Страница:
— Это была та, которую сбил автомобиль?
— Нет, автомобиль сбил Николло, большого рогатого филина. По-моему, Фестус наткнулся на провод линии электропередачи. Не смотрел перед собой, наверно. Оба его глаза функционируют нормально. Птицы совершают глупые поступки, как люди. Но, как бы то ни было, я вылечил его сломанное крыло, сделал хорошую работу, даже если я говорю это про самого себя. — Фармер позволил себе удовлетворенно улыбнуться. — Но старый Фестус не испытывает ко мне чувство благодарности.
— Бен, тебе нужно стать врачом, ты так хорошо относишься к лечению. Ты, наверно, был медиком в морской пехоте?
— Нет, простым солдатом. Морской пехоте предоставляются медики флота, доктор. — Фармер снял с руки перчатку из толстой кожи и пошевелил пальцами, прежде чем надеть ее обратно. — Вы пришли сюда по поводу Мэри?
— Что случилось ночью?
— Вы хотите знать правду? Я пошел в туалет, чтобы помочиться, вернулся обратно и сел почитать свой журнал. Когда поднял голову и посмотрел на монитор, ее не было в палате. Я считаю, она отсутствовала минут десять до того, как вызвал дежурного доктора. Это я допустил ошибку и виноват в этом только я, доктор, — признался Фармер.
— Думаю, что она не сумела натворить что-то очень уж вредное.
— Да, доктор, может быть, стоит перенести компьютер в комнату с замком на двери, а? — Он прошел в конец комнаты и открыл другую дверь. — Эй, Барон, — позвал охранник. Через мгновение ястреб прыгнул на вытянутую руку. — Да, это мой друг. Ты тоже готов вернуться на свободу, верно? Может быть, хочешь найти жирных, сочных зайцев?
Вот настоящие благородные птицы, подумал Киллгор. Их глаза зоркие и ясные, движения мощные и дышат стремлением к цели, и хотя эта цель может показаться жестокой их жертвам, это ведь естественно для Природы. Эти хищники удерживают баланс в природе, истребляя слабых, искалеченных и глупых. Кроме того, хищные птицы благородны в своем поведении, в том, как они взмывают вверх и смотрят с высоты на мир, решая, кто будет жить и кто умрет. Подобно тому, как поступает он и члены его группы, подумал Киллгор, хотя человеческим глазам недостает твердости, которую увидел здесь. Он улыбнулся Барону, который скоро вернется на свободу, будет парить над Канзасом...
— Мне позволят заниматься этим, когда наш Проект войдет в силу? — спросил Фармер, усаживая Барона на его деревянный насест.
— Что ты имеешь в виду, Бен?
— Видите ли, док, есть люди, которые говорят, что мне не разрешат держать птиц, после того как мы выйдем к природе, поскольку это мешает ей. Черт побери, ведь я ухаживаю за своими птицами, — вы знаете, прирученные хищные птицы живут в два или три раза дольше, чем живущие на свободе. Да, я понимаю, что это немного нарушает самостоятельность природы, но, проклятие, ведь я...
— Бен, эта проблема недостаточно велика, чтобы беспокоиться о ней. Я понимаю тебя и твоих ястребов, о'кей? Мне они тоже нравятся.
— Эти птицы — умная бомба природы, док. Я люблю смотреть, как они работают. А когда получают повреждения, я знаю, как вылечить их.
— У тебя это отлично получается. Все твои птицы выглядят здоровыми.
— Еще бы, сэр. Я даю им нужный корм, ловлю для них мышей. Они любят свою пищу теплой, понимаете? — Он подошел к рабочему столу, снял рукавицу и повесил ее на крючок. — Это завершает мою утреннюю работу.
— О'кей, отправляйся домой, Бен. Я позабочусь о том, чтобы компьютерная комната была надежно заперта. Следи за тем, чтобы субъекты больше не разгуливали по ночам.
— Да, сэр. Как дела у Генри? — спросил Фармер, разыскивая в кармане ключи от машины.
— Генри оставил нас.
— Я не думал, что ему осталось много времени. Итак, больше нет пьяниц, а? — Он увидел, как доктор покачал головой. — Да, жаль его. Настоящий боец, этот сукин сын.
— Да, Бен, но такова жизнь.
— Верно, док. Жаль, что мы не можем оставить его тело коршунам. Им тоже нужна еда, но немного противно смотреть, как они ее добывают. — Он открыл дверцу. — Увидимся вечером, док.
Киллгор последовал за ним, щелкая выключателями. Нет, они не могут лишить Бена Фармера права держать своих птиц. Соколиная охота — спорт королей, и во время нее вы можете узнать так много о птицах, как они охотятся, как живут. Они являются частью Великого плана Природы. Проблема заключалась в том, что в Проекте принимали участие крайне радикальные люди, подобные таким, которые протестовали против участия врачей, потому что они мешают естественному развитию Природы. Лечить людей, по их мнению, означает вмешательство, позволяет людям слишком быстро размножаться, что снова приведет к нарушению естественного баланса. Да, конечно. Через сотню, может быть, через двести лет, Канзас будет полностью заселен — но ведь не все останутся в Канзасе. Нет, они распространятся по свету, будут изучать горы, мангровые заросли, дождевые леса, африканскую саванну, и затем вернутся в Канзас с докладами о том, что им стало известно, будут показывать видеозаписи природы в ее естественном развитии. Киллгор заранее предвкушал это. Подобно большинству членов Проекта, он не отрывался от телевизора, когда шел цикл «Планета животных» на канале «Дискавери» по кабельному телевидению. Предстояло так много узнать, так много понять, потому что он хотел узнать все, понять Природу во всей ее целостности. Конечно, это нелегкая задача, возможно, даже нереалистичная, но, если ему не удастся справиться с ней, его место займут дети. Или даже их дети, которые будут выращены и воспитаны для того, чтобы оценить Природу во всем ее великолепии. Они будут путешествовать и отправятся восхищаться Природой, являясь учеными-естественниками. Он подумал, каким будет мнение тех, кто посетит мертвые города... По-видимому, будет неплохой мыслью убедить их сделать это, для того чтобы они поняли, как много ошибок совершил человек, и научатся не повторять их. Может быть, он сам возглавит несколько таких поездок. Нью-Йорк будет самым большим и жестоким уроком, наглядно показывающим, чего не надо делать. Пройдет тысяча лет, может быть, больше, прежде чем огромные здания рухнут в результате коррозии балок и отсутствия ухода за ними... Каменные части зданий сохранятся навсегда, но относительно скоро, лет через десять, олени вернутся в Центральный парк.
