Страница:
– Я люблю уединение, – отчетливо произнесла она и захлопнула книгу.
Он взглянул на обложку книги.
– Джейн Остен. «Нортанджерское аббатство». Удивительно…
– Почему?
– Я ожидал, – язвительно ответил Алек, – что-нибудь в духе «Обманутых ожиданий» или «Бедной девушки и ее благодетелей».
Своим замечанием он хотел разозлить Миру – это были глупые романы, популярные в то время среди женщин, приглашенных на охоту. Она натянуто улыбнулась, но, увидев появившийся в его глазах блеск, рассмеялась.
– Нет, – ответила она, – но признаюсь, что мне недавно доставили экземпляр «Современных нравов» со строгим наказом внимательно прочесть.
Алек улыбнулся.
– Действительно? Не могу представить, зачем вам это.
– Может быть, вы захотите попросить ее, после того как я прочту? – предложила Мира.
– О.., какое милое предложение, – ответил Алек с изысканной любезностью. – Боюсь, что мои нравы слишком устоялись, чтобы меняться…
– Жаль.
– К сожалению. – В его глазах пропал холодный блеск, когда он взглянул на нее. – Вы любите читать?
– Да, мне нравится практически все. Но Джейн Остен – моя любимая писательница.
– Почему?
Лицо Миры стало отстраненным. Она вспомнила долгие тихие летние дни в маленькой французской деревне в Анжу.., когда ей было пятнадцать лет и Розали Белью учила ее английскому. Они беседовали о поэзии, обсуждали статьи в газетах и романы Дефо и Аддисона, пока смех или солнечный зайчик, упавший на страницы, не прерывал их.
С помощью Розали Мира расширила свои начальные знания в чтении и письме. Мира была жадной до знаний, она хотела учиться и очень быстро усваивала уроки. Пять лет назад, когда она была Мирей Жермен, девочкой, влюбленной в жизнь, преданно любящей своего брата, еще не знающей о том, что он собирался предать их всех – Миру, Розали и Рэнда Беркли.
– Я читала ее книги, когда жила во Франции, – объяснила Мира. – Они дали мне представление о том, каковы англичане, – Неглубокие? – поинтересовался Алек. – Материалисты.., ищущие удовольствий?
Мира понимала, что он пытается поймать ее на слове.
Не зная, какого ответа он ожидает, она тщательно подбирала слова.
– Проведя здесь некоторое время, я поняла, что в ее книгах реализма куда меньше, чем сатиры. Но иногда образ англичан кажется очень точным. Бывает, что англичане ведут себя очень странно, и их трудно понять. В редких случаях вы открытые люди.
– А французы открытые?
– Те, кого я знала, да.
– А с какими людьми вы общались во Франции?
– Я думаю, вы уже знаете, – ответила она, встретив его пристальный взгляд. – Очевидно, что я не благородного происхождения. Очевидно, что мое прошлое отличается от вашего и я не являюсь особой голубой крови, как вы.
– Это не очевидно, – медленно произнес Алек. – Я не ожидал бы встретить у простой деревенщины такой гордый вид.
Мира рассмеялась:
– Деревенщина…Сколько в этом снобизма!
Выражение лица Алека стало удивленным. Наглая девчонка! Вряд ли кто-нибудь осмелился бы в лицо критиковать его, в особенности женщина ее положения. А она сидит здесь и дразнит его озорным блеском своих глаз.
– Почему вы так удивлены? – невинно спросила она. – Разве у деревенщины не может быть гордости?
– Конечно, может. – На его красивое лицо набежала хмурая тень.
– Я думаю, у деревенщины гораздо больше прав гордиться собой, чем у вас, – продолжала Мира, дерзко улыбаясь и еще больше раздражая и провоцируя его, получая от этого невероятное удовольствие. – Гораздо большая заслуга – суметь прокормить семью и вырастить детей, чем посещать бесконечные балы, выезды и собрания. Гораздо более оправдана охота, цель которой – добыть пищу, чем затеянная ради того, чтобы загнать несчастную лису.
– Похоже, что у вас большой опыт жизни среди добродетельных бедняков и падших богачей, – проговорил Алек. – Очевидно, именно их общество вы предпочитаете.
Хорошее настроение Миры моментально исчезло – стрела попала точно в цель. Ей следовало подумать, прежде чем скрещивать шпаги в словесной баталии с таким человеком, как Алек Фолкнер. Что случилось с ней? Зачем она пыталась дразнить его? Она опустила голову, не в силах поднять глаза.
– Я предпочитаю не ваше общество, – сдавленно произнесла она. – Вы уедете или мне уйти?
Алек развернул Соверена, прежде чем она успела закончить фразу.
– Я надеюсь на продолжение нашего разговора.
Сказав это, он ускакал.
– Неужели вас так плохо кормят, что приходится собирать коренья и травы, чтобы дополнить рацион?
Мира обернулась; на ее лице появилась улыбка. Нежная щека была запачкана землей, в руках она держала корень странной формы. Она была похожа на непослушного ребенка, который играл в грязи. Но о том, что она не ребенок, говорили упругие формы груди, скрытой корсажем ее необычного платья, и стройные ноги, видные из-под укороченной юбки. Пышные темные локоны, мягко обрамлявшие лицо, выбились из-под широкой ленты; локоны, вызывавшие у мужчины желание погрузить в них пальцы и нежно привлечь к себе для поцелуя.
– Я начинаю подозревать, что вы преследуете меня.
– Лес слишком мал, – ответил Алек, легко спрыгивая с коня и еле удерживаясь от порыва подойти и вытереть землю с ее щеки. – Совершенно невозможно избежать встречи с вами.
Алек подошел ближе, но Мира поспешно отвернулась и стала внимательно рассматривать растения. Каждый раз, когда она его видела, он казался все более привлекательным. Несмотря на уверенность в том, что испытывает к нему антипатию, Мира не могла не замечать впечатления, которое он производил на нее. Ее необъяснимо влекло к этому мужчине. Может быть, потому, что он чем-то напоминал ей другого англичанина, с которым она была знакома пять лет назад, хотя Алек совсем не был мягким и доброжелательным, как Рэнд Беркли.
– Что это? – спросил он, остановившись в нескольких шагах.
– Это для лорда Саквиля, – ответила Мира и прикусила язык, поняв, что проболталась, стараясь спрятать в руках корень.
– Да? – заинтересовался Алек. – Что же это?
– Ничего.
– Мне кажется, что-то подобное я уже видел. Это корень мандрагоры, верно?
