…Хотя могу и не говорить – еще обидятся… Все-таки религиозные чувства Надьки и Фридки – очень тонкое дело.
4. Мой друг-банкир и Татьяна.
Я бы сказала Димочкиному папе, моему другу-банкиру, что он сначала бросил Димочку на произвол Татьяны, а Димочке нужно от него еще что-нибудь, кроме денег. А потом вообще хотел его бросить в Испанию.
Но он же в Майами, мой друг-банкир… К тому же это будет неправильно. Лучше пусть он думает, что не бросил. Тогда Димочке, может быть, еще достанется от него что-нибудь, кроме денег.
А Татьяне я бы сказала очень строго, что нам с Димочкой обидно получать SMS из джакузи… Не буду говорить, и все тут!
5. Илья.
Я бы сказала Илье, что на его пути может встретиться еще кто-нибудь большой и голодный и захочет от него эксклюзивного договора. Что он уже не ребенок, которым все восхищаются, а лысый дяденька, которым некоторые не восхищаются, а хотят от него разных мужских поступков.
Но ведь он и правда как ребенок. Но ведь он художник и дает людям прекрасное.
Пусть лучше он думает, что он и сам – встреча с прекрасным. А то он расстроится.
6. Чуть не забыла – Вадим.
Я бы сказала: «А что Вы все время меня используете? Сначала для своей линии в сериале, потом для романа, а теперь для вранья. Врете, придумываете себе другое прошлое, чтобы у Вас был отец и чтобы Вы всего в жизни добились сами, а не дама с голубыми волосами».
Но ведь не только он меня использовал, но и я тоже… я тоже его использовала. Кто бросался к компьютеру, как только он уходил? Кто сделал его детективом Вадимом, а? Ну то-то…
Тогда… тогда я бы просто сказала Вадиму, что я его люблю. Что он не виноват в этой своей истории про зависть, а, наоборот, мне его жалко… Ах да, ничего же не было, он же врет…
Я бы сказала – чем больше он врет, тем больше я его люблю. Подумаешь, использует, подумаешь, врет…
Ведь в любом человеке есть и хорошее, и плохое. Кроме папы. В папе есть только хорошее и прекрасное.
Вечером решила говорить правду Димочке и не бояться, что он обидится. Сказала Димочке, что он не прочитал «Войну и мир», не думает о своем будущем, станет дворником. Может быть, мы вместе с ним будем дворниками в Майами.
Поздно вечером купила Димочке шоколадный торт – несправедливо, что ему досталось за всех.
Какой был день тогда? Ах да… не помню…
Нет, не то чтобы я так просто взяла и решила – правда, ничего, кроме правды.
Скорее меня просто вынудили некоторые открывшиеся обстоятельства. Иначе говоря, я была поймана на вранье.
Вадим пришел ко мне с целой кучей ярких книжечек…
– Маша, – строго сказал он в прихожей, – боюсь, что я больше не буду пить с Вами кофе. Боюсь, что Вы врунья, Маша.
– Я? Да я просто не знала, что я уже столько написала. – Я попыталась защититься, получилось неуклюже…
– Стыдно, Маша, – сказал Вадим. – Стыдно, когда ловят на вранье, да?
Я опустила голову и прошептала:
– Да…
Вот тут-то я и решила – сейчас скажу Вадиму, что он сам врун и телемагнат. Что на самом деле у него нет отца, а только мама-власовка…
– Вы… Вы… не обижайтесь, но Вы… – начала я. – Я патологический врун. Мой мозг отличается от мозга обычных людей – у меня белого вещества в коре головного мозга на двадцать пять процентов больше, чем у всех.
Ну я просто не смогла сказать ему, что он сделал что-то плохое. Лучше я буду врун, чем он.
Вадим смотрел на меня без улыбки. Не простит. Он меня не простит.
– Еще лягушки, – торопливо сказала я, – особенные вруны – лягушки. Самцы лягушек с помощью кваканья сообщают всем о размерах своего тела. Чем ниже голос, тем больше самец. Так вот, некоторые самцы специально понижают голос, представляете?