В течение некоторого времени стервятники будут пировать на трупах. Им предстоит съесть множество тел... а, может быть, и нет. Сначала трупы будут хоронить обычным, цивилизованным способом, но через несколько недель это окажется не под силу, и тогда люди будут умирать, возможно, в своих кроватях, и появятся крысы, разумеется. Наступающий год станет знаменательным для крыс. Единственной проблемой будет следующая: процветание крыс зависит от людей. Они живут на помойках и отходах цивилизации, относительно специализированные паразиты, и в наступающем году они переживут всемирный пир, до предела набивая свои животы, и затем — что? Что произойдет с крысиным населением? Собаки и кошки будут питаться ими, постепенно достигая определенного баланса, но без миллионов людей, производящих отходы, питающие крыс, их число будет сокращаться в течение следующих пяти или десяти лет.
Это будет интересным предметом для изучения. Насколько быстро сократится крысиное население и до какого предела оно уменьшится?
Слишком много людей в Проекте интересуются крупными животными. Все любят волков и пантер, великолепных благородных животных, так жестоко уничтожаемых людьми из-за их набегов на домашних животных. Но они восстановят свою численность, после того как прекратится их ловля капканами и отравление ядами. Но как относительно маленьких хищников? Как относительно крыс? Создается впечатление, что их судьба никого не интересует, но ведь они тоже являются частью экосистемы. Разве можно применять эстетический подход к изучению природы? Если применить его, то как вы сможете оправдать убийство Мэри Баннистер, субъекта F4? В конце концов, она является привлекательной, умной, приятной женщиной, совсем не похожей на Честера, или Пита, или Генри, ничуть не отвратительная для созерцания, как были они... Но подобно им это личность, которая не понимает Природу, не ценит ее красоту, не видит своего места в великой системе жизни и потому не заслуживает права на жизнь. Жаль. Жалко всех подопытных субъектов, но планета умирает и нуждается в спасении, и сделать это можно лишь одним способом, потому что слишком много людей понимают систему ничуть не лучше, чем низшие животные, которые сами представляют собой несведущую часть самой системы. Только человек может надеяться понять великий баланс Природы. Только человек несет ответственность за поддержание этого баланса, и если это означает необходимость сокращения своего вида, ну что ж, все имеет свою цену. Самая большая и самая изощренная ирония всего этого заключается в том, что требуется огромная жертва, и эта жертва основывается на научных достижениях самого человека. Без содействия человека с его гигантским научным прогрессом, который грозил уничтожить планету, не возникла бы способность спасти ее. Ничего не поделаешь, из такой иронии состоит мир, сказал себе эпидемиолог.
Проект спасет саму Природу, и в Проекте принимают участие относительно немного людей, меньше тысячи, плюс те, кто был отобран для того, чтобы выжить и продолжать усилия по сохранению Природы, не догадывающиеся о том, что их жизни не будут принесены в жертву за преступления, совершенные от их имени. Большинство так и не узнают, какой является причина их выживания, что они были женами, или детьми, или близкими родственниками членов Проекта, или обладали профессиями, в которых нуждается Проект: летчики, механики, фермеры, специалисты связи или что-нибудь еще. Придет время, и они могут догадаться об этом, — такое будет, разумеется, неизбежным. Кое-кто проговорится, а другие услышат это. Когда слушатели поймут это, они, вероятно, придут в ужас, но к тому времени будет уже слишком поздно предпринять что-нибудь. В этом была какая-то чудесная неизбежность. Конечно, исчезнет кое-что, по чему он станет скучать. Театр, хорошие рестораны Нью-Йорка, например, но в Проекте будут, несомненно, хорошие повара и, конечно, в их распоряжении будут удивительные продукты, с которыми они могут работать. Поля в Канзасе, окружающие здания Проекта, будут выращивать столько зерна, сколько понадобится, и там будет крупный рогатый скот, до тех пор пока прерии не наполнятся бизонами.
Проект будет снабжать себя мясом с помощью охоты. Стоит ли говорить о том, что некоторые члены возражали против этого — они были против того, чтобы убивать кого-нибудь, но более спокойные и умные головы возьмут верх в этом вопросе. Человек является одновременно хищником и производителем инструментов, так что против использования ружей не будет возражений. Гораздо более милосердный способ убивать на охоте, а ведь людям нужна еда. А через несколько лет люди оседлают коней и поскачут на них убивать нескольких бизонов и возвращаться домой со здоровым мясом с низким содержанием жира. Охотиться будут и на оленей, лосей и вилорогих антилоп. Зерновые и овощи будут выращиваться фермерами. Все начнут хорошо питаться и жить в гармонии с природой — ружья не такой большой прогресс и не так уж значительно отличаются от лука со стрелами, и они смогут изучать естественный мир в относительном спокойствии.
Такое великолепное будущее можно предвкушать, хотя первые месяцы — от четырех до восьми — будут ужасными. Передачи по телевидению, по радио, газеты будут страшными, пока будет, кому их делать, кому смотреть, слушать или читать, но опять-таки у всего есть цена. Человечество, как доминирующая сила на планете, должно умереть и уступить место самой Природе, и останется ровно столько людей, чтобы наблюдать и оценивать, чем она была и что она делала.
— Одну минуту, — ответил женский голос. Потребовалось семьдесят секунд.
— Доктор Чавез слушает, — послышался другой женский голос.
— О, извините, я ошибся номером, — сказал Попов и повесил трубку. Великолепно, обе женщины, жена и дочь Кларка, работают в больнице, как ему и сказали раньше. Это является подтверждением того, что Доминго Чавез тоже находится в Герефорде. Итак, теперь он знает обоих — командира организации «Радуга» и одного из ее старших офицеров. Чавез — один из последних. Может быть, он возглавляет службу разведки? Нет, подумал Попов, для этого он слишком молод. Этот пост занимает, по-видимому, британец, старший офицер из MI-6, кто-то знакомый с континентальными разведывательными службами. А Чавез — полувоенный офицер, в точности как его покровитель. Это означало, что он, скорее всего, оперативник, солдат, возможно, руководит боевой группой. Конечно, это предположение с его стороны, но вполне обоснованное. Молодой офицер, отлично физически подготовлен, судя по сообщениям. Слишком молод для любой другой должности. Да, это разумно.
Попов украл у Майлза карту базы и пометил на ней расположение дома Кларка.