– Вы приехали только для того, чтобы мучить меня? – воскликнула Мира, пытаясь сбить его с толку. – Это.., это только для общего укрепления здоровья. Я единственная здесь, кто отваживается выкапывать их. Все остальные слишком суеверны.
– Почему? Разве это приводит к несчастью?
– Есть поверье, что этот корень вытаскивает черная собака, и если ты не превратишься в нее, то все равно станешь изгоем.
Следующие слова Алек произнес сквозь смех:
– Мандрагора. Если я не ошибаюсь, египтяне называли ее «двуногий мужской корень». То, что вы выкапываете ее, может плохо сказаться на вашей репутации.
– О моей репутации вам совершенно незачем беспокоиться. Она уже достаточно подорвана.
– Сокрушена, если говорить точнее.
– Вряд ли ваша безупречна, – заметила она.
– Плохая репутация – это фамильная черта, – ответил Алек, прислоняясь к наклоненному стволу дерева и лениво скрещивая длинные ноги. – Без этого я не был бы Фолкнером. У всех нас, даже у матери, тяжелый характер.
В особенности у матери – Джулианы Перкин Фолкнер, объявившей перед его отъездом из Гамильтоншира, что надеется вскоре услышать о нем в связи с какой-нибудь скандальной историей. "Ты надолго притих после смерти двоюродного брата, – напутствовала она сурово. – Я всегда одобряла выходки и буйства моих мальчиков.
Это оздоравливает их натуру. Я растила тебя не для тихой жизни и сейчас не собираюсь с этим мириться". Его мать, острая на язык, умная и агрессивная, с сердцем, которое он считал мягким, хотя никогда не был абсолютно уверен в этом.
– У вас большая семья? – поинтересовалась Мира, срывая стебелек кориандра с розовым цветком и искоса глядя на Алека.
– Очень большая и очень эксцентричная.
Мира рассмеялась свободно и естественно, так не похоже на манерное хихиканье, которое он привык слышать от женщин.
– В каком смысле эксцентричная?
– Мне кажется, мы собрали все возможные грехи.
– И в чем же состоит ваш грех? – спросила она. Во взгляде ее кофейных глаз читалось требование говорить правду.
Алек слегка улыбнулся и, отойдя от дерева, возвратился к Соверену. Мира в молчании ожидала, ответит он или нет.
Привычным движением Алек вспрыгнул в седло; солнечный свет заиграл на его волосах, когда он склонил голову и посмотрел на нее.
– Я никогда не спрашиваю разрешения.
– О, предполагаю… Это должно доставлять вам неприятности, не так ли?
– В том, что касается вас, думаю, да, – мягко сказал он и тронул каблуками бока коня.
Взволнованная, Мира даже не смогла попрощаться.
«Ты узнаешь новое о себе самой, – мысленно строго выговаривала она. – Я не знала, что твое тщеславие так велико, что ты хочешь выглядеть привлекательной даже для мужчины, который тебе неприятен! Может быть, ты даже не увидишь его сегодня!» И, стиснув зубы, она обвязывала свои блестящие волосы обычной лентой и отправлялась в лес.
С каждым днем становилось все холоднее – еще одна причина для Миры наслаждаться последними утренними прогулками, пока их не придется совсем отменить. Лес, граничивший с лужайками и садами Саквиль-Мэнора, был густым и таинственным. Казалось, будто в нем могут ожить самые фантастические мысли и мечты. Ее встречали поляны папоротника, покрывавшего землю, душистый золотой ковер из сосновых иголок, сквозь который пробивались мох и маленькие яркие цветы, наполнявшие воздух своим ароматом. Утро было туманным, небо заслоняли ветвистые деревья, но кое-где пятна солнечного света золотили землю. Оглядевшись, Мира села на большой камень и обхватила руками колени.
Когда Алек увидел Миру, он пожалел, что позволил себе снова искать ее. Надо придумать какой-нибудь способ избавиться от этого проклятого очарования. Уже после первой встречи мысли о ней нарушали сон, он непроизвольно сравнивал ее с женщинами, которые могли бы его интересовать, и пришел к выводу, что ему нужна только она. К своему ужасу, он начал понимать, что страсть к ней не мимолетна.
Спрыгнув с коня, Алек привязал повод к тонкому молодому деревцу и тихо подошел к Мире, которая, казалось, не замечала его. Продолжая смотреть вдаль, она заговорила:
– Я слышала, что лису вчера не поймали.
– Мы загнали ее в нору.
– Лорд Саквиль рассказывал, что многие хотели раскопать ее, но вы убедили этого не делать.
– Да, – ответил Алек, прислоняясь к дереву сильным плечом и смотря на нее своим странным туманно-серым взглядом, который вызвал легкий румянец на ее щеках. – Это не по правилам – раскапывать нору, если лиса нашла место, где спрятаться.
– Неожиданная демонстрация благородства с вашей стороны, – заметила она задумчиво.
– Учитывая ваше отношение ко мне, очевидно, все симпатии на стороне лисы, – парировал Алек с язвительной улыбкой. Мира молча кивнула. – Сегодня вы без книги?
– Да.
– Никаких странных корней и маленьких цветов?
– Нет, я запаслась всем необходимым, – ответила она, забавляясь его попытками поддразнить ее.
– Где вы научились таким вещам?
– Меня всегда интересовало, как лечить недуги. – Ее мягкие губы дрогнули. – Путешествуя по Франции, я запоминала очень много средств и приемов народной медицины, – Она помолчала, ее глаза блеснули. – У меня прекрасная память. Я очень редко забываю то, что видела, и то, что мне говорили.
– Значит, где-то в вашей памяти хранятся воспоминания о том, откуда вы прибыли, – продолжал Алек, игнорируя ее последнюю фразу. – Умоляю, скажите, где ваш дом, помимо Саквиль-Мэнора.
Он задал этот вопрос, хотя знал, что она не ответит.
– Мой дом везде, – сказала Мира тихо. Растерянное выражение ее блестящих глаз произвело на Алека сильное впечатление. – Я пришла из ниоткуда. Я не принадлежу никому. – Тон, которым она это сказала, был искренним и провокационным одновременно, будто ей нравилось таким образом избегать его вопросов.
– Вы принадлежите тому, кто вам платит.
– Я? – переспросила Мира, не задетая его вспыльчивостью. – Я принадлежу Саквилю?
– Это зависит от вашей верности.