А может быть, все-таки простит? Скажет: «Маша, Вы врунья, но, так и быть, я Вас прощаю»?
– Маша, я люблю Вас, – сказал Вадим.
Эпилог
4. Мой друг-банкир и Татьяна.
Я бы сказала Димочкиному папе, моему другу-банкиру, что он сначала бросил Димочку на произвол Татьяны, а Димочке нужно от него еще что-нибудь, кроме денег. А потом вообще хотел его бросить в Испанию.
Но он же в Майами, мой друг-банкир… К тому же это будет неправильно. Лучше пусть он думает, что не бросил. Тогда Димочке, может быть, еще достанется от него что-нибудь, кроме денег.
А Татьяне я бы сказала очень строго, что нам с Димочкой обидно получать SMS из джакузи… Не буду говорить, и все тут!
5. Илья.
Я бы сказала Илье, что на его пути может встретиться еще кто-нибудь большой и голодный и захочет от него эксклюзивного договора. Что он уже не ребенок, которым все восхищаются, а лысый дяденька, которым некоторые не восхищаются, а хотят от него разных мужских поступков.
Но ведь он и правда как ребенок. Но ведь он художник и дает людям прекрасное.
Пусть лучше он думает, что он и сам – встреча с прекрасным. А то он расстроится.
6. Чуть не забыла – Вадим.
Я бы сказала: «А что Вы все время меня используете? Сначала для своей линии в сериале, потом для романа, а теперь для вранья. Врете, придумываете себе другое прошлое, чтобы у Вас был отец и чтобы Вы всего в жизни добились сами, а не дама с голубыми волосами».
Но ведь не только он меня использовал, но и я тоже… я тоже его использовала. Кто бросался к компьютеру, как только он уходил? Кто сделал его детективом Вадимом, а? Ну то-то…
Тогда… тогда я бы просто сказала Вадиму, что я его люблю. Что он не виноват в этой своей истории про зависть, а, наоборот, мне его жалко… Ах да, ничего же не было, он же врет…
Я бы сказала – чем больше он врет, тем больше я его люблю. Подумаешь, использует, подумаешь, врет…
Ведь в любом человеке есть и хорошее, и плохое. Кроме папы. В папе есть только хорошее и прекрасное.
Вечером решила говорить правду Димочке и не бояться, что он обидится. Сказала Димочке, что он не прочитал «Войну и мир», не думает о своем будущем, станет дворником. Может быть, мы вместе с ним будем дворниками в Майами.
Поздно вечером купила Димочке шоколадный торт – несправедливо, что ему досталось за всех.
Какой был день тогда? Ах да… не помню…
ВадимА сегодня я решила – хватит. Хватит врать! Сегодня я скажу Вадиму, что он мумзик-детектив, я писательница «Варенья» и… еще скажу ему, что он телемагнат. И что у него нет отца, а только мама-власовка, то есть начальник на телевидении.
Неприятная история с женой режиссера. Да, я с ней спал, то есть сплю… и что?! Да, она хорошая актриса, да, это ее роль, а я заменил ее другой актрисой. Ну и что? За девчонку попросил партнер. Мало ли кто хорошая актриса, мало ли с кем я сплю, с кем спит партнер, важнее…
Скоро начну писать роман. Надоели ситкомы, надоели лайты, – а из моего романа получится кино, настоящее кино!..
Кстати, о кино… А чего нам боевик не снять – добудем денег, перепишем какой-нибудь американский боевик на наш лад и вперед…
Нет, не то чтобы я так просто взяла и решила – правда, ничего, кроме правды.
Скорее меня просто вынудили некоторые открывшиеся обстоятельства. Иначе говоря, я была поймана на вранье.
Вадим пришел ко мне с целой кучей ярких книжечек…
– Маша, – строго сказал он в прихожей, – боюсь, что я больше не буду пить с Вами кофе. Боюсь, что Вы врунья, Маша.
– Я? Да я просто не знала, что я уже столько написала. – Я попыталась защититься, получилось неуклюже…
– Стыдно, Маша, – сказал Вадим. – Стыдно, когда ловят на вранье, да?