Отсюда он может совершенно точно проследить путь жены Кларка от дома на работу в местной больнице, а выяснить время, когда она работает, не составит труда. Это была хорошая неделя для русского разведчика, и теперь пришло время уезжать. Попов уложил вещи и пошел к арендованному автомобилю, затем поехал к центральному зданию мотеля, чтобы расплатиться. В лондонском Хитроу его ждал билет на «Боинг-747», на котором он вернется в международный аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке. У него оставалось время, поэтому он отдохнул в комфортабельном салоне для пассажиров первого класса авиакомпании «Бритиш Эйруэйз», где стояли бутылки шампанского для своих престижных клиентов. Попов позволил себе выпить бокал, затем расположился в одном из удобных кресел и взял бесплатную газету, но, вместо того чтобы читать ее, он принялся обдумывать все, что ему удалось выяснить, и пытался понять, что будет делать его наниматель с полученной информацией. Пока он не мог прийти к однозначному выводу, но инстинкт подсказал Попову, что следует позвонить в Ирландию по одному из известных ему телефонов.
— Это Боб Окленд, — послышался голос полицейского суперинтенданта, который, вспомнил Билл, присутствовал на совещании. — У меня есть хорошие новости для вас.
— Да? И что это за новости, сэр?
— Зовите меня Боб, старина. Мы говорили с министром, и он согласен заключить контракт с «Глобал Секьюрити» по консультативному обслуживанию Олимпийских игр.
— Спасибо, сэр.
— Итак, ты не мог бы приехать к нам утром и обсудить со мной все детали?
— О'кей, отлично. Когда я смогу посетить место проведения соревнований?
— Я полечу вместе с тобой завтра после обеда.
— Великолепно, Боб. Спасибо, что выслушали меня. А ваши люди из SAS?
— Они будут ждать нас на стадионе.
— Хорошо, Боб. Заранее радуюсь возможности работать с ними, — ответил ему Хенриксен.
— Они хотят услышать от тебя, какое новое оборудование для связи ты сможешь им представить.
— Компания «Е-системз» только что начала производить их для нашей команды «Дельта». Каждая рация весит шесть унций, работает в реальном времени, 128-битовое кодирование, канал Х-бэнд, боковая полоса частот, передача резким увеличением радиоимпульса. Практически недоступна для перехвата и надежна в высшей степени.
— За что мы обязаны такой чести, Эд? — спросил Кларк.
— Благодари свою крестную мать в Белом доме. Первые тридцать комплектов уже высланы. Должны прибыть через два дня, — сообщил директор ЦРУ командиру «Радуги Шесть».
— Кто наша крестная мать в Белом доме?
— Кэрол Брайтлинг, советник президента по науке. Она занимается оборудованием для шифрования и после вашей успешной операции в парке позвонила мне и предложила снабдить вас этими новыми радио.
— Но ведь она не имеет допуска к «Радуге», Эд, — вспомнил Кларк. — По крайней мере, я не помню, чтобы ее имя было в списке.
— Видишь ли, Джон, кто-то, должно быть, сказал ей о вас. Когда она позвонила, то назвала пароль, и, кроме того, она имеет допуск практически ко всему, помнишь? Ядерное оружие, все виды коммуникаций и так далее.
— Она не нравится президенту, насколько мне известно...
— Да, я знаю. Радикальная защитница окружающей среды, обнимает деревья. Но она очень умна, а ее совет послать тебе новое снаряжение для связи характеризует ее с лучшей стороны. Я говорил с Сэмом Вильсоном, — помнишь генерала, командующего «пожирателями змей»? Его люди подписали контракт с энтузиазмом. Эти радио не поддаются глушению, шифрованные передачи, цифровая слышимость. К тому же они почти ничего не весят. — А как еще при цене в семь тысяч долларов за одно радио, но это включает расходы на исследование и разработку, напомнил себе Фоули. Он подумал, а не могут ли его оперативники использовать такие совершенные радио для своих тайных операций.
— О'кей, значит, два дня?
— Да. Насколько я помню, обычный рейс из Дувра на базу Королевских ВВС в Мильденхолле, оттуда на грузовике к вам. Чуть не забыл, еще кое-что.
— Что именно?
— Передай Нунэну, что его письмо относительно этого прибора для обнаружения людей привело к желаемым результатам. Компания высылает ему этот новый прибор, чтобы он смог поработать с ним, да еще не один, целых четыре, между прочим. Усовершенствованная антенна, и система глобального позиционирования прилагается.
— А что это за штука?
— Не знаю, видел ее только один раз. Похоже, что этот прибор находит людей по биению их сердец.
— Как же это делается? — спросил Фоули.
— Черт меня побери, Эд, если я знаю, но видел, как обнаруживают людей с помощью этого прибора через стену. Нунэн прямо-таки с ума сошел из-за него. Правда, он сказал, что прибор нуждается в усовершенствовании.
— Так вот, похоже, что компания, производящая такие приборы, прислушалась к его замечаниям. Четыре новых прибора в этой партии сопровождает письмо с просьбой оценить качество прибора и высказать свои пожелания для дальнейшего усовершенствования.
— О'кей, я передам это Тиму.
— Есть какие-нибудь новости о террористах, которых вы убрали в Испании?
— Немного позже сегодня мы посылаем вам факс о них. Они опознали шестерых. Это главным образом баски, находившиеся под подозрением, определили испанцы. Французы бьются, и пока безуспешно, но есть два вероятных, причем один опознан почти точно. Однако нет никаких сведений, кто может посылать этих людей, кто убеждает их вылезти из своих нор и натравливает на нас.
— Русские, — сказал Фоули. — Готов спорить, ими являются русские офицеры, уволенные по сокращению штатов.
— Я не буду оспаривать это, особенно после появления этого парня в Лондоне — по крайней мере, мы так считаем, — но «пятерка» не сумела найти ничего определенного.
— Кто занимается этим делом в «пятерке»?
— Холт, Сирил Холт, — ответил Кларк.
— О'кей, я знаю Сирила. Отличный специалист. Можешь верить тому, что он говорит.
— Это верно, но пока я верю ему, когда он говорит, что у них нет никакой информации об этом. Я тут рассматриваю возможность самому позвонить Сергею Николаевичу и попросить немного помочь.
— Нет, Джон, не стоит делать этого. Твой запрос пойдет через меня, помнишь? Мне тоже нравится Сергей, но только не в этом случае. Слишком очевидно.
— Тогда мы остаемся с поднятыми веслами, Эд. Мне не нравится, что где-то таится русский, который знает мое имя и чем я сейчас занимаюсь.