– У меня очень строгое отношение к верности. Так что, думаю, принадлежу ему. Вы нахмурились… Разве вы не это хотели услышать? Уверена, что вы можете оценить мои слова, потому что хорошо знаете, что такое верность. Вы так верны правилам охоты, что не стали разрывать лисью нору, невзирая на то, как собаки и ваши друзья жаждали крови…
Вы так верны своему другу, что не пытаетесь отбить у него женщину.., хотя, возможно, хотите ее сами.
Алек сжал губы, его глаза вспыхнули странным серебряным светом.
– Я не хочу вас, – пробормотал он. – Но было бы хорошо перекинуть вас поперек колена и отшлепать за эту непочтительность, маленький чертенок.
– Что же вас останавливает?
Это было состязание в выдержке. Алек что-то невнятно бормотал, преодолевая участившееся дыхание. Он посмотрел Мире в лицо, и она провоцирующе улыбнулась с выражением ребенка, который поджег фитиль и теперь ожидает взрыва. Неожиданно его гнев стал проходить, – Удивляюсь, – сказал он, – что вы до сих пор не довели Саквиля до апоплексического удара.
– Лорд Саквиль считает, что беседы со мной очень успокаивают.
– В таком случае я непростительно ошибался.
Не в силах сдержаться. Мира расхохоталась, пряча лицо в колени, и мягкий смех Алека восхитительно легко звучал в ее ушах.
– Кажется, я недооценивала вас, милорд, – приглушенно сказала она, потом подняла голову и посмотрела на него сияющим и пронизывающим взглядом.
– Что вы имеете в виду?
– До сих пор я думала, что вы просто надутый, уверенный в своей правоте зануда.
– А сейчас?
– Вы не надутый, и не зануда.
Алек прекрасно умел скрывать свои эмоции; на его лице нельзя было прочесть ничего. Молчание затянулось, и Мира чувствовала, что зашла слишком далеко. Наверное, он разозлился на нее. Его характер был непредсказуемым и вспыльчивым… Она подумала, что никто не стал бы задаваться целью испытывать его терпение.
– Но вы все же думаете, что я всегда уверен в собственной правоте? – прервав молчание, поинтересовался он.
– А разве нет? – задала она встречный вопрос. – Вы очень быстро определяетесь в своих мнениях и, однажды решив, не меняете их. – Мира была уверена, что он самый добрый из знакомых ей людей, что он без колебаний встанет на защиту тех, кого любит, и будет бороться с врагами до последнего вздоха. – Это весьма опасный недостаток. Мне кажется, что в один прекрасный день вы можете потерять что-то очень важное только из-за того, что это не укладывается в схему ваших представлений.
– Почему вы это говорите? – прошептал он.
Увидев его таким взволнованным и сердитым, Мира поняла, что задела больное место.
– Я.., я не знала.., я думала…
– Один человек в свое время сказал мне те же самые слова.
– Кто?
– Мой двоюродный брат.
– Тот, который.., который погиб на дуэли? – робко спросила Мира.
Алек посмотрел на нее с такой острой болью, что она пожалела, что не промолчала.
– Это была не дуэль. Я нашел его в переулке избитым до смерти.
Алек закрыл глаза, не в силах отбросить воспоминания, наполнявшие его душу мраком – Холт, почти зеркальное отражение: те же черные волосы и хорошо узнаваемые фолкнеровские черты. С детства они всегда выручали друг друга и доверяли друг другу больше, чем родные братья. Холт был более жизнерадостным, чем Алек – менее саркастичным в разговоре, более беззаботным, более мягким с людьми. Он был единственным, кто мог заставить Алека вдруг рассмеяться посреди внушающего страх приступа ярости. Да, это был особенный талант Холта – видеть иронию жизни и слабость человеческой натуры и помогать людям, несмотря на их недостатки. И он и Алек были готовы умереть друг за друга; их связывали прочные и глубокие отношения, потому что они оба были Фолкнерами и потому, что они понимали друг друга.
После того как Холт не появился в известном лондонском трактире «Раммера», где они договорились встретиться, Алек стал искать кузена, отправив всех друзей прочесывать темные улицы и переулки. Алек первым нашел его. О Боже!
Его тело было неестественно распростерто на земле… Алек закрыл его лицо простым льняным носовым платком. Ему вспомнились ссадины и кровь всюду, судорожно сжатые руки Холта. Алек не походил сам на себя. Он упал на колени и выл от горя, не в силах остановиться даже тогда, когда почувствовал, что друзья пытаются оттащить его от искалеченного тела. Некоторые из них до сих пор избегают встречи с ним даже теперь, по прошествии стольких месяцев после случившегося. На месяц погрузившись в мрачную угрюмость, он возненавидел весь мир и себя самого. Если бы он только знал… Если бы мог помочь Холту… Но даже осознав случившееся и поняв, что жизнь продолжается и надо жить дальше, Алек чувствовал, как его мучает вопрос, на который он не находил ответа. Кто убил Холта и за что? Господи, почему деньги и ценности Холта остались нетронутыми? Все, что было при нем, осталось, даже золотой фамильный медальон, который он всегда носил на шее. Убить Холта – вот все, что требовалось от неизвестного наемного убийцы.
Неожиданно Алек понял, почему его так необъяснимо тянуло к любовнице Саквиля. Она смеялась над ним так же, как Холт, не боясь дразнить его, не боясь вызвать гнев.
«Как бы ты смеялся, Холт, – печально подумал он. – В конце концов я встретил женщину, которая могла бы составить мне прекрасную пару, с ангельским лицом и более соблазнительную, чем сам грех… Но она уже принадлежит другому мужчине».
– Мне нужно идти, – медленно произнес он, и Мира молча кивнула.
«Этот человек не умеет сдерживаться», – подумала она, глядя, как быстро он ускакал, будто его преследовал сам дьявол.
Когда все расположились, чтобы отдохнуть и насладиться вечером, Алек, к своему неудовольствию, обнаружил, что Клара Элесмер сумела занять место рядом с ним. Это была абсолютно безнравственная, равнодушная к любым, кроме своих собственных, потребностям и желаниям ненасытная женщина, стремившаяся наслаждаться всеми возможными физическими удовольствиями. Вероятно, единственным человеком, чье мнение для нее хоть что-то значило, был ее муж, который казался безразличным к достойным осуждения увлечениям жены. Иногда, взглянув на лорда Элесмера, она могла прекратить флиртовать, полушутя, полусерьезно смиренная выражением его лица, которое никогда не выражало реакции на ее поступки. Все надеялись, что в один прекрасный день лорд Элесмер возьмет свою жену за руку и либо высечет ее, либо посадит на привязь. Ее выходки менялись от смешных до несносных. Она переспала не меньше чем с половиной мужчин, находившихся в гостиной, – немалый подвиг, учитывая количество собравшихся; и Алек только жалел, что был одним из них.