Я опустила голову и прошептала:
– Да…
Вот тут-то я и решила – сейчас скажу Вадиму, что он сам врун и телемагнат. Что на самом деле у него нет отца, а только мама-власовка…
– Вы… Вы… не обижайтесь, но Вы… – начала я. – Я патологический врун. Мой мозг отличается от мозга обычных людей – у меня белого вещества в коре головного мозга на двадцать пять процентов больше, чем у всех.
Ну я просто не смогла сказать ему, что он сделал что-то плохое. Лучше я буду врун, чем он.
Вадим смотрел на меня без улыбки. Не простит. Он меня не простит.
– Еще лягушки, – торопливо сказала я, – особенные вруны – лягушки. Самцы лягушек с помощью кваканья сообщают всем о размерах своего тела. Чем ниже голос, тем больше самец. Так вот, некоторые самцы специально понижают голос, представляете?
А может быть, все-таки простит? Скажет: «Маша, Вы врунья, но, так и быть, я Вас прощаю»?
– Маша, я люблю Вас, – сказал Вадим.
Вадим
Почему я сказал «я люблю Вас»? Это что, правда? Да нет, невозможно, я всегда влюбляюсь одинаково – раз, и щелкнуло, а тут ничего такого не было… Маша, она меня понимает. Может, любовь – это когда тебя понимают?..
А впрочем, какая разница? Я столько раз говорил «люблю», и это всегда означало разное.
Эпилог
Вышел новый сериал.
Первая серия – Герой приходит к Героине, которая принимает его за кого-то другого.
Вторая серия – Герой возвращается к Героине под надуманным предлогом. На самом же деле он решил написать сериал с ней в главной роли.
Третья серия – лирика. Герой пропадает и появляется вновь. Герой заставляет Героиню рассказать о себе. Она уже его любит. Герой врет о себе напропалую. Героиня полностью погружается в его проблемы.
Четвертая серия – Героиня начинает ловить Героя на несостыковках.
Пятая серия – мистика. У Героини включается давно не работающий телевизор. Она видит по телевизору сцену из своей жизни, слышит свои слова. Подруги пугают ее: кто он, ты ничего о нем не знаешь, он проходимец, он… чуть ли не инопланетянин!.. Нагнетается ужас.
Шестая-седьмая серия – слежка. Герой выглядит то исчадием ада, то положительным персонажем. Кто же Герой на самом деле – полицейский или бандит?..
Восьмая серия – лирика. Герой приходит, а Героиня уже его простила… раскаяние, любовь.
Зато вместо романа получился роман с Машей. На первый взгляд странная у них любовь, – любовь как сериал, любовь как история обмана. Но если один нечаянно говорит именно то, что другой хочет услышать, и что-то в них обоих в этот момент открывается, и оба становятся такими, какими им хочется быть, – друг для друга, если придуманное одним вдруг совпадает с реальностью другого, то из всех этих мельчайших кусочков и складывается неожиданный пазл – любовь.
Маша, конечно, Золушка, а Вадим, конечно же, принц, ведь он и красивый, и богатый, и продюсер. Он – подарок Золушке за то, что перебрала весь горох… Золушка и принц, бывшая профессорская дочка и «телемагнит», случайно встретились, случайно полюбили друг друга, случайно стали жить счастливо.
Но как именно счастливо? Что было потом, после того как Золушка и принц, люди из разных миров, случайно полюбили друг друга? Что было, что было… Стали жить счастливо и все.
Но ведь как были люди из разных миров, так и остались…
Маша по-прежнему живет на Фонтанке у Летнего сада, напротив Михайловского замка. Вадим по-прежнему проезжает мимо. Каждый раз, проезжая мимо, он достает телефон и нажимает цифру пять. Один – это мама, два – директор кинопроизводства, три – самый важный, самый актуальный партнер, четыре – часто меняется, а пять – это Маша. Машин рейтинг – пять. Пять – вполне приличный рейтинг.
Вадим нажимает цифру пять и говорит «о, привет, как дела?» или «я тебя люблю», или еще что-нибудь милое.
Вранье? Не более чем все остальное. Такая любовь. Машин рейтинг, конечно, скачет, но в среднем держится около цифры пять.