Фоули мог только кивнуть. Ни одному оперативнику не нравится, если кто-то знает о нем, а у Кларка были все основания для беспокойства, особенно когда его семья находится в месте его работы. Он никогда не привлекал Сэнди к участию в своих операциях в качестве прикрытия, как это делали некоторые оперативники. Ни один офицер не потерял жену при подобных обстоятельствах, но были случаи, когда жены попадали в трудное положение, и теперь это противоречило политике ЦРУ. Более того, Джон в течение своей профессиональной жизни был несуществующей личностью, призраком, которого видели немногие и не узнавал никто, и был известен только тем, кто находился на его стороне. У него будет такое же желание изменить эту ситуацию, как изменить свой пол, но теперь его анонимность под угрозой, и это беспокоило его.
Ну что ж, русские знали его и знали многое о нем, но это он сам помог им по необходимости, когда понадобилось провести операции в Японии и Иране; он не мог не знать, что его действия повлекут за собой определенные последствия.
— Джон, они знают тебя, черт побери, Головко лично знаком с тобой, а это означает, что они проявят к тебе интерес, не так ли?
— Я знаю это, Эд, но — провались все пропадом!
— Я понимаю, Джон, но сейчас ты находишься на такой работе, которая неизбежно привлечет к себе внимание, и закрывать глаза на это не имеет смысла. Так что сиди спокойно, занимайся своим делом, а мы пошарим в кустах и попытаемся узнать, что происходит, о'кей?
— Мне не остается ничего другого, — прозвучал ответ Джона, примирившегося с ситуацией.
— Если мне что-нибудь станет известно, я немедленно позвоню тебе.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Кларк, пользуясь военным термином, который был частью его жизни много лет назад. Теперь он пользовался им в тех случаях, когда ему что-нибудь не нравилось.
После этого вопросы стали более направленными.
— Мистер Баннистер, вы принесли текст электронного письма, о котором говорили?
Джеймс Баннистер достал из кармана лист бумаги и передал агенту.
Три параграфа, увидел Юззери, беспорядочно написанные и с множеством ошибок.
— Мистер Баннистер, у вас есть основания подозревать свою дочь в употреблении наркотиков?
— Только не моя Мэри! — последовал немедленный ответ. — Ни в коем случае. О'кей, она не прочь выпить пива и вина, но никаких наркотиков, только не моя маленькая девочка, никогда!
Юззери поднял руки.
— Пожалуйста, не надо волноваться. Я понимаю, как вы себя чувствуете. Мне приходилось заниматься делами о киднепинге и раньше, и...
— Вы думаете, что ее похитили? — спросил Скип Баннистер, чувствуя, что подтвердились его худшие опасения. Это было куда хуже, чем подозрение, что его дочь наркоманка.
— На основе этого письма, да, я не исключаю такую возможность, и мы будем относиться к этому случаю, как к расследованию киднепинга. — Юззери поднял телефонную трубку. — Пришлите ко мне Пэта О'Коннора, — сказал он секретарше.
Специальный агент Патрик Д. О'Коннор был одним из инспекторов подразделения ФБР в Гэри, тридцати восьми лет, рыжеволосый, с белой кожей лица и в отличной физической форме. Он возглавлял группу, занимающуюся расследованием случаев киднепинга.
— Да, Чак? — спросил он, войдя в кабинет.
— Это мистер Джеймс Баннистер. У него пропала дочь в Нью-Йорке примерно месяц назад. Ей двадцать пять лет. Вчера он получил вот это по своей электронной почте.
Юззери передал письмо своему подчиненному.
О'Коннор быстро прочитал письмо и кивнул.
— О'кей, Чак.
— Пэт, это теперь передается тебе. Займись им.
— Не сомневайся, Чак. Мистер Баннистер, вы не пройдете со мной?
— Пэт занимается расследованием таких дел, — объяснил Юззери. — Он будет руководить следствием и докладывать мне ежедневно. Мистер Баннистер, ФБР относится к киднепингу как к одному из самых тяжких преступлений. Поиски вашей дочери будут считаться делом чрезвычайной важности до тех пор, пока мы не раскроем его. Тебе понадобится десять человек, Пэт?
— Для начала, да. И мы привлечем агентов в Нью-Йорке. Сэр, — обратился он к их гостю, — у всех нас есть дети, и мы знаем, как вы чувствуете себя. Если существует самая крошечная возможность вернуть вашу дочь домой, мы сделаем это. А теперь мне нужно задать вам ряд вопросов, чтобы мы могли приняться за работу, о'кей?
— Да. — Баннистер встал и последовал за О'Коннором в большую комнату, где сидели агенты, разделенные перегородками. Он останется здесь в течение трех часов, рассказывая все, что он знает о своей дочери и ее жизни в Нью-Йорке руководителю расследования и другим агентам. Прежде всего он передал им недавнюю фотографию дочери, которая оказалась очень хорошей. О'Коннор посмотрел на фотографию и положил ее в папку. О'Коннор и его группа уже несколько лет не занимались расследованием киднепинга. Это было преступлением, которое ФБР практически искоренило в Соединенных Штатах. Это касалось, по крайней мере, киднепинга ради выкупа. Похищать людей и потом требовать деньги за их освобождение просто не имело смысла. ФБР всегда добивалось успеха в расследовании подобных случаев и неотвратимо обрушивалось на преступников. Сегодня похищали главным образом детей, и, исключая случаи, когда их похищали разведенные родители друг у друга, преступники использовали детей для удовлетворения извращенных сексуальных потребностей и часто убивали после этого. Такие случаи только увеличивали ярость ФБР. Дело Баннистера, как его стали теперь называть, будет пользоваться приоритетом в отношении выделения агентов и других ресурсов в каждом отделении ФБР по всей стране, если оно затрагивало это отделение. Расследование дел против организованной преступности, в какой бы стадии они ни находились, было отложено в сторону. Это являлось частью духа ФБР. Итак, расследование получило федеральный статус!
— Нет, автомобиль сбил Николло, большого рогатого филина. По-моему, Фестус наткнулся на провод линии электропередачи. Не смотрел перед собой, наверно. Оба его глаза функционируют нормально. Птицы совершают глупые поступки, как люди. Но, как бы то ни было, я вылечил его сломанное крыло, сделал хорошую работу, даже если я говорю это про самого себя. — Фармер позволил себе удовлетворенно улыбнуться. — Но старый Фестус не испытывает ко мне чувство благодарности.