Ночь, проведенная с Кларой два года назад, была ошибкой. Она могла хорошо развлечь в постели, но Алек находил все ее сексуальные упражнения удивительно плоскими, возбуждающими только тело. После той ночи он уже не испытывал к ней влечения, хотя она не скрывала, что увлечена им. Клара была красивой и бессовестной женщиной, одинокой и сильной, которая использовала мужчин и которую использовали они. Ей было нечего предложить, кроме красивого ухоженного тела – плохой замены настоящей женщины с искренними чувствами.
– Вам все еще нравится охота? – спросила она нежным голоском.
– А вам? – задал встречный вопрос Алек.
Клара весело рассмеялась.
– Я слышала, вам сопутствовал немалый успех, лорд Фолкнер.
– Успех – возможно, но удовольствия мало, – ответил он, останавливая взгляд серых глаз на рояле, за которым начала играть графиня Шресбери.
– Какая ирония! – Завлекающая улыбка играла на алых губах Клары. – Я чувствую то же самое. – И, заговорщически понизив голос, продолжала:
– Но я не забыла источник удовольствия, Алек, а ты умеешь доставить много удовольствия. – Она придвинулась ближе и зашептала:
– Ты вспоминаешь ночь, которую мы провели вместе? Это возможно снова.., например, сегодня. Я помню все, что мы делали, и каждый раз, когда я смотрю на тебя, воспоминания становятся…
– Уверен, у вас множество таких воспоминаний, – прервал ее сладкую речь Алек, растягивая слова. – Вы не путаете меня с кем-нибудь еще?
– Нет… Я никогда не забуду тебя, Алек, – сказала миссис Элесмер и, двигаясь со свойственной ей кошачьей манерой, встала, чтобы выйти из комнаты. – Извините, mon chеr… я скоро вернусь.
Когда Клара удалилась, сидевший слева от Алека лорд Саквиль хлопнул его по плечу.
– Леди Элесмер вернется ночью? – спросил Саквиль.
– К сожалению, нет… А если даже и так, это будет без меня.
– Бедняга… Когда я тебе советовал найти женщину, я имел в виду не такую.
– Я хорошо знаю, какая женщина мне нужна, – сухо уверил его Алек.
Вдруг посреди не совсем искренних аплодисментов в адрес игры леди Шресбери раздался голос сквайра Осбалдестона:
– Я предлагаю, чтобы моя жена, леди Осбалдестон, спела нам!
Лицо сквайра было красным от слишком большого количества выпитого вина.
Алек тяжело вздохнул, глубже усевшись в кресле.
– Бедная овечка… Что ты здесь делаешь?
Мира обернулась и прямо перед собой увидела леди Элесмер. Улыбка Миры моментально исчезла. Леди Элесмер подошла ближе к двери, наклоняя свою голову с гладко уложенными светлыми волосами, чтобы лучше слышать ужасающие усилия певицы, исполнявшей последний куплет.
– Не слишком воодушевляет, не правда ли? – спросила она. – Но не многие столь же талантливы, как ты, моя крошка.
– Миледи, – начала Мира, – извините, но…
– Почему же ты слушаешь в одиночестве? – сладким голосом продолжала леди Элесмер. – Ты тоже должна быть там вместе со всеми нами, помогая исполнителям.
– Нет, мне надо… – Мира не договорила, почувствовав, что ее запястье сжато цепкой железной хваткой. – О… Что вы делаете?
Через дверь доносился приглушенный шум аплодисментов, – Пойдем, я буду сопровождать тебя, – сказала леди Элесмер; ее глаза горели недобрым огнем.
– Нет! – Мира в испуге пыталась освободить руку, но противница оказалась неожиданно сильной. – Пустите меня!
Клара ринулась открывать двери, толкнув их так, что они с размаху ударились о стену. Этот звук привлек всеобщее внимание, и Мира задрожала, когда море голов обратилось в их сторону. Она никогда не видела сразу столько лиц и столько глаз, направленных на нее.
– Входи, овечка, – промурлыкала леди Элесмер, таща ее за собой.
Когда собравшиеся в гостиной начали понимать, кто она такая, шепот и шушуканье множества людей окружил и Миру.
Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Потом звуки стихли, и молчание показалось еще более ужасным.
– Лорд Саквиль, – произнесла леди Элесмер, растягивая красные губы в сладкой улыбке. – Вот гостья, с которой мы еще не познакомились. Она слушала за дверью, тогда как, я уверена, вы бы желали, чтобы она участвовала в наших вечерах.
Лорд Саквиль медленно поднялся, в то время как Каролина Лэмб и некоторые другие женщины хихикали, прикрывая губы веерами. Какой скандал! Только Клара Элесмер могла осмелиться притащить загадочную любовницу Саквиля в респектабельное общество, и только Клара могла сделать, это с таким злым весельем.
Туман перед глазами Миры исчез, когда она услышала смеющиеся женские голоса. Она почувствовала, что в глубине ее души собирается холодный гнев, который побеждает жар стыда. Она заметила, что лорд Саквиль выглядит несколько раздосадованным. Человеку, отчаянно боявшемуся уронить собственное достоинство, ему больше всего не хотелось показаться смешным. Рядом с ним с непроницаемым лицом и плотно сжатыми губами сидел Алек Фолкнер. Мира встретила взгляд его серых глаз, прочтя в нем незнакомое теплое чувство. Она поняла, что достаточно подать хотя бы один знак, и он поможет ей. Но Мира ни за что на свете не станет просить его о помощи – ни его, ни кого-либо другого.
Он взглянул на обложку книги.
– Джейн Остен. «Нортанджерское аббатство». Удивительно…
– Почему?
– Я ожидал, – язвительно ответил Алек, – что-нибудь в духе «Обманутых ожиданий» или «Бедной девушки и ее благодетелей».
Своим замечанием он хотел разозлить Миру – это были глупые романы, популярные в то время среди женщин, приглашенных на охоту. Она натянуто улыбнулась, но, увидев появившийся в его глазах блеск, рассмеялась.
– Нет, – ответила она, – но признаюсь, что мне недавно доставили экземпляр «Современных нравов» со строгим наказом внимательно прочесть.
Алек улыбнулся.
– Действительно? Не могу представить, зачем вам это.
