Решила, все нормально – никто не знает, из какого сора растут сюжеты.
Следующий день. То есть нет, не следующий, а через полчаса
15 мая, пятница
Вторник, день
Вторник, вечер
Вадим
Что это было? Сочинил историю про какого-то мудака-писателя…
Уважаемый человек, известный человек, значительный человек, богатый, между прочим, человек врет как… как сивый мерин.
В этой истории все неправда – Успех и Падение, но, в сущности, что-то самое главное в ней было правдой… а, черт, без психоаналитика не разберешься… А так все вранье.
Зачем? Ну… ей так интересней.
Кстати, неплохая история сочинилась – можно где-нибудь использовать.
Следующий день. То есть нет, не следующий, а через полчаса
Вадим вернулся через полчаса.
– Я на минутку, не буду проходить, – сказал он в прихожей. – Я просто непрофессионально подошел к своему роману. У меня там было материала еще на десять книг, а я все это неэкономно использовал… и получилось, что я все написал, что знал…
Сказал, я была права насчет Нобелевской премии. Что успех – это всегда для кого-то, не для себя.
Думаю, успех – очень сложное дело. Я сказала:
– Если ты сделал что-то очень успешное, потом каждый новый шаг – как экзамен, от тебя ждут чего-то необыкновенного. И все время боишься, что экзамен не сдашь. Из-за этого Вы и не написали ничего… что хотели… кроме «Придурочных» и «Сумасшедших», а вовсе не из-за денег.
– Да?.. – удивился Вадим. – А откуда Вы знаете?..
Ну конечно, я знаю! Вот если бы «Варенье» имело огромный успех, я бы так волновалась, что не написала бы «Неопытное привидение», не говоря уж о «Кот открывает двери» и др.
– Вот и сейчас… – Вадим задумался, – делать что-нибудь стоящее или? За это время можно пять сериалов слепить. Я уж не говорю про деньги.
– Еще пять линий в каком-нибудь сериале или сделать что-то другое, стоящее? – переспросила я.
Вадим торопился – дела. Сказал, что все это к нему не относится, а рассказывает он мне все это просто потому, что проезжал мимо и очень торопится. Выпил еще кофе, подумал и рассказал продолжение своей истории, печальной и поучительной.
– Я был не то чтобы на дне жизни, но в неудачах. Но я – я никогда не был неудачником!!
Вадим – человек сильный. Не стал лелеять свои неудачи, а, наоборот, пытался догнать удачу.
– А как, как Вы пытались догнать удачу?
Вадим задумался.
– Я всегда производил впечатление очень успешного человека.
Это правда, я сразу же, как надела очки, поняла: не-ет, этот человек – не от мышей…
У него было совсем мало денег, и все уходило на имидж.
– Я вообще из тех, кто лучше не позавтракает, а почистит ботинки…
Какие мы разные, а я бы лучше позавтракала…
– Я на последние деньги покупал галстук, – гордо сказал Вадим.
– Галстук? А что было дальше? – спросила я.
– Дальше? Я – человек, как Вы правильно заметили, сильный. Мое состояние тогда было веселое и злое – я вам всем докажу! Вы еще ко мне придете! Я все верну, у меня все будет! – Вадим сверкнул глазами.
Вадим все вернул, все доказал, у него все было, и все к нему пришли, только он не захотел сказать, в какой именно области. Но в бизнесе. Может быть, в ресторанах быстрого питания, может быть, в нефти, газе и других ресурсах, не в литературе.
– Папа говорит, что в жизни не происходит ничего плохого, что все плохое на самом деле хорошее, потому что это опыт, – сказала я. – Вот у него один раз был случай с ошибочным экспериментом, и… Ну а потом что? – спохватилась я. – Как получилось, что Вам пришлось писать линии в сериале? Опять Падение? Потеряли бизнес?
– Да-да, – торопливо согласился Вадим, – я Вам потом расскажу.
Поздно вечером пришла Ада, спросила:
– Чего грустишь? А как вообще дела?
– У меня нормально, а вот у Вадима… У него трудный нравственный выбор – деньги или что-то другое…
– А-а, нашла, о чем думать, – отмахнулась Ада, – вот еще, трудно ему… Хочет и на елку влезть, и на х… сесть. Вот и все трудно.
Папа говорит, так бывает в науке: человек, желая поддержать свой успех, идет на быстрый сговор с самим собой и попадает в ловушку и начинает делать туфту. Папа, конечно, не говорит – туфту, он говорит – некачественно. И что человек при этом думает: а почему я должен делать не туфту, если за нее платят большие деньги?.. Почему я должен быть честью и совестью нашей эпохи? Или так: почему именно я? Очень трудно, очень… Как это Ада всегда так просто решает сложные нравственные вопросы?
Дело Дня – план новой книжки «Торговец воздухом», про трудный нравственный выбор детектива Вадима.
Детективу Вадиму предлагают продавать испорченный воздух за большие деньги. Как всякому мужчине, ему трудно отказаться от денег и успеха, поэтому он соглашается. Тем более испорченного воздуха так много, что он может продавать его четыре раза в год или даже чаще.
Вадим страдает, мечется между четырьмя сделками по продаже воздуха в год за большие деньги и своим истинным призванием – расследовать настоящее большое преступление. Между невозможностью быть неуспешным, успехом, который поместил его в определенные рамки, и желанием следовать своему истинному призванию.
Но пока Вадим продает испорченный воздух, никакого истинного призвания, никакого большого настоящего преступления не происходит, потому что Вадим просто не в состоянии его увидеть, он ведь очень занят…
Мораль: каждому из нас дан один замечательный шанс, потеряв который мы заменяем его чем-то второсортным. Коммерческий успех детектива Вадима – это его второсортный шанс. Хорошо, что он это вовремя понял.
Мораль моралью, а вот как детектив Вадим вышел из этой ситуации, я еще не придумала – это очень трудно.. Не придумать трудно, а выйти. Или даже невозможно?
– Я на минутку, не буду проходить, – сказал он в прихожей. – Я просто непрофессионально подошел к своему роману. У меня там было материала еще на десять книг, а я все это неэкономно использовал… и получилось, что я все написал, что знал…
Сказал, я была права насчет Нобелевской премии. Что успех – это всегда для кого-то, не для себя.
Думаю, успех – очень сложное дело. Я сказала:
– Если ты сделал что-то очень успешное, потом каждый новый шаг – как экзамен, от тебя ждут чего-то необыкновенного. И все время боишься, что экзамен не сдашь. Из-за этого Вы и не написали ничего… что хотели… кроме «Придурочных» и «Сумасшедших», а вовсе не из-за денег.