— Бен, тебе нужно стать врачом, ты так хорошо относишься к лечению. Ты, наверно, был медиком в морской пехоте?
— Нет, простым солдатом. Морской пехоте предоставляются медики флота, доктор. — Фармер снял с руки перчатку из толстой кожи и пошевелил пальцами, прежде чем надеть ее обратно. — Вы пришли сюда по поводу Мэри?
— Что случилось ночью?
— Вы хотите знать правду? Я пошел в туалет, чтобы помочиться, вернулся обратно и сел почитать свой журнал. Когда поднял голову и посмотрел на монитор, ее не было в палате. Я считаю, она отсутствовала минут десять до того, как вызвал дежурного доктора. Это я допустил ошибку и виноват в этом только я, доктор, — признался Фармер.
— Думаю, что она не сумела натворить что-то очень уж вредное.
— Да, доктор, может быть, стоит перенести компьютер в комнату с замком на двери, а? — Он прошел в конец комнаты и открыл другую дверь. — Эй, Барон, — позвал охранник. Через мгновение ястреб прыгнул на вытянутую руку. — Да, это мой друг. Ты тоже готов вернуться на свободу, верно? Может быть, хочешь найти жирных, сочных зайцев?
Вот настоящие благородные птицы, подумал Киллгор. Их глаза зоркие и ясные, движения мощные и дышат стремлением к цели, и хотя эта цель может показаться жестокой их жертвам, это ведь естественно для Природы. Эти хищники удерживают баланс в природе, истребляя слабых, искалеченных и глупых. Кроме того, хищные птицы благородны в своем поведении, в том, как они взмывают вверх и смотрят с высоты на мир, решая, кто будет жить и кто умрет. Подобно тому, как поступает он и члены его группы, подумал Киллгор, хотя человеческим глазам недостает твердости, которую увидел здесь. Он улыбнулся Барону, который скоро вернется на свободу, будет парить над Канзасом...
— Мне позволят заниматься этим, когда наш Проект войдет в силу? — спросил Фармер, усаживая Барона на его деревянный насест.
— Что ты имеешь в виду, Бен?
— Видите ли, док, есть люди, которые говорят, что мне не разрешат держать птиц, после того как мы выйдем к природе, поскольку это мешает ей. Черт побери, ведь я ухаживаю за своими птицами, — вы знаете, прирученные хищные птицы живут в два или три раза дольше, чем живущие на свободе. Да, я понимаю, что это немного нарушает самостоятельность природы, но, проклятие, ведь я...
— Бен, эта проблема недостаточно велика, чтобы беспокоиться о ней. Я понимаю тебя и твоих ястребов, о'кей? Мне они тоже нравятся.
— Эти птицы — умная бомба природы, док. Я люблю смотреть, как они работают. А когда получают повреждения, я знаю, как вылечить их.
— У тебя это отлично получается. Все твои птицы выглядят здоровыми.
— Еще бы, сэр. Я даю им нужный корм, ловлю для них мышей. Они любят свою пищу теплой, понимаете? — Он подошел к рабочему столу, снял рукавицу и повесил ее на крючок. — Это завершает мою утреннюю работу.
— О'кей, отправляйся домой, Бен. Я позабочусь о том, чтобы компьютерная комната была надежно заперта. Следи за тем, чтобы субъекты больше не разгуливали по ночам.
— Да, сэр. Как дела у Генри? — спросил Фармер, разыскивая в кармане ключи от машины.
— Генри оставил нас.
— Я не думал, что ему осталось много времени. Итак, больше нет пьяниц, а? — Он увидел, как доктор покачал головой. — Да, жаль его. Настоящий боец, этот сукин сын.
— Да, Бен, но такова жизнь.
— Верно, док. Жаль, что мы не можем оставить его тело коршунам. Им тоже нужна еда, но немного противно смотреть, как они ее добывают. — Он открыл дверцу. — Увидимся вечером, док.
Киллгор последовал за ним, щелкая выключателями. Нет, они не могут лишить Бена Фармера права держать своих птиц. Соколиная охота — спорт королей, и во время нее вы можете узнать так много о птицах, как они охотятся, как живут. Они являются частью Великого плана Природы. Проблема заключалась в том, что в Проекте принимали участие крайне радикальные люди, подобные таким, которые протестовали против участия врачей, потому что они мешают естественному развитию Природы. Лечить людей, по их мнению, означает вмешательство, позволяет людям слишком быстро размножаться, что снова приведет к нарушению естественного баланса. Да, конечно. Через сотню, может быть, через двести лет, Канзас будет полностью заселен — но ведь не все останутся в Канзасе. Нет, они распространятся по свету, будут изучать горы, мангровые заросли, дождевые леса, африканскую саванну, и затем вернутся в Канзас с докладами о том, что им стало известно, будут показывать видеозаписи природы в ее естественном развитии. Киллгор заранее предвкушал это. Подобно большинству членов Проекта, он не отрывался от телевизора, когда шел цикл «Планета животных» на канале «Дискавери» по кабельному телевидению. Предстояло так много узнать, так много понять, потому что он хотел узнать все, понять Природу во всей ее целостности. Конечно, это нелегкая задача, возможно, даже нереалистичная, но, если ему не удастся справиться с ней, его место займут дети. Или даже их дети, которые будут выращены и воспитаны для того, чтобы оценить Природу во всем ее великолепии. Они будут путешествовать и отправятся восхищаться Природой, являясь учеными-естественниками. Он подумал, каким будет мнение тех, кто посетит мертвые города... По-видимому, будет неплохой мыслью убедить их сделать это, для того чтобы они поняли, как много ошибок совершил человек, и научатся не повторять их. Может быть, он сам возглавит несколько таких поездок. Нью-Йорк будет самым большим и жестоким уроком, наглядно показывающим, чего не надо делать. Пройдет тысяча лет, может быть, больше, прежде чем огромные здания рухнут в результате коррозии балок и отсутствия ухода за ними... Каменные части зданий сохранятся навсегда, но относительно скоро, лет через десять, олени вернутся в Центральный парк.
В течение некоторого времени стервятники будут пировать на трупах. Им предстоит съесть множество тел... а, может быть, и нет. Сначала трупы будут хоронить обычным, цивилизованным способом, но через несколько недель это окажется не под силу, и тогда люди будут умирать, возможно, в своих кроватях, и появятся крысы, разумеется. Наступающий год станет знаменательным для крыс. Единственной проблемой будет следующая: процветание крыс зависит от людей. Они живут на помойках и отходах цивилизации, относительно специализированные паразиты, и в наступающем году они переживут всемирный пир, до предела набивая свои животы, и затем — что? Что произойдет с крысиным населением? Собаки и кошки будут питаться ими, постепенно достигая определенного баланса, но без миллионов людей, производящих отходы, питающие крыс, их число будет сокращаться в течение следующих пяти или десяти лет.