– Может быть, вы захотите попросить ее, после того как я прочту? – предложила Мира.
– О.., какое милое предложение, – ответил Алек с изысканной любезностью. – Боюсь, что мои нравы слишком устоялись, чтобы меняться…
– Жаль.
– К сожалению. – В его глазах пропал холодный блеск, когда он взглянул на нее. – Вы любите читать?
– Да, мне нравится практически все. Но Джейн Остен – моя любимая писательница.
– Почему?
Лицо Миры стало отстраненным. Она вспомнила долгие тихие летние дни в маленькой французской деревне в Анжу.., когда ей было пятнадцать лет и Розали Белью учила ее английскому. Они беседовали о поэзии, обсуждали статьи в газетах и романы Дефо и Аддисона, пока смех или солнечный зайчик, упавший на страницы, не прерывал их.
С помощью Розали Мира расширила свои начальные знания в чтении и письме. Мира была жадной до знаний, она хотела учиться и очень быстро усваивала уроки. Пять лет назад, когда она была Мирей Жермен, девочкой, влюбленной в жизнь, преданно любящей своего брата, еще не знающей о том, что он собирался предать их всех – Миру, Розали и Рэнда Беркли.
– Я читала ее книги, когда жила во Франции, – объяснила Мира. – Они дали мне представление о том, каковы англичане, – Неглубокие? – поинтересовался Алек. – Материалисты.., ищущие удовольствий?
Мира понимала, что он пытается поймать ее на слове.
Не зная, какого ответа он ожидает, она тщательно подбирала слова.
– Проведя здесь некоторое время, я поняла, что в ее книгах реализма куда меньше, чем сатиры. Но иногда образ англичан кажется очень точным. Бывает, что англичане ведут себя очень странно, и их трудно понять. В редких случаях вы открытые люди.
– А французы открытые?
– Те, кого я знала, да.
– А с какими людьми вы общались во Франции?
– Я думаю, вы уже знаете, – ответила она, встретив его пристальный взгляд. – Очевидно, что я не благородного происхождения. Очевидно, что мое прошлое отличается от вашего и я не являюсь особой голубой крови, как вы.
– Это не очевидно, – медленно произнес Алек. – Я не ожидал бы встретить у простой деревенщины такой гордый вид.
Мира рассмеялась:
– Деревенщина…Сколько в этом снобизма!
Выражение лица Алека стало удивленным. Наглая девчонка! Вряд ли кто-нибудь осмелился бы в лицо критиковать его, в особенности женщина ее положения. А она сидит здесь и дразнит его озорным блеском своих глаз.
– Почему вы так удивлены? – невинно спросила она. – Разве у деревенщины не может быть гордости?
– Конечно, может. – На его красивое лицо набежала хмурая тень.
– Я думаю, у деревенщины гораздо больше прав гордиться собой, чем у вас, – продолжала Мира, дерзко улыбаясь и еще больше раздражая и провоцируя его, получая от этого невероятное удовольствие. – Гораздо большая заслуга – суметь прокормить семью и вырастить детей, чем посещать бесконечные балы, выезды и собрания. Гораздо более оправдана охота, цель которой – добыть пищу, чем затеянная ради того, чтобы загнать несчастную лису.
– Похоже, что у вас большой опыт жизни среди добродетельных бедняков и падших богачей, – проговорил Алек. – Очевидно, именно их общество вы предпочитаете.
Хорошее настроение Миры моментально исчезло – стрела попала точно в цель. Ей следовало подумать, прежде чем скрещивать шпаги в словесной баталии с таким человеком, как Алек Фолкнер. Что случилось с ней? Зачем она пыталась дразнить его? Она опустила голову, не в силах поднять глаза.
– Я предпочитаю не ваше общество, – сдавленно произнесла она. – Вы уедете или мне уйти?
Алек развернул Соверена, прежде чем она успела закончить фразу.
– Я надеюсь на продолжение нашего разговора.
Сказав это, он ускакал.
* * *
На следующий день Мира нашла для прогулки другое место, но не удивилась, заслышав стук копыт и небрежно обратившийся к ней мужской голос:– Неужели вас так плохо кормят, что приходится собирать коренья и травы, чтобы дополнить рацион?
Мира обернулась; на ее лице появилась улыбка. Нежная щека была запачкана землей, в руках она держала корень странной формы. Она была похожа на непослушного ребенка, который играл в грязи. Но о том, что она не ребенок, говорили упругие формы груди, скрытой корсажем ее необычного платья, и стройные ноги, видные из-под укороченной юбки. Пышные темные локоны, мягко обрамлявшие лицо, выбились из-под широкой ленты; локоны, вызывавшие у мужчины желание погрузить в них пальцы и нежно привлечь к себе для поцелуя.
– Я начинаю подозревать, что вы преследуете меня.
– Лес слишком мал, – ответил Алек, легко спрыгивая с коня и еле удерживаясь от порыва подойти и вытереть землю с ее щеки. – Совершенно невозможно избежать встречи с вами.
Алек подошел ближе, но Мира поспешно отвернулась и стала внимательно рассматривать растения. Каждый раз, когда она его видела, он казался все более привлекательным. Несмотря на уверенность в том, что испытывает к нему антипатию, Мира не могла не замечать впечатления, которое он производил на нее. Ее необъяснимо влекло к этому мужчине. Может быть, потому, что он чем-то напоминал ей другого англичанина, с которым она была знакома пять лет назад, хотя Алек совсем не был мягким и доброжелательным, как Рэнд Беркли.
– Что это? – спросил он, остановившись в нескольких шагах.
– Это для лорда Саквиля, – ответила Мира и прикусила язык, поняв, что проболталась, стараясь спрятать в руках корень.
– Да? – заинтересовался Алек. – Что же это?
– Ничего.
– Мне кажется, что-то подобное я уже видел. Это корень мандрагоры, верно?
– Вы приехали только для того, чтобы мучить меня? – воскликнула Мира, пытаясь сбить его с толку. – Это.., это только для общего укрепления здоровья. Я единственная здесь, кто отваживается выкапывать их. Все остальные слишком суеверны.
– Почему? Разве это приводит к несчастью?
– Есть поверье, что этот корень вытаскивает черная собака, и если ты не превратишься в нее, то все равно станешь изгоем.
Следующие слова Алек произнес сквозь смех:
– Мандрагора. Если я не ошибаюсь, египтяне называли ее «двуногий мужской корень». То, что вы выкапываете ее, может плохо сказаться на вашей репутации.
– О моей репутации вам совершенно незачем беспокоиться. Она уже достаточно подорвана.