– Да?.. – удивился Вадим. – А откуда Вы знаете?..
Ну конечно, я знаю! Вот если бы «Варенье» имело огромный успех, я бы так волновалась, что не написала бы «Неопытное привидение», не говоря уж о «Кот открывает двери» и др.
– Вот и сейчас… – Вадим задумался, – делать что-нибудь стоящее или? За это время можно пять сериалов слепить. Я уж не говорю про деньги.
– Еще пять линий в каком-нибудь сериале или сделать что-то другое, стоящее? – переспросила я.
Вадим торопился – дела. Сказал, что все это к нему не относится, а рассказывает он мне все это просто потому, что проезжал мимо и очень торопится. Выпил еще кофе, подумал и рассказал продолжение своей истории, печальной и поучительной.
– Я был не то чтобы на дне жизни, но в неудачах. Но я – я никогда не был неудачником!!
Вадим – человек сильный. Не стал лелеять свои неудачи, а, наоборот, пытался догнать удачу.
– А как, как Вы пытались догнать удачу?
Вадим задумался.
– Я всегда производил впечатление очень успешного человека.
Это правда, я сразу же, как надела очки, поняла: не-ет, этот человек – не от мышей…
У него было совсем мало денег, и все уходило на имидж.
– Я вообще из тех, кто лучше не позавтракает, а почистит ботинки…
Какие мы разные, а я бы лучше позавтракала…
– Я на последние деньги покупал галстук, – гордо сказал Вадим.
– Галстук? А что было дальше? – спросила я.
– Дальше? Я – человек, как Вы правильно заметили, сильный. Мое состояние тогда было веселое и злое – я вам всем докажу! Вы еще ко мне придете! Я все верну, у меня все будет! – Вадим сверкнул глазами.
Вадим все вернул, все доказал, у него все было, и все к нему пришли, только он не захотел сказать, в какой именно области. Но в бизнесе. Может быть, в ресторанах быстрого питания, может быть, в нефти, газе и других ресурсах, не в литературе.
– Папа говорит, что в жизни не происходит ничего плохого, что все плохое на самом деле хорошее, потому что это опыт, – сказала я. – Вот у него один раз был случай с ошибочным экспериментом, и… Ну а потом что? – спохватилась я. – Как получилось, что Вам пришлось писать линии в сериале? Опять Падение? Потеряли бизнес?
– Да-да, – торопливо согласился Вадим, – я Вам потом расскажу.
Поздно вечером пришла Ада, спросила:
– Чего грустишь? А как вообще дела?
– У меня нормально, а вот у Вадима… У него трудный нравственный выбор – деньги или что-то другое…
– А-а, нашла, о чем думать, – отмахнулась Ада, – вот еще, трудно ему… Хочет и на елку влезть, и на х… сесть. Вот и все трудно.
Папа говорит, так бывает в науке: человек, желая поддержать свой успех, идет на быстрый сговор с самим собой и попадает в ловушку и начинает делать туфту. Папа, конечно, не говорит – туфту, он говорит – некачественно. И что человек при этом думает: а почему я должен делать не туфту, если за нее платят большие деньги?.. Почему я должен быть честью и совестью нашей эпохи? Или так: почему именно я? Очень трудно, очень… Как это Ада всегда так просто решает сложные нравственные вопросы?
Дело Дня – план новой книжки «Торговец воздухом», про трудный нравственный выбор детектива Вадима.
Детективу Вадиму предлагают продавать испорченный воздух за большие деньги. Как всякому мужчине, ему трудно отказаться от денег и успеха, поэтому он соглашается. Тем более испорченного воздуха так много, что он может продавать его четыре раза в год или даже чаще.
Вадим страдает, мечется между четырьмя сделками по продаже воздуха в год за большие деньги и своим истинным призванием – расследовать настоящее большое преступление. Между невозможностью быть неуспешным, успехом, который поместил его в определенные рамки, и желанием следовать своему истинному призванию.
Но пока Вадим продает испорченный воздух, никакого истинного призвания, никакого большого настоящего преступления не происходит, потому что Вадим просто не в состоянии его увидеть, он ведь очень занят…
Мораль: каждому из нас дан один замечательный шанс, потеряв который мы заменяем его чем-то второсортным. Коммерческий успех детектива Вадима – это его второсортный шанс. Хорошо, что он это вовремя понял.
Мораль моралью, а вот как детектив Вадим вышел из этой ситуации, я еще не придумала – это очень трудно.. Не придумать трудно, а выйти. Или даже невозможно?
Вадим
А может, я подонок? Она некрасивая, милая, беззащитная… Влюблена в меня.
С другой стороны, чем это так уж для нее плохо? Я же не собираюсь причинить ей вред.
Нет, ну если строго подходить, по меркам самой Маши, – наверное, безнравственно… Безнравственно делать другого человека инструментом своей цели. А по меркам нормального мира? Да именно это происходит каждый день, каждую минуту. По меркам нормального мира, безнравственность и благородство – очень далеко отстоящие друг от друга полюса, и между ними много всего, например нормальные люди.
А если бы она была красива? У красивых что, есть спецзащита от неудачных романов?
Влюбится-разлюбится, потом ей хоть будет что вспомнить.
15 мая, пятница
Илья уезжает в Америку, а Вадим так его и не увидел. Так и не увидел меня.
Сначала я еще не знала, что это будет вечер в телеграфном стиле. Сначала я думала, что у нас прощальный вечер, – мы провожаем Илью в Америку.
В прощальном вечере принимали участие Илья и девушка Ильи Оксана. Еще были я и Димочка.
Не то чтобы Димочка так уж любит Илью, просто радуется, что он уезжает. К тому же Димочка со вчерашнего дня находится у меня под домашним арестом за двойки по литературе. Обещал за одну ночь прочитать «Войну и мир» и «Преступление и наказание», чтобы я разрешила ему пойти гулять с его девочкой. На самом деле я не могу ему ничего запретить, но… может быть, он еще маленький и ему самому хочется, чтобы запретили, а потом разрешили?
Оксана – красивая и с положением в обществе.
– Она знаешь кто? – улучив минутку, прошептал мне Илья. – У нее своя галерея… Она обещала устроить мне выставку в самом крутом питерском клубе для миллионеров. Представляешь?