Это будет интересным предметом для изучения. Насколько быстро сократится крысиное население и до какого предела оно уменьшится?
Слишком много людей в Проекте интересуются крупными животными. Все любят волков и пантер, великолепных благородных животных, так жестоко уничтожаемых людьми из-за их набегов на домашних животных. Но они восстановят свою численность, после того как прекратится их ловля капканами и отравление ядами. Но как относительно маленьких хищников? Как относительно крыс? Создается впечатление, что их судьба никого не интересует, но ведь они тоже являются частью экосистемы. Разве можно применять эстетический подход к изучению природы? Если применить его, то как вы сможете оправдать убийство Мэри Баннистер, субъекта F4? В конце концов, она является привлекательной, умной, приятной женщиной, совсем не похожей на Честера, или Пита, или Генри, ничуть не отвратительная для созерцания, как были они... Но подобно им это личность, которая не понимает Природу, не ценит ее красоту, не видит своего места в великой системе жизни и потому не заслуживает права на жизнь. Жаль. Жалко всех подопытных субъектов, но планета умирает и нуждается в спасении, и сделать это можно лишь одним способом, потому что слишком много людей понимают систему ничуть не лучше, чем низшие животные, которые сами представляют собой несведущую часть самой системы. Только человек может надеяться понять великий баланс Природы. Только человек несет ответственность за поддержание этого баланса, и если это означает необходимость сокращения своего вида, ну что ж, все имеет свою цену. Самая большая и самая изощренная ирония всего этого заключается в том, что требуется огромная жертва, и эта жертва основывается на научных достижениях самого человека. Без содействия человека с его гигантским научным прогрессом, который грозил уничтожить планету, не возникла бы способность спасти ее. Ничего не поделаешь, из такой иронии состоит мир, сказал себе эпидемиолог.
Проект спасет саму Природу, и в Проекте принимают участие относительно немного людей, меньше тысячи, плюс те, кто был отобран для того, чтобы выжить и продолжать усилия по сохранению Природы, не догадывающиеся о том, что их жизни не будут принесены в жертву за преступления, совершенные от их имени. Большинство так и не узнают, какой является причина их выживания, что они были женами, или детьми, или близкими родственниками членов Проекта, или обладали профессиями, в которых нуждается Проект: летчики, механики, фермеры, специалисты связи или что-нибудь еще. Придет время, и они могут догадаться об этом, — такое будет, разумеется, неизбежным. Кое-кто проговорится, а другие услышат это. Когда слушатели поймут это, они, вероятно, придут в ужас, но к тому времени будет уже слишком поздно предпринять что-нибудь. В этом была какая-то чудесная неизбежность. Конечно, исчезнет кое-что, по чему он станет скучать. Театр, хорошие рестораны Нью-Йорка, например, но в Проекте будут, несомненно, хорошие повара и, конечно, в их распоряжении будут удивительные продукты, с которыми они могут работать. Поля в Канзасе, окружающие здания Проекта, будут выращивать столько зерна, сколько понадобится, и там будет крупный рогатый скот, до тех пор пока прерии не наполнятся бизонами.
Проект будет снабжать себя мясом с помощью охоты. Стоит ли говорить о том, что некоторые члены возражали против этого — они были против того, чтобы убивать кого-нибудь, но более спокойные и умные головы возьмут верх в этом вопросе. Человек является одновременно хищником и производителем инструментов, так что против использования ружей не будет возражений. Гораздо более милосердный способ убивать на охоте, а ведь людям нужна еда. А через несколько лет люди оседлают коней и поскачут на них убивать нескольких бизонов и возвращаться домой со здоровым мясом с низким содержанием жира. Охотиться будут и на оленей, лосей и вилорогих антилоп. Зерновые и овощи будут выращиваться фермерами. Все начнут хорошо питаться и жить в гармонии с природой — ружья не такой большой прогресс и не так уж значительно отличаются от лука со стрелами, и они смогут изучать естественный мир в относительном спокойствии.
Такое великолепное будущее можно предвкушать, хотя первые месяцы — от четырех до восьми — будут ужасными. Передачи по телевидению, по радио, газеты будут страшными, пока будет, кому их делать, кому смотреть, слушать или читать, но опять-таки у всего есть цена. Человечество, как доминирующая сила на планете, должно умереть и уступить место самой Природе, и останется ровно столько людей, чтобы наблюдать и оценивать, чем она была и что она делала.
* * *
— Доктора Чавез, пожалуйста, — сказал Попов телефонному оператору больницы.— Одну минуту, — ответил женский голос. Потребовалось семьдесят секунд.
— Доктор Чавез слушает, — послышался другой женский голос.
— О, извините, я ошибся номером, — сказал Попов и повесил трубку. Великолепно, обе женщины, жена и дочь Кларка, работают в больнице, как ему и сказали раньше. Это является подтверждением того, что Доминго Чавез тоже находится в Герефорде. Итак, теперь он знает обоих — командира организации «Радуга» и одного из ее старших офицеров. Чавез — один из последних. Может быть, он возглавляет службу разведки? Нет, подумал Попов, для этого он слишком молод. Этот пост занимает, по-видимому, британец, старший офицер из MI-6, кто-то знакомый с континентальными разведывательными службами. А Чавез — полувоенный офицер, в точности как его покровитель. Это означало, что он, скорее всего, оперативник, солдат, возможно, руководит боевой группой. Конечно, это предположение с его стороны, но вполне обоснованное. Молодой офицер, отлично физически подготовлен, судя по сообщениям. Слишком молод для любой другой должности. Да, это разумно.
Попов украл у Майлза карту базы и пометил на ней расположение дома Кларка.