– Сокрушена, если говорить точнее.
– Вряд ли ваша безупречна, – заметила она.
– Плохая репутация – это фамильная черта, – ответил Алек, прислоняясь к наклоненному стволу дерева и лениво скрещивая длинные ноги. – Без этого я не был бы Фолкнером. У всех нас, даже у матери, тяжелый характер.
В особенности у матери – Джулианы Перкин Фолкнер, объявившей перед его отъездом из Гамильтоншира, что надеется вскоре услышать о нем в связи с какой-нибудь скандальной историей. "Ты надолго притих после смерти двоюродного брата, – напутствовала она сурово. – Я всегда одобряла выходки и буйства моих мальчиков.
Это оздоравливает их натуру. Я растила тебя не для тихой жизни и сейчас не собираюсь с этим мириться". Его мать, острая на язык, умная и агрессивная, с сердцем, которое он считал мягким, хотя никогда не был абсолютно уверен в этом.
– У вас большая семья? – поинтересовалась Мира, срывая стебелек кориандра с розовым цветком и искоса глядя на Алека.
– Очень большая и очень эксцентричная.
Мира рассмеялась свободно и естественно, так не похоже на манерное хихиканье, которое он привык слышать от женщин.
– В каком смысле эксцентричная?
– Мне кажется, мы собрали все возможные грехи.
– И в чем же состоит ваш грех? – спросила она. Во взгляде ее кофейных глаз читалось требование говорить правду.
Алек слегка улыбнулся и, отойдя от дерева, возвратился к Соверену. Мира в молчании ожидала, ответит он или нет.
Привычным движением Алек вспрыгнул в седло; солнечный свет заиграл на его волосах, когда он склонил голову и посмотрел на нее.
– Я никогда не спрашиваю разрешения.
– О, предполагаю… Это должно доставлять вам неприятности, не так ли?
– В том, что касается вас, думаю, да, – мягко сказал он и тронул каблуками бока коня.
Взволнованная, Мира даже не смогла попрощаться.
* * *
Вот уже четвертое утро Мира сердилась на себя за то, что она, сама не желая того, все же ждала появления Алека. Перед тем как выйти из дома, она несколько минут размышляла перед зеркалом, не сделать ли более изысканную и красивую прическу, чем просто обвязать волосы лентой, а потом ругала себя за то, что думает о таких пустяках.«Ты узнаешь новое о себе самой, – мысленно строго выговаривала она. – Я не знала, что твое тщеславие так велико, что ты хочешь выглядеть привлекательной даже для мужчины, который тебе неприятен! Может быть, ты даже не увидишь его сегодня!» И, стиснув зубы, она обвязывала свои блестящие волосы обычной лентой и отправлялась в лес.
С каждым днем становилось все холоднее – еще одна причина для Миры наслаждаться последними утренними прогулками, пока их не придется совсем отменить. Лес, граничивший с лужайками и садами Саквиль-Мэнора, был густым и таинственным. Казалось, будто в нем могут ожить самые фантастические мысли и мечты. Ее встречали поляны папоротника, покрывавшего землю, душистый золотой ковер из сосновых иголок, сквозь который пробивались мох и маленькие яркие цветы, наполнявшие воздух своим ароматом. Утро было туманным, небо заслоняли ветвистые деревья, но кое-где пятна солнечного света золотили землю. Оглядевшись, Мира села на большой камень и обхватила руками колени.
Когда Алек увидел Миру, он пожалел, что позволил себе снова искать ее. Надо придумать какой-нибудь способ избавиться от этого проклятого очарования. Уже после первой встречи мысли о ней нарушали сон, он непроизвольно сравнивал ее с женщинами, которые могли бы его интересовать, и пришел к выводу, что ему нужна только она. К своему ужасу, он начал понимать, что страсть к ней не мимолетна.
Спрыгнув с коня, Алек привязал повод к тонкому молодому деревцу и тихо подошел к Мире, которая, казалось, не замечала его. Продолжая смотреть вдаль, она заговорила:
– Я слышала, что лису вчера не поймали.
– Мы загнали ее в нору.
– Лорд Саквиль рассказывал, что многие хотели раскопать ее, но вы убедили этого не делать.
– Да, – ответил Алек, прислоняясь к дереву сильным плечом и смотря на нее своим странным туманно-серым взглядом, который вызвал легкий румянец на ее щеках. – Это не по правилам – раскапывать нору, если лиса нашла место, где спрятаться.
– Неожиданная демонстрация благородства с вашей стороны, – заметила она задумчиво.
– Учитывая ваше отношение ко мне, очевидно, все симпатии на стороне лисы, – парировал Алек с язвительной улыбкой. Мира молча кивнула. – Сегодня вы без книги?
– Да.
– Никаких странных корней и маленьких цветов?
– Нет, я запаслась всем необходимым, – ответила она, забавляясь его попытками поддразнить ее.
– Где вы научились таким вещам?
– Меня всегда интересовало, как лечить недуги. – Ее мягкие губы дрогнули. – Путешествуя по Франции, я запоминала очень много средств и приемов народной медицины, – Она помолчала, ее глаза блеснули. – У меня прекрасная память. Я очень редко забываю то, что видела, и то, что мне говорили.
– Значит, где-то в вашей памяти хранятся воспоминания о том, откуда вы прибыли, – продолжал Алек, игнорируя ее последнюю фразу. – Умоляю, скажите, где ваш дом, помимо Саквиль-Мэнора.
Он задал этот вопрос, хотя знал, что она не ответит.
– Мой дом везде, – сказала Мира тихо. Растерянное выражение ее блестящих глаз произвело на Алека сильное впечатление. – Я пришла из ниоткуда. Я не принадлежу никому. – Тон, которым она это сказала, был искренним и провокационным одновременно, будто ей нравилось таким образом избегать его вопросов.
– Вы принадлежите тому, кто вам платит.
– Я? – переспросила Мира, не задетая его вспыльчивостью. – Я принадлежу Саквилю?
– Это зависит от вашей верности.
– У меня очень строгое отношение к верности. Так что, думаю, принадлежу ему. Вы нахмурились… Разве вы не это хотели услышать? Уверена, что вы можете оценить мои слова, потому что хорошо знаете, что такое верность. Вы так верны правилам охоты, что не стали разрывать лисью нору, невзирая на то, как собаки и ваши друзья жаждали крови…
Вы так верны своему другу, что не пытаетесь отбить у него женщину.., хотя, возможно, хотите ее сами.
