терновой прорастет».
– У тебя хороший голос, – похвалил старик, когда Леоф умолк. – Я про этого парня Райцера не слыхивал, но токмо все, что он сказал, сбылося.
– Как так?
– Ну, пурпурный серп – луна, что появилася в прошлом месяце, как ты говорил. И рог пропел – его везде слышавши. В Эслене, в бухте, на островах. И королевская кровь пролилася, да еще терновник.
– Терновник?
– Да. Ты ничего не слышавши? Он вырос спервоначалу в Кал Азроте, где двух принцесс погубили. Прямо из их крови, так люди твердят. Точно как в твоей песне. Они так быстро росли, что разломавши крепость, и продолжают расти. Говорят, и весь Королевский лес заполонивши.
– Я ничего такого не слышал, – сказал Леоф. – Наверное, потому что был в пути.
– Уж верно, про эти вести болтают на всех дорогах, – проговорил Гильмер. – И как они тебя миновали?
– Я путешествовал с караваном сефри, – объяснил Леоф. – Они со мной почти не разговаривали. А последние девять дней я вообще остался один, да и мысли мои, полагаю, были заняты другим.
– Заняты другим? Когда конец света на носу и все такое?
– Конец света?
Гильмер заговорил тише.
– Святые, парень, ты совсем ничего не ведаешь? Терновый король проснувшися. Это его терновник пожирает землю. И его рог ты слышавши.
Леоф потер подбородок.
– Терновый король?
– Древний демон леса. Говорят, последний из злых древних богов.
– Я никогда… Нет, подождите, про него есть песня!
– Ты прямо весь полон песен.
– Можно сказать, что песни – моя профессия, – пожав плечами, сообщил Леоф.
– Ты менестрель, что ль?
Леоф вздохнул и улыбнулся.
– Что-то вроде того. Я беру старые песни и превращаю их в новые.
– Значит, мастер песен. Мастер навроде меня.
– Да, можно и так сказать.
– Ну, коли эта песня про Тернового короля, я не желаю ее слышать. Он всех нас прикончит, и скоро. Чего раньше времени тревожиться?
Леоф не знал, как на это ответить, но был уверен, что, если бы приближался конец света, Артвейр непременно об этом бы упомянул.
– Ну, ладно, – проговорил он и махнул рукой. – Ваш маленд – могу я спросить, как он работает?
Гильмер оживился.
– Ты тама, снаружи, видал большое колесо – саглвик, да? Ветер его крутит, а оно вертит столб наверху.
Он показал на крышу.
– Тама имеются деревянные зубцы и шестеренки, они тоже начинают вращаться, и столб поднимается, а потом опускается. Так работает помпа, она внизу. Я покажу тебе завтрева.
– Это очень мило с вашей стороны, только меня здесь завтра не будет.
– Кто ведает? Артвейр уже мог тыщу раз вернуться из Бруга, выходит, его там что-то задержало. А мне пора и отдохнуть чуток. Да и ты, гляжу, тоже уставши.
– Да, правда, я немного устал, – признался Леоф.
– Оставайся, пока Артвейр не воротится. На другом этаже есть еще кровать, как раз гостевая. Можешь на ней прикорнуть.
– Если только недолго…
Леоф поднялся по лестнице на следующий уровень и нашел кровать, стоящую под окном. Спустились сумерки, но луна уже заняла свое место на небе, и он разглядел вдалеке какие-то тени, похожие на дома, стену и четыре башни разного. размера и решил, что это и есть Бруг. Однако там царил мрак, не видно было даже мелькания едва различимых огней, которые Леоф заметил вдалеке – видимо, в маленьких деревушках, расположенных за ближним каналом.
Тяжело вздохнув, он лег на жесткий матрас и прислушался к голосам ночных птиц – он устал, но не мог уснуть. Над головой у него скрипели и щелкали шестеренки, о которых рассказал ему Гильмер, где-то совсем рядом капала вода.