Я знаю, кто Оксана. Оксана – та самая девушка, которую я видела в кафе «ДэФэ» на Караванной. Которая сказала мне «просто не хочу». Оксана занимается выставочным бизнесом. Наверное, это очень утомительный бизнес, потому что вид у нее устало-снисходительный.
Оксана меня не узнала.
Прощальный вечер на моей кухне начался с того, что мне показалось – это не я, Маша Суворова-Гинзбург, на своей кухне во дворе на Фонтанке, а, наоборот, я, Маша Суворова-Гинзбург, в гостях у Оксаны и пришла к ней без приглашения.
Хотя Оксана никогда не позвала бы меня в гости.
Оксана говорила короткими фразами, как будто она посылает SMS. И мы все стали говорить короткими фразами, как будто посылали друг другу SMS.
– Кофе?
– Нет, – сказала Оксана.
– Чай?
– Нет, – сказала Оксана.
Кофе – нет. Чай – нет. Хочет стакан минеральной воды без газа.
– Стакан минеральной воды без газа – нет, – сказала я.
Я не специально так ответила, просто подумала, может, она обидится, если другие будут говорить длинными фразами.
Папа говорит, что я легко поддаюсь влиянию. Это правда, к примеру, Оксана так на меня повлияла, что я даже думать стала короткими фразами, как будто посылала себе SMS.
Оксана почти как я.
Два-три года не считаются.
Но выглядит моложе.
А может, и нет.
Оксана очень противная.
У нее оттопыренные уши.
Грубые черты лица.
Широкая челюсть.
Злой нос.
На самом деле она красивая.
Хотя и ничего особенного. Илья гораздо симпатичней. Не говоря уж о Димочке.
На Оксане платье. Не просто платье, а Платье, парчовое, с огромным воротником. Они с Ильей идут на встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров. А может быть, она всегда в Платье.
Оксана звонила своей домработнице, своему водителю, своей массажистке, своему турагенту – сколько же у нее своего – и всем что-нибудь велела.
– Я хотел тебе показать… Это же старый петербургский дом. Ну, знаешь, картины, библиотека… – заискивающе сказал Оксане Илья. – Хочешь, я сфотографирую тебя с Бенуа?
– Нет, – сказала я. И тут же поправилась: – Я имею в виду, пожалуйста, но Бенуа у Ады. С Бенуа можно сфотографироваться в следующем зале.
– Маша, покажешь Оксане картины? – попросил Илья.
– Нет, – сказала я, – то есть я имею в виду, пожалуйста. Оксана, хотите посмотреть картины?
– Нет, – сказала Оксана.
Оксана брезгливо рассматривала чашки. Сидела на краешке стула, как будто у меня грязно. Разве у меня грязно?
Оксана посмотрела на Илью и сказала:
– Такие джинсы вообще не носят.
– А у нас в Америке носят, – сказал Илья. Сделал вид, что он шутит и что ему не обидно. На самом деле покраснел.
Я вдруг ужасно застеснялась, и ушла в ванную, и закрыла дверь, и там, в ванной, подумала, что меня много раз не замечали в других местах, но не на моей кухне. В других местах – да, конечно, но на моей кухне – нет.
Когда я вышла из ванной, Илья фотографировал Оксану.
Оксана с Ге, Оксана с Кустодиевым.
– Давай еще с Добужинским, – предложил Илья.
– Кто это? – спросила Оксана.
– Как, ты не знаешь? – удивился Илья. – Но как же?
– У меня галерея современной живописи, – ответила Оксана.
Илья сфотографировал Оксану с Добужинским, и они ушли в высшие сферы. На встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров.
– Илюшечка будет по тебе скучать, – прошептал мне Илья на прощание и взял чемодан.
– Водитель заберет, – сказала Оксана, и Илья поставил чемодан на место.
Напоследок Оксана позвонила еще кому-то своему и сказала:
– Приеду к двенадцати, сервируйте мне чай в зимнем саду.
Думаю, такая небрежная привычка командовать слугами – не просто так. Думаю, Оксана – аристократка, настоящая аристократка по маме и по папе.
Они ушли в сферы, а я отчего-то взяла тряпку и стала тереть стулья на кухне – может, у меня все-таки грязно?
И отчего-то заплакала – возможно, потому, что не очень люблю тереть стулья на кухне.
Димочка гладил меня по голове. Оказывается, он весь вечер был здесь – редкий случай, он был здесь, а как будто нет.
– Она тебя не стоит, – изо всех сил утешал меня Димочка. – Ты у нас креативная старушка, детективы пишешь, а она…
– Она аристократка, командует прислугой, я бы никогда не сумела сказать «сервируйте мне чай», сказала бы просто «можно мне чаю, пожалуйста?», – всхлипывала я.
– Илья сказал, что она девушка с рабочей окраины, ни одной книжки не прочитала… Что такое «девушка с рабочей окраины»? У нее мама и папа водопроводчики?
– Фигуральное выражение для обозначения людей из простых необразованных слоев общества, – сказала я. – Но это не значит, что в этих слоях не бывает умных образованных людей. Просто у них меньше шансов, чем у тебя, прочитать за один вечер «Войну и мир» и «Преступление и наказание». Зато у нее галерея, я, может быть, тоже хочу галерею…
– Машка, она просто чья-то жена или была чья-то жена и удачно развелась, – утешал меня Димочка. – А ты… Илья говорит, ты – наше все.
И тут я окончательно потеряла человеческий облик.
– Она чья-то жена, а я наше ничего, – холодно сказала я и опять ушла в ванную.
И заперлась и, не обращая внимания на Димочкино нытье под дверью, сидела на краю ванны и размышляла, откуда Димочка так хорошо знает жизнь, и над другими вопросами…
Живешь-живешь и считаешь себя достойным человеком, другом Димочки и Ады, приятным собеседником Вадима, автором произведений с договором. Одним словом, думаешь, что ты есть.
И вдруг…
И вдруг – Оксана… Щурится пренебрежительно, не разговаривает с тобой, даже не смотрит. И сразу думаешь, что тебя нет. Что ты – щекастый растрепанный пудель, которого нет. В очках.
Почему Оксана со мной так? Потому что она красивая? И была чья-то жена?
Я вышла из ванной в полном молчании и гордо легла на диван, отвернувшись к стене.
– Маша, ты лучше покричи на меня – тебе легче будет, – растерянно сказал Димочка. – Почему ты никогда не кричишь?