«Все хорошо» или «я тоже тебя люблю» – вежливо отвечает Маша.
Вранье? Не более чем все остальное. Такая любовь.
Маша никогда не спрашивает Вадима «когда?» или «как?», а уж тем более «почему ты не?». Не пришел, не позвонил, не со мной… – не спрашивает.
Но все это не означает, что не родилась девочка, а потом мальчик.
А с Адой Маша в одном мире?.. В одном мире, в одном доме.
Ада, а она все про жизнь понимает, говорит: «Врет, значит, любит»…
Ада говорит: «Он тобой пользуется». Вряд ли Ада имеет в виду, что Вадим использует Машу как женщину по пути домой, – очевидно же, что к его услугам много разных телефончиков, поочередно записанных под цифрой четыре… Она сама не знает, что имеет в виду. Может быть, Ада хочет сказать, что Вадим, такой успешный, такой гладкий, как банка кока-колы, использует ее силу духа, ум, нежность, совесть, ну и, конечно же, умение правильно выстроить сюжет?
Ада говорит: «В доме должен быть мужчина».
– У меня есть в доме мужчина, – возражает Маша, желая ее успокоить и примирить с окружающей их обеих действительностью.
– Отнюдь ни хера, – культурно отвечает Ада.
Мужчина в доме у Маши – Димочка.
Ада говорит: «Твой телемагнит никуда от тебя не денется, так и будет всю жизнь мимо проезжать…»
Бывает же так, чтобы влюбиться в чужого… не всем так везет, чтобы свой встретился.
Между Машиным флигелем на Фонтанке и толстовским домом с итальянским рестораном в арке – Шереметеве кий дворец, Фонтанный дом, детская поликлиника номер два, вздыбленные кони на Аничковом мосту, дворец Белосельских-Белозерских – Маша, как все петербуржцы, называет его Штакеншнейдер, по имени архитектора. Штакеншнейдер, сын мельника в Гатчине, бросил учебу в Академии художеств из-за недостатка средств, но ему очень повезло – сначала он был замечен Монферраном, а потом понравился царю и стал придворным архитектором. Вообще-то он в Питере много построил – Мариинский дворец, Николаевский дворец, Новомихайловский дворец. Но почему-то именно этот дворец, что между Машей и Вадимом, называется Штакеншнейдер.
Все это, Шереметевский дворец, Фонтанный дом, детская поликлиника номер два, Штакеншнейдер, – это расстояние между Машей и Вадимом. Но между ними такая же разница – как Шереметевский дворец, как Фонтанный дом, как детская поликлиника номер два, как Штакеншнейдер…
На самом деле Вадим уже давно перестал быть для Маши мумзиком – мумзиком в настоящем смысле этого слова. Но Маша, она же творец, творец детективов. Выбрала себе человека и любит его, любит и этим сама его создает, вместе со всеми своими мумзиками. Машин папа говорит: сделать жизнь не такой серьезной – это труд, это искусство.
Зимним вечером Ада встретила Машу в садике у Михайловского замка. Небо над Михайловским замком светилось розовым, желтым, фиолетовым, и Маша – разметавшиеся кудри в снежинках, горящие глаза, закушенные губы – на фоне неба выглядела…
– Какая ты очень красивая, Машка, – удивленно сказала Ада. – Ты прямо как мадонна Шишкина. Ой, то есть нет, это мишки Шишкина, а мадонна, наоборот, Бенуа.
На самом деле Маша нисколько не была похожа на мадонну Бенуа с ее безмятежным лицом и взглядом внутрь себя, напротив, Маша смотрела напряженно и словно одновременно и вперед, и назад.
Маша была красивая и похожа на Тяни-Толкая – одной рукой она тянула за собой саночки, а другой рукой толкала коляску. В коляске у Маши Марк, в честь папы, а в саночках у Маши Мария, в честь мамы.
Маша, с откинутой назад головой, с развевающимся кудрявым облаком волос на фоне неба, действительно выглядела… в каком-то даже библейском смысле… при всей тянитолкаестости своего облика, при всем этом, – саночках, коляске – у нее был такой вид, словно она сейчас…
Маша везла детей из поликлиники номер два: Марку делали прививку от кори, а Марии от скарлатины.