Конец света? Ему, как всегда, повезло, ничего не скажешь. Ему тридцать два года, он получил приглашение к королевскому двору, и вот, пожалуйста: выясняется, что грядет конец света.
Правда, уверенности в том, что приглашение все еще действительно, у Леофа не было.
Неожиданно его мысли прервала мелодия. Она была такой чистой и прекрасной, что вполне могла быть реальной, но Леоф слишком долго прожил со своим даром, чтобы не понимать, что она возникла у него в голове.
Мелодия зазвучала, и он расслабился, отдавшись любимому делу.
Маленд учил его своей песне.
Она лилась легко: сначала возник голос ветра, прилетевшего с востока и промчавшегося по зеленым равнинам. Затем зазвучали барабаны, когда колесо – саглвик? – начало вращаться, и крозы заиграли мелодию в унисон с флейтой. Потом к ним присоединились низкие ноты басовых крозов – ответ могучей водной стихии под землей, – и вот она полилась в каналы с веселым пением флажолетов. Маленд соединил вместе воздух, землю, воду и мастерство человека.
Следом возникли вариации, и каждая стихия получила собственную тему: земля – медленная павана,[1] сыгранная на инструментах с глухими, глубокими голосами, и безумный, радостный танец набирающего силу ветра, пропетый свирелью, а потом вступили струнные…
Леоф заморгал, обнаружив, что свеча догорела и комната погрузилась в темноту, а он этого даже не заметил.
Но произведение было закончено, и он мог записать его на бумагу. В отличие от мелодии, услышанной им в горах, песня маленда явилась к нему целиком, от начала и до конца.
Возможно, именно по этой причине он только сейчас заметил, что внизу, в комнате, кто-то разговаривает.
Два голоса, причем ни один из них не принадлежал Гильмеру Эрксану.
– … не понимаю, почему это приказали именно нам, – сказал один из них – тенор, немного скрипучий.
– Нечего жаловаться, – проговорил другой – могучий баритон. – В особенности когда он рядом.
– Просто я хотел посмотреть, – объяснил первый. – Тебе разве не хочется увидеть, как они прорвутся через насыпь, а на них обрушится вода?
– Все ты увидишь, – успокоил его баритон. – Очень даже хорошо увидишь. Тебе еще повезет, если не придется выбираться вплавь.
– Да, наверное. И все же… – В голосе появились веселые нотки. – Правда, весело было бы проплыть на лодке над крышами всех этих домов? Знаешь, я непременно сплаваю в… как тот город назывался?
– В котором девица заявила, будто твой нос похож на черепаший хрен?
– Вот-вот.
– Рекхем.
– Точно. Завтра она и черепашьему хрену будет рада.
– Как я слышал, он и то будет покрепче твоего, – фыркнул баритон. – Ладно, давай заканчивать здесь. До утра мы должны сжечь все маленды на расстоянии четырех лиг.
– Да, но зачем?
– Чтобы можно было пустить воду, болван. Давай, за дело.
Сжечь? Внутри у Леофа все похолодело. Неожиданно лестница превратилась в оранжевый четырехугольник, и он почувствовал запах горящего масла.
Глава 4
Прайфек
Эспер Белый силился вдохнуть, но ему казалось, что некая могучая рука сжала его горло.
– Проклятье, это просто не может быть необходимо, – прохрипел он. – Винна…
Винна закатила глаза и тряхнула золотистыми локонами.
– Уймись, Эсп, – попросила она. – Не будь ребенком. Ты что, раньше никогда не носил воротник Фарлинга?
– Я вообще никогда не носил никаких треклятых воротников, – проворчал Эспер. – И зачем он только нужен?
– Затем, что ты в Эслене, в королевском дворце, а не болтаешься по пустошам среди холмов. Кроме того, очень скоро ты встретишься с его светлостью, прайфеком Кротении. И должен выглядеть соответственно.
– Но я всего лишь лесничий, – жалобно проговорил он. – Почему я не могу одеваться, как полагается лесничему?