Я не кричу? Я очень даже кричу, про себя. Я даже про себя катаюсь по полу. А так – нет. Это не потому, что я тихий неэмоциональный ангел, а просто у нас дома никто не повышал голос, никогда. Кроме одного раза – когда я очень хотела выйти замуж за Игоря Юрьевича и визгливо вскрикнула: «Ну почему мне нельзя, почему?!» Неловко получилось…
– Тогда я… я прочитаю «Войну и мир» в кратком изложении, всего сорок страниц, – наглым голосом сказал Димочка.
Я молчала.
– Почему ты не кричишь? – удивился он. – И «Преступление и наказание» прочитаю в кратком изложении, всего тридцать страниц.
– Ты… ты… ты просто идиот! – закричала я. – Как тебе не стыдно?!
Димочка удовлетворенно кивнул:
– Ну ют и молодец. И перестань реветь. Все, поняла? Ты в сто раз лучше и больше никогда не реви. – Он покровительственно погладил меня по плечу, и я опять заплакала.
– Да-а, а что же ты весь вечер молча-ал? А у нее Платье… А я тоже человек, я тоже хочу, чтобы меня люби-или, – прорыдала я.
– Мужика тебе надо, Машка, – вдруг по-бабьи сказал Димочка, и я неожиданно успокоилась.
Вот оно, оказывается, в чем дело. Тогда ладно, хорошо. Это уважительная причина для рыданий, а злиться и завидовать красивой Оксане и парчовому платью – неуважительная.
К тому же Димочке нельзя нервничать. Разнервничается, разволнуется, не пойдет в школу.
– Димочка! Ты не огорчайся, я не пропаду, – сказала я. – Существуют клубы «Для тех, кому за восемьдесят», или в Интернете можно познакомиться.
– Да-да! Ты очень милая, даже симпатичная, особенно в Интернете – там ведь можно поместить любую фотографию, – радостно заверил меня Димочка. – Я тебе в «Фотошопе» уменьшу щеки и нос, и будет нормально, просто супер!
Дело Дня – экзистенциальные проблемы моего существования, – смысл жизни, одиночество, почему одинокий некрасивый человек беззащитен перед замужним и красивым, прочее.
…Я часто не сплю и думаю обо всем, но бывают ночи, когда меня мучат мелкие несвязные вопросики, а бывает, какая-нибудь одна глобальная проблема не дает покоя, к примеру щеки.
Папа говорит, что от любых дурных мыслей есть спасение – это наука.
Тогда… Щеки можно рассматривать в зеркале как лично мои, а можно рассматривать в контексте познания личности, и тогда они уже будут вообще щеки. И я стала вспоминать, а не переводила ли я чего-нибудь про вообще щеки, и вдруг вспомнила – есть, есть на этот случай одна теория!
В этой теории личностные качества человека напрямую связаны с конституцией, не той, что основной закон государства, а со строением его тела – весом, ростом, ну и щеками, конечно. Например, пухлощекий человек – мил и добродушен, а худющая Оксана – жесткая, злая, неприятная.
Мне так понравилась эта славная домашняя гипотеза, как будто я сама ее придумала, и я решила ее развить – бывает же, что человек развивает чужую теорию, тем более ему все равно не заснуть…
Я уже видела себя на кафедре – защищаю диссертацию по щекам.
Начну скромно: «Итак, какой же у нас подход к проблеме щек?»
Я часто присутствовала на защитах папиных аспирантов и обратила внимание, что аспирант всегда называет себя на «мы» – «мы вывели формулу», «мы сделали вывод». Может быть, они имели в виду «мы с папой»? Когда папа умер, все говорили, что папа вынянчил двадцать восемь аспирантов. Никогда не замечала, чтобы он их нянчил, а вот что они все время у нас обедали и спали на диванчике в прихожей – это да.
Дальше скажу, что по моей гипотезе щеки вызывают у нас умиление и доверие к их обладателю. Но не только, не только! Скажу, что люди со щеками необычайно талантливы! Они – авторы детективов.
Так что, выходит, щеки – настоящая научная теория и заодно комплимент.
Кстати, мне не понадобится никакой демонстрационный материал – удобно, что щеки всегда со мной.
Сначала я еще не знала, что это будет вечер в телеграфном стиле. Сначала я думала, что у нас прощальный вечер, – мы провожаем Илью в Америку.
В прощальном вечере принимали участие Илья и девушка Ильи Оксана. Еще были я и Димочка.
Не то чтобы Димочка так уж любит Илью, просто радуется, что он уезжает. К тому же Димочка со вчерашнего дня находится у меня под домашним арестом за двойки по литературе. Обещал за одну ночь прочитать «Войну и мир» и «Преступление и наказание», чтобы я разрешила ему пойти гулять с его девочкой. На самом деле я не могу ему ничего запретить, но… может быть, он еще маленький и ему самому хочется, чтобы запретили, а потом разрешили?
Оксана – красивая и с положением в обществе.
– Она знаешь кто? – улучив минутку, прошептал мне Илья. – У нее своя галерея… Она обещала устроить мне выставку в самом крутом питерском клубе для миллионеров. Представляешь?
Я знаю, кто Оксана. Оксана – та самая девушка, которую я видела в кафе «ДэФэ» на Караванной. Которая сказала мне «просто не хочу». Оксана занимается выставочным бизнесом. Наверное, это очень утомительный бизнес, потому что вид у нее устало-снисходительный.
Оксана меня не узнала.
Прощальный вечер на моей кухне начался с того, что мне показалось – это не я, Маша Суворова-Гинзбург, на своей кухне во дворе на Фонтанке, а, наоборот, я, Маша Суворова-Гинзбург, в гостях у Оксаны и пришла к ней без приглашения.
Хотя Оксана никогда не позвала бы меня в гости.
Оксана говорила короткими фразами, как будто она посылает SMS. И мы все стали говорить короткими фразами, как будто посылали друг другу SMS.
– Кофе?
– Нет, – сказала Оксана.
– Чай?
– Нет, – сказала Оксана.
Кофе – нет. Чай – нет. Хочет стакан минеральной воды без газа.
– Стакан минеральной воды без газа – нет, – сказала я.
Я не специально так ответила, просто подумала, может, она обидится, если другие будут говорить длинными фразами.
Папа говорит, что я легко поддаюсь влиянию. Это правда, к примеру, Оксана так на меня повлияла, что я даже думать стала короткими фразами, как будто посылала себе SMS.
Оксана почти как я.
Два-три года не считаются.
Но выглядит моложе.
А может, и нет.
Оксана очень противная.
У нее оттопыренные уши.