…словно она сейчас вознесется над Михайловским замком и полетит в розово-желтом небе, полетит над Чижиком-Пыжиком, над Фонтанкой и вместе с ней в саночках и в коляске полетят праправнуки губернатора Петербурга, внуки советского профессора, полетят над Шереметевским дворцом, над Фонтанным домом, над Штакеншнейдером, как их предки над крышами Витебска.
Первая серия – Герой приходит к Героине, которая принимает его за кого-то другого.
Вторая серия – Герой возвращается к Героине под надуманным предлогом. На самом же деле он решил написать сериал с ней в главной роли.
Третья серия – лирика. Герой пропадает и появляется вновь. Герой заставляет Героиню рассказать о себе. Она уже его любит. Герой врет о себе напропалую. Героиня полностью погружается в его проблемы.
Четвертая серия – Героиня начинает ловить Героя на несостыковках.
Пятая серия – мистика. У Героини включается давно не работающий телевизор. Она видит по телевизору сцену из своей жизни, слышит свои слова. Подруги пугают ее: кто он, ты ничего о нем не знаешь, он проходимец, он… чуть ли не инопланетянин!.. Нагнетается ужас.
Шестая-седьмая серия – слежка. Герой выглядит то исчадием ада, то положительным персонажем. Кто же Герой на самом деле – полицейский или бандит?..
Восьмая серия – лирика. Герой приходит, а Героиня уже его простила… раскаяние, любовь.
***
Вадим не написал роман, и, более того, он и не вспоминает ни о каком романе, словно и не было в нем никогда этой горечи, этой пульсирующей боли – время уходит, уходит, уходит, а как же настоящее, как же я?.. Наверное, это просто был кризис продюсерского среднего возраста, а потом кризис прошел.Зато вместо романа получился роман с Машей. На первый взгляд странная у них любовь, – любовь как сериал, любовь как история обмана. Но если один нечаянно говорит именно то, что другой хочет услышать, и что-то в них обоих в этот момент открывается, и оба становятся такими, какими им хочется быть, – друг для друга, если придуманное одним вдруг совпадает с реальностью другого, то из всех этих мельчайших кусочков и складывается неожиданный пазл – любовь.
Маша, конечно, Золушка, а Вадим, конечно же, принц, ведь он и красивый, и богатый, и продюсер. Он – подарок Золушке за то, что перебрала весь горох… Золушка и принц, бывшая профессорская дочка и «телемагнит», случайно встретились, случайно полюбили друг друга, случайно стали жить счастливо.
Но как именно счастливо? Что было потом, после того как Золушка и принц, люди из разных миров, случайно полюбили друг друга? Что было, что было… Стали жить счастливо и все.
Но ведь как были люди из разных миров, так и остались…
Маша по-прежнему живет на Фонтанке у Летнего сада, напротив Михайловского замка. Вадим по-прежнему проезжает мимо. Каждый раз, проезжая мимо, он достает телефон и нажимает цифру пять. Один – это мама, два – директор кинопроизводства, три – самый важный, самый актуальный партнер, четыре – часто меняется, а пять – это Маша. Машин рейтинг – пять. Пять – вполне приличный рейтинг.
Вадим нажимает цифру пять и говорит «о, привет, как дела?» или «я тебя люблю», или еще что-нибудь милое.
Вранье? Не более чем все остальное. Такая любовь. Машин рейтинг, конечно, скачет, но в среднем держится около цифры пять.
«Все хорошо» или «я тоже тебя люблю» – вежливо отвечает Маша.
Вранье? Не более чем все остальное. Такая любовь.
Маша никогда не спрашивает Вадима «когда?» или «как?», а уж тем более «почему ты не?». Не пришел, не позвонил, не со мной… – не спрашивает.
Но все это не означает, что не родилась девочка, а потом мальчик.
А с Адой Маша в одном мире?.. В одном мире, в одном доме.