– Ты прикончил Черного Варга и разобрался с его бандой, один, и единственными твоими помощниками были лук, топор и кинжал. Ты сразился с греффином и умудрился остаться в живых. А теперь хочешь сказать, что тебя пугает простой комплект одежды?
– Он совсем даже не простой. Я выгляжу по-дурацки и не могу дышать.
– Ты себя еще не видел, а пока тебе хватает дыхания, чтобы ныть, я буду считать, что с тобой все в полном порядке. Иди сюда, к зеркалу.
Эспер удивленно приподнял брови. На юном лице Винны цвела довольная улыбка. Она собрала волосы в какую-то черную сетку и надела синее платье – по мнению Эспера, слишком открытое. Не то чтобы представшая его глазам картина не доставляла удовольствия, но ему не нравилось, что это удовольствие разделят с ним и другие мужчины.
– Ну, ты выглядишь… по меньшей мере хорошенькой, – сказал он.
– Разумеется. И ты тоже хорош. Видишь?
Винна повернула его к зеркалу.
Эспер узнал свое лицо, хотя оно и было гладко выбрито, – пропеченное солнцем, покрывшееся за сорок один год шрамами и морщинами, его никак нельзя было назвать хорошеньким. Именно такое лицо должно быть у королевского лесничего.
А вот все, что располагалось ниже, принадлежало незнакомцу. Узкий накрахмаленный воротник, доставлявший ему невероятные страдания, был частью камзола, сшитого из какой-то яркой ткани, которая идеально выглядела бы, став занавеской или ковром на полу. Зеленые панталоны облегали ноги так туго, что Эспер казался себе полуголым. А в целом он напоминал себе засахаренное яблоко на палке.
– И кому только пришла в голову идея так меня нарядить? – проворчал он. – Такое впечатление, что какая-то сумасшедшая баба решила придумать для меня самый идиотский в мире костюм – и ей это удалось.
– Сумасшедшая баба? – переспросила Винна.
– Ясное дело, ни один мужчина не в состоянии даже представить себе такой клоунский костюм. По-моему, это какая-то злая шутка. Или насмешка.
– Ты достаточно хорошо знаешь двор, чтобы понимать, что это не так, – возразила Винна. – Здешние мужчины обожают покрасоваться.
– Да уж, – не стал спорить Эспер. – И я с нетерпением жду возможности побыстрее унести отсюда ноги.
Она прищурилась и обвиняюще погрозила ему пальцем.
– Ты волнуешься из-за встречи с прайфеком.
– Ничего подобного, – сердито отмахнулся он.
– Волнуешься! Боишься, как малый ребенок!
– Просто я не слишком часто имею дело с церковью, вот и все, – проворчал Эспер. – Если не считать того, что я прикончил парочку монахов.
– Они были разбойниками, – поправила его Винна. – У тебя все будет в порядке, только постарайся не богохульствовать – иными словами, тебе лучше вообще помалкивать. Пусть говорит Стивен.
– О, это нам поможет, – язвительно пробормотал Эспер. – Он у нас образец тактичности.
– Он представитель церкви, – напомнила ему Винна. – Ему лучше знать, как следует разговаривать с прайфеком.
В этот момент они услышали, что около двери кто-то фыркнул. Эспер оглянулся через плечо и увидел Стивена – тот незаметно вошел и теперь стоял, прислонившись к дверному косяку. Эспер заметил, что юноша одет точно так же, но явно чувствует себя прекрасно. Его губы кривились в улыбке, а темные волосы были зачесаны назад по придворной моде.
– Я был представителем церкви, – уточнил он. – До впадения в ересь, неповиновения своему фратексу, его гибели и побега из монастыря. Очень сомневаюсь, что его светлость прайфек будет мною доволен.
– Скорее всего, – согласился Эспер, – после этой встречи нас отправят в темницу.
– Что ж, – невозмутимо сказала Винна, – по крайней мере, мы отправимся туда нарядными.