Отсюда он может совершенно точно проследить путь жены Кларка от дома на работу в местной больнице, а выяснить время, когда она работает, не составит труда. Это была хорошая неделя для русского разведчика, и теперь пришло время уезжать. Попов уложил вещи и пошел к арендованному автомобилю, затем поехал к центральному зданию мотеля, чтобы расплатиться. В лондонском Хитроу его ждал билет на «Боинг-747», на котором он вернется в международный аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке. У него оставалось время, поэтому он отдохнул в комфортабельном салоне для пассажиров первого класса авиакомпании «Бритиш Эйруэйз», где стояли бутылки шампанского для своих престижных клиентов. Попов позволил себе выпить бокал, затем расположился в одном из удобных кресел и взял бесплатную газету, но, вместо того чтобы читать ее, он принялся обдумывать все, что ему удалось выяснить, и пытался понять, что будет делать его наниматель с полученной информацией. Пока он не мог прийти к однозначному выводу, но инстинкт подсказал Попову, что следует позвонить в Ирландию по одному из известных ему телефонов.
* * *
— Слушаю, это Хенриксен, — ответил он по телефону в своем гостиничном номере.— Это Боб Окленд, — послышался голос полицейского суперинтенданта, который, вспомнил Билл, присутствовал на совещании. — У меня есть хорошие новости для вас.
— Да? И что это за новости, сэр?
— Зовите меня Боб, старина. Мы говорили с министром, и он согласен заключить контракт с «Глобал Секьюрити» по консультативному обслуживанию Олимпийских игр.
— Спасибо, сэр.
— Итак, ты не мог бы приехать к нам утром и обсудить со мной все детали?
— О'кей, отлично. Когда я смогу посетить место проведения соревнований?
— Я полечу вместе с тобой завтра после обеда.
— Великолепно, Боб. Спасибо, что выслушали меня. А ваши люди из SAS?
— Они будут ждать нас на стадионе.
— Хорошо, Боб. Заранее радуюсь возможности работать с ними, — ответил ему Хенриксен.
— Они хотят услышать от тебя, какое новое оборудование для связи ты сможешь им представить.
— Компания «Е-системз» только что начала производить их для нашей команды «Дельта». Каждая рация весит шесть унций, работает в реальном времени, 128-битовое кодирование, канал Х-бэнд, боковая полоса частот, передача резким увеличением радиоимпульса. Практически недоступна для перехвата и надежна в высшей степени.
— За что мы обязаны такой чести, Эд? — спросил Кларк.
— Благодари свою крестную мать в Белом доме. Первые тридцать комплектов уже высланы. Должны прибыть через два дня, — сообщил директор ЦРУ командиру «Радуги Шесть».
— Кто наша крестная мать в Белом доме?
— Кэрол Брайтлинг, советник президента по науке. Она занимается оборудованием для шифрования и после вашей успешной операции в парке позвонила мне и предложила снабдить вас этими новыми радио.
— Но ведь она не имеет допуска к «Радуге», Эд, — вспомнил Кларк. — По крайней мере, я не помню, чтобы ее имя было в списке.
— Видишь ли, Джон, кто-то, должно быть, сказал ей о вас. Когда она позвонила, то назвала пароль, и, кроме того, она имеет допуск практически ко всему, помнишь? Ядерное оружие, все виды коммуникаций и так далее.
— Она не нравится президенту, насколько мне известно...
— Да, я знаю. Радикальная защитница окружающей среды, обнимает деревья. Но она очень умна, а ее совет послать тебе новое снаряжение для связи характеризует ее с лучшей стороны. Я говорил с Сэмом Вильсоном, — помнишь генерала, командующего «пожирателями змей»? Его люди подписали контракт с энтузиазмом. Эти радио не поддаются глушению, шифрованные передачи, цифровая слышимость. К тому же они почти ничего не весят. — А как еще при цене в семь тысяч долларов за одно радио, но это включает расходы на исследование и разработку, напомнил себе Фоули. Он подумал, а не могут ли его оперативники использовать такие совершенные радио для своих тайных операций.
— О'кей, значит, два дня?
— Да. Насколько я помню, обычный рейс из Дувра на базу Королевских ВВС в Мильденхолле, оттуда на грузовике к вам. Чуть не забыл, еще кое-что.
— Что именно?
— Передай Нунэну, что его письмо относительно этого прибора для обнаружения людей привело к желаемым результатам. Компания высылает ему этот новый прибор, чтобы он смог поработать с ним, да еще не один, целых четыре, между прочим. Усовершенствованная антенна, и система глобального позиционирования прилагается.
— А что это за штука?
— Не знаю, видел ее только один раз. Похоже, что этот прибор находит людей по биению их сердец.
— Как же это делается? — спросил Фоули.
— Черт меня побери, Эд, если я знаю, но видел, как обнаруживают людей с помощью этого прибора через стену. Нунэн прямо-таки с ума сошел из-за него. Правда, он сказал, что прибор нуждается в усовершенствовании.
— Так вот, похоже, что компания, производящая такие приборы, прислушалась к его замечаниям. Четыре новых прибора в этой партии сопровождает письмо с просьбой оценить качество прибора и высказать свои пожелания для дальнейшего усовершенствования.
— О'кей, я передам это Тиму.
— Есть какие-нибудь новости о террористах, которых вы убрали в Испании?
— Немного позже сегодня мы посылаем вам факс о них. Они опознали шестерых. Это главным образом баски, находившиеся под подозрением, определили испанцы. Французы бьются, и пока безуспешно, но есть два вероятных, причем один опознан почти точно. Однако нет никаких сведений, кто может посылать этих людей, кто убеждает их вылезти из своих нор и натравливает на нас.
— Русские, — сказал Фоули. — Готов спорить, ими являются русские офицеры, уволенные по сокращению штатов.
— Я не буду оспаривать это, особенно после появления этого парня в Лондоне — по крайней мере, мы так считаем, — но «пятерка» не сумела найти ничего определенного.
— Кто занимается этим делом в «пятерке»?
— Холт, Сирил Холт, — ответил Кларк.
— О'кей, я знаю Сирила. Отличный специалист. Можешь верить тому, что он говорит.
— Это верно, но пока я верю ему, когда он говорит, что у них нет никакой информации об этом. Я тут рассматриваю возможность самому позвонить Сергею Николаевичу и попросить немного помочь.
— Нет, Джон, не стоит делать этого. Твой запрос пойдет через меня, помнишь? Мне тоже нравится Сергей, но только не в этом случае. Слишком очевидно.
— Тогда мы остаемся с поднятыми веслами, Эд. Мне не нравится, что где-то таится русский, который знает мое имя и чем я сейчас занимаюсь.