Грубые черты лица.
Широкая челюсть.
Злой нос.
На самом деле она красивая.
Хотя и ничего особенного. Илья гораздо симпатичней. Не говоря уж о Димочке.
На Оксане платье. Не просто платье, а Платье, парчовое, с огромным воротником. Они с Ильей идут на встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров. А может быть, она всегда в Платье.
Оксана звонила своей домработнице, своему водителю, своей массажистке, своему турагенту – сколько же у нее своего – и всем что-нибудь велела.
– Я хотел тебе показать… Это же старый петербургский дом. Ну, знаешь, картины, библиотека… – заискивающе сказал Оксане Илья. – Хочешь, я сфотографирую тебя с Бенуа?
– Нет, – сказала я. И тут же поправилась: – Я имею в виду, пожалуйста, но Бенуа у Ады. С Бенуа можно сфотографироваться в следующем зале.
– Маша, покажешь Оксане картины? – попросил Илья.
– Нет, – сказала я, – то есть я имею в виду, пожалуйста. Оксана, хотите посмотреть картины?
– Нет, – сказала Оксана.
Оксана брезгливо рассматривала чашки. Сидела на краешке стула, как будто у меня грязно. Разве у меня грязно?
Оксана посмотрела на Илью и сказала:
– Такие джинсы вообще не носят.
– А у нас в Америке носят, – сказал Илья. Сделал вид, что он шутит и что ему не обидно. На самом деле покраснел.
Я вдруг ужасно застеснялась, и ушла в ванную, и закрыла дверь, и там, в ванной, подумала, что меня много раз не замечали в других местах, но не на моей кухне. В других местах – да, конечно, но на моей кухне – нет.
Когда я вышла из ванной, Илья фотографировал Оксану.
Оксана с Ге, Оксана с Кустодиевым.
– Давай еще с Добужинским, – предложил Илья.
– Кто это? – спросила Оксана.
– Как, ты не знаешь? – удивился Илья. – Но как же?
– У меня галерея современной живописи, – ответила Оксана.
Илья сфотографировал Оксану с Добужинским, и они ушли в высшие сферы. На встречу с возможным покупателем в самый крутой клуб для миллионеров.
– Илюшечка будет по тебе скучать, – прошептал мне Илья на прощание и взял чемодан.
– Водитель заберет, – сказала Оксана, и Илья поставил чемодан на место.
Напоследок Оксана позвонила еще кому-то своему и сказала:
– Приеду к двенадцати, сервируйте мне чай в зимнем саду.
Думаю, такая небрежная привычка командовать слугами – не просто так. Думаю, Оксана – аристократка, настоящая аристократка по маме и по папе.
Они ушли в сферы, а я отчего-то взяла тряпку и стала тереть стулья на кухне – может, у меня все-таки грязно?
И отчего-то заплакала – возможно, потому, что не очень люблю тереть стулья на кухне.
Димочка гладил меня по голове. Оказывается, он весь вечер был здесь – редкий случай, он был здесь, а как будто нет.
– Она тебя не стоит, – изо всех сил утешал меня Димочка. – Ты у нас креативная старушка, детективы пишешь, а она…
– Она аристократка, командует прислугой, я бы никогда не сумела сказать «сервируйте мне чай», сказала бы просто «можно мне чаю, пожалуйста?», – всхлипывала я.
– Илья сказал, что она девушка с рабочей окраины, ни одной книжки не прочитала… Что такое «девушка с рабочей окраины»? У нее мама и папа водопроводчики?
– Фигуральное выражение для обозначения людей из простых необразованных слоев общества, – сказала я. – Но это не значит, что в этих слоях не бывает умных образованных людей. Просто у них меньше шансов, чем у тебя, прочитать за один вечер «Войну и мир» и «Преступление и наказание». Зато у нее галерея, я, может быть, тоже хочу галерею…
– Машка, она просто чья-то жена или была чья-то жена и удачно развелась, – утешал меня Димочка. – А ты… Илья говорит, ты – наше все.
И тут я окончательно потеряла человеческий облик.
– Она чья-то жена, а я наше ничего, – холодно сказала я и опять ушла в ванную.
И заперлась и, не обращая внимания на Димочкино нытье под дверью, сидела на краю ванны и размышляла, откуда Димочка так хорошо знает жизнь, и над другими вопросами…
Живешь-живешь и считаешь себя достойным человеком, другом Димочки и Ады, приятным собеседником Вадима, автором произведений с договором. Одним словом, думаешь, что ты есть.
И вдруг…
И вдруг – Оксана… Щурится пренебрежительно, не разговаривает с тобой, даже не смотрит. И сразу думаешь, что тебя нет. Что ты – щекастый растрепанный пудель, которого нет. В очках.
Почему Оксана со мной так? Потому что она красивая? И была чья-то жена?
Я вышла из ванной в полном молчании и гордо легла на диван, отвернувшись к стене.
– Маша, ты лучше покричи на меня – тебе легче будет, – растерянно сказал Димочка. – Почему ты никогда не кричишь?
Я не кричу? Я очень даже кричу, про себя. Я даже про себя катаюсь по полу. А так – нет. Это не потому, что я тихий неэмоциональный ангел, а просто у нас дома никто не повышал голос, никогда. Кроме одного раза – когда я очень хотела выйти замуж за Игоря Юрьевича и визгливо вскрикнула: «Ну почему мне нельзя, почему?!» Неловко получилось…
– Тогда я… я прочитаю «Войну и мир» в кратком изложении, всего сорок страниц, – наглым голосом сказал Димочка.
Я молчала.
– Почему ты не кричишь? – удивился он. – И «Преступление и наказание» прочитаю в кратком изложении, всего тридцать страниц.
– Ты… ты… ты просто идиот! – закричала я. – Как тебе не стыдно?!
Димочка удовлетворенно кивнул:
– Ну ют и молодец. И перестань реветь. Все, поняла? Ты в сто раз лучше и больше никогда не реви. – Он покровительственно погладил меня по плечу, и я опять заплакала.
– Да-а, а что же ты весь вечер молча-ал? А у нее Платье… А я тоже человек, я тоже хочу, чтобы меня люби-или, – прорыдала я.
– Мужика тебе надо, Машка, – вдруг по-бабьи сказал Димочка, и я неожиданно успокоилась.
Вот оно, оказывается, в чем дело. Тогда ладно, хорошо. Это уважительная причина для рыданий, а злиться и завидовать красивой Оксане и парчовому платью – неуважительная.