Прайфек Марше Хесперо был высоким человеком средних лет, с узким лицом, которое казалось еще более вытянутым из-за маленькой остроконечной бородки и усов. Черное одеяние не скрывало худого, как у птицы, тела. Глаза прайфека тоже напоминали птичьи – коршуна или орла.
Он принял их в мрачной, полупустой комнате со стенами из серого камня и низким потолком. В роскошном великолепии замка Эслен она казалась какой-то неестественно неправильной. Прайфек сидел в кресле за большим столом. Слева от него устроился смуглый мальчик лет шестнадцати, которому, похоже, тоже было не по себе в придворном платье. Больше никого в комнате не оказалось.
– Садитесь, пожалуйста, – ласково предложил прайфек.
Эспер подождал, пока усядутся Винна и Стивен, затем опустился на оставшийся стул. Он понятия не имел, правильное ли место для себя выбрал. Если оно вообще было – правильное место. Он все еще переживал из-за случая с ложками во время банкета, который состоялся девять дней назад. Ну кому, скажите на милость, нужно больше одного вида ложек?
Когда они расселись, прайфек встал и убрал руки за спину.
– Эспер Белый, – проговорил он голосом бархатистым, точно ткань на платье Винны. – Ты служишь королевским лесничим уже много лет.
– Я уже и не могу вспомнить сколько, ваша светлость.
Прайфек улыбнулся.
– Да, годы к нам не слишком благосклонны, верно? Я полагаю, тебе около сорока. Я уже давно перешагнул этот порог. Однако пусть с годами мы и теряем привлекательность, зато, надеюсь, обретаем мудрость.
– Проклятье, это просто не может быть необходимо, – прохрипел он. – Винна…
Винна закатила глаза и тряхнула золотистыми локонами.
– Уймись, Эсп, – попросила она. – Не будь ребенком. Ты что, раньше никогда не носил воротник Фарлинга?
– Я вообще никогда не носил никаких треклятых воротников, – проворчал Эспер. – И зачем он только нужен?
– Затем, что ты в Эслене, в королевском дворце, а не болтаешься по пустошам среди холмов. Кроме того, очень скоро ты встретишься с его светлостью, прайфеком Кротении. И должен выглядеть соответственно.
– Но я всего лишь лесничий, – жалобно проговорил он. – Почему я не могу одеваться, как полагается лесничему?
– Ты прикончил Черного Варга и разобрался с его бандой, один, и единственными твоими помощниками были лук, топор и кинжал. Ты сразился с греффином и умудрился остаться в живых. А теперь хочешь сказать, что тебя пугает простой комплект одежды?
– Он совсем даже не простой. Я выгляжу по-дурацки и не могу дышать.
– Ты себя еще не видел, а пока тебе хватает дыхания, чтобы ныть, я буду считать, что с тобой все в полном порядке. Иди сюда, к зеркалу.
Эспер удивленно приподнял брови. На юном лице Винны цвела довольная улыбка. Она собрала волосы в какую-то черную сетку и надела синее платье – по мнению Эспера, слишком открытое. Не то чтобы представшая его глазам картина не доставляла удовольствия, но ему не нравилось, что это удовольствие разделят с ним и другие мужчины.
– Ну, ты выглядишь… по меньшей мере хорошенькой, – сказал он.
– Разумеется. И ты тоже хорош. Видишь?
Винна повернула его к зеркалу.
Эспер узнал свое лицо, хотя оно и было гладко выбрито, – пропеченное солнцем, покрывшееся за сорок один год шрамами и морщинами, его никак нельзя было назвать хорошеньким. Именно такое лицо должно быть у королевского лесничего.
А вот все, что располагалось ниже, принадлежало незнакомцу. Узкий накрахмаленный воротник, доставлявший ему невероятные страдания, был частью камзола, сшитого из какой-то яркой ткани, которая идеально выглядела бы, став занавеской или ковром на полу. Зеленые панталоны облегали ноги так туго, что Эспер казался себе полуголым. А в целом он напоминал себе засахаренное яблоко на палке.