Фоули мог только кивнуть. Ни одному оперативнику не нравится, если кто-то знает о нем, а у Кларка были все основания для беспокойства, особенно когда его семья находится в месте его работы. Он никогда не привлекал Сэнди к участию в своих операциях в качестве прикрытия, как это делали некоторые оперативники. Ни один офицер не потерял жену при подобных обстоятельствах, но были случаи, когда жены попадали в трудное положение, и теперь это противоречило политике ЦРУ. Более того, Джон в течение своей профессиональной жизни был несуществующей личностью, призраком, которого видели немногие и не узнавал никто, и был известен только тем, кто находился на его стороне. У него будет такое же желание изменить эту ситуацию, как изменить свой пол, но теперь его анонимность под угрозой, и это беспокоило его.
Ну что ж, русские знали его и знали многое о нем, но это он сам помог им по необходимости, когда понадобилось провести операции в Японии и Иране; он не мог не знать, что его действия повлекут за собой определенные последствия.
— Джон, они знают тебя, черт побери, Головко лично знаком с тобой, а это означает, что они проявят к тебе интерес, не так ли?
— Я знаю это, Эд, но — провались все пропадом!
— Я понимаю, Джон, но сейчас ты находишься на такой работе, которая неизбежно привлечет к себе внимание, и закрывать глаза на это не имеет смысла. Так что сиди спокойно, занимайся своим делом, а мы пошарим в кустах и попытаемся узнать, что происходит, о'кей?
— Мне не остается ничего другого, — прозвучал ответ Джона, примирившегося с ситуацией.
— Если мне что-нибудь станет известно, я немедленно позвоню тебе.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Кларк, пользуясь военным термином, который был частью его жизни много лет назад. Теперь он пользовался им в тех случаях, когда ему что-нибудь не нравилось.
* * *
Помощником старшего специального агента в Гэри, Индиана, региональном отделе ФБР, был серьезный чернокожий мужчина по имени Чак Юззери. Возраст — сорок четыре года, он недавно приехал в этот отдел, служил в Бюро семнадцать лет, а до этого был полицейским в Чикаго. Заявление Скипа Баннистера сразу попало к нему на стол, и уже через пять минут он попросил отца Мэри немедленно приехать к ним в офис. Прошло двадцать пять минут, и Баннистер вошел в офис ФБР. Агент увидел мужчину высокого роста — пять футов одиннадцать дюймов, плотного сложения, примерно пятидесяти пяти лет и очень испуганного. Юззери прежде всего пригласил его сесть и предложил кофе, от которого тот отказался. Затем пришла очередь вопросов, сначала самых обычных.После этого вопросы стали более направленными.
— Мистер Баннистер, вы принесли текст электронного письма, о котором говорили?
Джеймс Баннистер достал из кармана лист бумаги и передал агенту.
Три параграфа, увидел Юззери, беспорядочно написанные и с множеством ошибок.
— Мистер Баннистер, у вас есть основания подозревать свою дочь в употреблении наркотиков?
— Только не моя Мэри! — последовал немедленный ответ. — Ни в коем случае. О'кей, она не прочь выпить пива и вина, но никаких наркотиков, только не моя маленькая девочка, никогда!
Юззери поднял руки.
— Пожалуйста, не надо волноваться. Я понимаю, как вы себя чувствуете. Мне приходилось заниматься делами о киднепинге и раньше, и...
— Вы думаете, что ее похитили? — спросил Скип Баннистер, чувствуя, что подтвердились его худшие опасения. Это было куда хуже, чем подозрение, что его дочь наркоманка.
— На основе этого письма, да, я не исключаю такую возможность, и мы будем относиться к этому случаю, как к расследованию киднепинга. — Юззери поднял телефонную трубку. — Пришлите ко мне Пэта О'Коннора, — сказал он секретарше.
Специальный агент Патрик Д. О'Коннор был одним из инспекторов подразделения ФБР в Гэри, тридцати восьми лет, рыжеволосый, с белой кожей лица и в отличной физической форме. Он возглавлял группу, занимающуюся расследованием случаев киднепинга.
— Да, Чак? — спросил он, войдя в кабинет.
— Это мистер Джеймс Баннистер. У него пропала дочь в Нью-Йорке примерно месяц назад. Ей двадцать пять лет. Вчера он получил вот это по своей электронной почте.
Юззери передал письмо своему подчиненному.
О'Коннор быстро прочитал письмо и кивнул.
— О'кей, Чак.
— Пэт, это теперь передается тебе. Займись им.
— Не сомневайся, Чак. Мистер Баннистер, вы не пройдете со мной?
— Пэт занимается расследованием таких дел, — объяснил Юззери. — Он будет руководить следствием и докладывать мне ежедневно. Мистер Баннистер, ФБР относится к киднепингу как к одному из самых тяжких преступлений. Поиски вашей дочери будут считаться делом чрезвычайной важности до тех пор, пока мы не раскроем его. Тебе понадобится десять человек, Пэт?
— Для начала, да. И мы привлечем агентов в Нью-Йорке. Сэр, — обратился он к их гостю, — у всех нас есть дети, и мы знаем, как вы чувствуете себя. Если существует самая крошечная возможность вернуть вашу дочь домой, мы сделаем это. А теперь мне нужно задать вам ряд вопросов, чтобы мы могли приняться за работу, о'кей?
— Да. — Баннистер встал и последовал за О'Коннором в большую комнату, где сидели агенты, разделенные перегородками. Он останется здесь в течение трех часов, рассказывая все, что он знает о своей дочери и ее жизни в Нью-Йорке руководителю расследования и другим агентам. Прежде всего он передал им недавнюю фотографию дочери, которая оказалась очень хорошей. О'Коннор посмотрел на фотографию и положил ее в папку. О'Коннор и его группа уже несколько лет не занимались расследованием киднепинга. Это было преступлением, которое ФБР практически искоренило в Соединенных Штатах. Это касалось, по крайней мере, киднепинга ради выкупа. Похищать людей и потом требовать деньги за их освобождение просто не имело смысла. ФБР всегда добивалось успеха в расследовании подобных случаев и неотвратимо обрушивалось на преступников. Сегодня похищали главным образом детей, и, исключая случаи, когда их похищали разведенные родители друг у друга, преступники использовали детей для удовлетворения извращенных сексуальных потребностей и часто убивали после этого. Такие случаи только увеличивали ярость ФБР. Дело Баннистера, как его стали теперь называть, будет пользоваться приоритетом в отношении выделения агентов и других ресурсов в каждом отделении ФБР по всей стране, если оно затрагивало это отделение. Расследование дел против организованной преступности, в какой бы стадии они ни находились, было отложено в сторону. Это являлось частью духа ФБР. Итак, расследование получило федеральный статус!