К тому же Димочке нельзя нервничать. Разнервничается, разволнуется, не пойдет в школу.
– Димочка! Ты не огорчайся, я не пропаду, – сказала я. – Существуют клубы «Для тех, кому за восемьдесят», или в Интернете можно познакомиться.
– Да-да! Ты очень милая, даже симпатичная, особенно в Интернете – там ведь можно поместить любую фотографию, – радостно заверил меня Димочка. – Я тебе в «Фотошопе» уменьшу щеки и нос, и будет нормально, просто супер!
Дело Дня – экзистенциальные проблемы моего существования, – смысл жизни, одиночество, почему одинокий некрасивый человек беззащитен перед замужним и красивым, прочее.
…Я часто не сплю и думаю обо всем, но бывают ночи, когда меня мучат мелкие несвязные вопросики, а бывает, какая-нибудь одна глобальная проблема не дает покоя, к примеру щеки.
Папа говорит, что от любых дурных мыслей есть спасение – это наука.
Тогда… Щеки можно рассматривать в зеркале как лично мои, а можно рассматривать в контексте познания личности, и тогда они уже будут вообще щеки. И я стала вспоминать, а не переводила ли я чего-нибудь про вообще щеки, и вдруг вспомнила – есть, есть на этот случай одна теория!
В этой теории личностные качества человека напрямую связаны с конституцией, не той, что основной закон государства, а со строением его тела – весом, ростом, ну и щеками, конечно. Например, пухлощекий человек – мил и добродушен, а худющая Оксана – жесткая, злая, неприятная.
Мне так понравилась эта славная домашняя гипотеза, как будто я сама ее придумала, и я решила ее развить – бывает же, что человек развивает чужую теорию, тем более ему все равно не заснуть…
Я уже видела себя на кафедре – защищаю диссертацию по щекам.
Начну скромно: «Итак, какой же у нас подход к проблеме щек?»
Я часто присутствовала на защитах папиных аспирантов и обратила внимание, что аспирант всегда называет себя на «мы» – «мы вывели формулу», «мы сделали вывод». Может быть, они имели в виду «мы с папой»? Когда папа умер, все говорили, что папа вынянчил двадцать восемь аспирантов. Никогда не замечала, чтобы он их нянчил, а вот что они все время у нас обедали и спали на диванчике в прихожей – это да.
Дальше скажу, что по моей гипотезе щеки вызывают у нас умиление и доверие к их обладателю. Но не только, не только! Скажу, что люди со щеками необычайно талантливы! Они – авторы детективов.
Так что, выходит, щеки – настоящая научная теория и заодно комплимент.
Кстати, мне не понадобится никакой демонстрационный материал – удобно, что щеки всегда со мной.
Вторник, день
Ада пригласила нас с Вадимом в театр. Вернее, не совсем так.
– Ну что, опять сидишь, х…ю сочиняешь, – с порога сказала Ада, запуская в прихожую Сему. – Завтра вы с Вадимом идете на секс-спектакль. Ты, я и Вадим.
Сема шмыгнул в комнату, а мы пошли на кухню. Оказалось, одна клиентка подарила Аде билеты на премьеру спектакля «Король Лир» – ура-ура!!
– А почему это секс-спектакль? – спросила я.
Оказалось, так сказала клиентка.
– Но я же не знаю, придет сегодня Вадим или нет, – возразила я. – Как же вы его пригласите?
– Лично я имею его телефончик, – покровительственно улыбнулась Ада. – Примерь, в чем ты будешь.
Так, черные джинсы, длинный черный свитер – где, черт возьми, мои плечи?!
У меня покатые плечи, поэтому под любую одежду я подкладываю поролоновые плечики, у меня их целый мешок.
– Это все? – оценивающе оглядела меня Ада. – Не густо. Хочешь мою шляпу с пером? Я для тебя все.
Ну… я могу еще надеть кольцо. Мама его никогда не носила, говорила, глупо носить двухкаратныи бриллиант, в котором бабушка танцевала на балах.
– Фу, стекляшка, – сморщилась Ада. – А поприличней у тебя ничего нет? Бери шляпу с пером, пока дают.
– У меня есть шпага Николая Второго, я могу надеть ее в театр, – дерзко сказала я и тут же испугалась, что Ада обидится, и пробормотала «простите», но Ада посмотрела на меня с жалостью, как на помешанную.
Ада велела мне переодеться, я поменяла черные джинсы на черную юбку, длинный черный свитер на другой длинный черный свитер, потом еще на что-то…
– Те же яйца, только сбоку, – махнула рукой Ада, когда я переоделась в пятый раз. – Ну и иди как черная моль, а лично я пойду в новой шляпе.
– Ну что, опять сидишь, х…ю сочиняешь, – с порога сказала Ада, запуская в прихожую Сему. – Завтра вы с Вадимом идете на секс-спектакль. Ты, я и Вадим.
Сема шмыгнул в комнату, а мы пошли на кухню. Оказалось, одна клиентка подарила Аде билеты на премьеру спектакля «Король Лир» – ура-ура!!
– А почему это секс-спектакль? – спросила я.
Оказалось, так сказала клиентка.
– Но я же не знаю, придет сегодня Вадим или нет, – возразила я. – Как же вы его пригласите?
– Лично я имею его телефончик, – покровительственно улыбнулась Ада. – Примерь, в чем ты будешь.
Так, черные джинсы, длинный черный свитер – где, черт возьми, мои плечи?!
У меня покатые плечи, поэтому под любую одежду я подкладываю поролоновые плечики, у меня их целый мешок.
– Это все? – оценивающе оглядела меня Ада. – Не густо. Хочешь мою шляпу с пером? Я для тебя все.
Ну… я могу еще надеть кольцо. Мама его никогда не носила, говорила, глупо носить двухкаратныи бриллиант, в котором бабушка танцевала на балах.
– Фу, стекляшка, – сморщилась Ада. – А поприличней у тебя ничего нет? Бери шляпу с пером, пока дают.
– У меня есть шпага Николая Второго, я могу надеть ее в театр, – дерзко сказала я и тут же испугалась, что Ада обидится, и пробормотала «простите», но Ада посмотрела на меня с жалостью, как на помешанную.
Ада велела мне переодеться, я поменяла черные джинсы на черную юбку, длинный черный свитер на другой длинный черный свитер, потом еще на что-то…
– Те же яйца, только сбоку, – махнула рукой Ада, когда я переоделась в пятый раз. – Ну и иди как черная моль, а лично я пойду в новой шляпе.