Алек сжал губы, его глаза вспыхнули странным серебряным светом.
– Я не хочу вас, – пробормотал он. – Но было бы хорошо перекинуть вас поперек колена и отшлепать за эту непочтительность, маленький чертенок.
– Что же вас останавливает?
Это было состязание в выдержке. Алек что-то невнятно бормотал, преодолевая участившееся дыхание. Он посмотрел Мире в лицо, и она провоцирующе улыбнулась с выражением ребенка, который поджег фитиль и теперь ожидает взрыва. Неожиданно его гнев стал проходить, – Удивляюсь, – сказал он, – что вы до сих пор не довели Саквиля до апоплексического удара.
– Лорд Саквиль считает, что беседы со мной очень успокаивают.
– В таком случае я непростительно ошибался.
Не в силах сдержаться. Мира расхохоталась, пряча лицо в колени, и мягкий смех Алека восхитительно легко звучал в ее ушах.
– Кажется, я недооценивала вас, милорд, – приглушенно сказала она, потом подняла голову и посмотрела на него сияющим и пронизывающим взглядом.
– Что вы имеете в виду?
– До сих пор я думала, что вы просто надутый, уверенный в своей правоте зануда.
– А сейчас?
– Вы не надутый, и не зануда.
Алек прекрасно умел скрывать свои эмоции; на его лице нельзя было прочесть ничего. Молчание затянулось, и Мира чувствовала, что зашла слишком далеко. Наверное, он разозлился на нее. Его характер был непредсказуемым и вспыльчивым… Она подумала, что никто не стал бы задаваться целью испытывать его терпение.
– Но вы все же думаете, что я всегда уверен в собственной правоте? – прервав молчание, поинтересовался он.
– А разве нет? – задала она встречный вопрос. – Вы очень быстро определяетесь в своих мнениях и, однажды решив, не меняете их. – Мира была уверена, что он самый добрый из знакомых ей людей, что он без колебаний встанет на защиту тех, кого любит, и будет бороться с врагами до последнего вздоха. – Это весьма опасный недостаток. Мне кажется, что в один прекрасный день вы можете потерять что-то очень важное только из-за того, что это не укладывается в схему ваших представлений.
– Почему вы это говорите? – прошептал он.
Увидев его таким взволнованным и сердитым, Мира поняла, что задела больное место.
– Я.., я не знала.., я думала…
– Один человек в свое время сказал мне те же самые слова.
– Кто?
– Мой двоюродный брат.
– Тот, который.., который погиб на дуэли? – робко спросила Мира.
Алек посмотрел на нее с такой острой болью, что она пожалела, что не промолчала.
– Это была не дуэль. Я нашел его в переулке избитым до смерти.
Алек закрыл глаза, не в силах отбросить воспоминания, наполнявшие его душу мраком – Холт, почти зеркальное отражение: те же черные волосы и хорошо узнаваемые фолкнеровские черты. С детства они всегда выручали друг друга и доверяли друг другу больше, чем родные братья. Холт был более жизнерадостным, чем Алек – менее саркастичным в разговоре, более беззаботным, более мягким с людьми. Он был единственным, кто мог заставить Алека вдруг рассмеяться посреди внушающего страх приступа ярости. Да, это был особенный талант Холта – видеть иронию жизни и слабость человеческой натуры и помогать людям, несмотря на их недостатки. И он и Алек были готовы умереть друг за друга; их связывали прочные и глубокие отношения, потому что они оба были Фолкнерами и потому, что они понимали друг друга.
После того как Холт не появился в известном лондонском трактире «Раммера», где они договорились встретиться, Алек стал искать кузена, отправив всех друзей прочесывать темные улицы и переулки. Алек первым нашел его. О Боже!
Его тело было неестественно распростерто на земле… Алек закрыл его лицо простым льняным носовым платком. Ему вспомнились ссадины и кровь всюду, судорожно сжатые руки Холта. Алек не походил сам на себя. Он упал на колени и выл от горя, не в силах остановиться даже тогда, когда почувствовал, что друзья пытаются оттащить его от искалеченного тела. Некоторые из них до сих пор избегают встречи с ним даже теперь, по прошествии стольких месяцев после случившегося. На месяц погрузившись в мрачную угрюмость, он возненавидел весь мир и себя самого. Если бы он только знал… Если бы мог помочь Холту… Но даже осознав случившееся и поняв, что жизнь продолжается и надо жить дальше, Алек чувствовал, как его мучает вопрос, на который он не находил ответа. Кто убил Холта и за что? Господи, почему деньги и ценности Холта остались нетронутыми? Все, что было при нем, осталось, даже золотой фамильный медальон, который он всегда носил на шее. Убить Холта – вот все, что требовалось от неизвестного наемного убийцы.
Неожиданно Алек понял, почему его так необъяснимо тянуло к любовнице Саквиля. Она смеялась над ним так же, как Холт, не боясь дразнить его, не боясь вызвать гнев.
«Как бы ты смеялся, Холт, – печально подумал он. – В конце концов я встретил женщину, которая могла бы составить мне прекрасную пару, с ангельским лицом и более соблазнительную, чем сам грех… Но она уже принадлежит другому мужчине».
– Мне нужно идти, – медленно произнес он, и Мира молча кивнула.
«Этот человек не умеет сдерживаться», – подумала она, глядя, как быстро он ускакал, будто его преследовал сам дьявол.
* * *
Зал, где все ужинали в тот вечер, был полон гостей, в воздухе носились ароматы кофе, чая и духов. Было одиннадцать часов, после охоты и визитов мужчины и женщины вновь собрались вместе за шикарным столом. Гостиная, оформленная в ярких, режущих глаз красных тонах, казалась Алеку наименее подходящим местом для того, чтобы проводить в ней время после ужина. Темный, витиеватый орнамент – сочетание малинового с золотом – кружась, без конца повторялся на потолке и ковре. Высокие окна занавешены красными портьерами. Порхающие ангелы неслись по аляповато расписанному потолку с лепкой. Оформление гостиной казалось излишним и лишенным всякого вкуса и простоты.Когда все расположились, чтобы отдохнуть и насладиться вечером, Алек, к своему неудовольствию, обнаружил, что Клара Элесмер сумела занять место рядом с ним. Это была абсолютно безнравственная, равнодушная к любым, кроме своих собственных, потребностям и желаниям ненасытная женщина, стремившаяся наслаждаться всеми возможными физическими удовольствиями. Вероятно, единственным человеком, чье мнение для нее хоть что-то значило, был ее муж, который казался безразличным к достойным осуждения увлечениям жены. Иногда, взглянув на лорда Элесмера, она могла прекратить флиртовать, полушутя, полусерьезно смиренная выражением его лица, которое никогда не выражало реакции на ее поступки. Все надеялись, что в один прекрасный день лорд Элесмер возьмет свою жену за руку и либо высечет ее, либо посадит на привязь. Ее выходки менялись от смешных до несносных. Она переспала не меньше чем с половиной мужчин, находившихся в гостиной, – немалый подвиг, учитывая количество собравшихся; и Алек только жалел, что был одним из них.