– И кому только пришла в голову идея так меня нарядить? – проворчал он. – Такое впечатление, что какая-то сумасшедшая баба решила придумать для меня самый идиотский в мире костюм – и ей это удалось.
– Сумасшедшая баба? – переспросила Винна.
– Ясное дело, ни один мужчина не в состоянии даже представить себе такой клоунский костюм. По-моему, это какая-то злая шутка. Или насмешка.
– Ты достаточно хорошо знаешь двор, чтобы понимать, что это не так, – возразила Винна. – Здешние мужчины обожают покрасоваться.
– Да уж, – не стал спорить Эспер. – И я с нетерпением жду возможности побыстрее унести отсюда ноги.
Она прищурилась и обвиняюще погрозила ему пальцем.
– Ты волнуешься из-за встречи с прайфеком.
– Ничего подобного, – сердито отмахнулся он.
– Волнуешься! Боишься, как малый ребенок!
– Просто я не слишком часто имею дело с церковью, вот и все, – проворчал Эспер. – Если не считать того, что я прикончил парочку монахов.
– Они были разбойниками, – поправила его Винна. – У тебя все будет в порядке, только постарайся не богохульствовать – иными словами, тебе лучше вообще помалкивать. Пусть говорит Стивен.
– О, это нам поможет, – язвительно пробормотал Эспер. – Он у нас образец тактичности.
– Он представитель церкви, – напомнила ему Винна. – Ему лучше знать, как следует разговаривать с прайфеком.
В этот момент они услышали, что около двери кто-то фыркнул. Эспер оглянулся через плечо и увидел Стивена – тот незаметно вошел и теперь стоял, прислонившись к дверному косяку. Эспер заметил, что юноша одет точно так же, но явно чувствует себя прекрасно. Его губы кривились в улыбке, а темные волосы были зачесаны назад по придворной моде.
– Я был представителем церкви, – уточнил он. – До впадения в ересь, неповиновения своему фратексу, его гибели и побега из монастыря. Очень сомневаюсь, что его светлость прайфек будет мною доволен.
– Скорее всего, – согласился Эспер, – после этой встречи нас отправят в темницу.
– Что ж, – невозмутимо сказала Винна, – по крайней мере, мы отправимся туда нарядными.
Прайфек Марше Хесперо был высоким человеком средних лет, с узким лицом, которое казалось еще более вытянутым из-за маленькой остроконечной бородки и усов. Черное одеяние не скрывало худого, как у птицы, тела. Глаза прайфека тоже напоминали птичьи – коршуна или орла.
Он принял их в мрачной, полупустой комнате со стенами из серого камня и низким потолком. В роскошном великолепии замка Эслен она казалась какой-то неестественно неправильной. Прайфек сидел в кресле за большим столом. Слева от него устроился смуглый мальчик лет шестнадцати, которому, похоже, тоже было не по себе в придворном платье. Больше никого в комнате не оказалось.
– Садитесь, пожалуйста, – ласково предложил прайфек.
Эспер подождал, пока усядутся Винна и Стивен, затем опустился на оставшийся стул. Он понятия не имел, правильное ли место для себя выбрал. Если оно вообще было – правильное место. Он все еще переживал из-за случая с ложками во время банкета, который состоялся девять дней назад. Ну кому, скажите на милость, нужно больше одного вида ложек?
Когда они расселись, прайфек встал и убрал руки за спину.
– Эспер Белый, – проговорил он голосом бархатистым, точно ткань на платье Винны. – Ты служишь королевским лесничим уже много лет.
– Я уже и не могу вспомнить сколько, ваша светлость.
Прайфек улыбнулся.
– Да, годы к нам не слишком благосклонны, верно? Я полагаю, тебе около сорока. Я уже давно перешагнул этот порог. Однако пусть с годами мы и теряем привлекательность, зато, надеюсь, обретаем мудрость.