Вторник, вечер
Новая шляпа – синяя войлочная шляпка-таблетка с пером. Перо страусовое. Неужели Ада так меня любит, что готова была отдать мне такую красоту?
Вадим ждал нас у театра. И я вдруг испытала такой подъем, такое возбуждение, как будто это настоящее свидание, как будто это он пригласил меня в театр, а не Ада. Глупо, да?
– Что у вас в сумке? – спросил Аду охранник.
– А х… его знает… Может, бомба, – лениво сказала Ада.
Интересно, откуда у Ады такое бесстрашие, такая смелость? Это потому, что у нее много денег? Или, наоборот, у нее много денег, потому что она не боится охранника в театре?
Больше приключений не было, кроме небольшого скандала с тремя людьми, сидевшими в ряду за нами. Ада ни за что не хотела снять шляпу, уверяла, что дама имеет право сидеть в головном уборе согласно купленным билетам.
Я не особенно люблю Шекспира – у него всегда не чувства, а страсти. Но это был не совсем Шекспир, а так, по мотивам, в прозе. Не страсти, а чувства, не трагедия короля и власти, а просто трагедия старого человека, какая могла произойти в любой семье. Король Лир был просто старый человек, но еще не такой старый, как о нем думали дочери. Он хотел еще быть, чтобы его уважали и даже иногда слушались… Дочери тоже были не злодейки, а просто обычные дочери. Они совсем не хотели его прогонять, а хотели иногда приходить к нему и говорить: «Как ты тут, милый папочка? Вот и хорошо, а нам пора по своим делам…» Их было жаль не меньше, чем короля Лира. Они просто хотели быть взрослыми. Димочка тоже любит говорить, что он взрослый, уставший от жизни человек… И я все думала об этих бедных дочерях, пока на сцене не появились обнаженные актеры и Ада не принялась пихать меня локтем и шипеть:
– Смотри, смотри… голые! Три голых мужика плюс король! Это еще зачем?
Обнаженные король Лир, граф Глостер, Шут и Эдгар, сын Глостера, стояли перед нами, выстроившись в ряд.
– Это значит, как только мы снимаем с себя знаки величия, мы все становимся одинаковые, – испуганно прошептала я, покосившись на Вадима, мы же все-таки сидели во втором ряду. – Это значит, что в несчастье все равны.
– Ага, все, – насмешливо прошептала Ада. – Все, да не все! Ты посмотри на них повнимательней… ничего не равны.
В антракте Ада пила шампанское и возмущалась:
– В кои-то веки оторвалась от дел в театре, и тако-ое! Сказали, секс-спектакль, я думала, чего-то новенькое покажут, а тут?! Что я, х…в не видела? Зачем они мне нужны?!
– Многие придерживаются мнения, что они небесполезны в быту. Семейная жизнь без них была бы… э-э… скучноватой, – сказал Вадим. – А восточные философы считают, что они играют важнейшую роль в общемировом обмене энергией. Также бытует мнение, что они необходимы для успешной творческой деятельности – нужно, чтобы у каждого творца был и функционировал.
Я сначала смущалась, а потом тоже приняла участие в дискуссии:
– Еще для выражения коллективного бессознательного. Люди пишут это слово на заборах, чтобы дать личную оценку окружающей действительности.
– Еще для смеха, – сказала Ада.
Тут Ада права, это научный факт. Я переводила какую-то статью, где было написано, что граждане, которые любят анекдоты на сексуальную тему, являются наиболее психологически защищенными.
– Но вот вопрос – почему же такую нужную всем вещь скрывают под одеждой? – сказал Вадим, и мы пошли в зал.
А после спектакля, в гардеробе, я поймала на себе чей-то настойчивый взгляд. Две девушки смотрели на нас и шептались.
Наверное, одна спрашивала другую:
– А почему у этого красавца такие дамы: одна в шляпе, а другая вообще пудель?
– Он дружит с ней за ее прекрасную душу и за Адины фрикадельки, – отвечала другая, то есть я думаю, что она так отвечала.
Оказалось, одна из девушек – Оксана, девушка Ильи. Я ее не сразу узнала – только когда она подошла к нам.
Оксана опять складывала губки бантиком и пришепетывала, как маленькая девочка, что не вполне сочетается с ее краткой рубленой речью.
Но с Вадимом они были как будто две рыбы в воде, разговаривали на одном языке. Приятно, когда твои знакомые нравятся друг другу.
А в общем, Оксана была с нами очень любезна и мила. Это мне хороший урок – не стоит по первому впечатлению о людях рыдать в ванной.
На улице Вадим поблагодарил Аду за вечер и нас обеих за компанию – Вадим очень хорошо воспитан. Попрощался и ушел с Оксаной. Я махала им вслед и улыбалась. Надеюсь, это была улыбка «желаю хорошо провести время», а не улыбка «ой, а как же я, я?!!». И мы с Адой еще немного постояли у театра одни, то есть вдвоем.
– А я-то ему, а он… – разочарованно сказала Ада. – X… ему теперь, а не фрикадельки. Пусть тогда отдает деньги за истраченный билет!
И мы пошли домой.
Мы шли по Фонтанке, Ада злилась и все хотела потребовать у Вадима деньги за билет, но не знала сколько, ведь билеты ей подарили. Ей было обидно – она думала, что мы все вместе пойдем куда-нибудь поужинать или в клуб с Оксаной.
Мне тоже было обидно. Только мне всегда стыдно показать, что я обиделась. Нужно мне было все-таки взять в театр шпагу Николая Второго. Я могла бы сказать Оксане: «Неприлично приглашать в клуб только одного человека из компании без меня и без Ады! Я вызываю вас на дуэль!» – и ткнуть ее шпагой как следует.
Утешала Аду, убеждала, что другие люди не могут нести ответственности за наши личные планы и надежды. Что Оксана, наверное, VTP, вот мы и уступили ей Вадима. Что VIP – это такой человек, которому все уступают самое лучшее, не только мы.
– Знаешь что? По-моему, она его узнала. Может, он тоже VIP? – сказала Ада и застенчиво добавила: – Ты как думаешь, сколько будет стоить мне тоже стать VIPOM, а?
На самом деле все это было печально – как будто девочки все вместе куда-то пошли, а меня не взяли. Интересно, как там Вадиму на вечеринке с VIP-гостями?