Ночь, проведенная с Кларой два года назад, была ошибкой. Она могла хорошо развлечь в постели, но Алек находил все ее сексуальные упражнения удивительно плоскими, возбуждающими только тело. После той ночи он уже не испытывал к ней влечения, хотя она не скрывала, что увлечена им. Клара была красивой и бессовестной женщиной, одинокой и сильной, которая использовала мужчин и которую использовали они. Ей было нечего предложить, кроме красивого ухоженного тела – плохой замены настоящей женщины с искренними чувствами.
– Вам все еще нравится охота? – спросила она нежным голоском.
– А вам? – задал встречный вопрос Алек.
Клара весело рассмеялась.
– Я слышала, вам сопутствовал немалый успех, лорд Фолкнер.
– Успех – возможно, но удовольствия мало, – ответил он, останавливая взгляд серых глаз на рояле, за которым начала играть графиня Шресбери.
– Какая ирония! – Завлекающая улыбка играла на алых губах Клары. – Я чувствую то же самое. – И, заговорщически понизив голос, продолжала:
– Но я не забыла источник удовольствия, Алек, а ты умеешь доставить много удовольствия. – Она придвинулась ближе и зашептала:
– Ты вспоминаешь ночь, которую мы провели вместе? Это возможно снова.., например, сегодня. Я помню все, что мы делали, и каждый раз, когда я смотрю на тебя, воспоминания становятся…
– Уверен, у вас множество таких воспоминаний, – прервал ее сладкую речь Алек, растягивая слова. – Вы не путаете меня с кем-нибудь еще?
– Нет… Я никогда не забуду тебя, Алек, – сказала миссис Элесмер и, двигаясь со свойственной ей кошачьей манерой, встала, чтобы выйти из комнаты. – Извините, mon chеr… я скоро вернусь.
Когда Клара удалилась, сидевший слева от Алека лорд Саквиль хлопнул его по плечу.
– Леди Элесмер вернется ночью? – спросил Саквиль.
– К сожалению, нет… А если даже и так, это будет без меня.
– Бедняга… Когда я тебе советовал найти женщину, я имел в виду не такую.
– Я хорошо знаю, какая женщина мне нужна, – сухо уверил его Алек.
Вдруг посреди не совсем искренних аплодисментов в адрес игры леди Шресбери раздался голос сквайра Осбалдестона:
– Я предлагаю, чтобы моя жена, леди Осбалдестон, спела нам!
Лицо сквайра было красным от слишком большого количества выпитого вина.
Алек тяжело вздохнул, глубже усевшись в кресле.
* * *
Выходя из кухни. Мира услышала чью-то очень неудачную попытку петь. Посмеиваясь, она замедлила шаг и подошла к закрытым дверям гостиной. Возможно, это собрание объединяло наиболее богатых и элегантных аристократов Англии, но талантливы они явно не были. Голос, доносившийся из комнаты, был пронзительным и неровным; кто-то исполнял последнее стихотворение Байрона, положенное на музыку.– Бедная овечка… Что ты здесь делаешь?
Мира обернулась и прямо перед собой увидела леди Элесмер. Улыбка Миры моментально исчезла. Леди Элесмер подошла ближе к двери, наклоняя свою голову с гладко уложенными светлыми волосами, чтобы лучше слышать ужасающие усилия певицы, исполнявшей последний куплет.
– Не слишком воодушевляет, не правда ли? – спросила она. – Но не многие столь же талантливы, как ты, моя крошка.
– Миледи, – начала Мира, – извините, но…
– Почему же ты слушаешь в одиночестве? – сладким голосом продолжала леди Элесмер. – Ты тоже должна быть там вместе со всеми нами, помогая исполнителям.
– Нет, мне надо… – Мира не договорила, почувствовав, что ее запястье сжато цепкой железной хваткой. – О… Что вы делаете?
Через дверь доносился приглушенный шум аплодисментов, – Пойдем, я буду сопровождать тебя, – сказала леди Элесмер; ее глаза горели недобрым огнем.
– Нет! – Мира в испуге пыталась освободить руку, но противница оказалась неожиданно сильной. – Пустите меня!
Клара ринулась открывать двери, толкнув их так, что они с размаху ударились о стену. Этот звук привлек всеобщее внимание, и Мира задрожала, когда море голов обратилось в их сторону. Она никогда не видела сразу столько лиц и столько глаз, направленных на нее.
– Входи, овечка, – промурлыкала леди Элесмер, таща ее за собой.
Когда собравшиеся в гостиной начали понимать, кто она такая, шепот и шушуканье множества людей окружил и Миру.
Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Потом звуки стихли, и молчание показалось еще более ужасным.
– Лорд Саквиль, – произнесла леди Элесмер, растягивая красные губы в сладкой улыбке. – Вот гостья, с которой мы еще не познакомились. Она слушала за дверью, тогда как, я уверена, вы бы желали, чтобы она участвовала в наших вечерах.
Лорд Саквиль медленно поднялся, в то время как Каролина Лэмб и некоторые другие женщины хихикали, прикрывая губы веерами. Какой скандал! Только Клара Элесмер могла осмелиться притащить загадочную любовницу Саквиля в респектабельное общество, и только Клара могла сделать, это с таким злым весельем.
Туман перед глазами Миры исчез, когда она услышала смеющиеся женские голоса. Она почувствовала, что в глубине ее души собирается холодный гнев, который побеждает жар стыда. Она заметила, что лорд Саквиль выглядит несколько раздосадованным. Человеку, отчаянно боявшемуся уронить собственное достоинство, ему больше всего не хотелось показаться смешным. Рядом с ним с непроницаемым лицом и плотно сжатыми губами сидел Алек Фолкнер. Мира встретила взгляд его серых глаз, прочтя в нем незнакомое теплое чувство. Она поняла, что достаточно подать хотя бы один знак, и он поможет ей. Но Мира ни за что на свете не станет просить его о помощи – ни его, ни кого-либо другого.