Ада, а она все про жизнь понимает, говорит: «Врет, значит, любит»…
Ада говорит: «Он тобой пользуется». Вряд ли Ада имеет в виду, что Вадим использует Машу как женщину по пути домой, – очевидно же, что к его услугам много разных телефончиков, поочередно записанных под цифрой четыре… Она сама не знает, что имеет в виду. Может быть, Ада хочет сказать, что Вадим, такой успешный, такой гладкий, как банка кока-колы, использует ее силу духа, ум, нежность, совесть, ну и, конечно же, умение правильно выстроить сюжет?
Ада говорит: «В доме должен быть мужчина».
– У меня есть в доме мужчина, – возражает Маша, желая ее успокоить и примирить с окружающей их обеих действительностью.
– Отнюдь ни хера, – культурно отвечает Ада.
Мужчина в доме у Маши – Димочка.
Ада говорит: «Твой телемагнит никуда от тебя не денется, так и будет всю жизнь мимо проезжать…»
Бывает же так, чтобы влюбиться в чужого… не всем так везет, чтобы свой встретился.
Между Машиным флигелем на Фонтанке и толстовским домом с итальянским рестораном в арке – Шереметеве кий дворец, Фонтанный дом, детская поликлиника номер два, вздыбленные кони на Аничковом мосту, дворец Белосельских-Белозерских – Маша, как все петербуржцы, называет его Штакеншнейдер, по имени архитектора. Штакеншнейдер, сын мельника в Гатчине, бросил учебу в Академии художеств из-за недостатка средств, но ему очень повезло – сначала он был замечен Монферраном, а потом понравился царю и стал придворным архитектором. Вообще-то он в Питере много построил – Мариинский дворец, Николаевский дворец, Новомихайловский дворец. Но почему-то именно этот дворец, что между Машей и Вадимом, называется Штакеншнейдер.
Все это, Шереметевский дворец, Фонтанный дом, детская поликлиника номер два, Штакеншнейдер, – это расстояние между Машей и Вадимом. Но между ними такая же разница – как Шереметевский дворец, как Фонтанный дом, как детская поликлиника номер два, как Штакеншнейдер…
На самом деле Вадим уже давно перестал быть для Маши мумзиком – мумзиком в настоящем смысле этого слова. Но Маша, она же творец, творец детективов. Выбрала себе человека и любит его, любит и этим сама его создает, вместе со всеми своими мумзиками. Машин папа говорит: сделать жизнь не такой серьезной – это труд, это искусство.
***
А собственно, почему Маша – Золушка? Может, это Вадим – Золушка, а Маша – принц?Зимним вечером Ада встретила Машу в садике у Михайловского замка. Небо над Михайловским замком светилось розовым, желтым, фиолетовым, и Маша – разметавшиеся кудри в снежинках, горящие глаза, закушенные губы – на фоне неба выглядела…
– Какая ты очень красивая, Машка, – удивленно сказала Ада. – Ты прямо как мадонна Шишкина. Ой, то есть нет, это мишки Шишкина, а мадонна, наоборот, Бенуа.
На самом деле Маша нисколько не была похожа на мадонну Бенуа с ее безмятежным лицом и взглядом внутрь себя, напротив, Маша смотрела напряженно и словно одновременно и вперед, и назад.
Маша была красивая и похожа на Тяни-Толкая – одной рукой она тянула за собой саночки, а другой рукой толкала коляску. В коляске у Маши Марк, в честь папы, а в саночках у Маши Мария, в честь мамы.
Маша, с откинутой назад головой, с развевающимся кудрявым облаком волос на фоне неба, действительно выглядела… в каком-то даже библейском смысле… при всей тянитолкаестости своего облика, при всем этом, – саночках, коляске – у нее был такой вид, словно она сейчас…
Маша везла детей из поликлиники номер два: Марку делали прививку от кори, а Марии от скарлатины.
…словно она сейчас вознесется над Михайловским замком и полетит в розово-желтом небе, полетит над Чижиком-Пыжиком, над Фонтанкой и вместе с ней в саночках и в коляске полетят праправнуки губернатора Петербурга, внуки советского профессора, полетят над Шереметевским дворцом, над Фонтанным домом, над Штакеншнейдером, как их предки над крышами Витебска.