На самом деле взрослому достойному человеку стыдно из-за этого горевать – подумаешь, девочки меня не взяли…
Вадим ждал нас у театра. И я вдруг испытала такой подъем, такое возбуждение, как будто это настоящее свидание, как будто это он пригласил меня в театр, а не Ада. Глупо, да?
– Что у вас в сумке? – спросил Аду охранник.
– А х… его знает… Может, бомба, – лениво сказала Ада.
Интересно, откуда у Ады такое бесстрашие, такая смелость? Это потому, что у нее много денег? Или, наоборот, у нее много денег, потому что она не боится охранника в театре?
Больше приключений не было, кроме небольшого скандала с тремя людьми, сидевшими в ряду за нами. Ада ни за что не хотела снять шляпу, уверяла, что дама имеет право сидеть в головном уборе согласно купленным билетам.
Я не особенно люблю Шекспира – у него всегда не чувства, а страсти. Но это был не совсем Шекспир, а так, по мотивам, в прозе. Не страсти, а чувства, не трагедия короля и власти, а просто трагедия старого человека, какая могла произойти в любой семье. Король Лир был просто старый человек, но еще не такой старый, как о нем думали дочери. Он хотел еще быть, чтобы его уважали и даже иногда слушались… Дочери тоже были не злодейки, а просто обычные дочери. Они совсем не хотели его прогонять, а хотели иногда приходить к нему и говорить: «Как ты тут, милый папочка? Вот и хорошо, а нам пора по своим делам…» Их было жаль не меньше, чем короля Лира. Они просто хотели быть взрослыми. Димочка тоже любит говорить, что он взрослый, уставший от жизни человек… И я все думала об этих бедных дочерях, пока на сцене не появились обнаженные актеры и Ада не принялась пихать меня локтем и шипеть:
– Смотри, смотри… голые! Три голых мужика плюс король! Это еще зачем?
Обнаженные король Лир, граф Глостер, Шут и Эдгар, сын Глостера, стояли перед нами, выстроившись в ряд.
– Это значит, как только мы снимаем с себя знаки величия, мы все становимся одинаковые, – испуганно прошептала я, покосившись на Вадима, мы же все-таки сидели во втором ряду. – Это значит, что в несчастье все равны.
– Ага, все, – насмешливо прошептала Ада. – Все, да не все! Ты посмотри на них повнимательней… ничего не равны.
В антракте Ада пила шампанское и возмущалась:
– В кои-то веки оторвалась от дел в театре, и тако-ое! Сказали, секс-спектакль, я думала, чего-то новенькое покажут, а тут?! Что я, х…в не видела? Зачем они мне нужны?!
– Многие придерживаются мнения, что они небесполезны в быту. Семейная жизнь без них была бы… э-э… скучноватой, – сказал Вадим. – А восточные философы считают, что они играют важнейшую роль в общемировом обмене энергией. Также бытует мнение, что они необходимы для успешной творческой деятельности – нужно, чтобы у каждого творца был и функционировал.
Я сначала смущалась, а потом тоже приняла участие в дискуссии:
– Еще для выражения коллективного бессознательного. Люди пишут это слово на заборах, чтобы дать личную оценку окружающей действительности.
– Еще для смеха, – сказала Ада.
Тут Ада права, это научный факт. Я переводила какую-то статью, где было написано, что граждане, которые любят анекдоты на сексуальную тему, являются наиболее психологически защищенными.
– Но вот вопрос – почему же такую нужную всем вещь скрывают под одеждой? – сказал Вадим, и мы пошли в зал.
А после спектакля, в гардеробе, я поймала на себе чей-то настойчивый взгляд. Две девушки смотрели на нас и шептались.
Наверное, одна спрашивала другую:
– А почему у этого красавца такие дамы: одна в шляпе, а другая вообще пудель?
– Он дружит с ней за ее прекрасную душу и за Адины фрикадельки, – отвечала другая, то есть я думаю, что она так отвечала.
Оказалось, одна из девушек – Оксана, девушка Ильи. Я ее не сразу узнала – только когда она подошла к нам.
Оксана опять складывала губки бантиком и пришепетывала, как маленькая девочка, что не вполне сочетается с ее краткой рубленой речью.
***
Мне кажется, Оксана не особенно хорошо умеет выражать свои мысли. Она произносила что-то отрывистое: в театре нет VIP-гардероба, и ей приходится на общих основаниях, про какую-то VIP-вечеринку, VIP-клуб, VIP-гостей…Но с Вадимом они были как будто две рыбы в воде, разговаривали на одном языке. Приятно, когда твои знакомые нравятся друг другу.
А в общем, Оксана была с нами очень любезна и мила. Это мне хороший урок – не стоит по первому впечатлению о людях рыдать в ванной.
На улице Вадим поблагодарил Аду за вечер и нас обеих за компанию – Вадим очень хорошо воспитан. Попрощался и ушел с Оксаной. Я махала им вслед и улыбалась. Надеюсь, это была улыбка «желаю хорошо провести время», а не улыбка «ой, а как же я, я?!!». И мы с Адой еще немного постояли у театра одни, то есть вдвоем.
– А я-то ему, а он… – разочарованно сказала Ада. – X… ему теперь, а не фрикадельки. Пусть тогда отдает деньги за истраченный билет!
И мы пошли домой.
Мы шли по Фонтанке, Ада злилась и все хотела потребовать у Вадима деньги за билет, но не знала сколько, ведь билеты ей подарили. Ей было обидно – она думала, что мы все вместе пойдем куда-нибудь поужинать или в клуб с Оксаной.
Мне тоже было обидно. Только мне всегда стыдно показать, что я обиделась. Нужно мне было все-таки взять в театр шпагу Николая Второго. Я могла бы сказать Оксане: «Неприлично приглашать в клуб только одного человека из компании без меня и без Ады! Я вызываю вас на дуэль!» – и ткнуть ее шпагой как следует.
Утешала Аду, убеждала, что другие люди не могут нести ответственности за наши личные планы и надежды. Что Оксана, наверное, VTP, вот мы и уступили ей Вадима. Что VIP – это такой человек, которому все уступают самое лучшее, не только мы.
– Знаешь что? По-моему, она его узнала. Может, он тоже VIP? – сказала Ада и застенчиво добавила: – Ты как думаешь, сколько будет стоить мне тоже стать VIPOM, а?
На самом деле все это было печально – как будто девочки все вместе куда-то пошли, а меня не взяли. Интересно, как там Вадиму на вечеринке с VIP-гостями?
На самом деле взрослому достойному человеку стыдно из-за этого горевать – подумаешь, девочки меня не взяли…